Я рожу тебя снова

Владимир Волкович - http://www.proza.ru/avtor/vladrab1

"Поспорили как-то чувства. Кто сильнее?
- Я сильнее, - сказала Ненависть. - Я могу заставить человека совершить что угодно, благодаря мне появились Предательство и Гнев.
- Нет, я сильнее, - сказала Ревность. – Благодаря мне хоть и не появились никакие чувства, но зато я могу толкнуть человека на преступление, даже на убийство.
- Ну что вы!!! – возмутилось Одиночество. – Что такое убийство! Вот я могу до самоубийства довести, значит я сильнее.
- Да нет же! – воскликнула Доброта. – Зачем Вы говорите о таких ужасных вещах? Я сильнее, я могу помочь созидать, дарить, делить.
- Ха! И в чём тут сила? – перебила её Ненависть! – Это ерунда! Подумаешь, созидать!!! Если все станут ненавидеть друг друга то кому оно нужно, твоё созидание?
- Не спорьте! Сильнее меня нет, - воскликнула Любовь. – Я могу хорошего человека сделать плохим, и наоборот. Я могу увести за собой. Я могу преодолеть любые препятствия.
- Но в наше время Любовь уже никто не ценит, - пробурчала Измена.
- Да, Любовь давно сдала свои позиции, - ухмыльнулось Сомнение.
- Выходит, все одинаковые, - протянуло Разочарование.
- А вот и нет! - сказала Мудрость. – Есть чувство, которое не кричит о своей силе, но оно намного могущественнее любого из вас. Оно преодолевает Предательство и Гнев. Оно не боится Ненависти, оно совсем не знакомо с Изменой, оно несёт в себе Любовь, и может созидать, дарить. Оно сильнее каждого из вас в отдельности, и даже всех вместе, потому что не знает страха и своей силы.
- Не может быть!!! – вскричали все хором, - Такого не бывает! Нет такого чувства, а если и есть, то где оно?
- Ему некогда участвовать в ваших спорах. Оно и сейчас оберегает, наставляет и защищает, а не теряет понапрасну время. Оно всегда на страже Счастья и Покоя. Потому что это - МАТЕРИНСТВО."               

"Притча" - Злата Литвинова               


Он не успел стать никем: ни братом, ни мужем, ни отцом, он остался только сыном. Навсегда остался сыном. Его убили на войне. Не на той — большой, далёкой, а на недавней, всего-то пару лет назад. Такие войны называют региональными, но разве матери от этого легче…
Длинными рядами, белыми плитами, уходящими вдаль, словно солдаты по ранжиру, выстроились могилы. На воинском кладбище — тишина, лишь какие-то птицы щебечут, напевая свою вечную мелодию тем, кого похоронили здесь с почестями, да кузнечик, спрятавшийся в траве, стрекочет без умолку.

Два немолодых человека — женщина и мужчина — стояли, молча, держась за руки. Могилка перед ними кудрявилась цветами: белыми, синими, красными — полотнищем флага, накрывшим того, кто лежал в ней. Неотрывно смотрели на фотографию, а с неё улыбался смешливый, веснушчатый парень с открытым лицом. Рыжие, детские кудряшки совсем не вязались с военной формой и автоматом за плечами.
Женщина вдруг подалась вперёд, молитвенно сложила руки на груди, и прошептала:
– Сёмушка, прости.
Мужчина обнял её за вздрагивающие плечи, наклонился и поцеловал в щёку, поймав губами скатившуюся слезинку. Мысли в её голове путались, она ощущала почти физическую невозможность потери, и лишь неизбывная вина перед погибшим сыном, которую хотелось как-то загладить, заставляла стоять на подгибающихся ногах.
– Прости меня, Сёмушка, за то, что отдала на войну весёлым и здоровым, а вернули мне тебя в гробу на двадцатый день рождения.

Уже два года прошло с той минуты, минуты чёрной вести, разделившей её жизнь на две половины, когда офицер, не переступая порог дома и пряча глаза, вручил казённый конверт. Жизнь до, и после… хотя, после на-
ступила совсем иная жизнь.
Два года тяжёлых ночных дум, сухих, воспалённых глаз, в которых уже не было слёз, невозможности что-то изменить, открутить время назад.

Ясный солнечный день давал немного радости, за эти годы она возненавидела дожди, ей казалось, что, когда идёт дождь, сыну там, где он лежит, мокро и холодно…
Вечерело, когда они вернулись с кладбища в свой маленький, утопающий в зелени домик. После ужина она, как обычно, зашла в комнату сына, в которой ничего не изменилось после гибели хозяина, села в кресло возле компьютера и бессильно опустила руки. Как жить без Него, не ждать Его звонка, не вытирать пыль в Его комнате и знать, что Он больше никогда не войдёт сюда, не прикоснётся к своим дискам и книгам. Ещё один тяжёлый  день впереди, теперь совсем уже, казалось, бессмысленной жизни.

Проснулась глубокой ночью, посмотрела на ровно дышащего рядом мужа и вдруг ей в голову пришла мысль… такая простая и такая дикая мысль. Попыталась отогнать её, но та упрямо возвращалась и уже не дала заснуть до утра.
Резкий звон будильника разорвал хрупкую тишину раннего утра. Глядя на хмурое лицо мужа, второпях глотающего завтрак, она не решилась ему ничего говорить, отложила на вечер. Они уже двадцать пять лет были вме-
сте, друг друга знали, казалось, до мелочей, но всё равно не могла предположить, как он воспримет её решение и поймёт ли.

Она родила сына, любовно растила его, радовалась его успехам и сокрушалась неудачам. Они вместе читали книжки. Ей даже не надо было быть строгой мамой, потому что Сёмушка рос послушным и ласковым
мальчиком. Только однажды, когда появилась возможность «откосить» от армии потому, что сломал правую руку, сын не согласился на это и пошёл служить в боевые десантные войска. Так поступают мужчины.
Она жила его жизнью, а теперь его нет.
Никого не винила, не задавала себе глупых вопросов: почему он, а не другой, просто думала. И этой ночью её суматошные мысли оформились в одну конкретную и чёткую — родить сына. Это было её решение, это был её выбор, она имела на него право.

После ужина, глубоким вечером, когда уютная обстановка столовой располагала к неторопливой беседе, она подошла к мужу сзади, обняла его, прижалась лицом к серебристой, но ещё пышной шевелюре, и прошептала:
– Костя, я тебе сейчас что-то должна сказать, ты только не торопись отвечать, ладно? — она сделала паузу, облизнула пересохшие губы, как будто готовя их к тому, что они должны были, вот-вот произнести.
 — Давай родим Сёмушку снова.
Он не понял сначала, даже отпрянул, потом решил, что тяжёлые думы и бессонные ночи рождают фантазии. В таких случаях лучше не опровергать их.
– Конечно, милая…
Повернулся, наткнулся взглядом на её напряжённые, строгие глаза и замолчал. Все возражения, все доводы здравого смысла, которые с быстротой молнии пронеслись в мозгу, показались мелкими и несерьёзными по сравнению
 с решимостью женщины.

Первый же знаток женских проблем, а по совместительству — и человеческих душ, удивлённо-весело выслушал её просьбу, взглянул на неё поверх очков, и произнёс:
– Ну, милочка, это хорошо, когда женщина забывает о своём возрасте, но поверьте мне: в пятьдесят два года уже обычно не рожают.

Второй был убедителен, долго рассказывал о природе, которая предусмотрела детородный возраст для женщины, подсчитывал, сколько ей будет лет, когда ребёнок вырастет, предсказывал, что сын будет стесняться пожилой мамы.

Потом был третий, четвёртый… потом были светила, которые не рекомендовали. Она устала, она больше не могла, — от участливых, искренних слов мужа, жалеющего её, становилось ещё тяжелее.
Она бы, наверное, бросила эту затею, конечно, она оставила бы в покое медиков, перестала терзать их своей утопической идеей. Есть предел человеческих возможностей, когда вера угасает, и человек ломается. Но мироздание снисходительно к своим созданиям, и протягивает руку тем, кто целеустремлён и упорен. Случайная встреча в приёмном покое, где рассказали о профессоре, известном докторе, который творит чудеса, вновь заставила её поверить в невозможное.
Перед закрытой дверью радостно и тревожно стучало сердце: «сейчас всё может решиться».
Однако когда увидела невысокого старичка в мешковатом костюме и в очках с толстенными линзами, поняла — всё пропало. Силы кончились, кончилась надежда.
Но случайностей в жизни не бывает. Старичок провёл в кабинет, усадил в кресло, и тут она не выдержала. Слёзы подступили к глазам, рыданья сотрясли всё тело. Долго не могла успокоиться, даже выпив два
стакана душистого чая, заваренного доктором по собственному рецепту. Потом, всё ещё всхлипывая и промокая платком глаза, начала рассказывать совсем не о том, что привела её сюда. Говорила о себе, о своём
единственном мальчике, который лежит сейчас в земле, и ей больше незачем жить. И только успокоившись, выложила своё желание, о котором уже говорила многим докторам, и сейчас тоже ожидала услышать стандартный,
участливый ответ.

Старичок, молча, расхаживал по кабинету, углубившись в свои мысли и, казалось, забыл о сидящей в кресле женщине. Но вот принял решение, внутренне собрался, подошёл к креслу, положил руки на плечи женщине и совсем не старческим голосом произнёс:
– Это возможно, доченька. Но будет очень больно, будет стоить больших затрат и на это может уйти много времени.
И она ответила ему:
– Материальные затраты и боль — мои проблемы. А времени у нас нет совсем.

Круговерть бесконечных проб и анализов, белых халатов и кабинетов… целый год, и ничего не выходит. Старый доктор терпеливо принимал все её сомнения и вопросы. Поддерживал, подпитывал надежду, и эта
его спокойная уверенность передавалась женщине.
С мужем уже сотни раз обговорили всё, как будет, и близость, возникшая много лет назад, была главной опорой их жизни. Теперь чаще, чем раньше, ходили на могилу сына и молились там. Она, бывшая комсомолка и, конечно же, атеистка, даже и предположить не могла, что на склоне лет будет так истово обращаться к Богу.

Однажды, будничным вечером ужинали в тишине гостиной, отключив гремящую трескотню телевизора.
Они любили эти вечера, когда могли вести молчаливый диалог, выражая свои чувства и желания глазами, наклоном головы, едва заметным движением руки. Сегодня был необычный для них день, которого раньше всегда ждали. Именно в этот день сын должен был закончить службу в армии. Костя чувствовал, что жена напряжена и волнуется, но не спрашивал ни о чём, знал, что скажет сама. И она сказала:
– Костя, наш мальчик возвращается.
В первую секунду не понял, решил даже, что она устала и именно в этот день что-то чудится. Но вот до него дошло, обнял жену, закружил по комнате.
Потом они взялись за руки и долго-долго сидели, глядя, в глаза друг друга, будто читая в них всю свою прошлую и будущую жизнь.
Утром поехали на могилу к сыну рассказать о том, что у него будет братик, поделиться своей радостью, ведь с ним, с Сёмушкой, могли говорить обо всём.

Она родила близнецов — мальчика и девочку. Роды прошли успешно. Мальчик как две капли воды был похож на погибшего сына.
А старый доктор, подавая ей девочку, сказал:
– Это тебе подарок от Бога, за твою веру и терпение.