27. Per aspera ad astra

’’Через тернии к звездам’’ - латынь. Советский научно-фантастический кинофильм.

   ’’Сражающемуся с чудовищами следует позаботиться о том, чтобы самому не превратиться в чудовищ’’.
Фридрих Ницше.
    Я подошла к иллюминатору и прильнула к стеклу носом, затаив дыхание. Возможно, я и не должна с точки зрения эволюции писать человечеству о космосе, но увиденное также и нельзя держать в тайне. Когда летом мы лежим на траве и смотрим в небо, это небо имеет границы - горизонт. В космосе же я не увидела предела: кругом был мрак, осыпанный бессчетным количеством огоньков, мерцающих холодным белым пламенем. Звезды уходили вглубь Вселенной, и им я тоже не видела конца, все было словно в зеркальном отражении. Планеты, окруженные сферой, были похожи на шоколадные шарики в молоке, посыпанные глазурью. Полотно неба наполовину делилось белоснежной воздушной нитью - Млечным Путем, - приходящей из ниоткуда и уходящей во мглу. Дрожащими пальцами я провелась по стеклу, будто хотела таким образом соприкоснуться с космосом. Моя грудь судорожно поднялась, из губ вырвался всхлип, и я не сразу поняла, что плачу. Эмоции обуревали меня, самые разные затягивали в круговорот чувств и безжалостно крутили там, как в каруселях. Изумление, недоверие, восхищение, умиление, радость, непонятная уверенность в будущем. В эйфории я громко закричала и нервно расхохоталась: надо же, Россия Добрева в космосе! Предательница и государственная изменница сбежала от наказания в космос!
    Вдруг корпус ракеты резко дернулся, и я упала на кровать, больно ударившись ногой. Я осторожно поднялась, качок не повторялся, но я поняла, что случилось что-то нехорошее. Хромая, я вышла из комнаты и добрела до компьютерного зала. Увиденное вызвало у меня крик, и я кинулась к Юрию Апполоновичу. Следующий час я помнила смутно и интервалом в секунду, он тянулся несказанно долго, бесконечно. Мужчина лежал на полу и остекленевшими глазами смотрел в потолок. Он не дышал, я поняла это по траурным лицам Аркаши и Дениса, склонившихся над ним.
     - Что с ним? - взвизгнула я, падая на пол рядом. Джинсы на коленях порвались, но я не заметила этого.
    - Остановка сердца.
    - Но он же... Он же не мертв, правда?! Скажите мне это, - я схватила мужчин за руки.
     - Россия... - Аркаша отвел глаза в сторону.
     - Нет... Нет! Нет! - дрожащими руками я начала делать своему бывшему учителю интенсивный массаж сердца. Слезы полились второй раз за последние десять минут, день обещал быть трудным. Я ничего не видела из-за отсутствия солнца и заорала: - Включите свет, живо!
    Денис пошел и нажал на включатель, хотя при этом и глядел на меня, как на сумасшедшую. Мне было все равно, гены взяли свое, и я думала лишь о спасении человеческой жизни. Для меня важно было только одно: восстановить пульс, не дать дыханию этого мира покинуть тело мужчины. Молчание длилось пару минут, лишь я пыхтела в тщетных, бессмысленных попытках, наконец Аркаша оттащил меня в сторону и обнял.
     - Россия, мне очень жаль, правда...
     - Не понимаю, как совершенно здоровый человек вдруг мог взять и умереть?!
     - Все не так просто, но у нас есть проблема похуже. Левый мотор отказал, и через тридцать минут мы начнем падать вниз, в бездну. Когда кислород кончится, умрем мы все, у нас мало времени.
     - Но вы же сказали, что все в порядке! Что все в строю и идет по плану!
     - Мы тебе врали, ясно? - вскричал Денис. - Боялись, что ты запаникуешь! И вот: ты паникуешь! Вы, девчонки, все такие!
     - Заткнись!
     - Скорее, мы врали самим себе, - сказал Аркаша. - Не хотели в это верить и надеялись на лучшее.
     Я вздохнула и схватилась за голову, казалось, она сейчас лопнет, как арбуз на солнце. Тысячи и тысячи мыслей крутились в ней, миллионы вопросов требовали ответов, сотни капризов желали взять верх. Я закрыла глаза и сосредоточилась, эмоции сейчас ни к чему хорошему не приведут. Мой мозг развит на все сто процентов, говорила я себе, я могу успокоиться и починить поломку.
     - Как исправить положение? - спросила я уже тише, обращаясь к Аркаше. Ясно было, что Денис также паникует, и от него не дождаться каких-либо рациональных ответов.
     - Исправить?.. - он был изумлен. - Есть, конечно, один вход, другого мы не успели создать... Но, клянусь, Россия, он очень рискован.
     - А сейчас мы, что не рискуем? - в моем голосе вновь послышались истеричные нотки, благоразумие и терпение не так-то легко мне давались. - Мы скоро умрем, чем не риск? - на губах неестественно сверкнула нервная улыбка.
     Аркаша задумался. Я видела, что он все еще не решается и колеблется, видно, план и вправду был настолько опасным. Я решила взять ситуацию под свой контроль.
     - Послушай, Аркаша, - мягко произнесла я, постаравшись перестать метать гневные искры глазами, - ты ведь знаешь, насколько я умна, что умнее всех на Земле, не говоря о вас, и также знаешь, что это не бахвальство. Я...
     - Ты просто-напросто несовершеннолетняя девчонка, приносящая одни неприятности! - перебил меня Денис.
     - Помолчи, - жестко приказал Аркаша и хмуро посмотрел на парня. Я же даже не оглянулась на того, чтобы сохранить роль спокойствия и сосредоточенности.
     - Только я могу сделать это, спасти нас. Ваша мечта будет напрасна, если мы все погибнем. Мораль у басни будет печальной и скверной. К тому же, я не передала свои знания человечеству, и получается, смерти шестерых ребят и их учителей, моих друзей будут напрасны. Все будет напрасно, Аркаша. - Видя, что он склоняется в мою сторону, я победоносно улыбнулась. - И еще: кто не рискует, тот не пьет шампанского. А я очень люблю шампанское.
     - Алкашка, - буркнул сзади Денис, все еще не довольный тем, что я ’’перетянула одеяло на себя’’. На его месте я бы оплакивала покойного друга, Юрия Апполоновича, а не соревновалась бы с кем-то. Сама я на мужчину не глядела, потому что при каждом взгляде на него на моих глазах проступали слезы, а сейчас важно хоть кому-то оставаться со здравым и чистым рассудком.
    - Хорошо, - наконец кивнул Аркаша и прокашлялся, чтобы, видимо, прочистить горло. - Только тебе придется выйти в открытый космос.

   Сказать, что я была удивлена, это ничего не сказать. Я была в натуральном шоке и пару минут могла лишь пялиться на Аркашу и невинно хлопать ресницами.
    - Как... Как в открытый космос?
     - А тебе говорили, не берись за то, чего не в силах сделать. Обещания тут раздавала, как милостивая императрица, - злорадно усмехнулся Денис.
     - Заткнись, иначе я ударю тебя еще раз! - наорала я на него. - Я тут единственный человек, который пытается хоть как-то добиться помощи, а не жалуюсь и не критикую всех кругом! И я пойду в открытый космос, если это поможет нам выжить! Дайте мне скафандр!
     Если бы мне минуту назад сказали бы, что я выйду из ракеты в космос, я приняла бы говорившего за сумасшедшего и указала бы ему кратчайшую дорогу до психбольницы. Еще день назад у меня в планах не было вообще лететь в космос, а не то что выходить в него одной, но какие только обстоятельства не бывают. И да, я, Россия Добрева, умею собирать на свою задницу неприятности, в этом деле я профи и достойна самой высокой награды.
     - Ладно, не в первый раз, - бормотала я, влезая в шуршащий серебристо-белый скафандр, от которого во все стороны шли какие-то трубочки и провода красного и синего цветов. Скафандр был женским и точно облегал фигуру, материя была плотной и похожей по тактильному восприятию на кожу. - Как-нибудь прорвемся.
    Целых двадцать минут Аркаша объяснял мне строение ракеты и координаты люка, к которому я должна подобраться извне. В карманы были спрятаны на всякий случай два ключа-карточки. Еще пять минут мужчина уделил инструктажу по технике безопасности и уверениям, что со мной ничего не случится. Денис был настолько поражен моей то ли смелостью, то ли глупостью, что собственноручно закачал кислород в баллоны и пожал мне руку. Я недоверчиво поглядела на него.
    - Неужели..?
    - Да, ты в нашей команде. Обязательно вернись.
    После этих слов я едва не разрыдалась и, глядя на синяк на его скуле, полученный благодаря мне, чувствовала себя виноватой. В конце концов, под маской каждого человека можно найти хорошее, если только захотеть этого.
     До начала падения оставалось четыре минуты. Наручные часы показывали час дня. Мои пальцы начала дрожать, до этого я и не подозревала насколько волнуюсь. Аркаша взвалил мне на спину тяжелый рюкзак с баллонами и ободряюще похлопал по плечу.
     - Все будет хорошо, как только выйдешь в открытый космос, вес перестанет иметь значение. Это здесь, на палубе ракеты, мы можем свободно ходить по полу, а не висеть как совы вниз головой, но это с помощью воздуха, которым наполнено внутреннее пространство.
     - Перестаньте говорить слово ’’открытый’’, иначе я закричу, - усмехнулась я, чтобы скрыть нервозность, и одела шлем.
     - Как только окажешься внутри, активируй запасной двигатель, и сразу же обратно. Удачи, - Аркаша подмигнул мне и отошел.
    Я кивнула и повернулась в сторону двери. Страшно, страшно, черт, страшно. Может, вот тот самый момент, когда стоит покаяться? И почему я так боюсь космоса, которого столько лет боготворила и почитала, опираясь на которого, жила? Этот страх был абсурдом. Я знала, что вопреки распостраненным представлением, человек, попадая в космос без защитного скафандра, не умирает от замерзания, не взрывается, не теряет сознание, и кровь его не закипает в жилах. Но все равно было страшно. Страшно перед неизвестностью, страшно перед потенциальным одиночеством. Интересно, Аркаша сказал, что кислорода в баллонах хватит на сутки, а если канат, связующий меня с кораблем, оборвется, и я стану падать в пустоту, в бесконечность, сойду ли я с ума от однообразия, пустоты и вечного полета? Будут ли это самые кошмарные сутки за всю мою жизнь? Будут ли они страшнее тех, когда я назвала Апрелину самым паршивым человеком, рассталась со Славой, а все ребята отвернулись от меня? Будут ли они ужаснее тех, когда я бежала по тульскому осеннему лесу, вспоминала в подробностях свою жизнь, кралась в свою же квартиру, чтобы помыться, страдала от встречи с ребятами и уезжала в Воронеж? Станут ли они хуже тех, когда я заподозрила Сашу в предательстве, чуть не оказалась в психбольнице, порезала ногу стеклом, убегала в ночи и вновь хотела сорваться с места? Станут ли они лучше тех, когда я танцевала со Славой, познакомилась с родным отцом, Джией и Павлосом, увидела Апрелину после долгой разлуки, целовалась под бой курантов с Сашей и ехала жертвовать собой во Владивосток? Будут ли они мучительней тех, когда я голодала, спала на холодном полу и страдала от одиночества и разочарования? И что станет с моим телом, когда я задохнусь? Оно будет по-прежнему падать, или его съедят какие-нибудь инопланетяне? Самоуничтожится или наоборот никогда не сгниет, а превратится в ледышку или мумию? А может быть, оно упадет на какую-то звезду и сгорит?
     Впрочем, кому я лгу? Мне это совершенно не интересно. Я вернусь, я должна вернуться. В моих руках две жизни, я уже потеряла одну и должна сберечь эти.
     - Россия, - окликнул меня Денис, и я обернулась. - Я рад, что ты с нами, правда.
     Внутренние двери закрылись за моей спиной, я показала большой палец вверх и опустила забрало шлема. Внешние двери открылись передо мной, и я увидела дорожку из звезд.
     - Ну что ж, сделай это, Россия Добрева... - прошептала я самой себе и прыгнула вперед.
     Кровь прилила к вискам, и сердце чаще забилось, когда я оказалась в невесомости, но вот, дернулся канат, и я безвольно повисла. Досчитав до десяти, я услышала легкое шипение в наушниках и поняла, что мужчины со мной на связи.
      - На борту, вы меня слышите? - спросила я. - ’’Россия’’, говорит Добрева. Вы меня слышите? - повторила я, не получив ответа.
    Шипение стало громче, и наконец появились голоса. Вернее один голос, голос Дениса, встревоженный и панический.
     - Россия! Россия, как ты?
     - Пока жива, - неудачно пошутила я. - А где Аркаша? Почему он не говорит?
     - Он... Его ударило током. Но он жив, я тут же оказал медицинскую помощь, благо, все нашлось в аптечке... Правда, он пока не приходит в себя.
     - О великий космос! - вскричала я, и слезы счастья навернулись на глаза.
     - Россия, как... Как там, снаружи? - в его голосе я уловила любопытство, очарование и вожделение.
     - Это потрясающе, - я огляделась. - Всюду... Всюду небо, и солнце, оно здесь не такое яркое, как на Земле, а... Всего лишь такая же звезда. И другие звезды, они повсюду, куда не глянь. Кажется, я вижу Большую Медведицу и даже Полярную Звезду, - из губ вырвался смешок. - Планеты, они такие настоящие и словно парят в воздухе. Ну, вернее, в пространстве, воздуха-то тут нет... Марс! - вдруг заорала я в эйфории. - Я вижу Марс! Он прямо передо мной, ну, то есть ты понял меня. Такой большой и красный, как глина в карьерах.
     - Вау! А ты видишь спутников Марса, Фобоса и Деймоса?
     - Э, нет.
    - Странно, наверное они в тени планеты. Ну, а еще, еще что?
     - Да ничего больше, тебе же тут не музей культуры инопланетян. Пожалуй только Млечный Путь...
     - Что?
    - Словно кто-то разлил сливки на топленный шоколад. Или нет! Скорее... Скорее, это рисунок акварелью, да, - я улыбнулась, представив себе в голове свое же сравнение, - и Млечный Путь это растушеванный контур. Будто кто-то нарисовал пейзаж, а потом брызнул на него водой.
     - Удивительно. Как сказал Ломоносов: «Открылась бездна, звезд полна; звездам числа нет, бездне дна».
     - Ладно. Сколько у нас еще времени? - я ни на минуты не утрачивала бдительности. Прекрасное прекрасным, а жизнь одна. И мне как-то не улыбалось оставаться в космосе навсегда.
     - Две минуты сорок семь секунд. Справишься? - в его голосе слышна была тревога.
     Я не ответила и, перевернувшись вниз головой, поплыла. Я рассекала пространство вокруг ладонями, словно это была вода, и медленно погружалась ниже. Глядя в бесконечность неба, у меня возникало чувство, будто это воронка, и она засасывает меня все сильнее и сильнее. Обогнув ракету, я подплыла к люку и рванула его на себя. Внутри было темно, и мне пришлось включить фонарик. Блеклый луч касался поверхности предметов и едва давал света, поэтому мне пришлось «включить» свое обостренное зрение.
     - Найти запасной двигатель, - повторяла я про себя слова Аркаши. Двигатель.
     Казалось, прошли всего секунды, на самом же деле истекло почти все положенное время. Ракета дернулась и полетела бы, но тут я рванулась вперед и нажала на какую-то кнопку. Поднялся страшный гул, я закричала от боли в ушах и осела. Корабль резко замер, и меня откинуло в угол. Я сильно ударилась головой о какой-то предмет и тут же ощутила, что из виска потекла кровь. Ну что ж, просто еще один плохой день из жизни России Добревой. Рядовой случай.
     Когда все стихло, я застыла, мертвой схваткой вцепившись в какие-то поручни, и обнаружила, что все это время плакала. Удивительно, что в моем организме остается еще хоть какая-то вода. Но по правде говоря, удивительно то, что после всего пережитого, я еще способна испытывать страх. Казалось, это для меня пройденная ступень. Однако сейчас обнаружилась кое-какая проблема похуже, нежели обсуждение страхов. Потому что при столкновении я наткнулась шлемом, и на его стекле появилась трещина. Достаточно большая трещина для того, чтобы под воздействием космического вакуума рассыпаться на мелкие осколки. Для того, чтобы я задохнулась.

    - Россия, мы это сделали! - закричал Денис в наушниках, казалось, он готов был расцеловать меня. - Ты это сделала! Мы спасены!
     Спасены. Какое неправдоподобно сладостное слово! Спасены...
     - Нет, не спасены... - прошептала я, и без сил осела на пол.
     Отправляясь в открытый в космос, я не думала о том, что кто-то выйдет из этой передряги живым, а кто-то мертвым. Передо мной стоял жесткий выбор: либо жизнь, либо смерть. Мне надо было спасти пассажиров «России», и я даже не догадывалась, какую жертву мне придется принести. Смешно было закончить жизнь в таких условиях: от недостатка кислорода, в космосе, который я так боготворила. «За что ты так со мной?» - восклицала я космосу. - «Я не убивала, не крала, не предавала, не изменяла! Я верила в тебя, а ты подвел меня! Заставляешь умирать! И как? В агонии, оставляя тело без могилы!»
     Внезапно, с горечью в сердце, я осознала, что именно все перечисленное и делала. Убить? Запросто! Сотни ни в чем не повинных людей погибли от взрыва, учиненного мною во Владивостоке. Я ничем не помогла им, а лишь наблюдала за этим и от души наслаждалась процессом. Украсть? Проще не бывает! Многие пенсионерки в Керчи и Новороссийске лишились своих пирожков - единственного способа зарабатывать деньги, - лишь потому что у меня не было ни копейки. Я не только не испытывала чувства вина и не сочувствовала им, но и ненавидела, потому что они, в отличие от меня, спали на мягкой постели и знали голод и холод лишь по рассказам. Хотя знать наверняка я не могла. Предать? Легко! Я бездумно швырнула в лицо беззащитной и наивной, легко ранимой тогда Апрелине оскорбление и бросила ее на растерзание волкам. Зато я чувствовала себя обиженной и покинутой всеми и продолжала эгоистично строить из себя мученицу. Изменить? Не то чтобы так легкомысленно, это причиняло боль и терзало меня, и все-тако я долго металась между Славой и Сашей и никак не могла сделать выбор. Если бы я вовремя выбрала бы нужного, то есть точно не Славу, то все обошлось бы. И любовь к Саше, кстати, совсем не помешала мне переспать с Денисом, но это другая история, и ее бремя нисколько не легче.
      - Что-то во мне высмеивать можете вы, но я высмею вас, - часто говорила я врагам. - Вы можете переходить на личности, по имени оскарбляя меня, но я же с презрением крикну: "Человечество!" Вы посмеетесь надо мной раз, другой, возможно, даже третий. Но я же быть сатирой вашей могу вечно; людские пороки и недостатки появляются одновременно с инновациями. Вы - мечта черного юмора, ходячий сборник живых анекдотов. А я же умру и обо мне будут помнить лишь хорошее. Ведь я это я, а человечество - стадо.
     Порой я часто думала о спасении. Ведь я самый мерзкий человек на планете. Я даже не понимала почему так поступала и так говорила. Просто потом мне становилось очень больно, и я от этого сильно страдала. Больнее всего  осознавать, что для отца я ошибка юности, а для матери - стыд и позор, который она не хочет никому показывать. Одно дело быть изгоем и ненавидеть весь мир, а другое - жить с грузом на сердце, осознавая свою подлую сущность. Не специально, но я причиняла людям боль, так что лучше им будет без меня. Выход лишь один: смерть. Никто даже не придет на мои похороны, если только выразить свое презрение. А родные устроят пирушку в честь такого освобождения.
     Но все можно оправдать. Убивала я, чтобы выжить, и кое в чем они все-таки были виноваты, а вернее: ответственны за свои действия. Они по своей воле работали на монстров, выполняли грязные поручения и были довольны загонять в угол беспомощных одиноких детей. Это было в своем роде месть. Крала я также, чтобы выжить. Что мне еще оставалось делать, если я оказалась без денег посреди улицы, весной? Уж точно не в полицию обратиться, и крала я не у одного человека. Я вовсе не предавала Апрелину, я любила ее всем сердцем и готова была пожертвовать своей жизнью. Ее поведение вынудило меня сказать те слова, а она весьма скоро освоилась среди тех «волков» и заняла мое место лидера. К тому же, пока я мучилась угрызениями совести, она уводила моего парня и настраивала ребят против меня, лицемерила при встречах, а при первой же возможности сдала меня Антону Павловичу, прекрасно зная, что мне грозит смерть. Измена? Здесь еще запутаннее. Впрочем, оправдание не выход.
     Однако в моей жизни можно найти и положительные, достойные моменты. Я объединила совершенно разных ребят, позволила им жить без меня, своей жизнью, пожертвовала ради них собою, поехала во Владивосток. Запущенные венки на козельской речонке, фестиваль красок, конструирование ракеты. Улыбка Апрелины, когда я подарила ей кулон дружбы, первое свидание со Славой, волонтерство, сопровождаемое слезами умиления и искренним смехом детей. Задувание свеч на дне рождения, новогодний пирог, сверкание елочных игрушек, танцы с Викой и Апрелиной под листопадом. В общем-то, моя жизнь не такая плохая, как видеться с первого раза. Да, я совершила много ошибок за семнадцать лет, но в них было все: и слезы, и улыбки, и обманы, и прощание, и побеги, и неожиданные, но желанные встречи. Я не знала недостатка ни в любви, ни в дружбе, ни в предательстве, ни в лицемерии. Ни в счастье, ни в горе. В своем стремлении все познать, я посмотрела все фильмы, какие хотела, прочитала все книги, занималась разными хобби, ходила на множество курсов, изучила технические науки. Научилась петь, играть на двух музыкальных инструментах, танцевала, писала стихи, играла в театральных сценках, работала в ателье, создавая прекрасные платья. Я прожила свою жизнь не зря и успела все, что хотела. Это утешало.
      «И все же, смерть - слишком жестокое наказание за такие проступки!» - продолжала я обращаться к космосу. - «Я заслуживаю второго шанса, а мне его никто не дал! Когда я сбежала в Тулу и постаралась все забыть, начать с чистого листа, смять глину и создать фигуру сызнова, улучшенную и красивую, меня самым жестоким способом заставали бороться за жизнь. Мне пришлось бежать вглубь страны, в неизвестный город, не имея ни друзей, ни родных, мучиться от воспоминаний и сражаться со своим магнитизмом, и это-то после тяжелейшей депрессии! А у кого-то жизнь - сладкий мед!»
      - Россия! - вновь закричал Денис. - Россия, Аркаша очнулся! Все хорошо!
     Все хорошо...
     - Нет, не хорошо, - прошептала я и, судорожно всхлипнув, зарыдала во весь голос. Все, что мне надо, чтобы прекратить этот кошмар раз и навсегда, шептал злой голосок в голове, это выйти в космос и позволить стеклу осыпаться, задохнуться. И больше не будет никаких слез, поражений, огорчений, страданий, лжи, оскорблений, унижений. Все стихнет навсегда. Но это-то и есть самое тяжелое, пока я жива, я еще могу бороться, но там будет окончательный вердикт.
     Я уже ничего не смогу исправить, обернуть вспять.
      - Россия!.. Россия, что случилось?
      - Я не вернусь, Денис, - проговорила я, борясь с комом, неожиданно возникшим в горле. - Прости, я не смогу... Извини меня за все, я не хотела обманывать тебя и причинять боль... Зверя из меня делают эти сто процентов.
     - Нет, стой! Успокойся, не говори ерунды! Куда ты пойдешь? - Денис запаниковал.
     - Туда...
     - Куда... Туда?
     - Во тьму...
     - Россия, - начал было возмущаться парень, но тут я услышала вмешавшегося Аркашу, и между ними в пол голоса завязался спор. - У тебя треснуло стекло на шлеме? - передал Денис предположение Аркаши через несколько минут.
     - Да! - я расплакалась еще громче.
     - Успокойся, - голос Дениса звучал необычайно ровно, и я даже перестала рыдать. - Дыши не так часто, храни кислород.
      - Что мне делать, Денис? - прошептала я в отчаянье, кусая ногти. - Я совсем не готова к аду.
     - Что за черт, Россия? Какая космическая муха укусила тебя? С чего ты взяла, что попадешь в ад? Ты вообще не умрешь! К тому же, ты - атеистка!
     - Нет, - твердо возразила я, и решимость постепенно стала возвращаться ко мне. - У меня есть Бог: космос. Его не выбирают, как и родителей. Он сам находит тебя и твою душу. Такова религия.
      - Ну так выйди навстречу своему Богу, Россия Добрева, - теперь голос парня звучал строже и гневно, такая разительная перемена сильно потрясла меня. - Не будь трусихой, ты никогда ею не была. Ты всегда стойко принимала трудности и глядела опасности в лицо. Так не поворачивайся же теперь спиной, не ищи убежища. Побеждай.
     Меч Победы. Я должна найти его.
      - Ты будешь со мной, Денис? - с надеждой спросила я, в последний раз всхлипнув.
      - Я всегда с тобой, Россия, - казалось, он грустно улыбнулся. - Всегда был, есть и буду. Просто ты этого не понимаешь. Или не хочешь понимать.
      Дышать тише. Беречь кислород. Точно.
      - Я не знаю, что понимаю, а что нет, но точно знаю, что хочу к тебе, - я улыбнулась, зная, что никто не увидит этого торжества и даже не догадается о нем.
      Пауза.
     - Ну так иди ко мне. Я там же, где и был: в компьютерном зале.
     - Хорошо, хорошо. Я сделаю это. Сделаю. - произнесла я дрожащими губами и вздохнула полной грудью, словно в последний раз. - О великий космос...
     Все происходило как во сне, даже спустя много лет я никак не могла понять, что тогда происходило. Мой мозг был сам по себе, я не владела своим телом. Суть оставалась размытой, будто замазанной штрихом, в памяти запечатлились лишь какие-то детали, особые мелочи. Обрывочные мысли, созвездия, цвет дверных ручек, русые пряди, выбившиеся из прически. И страх, один только страх, как песок в пустыни.
     Я рывком открыла люк и вынырнула в космос. От бездны вновь закружилась голова, внизу голубым светом сиял шар Земли. О великий космос. Я изо всех сил оттолкнулась от внешней стенки ракеты и рассекла пространство руками в яростном жесте. Хочу домой, хочу жить. Повторяя эти слова, словно мантру, я почти приблизилась к центральному входу; слава космосу, никакие метеориты дорогу мне не преграждали. Во мне уже успела подняться волна ликования, я желала кричать от радости, и тут случилось самое страшное, то, чего я так боялась и ожидала одновременно. Стекло треснуло еще сильнее и разбилось, последний воздух безжалостно утек к звездам.
     - Россия, как ты? - закричал Денис в наушниках. - Быстрее, мы уже открыли внешние двери! Скорее!
     Млечный путь расплылся перед глазами, превратившись в неясную линию. Возникло такое ощущение, будто из меня вытянули весь кислород, будто наступили ботинками на шею. Я отчаянно пыталась ухватить открытым ртом воздух, но все было тщетно. Руки стали ослабевать, и я невольно выронила канат, не в силах больше держаться за него. И тут у меня было видение, если его, конечно, можно так назвать.
      Я шла по аллее, состоящей из одних только розовых кустарных роз. Они были всюду: и в клумбах, и в кустарниках, и на переплете арочек. Благоухающие бутоны переливались от светло-розового, почти телесного, до темно-малинового, насыщенного, яркого. Пряной теплый воздух был наполнен разными звуками: легким шелестом ветра, жужжанием пчел, перешептыванием листьев, пением птиц. С юга прилетели многие и теперь кружились на небе: жаворонки, дрозды, скворцы, малиновки, коноплянки, ласточки, стрижи, соколы, грачи, соловьи.
      - Неужели наступило лето? - пораженно прошептала я, оглядываясь. - Неужели я дожила до него?
     Птицы запели громче, будто отвечая. Появились шустрые стрекозы и бабочки, пестро раскрашенные «звонкими» красками. Среди роз пробежался шепотом, и неожиданно они вытянулись вверх, словно просясь в небо.
      - Что там? - с удивлением спросила я.
     - Космос... Космос, - прошелестели они.
     - Космос, - повторила я с благоговейным трепетом и вдруг поняла, что должна что-то вспомнить. Что-что связанное с космосом. - Ну же, вспомни, Россия.
      Но в голову упорно ничего не шло, словно все воспоминания заблокировали. Я помнила свою жизнь, но что самое странное: не помнила, как очутилась здесь. Откуда я пришла? Зачем? Что ищу? Куда мне надо? Кого люблю?
     - Меч Победы, - раздалось откуда-то со стороны.
     - А? - я закружилась, во все вглядываясь. Надо вспомнить, надо вспомнить. Космос?
      - Вот мы снова и свиделись, Рос, - услышала я до боли знакомый голос и резко обернулась.
     Слава...
     - Слава! - радостно воскликнула я, не помня никаких его предательств и подлых поступков, будто их стерли из моей головы, и хотела кинуться к нему, обнять, но тут увидела в его руке зажатый и направленный на меня пистолет. Почему-то не было сомнений, что он заряжен. - Слава? - я непонимающе склонила голову набок. - Что ты делаешь?
      - Ребята... - выдавил он с презрением сквозь зубы, и на его глазах заблестели слезы. - Все ребята погибли! Почему ты не приехала за нами во Владивосток, не спасла? Ты ведь всегда нам помогала! Это твоя вина!
      - Слава, - я посмотрела на него, как на безумного, - что ты такое говоришь? Я, между прочим, тут же прилетела во Владивосток и рисковала своей жизнью ради вас! Я чуть не умерла! Опусти оружие.
     - А ты сказала, что тебя больше не интересует наша жизнь, - продолжал он с ненавистью, не слыша меня. Однако ствол пистолета задрожал в такт с его пальцами, видно было, как он взволнован. - Сказала, что мы можем делать, что угодно, даже умирать. Сказала, что мы разрушили твою жизнь!
      - Слава, я такого не говорила. Опусти оружие.
     - А теперь все они лежат в гробах! - он сорвался на крик. - Ты даже не пришла попращаться! Что тебе сделала Римма? Она была тебе преданна! За что ты так с ней?
     Это все больше было похоже на бред. Путаница какая-то, быссмыслица. Ребята живы. Они не погибли во Владивостоке. Я помню это, помню... Космос.
      - Не лги! - закричала я тоже, слезы душили меня. - Римма умерла от рака! Я тут ни при чем! И вообще, я больше всех была с ней в ее последние часы. Просто вы - неблагодарные свиньи!
     Я содрогнулась всем телом, когда перед глазами возник образ побелевшей, едва живой Риммы. Трубки, воткнутые в ее тело, пустое лицо, лихорадочно блистевшие глаза, поредевшие и посидевшие волосы. Я лучше всех видела, как жизнь вытекала из нее, как из какого-то сосуда.
      - А за что ты убила Игоря? - нет, он определенно не слышал меня. - Зачем ты его убила? Он тебя уважал!
     Я отшатнулась. Смысла спорить не было: он явно сошел с ума. Ведь я не убивала его.
     - Опусти оружие...
     - Нет, Слава, не стреляй! - воскликнул тонкий голосок, и к нам подбежала Апрелина. Она возникла словно из ниоткуда. На девушке был белый кружевной сарафан, который я подарила ей два года назад, на шее висел наш кулон дружбы. Казалось, осуществлялись все мои потаенные страхи, о которых до этого момента не знала даже я сама. - Смерть - это слишком легко! Она не достойна такого! Я хочу, чтобы она страдала так же, как я, - она сжала пальцы в кулаки, ее глаза сверкнули злобой.
     - Апрелина...
    - Подавись ты своей дружбой! Мне не нужны твои подачки! - Апрелина сорвала кулон и швырнула мне его в лицо. Я тихо вскрикнула и выставила руки вперед в качестве защиты. - Посмотри, что ты сделала со мной и с моим ребенком! - она сдернула платье, и я увидела окровавленный живот, из которого торчали органы.
     К горлу подкатил ком тошноты.
      - Апрелина!
    - Ты убила моего малыша!
      - Нет, - я заплакала, умоляюще глядя на нее. - Пожалуйста, прекрати. Я этого не делала... Не убивала никого...
      - Ты никак не исправишь греха, - продолжала она безжизненным голосом, глядя сквозь меня. - Пойми это и прими наказание.
     - Нет, нет, нет! Это все неправда! Клевета, сон!
      Я услышала веселый смех и увидела целующихся на одной из дорожек Сашу и Тамару. Сердце рухнуло вниз, и я застонала. Больше не было сил терпеть, казалось, меня медленно убивали, кусочек за кусочком уничтожая. Вдруг Саша отстранился от своей пассии и выразительно поглядел на меня исподлобья.
      - Саша...
     Оказывается это было не последнее испытание: передо мной возникла Марина с растрепанными черными кудрями и ударила в лицо. Мои ноги подкосились, я зажмурилась от боли и упала на землю. Трава сменилась под головой мокрым снегом, и в голову полезли страшные воспоминания той ночи, когда меня предала Апрелина, и я чуть не умерла.
      - Россия, - надо мной наклонился Слава, его лицо было сосредоточенно, но голос доносился откуда-то издалека. - Россия...
      - Где Марина? - прошептала я, не в силах подняться, словно мое тело стало ватным.
      - Какая Марина? - он свел брови к переносице, будто и не угрожал мне минуту назад пистолетом и не обвинял во всех несчастьях. Я не понимала, что происходит. - Тебе надо возвращаться... Скорее, иначе ты погибнешь...
     И тут я все вспомнила. Я же в космосе, в ОТКРЫТОМ космосе. У меня кончился кислород. Странная аллея рассыпалась на кусочки, зрение прояснилось, и я вновь увидела Млечный Путь. И снова начала задыхаться. Россия, просто представь себе, что ты ныряешь, уговаривала я себя, плывя к ракете. Я не хочу умирать и не умру. Эти галлюцинации меня не убьют, я не должна отдуваться за всех. Вина не целиком на мне.
      Я вползла внутрь и упала на пол, в ноздри рванул воздух, и я закашлялась. Возникло такое ощущение, словно я целый день разгружала вагоны. Как из другого мира я услышала, что закрываются двери и ко мне кто-то подходит. Сильные руки Аркаши взяла меня и отнесли вглубь ракеты, усадили в кресло и налили в стакан воды. Я непонимающе оглядела всех и перевела взгляд на стакан, будто не понимая, что это такое. Кислородная недостаточность, точно, обычно после такого нужно поспать. Я хотела взять его, но не смогла поднять руку, ощущая во всем тело свинцовую усталость. Было больно даже вздохнуть. До меня медленно доходило, что удалось выжить, и хотелось рыдать от счастья и переизбытка чувств. Ко мне подошел Денис, сел напротив на корточки и встревоженно посмотрел мне в глаза.
     - Как ты, капитан?
     - Я... Что? - я ощущала себя ужасной тупицей.
    - Нам нужен капитан, - пояснил Аркаша, - а ты идеально подходишь на эту должность.
     - Капитан, - повторил парень и отдал честь.