Эфемерность. Из старых тетрадей

Крушение Империи. Моё личное благополучие среди общего развала. Стихи порой не сочиняются годами.


*** 
               
Весёлые слова изнеженного тела,
Холёность рук её и запахи духов,
А за окном во мгле оледенелой
Созвездия мерцаний и миров…
Измучена душа в своём телесном склепе…
Душа стремится ввысь, а телу нужен грех,
И страсть корёжится всё злее и нелепей,
И мнится бредом одичалый смех…


***

Тропинки осенние, лунные…
Её заверенья поспешные,
И в очи томительно-юные
Зеницы вперяются грешные.

Она возмечтала о верности
И детски святом наслажденьи.
Ей даже предчувствие ревности, – 
Всего лишь, как лунные тени.

Прошли бы скорее мгновения,
Когда исповедаться хочется…
Скорее бы в негу растления,
И больно, что этим окончится…


***

Зрачки беспощадны и сужены,
Прерывисто-злое дыхание…
На даче ночной и завьюженной
Надсадная дрожь расставания.

То светел твой лик, то огрубленный,
И ты бесновато-речиста…
Твердишь, что ты мною разлюблена,
Сама изменив из корысти.

И карты повсюду разбросаны,
Гадала, наверно, без устали…
И в память о ветреной осени
Холёными пальцами хрустнула…

Мы вместе стояли у омута,
Бродили у церкви разрушенной…
Затем была эта вот комната,
И речи в ней странно приглушены.

И прелесть улыбки медлительной,
И грешная боль удовольствия…
В оплату за всё, хоть мучительно,
В последнем желаньи покорствую!..

Ты алчешь себе оправдания!..
На что ж, я готов и на это…
Я помню иное дыхание,
Иные зрачки и ответы…

Считай же себя бескорыстною!..
Иначе… ведь стыдно… я знаю…
Я слушаю злую, речистую,
Вину на себя принимаю…

Но память храни потаённую,
Как искренность нас колыхнула,
И как нам в проёмы оконные
Тоскливо и весело дуло...


***

Вспомнилась церковь в осеннем ненастье,
В слякоть вечернюю люд разбредается…
Может и вовсе не ведал я счастья,
Только оно вспоминается.

Счастьем припомнилось горе прошедшее,
Вера в Христа от отчаянья!..
Счастьем припомнилось… вот сумасшествие!..
Даже твоё угасание…

Хочется мне, чтоб ты снова изведала
Хворость свою и усталость…
Хочется мне, чтоб ты мучилась, бредила,
Только б меня ты касалась!..


***

С ней вкусили мы рай одичания
В этой комнате пышной и стылой,
И сладчайшие боли терзания, –
Извращённая, – млея, хвалила.

И приснились мне лики Спасителя
На иконах и древних, и тёмных, –
И она в монастырской обители
В хоре инокинь ласково-скромных.

И она мне казалась способною
Быть весёлой Христовой невестою…
В очи глянул я чёрные, злобные,
В них привиделись искры чудесные…

Или в миги весенне-рассветные
Началось вдруг её воскресение,
И молитвы по-детски заветные
В ней сгубили всю сласть извращения?

Или это мне только мерещилось
От желанья духовного взрыва?..
А в рассветном окне заневестилась
Серебристо-весенняя слива…


***

Ночные запахи всё резче на погосте,
И тучи, будто гнёт, и тёплый воздух сыр…
О, Господи, ответь, ведь Богу это просто:
Зачем я познавал твой извращённый мир?

О, Господи, прости, но смерть едва ль не слаще
И зренья, и ума, дарованных тобой,
И тьма небытия всё ласковей, маняще,
И стать мне хочется безмерной этой тьмой.

И наклонился я над пахнущей рекою,
И небеса, как гнёт на плечи и погост…
О, Господи, ответь: душа ль моя со мною,
Иль мечется она над тучами средь звёзд?..

О, Господи, прости, но я теперь считаю:
Невежество и бред – твой самый ценный дар…
Хоть знать я не хочу, но ведаю, стеная, –
Познанье для меня, как муки и угар…

И это всё теперь мне столь невыносимо,
Что я, Господь, молю: верни мне прежний бред!..
Авось тогда начну я думать о любимой
И верить, как дитя, что с ней мне горя нет…


***

Мы в тёмной зале восхитились вьюгой,
И мы разнежены прощением взаимным…
Мы были искуплением друг другу,
И вдруг прощённый грех приснился сладким, дивным…
И вновь желал вкусить я сладость прегрешенья,
Прощёные грехи приятно бередили,
И подстрекательским пригрезилось прощенье…
Ужель и Бог простил, чтоб мы опять грешили?…


*** 

Она отдалась, чтоб забыться,
И вспомнила что-то во сне,
И мысленно стала молиться
Какому-то богу и мне.

Святой мне молитвы не надо,
Я грешной хотел ворожбы,
Хотелось дворцового сада,
Не этой скрипучей избы.

И всё непонятно до боли
И холода в теле моём…
За окнами – снежное поле
И утренний храм с вороньём.

И вот распростертого тела
Коснулся негреющий луч,
Икона в углу посветлела,
И звон колокольный тягуч.

И дом наполняется синью,
И я пробужденья страшусь…
Вот так я не понял Россию
И с ней на погибель сольюсь…


*** 

Мне снилась схимница прекрасная и злая,
Она уходит в ночь, о призраках мечтая,
О тех, кто нашу кровь, целуя в губы, пьёт,
И тех, кто радости не ждёт…
И понял я теперь, Россия,
Что мне приснился символ твой…
Всегда была ты всех красивей,
И кровопийцей, и святой!


*** 

Прикоснусь губами к платью голубому,
И влекут нас звёзды, аромат и тишь…
А своё влеченье к чуждому и злому
Не себе, а мне ты, чую, не простишь.

Будешь обвинять ты грозно и обильно,
Будто вдохновитель я твоих грехов,
Но весной меня ты не прощать бессильна,
Если манит лунность речки и лугов.

Посмотри: у церкви расцветают вишни,
Помечтай о свадьбе и любви для нас, –
Ведь с небес нас горько вразумит Всевышний,
Ведая всю глупость и надежд и фраз…


***

В осенней мгле целуешь очень скромно
И целомудренно-изысканно…
А прежде ты была порочно-неуёмной,
Иль, может, ты опять неискренна?..
Но прошлое твоё я не хочу узнать,
Ведь правда о тебе моею станет жутью…
Я лучше научусь воспринимать
Личину сладкую – твоею новой сутью…


***

В лесу закатный снег сквозь окна всё темнее,
И взор спесивый в зеркала и в гостью,
И плоть хотела стать с ней круче и сильнее,
И напиталось тело злостью…
Но тайно жалость к ней из чувственности зрела,
Все мысли в распре до телесной боли:
«Да кто же я такой?.. я – крепость злого тела,
Или душа, как снег, померкшая в юдоли?..»


*** 

И жухлая трава, и в ней весенний иней,
И я перчатку тискаю в горсти,
И возле приозерной лесопильни
Стремится чувство в мысль перерасти.

И я прошёл у озера по кромке
Последнего и слабенького льда,
И мне судьба казалась столь же ломкой
И столь же уходящей в никуда.

И всё ж весне я радуюсь невольно,
Иначе неспособно естество:
Когда ему невыразимо больно,
Иное возникает божество…


***   
 
В лесу вечерний и студёный дождь,
И я ступаю по увялым листьям…
Я помню прошлое одним лишь серо-мглистым,
Не ведая, где истина, где ложь.
Любил ли я?..  иль только лицемерил,
И краснобайством обманул себя?..
Узнал ли правду?.. или глупо верил,
Что истина – лишь то, чем утешаюсь я?..


*** 

Припомнились грехи и изнуренье оргий,
А вешней зорьки хлад и в роще и с небес,
И мутят душу плотские восторги,
И сладость духа – мука для телес.
На переливах рос изодранные тени,
И в алых бликах струй и в ряске камыши,
И в самый тихий миг достигнул примиренья
Мрак тельных бесов с белизной души.


***

Блеклый иней впивается в осень,
И рассвет лихорадочно-жёлт,
И каёмка неровная сосен
Зеленеет за бликами вод.

И какое-то светлое имя
Прорывается в память мою…
Измышленьями грешными, злыми
От него оборону креплю.

Вспоминаю грехи и пороки,
Чтобы только не помнить её…
Да ведь благовест ранний, далёкий
Лихорадит сознанье моё.

И уже вспоминается паперть,
Где когда-то мы стихли вдвоём,
И греховно мне хочется плакать
От бессилья забыть о святом…


***

А ночью я святой поверил книге,
И лбом устало к зеркалу приник…
И в бликах  видел осиянный лик
И ржавые пудовые вериги.

И в комнате удушьем немота,
Часы томили сиповатым звоном,
И ризой обречённого Христа
Искрился иней на стекле оконном…

В моём безмолвии заметен был упрёк,
А в немоте угодника – прощенье…
И он исчез, и проявился Бог
В её непостижимом возвращеньи.

Она в мехах приблизилась, скорбя,
И посмотрела с тихим изумленьем,
И мне хотелось ущипнуть себя,
Чтоб это не казалось сновиденьем…


***

Прости… я тебе не верю…
Прости… я тебя люблю…
Я осенью запер двери
И вина ночные пью.

И разум размыт на части
Пахуче-хмельной струёй,
И стало больное счастье
Удушливо-влажной тьмой.

И пьяно-шальные грёзы
 В рассудке моём опять,
И рвутся наружу слёзы,
И я не могу рыдать.

И память о прежней страсти
Сжигает тоской нутро,
И кажется мукой счастье,
И кажется злом добро...



***

И злая память о страстях и смерти,
И обречённо-нежное письмо,
И отражённое меж крепами в трюмо
Венков и гроба многоцветье.
И попик молодой с холёно-белой кожей,
И отпеванье, и погост, и стылость…
Ужели мне зимой была Господня милость
Для одоленья моего безбожья?..


***

Ливни осенние, долгие, нудные,
Мысли и книги мои…
А за окном две собаки приблудные
Разом завыли в ночи…
Знание истин есть кара господняя,
Правда о людях страшит…
Хочется быть мне глупей и свободнее,
Если мне Боже простит…


***

Мужские лица были хмурыми
Среди осенних снега и дождя…
Бодрились женщины со спинами понурыми,
В седую темень уходя.
И снова водка в захламлённом баре,
И снова улиц человечий сор…
Как будто нас украл бесовски хитрый вор
И нечисти нас продал на базаре…


***

И душной ночью мы в церковный сад
Вошли гурьбой, смеясь не благочинно…
Там пили лёгкие мерцающие вина,
Там взоры грешников по благости скорбят.
И прелесть храма обостряет боль
И кажется нам даже карой Божьей…
Бог мучил нас красой за грешную юдоль,
За истины, объявленные ложью…


***

Жасминово-прохладный воздух,
Клочки тумана и роса рассвета…
И кажется, что вечным будет отдых
Здесь и окна, камина и букета.

У этой книги с золотым обрезом
Какой-то ветхий и весёлый запах…
И я упьюсь шампанским и шартрезом
Из рюмочек лилово-розоватых.

И страх замрёт в моей телесной бездне
И лишь на миги проскользит в сознанье…
Я знаю: превращается в возмездье
Любое счастье при своём скончаньи.

А женский смех беспечней и свободней,
И как дурманы белизна и кожа…
И всё же грех – создание Господне,
И всё-таки пороки – не безбожье!..

Не выскажу я Господу укора
За то, что нас забаламутят черти…
Здесь на ковре весёлые узоры
И всюду блики и любви, и смерти…


***

Юркие, белые, хрупкие пальчики,
Вычурно смел макияж.
Вместо улыбок – смешки и оскальчики,
Вместо хотения – блажь…
Вспомнил утехи я вечером млечным,
Снежные хлопья в окно…
Было бы счастье безмерным и вечным –
Счастьем не было б оно…


***

И вновь осенний и старинный дом,
И скрип ночной, и полумрак, и вина…
Мы сели с ней за дедовским столом,
И замер пёс лохматый у камина.

Я в этом доме нынче только гость,
И мой удел – спокойная учтивость…
И гложет псина мозговую кость,
Как будто мне оказывая милость…

Затем мы с нею медленно прошлись
По тёмной и скрипучей галерее.
Я слышал писк весёлых юрких крыс.
И с каждым мигом было холоднее.

Мы замерли у круглого окна,
Там за стеклом нагие ветки дуба…
Я клеветал, что суть её грешна
В её оскал смешной и белозубый.

И под навет скрипел дырявый пол,
О прошлом я твердил, как о позоре…
Хулы я много вздорной намолол,
Боясь, что нежность превратится в горе…


***

Я смотрел у окна на скрипучем паркете,
Как вечерняя мгла поглощала оттенки,
Пожирала осеннюю прелесть соцветий
И узоры ковров на тахте и на стенке.
А ведь краски живут и во мгле, потаённо, незримо,
Их хранит темнота, словно тайных и доблестных пленных…
Так великие мысли от разума телом таимы,
Коль не явит их блеск откровений священных…


***

Встреча под вечер в саду золотистом,
Запахи яблок, наливок и мёда…
С ней я, как встарь, был наивно-речистым,
Я уверял, что минули невзгоды…
Глупость надежд пусть не станет обузой!..
Боже, яви мне суровую милость:
Дай избавленья от вздорных иллюзий,
Дай, чтобы чаянье с явью смирилось!…


***

А ночью в храме и весна, и бденье,
И всё земное мнится мне грехом,
И пламя свеч колеблют песнопенья,
И белый попик весел под хмельком.
И рядом люди на колени пали,
И ночь пасхальная за окнами светла,
И вдруг по церкви тени замелькали,
Как души, отвергавшие тела…


***

Творю в ночной росе молитву о покое,
Акации вокруг церковные цветут…
И вдруг я расстаюсь с раздумьем и тоскою,
Но счастлив этим я лишь несколько минут.

И вновь мучительны и свежесть, и цветенье,
И тело презираемо душой…
Ужели мне искать покой в исчезновеньи?..
И будет ли душа в бесплотном мире мной?

И кем мой станет дух, коль он покинет тело?
Ужель не вспомнит он, как вместе с плотью жил,
Как, слабая, она в соблазнах грешных млела,
И грозно он её за суетность хулил?..

И дух, и плоть мои, друг друга искалеча,
В борении своём и создали меня…
И коль мне быть иным без их противоречий,
В бессмертие души бессилен верить я.

И если вера вдруг в бессмертье душ наполнит
И плоть, и дух мои – не захочу я рай…
И Боже пусть тогда мои кощунства вспомнит,
И я взмолюсь ему: мне вечной тьмой воздай!..


***

И снова осень, и ручей, и дом,
Где, будто встарь, мне вечерами рады…
Иконные и токи, и оклады,
И солнце над часовней за окном…
И я бессилен больше не скорбеть,
Что всё для нас не кончилось на свете…
Ведь знал, прощаясь, я, что надо умереть
И не застрять в позорном лихолетье…


***

В харчевне карачаевской харчо,
И белое вино, и бастурма, и полдень…
А рядом девичьи и кудри, и плечо,
И свет её лица, как будто он – Господень…
А в небесах и дух, и зелень влажных гор,
И голубь белый, как благословенье…
И мнится мне, как Боже длань простёр,
Прозрачную, как в детстве умиленье…


***

На круглом столе и наливки, и мёд,
В осенней беседке все запахи лета,
И вечер, как тайну, тепло бережёт
И токи янтарного липкого света…
Она мне внушала, что беды во мне,
И если себя изменить я сумею,
То горькие истины будут добрее,
И боль станет сладкою, будто во сне…


***

Снова цветенье и запахи сада,
Бденье ночное у лампы на даче…
Больше соблазнов и грёз мне не надо,
Я не хочу ни страстей, ни удачи…
Робко склоняюсь над Ветхим Заветом,
Жёлтая лампа букет золотила…
Пыхнет ли Боже в душе моей светом,
Если греховность душа не простила?..


***

Священник смотрел на неё утомлённо,
И белые губы игуменьи сжаты,
И запах весенний, закатный и знойный
Вливался во хлад монастырской палаты.
И слёзно смуглянка в обитель просилась,
И красные губы шептали обеты…
И видеть мне это – Господняя милость
И чудо с явлением Божьего света…


***

Сколь много гомона, страстей и чепухи
С любовью вместе в доме над заливом!..
Я весело творил у озера стихи
И мнил себя и добрым, и счастливым…
Но осень и душа простилися с теплом,
И листопадами разлуки замелькали…
Былые радости мне стали лютым злом,
Как только мной они недостижимы стали…


***

Пасхальная, мистическая ночь,
И в храме пенье: «Господи воскресе…»
И с паперти смотрю я в поднебесье,
И никого мне полюбить невмочь.
Я всё любви не обрету и мучусь,
И то мерзит душе, что хочет люто плоть…
И за какой же грех дана мне эта участь?..
И в чём мне каяться не дал понять Господь…


***

В беседке ночью комары томили,
И речи гостьи безразлично-чинны,
И тело вдруг моё забередили
Наивные, забытые святыни.
И всё забытое упорно билось в память,
И ум печально ожидал мучений,
И, наконец, в нём принялись шаманить
Былые ночи, призраки и тени…


***

На зорьке запах леса и реки,
И плоть хмельна и зеленью, и летом,
Туман пронизан розоватым светом,
И блики рос, как бледные зрачки…
Душе и вере больше нет оков,
И благость Божья горячей и ближе,
И мнится мне, что множество миров,
Незримых прежде, скоро я увижу…


***

В храме допели унылую требу,
Солнечно-снежная паперть.
Хлопья, мерцая, канули с неба,
Глупо хотелось заплакать.
Память опять паучихою стала,
Мнилась дорога всё той же…
Только без той, чья любовь измеркала
Сыпью снежинок на коже…


***

Навозный запах, серо-влажный день,
И улица, заветная когда-то…
Акации уж нет, один замшелый пень,
Уже снесён забор дощатый.
Но суетня весенняя собак,
И воробьёв крикливая игривость…
Я вижу в этом добрый свыше знак,
И даже Божью предвкушаю милость…


***

А ночью буйный и со снегом дождь,
И я за книгой вспомнил глупо лето…
И мёд со мной, и винограда гроздь,
И блудный кот, уютом обогретый.
Ласкает мордой ноги он мои,
И, очень чёрный, выгибает спину…
К коту питаю дольку той любви,
Что в этом одиночестве повинна…


***               

В рассветном тумане – предчувствие снега
И с инеем жухлые листья…
И близко с надсадой скрипела телега,
И пёс забрехал голосисто.
И кучер хлестнул вороную кобылку,
И мелко она затрусила…
Затем миновал я погост, лесопилку,
Которую ты не любила…


***

Снежная дымка под вечер на западе,
Сыпались листья с осины…
В ветхой беседке у сумрачной заводи
Пили креплёные вина.
Молча прошлись до расхлябанной пристани,
К церкви, где слёзную пели…
И не понять: иль раскаялись искренне,
Или совсем захмелели?..


***

Приснится она мне весёлой и вешней,
И пыхнут в метелях все запахи лета,
И взор её будет родной и не здешний,
И с радостью буду я слушать заветы…
Откупорим весело белые вина,
И станет она иронично-любезной…
И грезиться будет, что мы не повинны
В её сочетаньи со смертною бездной…


***
      
Чёрный кот в сентябре у плёса,
Выкинут из жилища…
Я смотрю: он почти курносый,
Вороватый мальчонка-нищий…
Я его прижимаю к телу,
Замурлыкал впервые, чую…
Ах, котёнок, смешной, несмелый,
Нам ли верить в любовь людскую?!..