Видит человек 5

                Видит человек 5

     В-третьих, я на Тиносе.
     И я всерьез подумываю о духовном перерождении.
     Как говорит Толстой "переродиться - это ведь не сложнее, чем родиться".
     Тем более ветрища (это не один ветер, это сонм ветров) поддувают такие, что так и кажется, что сын Посейдона - Тритон, трубой из раковины вызывающий бури,  аккурат проплывает перед моим окном.
     Окно - во всю стену, как у меня дома,  и вообще, я уже говорила, что у меня дома все как в отеле. Вот тут так же двуспальная кровать во всю комнату. Правда, по тумбочке по краям. У окна - холодильничек, такой же маленький, как у меня, но не такой обшарпанный. На балконе, правда, два кресла, столик и обогреватель, у меня балкона нет, а здесь я сижу и дымлю на Эгейское море.
     Зато телевизор не во всю стену, как у меня, и вообще, я потом сказала, что у меня дома все как в личном кинотеатре. В левом углу, под потолком, на треноге, что-то бормочет все время на греческом. Мягкий такой, с переливами, язык. Интонации очень понятны. Да и картинки есть.
     Но кухонки, как у меня, нет. Зато есть столик у противоположной к окну стены, пуфик к нему и большое зеркало, в которое я сейчас смотрю и себя не узнаю.
     Перерождаюсь.
     Наташа с Давидом, провожая меня, заплатили триста крон за стоянку машины (я бы за пятьсот крон на такси доехала).
     В Белграде за все два часа пересадки не разрешили выйти из аэропорта, а в самом здании аэропорта курить было запрещено.
     Потом нас собрали с трех самолетов и посадили в лайнер (а до этого-то мы летели на кукурузнике, там люк открывается, а оказывается, это трап) и мы опять летели два часа. В Афинах аэропорт называется аэродромом. Это все, что я успела понять, пока дожидалась автобуса на Рафины.  "выйдете из аэродрома, и увидите стоянку автобуса, там другой нет, ошибиться невозможно, автобус ходит каждые полчаса" - Анастасиади наставляла, но я все равно нервничала, целых десять минут, пока не пришел автобус. И потом выяснилось, что он идет до порта не тридцать минут, а тридцать пять. Это означало, что я буду в порту не в 5 часов "под тентом, где все собираются" -  как растолковывала Анастасиади, а в 5.05. И так и было. Все, о чем я просила бога,громыхая сумкой на колесиках по мраморной набережной, подождать меня пять минут. Вот ведь мы же, среди художников, ждем друг друга пять-то минут, а тут, в чужой стране, на земле богов...
     Они уже уходили... и последней обернулась женщина, которая показалась мне женой священника (в нашей группе должен был плыть настоящий священник), через пятьсот метров она определила во мне русскую (я, в принципе, тоже определяю) и замахала мне рукой, и я догнала их. 
     Не кораблик, как в Праге, которые я считаю (если больше семи - день будет хороший), а какой-то танкер, в который входит  железнодорожный состав, и три палубы с салонами для пассажиров - бесчисленные столики с креслами, диванчики по бортам, барные стойки, бутики, кафе. И людей ехало столько, что непонятно было, куда они едут. Наша группа быстро рассосалась. Никто не хотел  ни с кем знакомиться, заплатили по 20 евро вместо 27, и разбежались. Моим спутником остался Альберт Туссейн. Мы с ним сдружились на той почве, что единственные, заплатили за одноместный номер. Ну, еще конечно,  его книжечка, "Афоризмы", которую он мне подарил через полчаса после отплытия.(мне понравилось "В правительства надо назначать подростков. Пока они еще все знают") Главное, мы плыли не шесть часов, а всего четыре. И всего за двадцать евро. И вообще, я часто убегала курить на открытую палубу, там шла широкая белая ровнехонькая полоса за нашим кораблем, а по левому борту вставали величественные горы... необъятная синь неба, необъятная синь моря, и неприступные, величественные горы... "Геей порождены Небо, Горы и Море, и нет у них отца"... Здесь это правда.