Меланхолия

   У меня украли осень. Умыкнули, сперли, тиснули, отжали,  увели как кошелек из раскрытого  кармана у зазевавшегося прохожего, как чемоданчик рассеянного пассажира с провинциального вокзала, как милую сердцу невесту у старого жениха со свадьбы. Казалось бы, проведи расследование, найди преступника,  осуди его на процессе,  да подбрось  в  костер праведного гнева пару сухих веточек своих аргументов, заверенных печатями инстанций высшей справедливости и будет  тебе счастье. Нет, не будет.  Не будет больше болдинских прозрений, не будет сожженных в небе кораблей и фото на память из октябрьской дремы в дождливый  день  тоже не будет. Неоткуда всему этому взяться.
   Осень отменили как класс, как ненужный рудимент, как мешающий строить светлое и чистое завтра атавизм. Ее упразднили тихим сапом, незаметным росчерком пера.  Кому, ну, скажите, кому мешал подаренный ветром крепдешин? Чей восторженный взор не внимал ковру из желтых листьев?
    Всю опавшую листву из парков, улиц и подворотен стали убирать и незаметно увозить еще с самого утра. Не встретить больше нигде  желто-красных рыхлых барханов, в которых так хотелось идти и идти, утопая и разбрасывая вокруг себя, при каждом шаге, шуршащие волны. Не сложить разноцветный паззл осеннего букета,  не подарить его своей спутнице и не увидеть в ответ ту самую улыбку, которая бывает только во время листопада, с искренними оттенками еще не растраченной теплоты и необыкновенной радости от ожидания чего-то неуловимого. Не обнять девчонку, волосы которой впитали пьянящий, сладковатый запах сгорающей листвы смешанный со звоном проходящих мимо трамваев.  А без этого запаха нет осени.
   Есть рафинированно-сахарная чистота, такая притягательно-лживая и одновременно надоедливо-пошлая. От нее тянет податься в панки, в байкеры, наконец, просто в барды с рюкзаком, гитарой и покрытым сажей мятым чайником. Уйти в лес за туманами и опятами, вдоволь напиться многоцветным обаянием полураздетых деревьев, искупаться в лучах угасающего тусклого солнца и проводить прощальным взглядом улетающую птичью стаю, отразившуюся на миг в зеркале безымянного озерка.
   После такого не захочется просыпаться, но непременно придется, когда под стук колес пригородной электрички в вагон ввалится город и выдавит из него нестройные кучки приезжих и понаехавших, размоет их по вокзальной площади и растворит в разбегающихся автобусах, троллейбусах, такси и личных авто. И только Луна, зябко ежась в бесформенном окне свинцовых туч, окатит золотистым светом высокий клен, одиноко стоящий возле дворовой скамейки. На несколько минут проявится искристая поэма о хрупкости и совершенстве. Может кому-то это будет небольшим утешением в мире, не знающем  сослагательных наклонений.