Лучше гор могут быть только горцы

               
 
             Али-Хамзат открыл глаза и увидел свинцовое небо в просвете между деревьями. Потянувшись так, что захрустели кости, он легко вскочил на ноги и осмотрелся. Его абреки спали, закутавшись в свои чёрные бурки. Лишь неподалёку бодрствовал, сидя на валуне и опёршись на карамультук, Гезы, самый меткий стрелок в  отряде. Стреноженные лошади паслись рядом.
          Забросив винтовку за спину он спустился к ручью, бежавшему среди камней. Полгода назад  выменял этот французский карабин за пленного кубанца  у шапсугов. С тринадцати лет мюрид не расставался с оружием и даже во время сна нежно прижимал к себе ружьё. Сполоснув лицо в холодной, чистой как слеза младенца воде,  совершил утренний намаз. Но, даже общаясь с Всевышним, он напоминал барса, всегда готового прыгнуть и разорвать жертву в клочья.  Пора было поднимать кунаков. Сегодня предстояло много дел: встретить русский обоз и, если будет на то воля Аллаха, пригнать его в  аул.
          Конь, учуяв хозяина, призывно заржал. Али-Хамзат подошёл и погладил животное по тёплому боку. Сели1 влажными губами ткнулся ему в грудь. Мюрид украл его у кумыков годовалым глупым и задиристым жеребцом и вот уже почти семь лет они были вместе. Два раза Сели спасал хозяину жизнь, вынося с поля боя, да и в сражении вёл себя как настоящий боевой конь, мощной грудью порой сбивая  на землю лошадей противника, полностью оправдывая своё имя.
         Его кунаки уже проснулись и приводили в порядок оружие и одежду. Дисциплина в отряде была жёсткой, если не сказать жестокой, малейшее нарушение каралось смертью. Зато во всей Большой и Малой Чечне не было воинов удачливей, чем абреки Али-Хамзата. Кони и оружие у всех были как на подбор.
        Сегодня, если угодно Аллаху, должен быть хороший день для него и его людей. Лазутчики донесли, что по дороге на Кизляр появился русский обоз, где кроме провианта, везут полковую кассу, около двадцати тысяч рублей, поэтому обоз сопровождают полторы сотни казаков. В его отряде  было тридцать воинов – ночху и аварцы, и каждый стоил трёх русских, к тому же их тактика сбивала противника с толку. Подобно Оршоту2, абреки нападали из засады и так же стремительно исчезали. Все попытки царских властей уничтожить партию Али-Хамзата оказывались тщетными.
Два года прошло с тех пор, как имам сдался русским. Дагестан, Большая и Малая Чечня, а также Кабарда оказались под властью неверных. Лишь на морском побережье убыхи продолжали сопротивляться гяурам. Али-Хамзату предлагали уходить на запад к морю, где убыхи и шапсуги продолжали борьбу, но он отказался. – « Здесь земля наших предков и почему я должен покидать её? Пусть уходят русские»
         Они выехали из леса и двинулись на юг, держась близ петлявшего между скал ручья. К полудню добрались до дороги и вскоре нашли идеальное место для засады; с одной стороны нависали скалы, с другой  подпирал крутой склон небольшого ущелья. К тому же дорога резко сворачивала вправо. У этого поворота и решили сделать завал из камней. Тактика была мудрой, как совет аксакала. На полверсты впереди обоза шла дозорная сотня, а сам обоз сопровождали не более полсотни казаков. Конвойную сотню и решили пропустить, и отсечь завалом. 
Али-Хамзат рассредоточил своих удальцов среди больших валунов, с которыми сливались их каракулевые шапки. Он был уверен в своих бойцах, но бой с полуторосотней врагов мог затянуться, а действовать надо было подобно волчьей стае, стремительно нападать и, забрав добычу так же стремительно исчезать. Лошадей спрятали в расщелине между скалами, умные животные словно чувствуя, чего от них хотят люди, стояли не шелохнувшись.
          Абреки сидели, прячась за камнями, под моросящим дождём и терпеливо ждали. Если надо, они умели ждать, часами, а то и сутками выслеживая  врага. Русских ещё не было видно, а все уже почувствовали их приближение. Первым напрягся Гезы, взглянув на небо. "Может быть,  тот орёл подал знак лезгину?"- подумал Али-Хамзат.  Вскоре показались казаки. Это были донцы на крепких лошадях, вооружённые пикой, шашкой и винтовкой. Жители степей, ещё пару десятков лет назад они чувствовали себя неуютно в горах, и горцы почти безнаказанно делали набеги на их станицы. Со временем казаки переняли местную тактику и даже одеваться стали в здешнюю одежду. Теперь они считались опасными противниками.
  Этот участок дороги считался безопасным, местных замирили ещё лет десять назад, поэтому казаки были так беспечны. Даже пластунов у них не было.
          Намётанным глазом Али-Хамзат определил старшего, седобородый урядник в чёрной бурке внимательно осматривал склон. Абреки замерли, слившись с серыми камнями. У поворота вахмистр поднял руку, казаки остановили лошадей, всматриваясь и вслушиваясь. Время тянулось бесконечно долго, затем урядник вновь дал отмашку и сотня, тронувшись дальше, вскоре исчезла за поворотом. Абреки стали сваливать камни поперёк дороги. Если казаки повернут назад, их встретит завал и это позволит людям Али-Хамзата выиграть во времени.
          И вновь отряд занял позиции между скал. Ждать оставалось недолго. Вскоре показался обоз, несколько повозок с провиантом и крытый возок, сопровождаемый полусотней казаков. Возле возка восседал на гнедой кобыле молодой есаул. В кожаной кобуре на поясе – револьвер Лефоше. Не поскупился казак на оружие! 
  Гезы знаками показал Али-Хамзату, что снимет офицера, но тот отрицательно помотал головой. Он наполовину вынул из ножен дамасский клинок, который ещё его отец добыл в набеге на караван дербентских купцов и показал кунаку. Офицер должен пасть от его руки в рукопашной схватке. Это было своеобразным ритуалом, о котором знали лишь старожилы отряда.
       Абреки взяли на мушку каждый по казаку. Тридцать выстрелов прозвучали почти одновременно,  и все пули нашли свою цель. Оставшиеся в живых начали спешиваться, но вновь прогремел залп, и верхом на лошади остался только один есаул, припавший к боку своего коня. Животное металось среди повозок, до горцев доносилось его встревоженное ржание.
  Али-Хамзат свистнул и через мгновение Сели стоял рядом, от возбуждения перебирая копытами. Одним движением абрек оказался в седле. Есаул, увидев летящего на него горца, направил на него револьвер, но барабан крутанулся впустую, кончились патроны. Казак в последний момент успел выхватить из ножен шашку и подставил её под клинок Али-Хамзата.  Казацкое оружие не выдержало столкновения с дамасской сталью, переломилось пополам, и следующим ударом абрек снёс офицеру голову, которая покатилась по камням и упала в ручей. Вода подхватила русскую кровь и понесла её в Терек.
        Али-Хамзат огляделся. Убитые валялись на дороге, немногие раненые пытались спрятаться под повозками. Лошади без седоков метались на узкой дороге. Он откинул полог возка. Из-под вуали на него смотрели испуганные глаза цвета майского неба. Сегодня, благодаря Аллаху был действительно удачный день!
         Абреки бросились добивать раненых. У убитых забирали только оружие. На повозках были лишь мешки с мукой, несколько бочек крепкого вина. Сотни полторы баранов разбежались во время боя, напуганные выстрелами, и их жалобное блеяние доносилось из придорожных кустов. Несколько человек, вскочив на лошадей, поскакали собирать их. Муку перегружали на казацких лошадей, её должно хватить на несколько месяцев, двум аулам, где последние два года зимовали люди Али-Хамзата. Деревянные бочонки с вином расстреливали из пистолетов, пьянство в отряде каралось смертью. В прогретом  за день воздухе разлился тяжёлый хмельной запах.
   В одной бричке горцы нашли, судя по роскошному платью, знатную даму.
 - Что вы себе позволяете? Я жена полковника Сухомлинова! – женщина старалась придать своему дрожащему голосу твёрдости.
          Она привстала с сиденья. Али-Хамзат скаля белые зубы, нагнулся с коня и, обхватив её за талию, посадил в седло впереди себя. Шляпка с вуалью упала с головы женщины, по плечам рассыпались белоснежные локоны. Абреки восхищённо замерли при виде северной красавицы.
          - Отпустите меня немедленно, иначе я пожалуюсь мужу! – женщина безуспешно пыталась вырваться из сильных рук горца. Её фраза вызвала взрыв хохота у тех, кто понимал русский язык.
         Кованый сундук с деньгами нашли под сиденьем возка. Пора было уходить, и вскоре на дороге остались  пустые повозки и тела убитых казаков. Абреки уходили в горы, по известным только им козьим тропам. Али-Хамзат прижимал к себе дрожащее тело русской, вдыхал запах её волос, и думал, что не продаст её даже за двух чистокровных арабских скакунов.
                . . .
         В окно заглядывало хмурое сентябрьское утро. Асланбек потянувшись так, что хрустнули кости, сел на кровати. Взял с тумбочки бутылку «Архыза» и сделал большой глоток.
        До поздней ночи он читал «Хаджи-Мурата» Толстого. Асланбек перечитывал его несколько раз. Если даже граф, воевавший с его предками, испытывал уважение  к горцу, значит, Хаджи-Мурат был того достоин. Его безграничная любовь к свободе, несокрушимая сила духа, и как апофеоз,  героическая смерть от рук русских, всё вызывало у Асланбека трепет восхищения. И не столь важно, что Хаджи-Мурат был аварцем, а не чеченцем, как он. Если бы все его земляки были подобны этому непримиримому герою, русские никогда бы не смогли покорить их.
         Он встал и подошёл к окну. По двору гулял ветер, гоняя мусор и пожухлые, осенние листья. За год, проведённый  в Москве, Асланбек понял одно -  в этом огромном ауле каждый только за себя. Людей на короткое время объединяли работа, или случайные связи, затем все  опять расползались по своим норам, равнодушные ко всему на свете. Но здесь можно было затеряться, спрятаться как в его родных горах и найти тебя будет очень трудно.
          За свои неполные тридцать лет Асланбек закончил исторический факультет Краснодарского пединститута, пережил две войны, о которых не любил вспоминать, а также год жизни в независимой Чечне. Тот год прошёл не совсем так, как мечтали его земляки, а если быть честным, совсем не так. Разрушенные города и обезлюдившие аулы, земля, до которой никому не было дела, чёрные от мазута козы, щипавшие на лугу такую же грязную с привкусом нефти траву, обманутые своими же вождями люди. И если в 95-м он воевал с федералами за независимость, с трудом правда, представляя, что это такое, но, веря, что независимость эта будет лучше той недолгой жизни, что он прожил в составе империи, то в двухтысячном понял, что воевать, по сути, не за что. Идеалы рухнули как карточный домик, лидеры показали свою полную неспособность управлять «свободной»  Ичкерией. Если бы всё можно было повернуть назад и сделать всё по другому. Но, как их учили в институте, история не любит сослагательных наклонений. Таков уж видно был удел его народа – сражаться, умирать и страдать, возрождаясь вновь. И в том, что его народ, в отличие от большинства аборигенов Америки, уничтоженных европейцами, от тех же черкесов, которых русские почти поголовно выселили со своих земель, живёт на родной земле, уже виден Божий промысел.
      Год назад дядя забрал его в этот город и Асланбек выполнял его поручения, хотя не всегда понимал их смысл. С месяц назад ему поручили следить за офисом «Юго-Восточной компании», и теперь целыми днями он сидел в стареньком «фольксвагене», наблюдая за особняком. Несмотря на время года, здание мыли и чистили внутри и снаружи две бригады «гастарбайтеров» из ближнего зарубежья. Асланбек даже познакомился с азербайджанцем-стекломоем и тот рассказывал ему всё, что услышал внутри здания. Именно он сообщил Асланбеку о том, что шефу берут телохранителя. По сотовому тот сообщил новость дяде.
      - Ты должен его вычислить и не спускать с него глаз. Проследи, где он живёт и с кем встречается, – приказал дядя.
         Племянник добросовестно следовал повсюду за этим высоким и широкоплечим парнем. Поскольку тот передвигался пешком, пришлось оставить автомобиль. Настоящий джигит без лошади, всё равно, что бескрылая птица и вскоре Асланбеку надоела эта игра в шпионов. Боязнь потерять объект в лабиринтах метро, в переплетение московских улиц выматывала нервы. Всё это противоречило его южному, импульсивному темпераменту. Чтобы как-то разнообразить монотонную работу, он заплатил проститутке и послал её к русскому в номер. К удивлению Асланбека парень совершенно проигнорировал на взгляд чеченца аппетитную тёлку, и та отработала полученные деньги, сполна испытав на себе горячий кавказский темперамент.
         На следующий день парень вышел на работу, а потом случилось то, от чего дядя пришёл в бешенство. Его недовольство было вызвано, по мнению Асланбека не тем, что убили богатого дяденьку, а тем, что тот упустил основного фигуранта. Когда четверка славянской братвы повезла парня и какую-то девку в лес, Асланбек последовал за ними. Он слышал выстрелы и звуки борьбы, с трудом, но различал во тьме метущиеся силуэты, но потом безнадёжно застрял в жижистой колее и остался один в ночном и холодном лесопарке. А всё этот недоделанный «фольксваген» с миллиметровым клиренсом! Вот если бы под ним был джип! У него хватило благоразумия не звонить сразу дяде.
       Осторожно Асланбек спустился в балку. Тут стоял знакомый ему запах пороховой гари. Два неподвижных тела лежали в нескольких метрах друг от друга, и не надо было обладать мудростью аксакала, чтобы определить с этого расстояния – оба парня были мертвы. Уж чего, а на жмуриков он в 95-м насмотрелся вдоволь. Он услышал звуки возни неподалёку, но, сколько не напрягал зрение, никого не увидел в темноте ночи. Двинувшись на эти звуки, Асланбек чуть не свалился в яму, на дне которой два человеческих тела  совершали на первый взгляд какие-то лишённые смысла движения. Они походили на двух извивающихся земляных червяков. Приглядевшись, он увидел, что у этих двоих руки были связаны за спиной. Парень оказался настоящим мужчиной, сумев справиться с  четырьмя головорезами.  Асланбек стал выбираться из балки, на ходу доставая сотовый телефон, чтобы обо всём доложить дяде.
                * * *