День Длинных ножей

                К аулу подъехали на рассвете. Выехав из леса, лошади, почуяв жильё, резво поскакали по еле приметной дороге. Сакли, разбросанные между скалами, не сразу узрел бы непривычный глаз. К ним, петляя, и вела дорога. Во время войны с русскими, жители перегораживали её завалами, превращая своё селение в крепость. Аул брали штурмом не один раз, и дорога эта буквально была полита кровью. Два года назад русский батальон пошёл на приступ. Бой длился несколько часов, почти все мужчины, способные держать оружие погибли. Остались глубокие старики, да женщины с детьми, и только поэтому неверные не стали гнать их на равнину, большая часть сгинула бы в пути. Земли для обработки почти не было, редкие крохотные участки сиротливо жались к бедным саклям. Раз в месяц  солдаты привозили несколько мешков муки. Их хватало, чтобы не умереть с голоду. А ведь ещё буквально лет десять назад местные джигиты считались лучшими во всей Малой Чечне, совершавшие набеги на сотни вёрст в округе, и неизменно возвращавшиеся с богатой  добычей. Где они теперь? Все сложили свои головы в борьбе с русскими, души их давно обитают в Дэли-Аилли1, там, где заходит солнце. Они ушли непокорёнными. Теперь аул считался замирённым. Во время последнего штурма погибло даже несколько женщин, которые взяли в руки оружие, чтобы сражаться рядом со своими мужьями и братьями. Сейчас в ауле жили несколько десятков женщин с малыми детьми да аксакалы, самый младший из которых разменял девятый десяток.
 В ауле уже знали, что едут абреки Али-Хамзата. Несмотря на ранний час, всё малочисленное население вышло их встречать. Люди кинулись к повозкам, принялись разгружать мешки с провиантом. Али-Хамзата пригласили в кунацкую, самую лучшую саклю, туда же он велел отвести и русскую полонянку. Его люди уже резали баранов из русского обоза, дети мыли котлы в  ручье.
 Али-Хамзат присел у очага, вытянув усталые ноги, из-под мохнатой шапки пытливо взглянул на русскую. Женщина забилась в угол, испуганно и в то же время с вызовом приняла его взгляд.
- Подойди сюда! – приказал он.
Чуть помедлив, она вышла из своего угла.
- Сообщите моему мужу, что я у вас. Он заплатит. Разумеется, в пределах разумного.  В её голосе Али-Хамзату почувствовалось презрение.
- Сними! – он показал на свои чувяки из искусно выделанной бычьей кожи.
- Да как вы смеете! – жена полковника гордо распрямила стан. Щеки покрылись гневным румянцем, глаза полыхнули синим огнём. И впрямь, хороша была эта русская!
Своими стальными пальцами Али-Хамзат схватил её за запястье и  начал тянуть к земле под хохот находящихся в сакле мужчин.
- Немедленно отпустите, вы делаете мне больно!
Абрек лишь по волчьи оскалил зубы.
- Дикарь!
Волчье чутьё едва не подвело Али-Хамзата. Лишь в последний момент он успел дёрнуть головой. Острая железная шпилька пронзила ему щёку. Аллах хранил его, иначе ходить ему до конца дней одноглазым. Он отшвырнул русскую, и она, пролетев несколько саженей, ударилась в дальнюю стену и, потеряв  сознание, медленно сползла на земляной пол. Абреки восхищённо зацокали языками. Аллах свидетель, русская женщина обладала духом воина.
- Пусть женщины унесут её и приведут в чувство. – Али-Хамзат пальцем коснулся кровоточащей раны и тут же забыл о ней. Ему ли, храброму воину беспокоиться о таких пустяках?
 Спустя немного времени все уселись у котла с шурпой. Самый лучший кусок баранины бросили в очаг, вознесли хвалу Аллаху и принялись за еду. Всё это время у Али-Хамзата не выходила из головы  полковничья жена, хотя думать сейчас надо было совсем о другом. Скоро зима и её надо будет пересидеть. Взятые в обозе двадцать тысяч царских рублей позволяли не думать о хлебе насущном, но русские будут искать их по всей Чечне и Дагестану, прочёсывать все аулы. Ему и его абрекам надо где-то спрятаться. Было у Али-Хамзата одно местечко, верстах в десяти отсюда. В прошлом году, охотясь в горах, он со своим кунаком Керим-Булатом набрёл на узкую пещеру, даже не пещеру, а скорее глубокую расщелину. Один её вход  высотой с человеческий рост  был скрыт разросшимися кустами дикого орешника. С другой стороны он обнаружил узкий лаз, в который мог протиснуться ползком лишь один, к тому же не толстый человек. Лаз  выходил на другую сторону скалы, почти отвесную, в несколько саженей обрывающуюся вниз, но что это за препятствие для горца? В случае опасности было куда уйти, лаз так же можно было использовать как дымоход и со стороны большого входа дым будет невиден. В этой расщелине можно было довольно сносно пережить зиму, люди Али-Хамзата зимовали и в худших условиях. Но вот, переживёт ли зиму пленница? А то, что эта женщина будет с ним, и будет принадлежать ему, он не сомневался.
   Царские ассигнации совершенно не интересовали Али-Хамзата. Он не понимал и как настоящий мюрид не хотел  понимать, в чём ценность этих бумажек, испещрённых какими-то непонятными знаками. Но он знал, что за эти бумажки можно выменять не одного доброго скакуна, много оружия и всякого другого полезного добра, а лучше всего обменять их на полновесные империалы. Да и люди охотнее идут за тем, кому есть, чем платить, война – дело дорогое.
 Али-Хамзат так и решил: ассигнации поменять на золото, треть использовать на нужды для дальнейшей борьбы с русскими, остальным золотом он пополнит сокровища имама. Он вспомнил, как после взятия Ведено русскими Шамиль доверил ему свою казну, заставив предварительно поклясться на Коране и памятью предков, что пока он жив, сокровища не попадут ни в руки неверных, ни в руки корыстных людей, для которых личная выгода дороже священной борьбы с неверными. Али-Хамзат охотно дал клятву и не собирался изменять ей. Богатства эти, рассказал тогда ему имам, достались от предшественника Гамзат-бека, который в свою очередь получил их от Газзи-Мухаммеда – первого имама Чечни и Дагестана.
- Теперь ты понимаешь, как велико моё доверие к тебе? – сказал в заключение Шамиль.

             В саклю вбежал Бата, самый старший подросток в селении, парню уже минуло двенадцать. Из его сбивчивого рассказа все поняли, что в лесу на просеке замечен большой русский отряд и скоро он будет здесь. Неужели русские смогли так быстро напасть на их след?
  Мука была надёжно спрятана, немногочисленные бараны разведены по саклям, обозные повозки были отвезены и спрятаны в непролазном лесу, который со всех сторон окружал аул. Абреки, не успевшие расседлать своих лошадей, оказались в сёдлах в считанные мгновения. Голубоглазую красавицу Али-Хамзат крепко привязал к луке седла. Женщина равнодушно взирала на происходящее, покорно позволила посадить себя в седло. Они уходили в горы по едва просматривающейся горной тропе. Солнце уже перевалило полуденную линию, когда  из-за скал они увидели чёрный дым, уходящий в небо. Это могло означать, что русские нашли повозки.
                . . .               

Асланбек лениво наблюдал за входом из салона своего «фольксвагена». Полчаса назад  дядя попросил его подежурить на улице. К дяде должны были приехать очень важные люди, с которыми у него должен состояться очень важный разговор. Людей должно быть трое, и приедут они на белом «мерседесе» и тёмно-синей «ауди» шестой модели. Оба автомобиля уже как десять минут стояли на небольшой площадке у старинного особняка, где размещался дядин офис. Охранник на входе был предупреждён о гостях. Видно разговор был действительно серьёзный, если всех работников отпустили на час раньше, в офисе остались лишь дядя и Муслим, его правая рука.
 Стального цвета «Нива» остановилась рядом с «мерседесом». Номера машины были забрызганы грязью, хотя на улице весь день светило солнце. Асланбеку подумалось, что должно быть автомобиль долго носился по просёлочным дорогам.
 Из «Нивы» вышел мужчина в чёрной кожаной  куртке. Он подошёл  к двери, приложил к замку магнитную карточку и  быстро, неестественно быстро проскользнул в открывшуюся дверь. Что-то было здесь не так. Асланбек этого человека не знал, а магнитные ключи были у довольно узкого круга лиц. Асланбек набрал дядин номер и лишь после  пятого гудка услышал его недовольный голос. Он начал рассказывать о троих неизвестных и лишь через некоторое время понял, что его не слушают. Чувство опасности, которое овладело им, было таким, что его можно было пощупать. Беспомощно посмотрев на мобильник, он на негнущихся ногах, выбрался из автомобиля.
 Парень так же стремительно выскользнул из дверей офиса, сел в машину, которая через пару секунд скрылась за углом. Бледнея от нехорошего предчувствия, Асланбек открыл дверь и вошёл. Сквозь небольшое окошко, забранное толстым стеклом, он увидел охранника, откинувшегося в своём кресле. Глаза парня были закрыты. Нашёл время спать!
   - Эй! – позвал его Асланбек.
   Тот не отреагировал. Асланбек почувствовал странный сладковатый запах, тянувшийся из комнаты охранника. Стараясь почему-то ступать неслышно, он поднялся на второй этаж, где располагалась комната для переговоров. Дверь в комнату  была закрыта, он постучал, потом ещё раз. За дверью была тишина, и тогда Асланбек толкнул её.

                . . .               
 Леонид Викторович Стропалев сидя в кресле, массировал виски. Сильно болела голова, что было немудрено в свете последних событий. Глава фирмы убит и на нём, как на начальнике службы безопасности пора ставить крест; недоглядел, не уберёг. Хотя не раз предупреждал руководство, интересы слишком больших и серьёзных людей завязаны на чеченской нефти. Вот тебе и результат, Сергея больше нет.
  С Сергеем Рязанцевым они познакомились в стройотряде, в далёком 74-м. Тогда, под Смоленск, в старинный город с новым названием Гагарин1, на целых три месяца съехались студенты со всего Союза. Всех разместили в огромной двенадцатиэтажной общаге. Москвичи и куйбышевцы2 занимали два крыла на пятом этаже, праздники и застолья проводили вместе, в общем жили дружно. Лёню с Серёгой свела вместе любовь к авторской, как тогда выражались, песне. Лёня уже тогда работал на контору пока ещё вне штата. На втором курсе с ним имел беседу харизматичный дядя, и Леонид, соблазнившись льготами, согласился. Конечно, меркантильный интерес стоял не на первом месте, тогда профессия чекиста была окутана ореолом романтики, её ещё не обгадили и не обескровили никакие калугины и бакатины.
 В стройотряде Сергей с Леонидом были уже студентами 5-го курса. Надо было такому случиться, оба принялись ухаживать за одной девчонкой из Саратовского университета. Соперничество их носило рыцарский характер, правда, без ломания копий. Стропалеву повезло, Наташа выбрала его, они прожили вместе двадцать четыре года, всего год, не дотянув до серебряной свадьбы.
Разъехавшись из стойотряда по своим домам, они не терялись, постоянно перезванивались. Когда Рязанцев наезжал в Москву, почти всегда останавливался у Леонида. В 99-м тот вышел в отставку в звании полковника, а Сергей к тому времени уже вовсю бизнесменствовал. Нашлись у них общие дела, каждый смог стать полезным друг другу. И вот теперь Серёги нет.
Телефонный звонок прервал его воспоминания. Звонил Дакаев, их партнёр, просил о срочной встрече. Хочет сообщить, что-то очень важное, но не по телефону. По всему видно, разговор намечался серьёзный и не терпел проволочек.
- Хорошо, через полчаса в вашем офисе, - кратко бросил Стропалев и дал отбой.
Ох, не нравилось ему всё это, не нравилось! Хотя, надо признать, откат от северо-кавказских операций получали неплохой, но где большие деньги, там и проблемы большие.
 Леонид Викторович переключил свой телефон на пульт охраны и, выйдя из кабинета, направился по коридору, по ходу отдавая распоряжения своим людям. Его  «А-6» стояла недалеко от входа, и не по октябрьски яркое солнце отражалось в её тёмно-синей крыше. Машину он приобрёл полгода назад, до этого ездил на старенькой шестёрке.
- Леонид Викторович, - услышал он, садясь в машину, - Вам опять Быстров звонит из убойного.
- Пусть перезвонит, скажи, буду через час, – и он, захлопнув дверцу, повернул ключ зажигания.
Номер своего сотового этому настырному менту он давать не собирался. Как и большинство его коллег, он недолюбливал людей в серой форме.
 До места встречи езды было около десяти минут. У входа увидел знакомый белый «мерседес», значит господин депутат уже здесь. Охранник был предупреждён и, взглянув на его красную корочку, сказал: - Магомед Зелимханович уже ждёт.
В комнате для переговоров все уже были  в сборе.
 - Леня, дорогой!  Здравствуй. Присаживайся.
 Хозяин кабинета поднялся навстречу, радостно улыбаясь.
 Полковник поздоровался с присутствующими и сел в удобное кожаное кресло. На журнальном столике стояли тонкого саксонского фарфора кофейник, сахарница, ваза с печеньем и бутылка отличного французского коньяка. Рюмок, правда, не было. Хозяин, с истинно кавказским гостеприимством, разливал горячий ароматный напиток в чашки. Все молчали, ждали, когда заговорит Магомед Дакаев. Тот, однако, не  торопился, жестом предложил гостям пить кофе. Пока пробовали  великолепный кофе, приготовленный хозяином,  последний прищурив глаза,  рассматривал гостей. И думал. Его, проверенное  годами и событиями чутьё подсказывало, что всего  посетителям  рассказывать не  стоит. Однако и полуправда тут  тоже не пройдёт, слишком всё сложилось серьёзно. Вот уже несколько лет  имея своё дело, здесь, в Москве, Магомед вёл себя крайне осторожно. Он умудрился  не засветиться в связях с «непримиримыми» и в  тоже время никто не мог его упрекнуть в  том, что он не помогает землякам. А куда  шли  его деньги: родственникам в Шатое,  или попадали к Масхадову и Басаеву, его не интересовало. Но то, что случилось, ни в  какие ворота  не лезло. Магомед с  едва скрываемой неприязнью посмотрел на Стропалева. И дёрнул его шайтан связаться с этим чекистом! А то, что Стропалев имеет к происходящему какое-то отношение, Дакаев не сомневался. Неужели не понимает, что поставил под удар весь отлаженный годами бизнес? Или продолжает проворачивать какие-то свои ведомственные дела? Этих чекистов не поймёшь,  они всегда в строю.
  Магомед пил кофе и собирался с мыслями. Депутат демонстративно посмотрел на часы.
«Ну, как же, ты у нас занятой по самые «не балуйся»! Твоё  время  принадлежит народу. Но за пять тысяч  бумажек с портретами отцов-основателей американской нации, которые каждый месяц я передаю тебе в плотном конверте, ты уж будь добр, удели и мне  немного своего  драгоценного, я ведь тоже в какой-то степени народ».
Магомед уже собрался высказать свои мысли вслух, когда дверь в комнату для переговоров начала открываться. «Кого  там ещё  шайтан принес? Я же по-русски  сказал охраннику, чтобы никого не пускал. Или это Муслим?»
В это время зазвонил его мобильник. «Они что, все с цепи сорвались?».
В пол-уха слушая взволнованную речь своего племянника, Магомед увидел на пороге молодого светловолосого мужчину. Тот улыбался, оглядывая присутствующих.
 - Эй! – окликнул его Дакаев, отняв трубку от уха.          
  В руках у  парня вдруг появилась какая-то штуковина. Магомед и депутат с помощником открыли рты, полковник же сразу узнал  девятимиллиметровый ПСС с ПБС-ом1.  Кресло удобно обтекало тело Стропалева, как бы всасывая в себя, не оттолкнёшься спиной, уходя  в  сторону от директриссы2. Хотя попробовать стоит. Киллер, как будто прочитал  его  мысли, и его безотказная машинка  смерти  посмотрела прямо в глаза полковнику. Комфортное  итальянское кресло стало  его последним  пристанищем  в этой жизни, и  он уже не увидел, как девятимиллиметровые пули от спецпатрона почти беззвучно вылетали из ствола,  дробили кости и разрывали плоть его партнёров по бизнесу.
Всё закончилось через десять секунд. Киллер хладнокровно оглядел свою работу. Ничего личного. Он прислушался. В тишине до него донёсся звук воды в сливном бачке. Пора уходить. Он вышел в холл, притворив за собой дверь.
 - Эй, ты кто такой? Тебя кто пустил? – Муслим вышел из туалетной комнаты, на ходу вытирая платком руки. - Эй, а ну стой, я с тобой разговариваю!
  «Лучше бы ты ещё пару минут просидел на унитазе, – подумал убийца. - За  тебя мне ни хрена не заплатят, но ты видел моё лицо. К тому же у тебя акцент, так говорили люди, смотрящие на меня сквозь прорезь прицела. Так что, извини». Раздался хлопок, Муслим даже ничего не успел понять, пуля ударила в грудь, отбрасывая тело назад в уборную.
                . . .
               Асланбек толкнул дверь и в ноздри ему ударил запах смерти. Этот запах не спутаешь ни с чем, им буквально был пропитан воздух его родины, как аромат жареных сардин пропитывает в обеденное время всю Португалию. Ноги задрожали от нахлынувшей слабости и не было никакого желания заглядывать в комнату, но Асланбек пересилил себя. Он не относился к тому типу своих земляков, которым нравился вид крови и агонизирующих жертв. Во время первой войны ему довелось участвовать в расстреле человека, объявленного предателем, и нельзя сказать, что это ему понравилось. Как не понравилось ему и то, что он увидел в комнате для переговоров. Раздробленные черепа, кровь и мозги на элитной итальянской мебели. Четыре трупа, один из которых был его родным дядей. Асланбек выскочил из комнаты и бросился в туалет на другой стороне холла. Содержимое желудка рвалось из горла, он распахнул дверь, переваренный завтрак выплеснулся на белоснежную рубашку Муслима, сидящего с безразличным видом на унитазе.
    - Ох, Муслим, извини.
 Но тому не нужны были его извинения, это он понял три секунды спустя. Его снова вывернуло, на  этот раз в раковину.               
 Через пару минут Асланбек, на подкашивающихся ногах, вышел из здания и сел в свой «фольксваген». Снаружи, старинный двухэтажный особнячок выглядел вполне безобидно и даже уютно. Прохожим и в голову прийти не могло, что смерть бродит там. Страшная старуха с косой была сейчас хозяйкой этого старинного дома, в стиле русского  барокко.
  Асланбек попытался успокоиться и привести в порядок свои мысли. Собственно, мысли были об одном: что делать? Сообщить в милицию? Учитывая его прошлое, первым подозреваемым будет  он сам. Тела рано или поздно обнаружат и опять подозреваемым номер один будет он – Асланбек Дакаев. Как говорят русские, куда  ни кинь – всюду  клин. Скоро его начнут искать. Хорошо, что Москва – аул большой, есть где спрятаться, земляки помогут. Но вечно прятаться  невозможно. Даже  в его родных горах людей рано или поздно либо ловят, либо уничтожают. При мысли о том, чтобы вернуться в Чечню у него предательски засосало под ложечкой. Слишком много горя и боли испытал он  там. Да и  кто ждёт его в родных местах.  Отец погиб ещё в первую войну, мать умерла полтора года назад, сестра лет десять живёт в Ростове. Да и он  почти половину своей жизни  провёл в России. Единственный «свет в окошке» был дядя Магомед, но теперь и его нет. Как настоящий ночху он должен отомстить. Вот только бы знать кому. Стоп!  Какого шайтана он торчит возле этого, пропахшего смертью дома? Уезжать, немедленно уезжать!
Он  повернул ключ зажигания.
Минут через пять бесцельной езды по городу, он понял, что совершенно не следит за дорогой, пару раз ему сигналили возмущённые водители. Он заехал в какой-то пустой двор и остановив машину, принялся считать наличность.  Триста долларов, этого должно хватить на неделю, если не снимать гостиничный номер. Потом… О том, что будет потом Асланбеку думать не хотелось. Он жил в большой, четырёхкомнатной квартире дяди, но чутьё подсказывало ему, что туда возвращаться не стоит. Придётся ехать в Подольск, к любовнице Наташке. Её восьмилетний гадёныш опять начнёт дразниться, называя его чуркой, но с этим он как-нибудь разберётся.
 - Ты чё сюда заехал, хмырь. И так весь двор провонял бензином! – перед машиной неожиданно возник бритый под ноль переросток с прыщавым лицом. Увидев в руках Асланбека деньги,  он хищно оскалился, - Ну ты, в натуре, отбашляй, и стой сколько хочешь.
Асланбек смерил его гордым взглядом. Не в характере кавказца пасовать перед каждым встречным.
 - Чего ты хочешь? – с блатной интонацией спросил он.
Парень повнимательнее пригляделся в водителя и вдруг выдал: - Пацаны, тут какой-то чучмек золупается!
 Возле машины возникли ещё двое, с такими же бритыми черепами. Асланбек, сунув деньги в карман куртки, приготовился, как выражался один из его земляков, «развести базар», но по всей видимости время разговоров закончилось. В левую скулу ему врезался костлявый кулак, рот сразу наполнился кровавой слюной. Один из бритых распахнул дверь, и, схватив Асланбека за куртку, начал вытаскивать его из машины. Одной рукой тот вцепился в руль, другой дёрнул дверцу бардачка, где у него лежал раскладной нож и принялся шарить там.
- Вылазь,  сучара!
Двое других пытались открыть задние двери, но те были заперты.
- Сука-а! – парень отпустил Асланбека и в недоумении уставился на свою левую ляжку, в которой торчала рукоять ножа, и по дешёвым спортивным штанам расползалось тёмное кровавое пятно.
 - Толян, он тебя чё,  в натуре, того?
 Асланбек завёл машину и, рванув с места, чуть не врезался в стену. Сдавая назад, увидел, что у одного из бритоголовых в руке оказалась массивная цепь. Чуть вывернув руль вправо, почувствовал удар о бампер, парень с цепью грохнулся на асфальт, своей задницей пропахав его пару метров. Асланбек вышел из машины и, подойдя к Толяну, выдернул свой нож у него из ляжки. Тот заорал и рухнул на землю, обеими руками обхватив себя за бедро. Единственный уцелевший, увидев «лицо кавказкой национальности» с окровавленным ножом в руке, бросился наутёк. Асланбек хладнокровно вытер лезвие о штанину сидящего на земле парня и сел в машину.
 «Вот такой сегодня получился день длинных ножей, - думал он, ведя свой «фольксваген» по Садовому кольцу, - а ведь впереди ещё ночь».


               
                * * *