Француз. Часть I. Глава VII

                Часть I Глава VII

    Выйдя из парка, мы оказываемся на бульваре Гагарина. Он тоже был недавно реконструирован, вернее, отстроен  заново. В прошлом году здесь был установлен памятник первому космонавту планеты. Молодой и красивый Юрий Алексеевич вышагивает в своей  длинной шинели по нашей улице. Когда-то он шагал по ней на самом деле. Это было в далёком 1966-м году, когда он был в нашем городе с визитом.
    Автор скульптуры Равиль Юсупов изобразил Гагарина в высшей степени достоверно: и знаменитая улыбка сияет на его одухотворённом лице, и развязанный шнурок красуется на своём месте.
    Но шнурок на правом ботинке развязался у Гагарина не здесь, не в нашем городе, а в аэропорту «Внуково», когда он шёл по красной ковровой дорожке с докладом к Хрущёву. Краем глаза Юрий видел развязанный шнурок и очень боялся на него наступить.
   «Вот сейчас споткнусь, - думал он, - и растянусь на виду у всего человечества».
    Слава Богу, этого не случилось.
    За год и ботинок, и шнурок жители нашего города отполировали до зеркального блеска. Каждому обязательно нужно их потрогать.
    Трогаем и мы. Затем я фотографирую Ирвана рядом с первым космонавтом планеты, а он фотографирует меня.
  - Знаешь, кто это такой? – спрашиваю я.
  - Конечно, - утвердительно кивает француз, - Юрий Гагарин, первый космонавт.
  - А на кого он похож, знаешь? – продолжаю я допрос.
    Ирван жмёт плечами.
  - На моего родного брата, - говорю я, - мой брат в своё время тоже был военным лётчиком, и лет двадцать назад выглядел точно так же, как молодой Юрий…
    Мы трогаем развязанный шнурок ещё раз, при этом я на всякий случай загадываю желание, мало ли – вдруг исполнится, и смотрим на заходящее солнце. Оно уже почти скрылось за трибунами футбольного стадиона.
    Над нашими головами зажигаются фиолетовые огоньки.
    Их тысячи. Они развешены на растяжках над всем бульваром, от входа в парк и до площади Ленина.
  - Красиво у вас, - говорит восхищённо Ирван.
  - А ты не хотел ехать в Брянск, - качаю я головой.
    В конце бульвара мы подходим к стене пятиэтажки, на которой прикреплён стенд с военачальниками, героями Великой Отечественной войны. Стенд соорудили недавно, за пару дней до 9-го Мая, до юбилея Великой Победы. Моей маме в этот день исполнилось уже 85-ть (P.S. Ровно через четыре года именно в этот день она уйдёт из этого мира).
    Мы останавливаемся у стенда. Первым слева на нём маршал Георгий Константинович Жуков, четырежды герой. Его портрет знают во всём мире, Ирван тоже знает нашего великого полководца в лицо. Затем следуют маршалы: К.К. Рокоссовский, И.С. Конев, А.М. Василевский и далее по порядку, как мы привыкли их видеть в школьных учебниках.
    Я останавливаюсь перед портретом Василия Ивановича Чуйкова. Это под его командованием 62-я Армия защищала Сталинград.
  - Бабушка моей жены, баба Дора, - говорю я Ирвану, - служила в молодости у этого маршала главным поваром и тоже участвовала в битве за Сталинград…
    Не знаю, вспомнит он потом об этом, когда будет посещать в Волгограде Мамаев Курган.
    Дальше мы идём через площадь Ленина, и я показываю Ирвану одноимённый памятник. Недалеко от него недавно установили другой - сове, или филину. Я не различаю этих пернатых созданий, думаю, что это вообще одна и та же птица.
    Трёхметровый монумент, в отличие от волка, сделан из берёзовых прутьев. Возле совы тоже теперь всегда толпа зевак. Потом мы идём дальше, к зданию драмтеатра.  Напротив него через дорогу памятник Тютчеву. Ирван показывает на него рукой и говорит:
  - Фёдор Тютчев.
  - Наш земляк, - уточняю я, - и Фёдор пишется через «фиту», старинную русскую букву. Я тебе потом днём покажу, когда светло будет.
    Миновав  драмтеатр, мы оказываемся у ЦУМа, центрального универмага. Напротив него высится здание областного УВД, красивое и подсвеченное не хуже Кремля.
  - Здесь наша полиция ютится, - говорю я Ирвану, - вернее, её руководство.
    Француз удивлённо смотрит на меня.
  - Они тут не хило устроились, - подтверждаю я его удивлённый взгляд.
  - Что значит, не хило? – спрашивает он.
  - Значит: хорошо, прекрасно, восхитительно, - перечисляю я эпитеты, - трэ манифик по-вашему.
  - Теперь и я могу так говорить:  «не хило»? – смеётся француз.
  - Можешь, только не у меня дома…
    А до него остаётся уже рукой подать, осталось пересечь дамбу через Нижний Судок, подняться наверх, и вот он мой дом. Местные жители дали ему прозвище «Дом с часами», и под этим именем его знают все в городе…
    Через овраг мы переходим по дамбе, сплошь заросшей деревьями и высокой травой. Из его глубины веет прохладой. Ирван останавливается на смотровой площадке.
  - Эту дамбу, - говорю я, - насыпали 50-т лет назад. Раньше тут был деревянный мост.
  - Что есть дамба? – интересуется француз.
  - Понт (мост), - отвечаю я, стараясь выражаться по-французски, - ну не совсем «понт», он из песка, «лё саблё», - уточняю я, вспомнив, как будет по-французски песок, - люи аппортэ дё ля ривьер Десна (его принесли из реки Десны), но не в карманах, конечно, а намыли, - это я уже заканчиваю по-русски.
    Ирван таращит на меня глаза, но как ни странно, всё понимает. Наверное, мой французский вперемешку с русским не так уж плох.
  - Иси рэспирасьон бьян (здесь дышать хорошо), - заканчиваю я свои мудрёные объяснения.
    Дальше мы идём молча. 
    Но вот, наконец, и мой дом. Часы на его башне показывают десять часов. В начале августа в это время уже темно, да и самоё время в прошлом году сдвинули на час ближе к ночи. Говорят, что сделали это в последний раз. Посмотрим.      
    Дома нас уже заждались, спать никто не ложился. Моя мама опять волнуется.
  - Заморишь ты нашего француза, - говорит она, - дай человеку отдохнуть с дороги. Я там вам настой сделала из дубовой коры, напои его обязательно на ночь. Кашлять не будет. И ещё медку подлей в чай…
    Я выполняю все её распоряжения, ведь я по-прежнему для неё маленький неразумный сынок. С сегодняшнего дня она так будет величать и француза.
    Но, наконец, все распоряжения получены, и мать желает нам спокойной ночи.
    Мы остаёмся с Ирваном одни, мы пьём горячий ароматный чай и молчим. Слов на сегодня достаточно. Усталость бродит по нашим телам, но эта усталость приятная.  Длинный-длинный день, наконец, закончился.
    Жена стелет французу постель в зале на раскладном диване, я провожаю его до места. На пододеяльнике и на наволочках чёрно-рыжими нитями вышиты два тигра. Это бельё я купил в турецком Авсалларе, и мы им ещё не пользовались ни разу. 
    За окном в сквере всё ещё горят фонари. Их отключат только в половине второго. Свет от них отражается в моих окнах и потом, проходя через папоротники в высоких кадках, которыми моя жена
уставила всю комнату, она любит всяческую заморскую зелень, свет этот ложится на потолок, разрисовывая его сказочными узорами. В такой комнате  приятно будет жить французу.
    Мы желаем друг другу  «бон нюи» и идём спать. На душе у меня благодать, полнейшее чувство выполненного долга.   

http://www.proza.ru/2015/09/24/862