Джон Ролз и Фрейд о справедливости

     Основная мысль, о которой писал Джон Ролз в семидесятые годы прошлого века заключается в том, что справедливость есть первое, к чему направлено стремление каждого человека живущего в обществе, точно так же, как истина есть первое,  к чему стремится человеческая  мысль. Любая теория, как бы она ни была элегантна и интересна, должна быть отвергнута или подвергнута ревизии, если есть сомнение на её истинность.   

     Он также полагал, что любые законы и нормы жизни, как бы они не казались эффективными и успешными в прошлом, должны быть реформированы или ликвидированы, если они перестали давать ощущение справедливости большинству населения в настоящем. Каждая личность обладает своим чувством справедливости, которое определяется его убеждениями, но и оно может разрушиться под постоянным внешним воздействием на человека даже в процветающем обществе. По этой простой причине высшая справедливость не должна допускать, чтобы потеря свободы одними была оправдана большими благами для других. Непозволительно также, чтобы лишения, которые вынуждены испытывать меньшинство, перевешивались большей суммой преимуществ, которыми наслаждается большинство.

    Следовательно, в справедливом обществе должны быть установлены не столько одинаковые свободы для всех граждан страны, сколько одинаковые права всех граждан и эти права должны быть защищены одним законом для всех, который должен быть принят большинством населения. Эти права не должны быть предметом политического торга или чьих-либо финансовых интересов.

    Единственное, что позволяет нам неохотно принимать какую-либо новую прогрессивную социальную теорию, это отсутствие более лучшей теории. Аналогично, несправедливость терпима только тогда, когда необходимо избежать еще большей несправедливости. Будучи первыми человеческими стремлениями, истина и справедливость бескомпромиссны.

    А теперь можно установить предварительный вид основных принципов справедливости для демократического  социально справедливого общества. Первый принцип: каждый человек должен иметь равные права в отношении основных прав и свобод декларированных законом.

    Второй принцип: социально-экономическое неравенство в обществе должны соответствовать социальным и экономическим возможностям каждого от количества и квалификации их труда на рабочем месте в общественной экономике и не более того.  Из этого следует, что право на труд без права на социальные условия жизни достойно труда очень часто бывает ничем не лучше рабства, но рабством это может быть только для тех, кто считает себя рабом. Остальные могут считать себя вполне свободными людьми, но со стороны видно, что они в рабстве: - в наёмном, в кредитном, в долговом и прочем, но они могут считать, что это справедливое рабство...

     Эти принципы должны применяться главным образом к экономической структуре общества без нарушения политических прав и свобод граждан страны в соответствии с законами, которые регулируют распределение социальных благ и услуг  для обеспечения нормальных социальных условий жизни для всего населения. Таким образом, мы можем различать разные аспекты социальной системы, которые определяют и гарантируют равные основные права и свободы, которые  определяют и устанавливают справедливое неравенство в социальной и экономической жизни людей.

     Здесь важно отметить, что основные свободы задаются их перечнем и одно из важнейших мест занимают: - политические свободы (право голосовать на выборах и занимать официальную должность), свобода слова и собраний; свобода совести и свобода мысли; свобода личности, включающая свободу от психологического давления и физической угрозы; право иметь личную собственность и свободу от произвольного ареста и задержания и все эти права и свободы должны быть определены буквой закона и эти права и свободы должны быть равными для всех согласно первому принципу.

    Второй принцип применяется к распределению благ, услуг и доходов, а также природных и общественных богатств страны, которыми в силу различий образа жизни могут по-разному использовать простые граждане по отношению к власть и богатство имущим.
    В то время, как распределение доходов и социального капитала общества не должно быть равными в силу разных способностей людей, оно обязательно должно быть направлено на  получение определённых оформленных законом гарантий для всех граждан. Как и ответственные контрольные посты и должности должны быть доступны самым достойным и при определённых конкурсных условиях эти должности должны быть им доступны, если им доверяет население, но их полномочия должны быть отозваны при утрате доверия.

    Второй принцип возможно применить при вакансии должностей и при определённых ограничениях могут устанавливаться соответствующие трудовому вкладу социальные и экономические неравенства, но при условии, если такое неравенство обеспечивает  выгоду для всех.

     Все социальные права и свободы при  благоприятных условиях, как и доходы, и  социальный капитал общества - все это должно быть относительно равно распределено по относительному равенству рабочего времени как относительно равного количества труда, а качеством по результатам квалификации на рабочем месте, кроме тех случаев, когда неравное распределение каких-либо из этих ценностей даёт преимущество каждому.

      Заметим, что принцип равноправия придает некоторый вес рассмотренным принципам при возмещении результатов неравенства более талантливых над бесталанными. Согласно этому принципу, такое неравенство в социально справедливом обществе может быть возмещено более качественными благами, но при социальных гарантиях каждому достойно труда, ибо если неравенство происхождения и природных дарований не возмещается, эти неравенства без должной компенсации будут незаслуженными.

     Таким образом, принцип равноправия гласит, что для обращения со всеми людьми как с равными, для обеспечения подлинного равноправия и  возможностей общество должно уделять больше внимания принципам справедливости.
     Идея состоит в том, чтобы исправить все возникшие разногласия и предпочтения и поэтому согласно этой идеи более предпочтительно свободные ресурсы тратить на образование и на получение профессии по способностям менее развитых людей по сравнению с развитыми, по крайней мере, в некоторый период жизни, скажем, в школьные годы и в юношестве. А обществу социальной справедливости ВСЕГДА нужны квалифицированные и образованные кадры, чтобы постоянно улучшать и совершенствовать условия труда и жизни населения страны.

     Таким образом, ресурсы для образования не должны выделяться только или главным образом согласно их отдаче, ожидаемой от продуктивности обучения; следует учитывать и их ценность в обогащении личной и социальной жизни граждан, включая менее удачливых. По мере прогресса общества последнее обстоятельство становится все более важны.


      Принцип возмещения в виде социальных гарантий не предлагается в качестве единственного критерия развития справедливости, как единственная цель социального порядка. Он предлагается в сопоставлении с другими принципами, например, когда его нужно сопоставить с принципом улучшения среднего стандарта жизни, или же увеличения общего уровня жизни. Но каковы бы ни были другие принципы, требование развития социальных гарантий должно быть принято во внимание и как один из элементов концепции развития справедливости у людей должны быть все условия для получения необходимого им образования, психологической и социальной помощи!

        Принцип различия должен определять принцип  возмещения и он требует от общества усилий по уравниванию условий для всех, то есть принцип различия мог бы выделять ресурсы в образование, скажем, для того, чтобы улучшить долговременные ожидания наименее преуспевших, но если эта цель достигается большим вниманием только к более способным, то это непозволительно!   
       И при принятии такого решения ценность образования не должна рассматриваться только лишь в понятии экономической эффективности и социального благосостояния. Столь же важной, если не большей, является роль образования в формировании способности людей пользоваться культурой своего общества и принимать участие в его делах, чтобы обеспечить на этом пути каждому индивиду чувство собственного достоинства.


     Принцип справедливого различия представляет, в сущности, соглашение считать естественные таланты в некотором роде общим достоянием и поэтому необходимо разделять большие социальные и экономические выгоды, ставшие возможными за счет взаимно дополняющих аспектов при некотором перераспределении талантов на благо общества, не забывая о благах для самих талантов.  Те,  одарены от природы, кем бы они ни были, могут пользоваться этим только на тех условиях, что улучшат ситуацию тех, кому не сопутствовала удача, без ущерба для себя.

     Преуспевшие по природе своей не должны получать больше просто потому, что они и так более одарённые и на них тоже распространяются нормы рабочего дня, но лучше они иметь обязаны; их лучшие условия жизни есть компенсация утраченного дохода, который должен пойти на покрытие расходов на образование и обучение менее способных, с тем, чтобы развитые таким образом их способности помогли развиваться всему обществу. Никто не заслуживает большего вознаграждения за свои большие, по сравнению с другими, природные способности и у них не должно быть за это привилегий с более предпочтительного стартового положения в обществе.   

      Но, конечно, это не причина для того, чтобы игнорировать, и уж тем более устранить все эти различия. Вместо этого базисная структура может быть устроена так, что эти случайности будут работать во благо наименее преуспевших. Таким образом нет потребности устанавливать такую  социальную систему,  чтобы никто не приобретал бы и никто не терял бы из-за своего произвольного места в распределении природных дарований, не имея преимуществ или получая их взамен в виде компенсации приобретённых природных талантов, но принять принцип справедливого различия необходимо.

     С учетом этих замечаний можно отвергнуть убеждение в том, что упорядочение всевозможных социальных институтов всегда дефектно, потому что распределение естественных талантов и случайностей социальных обстоятельств несправедливо, но несправедливость эта неизбежно переносится на всё общество. Время от времени это соображение выступает в качестве предлога, чтобы игнорировать несправедливость, как будто отказ покориться ей примерно таков же, как неспособность принять смерть. Естественное распределение не может быть ни справедливым, ни несправедливым; не является несправедливым и то, что люди появляются на свет в некотором конкретном положении в обществе. Это просто естественные факты и для всех рождённых в социально справедливом обществе должны быть нормальные социальные условия жизни для своего развития, что должно быть закреплено законом!.

    Справедливым и несправедливым является то, что с этими фактами делают социальные институты. Аристократические и кастовые общества несправедливы потому, что считают эти случайности основанием для принадлежности к более или менее привилегированным социальным слоям общества. Базисная структура этих обществ вбирает в себя произвол, царящий в природе. Но людям нет никакой необходимости пасовать перед этими случайностями.

    Социальная система - это не неизменный порядок вещей и она часто находится вне человеческого контроля, но она является  структурой человеческой деятельности! В разных социальных условиях справедливые и честные люди часто соглашаются быть подвластными случайностям природы и социальных обстоятельств, но только тогда, когда это идет во благо всего общества, в том числе и им. Два принципа представляют собой честный путь воспрепятствовать произволу как природных явлений, так и фортуны, и хотя они несовершенны в других отношениях, мы должны быть уверены в том, что институты, удовлетворяющие этим  принципам, справедливы.

     Далее, принцип справедливого различия должен выражать концепцию взаимной выгоды! С первого взгляда, однако, он может показаться несправедливым по предубеждению по отношению к наименее преуспевшим. Но при рассмотрении этого вопроса на интуитивном уровне, при предположении, что в обществе есть только две группы, одна из которых явно более удачливая, чем другая, то такое неравенство недопустимо!

     Кажется ясным, что общество не должно делать все, что может, только для тех, кто изначально более преуспел и обеспечен и если мы отвергнем принцип справедливого различия, мы должны предпочесть максимизацию некоторого взвешенного среднего, но если мы придаем некоторый вес более удачливым, мы оцениваем этот вес через их приобретения, которые важны только тем, кто уже извлек выгоды из естественных и социальных случайностей. Никто не имел на этом пути априорных притязаний на выгоды, и поэтому максимизация взвешенного среднего означает двойную выгоду для более удачливых и большие потери для менее проворных, а разве это справедливо, особенно если учесть, что работают они не меньше?
    
        Таким образом, более преуспевшие, когда они рассматривают вопрос с более общей перспективы, то они осознают, что благосостояние каждого зависит от схемы социальной кооперации, без которой все не могут иметь удовлетворительной жизни; они осознают также, что они могут ожидать добровольного сотрудничества со стороны всех только в том случае, если условия схемы не только разумны, но и справедливы, а много ли у нас таких?
      Поэтому они могут рассматривают себя только как уже имеющих компенсацию за счет тех преимуществ, на которые никто (включая их самих) априорно не выдвигал притязаний. Они могут воздерживаться от идеи максимизации взвешенного среднего и считать принцип справедливого различия честным основанием для регулирования базисной структуры, но не видя выгоды для себя не делают этого.

    Можно возразить, что лучше устроенные и более оборотистые заслуживают и больших преимуществ, которые, впрочем, они сами могли бы приобрести и при других схемах экономической кооперации, независимо от того, получены ли эти преимущества способами, которые ведут к получению преимуществ также и другими людьми.
     Совершенно очевидно, что при заданной справедливой системе социально-экономической кооперации как схеме публичных правил и эта схема удовлетворяет ожидания, то тот, кто имеет перспективы улучшения собственных социальных условий, делая то, что поощряется системой, получает право на осуществление своих ожиданий. В этом смысле более удачливые имеют притязания на более лучшее социальное положение; их притязания представляют собой допустимые ожидания,  данными социальными институтами и общество обязано удовлетворить их. Но в этом смысле иметь заслуги значит иметь право на что-то и это право даёт только закон и он же предполагает существование кооперативной схемы. Поэтому для честного человека почти несущественно, устроена ли схема в соответствии с принципом справедливого различия или каким-либо другим критерием, если человека в этой схеме всё устраивает...

     Неверно, что индивиды с большими природными дарованиями и более сильным характером, способствующим развитию этих дарований, имеют право на сложившуюся в данный период времени кооперативную схему, которая позволяет им получать дальнейшие выгоды при отсутствии вклада в получение преимуществ другими. Но заслужили они своё место в распределении природных дарований не в большей степени, чем заслужили свое право на рождение!   То, что кто-то получил более сильный характер, который позволяет ему культивировать свои способности, достоин не большего, а ЛУЧШЕГО, потому что обладание таким характером весьма сильно зависит от удачных семейных и социальных обстоятельств в ранний период жизни, которые мы не можем поставить себе в заслугу, поэтому понятие заслуг здесь неприменимо, но если такой человек потом и лучше выполняет свои должностные обязанности на своём рабочем месте в экономике общества, то он достоин и большего уважения!

    Конечно, более преуспевший человек имеет право на свои природные дарования, как и любой другой. Это право обеспечивается первым принципом об основных свободах, защищающих целостность личности. И поэтому более преуспевшие имеют право на все, что могут приобрести согласно правилам честной системы социальной кооперации. Наша проблема заключается в том, как эта схема, базисная структура общества, должна быть устроена.

      С  такой удобно выбранной общей точки зрения, принцип справедливого различия приемлем как для более преуспевших, так и для менее преуспевших индивидов, но общество должно избегать области, где есть минимальные вклады лучше устроенных в благосостояние всего общества!
     Общество должно оперировать только в возрастающей частью кривой вкладов (включая, конечно, максимум), ибо на этом сегменте кривой критерий взаимной выгоды всегда выполняется! Более того, в весьма естественном смысле достигается гармония социальных интересов!

    Люди не должны жить и что-то приобретать за счет друг друга, люди должны иметь необходимые для жизни социальные условия только при взаимной выгоде, то есть при условии, что право на общественно необходимый труд по производству требуемых людям благ и по оказанию услуг каждому человеку гарантирует и право на социальные условия жизни достойно труда!


     Ведь в рыночных условиях если рост экономики соответствует только росту населения, то в этом случае чем больше приобретают хорошо устроившиеся в этом обществе,  тем больше теряют хуже устроенные. Таким образом, для того чтобы хоть как-то реализовать идеал гармонии интересов на условиях капиталистических рыночных отношениях и выполнить хоть какой-то критерий взаимной выгоды, мы должны изменить отжившие своё условия социально-экономических отношений на более прогрессивные социально-экономические отношения!

      В дальнейшем  принцип справедливого различия будет заключаться в том, что он дает интерпретацию принципа братства. По сравнению со свободой и равенством идея братства занимает меньшее место в демократической теории. Она считается менее специфической политической концепцией, которая сама по себе не определяет никаких демократических прав, но вместо этого вносит некоторые мысленные установки в формы поведения, без которых мы мгогли бы потерять из виду ценности, выраженные этими правами.
      Достаточно близка к такой формулировке и еще одна: братство представляет определенное равенство социальной оценки, проявляющейся в различных публичных условностях при отсутствии почтения и раболепства. Без сомнения, в концепции братства содержатся все эти вещи, так же как и в концепциях гражданской дружбы и социальной солидарности, но так понимаемая, она не выражает определенных требований.

       Но нам все еще нужно найти принцип справедливости, который отвечает основной идее. Принцип справедливого различия, однако, соответствует естественному значению братства: а именно, идее нежелания иметь большие преимущества, если это не направлено на выгоды других, менее хорошо устроенных. Семья, в идеале, и часто на практике,  это место, где отвергается принцип максимизации суммы выгод. Члены семьи, в общем, не хотят ничего приобретать, если это не связано с продвижением интересов остальных членов семьи. Желание действовать по принципу справедливого  различия имеет точно такое же следствие. Лучше обустроенные в братски устроенном обществе желают иметь большие преимущества только в схеме, которая работает на выгоды менее удачливых.

       Иногда считается, что идеал братства включает чувства, которые нереалистично ожидать от членов более широкого общества. И это, наверняка, еще одна причина для относительного невнимания к этой концепции в демократической теории. Многие чувствуют, что ей нет подходящего места в политических делах. Но если концепция братства понимается как включающая требования принципа справедливого различия, то это не такая уж оторванная от практики концепция. Социальные институты и политика, которые мы считаем справедливыми, удовлетворяют этому требованию, по крайней мере, в том смысле, что позволяемые ими неравенства вносят вклад в благосостояние менее преуспевших. Согласно этой интерпретации, принцип социального братства является вполне возможным стандартом.

      Как только мы принимаем его, мы можем ассоциировать традиционные идеи свободы, равенства и братства с демократической интерпретацией основных принципов справедливости следующим образом: свобода соответствует первому принципу как возможность пользоваться своими правами согласно законов общества.  А это значит, что свободу необходимо понимать не только как право, но и как долг каждого во исполнение закона! Относительное равенство - идее равенства социальных условий жизни по относительному равенству рабочего времени вместе с равенством возможностей, а братство – принципу справедливого различия в обеспечении социальными благами по результатам труда. На этом пути мы находим место для концепции братства в демократической интерпретации основных принципов социальной справедливости, и видим, что это налагает определенные требования на базисную структуру общества. Не должны быть забыты и другие аспекты братства, но принцип справедливого различия выражает, с точки зрения социальной справедливости, его фундаментальное значение.

      В свете этих наблюдений кажется очевидным, что демократическая интерпретация такой формы социального порядка при принципах равноправия и социальной справедливости соответствует карьерному росту талантов и использует равенство возможностей для освобождения энергии людей в стремлении как к своему экономическому процветанию и политическому доминированию, так и всего общества, ибо это пример для всех народов.  Сейчас почти во всех социально развитых странах существует впечатляющее интеллектуальное различие между классом организаторов и классом производителей, где культура правящей и технократической элиты прочно покоится на службе национальным интересам, целям власти для процветания общества. Равенство возможностей означает равные шансы для менее преуспевших для поиска для себя достойных социальных условий и для улучшения своего социального положения. Таким образом для фундаментальной трансформации целей общества в демократической стране только объединённый народ в состоянии изменить своё положение . Это становится ясным, как только становится заметным то, что только при самоуважении народ в состоянии понять,  что упорядоченное общество есть социальный союз всех социальных слоёв общества и отсюда следует, что уверенное чувство собственного достоинства желательно для наименее преуспевших, что именно это ограничивает развитие иерархии и неравенства ради развития равноправия и социальной справедливости.


         До сих пор были предположения, что распределение природных дарований есть факт природы, хотя и делались попытки изменить это положение. До некоторой степени это распределение в каждом обществе находится под воздействием своей социальной системы.
       Кастовая система, например, имеет тенденцию разделять общество на отдельные биологические популяции, в то время как свободное от кастового или расового деления общество поощряет самое широкое генетическое разнообразие. Можно принять более или менее явные евгенические политики, но не стоит здесь рассматривать евгенические проблемы, ограничимся традиционными концепциями социальной справедливости. Мы должны заметить, тем не менее, что, в общем, не в интересах менее удачливых предлагать такую политику, которая ограничивает таланты других. Вместо этого, принимая принцип справедливого различия, более удачливые могут рассматривать большие способности как социальное достояние, используемое во имя общей выгоды, как и обладание большими природными дарованиями в интересах каждого. Это позволяет каждому индивиду использовать предпочтительный для него жизненный план не мешая социальным условиям жизни других людей. В исходном положении стороны хотят гарантировать для своих потомков наилучшее генетическое наследие (в предположении, что их собственное фиксировано). Преследование разумной политики в этом отношении сводится к тому, что более ранние поколения обязаны более поздним, поднимая, таким образом, спорный вопрос между поколениями. Таким образом, по ходу времени общество должно предпринять меры для сохранения общего уровня естественных способностей и предотвратить распространение серьезных дефектов. Эти меры должны направляться принципами, на которые стороны должны были бы согласиться ради собственных потомков. Я упоминаю этот умозрительный и трудный вопрос для того, чтобы еще раз обозначить манеру, в которой принцип справедливого различия преобразует проблемы развития социальной справедливости. Можно было бы предположить, что если есть верхняя граница на способности, то мы рано или поздно по ходу времени достигнем общества с наибольшей равной свободой, члены которого наслаждаются своими наибольшими равными талантами, но едва ли стоит далее обсуждать этот вопрос.



      Теперь можно исследовать вероятность зависти во вполне упорядоченном обществе и обсуждать разные случаи, поскольку наша проблема состоит в том, являются ли принципы справедливости разумным предприятием ввиду наклонностей людей, в особенности их неприязни к несоразмерностям в объективных благах. Я предполагаю, что главным психологическим источником подверженности зависти является отсутствие уверенности в нашей собственной значимости, соединенное с чувством бессилия. Наша жизнь лишена интереса, и мы бессильны изменить ее или обрести решимость сделать то, что мы еще хотим сделать. Напротив, человек, уверенный в значимости своего жизненного плана и в своей способности осуществить его, не подвержен ненависти или ревнивому охранению своей удачи. Даже если он мог бы, он не хочет умалить преимущества других ценой собственных.

       Эта гипотеза предполагает, что наименее удачливые склонны быть тем более завистливыми по отношению к лучшей ситуации более удачливых, чем менее уверены они в собственном достоинстве и чем больше их ощущение, что они не могут улучшить свои перспективы. Аналогично, конкретная зависть, вызываемая конкуренцией и соперничеством, будет, вероятно, тем большей, чем больше неудач терпит человек, так как удар по чувству собственного достоинства более болезнен, а потери могут казаться необратимыми, но мы здесь рассмотрим лишь общие понятия зависти.

     Есть три основные условия, которые способствуют враждебным вспышкам зависти.
     Первое из них, психологическое обстоятельство, которое мы только что отметили: у человека отсутствует надежная уверенность в собственной значимости и способности сделать что-либо достойное.
       Согласно второму (и одному из социальных условий), возникает много случаев, когда это психологическое состояние переживается как болезненное и унизительное. Несоразмерность между индивидами выявляется социальной структурой и образом жизни того общества, где живет индивид. Менее удачливым, следовательно, часто насильно напоминают об их ситуации, что приводит их к еще более низкой оценке как собственной личности, так и образа жизни.
      А в-третьих, они рассматривают свое общественное положение как не допускающее конструктивных альтернатив для противостояния предпочтительным обстоятельствам более преуспевающих. Они смягчают свои страдания и приниженность убеждением, что у них нет другого выбора, как причинить ущерб людям с лучшим положением, даже с потерями для себя, если, конечно, они не погрузятся в апатию и безразличие.

       Многообразные аспекты вполне упорядоченного общества направлены на то, чтобы ослабить, если вообще не предотвратить, эти условия. В отношении первого условия ясно, что хотя оно представляет собой психологическое состояние, социальные институты являются основной побудительной причиной. Однако я утверждал, что договорная концепция справедливости поддерживает чувство собственного достоинства граждан в общем случае более твердо, чем другие политические принципы. В публичном форуме каждому человеку оказывается уважение благодаря верховенству равенства, и каждый имеет те же самые основные права, которые были бы признаны в исходном положении честными.
      Члены каждого сообщества обычно имеют общие понятия справедливости и связаны узами гражданской солидарности, когда некоторые преимущества одних компенсируются своими выгодами менее удачливых; и никто не думает, что обладающие большей долей социального капитала общества являются более заслуженными с моральной точки зрения. Счастье для понятия  добродетели обычно отвергается для принципа распределения. И то же самое верно относительно принципа совершенства: независимо от совершенств, которые обнаруживают люди или ассоциации, их притязания на социальные ресурсы, особенно при капитализме,  часто разрешаются финансовыми понятиями взаимной справедливости, хотя ничто не мешает распределять и социальный капитал общества по тем же принципам относительного равенства рабочего времени и по результатам квалификации труда на рабочем месте в экономике общества.
       По всем этим причинам менее удачливые часто не имеют причин считать себя приниженными, и публично признанные принципы гарантируют их уверенность в себе. Однако несоразмерности разных социальных условий жизни между бедными и богатыми, будь они абсолютные или относительные, людям было бы легче принять в других, более справедливых формах социально-экономического устройства.

        Что касается второго условия, то как абсолютные, так и относительные различия, допускаемые вполне упорядоченным обществом, вероятно, меньше, чем повсеместно распространенные. Хотя теоретически принцип справедливого различия допускает неопределенно большие неравенства в обмен на небольшие приобретения менее удачливых, размах доходов и богатства не должен быть на практике чрезмерным в условиях существующих институтов... Более того, множественность ассоциаций во вполне упорядоченном обществе, каждая из которых имеет свою гарантированную внутреннюю жизнь, приводит к уменьшению обзора, или, по крайней мере, болезненного обзора, разнообразия людских перспектив. Ведь мы склонны сравнивать наши обстоятельства с обстоятельствами других людей в той же или сходной группе или в положении, которое мы считаем существенным для наших устремлений.
      
        Различные ассоциации в обществе делят его на такое множество несравнимых групп, что несоразмерности между этими группами не привлекают внимания к тому, как это эмоционально влияет на жизнь людей в менее удачном положении. И это игнорирование различий в богатстве и обстоятельствах облегчается благодаря тому факту, что когда граждане встречаются друг с другом, по крайней мере, при свершении общественных дел, ими признаются принципы равной справедливости. Более того, в повседневной жизни выполнение естественных обязанностей настолько почетно, что более преуспевшие не выказывают нарочито своего более высокого положения с расчетом унизить тех, кто имеет меньше. В конце концов, если условия, располагающие к зависти, устраняются, то устраняются, наверняка, и таковые для ревности, недоброжелательности и злобы... Когда менее удачливые слои общества не будут иметь условий для зависти, более удачливые не будут иметь условий для злобы. Взятые вместе, эти черты вполне упорядоченного режима уменьшают число случаев, когда менее удачливые склонны рассматривать свою ситуацию как скудную и унизительную. Даже если они и будут подвержены зависти, это может быть в незначительной степени.

       Наконец, при рассмотрении последнего условия представляется, что вполне упорядоченное общество в той же степени, как и любое другое, предлагает конструктивные альтернативы враждебным вспышкам зависти. Проблема общей зависти, во всяком случае, не принуждает нас пересматривать выбор принципов справедливости. Что же касается конкретной зависти, то в определенной степени она свойственна человеческой жизни; будучи связанной с соперничеством, она может существовать в любом обществе. Более специальной проблемой политической справедливости является вопрос о том, насколько распространенными являются злоба и ревность, возбуждаемые борьбой за положение и должность, и может ли это обстоятельство навредить справедливости институтов. Трудно разрешить этот вопрос в отсутствие более детального знания социальных форм, доступных на правовой стадии. Но представляется, что нет никаких причин, по которым опасность конкретной зависти должна усугубить ситуацию для общества, регулируемого справедливостью как честностью, в большей степени, нежели при любой другой концепции.


       Многие консервативные авторы полагают, что стремление к справедливости в современных общественных движениях является выражением зависти к более успешным и богатым. Таким образом, они стремятся дискредитировать стремление к равенству, относя его к коллективно ущербным импульсам. Перед серьезным обсуждением этого тезиса, однако, нужно сначала доказать, что некоторые формы равенства на самом деле несправедливы и обязательно приведут к тому, что все, включая и менее удачливых, проиграют. Однако упор на какое-либо равенство не всегда означает проявления зависти и это видно из содержания и характеристики зависти.

       Важность отличия зависти от моральных чувств можно усмотреть из нескольких примеров. Допустим сначала, что зависть распространена в бедных крестьянских общинах. Основанием для этого является общая вера, что совокупное социальное богатство более или менее фиксировано, так что выигрыш одного является потерей другого.
       Действительно, если бы эта вера была распространенной и количество благ было бы фиксированным, результатом была бы строгая противоположность интересов. В этом случае было бы правильно считать, что справедливость требует относительно равного долевого распределения если все трудятся одинаково, но на самом деле так не бывает, ибо у каждого своё профессиональное мастерство и навыки в труде, даже при относительном равенстве рабочего времени. Именно поэтому социальный капитал общества определяется трудом всех и это богатство  воспринимается как результат взаимно полезной кооперации и нет  основания для равного распределения.  То, что называется завистью тех, кто работал плохо, но желает получить как все, может быть негодованием, которое нельзя оправдывать и общество решало такие проблемы на сходе, прилюдно обвиняя такого в нерадивости, а прилюдного обвинения боятся все, кроме деградированных личностей...

      Спекуляции Фрейда по поводу происхождения чувства справедливости страдают тем же недостатком. Он замечает, что это чувство является порождением зависти и ревности. В то время как одни члены социальной группы ревниво стремятся охранять свои преимущества, менее удачливые движимы завистью и стремлением отобрать их. Постепенно все осознают, что они не могут сохранять враждебное отношение друг к другу, не причиняя себе ущерба. Поэтому в качестве компромисса они останавливаются на требованиях равного обращения.
      Чувство справедливости представляет собой формирование реакции: то, что исходно было ревностью и завистью, трансформируется в социальное чувство, чувство справедливости, которое настаивает на равенстве всех перед законом. Фрейд полагает, что этот процесс представлен в воспитании детей и в других многих социальных условиях. Однако правдоподобность его объяснения зависит от того, насколько правильно определены его исходные установки.  То, что люди имеют противоположные интересы и стремятся продвинуть свою концепцию справедливости, означает вовсе не то же самое, что и их мотивация завистью и ревностью. Как видно из жизни, этот вид противопоставления приводит к возникновению стремления к справедливости.

      Так, если дети вступают в конкуренцию за внимание и привязанность своих родителей, на которые, можно сказать, они справедливо имеют равные притязания, можно утверждать, что их чувство справедливости проистекает из ревности и зависти. Конечно, дети часто завидуют и ревнуют; и, без сомнения, их моральные представления настолько примитивны, что необходимые различия еще ими не осознаются. Однако пренебрегая этим можно с равным основанием сказать, что их социальные чувства возникают из негодования, из чувства, что с ними обращаются несправедливо. Консервативным же авторам в том же духе можно ответить, что когда лучше устроенные отвергают притязания менее удачливых на большее равенство, это просто недоброжелательство. Едва ли  этот спор требует тщательной аргументации. Ни одного из этих обвинений или контробвинений нельзя принять на веру без предварительного исследования концепций справедливости, искренне принимаемых индивидами, и их понимания социальной ситуации в данный момент. И только после этого можно увидеть, насколько эти требования действительно основаны на таких мотивах в каждом конкретном обществе, ибо воспитание, образование и уклад жизни у каждого разный даже в одном обществе, а это недопустимо, особенно в СОЦИАЛЬНО СПРАВЕДЛИВОМ обществе, иначе о какой солидарности и братстве в таком обществе может идти речь? 

      Только ни одно из этих замечаний при монополии капитала совсем не отрицает того, что апелляция к справедливости зачастую маскирует зависть и злобу бедных по отношению ко всем  богатым, а не только незаслуженно, а это обязательно будет порождать дальнейшие проблемы. Учитывая, что концепция справедливости не рождается сама по себе, а пусть даже из зависти к богатым, однако можно в какой-то мере определить, являются ли принципы буржуазной справедливости, на которые кто-то может ссылаться в таком объяснении, искренне принимаемыми большинством. Но это может обнаруживаться в таком объяснении и в других случаях, когда речь идет о людях, которые могут терпеть ущерб от такой зависти. Возможно, Фрейд имел в виду большее, когда говорил, что зависть часто маскируется негодованием. Он, наверное, хотел сказать, что энергия, мотивирующая чувство  справедливости, заимствована из энергии зависти и ревности, и что без такой энергии не будет стремления к справедливости.

       Но я считаю, что самой привлекательной на сегодня для большинства народов может быть лишь та концепция справедливости, и она обязательно должна быть в партийных документах любой социально прогрессивной партии, которая при победе сможет обеспечить гарантии населению с законодательным правом на относительно равные социальные условия жизни от относительного равенства рабочего времени, а качеством от результатов квалификации своего труда, при сохранении рынка вне социальной сферы. Но чтобы это было основано на чувстве социальной солидарности большинства народа при ощущении собственного достоинства проистекающего из этого чувства, без всякой зависти и негодования к тем, кто не только живёт, но и работает лучше их! Что и должно разбудить в каждом стремление работать и жить так же хорошо, как и они, пусть и из некоторого чувства зависти при здоровой соревновательности для развития дружественных отношений между народами России на основе принципов равноправия, социальной справедливости и взаимоуважения.


        http://www.proza.ru/2015/06/30/1207