10. 2. Гранит науки

(продолжение)

фотография - 1962 г после окончания ЛЭИС

10.

С детства, как наверное многие, я люблю хорошую музыку. Любил когда из окна, раскрытого настежь, до слуха доносился звук скрипки или фортепьяно, или виолончели. Больше, почему-то, люблю мелодичные, лирические (грустные, весёлые - не очень) песни: народные украинские, русские, грузинские и других народов. Очень люблю всякие романсы: русские, цыганские, городские. Люблю сам петь и часто напеваю или подпеваю, когда слышу по радио или телевизору любимую песню, романс, арию - просто мелодию. Очень много знаю мелодий, но правда, слова знаю не всех песен и не полностью, но тут же вспоминаю в процессе пения.

Так вот, с детства у меня было желание научиться играть на фортепиано, именно на этом, а не на другом инструменте. Мечтал играть на пианино, хотя также люблю гитару и её легче купить. Как-то я узнал по объявлению, что во Дворце Культуры им. Кирова принимают на курсы игры на фортепиано. Решил пойти попробовать записаться. Курс платные - шестьдесят рублей в месяц. К тому времени я уже мог себе позволить такие расходы и я согласился. Успешно сдал проверочный экзамен на способность к учёбе музыки, на слух: я должен был различить на слух весёлую (мажорную) и грустную (минорную) музыку, кроме того должен был запомнить и повторить две три мелодии и различные ритмы, которые проверяющая проигрывала на рояле. Но уже на второе занятие я столкнулся со сложностями. Главная из них заключалась в отсутствии своего инструмента.

А домашних заданий становилось с каждым занятием всё больше и больше. Казалось разным гаммам и розыгрышам не будет конца, их необходимо было проигрывать безошибочно, без заминок в одном темпе, для этого требовалось играть гаммы без конца, отрабатывать и тренировать пальцы, их гибкость, как правой, так и левой рук. Чем больше играть - тем лучше - это своего рода гимнастика для любого музыканта и единственное место, где я мог тренировать свои пальцы, моё небольшое спасение в учёбе музыки, был актовый зал, при котором был рояль на сцене. Приходилось весь свой обеденный перерыв тратить на проигрывание гамм в актовом зале. Хорошо ещё уборщица, убирающая этот зал, оказалась хорошим человеком и любезно открывала мне зал или давала мне ключ, как только я попрошу. Иногда мне удавалось на часик-другой остаться после работы и потренироваться лишний раз, так как обеденного перерыва было слишком мало, чтобы за это время можно было достаточно хорошо проигрывать новую (заданную) гамму.

Кроме занятий в институтском актовом зале, приходилось, в ущерб учёбе в ВУЗе, ходить в выходные дни во Дворец Кирова - и заниматься там. Прозанимавшись таким образом в кружке месяца два, я сильно отстал от других, как по занятиям музыкой, так (что для меня было более страшно и не желательно) и в институте. Призадумавшись я решил, что ещё не настала пора осуществить мечту - научиться играть на рояле. Пришлось музыку бросить до более благоприятных времён, когда будет больше свободного времени.

Забегая несколько вперёд с тем, чтобы полностью закончить "музыкальный" вопрос, скажу, что видимо не суждено было мне научиться играть на чём бы то ни было. Видимо слишком поздно я за это стал браться, кроме того мне всегда чего-то не хватало - то времени, то денег, а своего инструмента не хватало и очень чувствительно всегда. Второй раз я поступил на курсы игры на фортепиано, когда перешел на дневное отделение ЛЭИСа. Ну, думалось мне, теперь-то времени свободного побольше, можно заняться и музыкой. Но оказалось, что и на этот раз - теперь уже навсегда - пришлось отказаться от своей мечты детства, но на этот раз бросить курсы пришлось, спустя трёх месяцев, из-за денег. Платить за курсы стало накладно для кармана, хотя с инструментом было несколько легче, чем в первый раз - теперь я мог, сколько захочу, тренироваться и упражняться на фортепиано в клубе института после занятий и в выходные дни. Надо сказать, что хотя кое-что мне уже было известно ещё с детских лет, когда я играл в детдомовском духовом оркестре, изучение музыкальной терминологии, нотной грамоты и вообще теории музыки оказалось делом не лёгким. Изучать сразу две профессии, совершенно противоположных по всем направлениям, было очень трудно и тягостно - одно мешало усваиваться другому. Трудней всего для меня давалась "ломка” пальцев, чтобы придать им гибкость и послушность, особенно левой руки, чтобы играть сразу обеими руками, не глядя на клавиши.

11.

А жизнь продолжается своим чередом. На работе у меня шли дела всё лучше и лучше, мой оклад постепенно достиг максимального значения для должности старшего техника - 950 рублей. Второй курс института закончил без "хвостов ". Считавшийся самым тяжелым предметом "Сопротивление материалов" или попросту сопромат, которого все, почему-то боялись, сдал без особых страхов с первого захода, а вот ТОЭ (теоретические основы электротехники) сдал только во второй заход. Нас пугали старшекурсники сопроматом и теорией поля. Считалось, что если сопромат сдашь, значит останешься в институте и даже можешь жениться (девушке - выходить замуж). А теорию поля сдашь – считай, что диплом у тебя в карман (закончил институт). Этим подчёркивалась трудность и сложность этих предметов. И действительно, теорию поля мне пришлось сдавать три раза и только на третий раз сдал её и тут же забыл. Я любил больше предметы, где меньше голой теории и больше практического смысла, поэтому видимо, мне сопромат показался нормальной сложности, а теория поля очень сложной и непонятной - нельзя представить ощутить, увидеть. Конечно же многое зависит от преподавателя, его опыта. В то время в ЛЭИСе ещё работали профессора, доценты, кандидаты наук и доктора наук старой закваски, такие, как Шмаков, Кляцкин, Войшвило, Зейтлёнок, Писаревский, Хлебников, Долуханов-Заездный, Палшков и другие заслуженные и известные ученые, по учебникам которых училось не одно поколение студентов в Союзе и за рубежом.

Кстати сказать, ТОЭ и теорию поля я сдавал Кляцкину, который за ответы только в билете оценку ставить никогда не торопился, он должен был обязательно убедиться в знаниях студента, с помощью дополнительных вопросов. Тут у него были припасены вопросы на "засыпку", на логику, на знание тонкостей предмета. Все знали, чтобы получить оценку выше тройки, необходимо кроме хорошего ответа на основные вопросы ещё ответить правильно на дополнительные. Если же "хромает" и на основные вопросы то не тратил время, а просто просил приходить в следующий раз после того, как хорошенько подготовится. Своей требовательностью, как никто другой, Кляцкин доводил буквально до слёз некоторых, особенно девушек. За это студенты его не любили и в его адресе часто можно было слышать самые нелестные отзывы и брань. Не любил, как преподавателя, его и я и только через несколько лет, когда мне самому пришлось работать преподавателем в Мореходном училище и преподавать именно Теоретические основы электротехники, я понял, что был неправ и был благодарен моему старому профессору Кляцкину, моему учителю. Требования, в своё время, предъявленные ко мне не были напрасны. Благодаря им я получил знания, которые мне пригодились в жизни.

Знания получении в институте помогли мне быстро освоиться с предметами, которые мне пришлось преподавать, всё вспомнить и стать профессионалом. Надо ли говорить, что трудности в учёбе были колоссальны нагрузки неимоверны. Неудивительно, что мало кто выдерживал и учился без хвостов, ещё больше было тех, кто отставал и по нескольку лет числился на одном курсе. Многие вообще бросали учёбу. Одни это делали из-за безысходности, так как систематически не успевали, или из-за болезни были вынуждены бросить, а многие девушки бросили учёбу выйдя замуж. Так к четвёртому курсу из тех, кто поступил вместе со мной, осталось человек десять, не больше. Я почти догнал В.Квстырева в отношении курса института. Когда я был на первом курсе - он уже учился на четвёртом. Теперь же он опережал меня только на один курс.

Встречались вечерники и заочники, которые учились по двенадцать лет. Он уже старик, уже внуки у него растут, а все еще учиться. Спрашиваешь: "Зачем это тебе надо?" Отвечает, что это ему уже не надо, он работает на инженерной должности, а то и старшим инженером и получает хорошо, соответствующую зарплату, но бросать учёбу ему невыгодно, ибо его могут держать на инженерной должности лишь потому, что он учится на старших курсах (бывает сразу на нескольких), а кроме того, как вечерник или заочник он пользуется льготами: его обязаны отпускать с работы на зимнюю и летнюю сессии для сдачи экзаменов и зачетов, в обязательном порядке должны предоставлять очередной отпуск только в летний период и т. п., а потом, если осталось доучиться каких-то один-два года - жалко бросать, ведь затрачено слишком много всего и времени и энергии и денег. Таков примерно ход мыслей у "стариков-студентов".
Но бывают случаи, когда институт вынужден бросать хорошо успевающий по всем предметам студент, таких людей особенно жалко, но помочь им никто уже не может. Это студенты, надорвавшие свое здоровье и ставшие инвалидами навсегда. Так произошло с одной девушкой из нашей группы - Валентиной, окончив с отличием техникум связи, она вынуждена была работать и учиться. В институт связи она могла поступить на дневное отделение и без экзаменов, но нужда заставила её пойти работать. Она жила с матерью в коммуналке очень бедно. Мать зарабатывала гроши, отец был репрессирован. По привычке (по другому она не могла) Валя и в институте не могла, не желала, учиться "по возможности" и когда получала четвёртку, сильно переживала и старалась пересдать данный предмет на пятёрку. Мне приходилось бывать у нее дома, вместе заниматься, выполнять контрольные работы. Она порой засиживалась чуть не на всю ночь, а перед экзаменами вообще, наверно, спала урывками по часу или два часа в сутки.

Чтобы не хотелось спать и не туманилось сознание, Валя беспрерывно пила крепкий чай или кофе. Все ей советовали не гнаться за пятёрками, что это рвение никто не оценит и для жизни ничего не даст, а здоровье может подорвать. Когда Валя была где-то на третьем курсе из тюрьмы вышел её отец. Это был уже далеко не молодой человек совершенно больной, сильно исхудавший, не вынимавший никогда изо рта папиросы, сильно кашляющий, к тому же сильно стал пить.
Жизнь Вали усложнилась тем, что нужно были дополнительные деньги и она стала брать на дом работу чертежника, стала подрабатывать. Отец, которого она любила и очень ждала, прожил не долго в кругу семьи и умер от скоротечной чахотки, видимо это обстоятельство наложило дополнительный отпечаток на ее подорванный учёбой организм. Когда я после четвертого курса перешел на дневное отделение института, случайно встретил одного из вечерников, хорошо знавший Валю. От него я узнал о ее трагической судьбе. От всевозможных перегрузок у неё случился инфаркт. Её чудом удалось спасти, но учёбу ей пришлось оставить навсегда. Кроме того, так как она стала инвалидом первой категории, ей пришлось оставить и работу и это в каких-то двадцать с небольшим лет.

С каждым годом учиться становилось всё трудней и трудней. Оказывается усталость имеет свойство накапливаться. Казалось бы, самые трудные курсы с общеобразовательными, всеми нелюбимыми предметами позади, остались предметы сугубо по специальности, но тем не менее, вместо облегчения в учёбе – интереса к учёбе, потеря целеустремленности и целенаправленности, не видение перспективы, апатия - хоть бери академический отпуск, чтобы как следует отдохнуть.

12.

После четвертого курса, который я закончил снова без единого хвоста, неожиданно я узнал, что в ЛЭИСе открывается совершенно новый факультет на дневном отделении - "радиотехнический", и что туда набирают студентов на все курсы. Это известие явилось для меня, как "божий дар" -  спасением, по другому не назовешь. Я решил, что лучше бросить, полюбившуюся и кормившую мен я работу, чем угробить здоровье или запустить, на неопределенный срок учебу. Как я уже говорил, учёба для меня была главным в жизни на тот период, но я чувствовал, что на вечернем отделении глубоких знаний я не могу получить, для этого не хватает сил и времени. Учишься лишь бы не было хвостов, стараешься хоть "государственную трешку" получить. Заочники и вечерники, умудрённые опытом, обычно учат предметы избирательно. Предметы, которые непосредственно касаются твоей работы и каким-то образом связаны с ней - это почти все те предметы, изучаемые на последних трёх курсах. Таких как радиотехника, усилители, импульсная техника радиоприемные и радиопередающие устройства, телевидение и т.п. - изучают со всей серьезностью и уделяют им значительно больше внимания и времени, чем на предметы общеобразовательного цикла, а тем более, чем на второстепенные предметы. "Дневники" не знают, где им придётся конкретно работать, для них кажется всё важно и всё нужно для будущей специальности, всё может при годиться, поэтому вынуждены стараться учиться как можно лучше по всем предметам, тем более, что каждый преподаватель расхваливает только свой предмет и делает его чуть ли не самым нужным для радиоинженера и требует от студентов наилучших знаний именно своего предмета.

Короче говоря, долго не раздумывая, я решил попробовать перейти с вечернего отделения на дневное радиотехнического факультета. Во времени я ничего не терял, правда, и не приобретал.

И о качество полученных знаний, их усвояемость, безусловно должны были быть несравненно лучше. Если на дневном отделении я с гарантией мог сказать, что через два года я закончу институт и стану полноценным радиоинженером, то на вечернем отделении я этого сказать не могу с полной гарантией. На дневном учиться будет легче, полученные знания будут более глубокими. Немаловажным фактором в пользу дневного отделения было больше свободного времени, которое в моём возрасте было так необходимо и по которому я так соскучился за последние четыре года. Минус в этом деле пожалуй был только один - жить на стипендию будет не легко, если учесть, что ждать помощи не откуда. Но это меня не пугало. Жизнь меня закалила, приучила экономно расходовать деньги, по средствам и откладывать понемногу на "чёрный день". Стипендия на старших курсах была, кажется 450 рублей, что для нормального питания в то время было достаточно, тем более, что в студенческой столовой поесть можно было не так вкусно, но дешевле чем в городской столовой. Помнится я тогда любил обедать в столовой, находившуюся на втором этаже на углу Среднего проспекта и восьмой линии на Васильевском острове и частенько туда заходил. Здесь было всё, как в лучших ресторанах с разницей лишь в том, что не играл оркестр и не танцевали. И помещение было небольшим, человек на пятьдесят. В столовой были столики для четверых и для троих, покрытые белоснежными скатертями, с букетиками различных, на разных столиках, цветов в вазочках. Обслуживали официантки, в буфете дополнительно можно было купить конфеты, напитки, сигареты без всяких наценок. Вот, примерный, набор блюд, которые можно было заказать всего на пять рублей (до 1961г): бутылка пива, салат, селянка наборная, ромштекс (или лангет, или отбивная) и компот или сок какой и хлеб. Хлеб стоял нарезанный в хлебницах на каждом столике - ешь сколько надо, или другой пример, на сто рублей в то время, можно было провести вдвоём целый вечер в самом, что ни на есть, фешенебельном ресторане в центре города, с шампанским и фруктами. Это я к тому какова была стоимость жизни в то время, в начале шестидесятых, видимо, на основании этого Хрущёв заявил, что уже через пятнадцать лет будет коммунизм. Пожалуй это были годы кульминации для социализма.
 
Когда я стал переводиться с вечернего на дневное отделение института, то оказалось, что не всё так просто как бы мне хотелось. Мне предстояло, во-первых, сдать все предметы за все курсы которых не было на вечернем отделении, правда, военную подготовку мне сдавать было не нужно, так как я отслужил во флоте, во-вторых, необходимо было пересдавать экзамены по некоторым предмет там, которые я сдал на удовлетворительно на вечернем отделении, в том числе и немецкий язык. Деваться было некуда, попытка не пытка, решил попытаться, не такое преодолевали и это нужно преодолеть. Жизнь - борьба и она продолжается. Я всегда испытываю прилив энергии, когда передо мной возникает новая цель, новые испытания, трудности, которые необходимо преодолеть, особенно если они укорачивают путь к цели, их преодолении сокращает время для достижения цели. К достижению цели можно идти в обход трудностей, но для этого понадобится больше времени. Степень риска был оправдана интересом и смыслом и зависела от моей воли и упорства в достижении цели и я выбрал более короткий путь.

13.

Получилось так, что с началом нового учебного года все, кто учился на дневном отделении института, уехали в совхозы убирать картошку, морковку и другое, а я - остался работать при институте в качестве маляра. АХО нужны были рабочие для окончания ремонтных работ. Фактически я напросился сам, сказав, что я работал в свое время маляром. Мне же нужно было к началу занятий успеть ликвидировать все "задолженности ". Будучи в совхозе я бы этого сделать не смог при всём моём желании, а так я начну четвертый курс вместе со всеми со спокойной душой, ни о чём больше не думая.

Дело в том, что программа вечернего отделения рассчитана на шесть лет учёбы, а программа дневного отделения - на пять лет и, следовательно, несколько сдвинуты во времени курсы. Поэтому, после четвёртого курса вечернего отделения, меня смогли взять снова на четвёртый курс дневного отделения. В качеств маляра сначала мне пришлось писать в гардеробных помещениях номера на вешалках после их покраски. Затем я покрасил панель по всему коридору на втором стаже института и отбил филёнку над панелью. В завершение всего мне пришлось выкрасить железным суриком всю крышу на здании института, что я сделал с большим удовольствием, тем более, что имел опыт покраски крыш ещё в Трускавцах.

Был сентябрь месяц, бабье лето, на крыше тепло, можно было еще загорать. По крышам можно было доходить до Невского проспекта и до улицы Герцена. Иногда я залезал на огромные, возвышающимися над к крышами, антенны института и оттуда наблюдал и любовался открывающейся панорамой. Все казалось так близко и Казанский с собор, и Исаакий, и Адмиралтейство, и Петропавловка. Казалось, что ты паришь среди этого царства золотых куполов и простых, больших и маленьких шпилей и башенок. Вспоминался тот поздний вечер, когда вот также будучи на крыше флотского экипажа я любовался впервые ночным Ленинградом в первый день пребывания в нём.

И вот, спустя несколько лет - кто бы мог подумать - я вновь любуюсь с крыши городом и надеюсь, что теперь это мой город навсегда.

14.

Когда я проводил в коридоре филёнку, ко мне подошел мужчина и потребовал, чтобы я пошел с ним. Я отказался идти, так как я не знал кто он такой, а я не люблю когда мной понукает кому заблагорассудится это раз, а кроме того, не люблю браться за другую работу, не закончив первую. Я сказал ему, что подчиняюсь только начальнику АХО, кроме того у меня много ещё работы, за которую мне платят деньги. Мужчина, видимо не привыкший что бы ему отказывали в чём то, был непреклонен, дескать работы в спортзале совсем немного - нужно только сделать на выкрашенном полу разбивку красками баскетбольного поля. Как я потом узнал это был один из старших преподавателей по физкультуре и спорту института.

Не зря говорится - не плюй в колодец, пригодится воды напиться. Черт меня дернул, полезть на рожон. Наверняка, если бы я в тот момент был без дела и меня вежливо попросили сделать злополучную разбивку баскетбольного поля, я бы не отказался но когда я занят, да еще в такой грубой форме, как будто я обязан делать все, что меня попросят. Короче говоря, когда я пришел в спортивный зал сдавать зачёты по физкультуре и спорту за все три первых курса, то оказалось, что принимать у меня зачёты будет именно тот товарищ которому я отказал в разбивке баскетбольной площадки в зале. Согласись я тогда это сделать и сейчас с зачетами не было бы проблем, все зачёты за все три курса давно у меня были бы в кармане. И теперь ещё всё можно было исправить, но от своих принципов я отступать не захотел, это было бы не честно и не красиво с моей стороны.

И тут началось настоящее "избиение" младенца. Надо сказать, что к тому времени я был не в лучшей форме, давно не занимался на гимнастических снарядах, кроме того, зачёты я сдавал без какой бы то ни было подготовки, без тренировки. И ещё, как потом я узнал, нормативы мне давались явно завышенные даже для третьего курса. Задавалось задание и время и тут же я должен был его выполнять. Если время вышло, норматив не выполнен или упражнение - значит ставился "незачёт" и давалось следующее задание. Хорошо запомнилось одно из таких заданий. Нужно было по висячей жердине, одними руками, ноги держа под углом девяносто градусов, влезть до конца (под потолок), затем, оставаясь с ногами под углом, закрепиться одной рукой на жердине, а другой - захватить находящийся на расстоянии вытянутой руки, параллельно висящий канат и "перейти" на него обеими руками и медленно, также на одних руках, спуститься вниз по жердине. Я поднялся сравнительно легко, но для закрепления на одной руке и перехода на канат сил уже не хватило. Я чуть было не сорвался с высоты, но в последний момент каким-то невероятным отчаянным усилием перевёл вторую руку на канат и соскользнул, а не спустился, вниз. Удержаться на канате я уже не мог, у меня не осталось больше сил. Руки (ладони) и ноги обожгла резкая боль. Глянул на свои ладони - кожа на них была содрана до мяса, то же самое было и на внутренней стороне бёдер. Увидев мои израненные ладони, только после этого физрук стал относиться ко мне по божески, и вскоре принял и поставил зачёт за все три курса.

И ещё запомнилось, как я сдавал зачёт по прыжкам в высоту. Задание было взять планку на высоте сто семьдесят сантиметров - это почти что мой рост. Время, с подготовкой, один час, стиль прыжка - любой. Этот зачёт я приходил сдавать чуть ли не каждый день целую неделю. Я начал сам себя тренировать, начиная с высот сто пятьдесят сантиметров - и постепенно планка поднималась всё выше и выше, пока, наконец, не добился своего. Перекидным прыжком я взял таки "злосчастную высоту” сто семьдесят сантиметров. Когда я, с горем пополам, сдал последний зачёт, вот тогда преподаватель мне и сказал, что всё могло давно и просто решено, что я сам виноват в том, что мне пришлось сдавать все зачёты по полной программе.  "Но вообще ты парень способный, с тебя можно было сделать настоящего спортсмена, молодец" – сказал он.

Ещё труднее в моральном отношении было пересдавать предметы, которые однажды уже сдавал, но получил тройку, а в особенности немецкий язык, тем более, что требования были жестче, чем на вечернем отделении, не только в отношении количества знаков технического текста, но и по времени. Хорошо ещё можно было пользоваться своими словарями (к своему словарю привыкаешь и быстрей ориентируешься).
 
К немецкому я готовился больше, чем к другим предметам и результат не заставил себя ждать. На сей раз на "твёрдую" тройку удалось сдать и немецкий язык. Наконец я полностью сдал всё и стал полноценным полноправным студентом дневником. Теперь можно было не сомневаться, что институт я закончу через два года, если конечно не помешают какие-либо непредвиденные обстоятельства или случай.

Таким образом я использовал период сельскохозяйственных работ с пользой для себя, ещё и денег заработал немного, но больше чем ребята заработали на уборке урожая в совхозе.

15.

Когда уходил с работы думал, что больше не придётся свидеться ни с кем из сотрудников - не мог даже предположить, что не пройдёт и двух лет и мы снова увидимся во время моей преддипломной практики. Простились тепло, с напускной весёлостью, с шутками и пожеланиями. Мне было жаль расставаться с хорошими людьми, с исключительно дружным коллективом, с которым проработал почти четыре года. В последние два года коллектив наш значительно пополнился молодыми специалистами пришедшими из ВУЗов и техникумов, а лаборатория превратилась в отдел. Как обычно, в минуты расставания, в голове промелькнули события за все четыре года. Вспомнилось всё самое хорошее, например, как ещё недавно мы, в предпраздничные дни, убрав рабочие столики, сдвигали их в один длинный ряд посреди лаборатории для "коллективной спойки", как мы шутя называли наши банкеты, на которых обычно подводились предпраздничные итоги, объявлялись благодарности, выдавались грамоты, ценные подарки за достижения в труде, затем поднимались тосты, пили, закусывали принесённым с дома, пели песни. С дома несли кто что мог, у кого чего есть: кто маринованные грибы, кто огурцы, кто капусту, пироги, варённую картошку и даже торты собственного изготовления - кто не мог приносить домашнего - приносили покупное, кто что, заранее оговаривалось. Всё принесённое равномерно распределялось по всей длине стола, так чтобы каждый мог попробовать и при желании покушать. Тогда это было хорошей традицией и не запрещалось в предпраздничные дни проводить. Иногда в такие мероприятия вкрапливались неожиданные сценки.

В один из таких банкетов заспорили два наших самых сильных богатыря Бурцев и Шалаев. Бурцев - молодой парень недавно окончивший техникум, способный специалист, но немного хвастлив и, как многие молодые люди, самоуверенный и ничего не делающий без выгоды для себя, утверждал, что за пятьдесят или сто рублей (не помню) прыгнет из окна нашего помещения, это примерно два с половиной - три этажа обычного жилого дома будет. Шалаев - Ведущий инженер, простой, "свой парень" о таких говорят, мало чего умеющий, но амбициозный и нахальный, ловко умеющий пользоваться чужим трудом и пускать пыль в глаза. Он легко находил контакт с кем угодно, хорошо знал когда что сказать и при ком, был хитёр, умён и смел.

Так вот, Шалаев утверждал, что Бурцев не пригнет, побоится. Слушая их болтовню у меня, вдруг, мелькнуло в голове продемонстрировать всем, как поступают в таких случаях настоящие мужчины, а не трепачи. Молча я встал из-за стола, подошел к окну вылез в форточку и, не раздумывая, прыгнул. Никто не успел слова сказать - ахнули только - как я был внизу на асфальте (дело был накануне седьмого ноября и снега ещё не было). Приземлился несколько неудачно - коленки, не выдержали силы удара, согнулись и я сильно ударился подбородком о колено.

Через несколько секунд я был уже наверху и как ни в чем не бывало продолжил трапезу вместе со всеми. Бурцев остался недоволен, что я отнял у него возможность покрасоваться перед девчатами. Я ему сказал потом, что на его месте он должен сказать мне спасибо. Ибо с его комп лекцией (он был тяжелей меня, наверняка, раза в два) - он бы полома ноги как минимум. Надо сказать, что Бурцев и Шалаев были в чём-то похожи. Оба хвастуны, балагуры, вечно между собой на что-то спорили и обоих все одинаково любили за их умение рассказывать случаи различные, анекдоты, за их незлобивость, весёлый нрав, за контактность со всеми. Оба считали себя самыми ловкими и сильными. Не без нашей "помощи", в один прекрасный день, они решили на деле доказать кто из них сильней, положив своего оппонента на лопатки. Не без труда, но победила молодость - Бурцев.

Каково же было удивление нашего сильнейшего из богатырей когда, начав однажды борьбу со мной, он оказался вмиг на лопатках, правда, он тут же вывернулся. Но уже то, что я обладаю приёмами борьбы, с помощью которого мне легко удалось уложить его на лопатки, его сильно удивило и подняло меня в его глазах на целую голову.

Мой приём (я называю его своим, так как никогда не видел, чтобы его применял кто-нибудь и о нём не читал) очень простой, рассчитан на внезапный удар обеими пятками согнутых ног по подколенкам противника. Делается это так: обхватывается противник выше локтей его (выше пояса – грудь) руками в "замок" и, сильно стиснув руками туловище, тянешь противника немного на себя, как бы готовясь к броску через себя. Противник, естественно, будет стремиться уйти от броска и несколько упрётся, отклоняясь назад. В этот миг резко оторвав от земли ноги и, повиснув на сжатых руках на противнике, сильно и резко бьешь пятками своих ног под колени противника. От неожиданности и от сгибательного рефлекса колени, под тяжестью повисшей у него, он теряет равновесие и падает на спину. Не теряя времени, всей своей тяжестью ты прижимаешь его к земле - кладешь на лопатки. В спорте это был бы весьма эффектный приём если его применять с умом - очень редко, в самые ответственных соревнованиях.
 
Я испытал этот приём в жизни раза три не больше и каждый раз он был неожиданным и неотразим для противника. Правда, в драках его лучше не применять если не уверен, что сможет затем скрутить противника, когда его свалишь, так в как в драке не достаточно для победы уложить противника на обе лопатки на несколько секунд, как известно в драках свои правила. Еще одним приёмом я частенько пользовался ещё с детских лет. Играя с однокашниками, я заметил, что стоит мне кого обхватить рукой с согнутым локтем за шею и, с помощью второй руки, крепко прижать к себе, как нападающий на меня сверстник вскрикивал от боли и оседал на землю (на пол) обмякшим, ощупывая свою шею. Таким методом можно свалить любого здоровяка особенно если у него не тренирована шея, можно даже сломать шейные позвонки.

16.

Я уже говорил, что в нашей лаборатории подобрались интересные кадры, каждый был чем-то интересен, чем то выделялся среди остальных. Меня, например, прозвали железным человеком после того как я, на спор, одной рукой сломал плоскогубцы. Это были уже вторые плоскогубцы сломанные мной в руке на спор. Многие из нас (мужской половины) занимались радиолюбительством, сами изготовляли, так называемые, карманные приёмники и даже стационарные магнитофоны. В то время малогабаритные переносные магнитофоны были еще величайшем редкостью. Радиолюбители изготовляли магнитофон громоздкие и тяжёлые. Каркас сваривали из угольников, плита на которой всё монтировалось была из 5-6 миллиметровой листовой стали, на этой плите делалась разметка, сверловка отверстий и устанавливались необходимые узлы, надо сказать, что магнитофоны наших ребят (Бурцева и других) работали отлично и надёжно. Сами трудным было - вывезти их за ворота пред приятия, приходилось ждать очередного отъезда в командировку, чтобы их вывезти вместе с измерительной аппаратурой.

Перед самым увольнением с НИИ, в начале августа, я познакомился с Александрой Дудиной - Шурой. Знакомство произошло совершенно случайно и, как не странно, на Смоленском кладбище, когда я проходил через него после работы. Работу мы заканчивали в шестнадцать часов, так что в начале августа ещё во всю светило и грело солнышко в это время. Можно было ещё с часок-два позагорать или просто погреться на солнышке, лёжа в траве на полянке. Недалеко от калитки в заборе я увидел загорающую женщину и решил присоединиться - вдвоём загорать веселей. Разговорились, познакомились, договорились встретится в ближайший выходной день. В воскресенье съездили вдвоём на встречу с её дочкой в пионер лагерь. Так наше знакомство постепенно переросло в дружбу, а затем и в сильную, страстную любовь, которая украсила собой мою жизнь в течение трех лет и на всю жизнь оставившая во мне свой глубокий прекрасный след с яркими волнующими воспоминаниями.

К сожалению всему когда-то приходит конец. Пришел конец и нашим встречам, но не нашим чувствам и нашей дружбе. Получилась досадная размолвка, из-за которой мы поссорились и я решил разорвать нашу связь. А получилось вот как. Она отдыхала в доме отдыха под Ленинградом. В письме, которое я ей написал, я предупредил Шуру, что приеду к ней в дом отдыха в следующее воскресенье (письмо послал в начале недели) и просил её меня встретить на перроне вокзала. Настал день (как раз в этот день в космосе летала В. Терешкова), я приехал, а меня никто не встретил.

Прождав с полчаса на перроне, я отправился искать Шуру, чтобы узнать, что сучилось, но так нигде её и не нашел, ее не было даже в столовой во время ужина. Пришлось уехать с расстроенными чувствами так и не повидавшись. День был потрачен на бесплодное разыскивание по всем углам подруги. Обозленный до глубины душ, обманутый в своих надеждах, я решил, чтобы не оставаться больше в дураках, с Шурой расстаться навсегда. Тем более, что жениться на ней я не собирался и не только потому, что у неё было двое детей и она была на десять лет старше меня, мне нужно был еще несколько лет учиться и я не желал быть обузой.


17.

Хорошо запомнился день двенадцатого апреля 1961 года. День, когда сбылась мечта человечества и впервые - преодолев земное притяжение, человек вырвался на просторы вселенной - в космос. Помнится, день выдался на редкость светлым, солнечным, как бы предвещая хорошие события, исключительную новость. С утра, первой парой, у нашей группы были практические занятия по радиоприёмным устройствам. Обнаруживали и устраняли неисправности в различных узлах, которые искусственно были созданы лаборантом накануне занятий.

Вдруг, кто-то заскочил в лабораторию и взволнованным голосом сообщил, что нами (нашей страной) запущена в космос ракета с человеком на борту, что это гражданин Юрий Алексеевич Гагарин, что сейчас идёт передача по телевизор об этом событии. Все почти стихийно выскочили из лаборатории и побежали в зал на второй этаж, где тогда были единственные в институте большие телевизоры. Не знаю почему, но я остался в лаборатории, не поддался всеобщей эйфории, хотя в душе гордился за нашу страну, что первым человеком полетевший в космическое пространство стал человек нашего государства.

Только после того, как я отыскал и устранил все неисправности в своём радиоприемнике и получил четвёртку, я пошел смотреть телевизор, по которому снова и снова повторяли всё, что касалось первого полёта человека в космос. Ликование было всеобщим - весь Мир рукоплескал русскому парню, первым покорившим космос.
До этого начиная с 1957 года, когда был запущен в космическое пространство первый в мировой практике советский спутник, а затем в космос слетали с собачки Белка и Стрелка. По тем временам это было невероятное, фантастическое событие, было просто здорово. Шел бурный прогресс в развитии во всех областях науки и техники, в том числе и в области ракетной техники и освоения космоса. Кто мог подумать, что этого сможет добиться страна, которая была почти полностью разрушена дважды на протяжении каких-то пятидесяти лет (в 17 - 22 г.г. и 41 - 45 г.г.) в результате тяжелейших Гражданской и Великой Отечественной войн и всего лишь через пятнадцать лет после этого. Какие были для этого затраченные усилия и материальные ресурсы, энтузиазм всего народа. Мы вышли победителями в споре с самой могущественной страной мира и стали вровень с ней во всём, а кое-где ушли вперёд. Гордость за наш талантливый и трудолюбивый народ, за нашу великую страну - вот, пожалуй то основное общее чувство и радость за наши достижения в наук в технике, в электронике, которые обуяли всеми в те славные дни. Весь Мир рукоплескал нашим достижениям. Он был неожиданно поражен, удивлялся и восторгался произведённым фурором.
 
Практически в этот день больше никто ничем не занимался был всеобщий праздник, всеобщее ликование, стихийно люди собирались в группы, выходили на улицы. На улицах центральных возникали стихийные шествия, демонстрации, митинги. Все улыбались, были радостное настроение, выкрикивали здравицы, несли плакаты, написанные на скорую руку, на кусках бумаги, картоне. Славили Ю. Гагарина, писали на стенах домов, на заборах - везде, в те дни, можно было видеть лозунги и здравицы в честь национального героя - первого космонавта планеты. Все средства массовой информации наверняка, всего мира беспрерывно передавали, показывали, писали об этом замечательном событии двадцатого века, об этом историческом акте, открывшем окно и проложившем дорогу во вселенную для человечества.
Как таковой - сам по себе - полет человека в космос для меня не был чем-то неожиданным. Все шло к этому. Уже после успешного полёта живых существ - Белки и Стрелки в космос можно было ожидать, что на очереди планируется, полёт человека в космос. Во всяком случае для меня этот полет не был неожиданным и исключительны. Я больше восхищался поступком Юры Гагарина, который по смыслу был высокопатриотическим, а по сути - героическим, сопряжённым с огромным риском для жизни. Это было равносильно тому, что он сознательно, в свои двадцать четыре года, шел на смерть. Ведь по сути тогда о космосе почти ничего не было известно, что там, как там? А там все могло быть, всё могло случиться, не в космосе, так при возвращении и даже при подъёме ввысь - шутка ли перенести такие перегрузки. Риск вообще благое уже дело, а риск для благого дела, на благо народа, страны превращается в подвиг, в героизм.

18.

На дневном отделении института учиться значительно легче, а получаемые знания более обширны, глубже, прочнее. Больше стало и свободного времени. Но, как известно, в любой физической систем имеются, как свои достоинства, так и недостатки, причём, с появлением новых достоинств возникают и новые недостатки. Если одно улучшается, то обязательно что-то должно ухудшаться. Дело всё в том, что какой параметр улучшается, а какой ухудшается, чего больше и что нужней для данной системы в данный момент, в данный в период, чтобы все было только хорошим и для всех, такого быть не может.

Так вот, одним из недостатков дневного обучения является то обстоятельство, что студенты почти не читают учебники, а тем более дополнительную техническую литературу - они учатся по конспектам записанным на лекциях и поэтому много зависит от умения записывать конспект, от скорости ведения записи (от полноты материала), от внимательности, аккуратности и от посещения лекций и т.д. Студенты совершенно отучаются от самостоятельности и это ощущалось на каждом шагу. Можно было показать эта на целом ряде примеров, когда отличники в учёбе не в состоянии были самостоятельно разобраться в требованиях к лабораторной работе или к практическому заданию, не могли самостоятельно разобраться в электрической схеме и т.п. С подобными вопросами ребята, почему-то, обращались за помощью ко мне. Хотя я не числился в отличниках, но имея опыт самостоятельной работы с материалом, быстро понимал о чём идёт речь и быстро находил ориентиры в решении поставленной задачи. Мне всегда было легче сделать, написать, чем объяснить, рассказать, видимо это от того, что от природы я молчаливый - не люблю много говорить, тем более попусту и видимо от этого у меня развилось со временем косноязычие.

Мне порой трудно правильно излагать свои мысли не напрягаясь и быстро, хотя я знаю материал. Из-за этого я всегда страдал и получал не всегда адекватную оценку своих знаний. Я давно заметил, что тот, кто не умеет быстро и красиво (гладко излагать мысль), говорить, тот умеет делать - это человек дела. Кстати сказать, почти все великие писатели не любили говорить. Один раз я даже возмутился несправедливостью преподавательницы по "технологии производства", доцента кафедры, доставившей мне "тройку " за выполнение лабораторной работы, в то время как остальным, с кем я выполнял вместе работу, поставила по "пять". Видимо, при защите лабораторной работы я что-то невнятно объяснял и путался мыслями, так как меня смущала её красота, от которой нельзя был оторвать глаз - такая была симпатичная и изящная женщина, не более сорока лет. А несправедливость заключалась в том, что при выполнении работы я был, так сказать, идеологом и ведущим и благодаря мне, можно сказать, лабораторная работа была блестяще выполнена и все, кроме меня, получили по высшему балу. Но в другой раз, произошло нечто совершенно обратное, но только уже на теоретическом курсе по "проектированию". На дом нам дали задание произвести расчёт математический какого-то узла. Не помню уже по какой причине, но я его не выполнил к сроку. Пришлось попросить выполнений расчёт у нашего отличника Лёни. В процессе переписывания я обнаружил у него ошибку и сказал ему об этом. Не знаю почему, но он не счел нужным даже усомниться в собственной непогрешимости и не проверил ещё раз весь расчёт. Я как чувствовал, что меня спросят преподаватель (проверит мой расчёт) и буквально перед уроком, на перемене, переписал у Лёни. И точно, первым преподаватель вызвал к себе с домашним заданием меня. Проверил расчёт, похвалил и поставил "пять". Затем спросил ещё нескольких человек, в том числе проверил расчёт и у Лёни. Все знал ли, что я списал у Лёни, но мало кто знал, что у него была ошибка в расчёте небольшая, скорей логическая, чем математическая. Поэтому, когда преподаватель объявил Лёне оценку - "четыре", вся наша группа, как сговорившись, прыснула от смеха. Преподаватель не понимая что произошло, от чего такая реакция аудитории, смутился, почувствовал какой-то подвох над ним и ему было неловко.

Потом, видимо, он всё узнал, ему рассказали почему так все смеялись, так как после этого случая "пятёрки" он мне больше никогда не ставил, даже если я этого заслуживал. Даже при защите мной диплома, где от него очень много зависело, как члена комиссии представителя специальности, по которой я защищал диплом, он по ставил решающую оценку - "четыре".

19.

Я давно заметил за собой закономерность, что на соревнования, на экзаменах и т.п. мероприятиях, меня всё всегда получается значительно хуже чем в обычной, свободной обстановке. Особенно если на мероприятии присутствуют незнакомые мне люди, это меня сковывает, мои мысли, мой разум. Часто так бывало, что в обычных условиях, например, играя в шахматы, всё время или чаще выигрываю у напарников, а на соревновании обязательно проиграю. Примерно так у меня получилось со сдачей экзамена по военному делу. На двух последних курсах мы изучали военные радиостанции, связи, в основном радиорелейной связи по данному предмету. По этой дисциплине я шел в группе лучше всех. Мне не составляло никакого труда разобраться в принципе действия, в устройстве или токопрохождении, в схемах любого узла, любого блока. И на практических занятиях по ремонту радиостанций я преуспел, мне во многом помог опыт, приобретённый во флоте. Подручными средствами я отремонтировал станцию, за что мне, от имени военной кафедры была объявлена благодарность.

А вот на экзамене не мог ответить на, казалось бы, простой вопрос, который мне дополнительно задал председатель комиссий - генерал из военного округа. Дополнительными "хитрыми" вопросами он меня так затуркал, что я вообще перестал что-либо соображать. Не дождавшись ответа на один поставленный вопрос он тут же задавал следующий и т.д. Помнится, первый вопрос был связан с частотами. В радиорелейной станции была - крестообразная антенна. Я знал, что накрест укреплённые штанги антенны разной длины, но никак это обстоятельств не увязывал со способностью передавать и принимать радиосигналы на различных двух частотах, что длина штанги и частота между собой имеют непосредственную связь. Короче говоря, не смог вспомнить и объяснить эту связь и пошло и поехало, все вылетело из головы, даже то, что хорошо знал -напрочь отключилась моя голов, что-либо соображать, видимо сказалось переутомление, как было со мной не раз. Так я, пожалуй один из всей группы, получил звание младшего лейтенанта, а не лейтенанта и то, после того как комиссия экзаменационная во главе с генералом со штаба округа посовещалась и благодаря моим заслугам на протяжении всей учёбы по военному делу. Надо сказать, что меня не огорчило то, что мне присвоили только звание младшего лейтенанта, так как я не собирался стать военным человеком, тем более служить в войсках связи - в моих жилах струится кровь моряка - подводника.

(продолжение следует)