Либеншраум

Город Арнель висит на нитке железной дороги, цепляясь за ее конечную станцию, как разноцветная бусинка, разбрасывая тропы-щупальца по кривым линиям окрестных холмов и речных долин, сливающихся в большую широкую реку Клин. Облака копятся и проливаются дождем над полями, земля в отраду хлебопашцам родит плодородное зерно, а леса теснятся, подкрадываясь близко к ухоженным окраинам живых изгородей. Дикие и вольные тополя, березы, ели молча наклоняются через заборы или нетерпеливо потрясают листьями, взирая на сумрачные аллеи, окружающие древние особняки семей-аристократов, дома невероятной старины и благородной твердости, с чердаками и колоннами, дома с флигелями и мощеными дорожками, хрупкими ящиками для писем. Некоторые иссохли, покинутые жильцами, большинство же выдают признаки осторожного существования тихих людей, потомков основателей Арнеля, но все без исключения погружены в вечную гармонию спящей древесины. Однако те здания, что прикрывают линии улиц, ближе к сердцу города, к его центру, все более высокие и богато украшенные постройки, они все горят светом, их блестящие окна сияют чистотой. Не только деревянные, но каменные этажи составляют живое тело поселения, выстраиваясь в угловатые кварталы и окружая, защищая крыльями детские дворы. Главенствует над ними сама одинокая, стройная в красоте мэрия, Дом управления, но когда приходит поезд, тогда серо-стальной полукруг вокзала расправляет металлические суставы, осыпает недельную пыль со своих балок и начинает диктовать условия всей площади.

Он тоньше, чем кажется: старый и обманчиво хрупкий приют для пассажиров, следующих по расписанию, черная веранда-навес в форме цветка. Невыносимо долго длится ожидание на платформе в окружении интересных людей, когда рельсы смыкаются в пустоте за горизонтом. Потом он является, по прошествии миллиона лет, крохотное пятно в пределах расписания, растущее вдали. И когда уже видна плоская кабина, внезапно поезд уходит в сторону на разворотный треугольник, чтобы пристыковаться к вокзалу задом наперед. Поезд будто отворачивается от ждущих его горожан, но он редкий гость, и поэтому его любят и ждут.
На короткое время вокзал и поезд взаимно усиливают, дополняют друг друга – и он величествен, главнее всех, но потом тепловоз неминуемо покидает город по рельсам, пускает в небо искры и гул, и вокзал замирает упрямой, непобежденной массой на фоне великолепного и нахального своего соседа.

Но все это никогда не превращало Арнель в перегретый котел суеты. Город не рос, не развивался во времени, но проживал в одной форме все мгновение вечности, слепок идеи, воплощенной первыми поселенцами четыре столетия назад, и все так же быстро нес свои воды темно-синий Клин, распахивая земляные берега, никогда не знавшие смирения каменных набережных, а только паруса резвых лодок и длинные шесты с полотнищами, и удочки рыбацких компаний.

Элис проснулась рано по звонку невидимых часов: солнце всходило, но брат ее все еще спал на соседней кровати, распахнув рот и замотавшись в пятнистое одеяло; он ничего не услышал, когда девушка прокралась на цыпочках в кухню, думая о завтраке и своем скором уходе.

Ведь сегодня воскресенье, лучший день для внезапного исчезновения: и поезд тут не при чем, хотя именно в это время прибывает еженедельный состав, король над всеми будничными собратьями, сильнее и быстрее их, убегающий дальше за самую границу холмистых внутренних земель и пробивающий два, три больших города до тех пор, пока сами рельсы не закончатся тупиком. Именно здесь завершалось его путешествие, хотя жители Арнеля всегда утверждали, что это все неправда, наветы злых языков: ничто не кончалось в их городе, лишь начиналось и шло в обратную сторону, с иными людьми в металлической оправе вагонов, с другими судьбами, разными мыслями и чужаками. На месяцы уехать, может быть на годы, никогда не знаешь заранее, а слова прощания уже все сказаны, решения приняты, тревоги высказаны.

Когда Элис заканчивала скромную еду, в дверях появилась сонная, растрепанная фигура брата. Они поговорили немного о мелочах, поскольку о главном добавить было нечего; брат сел за стол и задумался, сложив руки, но для его сестры уже давно время раздумий прошло, и приходила пора для того, чтобы покидать дом, и тогда они вместе проверили, закрыли вещи, обнялись на прощание и расстались на несчитанный промежуток времени. Элис разглядела лицо в окне, видела, как рука машет ей. Она ответила тем же, каждым взмахом ладони опуская ниже непроницаемую сеть расставания,  и с этого момента осталась предоставлена сама себе. Впереди еще разлука с городом, расставание с поездом на вокзале, зеркало в прихожей – оно их разорвет на части, и поневоле научишься ценить западный ветер да северные грозы. Идя по улицам, девушка старалась рассматривать каждое из давно знакомых зданий, но глазами нового человека – полное детство в лабиринтах улиц Арнеля притупляет впечатления, родной город не просто становится частью тебя самого, а вырастает таким с самого начала. Ты кормишься в городских дворах, он живет твоей жизнью: массовый симбиоз. Город становится картой в памяти. Жилища, что деревянные, по середину уплывшие в землю, что трехэтажные особняки, гордость классического прошлого, теснятся в центре, а расставание запускает маятник обратно. Здравствуй знакомый дом, говорит Элис, я же никогда не пыталась рассматривать тебя, как отдельное существо в своем праве… косая избушка, твои резные наличники, и ваши балконы с литым обрамлением – признаю, но время идет, и прощайте… к центру, к началу, где нависает своим роскошеством дворец управленцев, плод архитектурного труда десятков умельцев, рядом строгий приземистый вокзал обнимает крыльями площадь и без конца укоряет пышного соседа в показной красоте.

Теперь Элис смотрит на вокзал. Два вагона занимают путь, один головной, второй целиком пассажирский, серо-голубой полосатый состав, а когда-то их было три, но Элис слишком молода, чтобы помнить такие давние времена, и может быть в будущем, когда она станет слишком стара, останется вообще один вагон. А что за люди вокруг? Свои или чужие? Приехавшие выходят из дверей – все незнакомые. Двое рыбаков с удочками, может быть, они выйдут на следующей остановке и вернутся в город по реке, или вообще залягут в пролет на неделю. Молодой человек в костюме, этот едет в большой город по важным делам гильдии банкиров… Куда собрались другие, угадать сложно. Надолго ли, накоротко, а если доехать до станции назначения в Леглеше, то можно еще раз пересесть до самого края земли и увидеть море в конце изломанного пути через холмы.
Она глядит, но понимает, что всех соседей не запомнить. Кому-то пришла пора ехать. Чтобы тебя увезли, сперва нужно пройти своими ногами, сделать первый шаг. Хотя бы до вокзала.

Перелом, чувствует Элис, случился не тогда, когда она распрощалась с братом и покинула отчий дом, и произойдет он не в старом доме у зеркала, а вот сейчас… именно здесь находится символ большого мира. Как бы сесть на мягкую обивку в вагоне возле окна, стать равной перелетной птице, и ее увезут отсюда неминуемо. Оплатить переезд в новую жизнь на поезде времени, с прозрачными стенами, где ты одновременно и машинист и пассажир, прорезать уже не мили стального пути, а нить нерушимую самого времени, и занять пространство, где легче дышать. Жизненное пространство.

Поезд ждет Элис, но она не собирается ни сегодня, ни когда-нибудь идти к вокзалу, а вместо этого следует еще дальше, и вскоре она оказывается на одной из улочек, что начинается, а вернее, продолжается от роскошного здания мэрии. Стоят мирным рядом на той дороге старые здания, все с медно-зелеными крышами, а одно вообще без крыши; их стены были чаще светло-голубыми или чисто-кирпичными, но дальше от центра города они становятся мутно-серыми, как и окна.

Дверь такого серого дома, который выбирает Элис, коробится от трещин и вопит при каждом повороте так надрывно, как будто больше ни одного раза не выдержит. Как и всякая древняя вещь, требующая уважительного к себе отношения. Но не были жалобы двери услышаны, когда закрылась она сама собой, наверно, уже в стотысячный раз.
Элис поднимается по лестнице, по своим горящим следам. Незаметные в реальном мире, следы оживают памятью пяти или шести прошлых посещений: она не может точно вспомнить количество, а тем более назвать точное время. Она просто была здесь. Гостила на репетиции сегодняшнего дня.

- Я родилась как отражение, - промолвит через секунду Элис, неосознанно повторяя слово в слово откровение Алисы, своего вероятного двойника и близнеца. Алиса смогла выйти только через несколько дней, когда набралась силы; а кто я, подумала девушка, если тоже не отражение чьего-то ума из высшего измерения.
Вот зеркало, висит старой в деревянной раме. Вот она стоит перед зеркалом, правой рукой поправляет волосы, краем глаза замечая, что ее двойник не повторяет движения. Таково первое несоответствие, но другие изменения во внешности, раскрывающиеся одно за другим, так легки, что Элис их не замечает: она сосредоточена на том, чтобы ее взгляд упирался точно в зрачки собственного отражения, до тех пор, пока чужие глаза не оживают и не прерывают зрительный контакт.

- Спасибо, Элис, - говорит Алиса, сразу выходя из зеркала.
Они восхищены друг другом и неведомыми силами, сделавшими это знакомство реальным и разделившими зеркальную преграду прикосновений. Они рядом. Обе отличны настолько, что посторонний прохожий может воскликнуть: “да они же совершенно разные!”, а другой человек скажет: “они почти близнецы”. Истина, как водится, живет в глазах наблюдателя.

- Я готова, - говорит девушка из этого солнечного города по имени Арнель.
- Ты мой магнит, - отвечает другая, полная тепла. Элис, в некоторой степени, притягивает железные крошки с той стороны, если допустить, что никаких крошек нет, но зато есть та сторона, разумеется. Зазеркалье с равной силой призывает ее к себе. Зов его осязаем.
- Поезд, - она говорит.
- Что?
- Ждущий поезд. И площадь, здания, избы, прощайте; деревья и улицы, усадьбы, прощайте. Я ухожу, но не забываю места, где родились и жили мои предки, город, который они строили и чьим воздухом дышали… Ступаю в пространство для жизни, либеншраум, и ты со мной.

Алиса склоняет голову, как в молитве, и некоторое время они стоят молча перед зеркалом, размышляя о смысле этой литании.
- Правда, - наконец подает голос та, другая. – Уплыть за закат. Ты знаешь, что это такое?

И беря свою спутницу за руку, она шагает в волнующееся зеркальное море, где уже разгорается красно-оранжевая заря. Элис больше ничего не говорит, и пока солнце того мира разгорается, всходит, набирается сил, она уплывает сквозь закат, оставляя прошлое позади в виде метафоры – продолжая рисовать картину жизни, сохраняя в памяти образ старого города - с его садами, следами, дверями, и не забывая родного дома.

Свет города Арнель не проникает в старый коридор запыленного дома. И красной зари нет больше; зеркало медленно становится самым обычным предметом обстановки – гаснет, тускнеет, мрачнеет и засыпает.

(2015)