Electropolis 240. The Last Love Story

Два часа. Потеряно впустую два часа. Но надо подниматься, не обращая внимания на синяки и порезы. Прижимать к себе перевязанную коробку из-под пиццы.
Бежать, ехать... Нет, лететь! Дальше, дальше, дальше. И дальше.
Заправить мотоцикл.
По длинной окружной подвесной моторизованной дороге второго яруса. На высоте тридцатого этажа.
Осталась только одна подсказка. Она вела в бар.
Бар. Вонючий, мерзкий бар для неимущих. Какие-то отвратительные полуистлевшие люди. Протягивающие к ней свои костлявые темно-серые от отравленного промышленного воздуха руки.
Новая подсказка. Вырваться из этого места.
Бесконечные одноликие черные дома с миллиардами одинаковых квадратных молочно-белых окон. Неосвещенный, тухлый, грязный, зараженный первый ярус. Здесь жизнь поглощена вирусом.
Грубые, пошлые, яркие вывески второго яруса - места обитания простолюдинов. Все еще ближе к людям, чем к роботам. Но с последними остатками чувств и прав. Очень небольшими остатками.
На верхние ярусы, предназначенные для богатых людей-киборгов без специального пропуска попасть  нельзя. Живущие там имели очень много прав. И не имели чувств.
Это - Электрополис номер 240. Один из сорока Электрополисов - огромных индустриально-кибернетических городов, построенных после провозглашения Всемирной Экзистенциальной Революции для расселения последнего миллиарда. А точнее, 300 миллионов спасшихся людей и еще два раза по столько мутировавших в киборгов.

Надо перекусить в McDonald's. Какая-то дрянь из отходов животноводства. Но денег в обрез. Она и так украла у своего теперь уже бывшего шефа - жирного и круглого, как бочка, пару сотен кредитов, в ее последний день работы в качестве доставщика пиццы. За это ей грозил как минимум хороший тюремный срок. А учитывая, что у нее не осталось ни родственников, ни богатеньких содержателей, способных заплатить откуп, тратить время на нее полиция не будет. Таких случаев тысячи. Поэтому сам начальник волен распоряжаться сотрудником. Зная его, она может не тешить себя надеждами: немедленная высылка на низший ярус с конфискацией мотоцикла. Подняться оттуда наверх нельзя. А там, внизу, даже супергерои комиксов не выжили бы сутки.
Но это последнее, чего она боялась.
Больше всего она боялась не успеть.
Спасти его. Спасти странное чувство. Она знает: с гибелью этого чувства умрет и ее душа. И, возможно, то последнее человеческое, что осталось в человечестве.
Это долг, это воля, это необходимость, это вера, это страдание, это инстинкт. Это единственное, что осталось. Это - весь ее мир. Больше нет ничего - только побег.
Дальше, дальше. Новый район бескрайнего мегаполиса - Pink.
75% мужчин в этом районе - сутенеры. Но их не много. Это - женский район. И 97% женщин здесь работают проститутками. В этот район приезжают только для одной цели. Но ее цель другая. Ее дорога ведет к дому сутенера.
Пришло время использовать украденный стилет. Пригрозить этому ублюдку, можно даже пырнуть в живот - не глубоко. Никто не будет судить ее. Даже если она убьет его. Но она не хочет убивать даже последнюю падаль. До крайней необходимости.
Он укажет на путь к проститутке. А та по опыту знает, как устроен следственный изолятор. Ей нужна карта-ключ. Достать ее можно у барыг. Но это опасный путь.
Путь для простаков, чтобы попасть на верхний ярус, где расположен Суд и следственный изолятор, только один: деньги. Но у нее нет денег на подкуп. Ей нечего продать... Мотоцикл? Но как же она будет перемещаться по этим улицам? Расстояния большие, и пешеходных дорог нет. Идти придется по магистралям с сумасшедшим движением. Без колес человек в этом городе - не жилец. 
Мотоцикл - ее достояние. Она угнала его у байкер-группы Редс. У тех, кто отнял у нее скромную квартиру, выгнав на улицу.
И только он, мотоцикл, - ее единственный друг.
Ее лицо изрезано шрамом, грязное от улиц и потасовок тело, изорванная одежда, усталость, пронизывающий холод... Но идти надо. Ведь он еще жив. Конечно, жив! Его должны судить. Должны судить, а не убить до суда. И тогда она спасет его. Иначе и быть не может.
Ведь позволено было Самому Богатому Человеку отстроить эти оазисы жизни для последних "счастливчиков". Так почему же ей, последнему на земле человеку с Самым Великим Чувством судьба будет претить? Где же злополучное равновесие?
Ответ тут: она еще жива. Значит, у нее есть возможность. И она будет идти до конца.

Едкий, пропитанный химией, удушливый, отравленный воздух. И холод. В этом городе всегда середина декабря. И никогда нет снега и дождей. Как и в остальных Электрополисах. Как и за их пределами. На всей Земле.
Войдя в верхний ярус, она уже не спустится. Назад дороги не будет. А там ей понадобится карта-ключ. И оружие.
Вперед. В квартал Black. К самой гадкой прослойке населения. К неграм в шубах. К черным барыгам. Они - почти уже открытое и официальное оружие власти. Они неприкосновенны, как судьи. Действуют под патронажем власти и в ее интересах. А так же всех, кто способен заплатить, несмотря на происхождение.  Они - безумны, как звери, всегда носят с собой оружие и имеют неписанную лицензию на убийство. Визит к ним может стать последним ее действием.
Она не имеет здесь знакомых. Она знает только несколько моделей оружия, с которыми ей уже доводилось иметь дело. Ее стилет совершенно не годится для замышленного дела. Кроме того, ей нужена карта-ключ для проникновения внутрь следственного изолятора. Все, что может ей понадобиться, есть у черных барыг. Она была прекрасно осведомлена, что само правительство снабжает убийц и подстрекателей из арсенала этого квартала. Она не знала только, чем расплатиться.

Она шла по темному подвесному переулку пешком, оставив мотоцикл на магистрали. Вероятность, что его угонят 1/3. Но вероятность, что его отберут здесь - стопроцентная. Коробку из-под пиццы тоже стоит спрятать. Спуститься с верхней улицы через пешеходный мост, зайти в темный переулок между домов, найти мусорный бак. И надеяться, что за это время ни один бомж ее не найдет.
Вот он, барыга. Негр в белой шубе. Не взглянул на нее. Идти дальше. Еще один. В розовой шубе. Взгляд мерзкий. Но он заметил ее, поманил к себе. Быстро воспользовался ей и сообщил, куда идти дальше. Ничего, она выдержит.
Ее привязали к стене, расставив ноги, и воспользовались по улице.
Убивать ее им было не интересно. А потешаться, снимая на камеру - другое дело. Ведь это тоже доход. Не каждый день сюда заходят такие наивные девочки.
Кто-то проявил чудеса благородства и, забрав ее стилет, который она еще надеялась выменять, бросил ей под ноги старый сломанный пистолет без патронов. О карте-ключе можно было даже не заикаться.
Долго она провела в унижениях. Но демонстрировать силу с этими людьми, как с сутенерами, никак нельзя. Большинство из них - бывшие или сбежавшие зеки. Тут стояли свои правила.
Она осталась жива. Всего лишь разорванная одежда, размазанная косметика, копна выдранных волос. И сильная боль в том месте. О потерянных ботинках она вспомнила, когда пришлось ступать на жесткий холодный металл улиц, стирая ступни в кров.
Честь? На честь уже было давно плевать. В этом городе, как и в других, ни у кого не осталось чести. А у нее была объективная причина на это.

Теперь - куда? У нее остался знакомый. Эрл. Он электрик. Он что-нибудь должен придумать. И даже бесплатно. Ведь она когда-то выручила его. Когда-то она выручала многих... Но это было давно. Нет смысла вспоминать обо всех ее благодетелях.
Эрл - типичный представитель огромного района беззаботных флегматиков Purple. Высокий и худой, но вмещающий в себя тонны две пофигизма, мужик лет сорока в домашнем халате. Но даже он опешил от ее просьбы. Помочь собрать оружие или карту-ключ или взрывчатку? Бесплатно?
Она вывалила ему все остатки кредитов. И сломанный пистолет. Ну хоть что-то он может сделать? Ради... спортивного интереса, не ради нее?
Он позволил ей воспользоваться душем.
Как и все обитатели второго яруса, он был холост. Кроме того, жил один. В его магнитофоне беспрерывно играла какая-то музыка, точнее набор свистяще-дробяще-шипящих звуков, сводящих душу в трубочку. Он целый день сидел дома, слушая это говно, попутно что-то паяя, либо распивания рисовую водку, либо принимая кислоту и мескалин, либо играя в приставку, либо поглощая одинаково-монотонные, одинаково-лживые новости, передаваемые безжизненным киборгом на канале Life. Либо все сразу. Ему было нормально.
Она приняла душ. Когда вернулась в комнату, он уже развалился на старом диване и раскурил траву, попутно вдыхая какую-то гадость через платок. Она скромно присела рядом, смотря перед собой. Маленькая комната, ковер на полу, напротив дивана какой-то сервант, древний плазменный телевизор, вещающий новости без звука, еще более древний BD-магнитофон, из которого льется нечто мерзко-несуразно-давящее. За мутным, почти непроницаемым окном - все тот же мерзкий урбанистический пейзаж. Черные мрачные небоскребы, окутывающие друг друга, струящиеся бесконечным потоком за горизонт, металлические подвесные улицы, и где-то там в вышине, под ядовито-зеленым небом - очертания верхнего яруса.
А здесь - все, как и много лет назад. И бардак: повсюду разбросана электронная аппаратура, проводки, транзисторы, платы, антенны, лампы и древние игровые приставки. Но его непринужденная, расслабленная поза говорит - все нормально.
И вроде и ей вдруг стало даже уютно. Она поняла его. И ей захотелось жить, как он. Принимать, пить, паять, спать, купаться, смотреть ящик, заказывать пиццу у ее шефа, и ни о чем не думать. Не многие себе могут позволить такую роскошь ничегонеделания в наше время.
И еще у него тепло. Так долго она не была в тепле...
Она сидела, наслаждаясь теплом и размякла.
Эрл скурил самокрутку, включил древнюю консоль, какую-то Sony MatrixStation 11.0, подключенную через самодельный переходник к еще более древнему сорокадюймовому экрану. Запустил очередной онлайн-эмулятор реальности с миллионом подписчиков, наполненный такими же инфантильными игроками, как и их реальные прототипы. Так же снующими в беспорядке по такому же городу без смысла, но с оружием. Пожалуй, единственное отличие от реальности. Даже адреса и люди в игре соответствовали реальным.

Через десять минут он наконец почувствовал приход и отключился. Она боролась со сном - но это так тяжело. Спать, спать, спать. Все тревоги, страхи, долг, любовь - вдруг все это стало ирреальным. Все это происходило не с ней.
Она решила сменить назойливую музыку. В разбросанной рядом стопке она нашла... Невероятно! Диск со своим альбомом! Как давно это было... Точно в другой жизни и не с ней... Певица.
Из динамиков полился нежный голос, слитый с гладкой, красивой, столь нетипичной в наше время мелодией. Уже тогда говорили, что это - позапрошлый век. И все же ее слушали. Потому что альтернативы в этом жанре не было. И многие даже чувствовали что-то далеко забытое, благодаря ей всплываемое в их сознании... Что-то создающее теплоту. А потом... Потом все как обычно.
И у нее уже не осталось ни чувств, ни сил на слезы. Надо было закончить свою жизнь последней попыткой спасти чужую.
Она прошла на кухню, вытащила из шкафа брикет прессованных чипсов, пакетик с растворимым кофе. Запасы этого имелись у Эрла, так что можно было утащить незаметно. Она хотела спрятать это в карманах своего платья, но платье представляло собой одни лоскуты. Она попыталась найти иголку и нитки в этом бардаке - но это являлось непосильной задачей. В кладовой были какие-то тряпки в ящике. Она взяла пару самых незаметных платков, завернула в них украденную пищу, тихо открыла входную дверь и спрятала сверток в подъезде под батареей - там, где оставила перевязанную коробку из-под пиццы.
Присела на диван рядом по спящим и теперь уже таким же безразличным и далеким ей человеком, как и все. Кроме одного.
Взяла недокуренную папиросу, платок, вылила на него едко-сладкую жидкость из стоящего перед диваном на столе флакончика. От этой жидкости слезились глаза. Но только вначале. Потом - было так хорошо...
Она проснулась насильственно: Эрл тряс ее.
"У меня гости. Тебе пора."
Она догадывалась, какие это будут гости. Такие же мающиеся соседи-собутыльники и их слабоумные подружки, которые дали бы фору иным проституткам. Так не хотелось уходить из этого клочка простого земного блаженства в адском месиве прожженного испаряющимися ядами и культом насилия Электрополиса.
Жалость, или, скорее пофигизм этого человека, был исчерпан. И все же, пока она спала, он интереса ради сделал из ее бесполезного пистолета какое-то оружие. Вышла такая себе пушка, стреляющая иглами с любым веществом. Только вот иголку он сделал всего одну. Пустую.
В подъезде она укуталась в платки, скрывшие, наконец, голые части тела. Вышла на мороз. В удушливый воздух.
Все, что она получила от сегодняшних унижений - это стрелялка с одной пустой иголкой.
Она прижала к себе коробку из-под пиццы, новоприобретенный пистолет сунула за пазуху.
Куда теперь?
Может, никуда? Может, упасть вниз?
И через пару часов ее сожрет вирус или растерзают полуразложенные люди - зомби. Замечательная идея.

Больше нет подсказок. Есть игла. Пустая. С ней надо идти... Наверх.
Там, наверху, мотоцикл ей не понадобится. Она не так наивна, чтобы надеяться на возвращение. Да и некуда. После завершения операции - успешного или нет - им в любом случае некуда будет идти. Ее борьба иррациональна. Она чужеродна в этом безумно рациональном мире. Но жизнь научила ее тому, что почти все настоящее, живое, правдивое - не рационально...
Она села на металлические прутья улицы. Сквозь образованные вертикальными и горизонтальными листами металла отверстия прослеживались отдаленные фигуры людей, их останков и предметов нижнего яруса. Она обхватила ноги руками. Холодно.
Мимо проносились на безумной скорости автомобили, автобусы, мотоциклы. Средняя скорость превышала  250 км/ч - их силуэты едва можно было разглядеть. Они создавали жуткую вибрацию и обдавали потоками воздуха, но шума почти не производили. Шум создавал сам город. Его бесконечные заводы во всех районах и на обоих нижних ярусах.
И вонь. Жуткая вонь от заводов, от выбрасываемых ими в воздух химикатов, от бытового мусора, сбрасываемого на нижний ярус и от разложения людей, по тем или иным причинам попадающих туда же.
Все, что у нее было, она использовала. Все подсказки. Все, что смогла - сделала. Угнала мотоцикл байкерской банды - смертная казнь. Ограбила шефа - высылка в нижний ярус = медленная смертная казнь. Кража чипсов и кофе у Эрла - штраф. А если он напишет заявление - тюрьма на пять суток. Тюрьма, в которой она вряд ли выживет.
Остался путь в квартал White. Там можно было добыть яду. Его свободно продавали в аптеках. Без рецепта. Заправить иглу. И идти.
Без карты-ключа. С одной надеждой на то, что политических заключенных четвертого - самого низкого - порядка охраняют слабо. И попробовать перехватить при перевозке - в место суда или расстрела. Она смутно помнила, как происходят такие вещи... Как видела эти машины с заключенными, когда садилась в лимузин.
Когда жила на верхнем ярусе.
У нее только один выстрел. И о силе и точности самодельного пистолета она могла только догадываться.
Она подъехала к брандспойту, слабо бьющему горячей водой. Рядом валялись пластиковые стаканчики, оставленные бомжами. Грязные. Возможно, заразные. Очень возможно.
Заварила себе кофе и съела половину пачки чипсов. Оставила половину для него.

Дальше - в промышленный квартал Grey. Здесь находилось производство транспорта и сопутствующих ему материалов: металлы, пластик, стекло, резины. А так же атомные электростанции. Экологически это был самый жуткий квартал с отравленным воздухом, один день нахождение здесь без специальной защитной аппаратуры грозило смертью. А еще здесь находились перекупщики техники всевозможного рода.
Конечно, ее обманули. Она знала заранее, что продать мотоцикл за его реальную стоимость ей не светит. Она - не громила с битой и десятком таких же дружков. После непродолжительных пересудов она получила наличными сумму, которая составляла едва ли 1/4 от мотоцикла, даже учитывая отсутствие любых прав на него.
Она присела, погладила и поцеловала этот красный, как и ее волосы, кусок металла напоследок. В этом куске металла чувствовалось больше тепла и жизни, чем в любом живом организме в этом городе. На всей Земле.
Она отправилась в White. Пешком. Сэкономила на автобусе какие-то крохи. Шла два часа, прижимая к себе  коробку из-под пиццы, стирая ноги об острый металл проспектов.
В этом квартале располагались заводы клонирования, переработки людей, психотропные лаборатории по зомбированию людей, центры пересадки органов, отделы производства органической части киборгов. Она не углублялась. Ей нужна была только аптека. С разбавленным цианистым калием или еще чем-нибудь подешевле.
Она заправила иглу.
Больше не было идей. Не было страха. Не было чувств. Кроме одного - последнего, всепоглощающего.
Оставался последний путь. Наверх.
Добраться туда можно было только на одном из специальных лифтов. Плата за лифт составила 1/4 оставшейся у нее суммы. На лифт пускали всех. Основная охрана стояла у дверей после навесного металлического пешеходного моста над пропастью, ведущего из лифта. Ведь за спуск обратно тоже брали плату - в два раза больше. А среди претендентов на пропуск в высший мир реальные причины находили не более, чем у 1%. Обычно причиной являлась крупная взятка. Даже предложение секса здесь не котировалось.
Она отстояла в очереди. Перед ней стояло десятка три человек разных социальных прослоек, из разных кварталов. Даже бомжи.
Она медленно продвигалась по нависшему над, казалось, бесконечно далеком внизу ярусом, трапу. Вид города отсюда открывался совершенно фантастический. Фантастически удушающий. Чернота, тысячи домов, слившихся в одно черное месиво, с миллионами мигающих точек.
Выше - ядовито-зеленое небо с синими сполохами, наминающее полярное сияние. А перед ней - огромный охранник в черных очках, в темно-синей форме, с автоматом. Вид его не сулил ничего хорошего. Он ничего не говорил, он просто указывал властным жестом: идти назад. А за ним - сомкнутые прозрачные сдвижные створки дверей.
А за ними - еще. И еще. Разрушить их было нельзя. А при соприкосновении кожу обжигало, как огнем.
Она приготовила деньги сразу всунуть в карман охраннику. Она слышала, так делают.
И молилась своему богу.
Потому что пути назад у нее не было. Она либо попыталась бы выхватить автомат - хотя это ничего бы не решило. Либо бросилась бы с помоста. Соответственно, это тоже не помогло бы. Никому.
Оставалось закрыть глаза, забыться, сгорая от напряжения и надеяться на тот самый счастливый случай всей своей жизни. И на всемогущую силу любви.
Подошла ее очередь. Она открыла коробку из-под пиццы. В ней лежало пять больших длинных сигар.
Невероятно дорогие. Невероятно редкие. Невероятно ценимые в этом упадочном мире.
Последнее, что осталось от ее прошлой жизни. Последнее, что удалось схватить с собой из квартиры, спасаясь от байкеров-мародеров.

- Элан! Наконец-то! Слышишь меня? Очнись! Элан! Ну что же ты... Это я, твоя Тари!.. Эланчик, любимый мой, жизнь моя...
Она присела рядом, обняв его. Слезы ручьями потекли по ее щекам. Она не могла видеть его безжизненное тело, лежащее среди десятков таких же - его бывших соратников в движении против произвола власти. Власти, которая отняла у них последнее, нажитое трудом, чтобы распределить между теми, кто сделал первые взносы, дающие надежду на восхождение на высший ярус.
Их сложили друг с другом прямо на тротуаре темной улицы, возле здания Суда.
Она поняла, его даже не судили. Бросили на улице, как скот, не сняв ни полосатые робы, ни металлические бейджи с именами. Наверное, как демонстрацию бесполезности попыток сопротивления. Может быть, так делали всегда. С преступниками не высшего порядка. Откуда она могла знать? В прошлой жизни она была выше всего этого, ни о чем не знала, ни о чем не думала. Она пела для киборгов.   
Она легла рядом с ним, притиснулась, обняла его рукой себя. Над ними простиралось безжизненное зеленое небо.
Мимо них проплывали на летающих подножках равнодушные обитатели высшего яруса. В основном, киборги. Реже - клоны. А может, там были и люди, которые за годы жизни на верхних ярусах превратились в убогое подобие компьютеров, которыми, как им все еще казалось, они управляют. Но всех их объединяло одно: они были искусственными порождениями новой кибернетической эпохи. В них не осталось ничего природного, человеческого. Даже мстить им было бессмысленно.
И в ней больше не осталось ничего. Ни капли надежды, которая придавала ей самые силы идти вперед и вверх, к нему. Больше идти было не к кому.
Оставалась неиспользованная игла с ядом.