26. Судетский кризис

I

Как написал в своей статье венский корреспондент газеты "Daily Telegraph": “…коричневый поток штурмовиков хлынул на улицы Вены …”. Он, по его словам видел "шабаш ведьм" - толпы молодых людей, среди которых было немало студентов или гимназистов старших классов, вооруженные кто чем, вплоть до ремней, дубинок и кастетов, громили еврейские магазины с криками "Хайль Гитлер !".

В весьма космолитической столице Австро-Венгeрской Империи, Вене, евреи составляли добрых 10% населения[1] – и найти их можно было в любой общественной категории, от уличного старьевщика до дамы в роскошных мехах.

И вдруг, одним махом, все они без различия пола, возраста и социального положения, оказались вне закона, добычей всякого, кто пожелает их ограбить, унизить, или убить.

Охотников нашлось сколько угодно.

Толпы "... патриотической молодежи ..." врывались в кафе, или  в любые другие заведения, если было известно, что их владельцы - евреи.  Частные дома тоже не оказались исключены - их громили с неменьшим увлечением. Владельцев выбрасывали на улицу, а дальнейшее зависело от фантазии. С женщин, в частности, охотно сдирали и кольца, и серьги, и одежду.  Кого-то били смертным боем, кого-то ставили на колени и палками заставляли скрести тротуар - это оказалось удачным экcпромтом, названным "… еврейским трудоустройством …".

Тысячи пытались бежать в Чехословакию - на границе их разворачивали обратно.

Чешские власти не пропустили на свою территорию даже ночной поезд-экспресс, идущий из Вены.

Людей, которые служили украшением своей профессии и славой своей страны, хватали на улицах и помещали под стражу.

Некоторым из них повезло - после добровольной передачи в руки новых властей всего своего имущества, включая результаты исследований, их выкидывали за пределы германских границ. 

Так случилось, например, с доктором Отто Лёви[3], лауреатом Нобелевской Премии по медицине за 1936-ой год. Но, конечно, не всем так везло.

В Вене было множество самоубийств.

Но это все, конечно, были мелочи по сравнению с "... волной великих преобразований ..." - Австрия была включена в Великий Рейх (как стали теперь называть Германию) в качестве новой земли, названной Остмарк.

Ну, "Ост" по-немецки "восток", а вот "маркой" во времена Империи Карла Великого именовали пограничные районы. Скажем, старая Пруссия начиналась как Бранденбургская Марка.

Теперь "маркой" становилась вся бывшая Австрия, австрийская армия сливалась с вермахтом, Великий Рейх получал почти 7 миллионов новых подданных, а чешские укрепления  на старой границе с Германией оказывались обойденными.   

Это, конечно, наводило на размышления.

II

Жил в Германии крупный ученый, занимавшийся занимавшийся и философией, политологией, и историей, и политической экономией. Звали его Макс Вебер, и сейчас он считается одним из отцов такой науки, как социология.

Так вот, в своей книге "Политика как призвание и профессия", вышедшей в свет в 1919, Вебер определил государство как "... институт, которая обладает монополией на легитимное применение насилия ...".

Тут важно употребление слова "легитимное", то-есть законное, освященное правом. Но что дает легитимизацию самому государству ? И вот тут начинаются интересные вещи, связанные с предметом нашего собственного исследования.

Макс Вебер выделяет три типа легитимации власти:

1.    рациональный, основанный на вере в законность существующих порядков и законное право властвующих на отдачу приказаний;;

2.    традиционный, основанный на вере в святость традиций и право властвовать тех, кто получил власть в соответствии с этой традицией;;

3.    харизматический, основанный на вере в сверхъестественную святость, героизм, гениальность. или какое-то иное достоинство властителя и его власти, не подлежащее точному определению или понятному объяснению.

На самом деле, по-видимому, всегда в наличии имеется некая взвешенная смесь из всех трех компонентов - и она, конечно, отличается от страны к стране и от эпохи к эпохи.

Если брать примеры из европейской практики до Первой Мировой Войны, то можно придти к выводу, что Англия управлялась смесью из рационализма и традиции, а Россия - совершенно другой, составленной скорее из традиции и совершенно иррациональной веры в то, что “… самодержец имеет право …”.

Так вот, в 30-е годы ХХ века Великий Германский Рейх все больше и больше попадал под власть в сверхестественную гениальность Адольфа Гитлера.

Этому способствовало много факторов.

Веймарская Республика, свергнутая в результате "Национальной Революции 1933", не пользовалась ни любовью, ни уважаением. Ее рассматривали как нечто искусственное, как инструмент управления, навязанный державами-победительницами, в своем роде - политическoe продолжение Версальского Договора.

Слез по ней никто не проливал, устранение красной опасности приветствовалось, а уж подавление штурмовиков СА в 1934 и вовсе открыло Гитлеру кредит и в армии, и в профессиональном государственном чиновничества, и в кругах, связанных с большой индустрией.

Консервативную часть интеллигенции, конечно, национал-социализм несколько коробил - но в целом его программа не отвергалась, это видно даже на примере Томаса Манна.

Сомнения начались несколько позже - но оказались развеяны.

Сначала это делалось мощнейшей волной пропаганды, но потом оказалось подкреплено целой цепочкой успехов нового режима и в ликвидации безработицы, и в укреплении обороны, и в придании стране некоего импульса национальной гордости.

Достаточно только припомнить удавшийся поход в Рейнскую Область,  как это становится очевидным. И в результате принятая в НСДАП идея вождизма, идея безоговорочного подчинения воле вождя, который стоит выше критики и выражает собой волю партии, стала сливаться с государственной политикой. A вот теперь фюрер выражал волю нации – и, как показал аншлюс с Австрией, добивался на этом пути неслыханных успехов …

Если добавить к уже сказанному еще два весомых фактора - всепроникающую пропаганду и хорошо работающую тайную полицию - то показаться странным может не отсутствие критики планов Гитлера, а то, что они все-таки появились.

III

В роли критика выступил генерал Людвиг Бек. Он был начальником Генерального Штаба армии, и еще в 1937 году его слово имело бы немалый вес. Он был исключительно умным человеком, прекрасным военным специалистом, и поначалу от всей души приветствовал “… установление твердого порядка …” - особенно после подавления СА в 1934.

Дальше, однако, у него начались сомнения.

Политика НСДАП и ее лидера, Адольфа Гитлера, казалась ему непродуманной и авантюрной, он полагал, что рисковать общеевропейской войной против Англии и Франции ни в коем случае нельзя, что у Германии не хватит ресурсов на любую военную кампанию, если она затянется, и его безумно раздражали выскочки, к которым он относил, в частности, Гудериана.

Бек считал его хорошим технарем, но уж никак не стратегом.

В мае 1937 он отказался разрабатывать так назыемый "План Отто", который должен был послужить основой для военного захвата Австрии - генерал Бек считал, что нельзя играть в азартные игры, где ставкой будет судьба Германии.

В 1938 он, правда, переменил свое мнение, и плановые наброски для движения войск  были разработаны им за рекордно короткий срок - но сомнения в мудрости фюрера оставались все столь же глубокими.

На совещании высших офицеров вермахта у Гитлера он не присутствовал, но был информирован о планах Гитлера графом Хоссбахом, адьютантом фюрера. Бек нашел их "... преждевременными ...", и когда ему предложили разработать операцию по вторжению в Чехословакию, высказался уже более открыто.

Он полагал, что у Германии недостаточно сырья, что ей не хватает оружия, что ее танковые войска организационно не готовы к реальной войне, и что предполагать, что Англия и Франция не вмешаются в конфликт - патентованный абсурд.

Начиная с мая 1938, он буквально бомбардировал Гитлера докладными записками, в которых говорил, что у Франции - превосходная армия, что договор, заключенный в 1937 между Германией и Японией, в военном смысле совершенно бесполезен, ибо для действенной помощи договаривающиеся стороны слишком далеки друг от друга географически, и что недооценивать Англию очень и очень опасно.

Собственно, Людвиг Бек не оспаривал идею завоевания жизненного пространства в Европе - он только полагал, что действовать тут следует осторожнее, ибо “… длительной войны Германия не перенесет …”. Свою точку зрения он подкрепил детальнейшими расчетами, которые и представил на рассмотрение фюрера.

Детальная дискуссия со специалистом не входила в число тех методов, которыми Адольф Гитлер приближался к истине - он предпочитал озарения. 

В середине августа 1938 года Людвиг Бек перестал быть начальником Генштаба.

IV

В мемуарах Шпеера есть интересный эпизод: он как раз закончил переделку резиденции Гитлера, встреченную одобрением фюрера, который и показал работу Герингу. Тот немедленно загорелся и захотел нечто подобное и для себя.

Шпеер осмотрел то, что было уже устроено у Геринга, и пришел к выводу, что тому больше нравились анфилады темных комнат с эдаким готическим интерьером, чем большие открытые пространства, предпочитаемые Гитлером.

Но когда он заговорил об этом со своим новым клиентом, тот и слушать не захотел - нет, нет, нет, у него “… должно быть все, как у фюрера …”.

Герман Геринг был в то время могущественнейшим человеком Германии - главой Люфтваффе, хозяином германской экономики, вторым разве только после самого Гитлера - и тем не менее он норовил имитировать вкусы своего фюрера даже в том, как устроить себе жилье.

Власть Гитлера уже стала чем-то сакральным - все споры между вермахтом и СС, между госаппаратом и партийной бюрократией, между различными родами войск, сражавшимися за квоты в распределении человеческих и материальных ресурсов - все это могло быть разрешено только им, верховным арбитром во всех вопросах.

Карьеры делались на исполнении его желаний, он мог вознести в недосягаемые небеса - и он же мог с этих небес и обрушить - и получалось как-то так, что даже такой человек как Геринг, и то не рисковал высказывать собственное мнение.

Вместо этого он  его менял.

Так получилось с устройством резиденции  - как мы знаем от Шпеера. И совершенно так же получилось и с "судетским вопросом". Герман Геринг в принципе был согласен с Людвигом Беком  - но поскольку фюрер думал иначе, Геринг свое мнение поменял, и согласился с фюрером.

Похожую позицию заняли и генералы. Бек, подавая в отставку, надеялся вызвать на это и других. В доброй старой Пруссии офицеры на высоких постах по долгу службы были обязаны высказывать свое профессиональное мнение даже под угрозой увольнения - и предложенная массовая отставка в принципе могла оказать влияние даже на прусских королей.

Но в 1938 примеру генерала Бека никто не последовал.

Началась подготовка к вторжению в Чехословакию, вне зависимости от возможной реакции держав на западных границах Рейха. Это был очень серьезный шаг.

Вплоть до 1938-го года Гитлер действовал в рамках широкого национального консенсуса - против установок Версальского Договора выступала буквально вся страна.

Аншлюс ставил карту многое, но не все. Германия, в конце концов, просто пыталась осуществить для немецкого народа тот самый принцип национального самоопределения, которым воспользовались прочие народы Австро-Венгрии.

И никакого сопротивления, в принципе, не ожидалось.

Но сейчас, к августу 1938, дело обстояло иначе - предстояло выступить против суверенной страны, имеющей оборонные соглашения и с СССР, и с Францией.

Применение силы означало бы войну, что совершенно опредленно было "... шагом в неизвестность ...". И Людвиг Бек, и Герман Геринг нервничали не зря, случится могло что угодно.

И как раз в этот момент возникла "инициатива Чемберлена".

V

Гитлер в это время настроил себя так, что перестал воспринимать тревожные сигналы, приходящие из-за рубежа. Когда адмирал Канарис, глава военной разведки, известил его, что итальянцы очень советуют снизить вероятность возникновения конфликта, фюрер от него отмахнулся.

Он сказал, что знает в чем дело - дуче-то всей душой с ним, но “… ему мешают его слишком осторожные генералы …”.

Геббельсу Гитлер сказал, что Англия и пальцем не шевельнет в защиту Чехословакии, а все разговоры в Лондоне о серьезности ситуации - это так, для вида. Донесение германского посла в Париже, в котором говорилось о срочных мерах вооружения, предпринимаемых Францией, он даже не стал читать - только взглянул на него и отложил в сторону.

Когда сведения об этом дошли до Лондона, там решили, что "... герр Гитлер, возможно, сумасшедший - и это не только возможно, но даже и вероятно ..."[3].

И вдруг - такая неожиданная удача: английский премьер-министр, Невилл Чемберлен, выразил желание поговорить с рейхсканцлером Великой Германии, и обсудить с ним “… все вопросы, связанные с Судетами …”.

Чемберлен прилетел в Мюнхен и был встречен с большим почетом.

Его приветствовали толпы народу - люди были очень встревожены. Несмотря на ожесточенную пропагандисткую Геббельса, каждый день твердящую о “… чешских зверствах в Судетах …” и об “… угнетенных германских братьях, томящихся под чешской пятой …”, войны все-таки никто не хотел.

Разговор состоялся в резиденции фюрера в Берхтесгаденe.

Гитлер сообщил своему гостю, что "... хочет мира, но готов и к войне ...". Однако к чему же воевать, если проблему с судетскими немцами можно решить мирно, на общепризнанной основе права наций на самоопределение ?

Чемберлен выдвигал возражения, но решимости в нем как-то не наблюдалось.

Это не осталось незамеченным. Когда английская делегация отбывала и запросила германскую стенограмму переговоров - обычная дипломатическая практика, заведенная для устранения возможных разночтений - ей в этом отказали. Гитлер явно желал держать ситуацию неопределенной и не хотел связывать себя ничем, даже собственными словами.

Примерно пару недель казалось, что война неизбежна.

Однако 27 сентября Чемеберлен произнес речь, обратившись к населению Англии по Би-Би-Си. И сказал он, в частности, следующее:

“….Как ужасно, фантастично, невероятно то, что мы должны рыть траншеи и примерять газовые маски из-за ссоры, происходящей в дальней стране между людьми, о которых мы ничего не знаем …”.

28-го сентября Чемберлен, получив в Парламенте записку от помощника, сообщил, что получил приглашение посетить Гитлера в Мюнхене, и что он его принимает.

Ему устроили овацию, кто-то воскликнул:

"Вознесем благодарение богу за нашего премьера !"

Не аплодировал Чемберлену разве что один парламентарий. Сейчас, осенью 1938, он был в глухой оппозиции правительству, практически без последователей. Hо несколько лет тому назад Путци Ханфштенгль буквально из кожи вон вылезал для того, чтобы познакомить его с Гитлером - и ему это не удалось.

Звали парламентария Уинстон Черчилль, и на будущее он смотрел очень мрачно.

**

Примечания:

1. В абсолютных цифрах - 166 тысяч человек из примерно полутора миллионов населения. Ист.: Эл.Еврейская Библиотека, статья "Вена".

2. О;тто Лёви (нем. Otto Loewi) —  фармаколог, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1936 году (совместно с сэром Генри Дейлом). Премия была дана за открытия, связанные с химической передачей нервных импульсов.

3. Приведенная фраза была сказана лордом Галифаксом, бывшим в ту пору английским министром иностранных дел. Hitler, by Ian Kershaw, vol.2, page 109.