(повесть - для школьников и не только)
Глава первая
«Лбы» чинили кровати. Они стягивали проволокой старые просевшие пружины. Оттирали ржавчину тряпками. Кто-то посоветовал здоровякам смочить ветошь луковым настоем. Сегодня их работа и благоухала, и выжимала слёзы. Но ребята крепились.
Пава и Витя - им «лбы» подбрасывали кроватные сетки - насчет лука помалкивали. Молча красили стальные каркасы малярными кистями. Мечтают здоровяки на всю школу пропахнуть огородными грядками, ну и пусть себе!
Пава сидел на табуруте. Около него стояло ведро с зеленой краской. Витя, худенький, белобрысенький, просительно сказал:
- Ребята, ну куда вы гоните? Пожар, что ли? Вы нас с Павлом завалили сетками. не успеваем красить.
Один из трех здоровяков, Липов, хмыкнул:
- Работайте. Ишь, стонут они!
Хорошин, второй здоровяк, - с пышной прической, как у знаменитого киноартиста - подбросил дров в костер:
- Держи, Пава, еще штуку.
Он придвинул малярам очередную сетку.
Липов, Хорошин, Савинов - самые сильные ребята в классе. Они, хоть и не спортсмены, однако ростом и кулаками не обидела их природа.
Что им не взяться за починку старых кроватей? Взялись. Тугие натягивать пружины интересней и трудней, чем показывать одноклассникам фокусы: вот - глядите! - какие у нас мускулы.
Пава с завистью смотрел на Савинова. Тот с легкостью расшвыривал стальные кроватные спинки. Словно пушинки.
Ему хотелось добраться до самых никудышних, потому и старался. Не фокусы показывал, а трудился для пользы дела. Бывают же такие здоровяки!
Да уж, хватало здесь лома, в школьном подвале. Ребята откуда только можно тащили старые негодные кровати. Чинить так чинить, если уж надо позарез.
Под всем зданием проходили длинные коридоры. Они пересекались, расходились. Их освещали тусклые электрические лампочки.
Как раз под столовой было особенно обширное помещение. Посреди него тянулся огромный вентилиционный короб, подвешенный к потолку. Из одной части подвала в другую можно было пробраться только согнувшись в три погибели.
Тихонов Витя, Пава и «лбы» расположились вблизи от входа. Если подлезть под короб, то можно было увидеть сварочный аппарат.
Он здесь находился вовсе не случайно. Возьми и подвари некоторые спинки, чтобы не дребезжали. Только заняться этим делом кому?
Пава предложил - пойду за слесарем дядей Геной.
- Ты подожди, - сказал Хорошин, утирая пот. - Успеешь подсуетиться. Смотри, сколько отобрали годных. Штук двадцать. У меня есть соображение. Надо бы стырить каждому по кровати.
- Чего? - Пава удивленно уставился на «лба», как ни в чём не бывало приглаживающего на голове свою волнообразную копну.
- Он шутит, - улыбнулся Витя. - Игру придумал. От скуки.
Тихонов, как все знали, отличался своей покладистостью. Он всегда подбирал такие выражения, что после его слов озорники выглядели невинными шутниками. Пава знал про его привычку сглаживать острые углы. Поэтому не обратил на тихо-мирного приятеля ни малейшего внимания.
- Лишь попробуй, - сказал нахальному Хорошину. - Живо загремишь из школы. Вылетишь, понял?
- Куда это он полетит? - насмешливо спросил Савинов, наваливая на спорщика кроватную спинку, выуженную из металлического завала. - На кудыкину гору, что ли? На вот, крась побыстрей. Держиморда.
- Это я-то? - возмутился Тихоновский дружок.
- Кто же еще? Я, что ли? - ехидно сказал Липов, которому понравилось заступничество белобрысика Вити. - Человек пошутил, а ты его хвать за шкирку и пошли в отделение милиции. Караул - Павел Несчастнов не понимает веселых людей! Верная у тебя фамилия. Самый ты несчастный человек в школе, потому что слишком неумный.
- Самый. В школе и во всем районе, - глубокомысленно заметил Савинов.
- Во всем нашем городе, - поставил точку Хорошин.
«Лбы» не стали высказываться дальше, поскольку оказались очень довольны своими высказываниями.
Они снова принялись ворочать сетки и стягивать пружины. Надо было поуменьшить гору металлолома.
Тихонов поспешил утешить Паву:
- Ты не расстраивайся. Они же пошутили. Обычное для них дело.
Павел Сергеевич Несчастнов, верный товарищ белобрысика, подумал и сказал - честно и всё же втихую, про себя: подходящая у тебя, Витек, фамилия! куда более правильная, чем у меня!
Он положил малярную кисть на фанерку. Вытер себе руки. Неспеша, сначала одну, потом другую - мотком льняной пакли. Её здесь, в длиннокоридорном подвале, в хозяйстве дяди Гены, было много - хоть объешься, пожелай когда чего пожевать.
Несчастнов стал подлезать под короб, чтобы поискать слесаря-водопроводчика. Попятился назад. Зачем паклю понес к дяде Гене? Нет, с вами тут, пожалуй, и железа накушаешься, не только чего другого! Неумный он им. Шуток не понимает.
Ладно, зато Пава знает, для чего слесарю нужна пакля.
Для починки водопровода.
Прежде, чем две трубы соединить, надо их концы льном обмотать, масляной краской промазать, потому муфточку завернуть и затянуть контрагайкой.
Вот так-то!
Эту премудрость Пава узнал, когда школу начали готовить к лету. Здесь в июле будет городской пионерский лагерь. И кроме того, приедут из Ярославля гости. Из-за них получилось - уже неделю пятеро в подвале работают после уроков. Дядя Гена как сказал?
- Ждете гостей? Вот и подготовьте для них два больших помещения. Заодно и мне поможете. Я разорваться должен с вашими задумками? Зазвали гостей, понимаете ли, а слесарю трудись в две смены. Нет уж, давайте поработаем вместе.
Классная руководительница, Глафира Ильинична, его слова ребятам передала, но приставать к водопроводчику с расспросами не посоветовала: он может рассердиться.
Такой уж вспыльчивый человек. И к тому же считает, что его в школе недооценивают, платят маленькую зарплату. Трубы, они что? - протекают. Их полагается чинить, но дырок много, а специалистов сколько? Один. Все остальные - полтысячи - никакие не слесари.
Ребятам Глафира Ильинична объяснила: сваливать на дядю Гену все заботы, когда принимаешь гостей, просто неблагородно.
Кто и расспрашивал учительницу насчет водопроводчика, а Пава помалкивал. Дядя Гена, верно, всяких приставал не любит. Возьмет и вспомнит про свою небольшую зарплату. Что ему стоит, когда это правда?
Зачем ему терпеть расспросы приставал? И в ответ не сказать что-нибудь? Что-нибудь сердитое?
Пусть кому-то подавай готовенькое, а вот Павел Несчастнов не откажется поработать.
Всем известно: ребята из шестого «Б» решили пригласить ярославцев к себе, чтобы самим поехать в старинный русский город. Почему теперь не привести в порядок свой класс? Можно и окна вымыть, и пол. Кровати дополнительные нужны? Будут они, и не обязательно доставать новые.
Ребята раздобудут старые, починят их, покрасят. Дядя Гена останется доволен помощниками.
Пава положил паклю на фанерку. Нужно ли идти с мотком, испачканным краской? Слесарь и без того, небось, знает всё насчет подвальных дел. Тут как раз нет бездельников. Более или менее годные спинки и сетки починены, покрашены.
Целый угол возле короба занят сохнущими железяками. Остались не у дел только те, что нуждаются в сварке.
Пусть дядя Гена включит мощный аппарат, пройдется электродом по трещинам и отломам. Ребята потом все почистяти выкрасят - залюбуешься.
Водопроводчика Несчастнов нашел в комнатке завхоза. С самого начала разговор пошел наперекосяк.
Знаток кранов и труб, выслушав просьбу, нахмурился.
Один был в школе умный специалист насчет железа, один на пятьсот человек, но вот не пришелся ему по душе приход подвального гаврика.
Дядя Гена поморщился, вздохнул, и шея у него стала недовольно краснеть.
Сразу же появился румянец на щеках просителя.
Он испуганно подумал:
«Сейчас услышу про маленькую зарплату. И меня станут ругать».
Если слесарь заведется, унять его будет непросто. Надо приостановить опасное развитие событий.
- Ну, пожалуйста, - заныл Пава. - Ведь можно запросто собрать еще несколько кроватей.
- Много чести будет, чтоб я вам сваривал трубы…сетки эти…спинки…
- Дядь Ген! Вы такой мастер! Вы всё можете.
Теперь, после сказанных слов, толковых и очень нужных, полагалось любому гаврику придвинуться к суровому человеку и преданно поглядеть ему в глаза. Должен ведь он понять, как его уважают, чтят. Насколько искренне желают, чтобы ему повысили зарплату.
Да пусть он немного посердится, если уж такой по характеру. Павел Несчастнов всё ему простит. Только, посердившись, пусть потом немного посваривает.
Суровый человек пригляделся к гаврику. Тот всем своим видом выражал такое понимание дяди-слесаревой жизни, что мог бы разжалобить даже водопроводный кран.
Окажись тут, в комнатушке завхоза, навечно сломанное запорное устройство, торчащее из стены - оно без рассуждений пролило бы несколько честных слезных капель застоялой воды.
Ишь, ты, а парнишка-то сочувствующий!
- Эх, душа горит! - воскликнул Дядя Гена. - Разве ж я без отзывчивости вашим молодым страданиям? Но как помогу, коли чистый слесарь?! Хоть по совместительству, а не смогу быть сваршиком. Диплома нет, чтоб с печатью. Даже не знаю, как включать этот гремучий трансформатор. К тому же он трубит, ровно слон в зоопарке. Меня, признаюсь, берет страх, когда он голос подает. Нет, ищите кого-нибудь поспособней.
В комнатку заглянула, услышав голоса, Нонна Коровина. Одноклассница Павла Несчастнова сидела второй год в шестом классе, но была ужасно развитая девица. Как говорится, не клади ей палец в рот - обязательно откусит.
- Кто же поможет? - растерялся Пава. - Без сварщика не починить нам кровати.
Она как услышал его слова, так и расхохоталась прямо в дверях:
- Ой, умора! Он про своего папу ничего не знает! А тот работает на стройке, в бригаде.
- Ну, и что? Их много там. Прям-таки ничего неизвестно мне. Прискакала и завирается.
- Четверо в бригаде. Как раз и - прямо. Три мушкетера и Д-Артаньян прямо. И со смежными специальностями у них всё в порядке. Мне, например, всё известно.
- Откуда?
- Павлик, миленький! Хочу и знаю.
«Вот пройдоха! - подумал Пава. - И как это ее угораздило попасть к папе на стройку?»
- Ну, всё! - решительно сказал дядя Гена. - Ступай, миленький, за папой. Он тебе поможет.
Затем стал потихоньку бурчать: ходят здесь всякие, понимаете ли, миленькие, а ты соображай насчет трансформатора.
Слесарь повторил словечко проныры Коровиной с подковырочкой. Несчастнов смутился, и Нонна могла полюбоваться на его нос. Он стал похожим на морковку. А щеки зарумянились, будто наливные яблочки.
«Опозорила корова! - подумал Пава. - И чего заявилась тут? Ждали ее, как же!»
Он выскочил из комнаты, словно ошпаренный, и в коридоре зло прошипел однокласснице:
- Тебя здесь только не хватало. Ты, Прелестная Нони, знаешь кто? Приставала и дура!
На свое прозвище Нонна почему-то не обижалась никогда. Можно догадаться: радовалась услышать лишний раз «прелестная». Для бойкой девицы прослыть некрасивой, наверное, было куда хуже.
Впрочем, гаврик, которого она так подвела перед суровым человеком, полагал: за ней и прозвище-то закрепилось из-за этой ее беспричинной радости.
Ну, какая она прелестница?!
Выше Павы на полторы головы. При всем при том шире чуть не в два раза. Никакая не шестиклассница, а скорее десятиклассница.
Ростом с учительницу английского языка Глафиру Ильиничну. И, между прочим, она, классная руководительница не красила губы. А Прелестная Нони исподтишка мажет.
Малевать на лице - не очень сильно малюет. Чтобы учителя не ругались. Но все девчонки об этом знают и хихикают над ней: тренируйся, Любка! тренируйся, наша сизая голубка!
Много шепотков насчет того, что Прелестная в портфеле носит пудреницу. Кто-то из одноклассниц спросил: зачем тебе? Она в ответ улыбается - на всякий пожарный. У меня, дескать, острый язычок. Из-за него стукнет «лоб», а я пудрой быстренько раз-раз. И без синяка.
Ну, ведь глупо! Разве не так?
Конечно, чего ей в свою очередь не посмеяться над девчонками-малолетками? А всё равно - дурища.
Пава чуть не плакал. Ишь, привязалась к нему! Ходит прям-таки по пятам. Не отобьешься.
Если урок, она поглядывает на него. Иногда просто нахально пялится.
На перемене возьмет и подкараулит где-нибудь на лестничной площадке. Бормочет всякую чепуху. Приговаривает - Павлик, миленький. Чтоб ей, корове, провалиться! Издевается, не иначе.
Прелестная Нони прижала палец к губам:
- Тише. Иди туда. Что-то скажу. По секрету.
Она толкнула его…в сторону лесничной площадки.
Шла за ним неотступно, и вывернуться не было никакой возможности. Далась ей эта лестница!
Несчастнов всё же попробовал остановиться, увильнуть. Однако она пихнула его гораздо сильней, чем в первый раз. Он притормозить не успел и влетел в угол.
Прелестная зашептала:
- Миленький, скажи, как тебе удается быть таким способным. Учишься на «четверки» и «пятерки». Учителя тебя уважают. Все, по всем предметам. Скажи, Павлик.
Она уперлась руками в стену. Было понятно: из угла так просто его не выпустят.
- Пусти! - крикнул Пава и попытался выкрутиться. Рванулся туда, сюда, толкнул Прелестную. Улепетнуть не удалось.
Миленький оказался непослушным, Коровиной это не понравилось. Она отступила на шаг. Затем отвесила предмету своей привязанности оплеуху. Приличную, как говорится, и Пава сразу понял: брыкаться нельзя, когда к тебе обращаются с открытым сердцем.
Сообразить-то он сообразил. Однако и то приметил, что, отступив на шаг, Прелестная открыла выход из угла - свободно беги вниз по лестнице!
Он помчался стрелой в свой подвал, где были друг Витя и «лбы» и где Коровиной не дали бы разгуляться.
Поступок преступно сбежавшего миленького разочаровал Прелестную Нони. Ишь, какой шустрый! Не укараулишь его! Ладно, в следующий раз потолкуем тщательней.
Приведя в порядок прическу и поглядев на себя в зеркальце, выуженное из кармашка платья, она пошла вверх по лестнице. К счастью для гордости Павы, совершенно безлюдной в этот час. Размышляла Нонна вовсе не о том, что надо бы и дальше щадить гордость миленького. Выпорхнуть из угла выпорхнул, да никуда не улетит.
Думала она вот о чём. Следует забрать портфель, оставленный в классе. И - не мешало бы еще кое-что узнать о семействе, где отец пусть не Д-Артаньян, зато хорошо зарабатывающий строитель. Сын его - мальчик вовсе неглупый и, конечно, очень перспективный. Насчет… впрочем, это никого не касается.
Пролетев по вестибюлю вихрем - словно со снежной горы скатившись - Пава нырнул в распахнутую дверь. В школе было два лестничных пролета. Этот имел секрет.
Здесь, если спуститься по темным ступенькам, увидишь вход в подвал.
Уф, кажется, удрал от коровы!
Гаврик, донимавший дядю Гену, приободрился немного.
Он всегда, избавившись от Прелестной, ощущал легкое взбадривание. Как после холодного душа.
Посвистывая, он двинулся вперед. В прохладный сумрак, где пахло свежей краской. А вот сладковатой пудрой - извините, подвиньтесь!
Дверь в подвал осталась позади. Щербатые ступеньки вели вниз. Здание школы не сказать чтоб выглядело новеньким. Если давать ему ремонт, тут всегда хватало дел. Вот и подвальные ступеньки видали виды.
Уж как они вытерпели нашествие железяк - это им лучше знать. Ребята затаскивали кроватные спинки в хранилище довольно-таки весело. Точнее - лихо. Щербинок в бетоне прибавилось, что скрывать. И всякого грёма в процессе продвижения железяк вниз было, как говорится, выше головы. Пава и сам гремел, не сомневайтесь.
Сейчас он шел налегке. Звук шагов был мерным и солидным. Так полагалось ходить никакому не гаврику, а деловому человеку. Знающему толк в излечении железяк от ржавых недугов.
Согревала его сейчас одна очень толковая мысль.
Какая? Пожалуйста - скоро они, весь класс, поедут в Ярославль. Там, в старинном русском поселении, столько всего интересного, что знай лихо носись от памятника истории к другому памятнику. Город большой, на много километров протянулся вдоль Волги, и вволю поноситься, повеселиться будет где.
Может, по такому случаю исполнить какое-нибудь «ретро»?
В голову, кроме старой - вроде бы итальянской песни, почему-то не лезло ничего.
Он замурлыкал:
- Бела, Бела…нет, Бэлла…пусть, Бела донна…забыл…донна дорогая…
Художественное исполнение прервали пыхтящие «лбы». Они волокли из подвала кроватные спинки. Железяки отливали сочным зеленым цветом. Выглядели они красиво, но попахивали не только свежей краской. Репчатым луком тоже.
Савинов приостановился:
- Дорогу идущему!
Липов уткнулся в него и добавил:
- Идущему в крутую гору!
Лоб-Хорошин в свою очередь не промолчал, многозначительно пояснив:
- Идущему по-хорошему.
Он, конечно, подсказывал встречному - в сторону отвали. Намекал на свою многозначительную фамилию. Пава понял отлично «лба». Когда тому возражали, не позволяли делать по-хорошински, он все равно поступал так, как хотел. Щелбана даст или чего другого, чтоб ты закачался и уяснил.
Сообразить-то Несчастнов сообразил, однако нельзя было промолчать. Он набычился, крикнул:
- Положите на место!
Хорошин протиснулся вперед. Дал Паве щелбана.
Тот заорал еще громче:
- Вылетите из школы!
Собственный ор изумил Паву больше, чем Лоб-Хорошин с его крепким щелбаном.
Услышав свой командирский голос, он покраснел и замолчал. Ему стало неудобно, стыдно. Действительно, что за вопли он позволяет себе?!
А как не позволишь сегодня, если дядя Гена отшил тебя. Если только что Прелестная наскочила, словно ураган. Если здесь к тому же воруют.
Несчастнов сильно пнул хорошинскую кроватную спинку. Она загремела по ступенькам вниз. По пути зацепила железки Савинова и Липова. «Лбы» горохом посыпались вслед за своим грузом.
- Ворюги несчастные! - завопил Пава.
- Сам ты… Несчастнов, - Хорошин, погребенный под грудой железа, готов был выть от досады. - Чтоб тебя прихлопнуло, несчастно умного!
- Скажи, Тихонов, своему другу, что он дубина. Кол стоеросовый! - крикнул Лоб-Липов.
Ему на руку наступил ботинком с рубчатой подошвой здоровяк Савинов.
Что еще за палка стоеросовая? Этого приятель Вити не знал.
Белобрысик бы тоже не объяснил, откуда Липов вдруг выкопал этот странный кол.
Неизвестное русскому языку словосочетание. Непонятное, однако выразительное - Тихонов немедленно увидел перед собой огромную слегу. С потеками смолы, отломанными сучками. Стоит себе, будто кол. Не только прислониться к нему - прикоснуться жутко. Страшное оружие, этот кол стоеросовый. И вот им-то оказался для «лбов» бедный Пава.
- Ну и что? - посочувствовал Витя приятелю. - Бывает всякое.
- Только не надо здесь…
Несчастнов хотел ввернуть трудно произносимое «философствовать». Но подумал: слишком мудрено по сравнению со словом «стоеросовый». Снова здесь кое-кто начнет упражняться насчет несчастно умных.
Пава запнулся.
Он глядел на «лбов», и ему очень хотелось как-нибудь выразиться. Что-нибудь произнести. Этакое, заковыристо-победительное. Но в голове было пусто. Гулкая пустота, и больше ничего. Обидно!
- Тогда гордись, - участливо посоветовал ему дружок.
- Чем еще?
- Одним ударом - семерых! Как в сказке.
- Троих, - уныло сказал Пава, наблюдая за ребятами.
Они выбирались из завала. И готовились дать трепку несчастно умному.
Они ведь не зря все время иронизировали над ним.
Именно ему на Совете отряда было поручено возглавлять звено подвальных ремонтников. Может, здоровяков устраивала поговорка: сила есть - ума не надо? Кто их знает. Только не лень им насмешничать. Выражаются и выражаются.
Сейчас ему перепадет. За то, что слишком серьезно стоит на страже отрядного имущества. Кроватных спинок и надежд шестого »Б» на поездку в Ярославль.
На гром и крики, донесшиеся из подвала, прибежала Катя Стасова.
После заседания Совета отряда ей полагалось быстренько идти домой. Родители не любят, когда она где-то пропадает.
Спускается по лестнице, а здесь - непонятное происшествие с грохотом и воплями.
Не могла Катя не прибежать. Она как председатель Совета отряда очень беспокоилась: продвигаются дела у ребят? всё там у них нормально?
Раз Глафира Ильинична сказала: за подвалом нужен глаз, - Стасовой нельзя равнодушно проходить мимо громогласной звучности.
Крепкие ребята возьмут и позволят себе - не послушают более слабого Несчастнова. У него лишь ответственности больше, а силой ему никак не похвастаться. Значит, Катя должна быть готова, чтобы в любое время поддержать звеньевого.
Здоровяки не очень-то рады подчиняться мальчикам-одноклассникам. Но без их надежной силы когда подготовишь помещение к приему гостей? Не вот тебе скоро.
Председателя Совета отряда они должны послушать.
Не станут, наверное, подводить Катю.
Прибежала, заглянула в подвальную дверь. Что за шум? Работать надо. Сообща, дружно, а не грохотать и вопить, будто вас режут здесь.
У Кати было такое сердитое лицо, словно ей поставили по двойке на каждом из шести по расписанию уроков.
Правда, сегодня отменили ботанику. Поэтому уроков осталось лишь пять. И лицо у нее было, как определил для себя Пава, всего на пять «пар». Не до конца рассерженное. Там имелась еще долечка любопытства.
Однажды, избавляясь от Прелестной, он мчался по коридору. и сбил с ног Стасову, выходящую из класса. Вот тогда у нее лицо сделалось… словно получила все «пары», какие только можно схватить.
Короче, дикая кошка. Взвилась, зафырчала.
Совершенно дикая. Пава просто опешил. Не знал, куда спасаться от нее.
Глаза у Кати стали белые, и какие слова надо говорить, чтобы оправдаться? Поди и догадайся!
Хорошо хоть, что сегодня они были не вовсе белые.
- Что за шум? Почему у вас драка? - громко произнесла Стасова.
Она смотрела на Паву. И он почувствовал, как в него запускают острые коготки. Потом Катя царапнула коготками по ходу следствия Тихонова, и у него появилось желание не столько оправдать друга, сколько самому оправдаться.
Снизу кучи-малы, через груду железяк, донесся голос Хорошина:
- Мы ничего особенного. Это Несчастнов. Расшумелся начальник. Кровати не позволяет украсть.
- Кричит здесь, - подтвердил Липов.
- Держиморда, - пояснил Савинов, первым выбираясь из кучи.
Катя строго сдвинула брови: здоровяки Павла разыграли? может, они ее разыгрывают?
Ну, с ней номер не пройдет. Если вздумали сотворить насмешку, она их живо приведет в чувство. Для начала нужно принять их слова всерьез.
- Раз провинились, пойдете объясняться к Глафире Ильиничне.
- К директору школы, - угрюмо сказал Пава.
- Да вы что?! - ахнул Хорошин. Он приподнялся и держал кроватную спинку, словно щит. - Вкалываешь здесь в подвале, до умопомрачения. И даже развлечься нельзя. Мы ведь пошутили. Немного, самую малость.
Катя внесла смятение в дружную шеренгу «лбов». И теперь надо им признавать: переборщили. Не стоило, наверное, играть с Несчастновым в жмурки. Попали в переделку!
И синяков нахватали нежданно-негаданно. И объясняйся перед директором школы.
Что же теперь - лить горькие слезы? каяться?
«Лбы» хмурились. Конечно, ни слезинки из здоровяков еще не выжимал никто. Но каяться всё же неприятно.
Они обступили Стасову.
Активно раскаивались все. Хоть Савинов с Липовым, хоть Хорошин, которому очень хотелось уладить дело по-хорошему. На это он как раз и напирал. Однако в его виноватых словах не было желания дать кому-либо щелбана.
Он так искренно виноватился, что Тихонов не выдержал. Пожалел их всех, энергичных шутников.
- Катя, - сказал он. – Я вот что скажу. Надоело им дышать подвальным воздухом. Климат не очень веселый. Им бы всем на волю. Силу свою показать. Парты двигать. Полы драить. Швабрами.
Стасова задумалась.
Глафире Ильиничне помощники были нужны. Девочки освобождают полки в классных шкафах. А потом ведь придется мебель отодвигать от стен. Пыль там протереть или стены освежить - это станет совсем не лишним делом.
Ребята вздумали пошутить. Получилась нелепая игра. Классная руководительница сыщет им занятие не такое глупое. Да, скорее всего, что найдет.
- Если так, - сказала Катя, - отнесите кроватные спинки на место. И давайте попросим Глафиру Ильиничну, чтобы она вам подыскала работу потяжелей. Тогда и показывайте свою силу.
В этот день Пава получил устную благодарность от учительницы. За бдительность.
- А ты молодец, - сказала она, улыбнувшись.
Несчастнов понял: игра пусть она и есть игра, но ответственному человеку лучше глядеть в оба глаза, когда полагается глядеть.
Ребята уже ушли домой. Он и классная руководительница - с коричневым портфельчиком в руке - встретились на выходе из школы.
Она что-то положила в портфель. Щелкнула блестящим никелированным замочком и сказала это свое слово. Улыбчивое и одновременно поощрительное.
Глава вторая
Риту Сергееву обычно Пава поджидал за углом ближайшего дома. Он выходил из школы, неспеша пересекал асфальтированную дорогу. Как только бетонный угол, облицованный белой плиткой, закрывал собой садик юннатов, Несчастнов останавливался.
С равнодушным видом стоял здесь. Чертил носком ботинка по земле. Разглядывал листочки на уличных тополях.
Конечно, мог присесть и на лавочке. Возле подъезда. Но лишь появлялась из-за угла Сергеева, Пава немедленно прекращал всё. Хоть черчение ботинком. Хоть ботанические наблюдения.
Сразу вспоминал, что ему надо идти домой.
- Собака заждалась, - объяснял Рите.
Шел рядом с Сергеевой и рассказывал. Пес породы доберман-пинчер становится хилым без пробежек в парке. Полагается выгуливать его. Иначе немедленно станет невеселым. Дряблым и скучным. Сегодня опять побежим, хочешь с нами?
Носиться в парке ей, разумеется, было некогда. А истории про собаку продолжались. День за днем.
Рита все эти россказни знала уже чуть не наизусть.
Она могла бы даже спросить: зачем домашнему пинчеру беговые парковые нагрузки? Входной звонок караулить в квартире?
Если присмотреться к галошнице около двери… нет, все-таки и галошница наверняка не нуждалась в особой охране. Вор потащит ее, тяжеленную, неуклюжую. И разве трудно будет догнать его?
Одноклассница не распрашивала Несчастнова. На поставленные ребром вопросы он понес бы околесицу. Но каждый раз, услышав про собаку, Рита удерживала себя. Мож-но поддеть вопросиком Несчастнова, да пусть себе хитрит. Если ему так хочется.
Сегодняшний день получился особенным для Павы.
Если быть точным, то до обидного пропащим.
Увидеть Риту, идущую рядом с Катей, было сплошным разочарованием. Можно, ясное дело, набраться наглости, подойти к девочкам. Как всегда завести разговор о собаке.
Беда лишь - Катя очень серьезная, не вот тебе Прелестная Нони. Поэтому не станет молоть всякую чепуху.
Она станет расспрашивать о родословной добермана. Поинтересуется, чем Пава кормит своего Лорда. Еще возьмет и попросит - покажи мне его.
Что потом? Тащить Стасову к барбосу?
Он-то, конечно, будет рад: пришел хозяин, привел гостью. Сейчас угощать его примутся. Гости всегда стараются подбросить ему что-нибудь вкусненькое.
Вот жизнь у пса! Знай себе празднуй - хоть кусочек печенья, хоть кружок колбаски. А ты, хозяин, развлекай гостью, когда тебе этого не хочется вовсе.
У Несчастнова было всего одно желание. Не такое уж несбыточное. Проводить Сергееву до ее дома, и всё.
А здесь - бац, на полном серьезе беседуй со Стасовой. Караул!
Чувствуя себя напрочь пропащим, Пава брел сторонкой.
Он обычно увлекался рассказами о Лорде. Нарочно или не так чтобы очень - Рите знать не полагалось. Болтал себе и болтал. И приходил со всеми этими песьими проделками точно к ее дому.
Лишь потом, когда она входила в парадное, он возвращался назад, к подъезду своей шестнадцатиэтажки. По виду это был такой же пенал, поставленный торчком, что и Ритин. Два соседних здания различались разве что цветом. Несчастнов проживал в зеленом. Дом Сергеевой был желтым.
Уж как скучал сейчас Пава, что и представить нельзя.
Даже - Лорду, который способен такое нафантазировать, такое сотворить, что выше всякого представления.
Рита и Катя шли неспеша. Им было хорошо, не одолевала их скучища - смеялись и о чем-то разговаривали оживленно.
Несчастнову, помиравшему в невеселом одиночестве, сделать бы два шага, чтобы свернуть к своему подъезду. И вот он, радостный доберман-пинчер. И вовсе не обязательно давать дуба в тоске и печали.
А он, грустный, брел следом за девочками. Шагах в тридцати. Болтать ему было не с кем.
Бить носками тупорылых ботинок по камешкам - занятие неблагодарное, правда? Мама непременно заметит, что ее новая покупка постарела катастрофически. Она сделает сыну выговор. Это уж как пить дать.
И что же Пава? Перестал портить обувь?
Взял и со скуки наподдал попашийся камешек. Полетел тот порхающим воробышком в кусты. Рите нет, чтобы обернуться, заслышав шум в гуще листьев, - она еще громче почему-то засмеялась.
До чего обидно! А тут еще мама потом кое-что скажет.
Как ей промолчать? «На тебе всё горит! Не мальчик, а стихийное бедствие.» Именно это услышишь. Ничего другого и не жди. Если б мама знала, что Пава готов теперь сшибать камешки всегда. Настроен с тех пор, как начал чертить ботинком прямо за садиком юннатов.
Разглядывать тополя - это вам не клоунство какое.
Не смешочки. Занятие серьезное, как и черчение на асфальте. Обувь должна потерпеть, куда ей деться?
Девочки болтали себе, и Рита не думала оглядываться на того, кто уныло брел сторонкой.
Сердиться на нее было глупо. Однако почувствовал себя Несчастнов почему-то рассерженным. Вначале - чуточку. Потом - не на шутку.
Сергеевой он ничего не мог сказать. А самому себе - пожалуйста. Распаляйся и высказывайся.
И тогда Пава обозлился на себя:
«Эй, пора тебе образумиться! Понять мамины заботы и перестать играть в футбол бульниками!»
Вот и вышло, что в этот день Несчастнов вдруг проникся мамиными неудовольствиями и треволнениями.
Как только проникся, сразу почувствовал себя виноватым. Ему расхотелось сшибать камни. Он перестал мечтать о том, чтобы Рита обернулась. А когда на его пути …
Короче говоря, он осторожно перешагнул обломок кирпича. Оказал ему очень большое внимание. Преувеличенное, потому что препятствие могло напугать лишь муравья.
Что затем произошло с Несчастновым?
Удивительная история, но он увидел себя именно тем несчастным умником, о котором говорили силачи-«лбы». Наверное, все-таки следовало наподдать невеликого размера обломочек. И пусть тот улетает. Шагов на тридцать вперед.
И пусть он подкатывается к ногам Риты. Тогда Сергеева, ничего не сказав Стасовой, могла бы его отпихнуть. Носком туфельки. Назад - Несчастнову.
Эх, мечты, мечты! Бескрайние и несбыточные.
Оставалось ждать, ждать, ждать. Чего? Когда-никогда Стасова закончит разговор и повернет к своему дому. Тогда можно прибавить ходу. Догнать Сергееву. И обязательно поведать ей про новую проделку барбоса.
Тут до него донеслось:
- Значит, завтра на сборе сделаешь сообщение.
Кто сказал? Про сбор - могла только Стасова. Скорее она даст поручение Сергеевой, чем наоборот. Разве сам Пава не получал раньше указаний от председателя Кати? Да сколько угодно. И не сосчитать - вагон с тележкой.
Не ошибся хозяин шкодливого барбоса. И мигом забыл, что до этой минуты чувствовал себя до ужаса пропащим. Рита согласно кивнула Кате, а та, попрощавшись, свернула в переулок. Ура!
Стасова уходила, не оглядываясь. Ботинки Несчастнова, потоптавшись, решительно ускорились. Не успела Сергеева и глазом моргнуть, как «бахилы» Павы - рядом, вот они. Наподдают камешкам.
Их повеселевший хозяин начал трепаться насчет Лорда:
- Знаешь, кастрюлю борща слопать для него пара пустяков. Да что! Ни с того, ни с сего полюбил рыбу. Вареную треску уминает, кости выплевывает. Веришь?
- Ладно. Пусть уминает.
- Ха-ха! Борщ и рыба - цветочки. Он у меня теперь яблоки трескает. Мякоть обгрызет, семечки оставляет. Хоть сажай у юннатов яблоневый сад. Как считаешь, что-нибудь вырастет из тех семян, что Лорд не разгрыз?
Рита подумала, посмотрела на Паву. Насмехается или нет? Вроде бы вопрос задан с солидной основательностью. Не насмешливо. Тогда она решила ответить серьезно.
- Если семена целы, не разгрыз их Лорд, то, возможно, что-нибудь и вырастет.
Несчастнова уже несло в другую сторону. Вдруг захотелось поинтересоваться насчет Стасовой: что там она говорила? завтра обязательный сбор?
Сергеевой что скрывать? Да, будет долгий разговор.
Ах, так! Он считает: собираться после уроков пионерам шестого »Б» незачем. Недавно было обсуждение. Сколько можно?! И без того всё ясно.
Работа кипит вовсю. Класс, где будут жить мальчики из Ярославля, почти подготовлен. А то помещение, где предстоит проживать девочкам, можно быстро помыть, почистить.
Если здоровяки Липов, Савинов и Хорошин перестанут валять дурака и начнут честно помогать…
Они пожелали белить потолок. Честно станут трудиться или как?
Пусть не отлынивают. Небось, примутся вместо потолка красить ребят. «Лбов» нельзя оставлять без присмотра. Он, Несчастнов, им не очень-то доверяет.
Конечно, в подвале без них будет туго. Кто-кто, однако они как раз умеют обращаться с тяжелыми железяками. Может, и он, Пава, не в подвале желает работать. Именно потолок непрочь побелить.
Но ему поручили эти ржавые спинки и сетки. Поэтому считает: он должен довести дело до конца.
Рита пожала плечами, горячая и не очень вразумительная речь Несчастнова ее не убедила:
- Решено уже. Завтра сбор, что здесь спорить?
- Ну, ладно. Пусть не согласна со мной. На сборе всё
равно скажу. Что за мода у «лбов» шутить дурацкие шутки?! Здесь со сваркой получается незадача. А им всё игрушки. Между прочим, нам вполне можно остаться с негодными кроватными спинками. Если отец не согласится помочь, прямо не знаю, что делать.
Пава говорил и говорил. Рубил рукой. Делал круглыми глаза. Сам ужасался и хотел, чтобы ужасалась Рита. Ну, действительно - не хватит кроватей для гостей. Что тут хорошего? Вдобавок помощников у Павы осталось не вот вам много. Если точнее, то с гулькин нос. Один Тихонов.
Нет, на сборе Несчастнов будет драться.
Не сказать, чтобы Рита сильно ужаснулась. Не стали ее глаза круглыми. Она лишь полюбопытствовала:
- С кем драться?
- Ни с кем. Буду за благополучие кроватей, - рубил Пава. - За увеличение числа. Иначе ярославцам спать на полу. Нехорошо выйдет. Даже если они получат у нас помещение с чистым белым потолком.
Если послушать Несчастнова, напрасно Катя затеяла всё. Но ведь надо же - пусть каждое звено отчитается. И насчет троицы шутников можно поговорить. Рите не понравилось, что Пава начал со своего добермана, а затем вдруг воспламенился: не нужен сбор!
Не сообразила она, в чём дело. А ведь это просто Пава захотел выглядеть перед ней очень деловым.
Глафира Ильинична, наверное, поняла бы сразу.
Может, она посоветовала бы Несчастнову: не старайся быть более серьезным. Более ответственным, чем ты есть на самом деле. У тебя, звеньевой, и так всё хорошо. Ты не очень въедливый и не слишком сердитый, хотя иногда шуток не понимаешь. Правильно делаешь, когда поддерживаешь дисциплину. Однако переборщить - людей насмешить.
То и плохо, что не сопровождала классная руководительница Паву, который провожал Сергееву.
Глафира Ильинична рассказала бы Рите про делового Несчастнова. Ведь сам он разве признается, почему стал проявлять неумеренную прыть?
Спутник девочки не признавался ни в чём, а продолжал горячо утверждать: пусть здоровяки работают там, где им было предложено раньше. Если каждый начнет шутками заниматься и хитрить, то ремонт затянется.
Высказав эту свою мысль, Пава сбавил тон. Не такой уж он был любитель повыступать, чтобы горячиться без конца.
Снова наподдал что-то ботинком. Вздохнул:
- Ярославцы, наверное, ждут не дождутся, когда им сообщат - к вашему приезду всё готово.
- Катя считает: когда всё обсудим, надо решить, что написать гостям.
- Разве что-то не ясно? - удивился мальчик, напрочь забывший про деловую горячность.
Он, переставший с пылом ораторствовать, понравился Рите уже больше, и она охотно объяснила:
- Конечно, Павел. Разве можешь обещать, что через неделю помещения для них будут полностью подготовлены?
- Обещать? Не знаю, - неуверенно пробормотал тот.
Если же ему не бормотать, а говорить делово и честно, то полагалось заявить: моя забота - подвал.
Действительно, разве отвечает за все остальное? Тут кроватная проблема настолько сложна, что голова лопается. Без сварочного аппарата ее не решить.
Неизвестно, кто сможет придти и включить трансформатор. Значит, без промедлений говори с отцом - помогай, батя.
Вот так. Иначе Паве не справиться с поручением Совета отряда.
Несчастнов смущенно замолчал. Рита заговорила о побелке, о занавесках на окнах. Кроме того, надо разобраться с матрасами, с тумбочками для личных вещей.
Спутник больше не горячился. Не возникал - сопел в две дырочки. Потеряться не потерялся, однако соображать как раз стал растерянно.
« Обещать? Что у меня, семь пядей во лбу? Ничего я не могу!»
Не было у него желания выглядеть в глазах Сергеевой ничего не знающим глупцом. Да только не уходило ощущение: он - тупица. Рита объясняет ему ситуацию словно он какой-нибудь ей пятиклассник. Или четвероклассник.
Черт! Какая неловкость получилось у него, у достаточно делового человека. Даже зачесались шарики в голове. Недостоин ты, шкет Несчастнов, идти рядом с Сергеевой. Не заслуживаешь того, чтобы разговаривать с ней вплоть до самого ее дома.
Пава, потупившись, почесал темечко. Проклятые шарики. Взяли и подвели!
- А в Доме пионеров нам с Катей вчера сказали: напишите ярославцам письмо. Укажите число. Совершенно точное.
- Какое число? - ошалело спросил шкет, которому очень хотелось быть постарше. Выглядеть так, будто он семиклассник.
Вон, к примеру, Прелестная Нони. Все-таки ей четырнадцать лет. Или пятнадцать. Уже семь лет проучилась в школе, и теперь она чувствует себя достаточно большой, хотя шестиклассница. Большой, чтобы гоняться за Павой. Ни с того, ни с сего талдычить это свое «миленький».
- Какое число? - опять спросил Несчастнов.
Шарики - пусть их почесали укоризненно - продолжали вращаться невразумительно и вразнобой. Поэтому слова спутницы доходили до несчастно умного… смешно сказать как. Очень глухо. Как сквозь толстую подушку, когда засовываешь под нее голову. Что-то слышно, а что именно - не разобрать.
Сергеева удивленно посмотрела на этого, если так можно выразиться, собеседника.
- Нехорошо разговаривать об одном, а размышлять о чем-то другом.
Пава испуганно вскрикнул:
- Не о другом я думаю! О кроватях!
Вид у него был невероятно комический. Встрепанный воробей, ла и только.
Рита не выдержала и засмеялась. Ой, ну и человек же, этот Несчастнов! С ним не соскучишься.
Она стала объяснять: Дом пионеров поставил - помнишь? - с самого начала условие. Если хотите пригласить к себе гостей, мы поможем. Вот вам адрес ярославцев. Сообщите им о своем желании.
- Правильно. Я помню.
Все знают: условие принято. И поручено Рите написать ярославцам. Пригласить их шестой класс в школу, где они станут жить в каникулы.
- Ну вот, а теперь надо написать, к какому числу для них приготовят жилье. Понял? - улыбнулась Сергеева.
Не такой уж Пава дурак, чтобы не уяснить очевидных вещей. Необходимо написать и отправить в старинный город письмо. Указать дату, когда можно приехать гостям. Они в свою очередь тоже должны подготовиться. Чтобы поселить
экскурсантов в школе. Обмен должен произойти в одно и то же время. Что здесь невразумительного? Всё очень даже удобопонятно.
- Как получим ответ: ваше число нас устраивает, - вздохнула Рита, - так можно заказывать билеты на поезд.
И опять Пава не стал недоумевать. Мигом сообразил, что сбор просто-таки необходим. Без него нельзя: оттого и вздыхает Рита - все звенья пусть отчитаются перед Советом отряда о проделанной работе, а то у Сергеевой никакой ясности. Что писать-то? Через неделю всё будет готово или через три?
Он хорошо помнил, как ходили ребята в Дом пионеров. Идея поехать куда-нибудь на экскурсию - дней на двадцать - возникла не у классной руководительницы.
Нет, первой об этом заговорила старшая пионервожатая Аня Мастерова. Вместе с ребятами она мечтала, мечтала. Пока Совет отряда шестого »Б» не предложил: давайте мы организуем поездку. Классная руководительница была согласна. Не возражал и директор школы, поскольку всё равно здесь будет летом городской лагерь.
Мастерова привела ребят в Дом пионеров.
До него добираться недалеко. Несколько остановок на автобусе по улице-дуге. А можно и пешком. Напрямую, через дворы.
Узнала Мастерова: соседняя школа раздобыла в Доме пионеров адрес для поездки на юг. Но многие подопечные Ани в жарких краях уже побывали с родителями. Другое дело - старинный русский город. Когда инструктор по туризму предложил адрес Ярославля, ребята загорелись, и началась подготовка.
В школе им сказали: раз вы такие энтузиасты, уж постарайтесь. Как полагается, встречайте своих гостей. Поддерживайте с ними связь, помогите подготовить помещения для их приема.
Хлопотная после этого пошла жизнь. Совет отряда решил: пусть кровати ярославцев глядятся, как новенькие. Сами насчет этого позаботимся. И классы, где станут жить гости, тоже вычистит, отмоет лично 6»Б».
Девочки взялись потолок белить в одном из помещений.
А кто из них умел? Ни одна даже малярной кисти не держала в руках. Хорошо, у кого-то мама оказалась маляром. Она показала им, как полагается подновлять потолки.
Без родительской поддержки всегда нелегко. Пава не догадывался, что ли? Но когда одноклассницы придумали - пусть наволочки на подушках будут нестандартные, собственного изготовления, он…даже испугался. Не выкрутиться девчонкам!
Однако же покрутились и - нате вам! Вскоре выкрутились. Нашлась такая мама, что посочувствовала. Она была швея и, посочувствовав, быстренько преподнесла сюрприз.
Позвала девочек к себе на фабрику, договоривщись с дирекцией. Те пришли - интересно же. Ну, а дальше всё покатилось само собой. Там пожалели шестиклассниц, позволили им не только поглядеть на всякие машинки, но
и подучиться. Не только подучиться, но и нашить кучу поделок. Теперь с наволочками полный покой и невозмутимый порядочек.
Покоя не хватает лишь Павлу Несчастнову, поскольку…всё же кто включит трансформатор? кто пройдется электродом по кроватным спинкам? Их - видно даже невооруженным глазом - не хватает. И значит, необходимо пройтись. Наварить всякого Якова. Чтобы хватало.
Сегодня Пава попытается подключить папу к своей проблеме. У девочек ведь тоже была - собственная, почти неразрешимая. Насчет наволочек. А когда подсуетились, подключили родителей - затруднение улетучилось. Словно темная туча, у которой не получилось пролиться холодным ливнем.
Туче не удалось побесчинствовать, одноклассницам удалось. Нет, не о бешеных ливнях речь - о том, что шестиклассницы пришли на фабрику. Много интересного узнали, а это всегда приятно. Кроме всего прочего, им позволили там поработать. Девочки заодно наволочек нашили. Удалось совместить приятное с полезным.
Не помешает и Паве совместить ржавые спинки с отцовой стройкой.
Будет там на что посмотреть.
Вдруг папа расскажет, как устроен сварочный трансформатор? Покажет, отчего возникает электрическая дуга и потихоньку плавится металл?
Небось, завлекательное зрелище. Не хуже того, когда строчат на фабрике швейные машинки.
Размечтался Пава. Но тут пришла ему в голову мысль. Если будет интересное зрелище, то примчатся «лбы». Первыми заявятся. Забудут обо всем, даже о побелке потолка.
Они, всем известно, приемнички собирают. Развлекаются на переменках, включая аппаратики собственного изготовления.
Их хлебом не корми, а дай интересное послушать - техническое, завлекательное. Натворят снова каких-нибудь нелепых дел. Всю сварку испортят. Они могут, эти юмористы-затейники.
Мысль встревожила Несчастнова. Сергеева заметила, что он опять думает о постороннем.
Она дернула его за рукав.
- Что хочу сказать. Послушай. Когда я письмо написала, ответ пришел куда? На адрес Дома пионеров. Ярославцы сообщили: мы согласны, готовимся ехать. Но ведь не указали дату своего приезда. У меня на собрании спросят, когда их ждать. Что ответить?
- Скажи, как говорит почтальон: граждане, ждите. Пишут, - хохотнул Пава.
- Твоя шутка не смешна, - отрезала Сергеева, обиженно глядя на несчастно умного Несчастнова. - Я уже переживать стала. Почему они молчат? Все, что надо, им сообщила. Даже о наших девочках и ребятах написала.
- И обо мне? - полюбопытствовал он.
- Почти о каждом. Большое письмо получилось. Полтетрадки.
- Интересно, - протянул Пава. - Что же ты обо мне насочиняла?
На озабоченном лице Сергеевой не прибавилось задумчивости. Видно, тогда не было у Риты затруднений с повествованием о жизни класса. Не то что сейчас, когда насчет жизни класса… Завтра сбор, а всяких вопросов - хотя бы у Ани Мастеровой - будет уйма.
Повествовательница не задумываясь сказала:
- Очень нужно сочинять. Я всё по правде. Собак любишь…
Она замолчала.
- Давай, давай! - Пава чуть не подпрыгнул от нетерпения. - Однако откалываешь! Характеристики выдаешь. Кто тебя просил?
Рита виновато поморгала и после некоторого размышления ответила:
- Никто. Но так интересней, правда? Им ведь тоже, наверное, хочется кое-что узнать о гостях. Вдруг потом пожелают сделать приятное. Подарок какой-нибудь преподнесут. Тебе или твоему другу Тихонову. Или еще кому-нибудь. Ну, сам знаешь, как бывает у внимательных людей. А про тебя я написала, что ты добрый.
- И всё?
- А что? Еще надо?
- Ну уж нет. Хватит, - Пава отрицательно покачал головой. - И без того слишком много. Показывай теперь им свою доброту, старайся. Упаришься доказывать. Мне даже страшно стало, честное слово.
Эх, лучше быть добрым, когда не знаешь, что ты он самый и есть. Просто ходишь в школу. Ни о чём особенном не думая, гуляешь. По мере возможности делаешь уроки. Никаких тебе забот, чтобы подтвердить славу приятного человека.
Стараться - и в школе, и дома, и на улице - нет никакой необходимости. А иначе ведь что? Начнешь волноваться. Вдруг кто-нибудь не заметит, что ты хороший, и подумает о тебе вовсе наоборот.
Ты обязательно будешь лезть из кожи, чтобы не показаться человеком «вовсе наоборот». Назойливым поведением всем надоешь до чертиков. Не помогут ни ангельская твоя физиономия, ни огромные старания.
Да уж, назойливых не любят.
Был у Павы печальный опыт. Стыдно вспоминать.
Неловко самому перед собой.
Однажды - он учился тогда в первом классе - учительница отметила его красивый почерк. Вот школьник и понесся на всех парах. Первогодку понравилось, что его похвалили.
Решил: буду упражняться побольше. Чтобы отметили еще раз.
Пришел домой и на скатерти в большой комнате вывел чернилами: Машу мыла мама.
Папа увидел потом фразу, удивился. Ведь есть у сына мама, есть в комнате скатерть, а никакой Маши нет в помине.
Объяснил: не недо писать того, чего нет в помине.
Но вскоре на кухонном табурете появилась другая надпись: октябрята - славные ребята. Папа уважал октябрят и пионеров. Чернила на кухонной мебели отказался почитать с той же силой. Строгий выговор получил сын.
Третий случай закончился тем, что рьяного первоклассника очень сильно не уважила мама. Пава заработал трепку за свои художества.
С чего всё началось? То-то и оно.
Несчастнов укоризненно посмотрел на Риту, надумавшую отметить одну из черт его характера. Тебя, выходит, похвалили, а добра всё-таки не жди, добренький наш.
Тяжело вздохнул:
- Зря ты про меня. А что написала про Катю?
- Она очень честная. И справедливая.
- Ну, это по-твоему. А по-моему если, то Стасова строгая. Почти как учительница.
- Ты ошибаешься, - заволновалась Рита. - Она хорошая подруга. С ней весело. Но, конечно, ей не очень нравится, когда на уроках или на переменах начинаются глупые шалости. Может и одернуть какого-нибудь озорника. Что здесь такого?
Они подошли к дому, где жила Сергеева.
Обычно в парадное Пава не входил, так как делать ему там было нечего. На стенах висят ящики для газет - жестянки с прорезями. На ступеньках вечно топчется какая-то мелюзга. Здание шестнадцатиэтажное, а подъезд - один.
В башне хватало жильцов. Именно всякой малышне позарез нужно то спускаться по лестнице, то подниматься.
Недавно Рита объяснила, что у них дом «молодых родителей». Ясное дело, в таком подъезде будут дрожать стены. От первоклашек и второклашек.
Хлопнула дверь. Мелькнули за стеклом Ритины косички.
Не успел Несчастнов отойти, как из парадного на асфальт вывалилась орава юных велосипедистов. Они сразу начали гонять вокруг. Окружили его и давай нажимать на педали.
При этом они повизгивали, как щенята, и пыхтели, словно паровозики. В итоге одному из них удалось наскочить на «бахилы», переставшие сшибать камешки. Наехать и свалиться. Велосипедисты засмеялись.
- Ну вас, - сказал Пава.
Повернулся, пошел к своему дому.
Если малышня хотела повоевать с чужаком, то она победила. Поле боя осталось за ней.
Потом велосипедисты стали гонять по газонам. По тем самым, куда лучше не забираться. Поскольку там были цветочные клумбы. Хулиганами, конечно, их не назовешь, но и приветливо махнуть рукой - нет, этим гаврикам не будет привета от Несчастнова.
Он человек грамотный. Ему своего умения читать не скрыть ни по чём. Вышел из подходящего возраста. Поэтому газоны - это не для него. Если уж он гоняет на велосипеде, то по асфальтированным дорожкам двора.
Что скрывать, и ему хочется сегодня покататься - погода лучше некуда. Но необходимо поскорей сделать уроки. Скоро каникулы, а занятия в школе пока что не отменял никто.
Вечером предстоит беседа с папой. И Пава понимает: разговор будет трудным. Надо убедить его - пусть отложит поездку за город.
Папа хочет в выходные починить на даче забор. Там дел невпроворот. Но лучше бы их отложить на другой раз. Ведь он сможет придти в школу только в выходные. Либо сам разберется со сварочным аппаратом. Либо кого-нибудь приведет со стройки. Без толковой помощи что делать звеньевому?
Глава третья
У своего дома Пава увидел Коровину. Она дожидалась его около подъезда. Там, на лавочке, привычней было размещаться пенсионеркам, вышедшим подышать свежим воздухом. Но сейчас как раз сидела Нонна.
Размещалась вполне свободно, несмотря на солидные для шестиклассницы габариты. Повезло ей - никто не попросил освободить лавочку.
Старушки любили гулять попозже. Под вечер. Когда прохладней, солнце не жаркое.
Чем ближе подходил Несчастнов, тем шире делалась улыбка Прелестной Нони. Девица выглядела такой радостной, словно они с Павой не встречались лет пятьдесят.
Наконец-то, свиделись. Ах, какая счастливая неожиданность!
Что было, то было - не ответил улыбкой на улыбку. Нахмурился он. Потому что сюрприз неприятный.
Ведь как не сообразить? Если она сейчас прихватит его - умучаешься вырываться. У второгодницы сил хватит, чтобы не хуже какого-нибудь «лба» притормозить одноклассника.Ну, корова! Проходу не дает. В школе от нее бегаешь, бегаешь. Мало того - приперлась к дому. Никакой он ей не «миленький», чтобы надоедала своими глупостями.
- Тебе чего надо? - недовольно спросил он.
Сам в это время прикидывал, как бы ловчей прошмыгнуть в дверь. Девица шустра, а ты, Несчастнов, знай шустри тоже - не имеешь права забывать о еще невыполненных домашних заданиях.
Вопрос, конечно, прозвучал грубовато. Но сколько можно с ней церемониться, с этой Нони?!
Житья от нее уже не стало. Здесь от проблем не отобьешься, да еще кое-кто наезжает, словно танк. Прямо взял бы и стукнул. Но разве с ней сладишь? Сама так шмякнет, что надоест почесываться. Здоровущая она, эта Прелестная.
- Павлик, - продолжая ласково лучиться, пропела она, - к тебе пришла.
- Вижу. не слепой. Выкладывай, зачем пришла. Да я пойду. Некогда мне беседы беседовать с тобой.
Мог бы помягче выразиться. Даже полезней было бы. Никакая не тайна для него: Коровина в случае чего не даст спуску.
Однако не ожидал, что поджидающая взовьется сразу:
- А ты не груби. Получишь у меня.
- Драться, что ли, заявилась? - съязвил Пава. - Ну, давай тогда. Приступай.
- Миленький, - снова запела она, - какой же ты у меня глупый. Предупредить тебя пришла. По-доброму. Не дружи с Ритой Сергеевой. Понял?
Пава захохотал, краснея:
- Ишь, выдумала! Уходи!
Прелестная Нони сделала грустное лицо. Разве это хорошо, когда ее разумным словам так мало веры?
Задумчиво смотрела на румяного героя своего романа. Жаль, что Несчастнов у нее выглядит невоспитанным. Прямо стыд и срам! И его она отличает среди всех прочих!
Да, так уж вышло. Предначертание судьбы, ничего с этим не поделаешь. Надо терпеть, что бы там миленький ни говорил. Как бы ни хохотал. Женщинам ведь на роду написано терпеть. И мучиться из-за невоспитанности своего героя.
Вёл бы себя получше, почему не поделиться кое-какими подробностями насчет дальнейших - очень близких! - событий?
Зря так нервничает. То бледнеет, то краснеет. Нет, не выдержит у него психика.
То, что знает Нонна, можно доверить лишь человеку верному. Твердому, как гранитная скала.
Несчастнову не хватает пока уважительности. Преданности. По отношению к такой верной…
- Павлик, - по спине у нее побежали мурашки, - перестань меня обижать. Скоро что-то произойдет.
Она и проговориться боялась, и очень хотела, чтобы Несчастнов начал остерегаться Риты.
Пава удрал бы от коровы домой.
Поглядеть на нее - вид сейчас не очень воинственный. Скорее испуганно-замученный.
Как говорится, пользуйся моментом. Ныряй в полуоткрытую дверь. Авось, получится. И ты мимо лифта, по ступенькам - не шагом, а бегом. Вихрем! Каких-нибудь три минуты, и вот перед тобой спасение. Родная квартира.
Здесь уже, известное дело, стены помогают. Черта с два Прелестная Нони ворвалась бы со своими роковыми предостережениями.
Странно лишь: дурашливо или не очень, однако упоминает фамилию Риты. С чего бы это? Что случилось?
- Несчастнов, - лепетала Коровина, - честно скажу. Лучше дружить со мной. Не смотри, что второгодница. Ничего страшного. Позанимаемся математикой, историей - тоже стану учиться хорошо. А со временем подрастешь, догонишь меня. Так что не волнуйся.
У Павы от удивления глаза сделались квадратными:
- Не волноваться о чём? О ком?
С квадратными глазами и разинутым круглым ртом миленький был очень смешным, но Прелестная и не думала в ответ засмеяться. Она тяжело завздыхала - будто втащила на гору тяжелую поклажу.
- Ты же меньше ростом, правда? Ну и вот.
Что хотите делайте, а только обязательно рассердишься на нее. Разве он когда-нибудь был в таком глупом положении? Да провалиться ему на месте! Чтоб его приподняло и прихлопнуло, корова издевается над ним!
- Ты чего плетешь?!
Раз миленький такой непонимающий, Прелестная Нони изобразила наглядно - показала рукой: она высокая, он шпингалет. Поэтому выходит несоответствие. На первый взгляд. Если же видеть перспективу, то всё до поры до времени. После шестнадцати лет мальчики быстро начинают расти, девочки наоборот - медленно.
Растолковала как полагается. Пусть не будет недосказанности.
Нонна досказала об этих - очень личных - делах. Затем, если он проявит благоразумие и перестанет скандалить, можно о другом….
Слушать ее - с ума сойдешь, и Пава разъярился:
- Хватит смеяться надо мной! Рост ей не нравится.
Дружи с Хорошиным. У него, у версты коломенской, всё будет по-хорошему. Сунься только к нему с советами. Что не так - схлопочешь мигом.
- Что ты, Павлик? - та гнула свое. - Не беспокойся, пожалуйста. Я всё рассчитала. Мы с тобой скоро сравняемся.
Ну, как тут было не заорать? Несчастнов развешивать уши не стал, а - без долгих размышлений приступил к громким разъяснениям. Он кричал, что не станет с ней заниматься. Ни математикой. ни историей. Пусть сама с собой занимается.
О чём еще кричал?
Ей надо пить молоко. Побольше есть овощей. Может, наступит в мозгах просветление.
И лучше ей оставить в покое Сергееву. Прелестная Нони, видите ли, хорошая. Рита - нет.
- Напридумывала с три короба! Подрастай тут скорее в угоду Прелестной Нони. Полная чепуховина!
Корова достала платочек, приложила к глазам.
Он злится, а ей куда деться? Заволнуешься тут, когда надо объяснить кое-что непростое, тайное. Положение ужасное.
Как сказать правду? Павлик взбесится. Окончательно. Или его хватит эта…приключится паралич.
- Сергееву могут наказать, - всхлипнула она, пугаясь своих слов. - Раз ты с ней в приятельских…дружишь… на тебя станут смотреть косо. Кто поверит, что не слышал ты ничего?
- Что я должен знать? - Пава дернул Коровину. Он чуть не стащил ее с лавки.
Та испуганно мотала головой. Ничего не говорила.
- Отвечай!
Она лишь хлопала глазами.
Наконец, промямлила:
- Ты вот что. Не спрашивай!
- А зачем тогда треплешься здесь?
- Желаю предупредить тебя.
По виду Коровиной можно было догадаться: трусит та страшно. В то же время действительно знает кое-что. Всё до конца выложить боится..
Ну, девица! Хоть бери и печалься на пару с ней.
Ясно, что не собирается ничего больше объяснять. Уперлась, и вытянуть из нее что-нибудь вразумительное будет трудновато.
Тогда он решил схитрить.
Что ему необходимо сделать сейчас? Обеспокоиться.
Он должен так обеспокоиться, чтобы корова клюнула на крючок. И выложила больше того, о чем рассказала.
- Что ты говоришь?! - Пава плюхнулся на скамейку. Словно его шарахнули. Огрели мешком по спине.
Будто летела себе вольная птица, летела. И с неба - на землю. Плюхнулась, растопырив крылья.
- Значит, мне грозит опасность?
Великим актером он, конечно, не был, но выглядел вполне прилично. Не иначе - огрели его спинкой от кровати.
- Еще какая опасность, - охотно затараторила Нонна. - Теперь тебе лучше не подходить к Ритке.
- Не подходить?
- Не приближайся, - заговорщески понизила голос Прелестная. - И не разговаривай.
- Ни чуточки не разговаривать?
- Ни капельки. Это опасно. Вообще даже не смотри на нее.
- Как это «не смотри»?
- Ты вчера глядел на Сергееву. Вспомни. Поворачивал голову два раза в ее сторону. Открыл рот и пялился, словно увидел интересную картинку из журнала. Такого ни в коем случае делать нельзя.
Несчастнов засмущался. В классе нипочем не укроешься от девчонок. Им всегда известно, кто на кого пялился и сколько раз. Два разка всего и взглянул. Было такое дело. На уроке, когда учительница рассказывала про континенты. Про Южную Америку.
Кто-то водил указкой по карте, а кое-кто увидел, как золотился непослушный локон над правым ухом Сергеевой.
Получилось, честно говоря, случайно.
Пава приметил вдруг этот локон. Подумал: почему я его не замечал раньше? И уж потом поворачивал голову, понятно, вовсе не случайно.
Ну, и что? Ничего не совершил преступного.
А Прелестная Нони - пожалуйста вам! - углядела и сегодня приперлась с предостережениями.
- Ритку ожидают большие неприятности, - бормотала Коровина. - Так что смотри лучше в мою сторону, если тебе необходимо. У меня в ближайшее время никаких неожиданностей. Будет тебе полезно.
- Что особенно полезного?
- Со мной не пропадешь. Жить станешь - во! Сплошной почет и уважение. Может, на следующий год нас премируют путевкой в Артек.
- За что?
- Знаю. А сказать не скажу. Потому что … потому.
Как ни старался Пава держать себя в руках, всё же внутри него закипал чайник. Пусть это был не сорокаведерный самовар, но посудина та еще - со свистком.
Вот Несчастнов и присвистнул. Не хотел себя выдавать. Что уж скрывать? Только удержись тут! Не прозвучи громким чайником!
Прелестная, видите ли, пришла объявить, что не скажет о том, что ей известно. Нони здесь не просто выкаблучивается. Она выпудривается перед Павой. Вот ведь что делает.
Может, она второй год сидит в шестом классе по той же причине.
По какой?
Никак не желает говорить на уроках того, что должна обязательно выучить. Домашние задания выполнит, а потом знай себе помалкивает. Не приставайте, дескать, к ней с расспросами.
Конечно, хоть математик, хоть историк будет поражен ее упорством. В лучшем случае поставит ей «тройку». А девица Ноннка продолжит благополучно хранить молчание. Хотя знает всё-всё. И - больше того! - ей известно всё про всех.
Прям-таки вам не Коровина - справочное бюро.
Разве не так? Именно что - никак не иначе. Такая всем вам сногсшибательная фигура.
Задать ей сейчас вопрос: Прелестная, если по-честному, ты что, до чертиков умная?
«Не надо ничего спрашивать, - подумал Пава. - Если с царем в голове, то ответит, что глупая. Если без царя, поделится жутким секретом: я, конечно же, неглупая».
Но в следующий момент он не вытерпел, подал свистящий голос:
- Открой секрет, Ноннка. Ты страшно мудрая, да?
- Это не очень важно, - вздохнула Прелестная. - Отвечу тебе честно: я осведомленная. Потому что кое-какие обстоятельства мне известны. Вот только рассказывать тебе всего не стану. А что касается моих способностей, не сомневайся. Мы с тобой позанимаемся, и буду я вскоре учиться на «четверки», вот увидишь.
Терпение у Павы лопнуло.
- Катись колбаской! - в голосе у него теперь был не один лишь свист. Наблюдался также громыхающий металл.
Она удивленно глядела на него: просил ее ответить по-честному, потом принялся шуметь. Можно бы и поспокойней реагировать на ее ответ. На слова чистой правды об особой осведомленности.
Несчастнова что называется несло:
- Бьюсь тут с тобой пятнадцать минут. Не добился никакого толку. Туману столько напустила - ужас! У меня в мозгах затмение. Ничего не понимаю. Стал с тобой дураком. Всё, до свидания, Прелестная!
Он вскочил со скамейки и пошел домой.
От Нонкиных разговоров у него и взаправду разболелась голова. Чего одноклассница привязалась к Сергеевой? Глупо же думать, что Рита может быть замешана в каких-то нехороших делах.
Да что она - спинки кроватей потащит домой?!
Они и «лбам», как выяснилось, были нужны постольку поскольку. Здоровяки устроили розыгрыш, однако сами нахватали кучу синяков. Набрали разноцветного добра и побежали куда подальше - белить потолок.
Если уж Рита не просила ни капельки зеленой краски…
Некоторые девочки подходили: отлей им чуточку в консервную банку. Кое-кому доставляло удовольствие делать кормушки для синиц. Из молочных пакетов.
Осторожные птахи побаивались ярких расцветок. Не к каждому пакету подлетали. Другое дело - воробьи, им надо везде сунуть свои носы.
Вот любительницы птиц, юннатки из шестого «Б», придумали поэтому перекрашивать бумажные кормушки. Те, которые беспокойного облика, вида чересчур броского. Подмажем, объясняют одноклассницы, зеленой красочкой - синицам кормушки только в радость.
А Паве что? Жалко разве двух-трех наперсточков? Пусть берут.
Кровати в красоте не потеряют, а у пугливых птичек здорово укрепятся нервы.
Да уж, не нужны были Сергеевой ни кроватные спинки, ни зеленые наперсточки. И никогда она в дневнике не исправляла отметки. Ей - зачем? Не Прелестная Нони, чтобы припрятывать «двойки». У Риты и «тройки» вроде бы не водились. Ни в пятом классе, ни сейчас - в шестом.
Поэтому - какие у нее нехорошие дела? Врет всё Ноннка!
Пава остановился перед дверью квартиры. Достал личный ключ. Думать о проделках Коровиной - тяжкий труд. Сплошное расстройство. Он позвенел брелком. Лучше о Ноннке забыть.
Открывая дверь, он вспоминал, как с личным ключом приключилась история.
У них в семье этот предмет не терял ни разу папа. Мама наоборот - два раза. Пава …он вроде бы ни разу… не терял. Лишь случалось такое, что у него ключ сам по себе исчезал куда-то.
Во чудеса, да?!
Был, был и - нет его.
Куда делся, неизвестно. Папа любит честность. Он говорит: признайся, что потерял, когда играл в футбол.
Пава - ни в какую.
Папа: сознайся! Посеял, когда играли во дворе в прятки, правда?
Что делать Паве - он мотает головой отрицательно. Не может в этом признаться. Он бы рад. Пора уже прекратить настойчивый допрос. Но как согласиться с папой, если ты не терял ничего? Ключ исчез сам.
Когда мяч гоняли, он лежал в кармане. Была на этот счет проверка. Ошибки быть не может. потому что не раз нападающий опасливо хлопал себя по карману.
Что спорить, играли ребята в прятки. Пава прятался в сараюшке у дворника. Но и тогда был ключ на месте. Пава проверял.
А пришел домой - его нет.
Это что же выходит? Кто-то здесь растеряха? Посеял вдруг необходимый предмет?
Невозможно согласиться с подобной - как выражается мама - вопиющей несправедливостью.
В самый последний момент произошло исчезновение. Как раз у двери. С этим Пава может согласиться.
Необыкновенное испарение он признаёт. А всё остальное - нет. Непонятно, почему папа не желает понимать самой простой вещи.
Пава захлопнул дверь.
Ключ - ладно. Это испытание характера можно выдержать. С кроватями сложнее.
Фантастическое исчезновение тут не при чём. Честь класса - да, она как раз при чём. И если папа не постарается понять, какая сложилась обстановка…
Кошмар получится. И полное расстройство Павиных чувств, которые и без того ушиблены дурацкими предостережениями Прелестной.
Только он бросил портфель на диван в комнате, как в прихожей на стене зазвенело.
Разговаривать, болтать по телефону не хотелось. Заговорила Паву эта приставучая Коровина до полной невозможности.
Скрепя сердце он взял трубку.
- Привет! - послышалось из нее. - Как дела?
- Нормально. А кто это?
- Не узнал? Тихонов звонит.
- Вить, ты чего?
- Рад, что у тебя всё нормально.
В груди у Несчастнова прям-таки ёкнуло: неужто и Витя вслед за Нони таинственным образом осведомлен… да ладно, когда у них друг от друга были секреты?!
Не стоит паниковать. Лучше оставаться спокойным, держать себя в руках. Не задавать лишних вопросов.
- Он звонит, - сказал Пава. - Я счастлив, что Тихонов рад. Он торопится мне сообщить о своей радости.
- Ты вот что. Давай не будем. Я заметил, как тебя притормозила Прелестная Нони. Из моего окна всё видно. Вы чего там? Зашибла она?
Дверь на кухню была стеклянная. Через нее и через широкое окно, если желаешь, гляди хоть на другую сторону улицы. Там стоял дом Вити. Значит, Тихонов прибежал домой, а потом заботливо наблюдал, как Пава медленно тащился за девочками. Как провожал затем Риту. Как сидел на лавочке рядом с Коровиной.
Может, даже слышал крик Несчастнова насчет того, с кем лучше всего заниматься Ноннке.
Теперь вот, вконец озабоченный, он высказывает приятелю свое сочувствие. Спасибо, если так. Ты, Витька, настоящий друг. Но было бы неплохо, чтоб твои окна глядели в другую сторону.
Разве объяснишь, что Прелестная - это одна лишь головная боль?
Впрочем, можно попытаться:
- Коровина с придурью. Тебе известно. Или желаешь новых доказательств?
- Не-а, - протянул Витя. - Очень нужно копаться в новых. Мне и старых хватает.
- Ну, тогда - пока? - слова Несчастнова прозвучали вопросительно. Устало и не слишком приветливо.
Как бы там ни было, но Тихонов понял: приятелю плохо.
- А, может, не пока, - предложил Витя.
Он помолчал и участливо добавил:
- Вдруг я тебе нужен? Для поднятия настороения. После беседы с Прелестной. Давай прибегу. Поговорим. Чайку попьем.
- Нет. Пока, - решительно сказал Пава.
Повесил трубку.
Уроки он сделал быстро.
Убрал со стола. Дело в том, что отец не любил, когда у Павы
на рабочем месте валялись тетрадки, учебники, всякие бумажки. Если и нравился кому беспорядок, то как раз сыну. Потому что предпочитал, чтобы всё было под рукой.
Сегодня день особый. Будет разговор с бригадиром строителей. Человеком серьезным. И необходимо, чтоб всё выглядело в лучшем свете. Именно так, как любил папа.
Первой пришла с работы мама.
Она повесила на крючок в прихожей свой легкий плащик и понесла разбирать сумкус продуктами. На кухню.
Успела, значит, забежать в магазин. Теперь принялась готовить ужин.
«Кашеварит, и это очень хорошо, - соображал Пава. - Обязательно приготовит что-нибудь вкусненькое. Из свежих продуктов. Папа уважает мамину стряпню. Он будет вечером доволен. И покладист».
Папа пришел озабоченным.
У него какие-то дела не заладились на объекте. Не то кто-то заболел, не то еще что. Пава, сидя в комнате, плохо слышал, о чём говорили на кухне.
Понял лишь: некомплект в бригаде. Там приходится нажимать изо всех сил, чтобы справиться с объемом работ.
«В этот разговор мне лучше не встревать, - размышлял сын. - встрянешь, начнешь расспрашивать, и как бы у папы не испортилось вконец настроение».
Ужин вправду получился вкусным. К обычным макаронам добавились огуречный салат, жареная рыба и чай с овсяным печеньем.
Папа еду оценил. Кажется, на пять с плюсом.
Он сидел на диване в комнате. И выглядел вполне сносно. Для предстоящей беседы.
Ему уже не хотелось рассказывать маме о своих переживаниях. Взялся перелистывать журнал «Наука и жизнь». Там были советы для домашних мастеров. До них папа всегда охоч.
Пава что сделал?
Присел рядышком. Вежливо поинтересовался проблемой вкручивания шурупов в очень твердую дубовую доску. Порадовался за папу: забор чинить, гвозди забивать - не шурупы загонять в дубы. Полегче станется, правда?
Заодно поведал о своей проблеме.
- Что такое? Давай поподробней, - сказал папа.
Сын рад стараться.
Потихоньку изложил историю со швейной фабрикой. Всё к тому - взрослые могут крепко помочь озабоченным потомкам.
- Без электросварщика, - вздохнул Пава, - нам придется трудно. Кровати есть, а пригодных, как говорится, некомплект.
Ишь, как вывернул. На равных заговорил с предком. Прямо взял за живое.
Старший Несчастнов даже крякнул. Ну, дают дрозда эти шестиклассники! С ними не соскучишься. Придется отложить поездку за город. Раз уж зашла речь о родительских добрых заботах.
- Ладно, - сказал папа. - давай говорить о моих школьных обязанностях.
- Поговорим, - охотно согласился Пава.
- И о твоих обязанностях тоже, - многозначительно добавил отец.
- Что ж, я не против, - сказал сын.
Но голос у него, разумеется, зазвучал чуточку по-другому. Встревоженно.
«Будь что будет, - думал Пава. - Надо соглашаться на всё. До победного конца».
- Как считаешь, - продолжал папа, - раз человеку доверяют ключи от квартиры, обязан он хранить их?
Ответ последовал сразу:
- Непременно.
Иначе он и не мог ответить, папа не понял бы его.
Но, если по-честному, сын не снимал с себя эту обязанность. Никогда. Несмотря на всякие чудеса с исчезновениями ключей.
- Хорошо. Тогда почему не признаешься. Теряешь то, что тебе доверили. В очередной раз, в третий, однако не признаешься. Это что означает?
Пава, кажется, провалился со своей глубоко продуманной стратегией. Полетел кувырком, дерябнулся и проглотил от неожиданности язык.
Папу заманить в подвал явно не удается, и кто теперь включит сварочный аппарат? Никто.
Не беседа - Петрушка получилась.
И что, отступать? Признавать свои ошибки? И даже - свою ложь? А если ее не было, этой самой лжи?
Была не была, честный сын бросился в атаку:
- Пап, я тебе объяснял. Ключ сам исчезает. Как случается с ним, для меня совершенная тайна.
Папа укоризненно покачал головой:
- Тебе неясно. Мне понять трудно и подавно. В самом деле происходит странное? Из ряда вон выходящее?
Пава лишь тяжело вздохнул.
Фантастика есть фантастика. Пожалуйста, ничему не доверяй. И всё же как не поверить, когда присутствует нехилая убедительность?
- Вот ты сегодня после школы вошел в квартиру. Сам открыл дверь. Так?
- Да.
- Ну, покажи мне, куда положил ключ.
Они вместе отправились в прихожую, и Пава полез в карман куртки. Там было пусто. Он обшарил все карманы. Посмотрел у себя в брюках, в портфеле. В комнате, на кухне, в прихожей. Ничего!
Дальнейшие поиски не привели к успеху. Ключ пропал.
Выходит, был потерян? Сразу после того, как открыли входную дверь? Вот уж ерунда!
Надо быть честным до конца. Хотя это было очень тяжело, Пава проявил характер. Сказал так, как расценивал ситуацию:
- Пап, я должен повторить. Ключ исчез. И снова - сам.
Глава четвертая
На сегодняшний день у Тихонова не было папы. Витя жил с мамой. Вдвоем они чувствовали себя неплохо. Но с папой, конечно, было бы намного лучше. Так получилось, что он уехал из города три года назад. Вроде бы они с мамой не расходились, как это принято у поссорившихся людей. Но… уехал.
Случилось это, если быть точнее, не три года назад. А - два. И еще одиннадцать месяцев. И пять дней.
Поэтому отец вроде и был, однако Витя не видел его с тех пор. Ни разу.
Мама сказала: надо забыть. Так будет правильней - не ждать, когда тот вернется.
Не появится никогда, потому что у него такой характер. Очень твердый. Витя верил ей. И всё же ему трудно забыть, что раньше жизнь была куда лучше.
Кто спорит? Если она сказала, что никогда тот не приедет, так оно и будет. Кому лучше знать, почему он уехал в другой, далекий город? Вот только…
- Давай напишем, позовем его, - предложил однажды Витя.
Ему больше всего на свете хотелось получить ответное письмо. Надеялся: весточка разбудит папу. Он - как после долгого сна - очнется. В том, далеком городе, названия которого мама не упоминала никогда.
Очнется, раскроет глаза пошире. Оглянется кругом. И появится у него желание повидать их с мамой. Потом они помирятся, всё наладится. Разве не может такого случиться?
- Нет, - сказала она. - Я не стану писать.
- Тогда… куда надо?... сам буду.
Она потрепала ему волосы.
- Ничего не выйдет, сын. Это слишком серьезно.
И что здесь особенного? Слишком серьезного? Что у родителей приключилось такого? Страшного?
Непонятно. О причине отцовского отъезда мама помалкивала. Ей разговор на больную тему был неприятен.
Витя не умел настаивать.
Идет месяц за месяцем. Он остается без папы. Даже не зная толком, почему тот не вернется.
Если б хоть отец кое-что объяснил, когда отправлялся в другой, незнакомый город. Собрал свои вещи, когда сына дома не было, и - прощайте!
Растворился в дальних далях. Исчез, словно в молочно-кисельном осеннем тумане. Почти три года от него ни обстоятельного, всё объясняющего письма, ни открытки самой скромной.
Прислушивайся шестиклассник Тихонов к разговорам соседей. Они, конечно, могут всякого насудачить. И, между прочим, не стесняются - высказываюся в меру своего разумения. То намекают: кое-кто подался на север за большими деньгами. А то вдруг спешат обрадовать: твой папаня проживает нынче на юге. Ему понадобилось климат сменить. По причине непереносимости здешних холодных зим.
И Вите переносить их улыбчивые, либо хитрые, либо осторожные домыслы… ясное дело, надоело до чертиков. Он бы маму послушал охотно.
Но ей тяжело даже с родным сыном говорить. С посторонними - подавно. Поэтому пересуды имеют полную возможность множиться. Их снежный ком растет.
Соседей исправно шатает - и с севера на юг, и с юга на север. В зависимости от погоды, настроения. Кроме того имели значение размеры их собственных заработков. И - прочие обстоятельства соседского проживания.
Неисчерпаемой получилась тема для обсуждений хоть негромких, а хоть и громкозвучных.
Догадывается Витя об истинной причине разъезда?
Что он видел, так это: жили- поживали родители вместе, затем почему-то уперлись лбами, стали выяснять отношения. Оказалось, трудно им вместе. Не получается. Не выходит, чтоб спокойно жить-поживать. Никак просто-таки невозможно. Взяли и разъехались.
Объяснять детям такие тонкости - взрослым сложно и долго. Было решено: вообще никому ничего не следует разъяснять. Всё равно никто не поймет.
Вот и объявилось перед всеми железное упрямство старших Тихоновых. Теперь думайте, граждане, что пожелаете.
Если б у мамы были Витино умение ладить мирно со всеми, постаралась бы она. Сгладила обязательно острые углы. А у нее был характер в точности, как у папы. Как говорится, нашла коса на камень.
Не пригодилось ей умение сына. И напрасно, лучше было б написать в далекий незнакомый город. Рассказать, как тоскует младший Тихонов.
Нет, не ругает она отца Вити, не плачет, закрывшись, в комнате. Просто ничего не говорит. День за днем.
О папе рот на замочке уже почти три года.
Что есть, то есть - сложности.
Приглядеться если, родители друг на дружку очень похожи. Мама, значит, - в папу. А тот - в маму. Безмолвствуют оба длинную череду месяцев. Сыну остается лишь гадать, что случилось, и когда молчанию придет конец.
Родителей очень жалко, а когда ему кого-то жаль, он готов сделать всё. Чтобы человеку полегчало.
Но тут незадача с упрямыми двумя. Как сделать, чтобы полегчало сразу двоим, он не представляет себе до сих пор.
Почему у мамы не такой характер, как у Тихонова- мдадшего?
И почему - у папы?
Нет, но как получилось, что у Вити характер не мамин и не папин?
Голова лопнет, если думать слишком долго о столь сложных вопросах!
Придя из школы, Павин друг не стал продолжать это дело. Сколько можно упражняться в задумчивости?
Отставил в сторону сложности.
Подошел к холодильнику, достал пакет кефира. С налитым стаканом подошел к окну.
Тут ему и открылась странная картина. Как было не позвонить Несчастнову? Не посочувствовать?
Однако не понадобилась тому помощь. К счастью, сегодня Прелестной Нони пошатнуть не удалось нервную систему друга. Это хорошо.
Успокоившись насчет Павы, верный товарищ надел фартук и принялся готовить ужин. Для себя и для мамы.
Что ж ей, одной крутиться всё время?
Она уже и так стала мастером на все руки. За три годка чему только не научилась. Телевизор починить? Сама без страха лезет внутрь.
А если закапризничает телефон, не вот вам бежит в какой-нибудь «Ремонт». Берет отвертку и начинает у аппарата подкручивать внутри. Получается нормально.
Витя и сам бы не прочь залезть в телевизор. Там жуть как интересно! Отчего не покопаться?
Мама тут как тут – не позволяет. Говорит: когда в физике станешь разбираться, тогда и копайся.
Жаль, электричество еще не проходят в шестом классе. А то, что Витя уже полистывает журнал радиолюбителей, для кое-кого еще не факт.
«Лбам», тем куда легче. У каждого отец под рукой. Если что непонятно - вот тебе, Хорошин, вот тебе, Савинов, квалифицированная консультация.
Они вовсю хвалятся радиоприемничками. Только своими ли? Выходит, не совсем, чтобы отстутствовала помощь, когда подумаешь о наставниках.
Положив на сковородку отварные кусочки нежирной колбасы, Витя стал их поджаривать на медленном огне. Потом навалил сверху горку пюре, чтобы подогреть картофель. Получилось, может, не очень красиво, но есть можно – пожалуйста, мама.
Вскипятить и заварить чай, нарезать хлеб и сыр - это уже пустяки даже для начинающего кулинара.
Кое-кто задерживался на работе, хотя обещал сегодня придти пораньше. Еда стояла на столе, а звонок у входной двери помалкивал, не торопился тренькать.
Взяв вилку, Витя поднес ко рту колбасятину.
Есть одному было скучно.
На Тихонова-младшего снова навалилась задумчивость. Ей была полная свобода наваливаться, потому что мама не шла с работы. Скорее всего она шла, однако дойти не могла. Что называется – задерживалась.
Конечно, вряд ли следовало на всех парах нестись на кухню и хватать кефир. Теперь он препятствовал. Мешал кулинарным достижениям лезть в горло. Однако и мамина работа – тоже не способствовала колбасятине быстренько пережевываться.
Поневоле вспомнишь – последнее время кое-кто засиживается у себя в лаборатории.
Мама была биологом. И хотела вырастить несколько живых клеток какой-то искусственной кролико-мыши. Недавно объясняла Вите: они подсаживают кроликовые гены – цепочки белковых молекул – обыкновенной мышиной клетке. Затем начинают ее растить, словно зеленый росточек из семечка.
Так что Тихонова, да будет всем известно, не простая лаборантка, а специалист по «генной инженерии». Что выйдет из ее работы, сын точно не представляет. Допустим, кролик с очень длинным хвостом. Он знает одно: если можно человеку построить новую модель автомобиля, то что мешает создать новую породу животных?
Трудности большие, но бояться их не надо. Мама говорит: волков бояться – в лес не ходить и не заниматься наукой.
Витя согласен. Специалистам сельского хозяйства как можно в лес не ходить? Без дров останешься. На бобах. И без новых кроликов.
В лаборатории всё ходят и ходят в этот самый лес. Какой уже год! Сколько дров насобирали – неизвестно. Только мама обычно приходит домой не вот вам слишком рано.
Видно, очень далеко там забираются в чащу. В самую темень пробираются, в глухую густоту. Где дорожки такие непротоптанные, что поневоле задержишься. Даже тогда, когда собираешься придти домой пораньше.
Витя положил вилку с колбасятиной на тарелку. Еще разок позвонить приятелю, что ли?
Взяв трубку, сказал:
- Алё!
- Да? – голос был мужской. Чуточку насмешливый.
- Можно позвать Павла?
- Всё можно, - ответили весело. – Если сильно пожелаешь, то спокойно отыщещь…четыре ключа от собственной квартиры. И знаешь где? За поролоновой подкладкой своей курточки.
Витя услышал, как Несчастнов-младший закричал возмущенно:
- Я не нарочно. Она сама! На зло мне образовалась дырка, вот!
- Естественно, что на зло, - сказал папа. – Или просто пошутила. Обычное же дело.
Он подозвал к аппарату сына, и Пава рассказал другу, как нашлись утерянные ключи.
Оказывается, Несчастнов-старший нашел в кармане Павиной курки маленькую дырку. Располагалась она с краешку, в уголке, и кому нужно было обращать на пустяковину особое виимание? Витиному другу, что ли? Чтоб - надо позарез, да?
Полная ерунда!
Но именно эта дырочка и глотала потихоньку ключи. Один за другим. Прям-таки ненасытная прорва и ничто иное.
- Слушай, - сказал Витя. – Так у тебя не беда, а нежданное счастье. Целая куча находок за подкладкой. Приходи на радостях ко мне. Чайку попьем. Мне одному скучно.
Ответ, прозвучавший вполголоса, не обрадовал Тихонова-младшего. Пава прибежал бы с удовольствием, но именно сейчас – нельзя. Несчастнов-младший имел план. Какой? Чтоб положить папу на обе лопатки. И победить в схватке.
У Несчастновых, оказывается, будут выясняться взаимные обязанности родителей и детей. Поэтому Паве недосуг пить чай с Витей и развеивать скуку друга.
Приятель станет решать вопрос: либо отец в субботу едет за город, либо идет в школу и включает сврочный трансформатор.
Пава будет настаивать - надо обязательно навестить школьный подвал. Тем более, что нашлись в конце концов ключи. Со своей привычкой проваливаться в дырку.
Теперь необходимо лишь умело нажать. Чтобы припечатать папу к ковру.
- Зачем его припечатывать? – тоже негромко, заразившись таинственным шепотком приятеля, спросил Витя.
- Полагается. Так бывает у борцов. Это чистая победа.
- Ладно. Приступай, нажимай. Только непонятно. Чьи у вас нашлись ключи?
- Сейчас уже неважно. Главное – не упустить момент. И вовремя уцепиться за папу. Дать подножку загородной поездке, припечатать папу к ковру и всё выиграть, понял?
- Всё равно понять трудно, - вздохнул Витя. – Какая может быть между вами борьба? Никакой. Понимаешь, моей мамы что-то нет, хотя обещала не задерживаться на работе.
- Не понимает он, - сердито сказал Пава. – Я подробно толкую про своего папу. А ты выступаешь насчет своей мамы. У нас с тобой не разговор. Чепуха какая-то.
- Что у нас?
- В огороде бузина, а по реке плывет кирпич. Пока. Завтра увидимся.
- А может, не пока? – просительно сказал Витя.
- Вот еще! – воскликнул приятель. – Ты не маленький. Пей чай без компании. По возможности с вареньем. Кстати – есть?
- Найдется, - с готовностью сказал Витя. – Из крыжовника. Давай приходи.
- Наворачивай один. Больше достанется. Некоторые чудаки не понимают своей выгоды.
- Ну тебя! - встопорщился друг. Повесил трубку.
Можно подумать, что Витя сильней всего на свете уважает это - пить чай. Потому пристает к Несчастнову.
Как раз и неправда.
Больше всего он не любит сидеть дома в одиночестве.
В том всё дело. Последнее время - когда мама задерживается, стараясь побыстрей добиться положительного результата в лаборатории, - он просто мучается. Тошно ему в пустой квартире. Никого нет, и ты кукарекаешь один допоздна.
Не слышно в комнате живого, с ласковыми интонациями, голоса. Не шуршат по линолеуму мамины легкие шаги.
Вещи глядет на одинокого мальчика с недоуменным видом. Где в квартире мужчина? – вопрошает гвоздь, вылезший из стены.
Где хозяйка? – интересуется перекошенная картина, висящая на легкомысленном гвозде.
Взяв молоток, Тихонов-младший бьет по глупому легкомыслию. Нечего здесь вопрошать. Есть мужчины в доме.
Гвоздь принимает более достойное положение.
Потом друг Павла Несчастнова берет тряпку, стирает пыль с картины. Без хозяйки тут что – никто не способен воевать с пылью? Всяческая чепуха и полная ерунда.
Вещи здесь будут строить недоуменные рожи? Нечего стараться: у Тихоновых насчет покоя и порядочка - ажур.
Конечно, хозяин есть в доме.
Но всё-таки пить чай в одиночку…день за днем…страшное дело.
И тем более страшное, что лезут в голову мысли.
О том, как хорошо было бы Вите сидеть за столом рядом с мамой и папой. О том, как приятно было бы снова услышать их беседу о генной инженерии.
Пусть не всё станет тебе понятно, однако…
Тихонов-младший представляет себе – они снова все вместе. Сидят, пьют чай. Идет у родителей неспешная беседа.
Неожиданно для самого себя Витя заулыбался. Мечта на минуту обернулась явью, и он так обрадовался, так…
Мама пришла, когда сын, вдоволь насмотревшись телевизора, дремал в кресле. Аппарат шипел. По экрану бежали звездочки, рассыпая искры.
Она выключила телевизор, присела на стул.
Глядела на стену, где гвоздь был приведен в порядок. Где Витя изничтожил пыльный налет на картине.
Он, проснувшись от щелчка аппарата, смотрел на нее. Мамино лицо было усталым. Бледным. Но каким-то одухотворенным. Случилось что?
Наверняка. У человека, добившегося своей цели после долгих неудач, может быть именно такое лицо. Сумрачно-радостное.
- Вырастила, - прошептал сын.
- О чём ты? – спросила она, очнувшись от своих мыслей.
- Мышь с длинными кроличьими ушами и пушистым хвостом, - сказал, улыбнувшись, Витя. – Не утаишь от меня. Но если это секрет, то, пожалуйста, тебе разрешается. Не рассказывай. Я тайны уважаю.
- Какая еще тайна?! – засмеялась она. – Ты что выдумываешь? Я вырастила мышь? С ушами, как у кролика? Хорошего ты мнения о моей работе! Словно папа…
Она внезапно замолчала.
За окном начинало темнеть. Там светились красные фонари на высоких подъемных кранах. По вечернему небу летел самолет – много выше домов – и мигал искоркой бортового огня.
Мама подошла к незадернутым шторам.
Она внимательно глядела на строительную площадку. Будто нашла среди новостроек что-то очень важное.
Витя встал рядом с ней. Пусть себе ищет всякие интересности, если не желает говорить про папу. Сын всё понимает. Может тоже помолчать минуту-другую. А потом продолжит разговор. Как ни в чём ни бывало.
Площадка с двумя кранами возле дома недавно огорожена. Некоторые не успели еще привыкнуть к забору. Торопыги не прочь сократить путь к автобусной остановке. Они проломили забор и стали пробираться между пирамидами железобетонных плит на соседнюю улицу. Поспешили протоптать тропинку.
Сейчас она была пуста. Все, кому надо, уже дома. Сидят, попивают чаёк. Кое-кто даже спит и видит хорошие сны.
- Пролом, между прочим, забивали один раз досками, - Витя старался выглядеть спокойным. Если не равнодушным, то исключительно тихим. В полном соответствии со своей фамилией.
- Да? – сказала мама, не поворачивая головы в сторону Тихонова-младшего.
- Точно. На другой день дыра появилась опять. Странно, да?
- Да, - сказала мама. – Очень странно.
- Некоторым не хватает пяти минут.
- Каких минут?
- Пяти. Или семи. Чтобы площадку обойти по периметру.
- Наверное.
Мама была очень лаконичной. Она охотно соглашалась с сыном. Не спорила. И это его ужасно разволновало. Он бросился в отвлекающие маму подробности.
- Я уверен: дыру опять забьют. А когда забор снова проломят, ее зашьют досками еще более крепкими. Там прораб. Здоровенный такой. Ужасно сердится на посторонних. Мальчишек гоняет, словно они ему черные скворцы. Или серые вороны. А разве они ломают ограду? Взрослые стараются. Прочие которые… мальчишки… так они просто не при чём.
- Да, - сказала мама. – Некоторые здесь не при чём. Мы просто не виноваты. И поэтому ничего поделать нельзя.
- Что? – не понял сын. – Ты чего, мам? О ком говоришь?
- О себе. И о тебе, - она. очнувшись, задернула штору. Отошла от окна.
- Ты успокойся, - голос у доброго Тихонова-младшего дрогнул.
- А кто волнуется? Давай-ка отправляйся в кровать. Поздно уже.
Тут любой догадается: мама думает о папе. Она разговаривает мысленно с ним. Что-то ему объясняет. С чем-то не соглашается.
Когда Витя остается в одиночестве дома, он тоже иногда разговаривает таким образом с мамой. Не вслух – про себя. Конечно, лучше человеку высказать свои мысли собеседнику. Но если того нет поблизости?
Тогда как? Иногда мочи нет – так хочется поговорить. Вот и ведешь беседы сам с собой.
Не такие уж смешные они. Скорее – грустные. В них нет взаимопонимания. Они могут идти, идти. И не кончаться никогда.
Ведь как происходит? Человек, с которым ты делишься соображениями, желаниями, вряд ли получит возможность услышать то, что ему высказывают. Он может не узнать никогда о твоих словах.
Придет другой день. Пусть у тебя пропадет намерение говорить. Разве так не бывает?
Накатило на тебя – и ты мысленно всё, что желаешь, сказал. А потом успокоился. Твои мысленные речи закончились. Тогда возникает чувство, будто всё, что надо, человеку высказал. Но он-то всё равно не знает того, что ему лучше было бы знать.
Вот почему с людьми хорошо говорить, когда их видишь. Больше будет шансов: не возникнут недоразумения.
Тихонов-младший любит маму. Он часто с ней беседует – если та задерживается на работе – мысленно. Но затем он пересказывает ей вечером то, что надумал днем. В том случае, когда не забывает. Если не отвлекает его какая-нибудь чепуховина.
А вот папа…
Он не сможет узнать сегодняшних маминых мыслей. И это очень плохо. Витя уверен: им обязательно надо встретиться, двоим старшим Тихоновым.
Мама продолжает разговаривать с папой – пусть мысленно! Значит, им есть что сказать друг другу.
Не до конца между ними прояснилось, когда он уехал в другой, далекий город. До сих пор – не всё им самим ясно и понятно.
Может..если встретятся, им удастся объясниться и наладить мир.
Витя мечтает – они помирятся. Он готов помочь маме. Пусть она скажет, где он сейчас живет. Витя возьмет и напишет ему письмо.
Эх, Тихонов-младший! Ты опять за свое? Желаешь знать папин адрес в далеком городе?
Да, снова, потому что родителям надо непременно встретиться.
Мама - как не раз бывало раньше - безнадежно машет рукой:
- Ну, какой в этом смысл?! Захотел бы, сам давно взял и написал. И приехал.
Сын готов возражать:
- Да? А только что…
Закончить мысль ему не удается.
- Давай не будем травить себя. Сама не понимаю, с чего вдруг вспомнила о нем.
Сын насупился. Весь вид его ясно показывал: он знает, почему она вспомнила про папу.
- Интересно, - усмехнулась Тихонова старшая. – Как тебе удалось разобраться в моих мыслях? Ты ясновидящий? Рядом со мной живет маг? Всё-то он ведает, этот проницательный ведун. Я и не догадывалась, какую помощь он способен оказать мне… Например, в научной работе.
Сын вздохнул. С ней сейчас трудно разговаривать.
Он направился к кровати. Поправил подушку. Лучше всего теперь лечь спать.
Мама улыбалась, глядя на сына. И он не вытерпел:
- Просто я сообразительный. А если все ученые такие недогадливые, и надо растолковывать обычные вещи им… Я тогда сильно удивляюсь.
Она села рядышком с магом и волшебником.
- Сегодня заработалась. Умоталась. Просвети меня. Почему ты уверен, что знаешь мои мысли?
Витя скосил на маму глаза и пожал плечами.
- Всё очень просто. Ты говорила со мной про мышей. Затем вспомнила папу. У тебя сегодня удачно прошел какой-то опыт. Наверное, ты была бы рада рассказать папе об успехе. Ведь ему не нравилась твоя работа, и я помню про это. Он говорил, что напрасно ты перешла в лабораторию с фармацевтического завода. Ты не обижайся, но я всё-таки могу знать о таких вещах. Хоть и не маг.
- Я не обижаюсь. Ты прав, волшебник. В наблюдательности тебе отказать нельзя.
- Мам, прости тогда. Мне дома одному…делать больше нечего. Только думать про тебя и папу. Я хочу, чтоб он вернулся к нам. Почему вы поссорились? Скажи, наконец, где он теперь живет.
Однако она мамой не была бы, если ей взять и поспешно выложить все свои потаенные мысли.
Запустила пятерню в его взъерошенные вихры. Покачала головой – нет, не будет сыну никаких откровений. Рановато ему увлекаться проблемами взрослых.
И сын не удивился, когда она устало сказала:
- Ты зубы почистил прежде, чем отправиться в кровать?
Он, как обычно, забыл о вечернем туалете. Ни слова не говоря, отправился в ванную. Мама шла сзади и молчала. Ему было ясно: разговор о папе в который раз не удался. Она будет упорно отмалчиваться. Потому что …почему?
Неожиданная догадка пришла ему в голову.
Такая неожиданная, что он остановился, повернулся и уставился на маму.
Ну, конечно! Как он раньше не догадался?!
Она ждет папу. Держится изо всех сил, никому не желая признаваться в этом. Ничего не рассказывает Вите потому, что не хочет…не желает, чтобы он осуждал отца. Сама она о нем не думает плохо. Надеется: отец к ним вернется. Вот только сама не сделает первого шага к примирению. Она гордая.
Витя стоял, смотрел на маму. Чуть не плакал: папа тоже был гордый и, наверное, также надеялся, что всё образуется.
Но Тихонов-старший первым на примирение всё-таки не пойдет. Вот какая получается незадача.
Тихонову-младшему было очень жаль своих родителей. Гордых и молчаливых.
Сдерживая слезы, он почистил в ванной зубы. Умылся. Повернул к маме чистое лицо – ты довольна?
Она вдруг сказала:
- А папа, если тебе надо знать, живет в Ярославле.
Витя, вздрогнув, чуть не выронил полотенце. Всем классом они собрались в этот город. Значит, он скоро сможет увидеть папу?
Глава пятая
На большой перемене Пава заскочил в буфет. Взяв стакан кефира и пирожок с повидлом, он в темпе всё это смолотил. Рассиживаться в буфете он не собирался. Тут было полно мелюзги, которая отчаянно галдела и мешала ему думать.
Вчера вечером он уговорил-таки папу.В субботу предстоит авральная починка кроватей.
Хозяйственный дядя Гена себе на уме и, конечно, постарается улизнуть домой. Но перед уходом он должен кое-что сделать. Пусть поможет Несчастнову-старшему подключить сварочный аппарат.
Электрической розетки в подвале не было. Значит, необходимо надоумить дядю Гену, выпросить у него соединительный кабель.
Пава разглядел: в вестибюле был распределительный щит и розетка для подключения пылесоса или электрополотера. Вот отсюда и надо протянуть кабель в подвал.
Несчастнов-младший стоял возле распределительного щита, доедал пирожок. Мимо него с неискоренимым энтузиазмом проносился школьный народ.
Пятиклассники и все прочие, которые помладше, поглядывали на парня с интересом. Кажется этот шестиклассник намеревался засунуть свой нос в розетку с током.
Но кое-у-кого интереса было – кот наплакал. Было нечто другое.
- Убьет, - деловито сообщил долговязый десятиклассник.
Он прислонился к стене, поджав журавлиную ногу. Наморщил мудрый лоб. И чего здесь делают некоторые? Которые с пирожками и возле опасного электричества?
- Не, - сказал Пава. – не убьет. Осторожно стою.
- Я предупредил, - солидно высказался великан и зашагал на своих ходулях прочь.
Он был выше любого учителя на две головы, этот напичканный знаниями верзила.
Скоро со школой он распростится. Находится, как говорится, на вылете из гнезда. Иными словами – выпускник. И, кажется, - задавака. Ишь, выражается: «Я предупредил».
Словно он тут самый важный. Будто Пава не в курсе насчет электричества и собирается засунуть любопытный нос в розетку.
Быстро проглотив остаток пирожка, Несчастнов показал язык вслед выпускнику. Сегодня кое-кто шестиклассник, завтра – порх! – и нет его в гнезде. Времена меняются, вот такие пироги.
С высунутым языком не станешь однако ходить по школе. Пава его благоразумно спрятал. Отойдя от распределительного щита, остановился посреди вестибюля.
Всё же как поступить насчет субботнего кабеля? Можно подойти и к Глафире Ильиничне, и к директору школы. А лучше сразу отправиться к дяде Гене.
Есть, правда, заковыка. Как бы не дали тебе от ворот поворот, лишь откроешь рот. Что сделаешь, если дядя Гена не пожелает церемониться со шкетом из шестого «Б»?
Пожалуй, не помешает, если подкрепишь свою просьбу выоким учительским авторитетом.
Эх, дядя Гена! Суровый всё же вы человек. Ведь кое-кому известно, что и с Глафирой Ильиничной у вас натянутые отношения. Поскольку поддерживает она инициативу ребят, а у строгого специалиста, единственного на всю школу, зарплата маленькая, чтобы поддерживать.
Да, если не обмозговать это дело, оно вполне способно и не выгореть.
Значит – что? Привлекать к осаде сурового дяди Гены авторитет директора?
Так-то оно так, но Паве тоже не с руки идти к нему, боязно вламываться в кабинет самого главного человека в школе.
Заветная дверь – вот она.
Несчастнов топтался у входа, не решаясь переступить порога.
«Надо зайти сюда вместе с Глафирой Ильиничной!»
Спасительная мысль явилась неожиданно. Она очень понравилась звеньевому из шестого «Б», смущенному начальнику ржавых кроватей.
Сообща с классной руководительницей он готов был переступать любые пороги. За ее спиной можно чувствовать себя уверенно шкету, не доросшему пока что до мудрых верзил.
Пава отошел от диркторского кабинета. Пошагал вдоль длинного вестибюля, потом весело поскакал вверх по лестнице. На свой этаж.
Он не заметил Прелестную Нони.
Она, как тень, бродила за ним с самого начала большой перемены. Коровина кусала губы и тяжело вздыхала. По ее мнению, близилась беда. Выход из сложившегося положения, она, как известно, затруднялась найти.
Когда он пил кислый кефир в буфете, Нонна тоже взяла себе поесть. Если Коровина и была тенью, то кусок бисквитного рулета жевала тень нехотя. Грустно сидела в уголке, пока миленький в темпе расправлялся с кефиром.
Потом она стояла на площадке - в лестничном пролете второго этажа - и со страхом наблюдала. Смотрела, как мальчик со вздыбленными волосами тянулся носом к электрической розетке.
Ей хотелось броситься к нему, спасти несчастного.
Может, и решилась бы ринуться вниз, в вестибюль. Ее опередил старшеклассник, который был ненамного выше ростом. Однако заметно решительней.
Прелестная думала: Павлик переживает из-за нее. Из-за недавнего многозначительного предупреждения.
«У бедненького нервы разгулялись. И всё она виновата - Сергеева!»
Что было затем?
Позаброшенный мальчик, как слепой, бродил по вестибюлю. Бормотал что-то, разговаривал сам с собой. Натыкался на учителей и, забыв извиниться, плыл против течения.
Коровина, жалея Павлика, кралась за ним. О недоеденном куске дивного рулета в рук забыла, как говорится, напрочь.
«Не убивайся ты из-за нее! - хотелось ей крикнуть. - Посмотри на меня. Я ведь тоже переживаю.»
Мысли у нее были такие: сейчас бросится к нему! схватит за курточку, чтоб по своей всегдашней привычке не убежал! предложит ему страдать вместе! горе лучше всего разделить на двоих, и тогда оно растает, как дым!
Да уж, ничего теперь не поделаешь. Ему надо забыть о Рите Сергеевой. Всё уже свершилось, и та просто пропащий человек. Преживай или нет, однако сейчас как раз следует ему дружить с Нонной.
И Нонна ринулась к ослепшему от горя человеку.
Пролетев несколько метров, резко затормозила. Павлик, кажется, вконец расстроился, потерял всякое соображение. Он подошел к двери директорского кабинета и посмотрел на ручку. Собирается войти?
Неужели станет просить здесь помощи?
Нет, не может он ослепнуть до такой степени, чтобы просить директора. Это что же, станет на коленях умолять: возьмите под защиту нехорошую девочку? Павлик, этого еще не хватало!
Прелестная, приторомозив полет, так сильно нахмурилась, состроила такую сердитую физиономию, что от нее шарахнулся в сторону робкий встречный первачок.
Она же, не обращая на него внимания, встала, как вкопанная, а потом решительно топнула ногой. Ну, миленький, погоди у меня! Попробуй только взяться за ручку директорского кабинета!
Несчастнов словно услышал ее угрозы. Он отскочил от двери, помчался наверх по лестнице. Что бы там ни было, Нонна одержала-таки сейчас победу, и она торжествующе заулыбалась.
Дежурный не пустил в класс прискакавшего Паву. Он посмотрел на взъерошенного одноклассника, твердо заявил:
- Много вас тут бегает. Каждому непременно сюда надо. А мне Глафира Ильинична сказала: проветри на перемене класс. Не пущу тебя, и всё тут! Проваливай по добру по здорову. Ты сейчас зайдешь и всю атмосферу испортишь.
- Сам смотри не испорть, дежурный-абажурный, - сказал ему заполошный скакун. – Мне Глафиру Ильиничну необходимо найти срочно, понял?
- В учительской ищи! – обиженный сравнением с абажуром исполнительный человек повернулся к скакуну спиной.
Потом он юркнул в класс и, пыхтя, громыхая стулом, засунул ножку в дверную ручку. На тот случай, если взъерошенный парень начнет ломиться в комнату, чтобы испортить атмосферу.
«Вот остолоп, - думал Несчастнов, направляясь в учительскую. – Не успеет человек стать дежурным, как со страшной силой начинает заботиться о поддержании порядка. Готов прищемить нос первому встречному. А встречному, может, совсем не нужно лезть к нему в комнату. Ему с Глафирой Ильиничной переговорить бы поскорей.»
- В буфет пошла ваша классная руководительница, - сказала Паве молоденькая учительница, около которой понуро стоял провинившийся начальник, скорее всего второклассник, и, не стесняясь посторонних, в голос ныл:
- Простите. Я больше не бу-уду.
«Начальники» для начальника ржавых кроватей - все первоклашки. А также второклассники и прочие учащиеся начальной школы.
«Эх, ты, липовый бузотер! - думал Пава, снова спускаясь на первый этаж, в буфет. - Мы в твои годы держали марку. Нехорошо делаешь. Ноешь так, что даже у меня заныли зубы. Представляю, какая головная боль у твоей бедной учительницы.»
Как бы там ни было, но бродяжничество миленького по этажам приметила пронырливая Коровина. Поскольку держала ушки на макушке.
Она подскочила к Тихонову, дружку Павла.
- Бежим спасать человека.
- Какого человека?
- Нашего Павлика.
- Что с ним?
- Мне кажется, у него затемнение мозгов.
- Чего?! - изумился Витя. - Какое затемнение?
- Там увидишь, - всполошенно крикнула Нонна.
Они, прыгая через две ступеньки, помчались вслед за «темным» Несчастновым.
Тихонов был ниже Прелестной ростом. Более юркий и легкий он ввинчивался буравчиком в толпу. По его стопам с железобетонным гулом неслась Коровина, сотрясая лестничные марши.
Малышня жалась к перилам. Витя с уважением и удивлением прислушивался к слоновьему топоту спутницы. Но вскоре к уважению начало примешиваться опасение. Если эта Прелестная Масса не сумеет справиться с инерцией, она расшибет стеклянную перегородку на площадке первого этажа.
- Тормози! - опасаясь громких последствий, крикнул Витя на подступах к вестибюлю.
Сам-то он вовремя свернул. Ему не составило труда точно вписаться в створ стеклянных ворот. В таких случаях футбольные комментаторы, кажется, говорят: мяч влетел в ворота!
О Коровиной ни один комментатор не посмел бы так сказать. Только великий писатель Лев Толстой сумел бы найти подходящие слова, чтобы описать, как Прелестная Нони с громыханием миновала широченные двери из стекла и аллюминия.
Поправляя кружевной воротничок, пострадавший в схватке с перегородкой, спутница заявила:
- Тихонов, за мной! Не бойся. Мы его остановим. Он, наверное, опять упрется лбом в директорский кабинет.
- Ты откуда знаешь, куда он упрется?
- Раньше уже за ним наблюдала. Он, может, и не хочет, а ноги несут его, несут. Прямо туда, к кабинету. Затемнение мозгов - это тебе не шутки, поверь.
Несчастнов нашел Глафиру Ильиничну в том углу буфета, где были столики для учителей.
К концу перемены очередь у раздаточного прилавка рассосалась. Мелюзга валом валила к выходу, боясь опоздать на урок.
Повариха в колпаке и широком, как балахон, белом халате гремела пустыми кастрюлями. А в посудомойке уже урчала машина, обдавая тарелки струями кипятка.
Пава остановился за спиной классной руководительницы, допивавшей компот.
Как только стакан был отставлен в сторону, он деликатно шагнул к столику. Теперь учительница смогла увидеть его. Она подняла вопросительные глаза, и Пава тут же заявил с деловито:
- Извините. К меня срочный вопрос.
- Присаживайся, - доброжелательно сказала Глафира Ильинична. - Поговорим, если у тебя так уж срочно.
Несчастнов - взъерошенный, смущенный, но решительный - вызвал у нее легкую улыбку.
Она постаралась сразу погасить ее и приняла сосредоточенный вид.
Впервые Паве довелось сидеть за обеденным учительским столом. Опускаясь на стул, он даже затаил дыхание.
Он бы никому не признался, однако его распирало от уважения к собственной, сидящей тут персоне. Он посмотрел по сторонам в надежде, что его увидят свои ребята. Пусть подивятся на то, какую честь оказала Несчастнову классная руководительница.
У выхода из буфета он заметил Тихонова и Коровину. Дружок помахал ему рукой и собрался было двинуться вперед, но Прелестная схватила его могучей рукой. Нони пихнула Витю на ближайший стул. Тихонов рухнул на заскрипевшее сиденье.
Рядом с ним - на соседний стул - с грохотом опустилась Нони. Вытаращив глаза, парочка уставилась на Паву.
«Они чересчур взволнованные, - подумал начальник ржавых кроватей. - Примчались сообщить важное известие?».
Выглядели они, конечно, очень странно. Не сводили с Несчастнова глаз. Что в самом деле понадобилось парочке? Почему Прелестная Нони вдруг высунула язык. Потом дотронулась до него пальцем, а затем показала Паве кулак?
Если Прелестная не разрешает ему беседовать с Глафирой Ильиничной, то слишком много берет на себя. Ишь, какой выискался командир!
Кто начальник кроватей, тот за них и отвечает. Никто еще не отменял поручения, данного ему, Несчастнову, на совете отряда.
И пусть эта дурища не вмешивается в его дела. Ходит по пятам и ходит. Несет всякую чепуху про Сергееву. Подслушивает, о чем он говорит с Ритой.
Нет, Коровина любого доведет до белого каления. Честное слово! Он сделает из Нони шашлык, потому что она делает из Павы людоеда! И суд, как говорится, его оправдает.
- Так что у тебя за дело? - спросила учительница, глядя на покрасневшее от непонятного внутреннего огня лицо звеньевого 6»Б».
Коровина и Тихонов увидели, как поговорив с Павой, классная руководительница кивнула собеседнику и поднялась со стула.
Они в свою очередь вскочили.
Витя бросился было к другу - узнать насчет здоровья. Но спутница схватила его за руку и поволокла прочь.
- Чего ты меня тащишь? - возмутился тот. - Я хочу поговорить с Павлом.
- Нечего тебе языком болтать, - сказала та. Прислонив к стене вырывающегося Витю, она горестно вздохнула. - Кажется, все пропало.
- Что пропало? Теперь у него нет никакого затмения мозгов?
- Уже, наверное, нет, - непонятно усмехнулась Прелестная. - Вот только плохо, что у Глафиры Ильиничны может начаться. Но нам ее не спасти.
- Врешь ты всё, - подумав, сказал дружок Павла. - Не верю я тебе.
- Дело твое, - понурившись, Нонна поплелась на третий этаж. В свой класс.
По школе разнеслась трель автоматического звонка.
На уроке географии Несчастнов сидел спокойно. Глафира Ильинична обещалась взять на себя труд. Какой? Ну как же - поговорить с директором насчет субботнего кабеля.
Можно было не сомневаться: вдвоем с директором они прижмут гордого дядю Гену. Он теперь, как говорится, никуда не убежит, выложит соединительный кабель.
И другая причина была для спокойствия - географию Пава любил. Дергаться из-за того, что не подготовился? Ну уж нет. Если его вызовут к карте, он получит «пять».
Океанами и материками он начал интересоваться со времен старшей группы детского сада. За множество прошедших с тех пор лет - целых семь - он далеко продвинулся в своих географических познаниях.
Единственным в классе, кто знал все крупные притоки Амазонки, был начальник ржавых кроватей. Не считая, конечно, учительницы.
Так что в четверти ему обеспечено «отлично». И в году будет не меньше. Если кто позволял себе волноваться, то это была Нони.
Та в панике подскакивала на своей парте, едва старенькая Виолетта Нефедовна заглядывала в журнал, чтобы пригласить очередного путешественника к большому изображению земных полушарий у доски.
Но Коровиной сегодня везло. Не выпало ей суровой чести. Той самой, когда приходилось - как это было недавно - шарить указкой по Сибири в поисках Антарктиды.
Учительница раз за разом называла другие фамилии.
Воспрянув духом, Прелестная обратила всё свое внимание на миленького. Она и и кивала ему, и строила немыслимо вопросительные рожи, и шептала всякие глупости, на которые он демонстративно не реагировал.
Она, к примеру, потихоньку спрашивала:
- Голова не болит?
А потом ни с того ни с сего вдруг шептала:
- К директору ты ходил зря.
Но форменной чепухой выглядело ее утверждение:
- На Глафиру Ильиничну надеешься напрасно. Только я смогу тебе помочь . Понял? Со мной не пропадешь. И, между прочим, голова не будет болеть.
Начальник ржавых кроватей только плечами пожимал, слыша ее сумасшедшие высказывания. Он бы многое дал, чтобы сидеть подальше от коровы.
Можно, конечно, сделать вид, что очень увлекся большим изображением земных полушарий. Он так упулился в карту у доски, что чуть не вывалился в проход между партами.
Виолетта Нефедовна сделала строгое лицо, но потом улыбнулась и покачала головой. Ох, уж эти любознательные отличники. Если им нравится география, они готовы проглотить оба полушария вместе с указкой.
Через проход от Несчастнова сидел Витя. Нырок приятеля заставил доброго человека вспомнить слова Коровиной. Кажется, она говорила про какое-то затемнение мозгов у Павла?
К ужасу Несчастнова он прошептал ту же глупость, что и Прелестная:
- Сильно болит голова?
Да что, они сговорились изводить его?! Друг называется. Стакнулся с коровой и несет чепуху на постном масле. Далась им больная голова!
Но самое невероятное случилось после урока.
Тихонов притащил из медицинского кабинета пакетик с таблетками. У сестры, умевшей не только уколы делать, выпросил лекарство.
- Держи. - протянул пакетик. - Помогает.
Пава поначалу ничего не понял. Подивился на подарок.
- Что там?
- Анальгин.
- Зачем он мне?
- Чтобы не болела голова.
Если б Пава не знал, что Витя - добрейшая душа…честное слово, дал бы леща приятелю.
Фантазии Коровиной ввели в заблуждение даже верного друга. Нет, но какова Прелестная! С этим всё-таки необходимо кончать. Одному Несчастнову с Ноннкой не справиться, но вдвоем с Тихоновым они ее одолеют и приведут в чувство.
- Бить будем? - уныло спросил Витя.
- Надо бы. Но я принципиально против физических наказаний.
- Я, кажется, также, - обрадовался приятель. - Мне и мальчиков не нравится физически приводить в чувство. Значит, пусть Ноннка гуляет непобитой?
- Вот гулять мы ей и не позволим. Давай заманим после уроков в спортзал и закроем там. Пусть посидит, подумает над своим поведением. Надо же ей когда-нибудь одуматься.
Друг напомнил, что после уроков - собрание. На нём все должны быть. Поездка в Ярославль ждать не станет, пока шестой класс разберется с ремонтом помещений и кроватями для гостей. Ноннке тоже неплохо поприсутствовать.
- От нее всё равно никакого толка. Ей бы только пудриться да краситься исподтишка, - сказал Пава. - Не секрет, чего начнет добиваться. Заявит: включите меня в группу, которая чинит кровати! Она уже просилась у Глафиры Ильиничны. Ничего Прелестная ремонтировать не станет, хотя дурацкой мощью не обижена. Знаешь, что будет делать? Примется доводить меня.
- Тогда пусть посидит часок в спортзале, - согласился Тихонов. - Когда начнется тренировка школьных баскетболистов, они ее выпустят.
После урока у Коровиной появилась причина для радости. К ней подошел миленький.
У мальчика были сурово сжаты губы, на лбу возле переносья пролегла вертикальная морщинка. Понятно: из-за Сергеевой переживает Павлик. Но чувствовалось, что он старается держаться.
Прелестная оценила это высоко. Перенесенные страдания потрясли его душу, и всё же не сломили. Мальчик выдержал нелегкие испытания, как подобает мужчине.
Такой Павлик ей вполне подходил в рыцари, и она поощрительно улыбнулась ему.
- Надо поговорить, - хмуро сказал тот.
- Только не здесь, - заговорщецки шепнула Коровина.
Ей не хотелось, чтобы весь класс присутствовал при объяснении. Дело-то деликатное. Про Сергееву пока что лучше никому ничего не знать.
Нонна покосилась на девчонок - уже развесили уши. Ишь, какие скорые! Им необходимо, видите ли, стоять рядышком.
Не ошибешься, если станешь, миленький, держаться от них подальше.
Разумеется, Павлик скажет ей, что поразмыслил и решил порвать дружеские отношения с Ритой, что согласен на предложение Нонны и готов составить ей компанию. На сегодняшний день он ей лучший друг.
И тогда она подскажет: о будущем подумай!
Он поймет и скажет: в будущем я тебе верный рыцарь и всё, что пожелаешь. Нонна, конечно, немножко подумает. Для приличия и вообще. Чтобы мальчик не слишком собой возгордился.
А потом она кивнет, и ему станет понятно: ее устраивает предложение почитателя. Можно будет пригласить мальчика на утренний воскресный сеанс в кино.
Хотя нет - лучше намекнуть Павлику, чтобы он пригласил ее на одну из новых картин. Надо приучать миленького к роли рыцаря, а то он всё-таки в этом отношении недостаточно развитый.
- Если тебе поговорить со мной, то подойдет коридор, - подсказала Прелестная Несчастнову.
Из-за спины Павы показался белобрысенький Тихонов. Высказался, словно ему больше всех было надо:
- В коридоре малышня, как угорелая, носится. Идите лучше в спортивный зал. Там никого сейчас нет.
Коровина с раздражением поглядела на него. Ему-то что здесь делать? Любопытный слишком, да? Больше нет у Павлика затемнения мозгов. И никто не приглашает белобрысых в переводчики.
Нет, ну действительно - что за дела? Два сердца тянутся один к другому. И они обойдутся без помощников, когда им пришло время объясниться в тонких дружеских чувствах.
- Тихонов, - нахмурилась Прелестная. - Тебя кто звал? Чего лезешь в разговор? Когда ты нужен, так тебя тащи силой. Но если без него обойдешься, он лезет под руку.
- Да я ничего, - отступил Витя.
Однако уходить не торопился.
- Вали, Тихонов, отсюда и не серди меня. А то я тебе сделаю больно, понял? - надвигалась на него сердитая Нони.
- Пожалуйста, - по обыкновению миролюбиво сказал Витя. - Я не возражаю.
- Против затрещины? - удивилась Коровина.
- Чтобы отвалить. Раз у вас дело на мази.
Тихонов отошел, изумив Прелестную. Чем? Глупой улыбкой и подмигиванием.
«Вот дурак. Улыбается тут», - думала Нони, увлекая своего Павлика в спортзал. Она так торопилась скорей туда попасть, что Несчастнов засомневался. Может, могучая Прелестная масса желает сама закрыть там одноклассника?
Он начал потихоньку тормозить. Но сопротивление было бесполезно.
Глава шестая
Собрание началось без Прелестной Нони. Так и было предусмотрено заговорщиками. Вот только к его открытию не пришел Пава. А это уже шло вразрез с уговором двух друзей.
Витя беспокойно ерзал на своей парте. Поглядывал на дверь. Бросал взгляды в окно - на школьный двор, где росли высокие деревья.
На их вершины можно было не заглядываться, поскольку дружок не стал бы скакать с лип в окно. Все дело в том, что ничего более умного в голову не приходило, как вертеть головой.
Что случилось? Запер Несчастнов могучую девицу или нет? Поди и догадайся. А ведь операция должна пройти без сучка и задоринки.
Может, Павла самого заперли в спортзале? Не исключено также, что Коровина вырвалась из заточения и, разгневанная, гоняет бедного одноклассника по окрестностям.
Нет ничего хуже неизвестности. Чтобы покончить с ней, Витя стал думать: как бы улизнуть? Самое время отправиться на поиски друга.
Неудобно, правда, получится, если просто взять и выйти из класса. Ребята подумают, что ему наплевать на поездку в Ярославль.
Кое-кто даже скажет: Тихонов задается, он всеми пренебрегает. Но разве на самом деле Витя пренебрегает?
Выходит, надо сидеть на месте. Хотя быть терпеливым сиднем очень трудно, когда способная Ноннка - вполне возможно! - как раз сейчас дала Несчастнову затрещину.
Тем временем все слушали Катю Стасову. Румяная и взволнованная, она говорила:
- Что мы сделали за последние две недели? Вроде бы успели многое. Подушек у нас теперь хватает. С наволочками никаких затруднений. Девочки скоро кончат подрубать полотенца: фабрика помогает - там есть обрезки, остатки ткани, и нам позволили их взять. Не задаром, конечно. Наши девочки в свою очередь помогают фабрике шить фартуки.
- Подумашь, - ухмыльнулся Хорошин. - Тесемочки пришивают. Без них там не обойдутся, да?!
- Обошлись бы, - ответила Катя.
Выкрик ей не понравился, и она побледнела от негодования. Эти «лбы» всегда готовы посмеяться над одноклассниками.
Однако Стасова быстро справилась с собой. Уверенным голосом добавила:
- Конечно, свои работницы тоже могли бы пришивать тесемки. А наши девочки все равно пригодились. Кстати, благодаря им, остатки мы получили. Вот так. А полотенца гостям будут нужны.
Лоб-Липов не упустил случая поддержать приятеля Хорошина. Скептически сказал:
- Ярославцы с собой не могут захватить? Приезжают не с Северного полюса. В крупном городе, небось, магазинов навалом.
- Может, и захватят. Но мы обязаны создать им условия, как в настоящей гостинице. Понимаете? Каждый гость там получает полотенце независимо от того, что у него лежит в чемодане. Почему у нас должно быть хуже? Давайте станем держать школьную марку на высоте. Санитария и гигиена…
- Во дает! Где только нахваталась словечек?! - восторженно и в то же время ревниво прогудел Лоб-Савинов.
До Кати дошло, что троица захотела устроить из собрания веселое развлечение. Эти ребята большие любители пошутить. Однако они всё же не на ту девочку напали.
Стасова взглянула на них - те сидели у задней стены класса - и сказала, как отрезала:
- Потише нельзя? А желаете кривляться - уходите. Мы вас не держим.
«Лбы» загнали взгляды под парты. Притихли. Против Кати воевать и шутействовать им было не с руки. Весь отряд восстал бы против них.
Впрочем, председателя Совета отряда они по-своему уважали. Хотя относились к авторитету Кати со скрытой завистью.
Им было немного обидно, что всеми делами ловко заправляет весь год маленькая, но решительная девочка. Да уж, никому из них, здоровяков, не доверили важный пост.
Правду сказать, зла на Стасову не держали. Если в коридоре, на перемене, кто-нибудь из параллельного шестого «А» налетал с разбега на Катю, то пожалуйста ему получить крепкого вразумительного щелбана от «лба».
- Осталось выяснить вопрос с кроватями, - продолжала та. - Где Несчастнов?
- Вопрос ясный, - Хорошин опять вознес над головами ребят свою артистическую шевелюру. Ему уже не хотелось залезть под парту. Снова можно было высказаться. Весело, с подковыркой.
- Не понимаю, - сказала Катя. - Ясный. Что это означает?
- А то, что приличных кроватей для ремонта больше никаких нет. И Несчастнова нет. Удрал начальник.
Все посмотрели на то место, где должет был сидеть друг Тихонова. На осиротевшем стуле покоился Павин портфель. Владелец его легкомысленно отсутствовал.
- Такое отношение к нашему собранию…такое, - голос Кати обиженно зазвенел. - Предлагаю объявить Несчастнову замечание и предупредить…
Дверь с треском распахнулась.
Влетел «начальник ржавых кроватей». Он был мокрый, словно только что пробежал километр по школьному стадиону. Вдобавок был помятый. Будто по пути в класс его крепко отволтузили в коридоре.
- Извините, - сказал запыхавшийся Пава. - Задержался вот.
Он поспешил на свое место, приглаживая волосы. Заодно одергивал курточку и виновато улыбался. Весь вид его просил: пусть не судят его слишком строго. Он ни за что бы не задержался. Но приключились неотложные дела, будь они неладны.
Лоб-Савинов прогудел:
- Ни одной кроватной спинки не осталось. Чтоб подходящая была.
Поддерживая Хорошина, он стал обрисовывать жуткую картину. В подвале полный упадок. Одни кривые сетки и раздолбанные спинки. Из этого барахла не собрать приличного сооружения. Поэтому красить металлолом без толку.
- Ну что? - прошептал дружок Паве, когда тот устроился к нему поближе. - Побила Ноннка тебя?
- Нет, - просипел красный, как вареный рак, Несчастнов.
- А чего ж так долго запирал ее?
- Запрешь ее! Как же! Она знаешь, как бегает!
- Ты за ней бегал?
- Она за мной.
- Ты ее выпустил, что ли?
- Да не выпускал я.
- Тогда не понимаю.
От ребят к Стасовой пошли жалобы. Того не хватает, сего. Одно не удается сделать, другое. Посыпались просьбы. Катя всё аккуратно записывала себе в тетрадку.
Друзья, сблизив головы, продолжали шептаться.
Пава тихонько поведал:
- Зашли мы в спортзал. А дверь-то как закрыть? Думаю, корову надо отвести подальше. А то навалится она посильней, и я не успею засунуть швабру в дверную ручку.
Витя слушал с замиранием сердца.
Пава жужжал у его щеки, словно шмель. Тихонов толкнул его - потише! Тогда дружок зашелестел, будто болотный камыш.
От горячего Павиного дыхания у Вити даже защекотало в ухе.
- Повел я ее в ту часть зала, где лежали маты. Говорю: давай здесь разговаривать, нас никто не сможет подслушать. А сам рванул к двери.
- Убежал?
- Слушай. Чувствую: она меня догоняет. Цап за воротник.
- Ты ее?
- Она меня.
Глафира Ильинична в это время с одобрением глядела, как Стасова записывает просьбы и предложения. Хорошо, что в классе нет равнодушных. Большинство активно участвует в подготовке поездки, которую сами ребята и придумали. У некоторых советы очень дельные. Не хуже того предложения, что незадолго выдал неожиданно Паша Несчастнов.
И поскольку классной руководительнице нравился ход собрания, она сидела в сторонке и помалкивала. Пусть ребята выговорятся.
Кто не помалкивал, так это Витя, которому стало жалко соратника по опасной операции. Выходит, Ноннка схватила друга за ворот? И дала могучую затрещину?
Пава зашелестел в ухо:
- Она как заорет. Ты куда? Не пущу! Что мне ответить? Сказал: почудилось, будто кто-то притаился за дверью.
- Поверила?
- Прелестная? Держи карман шире. Пошла, выглянула, а там никого нет.
- И она стала тебя колотить.
- Вот заладил. И тогда я…
Хорошину не сиделось спокойно. Вспомнил, как он и его друзья катились вперемешку с железяками по лестнице. Всё по причине чересчур ответственного звеньевого. Этот парень вон что вытворял в подвале. Шишек не сосчитать. Пошутить с ним нельзя.
- Почему это Несчастнов помалкивает насчет кроватей? - крикнул он. – Нам, простым работягам, есть дело. А начальнику - никакого!
Глафира Ильинична успокоила «работягу». От звеньевого уже поступило предложение, и директор, пожалуй, не станет против него возражать.
На этот раз крыть было нечем. «Лбам» пришлось затихнуть у себя на Камчатке.
Несчастнов, встрепенувшись и привстав, снова опустился на стул.
Витя не успокаивался:
- Что дальше-то было?
- И тогда я Прелестной говорю: не волнуйся, пойдем и продолжим разговор. Пришли мы на прежнее место Она встала на мат. Я сообразил, нагнулся. И как дерну его за угол. Нони, конечно, села. Я опять рванул к двери. Еле успел всунуть швабру.
Пава надул щеки и выдохнул воздух, с облегчением закончив объяснения.
Друг, поразмыслив, с жалостью посмотрел на него. Покачал головой и прошептал:
- Она тебя накажет.
- Думаешь, затрещину отвесит при встрече?
- Хорошо, если одну.
Пава поморщился, поскольку не находил достойного ответа. Витино соображение было высказано с пониманием дела. Со знанием большого коровьего сердца.
Мало кому в классе удалось избежать этого знания.
Про затемнение мозгов, которое якобы случилось у дружка, Тихонов не стал говорить. Ясно, что Ноннка наврала. А вот насчет того, какая она способная, чтобы грубо волочить человека по школе, Витя не смолчал:
- Уж потаскала она меня, когда тебя разыскивала. Чуть руку не вывернула. Очень хотела с тобой о чем-то побеседовать. А тут такой конфуз - очутилась запертой в спортзале. Теперь может вытряхнуть из тебя душу, так и знай. Из школы домой отправимся вместе. Понял, ловкий запиральщик? Опасно ходить в одиночку.
Катя Стасова поглядела на дружков, что шептались не переставая, и вдруг сказала:
- Может, Несчастнов всё-таки сделает сообщение. Что будет с кроватями?
Пава увидел: все смотрят на него. Ему стало стыдно - заболтался с приятелем. Он покраснел и встал.
- В субботу придет мой папа. Дядя Гена даст соединительный кабель, и мы включим сварочный аппарат. Исправим ломаные спинки и сетки. А потом я и Тихонов покрасим всё. Обойдемся без этих.
Он кивнул в сторону «лбов».
- Почему? - обиженно сказал Савинов. - Можем помочь.
- Придем, как один, - заявил Хорошин. - Нам интересно.
- А что пишут ярославцы? - внезапно спросил Коля Торвин.
Ростом он не уступал «лбам». Но здоровущим его назвать было нельзя. Весь из себя какой-то рыхлый, мягкий. Никогда не мерялся силой с одноклассниками, а только улыбался, когда его задирали, и отходил в сторону.
В общем деле он принимал участие - красил подоконники в той комнате, где предстояло жить мальчикам из Ярославля.
Он хотел и спинки, и сетки красить тоже. Но очень был медлительным. Поэтому получил отставку у «начальника ржавых кроватей».
Кое-кто из шестиклассников любил ездить на Торвине верхом. Разбежится на перемене, вскочит на широкую мягкую спину безотказного добряка. Да еще и крикнет - но, лошадка!
Коля зла не держал на шустряков. Он мог даже пробежаться с грузом на спине - по привычке улыбаясь.
Его вопрос о ярославских ребятах показал, что будет непрочь покатать и гостей. Так во всяком случае подумали некоторые наездники из 6 »Б».
Но Рита Сергеева поняла Торвина по-своему. Серьезно. Потому что отвечала за переписку с гостями.
И дала она ответ вполне серьезный:
- Я начинаю переживать. Вчера послала в Ярославль уже третье письмо. Но от них пришла только одна весточка в туристическую секцию Дома пионеров. Теперь они помалкивают.
Сергеева сегодня выглядела расстроенной. Надо объяснить ребятам, как обстоит дело с приездом гостей. Но она пока ничего не может сказать. Ничегошеньки!
Она ходила в Дом пионеров, спрашивала насчет ярославцев. Ее заверили: гости ответят обязательно. Они давно мечтают о поездке, и у них уже всё готово. Это совершенно точно.
Тогда еще Рита подумала: хороши мечтания - туристы из города славной старины словно воды набрали в рот, а ты здесь волнуйся. Теперь же, объясняя всё ребятам, она переживала вдвое сильней.
- Послушай, Сергеева. Может, ты забыла конверт опустить в почтовый ящик? - поинтересовался невинно Лоб-Хорошин.
Пава мысленно высказался на его счет так:
«Тебе, комик, лишь бы повеселиться и поразвлекаться».
Торвину почему-то понравилось клоунское высказывание «лба». Он подхватил нелепое соображение одного из камчадальской троицы:
- А что? Я когда «двойку» получу, тоже всё думаю, думаю, переживаю. Могу даже забыть бутерброд в портфеле. Так и приношу его назад домой несъеденным.
Не на шутку рассердился Пава: чего «лошадка» пристает?!.
Про себя решил, что Коле и впрямь не терпится покатать гостей,
«Ну, ничего. Я тебя, коняшка, погоняю завтра».
Терпеть дальше было невозможно. Несчастнов вскочил, закричал в защиту Риты:
- Что вам неясно? Нужные письма она сразу начала писать. Там у нее было про всех нас. Много всего. Кто чего любит, и вообще. Чтобы гости не перепутали, кому какой делать подарок. Если захотят, конечно.
На своей парте завозился и медленно поднялся Лоб-Липов. Встав, он ехидно посмотрел на Паву, чересчур горячо - по мнению здоровяка - защищавшего Сергееву:
- Если уж работать без дураков, то надо точно знать.
- Что тебе необходимо знать? - спросила Катя Стасова.
- Когда ждать гостей. И нечего Несчастнову тут кричать. Он не имеет права. Потому что неравнодушен к Сергеевой.
В одно мгновение класс притих.
Потом раздались гогот, топот, хлопанье ладошей.
« Театр да и только», - подумала Катя.
- Прекратите! - возмущенно произнесла она. - Кому не понятно, что наша знаменитая троица решила просто посмеяться? Они с самого начала собрания здесь выступают. Один за другим. И говорят глупости.
- Не всегда, - миролюбиво заметил Хорошин. - Обещали, что станем помогать, когда начнут сваривать кровати. Разве это плохо?
Ничего не скажешь, подцепили Паву «лбы» - он стоял, как оглушенный. Потом, покраснев, сел.
Чтобы дать отпор, надо было пораскинуть мозгами. А в голову, как назло, не приходило ни одной толковой мысли. Однако то, что им было сказано про письма, - это чистая правда. И Сергеева ни в чем не виновата.
Рита в свою очередь залилась румянцем, но глаз с насмешника не опустила. Ишь, он какой быстрый! Всё ему понятно, сразу сделал свой вывод.
Ответила она Камчатке так:
- То у вас горячее желание помогать. Работникам, значит, интересно. То вдруг звеньевой у вас оказывается нечестным. Липовые вы «работяги» вот что я скажу тебе, Липов. Подготовились, чтобы увильнуть.
Хорошин нахмурился.
Савинов тоже как-то внезапно скис. Разумеется, набиваться к Несчастнову в помощники и тут же поднимать его на смех - это нехорошо.
Липов, обнаружив, что выходка обернулась не только против него, но и против всей Камчатки, растерянно захлопал глазами.
Смех, гомон прекратились. Шестой «Б» - все разом - сообразил: перед ним разыграли хитрое действо, где была ухмылка по отношению ко всему классу.
Все взгляды уперлись в «камчадалов», и там началась тихая паника.
Хорошин пробубнил:
- Мне Липову по шее дать, чтобы вы нам поверили? Из-за Несчастнова он недавно синяк схлопотал. Упал в подвале. Вот сейчас и высказался, чтобы тому досадить. Звеньевой подтвердит. А работать мы все равно в субботу станем. Верно, Савинов?
Тот молча кивнул. Побоялся рот раскрыть, чтобы не попасть еще в какую-нибудь лишнюю передрягу. С этой Сергеевой держи ухо востро. Она обязательно ответит - и надоест оправдываться.
Липов почесал затылок: как его угораздило влезть так глупо в серьезный разговор? Вздохнул:
- Ладно вам. Не собирались мы увиливать. И пусть Рита не сверлит меня своими глазами.
Кажется, он хотел еще что-то добавить. Может быть, намеревался высказаться по тому поводу, что частенько видел Павла и Риту вместе на улице. Но Стасова его перебила:
- Ничего плохого нет, когда Несчастнов и Сергеева иногда возвращаются из школы вдвоем. Им ведь по пути. Пусть себе ходят. Я тоже не раз ходила с ними.
«Третий лишний», - подумал Пава. Однако не издал ни звука: тут уже и без него наговорили всякого.
- А насчет гостей, - Катя кивнула Сергеевой, - я также кое-что знаю. В Доме пионеров сказали: из Ярославля еще до нас, до нашего прихода в секцию туристов, не раз писали. Предлагали даже обмен большими группами. Мы вызвались обменяться классами, и поездка должна состояться. Пришла ведь весточка, что ярославцы согласны. Теперь надо просто известить нас о сроках приезда. Будем ждать.
Здесь Катя запнулась. Как ей хотелось объявить дату - гости приезжают вот такого числа! Но ярославцы почему-то отмалчиваются. И ничего больше того, что сказано, председатель Совета отряда не может сказать одноклассникам.
У Торвина, заварившего кашу с письмами, появилась интересная мысль. Но скромному толстяку не хотелось влезать в шумный разговор. Со своими соображениями лучше подождать из-за Пашки.
Тот кидается в бой по пустякам. Разве Коля собирался обижать Риту? Ничего подобного. Он вспомнил о бутербродах без всякой задней мысли.
Беспокоился - и все. А Несчастнов стал протестующе кричать. Из-за этого поднялась буча.
Эх, что бы там ни вышло, а помалкивать, когда есть вполне толковое предложение, тоже не годится! И добряк осторожно поднял руку.
- Ты не на уроке, - заметила Сергеева, которая уже всё ему простила. - Что желаешь еще сказать?
- Скажу. Но пусть Несчастнов не дергается.
- Сам не дергайся со своими «двойками», - Тихонов, верный друг, сразу взял Паву под защиту. - Говори, но по делу. И тогда мы с Несчастновым будем сидеть тихо.
Витя засмеялся.
Пава, глядя на него, смущенно заулыбался. Что случилось, то случилось - он, кажется, кричал слишком громко. На собрании можно вести себя и потише.
- Тут такое дело, - начал издалека Торвин. - В Доме пионеров обещали, что всё будет хоккей. Правильно? Но мы все волнуемся, потому что кое-чего не понимаем. Значит, надо опять сходить туда. Пусть объяснят, почему ярославцы задерживаются с ответами.
На этот раз слова Коли вызвали единодушное одобрение, и даже у чересчур горячего Павы не нашлось возражений. Тем более, что он и не пытался их выискивать.
Рита довольна предложением толстяка? Спорить не стала. Вот и хорошо.
Она вроде бы даже обрадовалась: в Доме пионеров помогут. Подскажут, что шестому «Б» делать дальше. А довольная Рита вполне Паву устраивала.
Будь она грустной - «начальник ржавых кроватей» еще поразмыслил бы: может, опять крикнуть что-нибудь протестующее?
Пусть Торвин сияет от счастья, раз уж Рита с ним согласна.
Нони вихрем ворвалась на собрание. Она влетела еще более шумно, чем Несчастнов до нее. Дверь с треском распахнулась, и Коровину по инерции вынесло на середину класса.
Она крутанулась на каблуках, уставилась на своего миленького и рухнула на свободный стул около Стасовой. Витя понял: сейчас может произойти самое неожиданное. Он шепнул приятелю:
- Держись!
Посидев, немного отдышавшись, Коровина вскочила:
- Он здесь! - закричала. И засмеялась.
Пава решил, что она сошла с ума. У него появилось желание убежать с собрания. Скрыться с глаз долой, и чтобы ни одна живая душа его не разыскала.
Он приподнялся, а ноги почему-то вдруг ослабли. И его повело в сторону, потом потянуло вниз, на пол.
Тихонов ухватил приятеля за рукав - сиди спокойно.
- Она ведь ничего не поняла! - бормотнул.
Так оно и было.
Прелестная поправила прическу, прервав свой невразумительный смех. Потом задумчиво, будто находилась одна в классе, произнесла:
- У меня была другая догадка. Его украли злоумышленники из моего прежнего класса. Ведь прятался же кто-то за дверью. А-а, ладно. Разберемся.
Она - пришедшая к выводу, что миленького никто не крал - независимо направилась вдоль по проходу. Не к Паве. Прямиком к месту своему.
Явление Коровиной многочисленному народу было странным, но ее выходки давно приучили всех воспринимать Прелестную без удивления. Кое-кто поулыбался на заполошную девицу. Слабым хихиканьем собрание ограничилось, не удалось вывести 6 »Б» из равновесия.
Основные вопросы были уже к этому времени обсуждены. Постановили: необходимо еще раз посетить Дом пионеров.
В классе начались посторонние разговоры, стал потихоньку нарастать шум. Пора пришла. Какая? Чтобы расходиться по домам. Многие откровенно поглядывали за окно.
Вскоре шестой «Б» лихо мчался к выходу из школы.
Вместе со всеми летела Коровина, догоняя Паву. Ноги несли двух приятелей тоже довольно быстро. С той завидной скоростью, что показывала - их подгонял страх перед могучей Прелестной массой.
Резон у друзей был вполне серьезный. Конечно же, Нонна заметила: Павлик в зале выдернул из-под ее ног спортивный мат. Зачем он это сделал?
В злоумышленников за дверью она готова была поверить. Пусть лишь миленький ответит на вопрос. Для чего он дернул мат там в углу?
Пава, догадываясь о вопросе, поспешал, мчался. Как ветер - не разбирая дороги.
Не успел заготовить подходящий ответ. Теперь ему оставалось только пожалеть, что допустил промашку в хорошо обмозгованной операции.
На бегу думать трудно. К счастью, ему удалось обогнать многих. Но если желаешь избежать треволнений, соображай спринтер скорей.
Мозги у Павы по такому случаю кипели. Он пролетел по коридору, лихо проскакал по лестнице, однако задержался возле стеклянной двери в вестибюле.
Могучая Прелестная масса догоняла и уже была готова прищучить лестничного скакуна.
Тогда он свернул к директорскому кабинету. Тут в предбаннике располагалась секретарь-машинистка. Она разговаривала по телефону.
У нее обязанность такая - печатать всякие бумаги и разговаривать по телефону. На шестиклассника ей зачем обращать внимание? Невелика фигура.
Пока она говорила в трубку «да, да» и «нет, нет», Несчастнов устроился на стуле по соседству. Мозги у него перестали кипеть. Теперь был уверен: особенно бурных событий не последует.
Прелестная не посмеет здесь давать волю рукам. В некотором смысле Пава не ошибался. И все-таки… один человек предполагает, а другой наоборот располагает. Потому что у нее характер настырный.
Глава седьмая
Рита и Катя договорились пойти после школы в Дом пионеров. Они забежали домой, чтобы оставить портфели и перекусить.
Потом встретились в сквере возле уличного перекрестка. Не успели миновать сквер - навстречу им из кустов вынесся Тихонов.
- Несчастнова не видели? - крикнул.
- Недавно. В классе, - у Риты удивленно округлились глаза. Витя выглядел чересчур взволнованным. Наверное, с ребятами приключилась неприятность.
- А после школы? - он тяжело дышал. Словно обегал все зеленые местечки в округе.
- Тебе же объяснили: нет! Но что случилось? - спросила Стасова.
- Понимаешь, вслед за всеми я выскочил во двор после собрания. Туда гляжу, сюда. Не вижу Павла. Ну, соображаю: удрал домой раньше меня. Иду к нему, а там закрыто. Так что проверил все ближайшие улицы, и вот… пропал он, выходит.
- Почему он должен пропасть? - у Риты глаза стали еще более круглыми.
- Долго объяснять, - горестно отмахнулся Павин дружок.
Он побежал по улице дальше. Ему хотелось заглянуть в переулок напротив школы, где находился овощной магазин и где приятелю было удобно затеряться. На тот случай, если срочно пришлось бы заметать следы.
Витя был уверен: тот старательно прятался от могучей Прелестной массы. Поэтому не смог прямиком после школы попасть домой.
В магазине, как Тихонов и ожидал, толпился народ. Подвезли свежие апельсины и молодую капусту с южных краев.
В кармане ученика 6 «Б» имелись кое-какие рубли: мама дала на хозяйство. И в другое время ему почему не постоять в очереди?
Однако сейчас.. нехотя отошел он от прилавка, захлестнутого апельсиновой зеленовато-желтой волной. Надо выручать приятеля.
Где тот, попавший в беду, мог бы почувствовать себя в безопасности? На улице, не очень-то многолюдной в середине рабочего дня? Только не на асфальтовом тротуаре! Здесь Ноннка отволтузит в два счета.
Необходимо сильней пошевелить мозгами. Если друга нет в магазине овощном, он может укрыться в другом. Не очень далеко - «Галантерея». Там два небольших зала. В первом пахнет духами и пудрой. Во втором - кожаными поясками и дамскими сумочками.
Пусть только Прелестная позволит себе размахивать руками рядом с витриной пузырьков. Ее мигом выведут из галантерейно-дорогого помещения.
Лишь в одном из этих залов должен быть Несчастнов. Поскольку он не дурак, чтобы легко сдаваться на милость Коровиной.
Витя из переулка выбрался на шоссе, пересекавшее микрорайон. Здесь, по соседству с Домом пионеров, располагался духовитый магазин. Он его обошел, весь до последнего закуточка. Если не обшарил, то обсмотрел досконально оба зала.
Дамских безделушечно-кожаных предметов хватало. От них ломилась демонстрационная стенка. Вот только запиральщика Ноннкиного не было нигде.
Тихонов с разочарованным выражением на лице покинул галантерейное заведение. Будто всю жизнь мечтал найти здесь шикарную сумочку, и вот тебе на - не удосужился.
Где-где, а здесь Нони могла бы проторчать хоть сутки. Во всяком случае лишний раз не отказалась бы сюда зайти. Она - да! Однако не самый на сегодняшний день ловкий бегун Пашка, он как раз - нет.
Унесли ноги в другую сторону. В какую? Ведь где-то, наверное, нашел себе надежное убежище.
Витя остановился перед чередой лип, обрамлявших здесь четырехполосное шоссе. Стал рассматривать подъезды ближайших домов.
Ноннка была способная девица. Ей загнать одноклассника, даже быстро бегающего, в какой-нибудь подъезд - пара пустяков.
Из-за дальнего угла показался мальчик с авоськой. На дружка он не походил. И всё же в нем было что-то знакомое. Получше присмотревшись, Тихонов обнаружил - это шел Торвин.
Собственной персоной толстяк топает из булочной. Несет в сетке два батона. В руке держит сладкую сдобу. И самозабвенно жует себе на ходу.
«Про булочную я забыл, поисковик рассеянный, - укорил себя приятель Несчастнова. - Вдруг Ноннкин запиральщик как раз там?»
Он перебежал улицу, остановил проголодавшегося пешехода.
- Торвин! Видел Павла в магазине?
- Кто? Я? Не-а, - Коля смутился.
Недоеденную булку засунул в авоську. Конечно, он не так уж голоден, чтобы, поев в школе и неплохо заправившись дома, за обе щеки уплетать тут хлеб.
- Решил вот немного откусить. Хорошина встретил, и всё. Он купил пакет вкусных пряников. Знаешь, как называются? «Медовые».
Толстяк облизнулся.
Тихонов понял, чем у них закончилось дело.
- Вы с Хорошиным, наверное, смолотили все пряники.
- Он потом купил полкило. У него еще оставались деньги.
В другое время можно было бы расхохотаться от души. Но Витя помнил, что у бегуна Павла неприятности, и лишь усмехнулся:
- Аппетит у вас. Как ты после этого уплетаешь булку?
- Одно другому не мешает. Хочешь половинку?
Верный друг Несчастнова сегодня устал до чертиков. И могучая Прелестная масса таскала его по школе, и после собрания набегался в поисках бедного запиральщика. Увидев протянутый кусок сдобы, он почувствовал, как внезапно запищало в животе.
- Зачем тебе Пава? - спросил Торвин, шагая рядом с Витей.
- Боюсь, не случилось ли чего. Дома его нет. На улице не видно. Я ходил даже по магазинам. Пусто!
Тихонов быстро - лишь за ушами трещало! - расправлялся с половинкой. С той, что ему по доброте душевной уступил школьный товарищ.
Он так сказал Коле «пусто!», что можно было подумать: там вообще не было ни души. Ни одного покупателя.
И Торвин сразу уловил главное. Витя очень обеспокоен. Для него опустел весь город без Павы. Вот это друг так друг! Толстяк с уважением посмотрел на одноклассника. Надо бы ему помочь в поисках Несчастнова.
Поинтересовался:
- В Доме пионеров он не мог оказаться?
Тихонов поразмыслил. Произнес, сомневаясь:
- Рита с Катей пошли туда. Но им просто хочется поскорей всё узнать насчет ярославцев. Павлу что там делать?
- Может, тоже пожелал проведать секцию туристов. Пусть скажут, когда приедут гости. Пашка, он такой звеньевой, что очень ответственный. Возьмет и первым побежит а Дом пионеров, а?
- Так-то оно так, однако…, - нельзя было не вспомнить о могучей Прелестной массе, и Павин дружок замялся.
- Всё, идём. Сейчас же. Сходим туда вместе, если тебе одному неудобно.
Когда возле небольшого леска, что забрел в черту города, построили школьное здание, оно вряд ли кого удивило. Район растет, как на дрожжах. Необходимо позаботиться, чтобы не стало в классах двухсменок.
Но вскоре здание, чья спортивная площадка одним углом, влезла в лес, отдали районному Дому пионеров. Когда Витя пришел с новостью к маме, она заявила: и очень хорошо! Всё равно строят еще одну школу!
Посоветовала записаться в какой-нибудь кружок.
Пока Витя раздумывал, его опередила Стасова. Она принесла в 6 «Б» известие: можно всем вступить в туристическую секцию.
Пожалуйста ребятам - отправиться в любой город страны. Это понравилось отряду.
Как и все, Витя с радостью согласился поехать в древний северный Ярославль.
В новом Доме пионеров он еще не был. И теперь, затаив дыхание, с любопытством озирался в вестибюле. Здорово тут обустроено!
Чего стоят одни стенды с театральными куклами. А какие замечательные модели самолетов и кораблей выставлены. И вот еще что-то, похожее на картины. Написано - аппликации! Рядом - макраме!
Ну, чудеса, неужели это сотворили ребята сами? Трудно поверить. Уж очень красивые поделки.
Вдоль окон цветы, цветы. Они растут в большущих поддонах и кадках. Настоящий ботанический уголок!
Витя и Коля поднялись на второй этаж. Прошли мимо комнаты юных скульпторов. Затем - мимо комнаты, из которой доносилась барабанная дробь. В самом углу крыла они заметили полуоткрытую дверь.
Торвин толкнул Тихонова: не стесняйся, заходи!
Тот попятился. Если одноклассник такой смелый, пусть идет первым.
В этот момент вышла из двери Катя. За ней показалась Рита. Дружок Несчастнова ожидал, что появится и Павел. Но приятеля не увидел.
А ведь Торвин так убедительно говорил: тому деться некуда, как очутиться непременно в Доме пионеров. Какое разочарование!
Вышло, что Ноннкин запиральщик и не показывался здесь. Ни Стасова, ни Сергеева не встречали быстрого бегуна.
Всё было кончено.
Витя без сил прислонился к холодной бетонной стене коридора, выкрашенного веселенькой голубенькой краской. Переволновался за приятеля, и в голове чередой вставали неприятные картины.
Вот могучая Прелестная масса тащит бедного запиральщика в укромный уголок. С удовольствием волтузит его. Приводит, как говорится, в чувство - делает из него отбивную котлету.
Уж чего-чего, а на это у нее хватит ума и физических способностей.
Не мог себе простить Витя одного - выскочил из школы и почесал вдоль по улице, не заметив, куда подевался Павел. Вероятно, тот в последний момент выкинул хитрую штуку.
Решил сбить со следа Коровину. Оправдались ли его надежды? Неизвестно. Однако вышло - друзья разлучились. И теперь хоть бейся лбом о стенку, хоть кричи. Вряд ли Витя поможет приятелю, из которого делают, вполне возможно, котлету.
Из-за своих переживаний он не прислушивался к тому, о чем беседовал Торвин с девочками. Между тем у них был интересный разговор. Он касался предстоящего отъезда в Ярославль.
В туристической секции Стасовой и Сергеевой посоветовали не паниковать. Надо закончить подготовку к приезду гостей? Надо. А то, что ярославцы обязательно приедут, - какие вопросы?
У них всё готово. Даже деньги припасены с новогодних праздников на железнодорожные билеты. Елка в школе была скромная, зато неплохо сэкономили на дорогих затеях.
Стасовой разрешили повнимательней перечитать послание, в котором ярославцы предлагали обмен туристическими группами. Выходило, что в старинном русском городе с нетерпением ожидали согласия. Другими словами - писем. Тех самых, что Рита написала, как только Совет отряда дал ей это важное поручение.
- Значит, всё в порядке? - обрадовался Торвин.
- Всё, - вздохнула Сергеева. - Но ответа, где был бы указан день приезда, я пока не получила
- Чепуха. Не переживай, - отмахнулся добродушный толстяк. - Вот увидишь: они отобьют телеграмму.
- Какую телеграмму? Ты о чём?
- Это же деловые люди. Они быстренько сообщат: встречайте такого-то числа. Просто, наверное, им не хочется разводить почтовую канитель с письмами.
Девочки повеселели. Отправились назад. Готовить уроки на завтра. Спокойно ждать быстрой весточки от ярославцев.
Тихонов стоял возле стены. Отколупывал голубую краску. Коля, глядя на одноклассника, отрешенно занятого этими глупыми пузырьками на бетонной стене, поразмыслил и позволил себе усмехнуться. Дает парень! В первый раз пришел сюда. И не нашел лучшего занятия в Доме пионеров, чем стоять и портить покраску.
Кажется, чересчур сильно переживает за друга.
- Слышь! - Торвин потянул Витю за рукав. - Грустишь? Кончай с этим делом. Отключился, будто поломанный телевизор. Пора включаться. Желаешь, подыщу тебе толковое занятие.
- Что? - вяло запротестовал Павин приятель. - Не надо ничего. Я, пожалуй, домой пойду. Буду звонить Несчастнову каждые полчаса.
Но толстяк не дал Вите повесить нос на квинту. Если уж заявились в Дом пионеров, то зачем бежать отсюда? Неразумно с грустной физиономией возвращаться восвояси.
Всякий толковый человек обязан пойти и постучать по барабану. Здесь это запросто.
- Заодно проверишь, как у тебя поставлен удар и есть ли чувство ритма. Если хочешь знать, когда человек занят барабанным боем, у него в мозгах наступает просветление.
Коля явно оживился, как только заговорил об ударных инструментах.
Повел такую вдохновенную речь, что лишь держись. И в мыслях, дескать, появляется неограниченный простор. И в мечтах можешь забраться хоть на Памир.На месте Тихонова Коля стучал бы до тех пор, пока не придумается что-нибудь умное. Надо же Паву разыскать? Правильно?
- Айда, вдарим. Выдадим парочку дробей! У тебя пальцы тонкие, гибкие. Наверняка есть прирожденный талант.
- Кто нам даст ударные палочки? - засомневался Витя.
- Чудак! - горячо убеждал Торвин. - Неужели их запирают в шкаф?! Не для того тут держат музыкальные инструменты, чтобы прятать от школьников.
Удивительное дело, какими становятся шестиклассники после уроков. Несчастнов из примерного внимательного ученика может превратиться в заводилу всяческих дел. Торвин готов без больших над собой усилий превратиться в бойкого барабанщика.
Витя лишь плечами пожал. Но спорить не стал, и они отправились стучать палочками.
Толстяк поразил спутника. Уж очень лихо колотил по гулкой поверхности большущего ударного инструмента, размерами похожего на колесо от грузовика.
Разве только поверить, что он всё свободное время занимался этим громким делом.
Однако слухов насчет музыкальных увлечений одноклассника не наблюдалось в 6 «Б», и как было не поинтересоваться?
- Где так наловчился?
Добродушный барабанщик лишь засмеялся:
- Подрасту и стану ударником в оркестре.
Выдал звонкую дробь на металлическом ободке, к которому крепилось коричневатое кожаное полотно. Столь охотно откликающееся на деревянные палочки.
Будущий ударник хотел было мастерски крутануть свое грузовое колесо. Но мастерства не хватило, и оно завалилось на бок.
Способный музыкант не смутился. Мигом придал инструменту устойчивое положение. И, счастливо улыбаясь, продолжил - стал что есть духу лупить по гулкой перепонке.
- Если хочешь знать, у меня свой барабан дома есть. Размерами, правда, поменьше. Знаешь что…никуда теперь не пойду. Здесь остаюсь. Решил записаться в кружок.
Витя лишь вздохнул. Надо ему - пусть размахивает палками и крутит громыхающее грузовое колесо. Мастериться ему желается, и какие могут быть возражения? Это лишь у друга Павиного не проходит то, что называется волнением и недоумением. Беспокойством, одним словом.
Но всё-таки обидно: шел, шел спутник рядышком, а потом завернул в сторону. Другое дело нашел себе. Не засохнут ли булки в авоське, пока дойдет до своего дома?
О своем настроении Тихонов распространяться не стал, а про булки всё же высказался. Не отказал себе в удовольствии чуточку поусмехаться.
Торвин усмешки не раскусил.
Серьезно и с полным убеждением заявил:
- Булки не успеют засохнуть.
- Ладно. Тогда я пошел.
Беспокойный приятель Несчастнова направился к выходу из Дома пионеров. В коридорах мальчишек и девчонок было поменьше, чем в школе, но разнокалиберного народа всё же хватало.
Спускаясь по лестнице, Тихонов размышлял:
«Конечно, булки не засохнут. Торвин постучит по барабану, потом отставит его. Прежде чем хлеб зачерствеет, Колька все смолотит. До крошки. Недаром он не расстается с авоськой. Ведь положил ее рядом с собой. Заметил я, как он поглядывал на булки. Аппетит у парня отменный. Как у штангиста какого-нибудь. Ему бы тяжелой атлетикой увлечься, а он палочками помахивает. Еще больше растолстеет, бедняга!»
Вот такие были мысли у Вити после того, как несколько раз стукнул по барабану. А новые, насчет Павла какие? Ведь Торвин обещал, что новых будет вагон и маленькая тележка. Пришли они?
Череда всяческих соображений выглядела так.
Вначале поразмышлялось о Торвинской авоське. Потом усмешливости настал конец. Появилась в мыслях грусть. Скоро Витя поедет в Ярославль. Там живет папа. Они встретятся и будут говорить, говорить. Сын расскажет отцу о своей жизни.
Она не такая уж плохая. Но родители зря всё-таки разъехались. Сын в этом уверен. Всем вместе было бы во сто раз лучше.
Надо будет рассказать также о своем дружке Павле. У него жизнь более тяжелая, чем у Вити. Не дает проходу Прелестная Нони. Хоть прячься от нее, беги куда глаза глядят. Вот сегодня… Несчастнов где подевался? Как сквозь землю провалился!
А под конец путешествия по Дому пионеров явилась Тихонову обжигающе-горячая думка:
«Ох, лопух! Надо бежать мне. Спасать Павла. А я здесь о торвинских пекусь булках. Он за ними проследит сам. И намного лучше меня. Во всяком случае нипочем не позволит им зачерстветь.»
Дав себе слово, что еще вернется в Дом пионеров - надо всё же выбрать кружок по душе, - Витя выскочил на улицу. Пусть способный Коля остается один при ударных инструментах, помогающих думать музыкальным головам.
Скатившись с крыльца, покрутился на месте.
Затем потер лоб, помчался в школу.
Его осенило - дружка нужно искать там, где потерял. Недавний барабан был тому причиной, а вдруг и сам поисковик проявил смекалку. Но приключилось то, что приключилось: мозги сообразили очень даже неплохо.
Через десять минут Тихонов убедился в этом окончательно и бесповоротно.
Если проверить по часам, всё произошло достаточно быстро.
Пяток минут потребовался, чтобы вихрем пролететь от Дома пионеров через бульвар. Мимо овощного магазина. По неширокому переулку, где под окнами домов росли вишни. Как раз - до школьного забора.
Трех минут хватило, чтобы перемахнуть через низкое бетонное ограждение. Справиться с дверной пружиной. И выскочить на середину пустынного вестибюля.
А уже в следующую секунду Тихонов крутнулся на каблуках, потому что услышал кое-что.
В той стороне, где был директорский кабинет, раздавались… то ли нервные выкрики, то ли приглушенные вопли Коровиной и Павла.
У двери поисковик приостановился. Непонятная штука - голоса звучали с разных уровней. Обычно с верхнего этажа вещала Прелестная Нони, поскольку была почти на полметра выше Несчастнова.
Сейчас же Павел отвечал откуда-то с потолка. Коровина кричала ему чуть ли не с пола. Что за странная история приключилась в кабинете директора школы с преследовательницей и бедной жертвой?
В щелку Витя увидел Ноннку. Та подбирала с пола какие-то бумаги.
Сложив их в стопку на столе, она села на стул секретаря-машинистки. Справа на низенькой тумбе стояла пищущая машинка и располагался телефонный аппарат. Прямо перед могучей Прелестной массой лежал на столе чистый листок. Она взяла красный карандаш и стала выводить неизвестно зачем линии. При этом громко вопрошала:
- Отвечай! Отчего ты убежал из спортзала?
- Говорил уже! Так нужно было! - крикнул невидимый дружок.
Он отвечал хоть и вызывающе звучно, даже гневно, но при всем при том с чувством явной обреченности. И что вовсе уж необычно, до крайности чудно - с потолка откуда-то.
- А почему дверь запер за собой?
- Тебе доложи обязательно. Было надо, вот и всё!
Тихонов перестал топтаться в директорских дверях, сунулся вперед. Это позволило ему увидеть, наконец, всю картину.
Неровности в разговоре преследовательницы и жертвы произошли по вполне объяснимой причине.
Уровень Прелестной Нони понизился потому, что вначале она собирала на полу рассыпанные бумаги, затем села на стул. А уровень Несчастнова повысился за счет того, что ему захотелось забраться на канцелярский шкаф.
Ничего неожиданного Коровина не вытворяла. Если, конечно, видеть и слышать ее одновременно. Если из вестибюля пройти в комнату, где обычно располагалась секретарь-машинистка.
Другое дело - дружок. С чего это понесло человека на верхотуру? На шкаф?
Это действительно странно. Хоть слушай Павла из вестибюля, хоть смотри на него снизу вверх из дверного проема директорского кабинета.
- Вы что тут делаете? - ошеломленно спросил Витя.
Глядел на приятеля и адресовался главным образом к нему, но ответила Тихонову могучая Прелестная масса.
После спортзала инициатива принадлежала исключительно ей. Потому и голос ее прозвучал без промедлений, сразу же:
- Как видишь, я сижу на стуле.
- Это мне ясно, - тот, кто задал нелепый, по мнению Коровиной, вопрос, моргнул и замолчал.
Однако на самом деле у него не было никакой ясности. Помолчав и, снова моргнув, опять принялся за свое:
- А он почему…там? - кивок в сторону человека на высоком шкафе. И настороженное ожидание ответа от Нони, раз уж она такая инициативная, во всем первая.
Пава по-прежнему безмолвствовал.
Появление Тихонова, возможно, обрадовало его. Однако своих чувств он ничем не выдал. Если что и предпринял, то начал скрести ботинками по шкафу.
Кому как, а Паве настало время спускаться пониже. Он дрыгал ногами, стараясь повернуться. Уж очень неудобно было спрыгивать.
Если правильно займешь позицию, то и приземлишься ловко - без большого шума. И не подвернешь там себе что-нибудь. Лодыжку или стопу, или, к примеру, пятку.
Что говорить, высота приличная!
Побеседовать с приятелем Несчастнов решил попозже. Непременно тихо-мирно, в более спокойной обстановке, наедине.
Нужные для разговора с другом слова поди найди, когда у Прелестной очи горят, словно у тигрицы. И руки просятся - желают задать трепку миленькому.
- Там Павлу было удобнее, что ли? - продолжал интересоваться Витя.
- А я откуда знаю? - сердито сказала Коровина.
Она посмотрела на шкаф, где елозил Пава, потихоньку опуская ноги. Тихонову, разумеется, требовалось пояснение более обстоятельное, раз не кончались у него вопросы. И Нонна сбавила тон. Добавила потише:
- Он забрался наверх, объяснять ничего не хочет.
- Да ты дралась, наверное, - предположил Павин дружок, с подозрением глядя на могучую Прелестную массу.
- Еще чего?! И слова сказать не успела. Он тут был вместе машинисткой. Я заглянула, чтобы пригласить его выйти. Поговорить надо было. Директорская помощница мне говорит: девочка, посиди возле телефона, мне должны позвонить.
- Ну и что?
- А то, что она объяснила. Когда позвонят, скажешь: «Секретарь скоро вернется. Пошла к завучу на второй этаж».
- Секретарша тебя попросила. И Несчастнов вдруг залез под потолок. Глупости какие-то говоришь.
- Да правда всё! Только она вышла, Павлик схватил стул - прыг на него. Со стула забрался на шкаф. Вскарабкался и не подойди к нему. Он ногами дрыгает и дрыгает. Теперь вот сижу тут, а он не слезает. Несет себе разную чепуху. Не поймешь его.
Пава, наконец, перевернулся на живот. Оттолкнулся от шкафа и с грохотом приземлился.
Брови у Несчастнова были недовольно сведены в один пушистый черный шнурочек. Рот - крепко сжат.
Весь его вид настойчиво советовал Тихонову не разводить тары-бары с Ноннкой, а поскорей сматываться из диркторского кабинета. Пока не пришла секретарша или не заявился отсутствующий хозяин.
Чтобы, не задерживаясь, покинуть школу, необходимо прошмыгнуть по кафельным плиткам коридора. Потом - попасть в стеклянную коробочку. Проще говоря - в тамбур, где под ногами гремит стальная решетка.
Зимой здесь полагалось очищать подметки ботинок от налипшего снега.
Дальнейший путь - спуститься по гранитным ступенькам крыльца. Даже очутившись на асфальте, расчерченным на белые прямоугольники - место построения пионерских отрядов, - лучше не считай себя ушедшим из школы.
Если набедокурил, легко настигнет провинившегося окрик учителя или той же директорской секретарши.
Здесь продолжалась еще школьная территория. И тут вполне может догнать тебя и дать леща сбежавшая по ступенькам крыльца могучая Прелестная масса.
Надо поторопиться. Быстро-быстро иди по асфальтовой дорожке, обсаженной молодыми деревцами, кустами с растопыренными ветками.
И только за бетонным заборчиком, вдоль которого выстроились в ряд долговязые рябинки, имеешь право облегченно вздохнуть и чуточку замедлить шаги.
Кажется, на этот раз удалось оторваться от коровы!
Паве на язык просились слова: уф, умотал-таки подальше! Подальше от опасных вопросов! Но он молча шел по бульвару, где росли огромные старые липы, внимательно рассматривал их.
Если у него было какое-то желание, то одно лишь. Его тянуло сказать липам: я с вами всей душой!
Наверное, это происходило по той причине, что здесь он чувствовал себя в большей безопасности, чем на шкафу.
Тихонову не составило труда понять, какое настроение у приятеля. Хвастаться особенно-то было нечем. Не от хорошей жизни занесло дружка под потолок.
Да уж, Прелестная кому хочешь задаст жару. И Паве было бы слишком трудно доказать: пребывание на столь странной верхотуре оказалось для него делом необходимым, оно совершенно не способно принизить достоинство альпиниста.
Тихонов шагал рядом.
Мысли у него в голове текли вполне примирительные:
«Чудак ты, Павел! Ну, зачем теперь что-то доказывать? Что-то объяснять? Хочется тебе отмолчаться - помалкивай на здоровье. И не надо морщиться. Потом поговорим, если пожелаешь.»
Спросили бы Витю - как можно выкрутиться, когда очутишься один на один с грозной Прелестной массой? Он бы сейчас не знал, что ответить.
Тут хоть прыгай в окно. Не устоять ведь против этой девицы, просидевшей почти час запертой в пустом спортивном зале.
Нервы не выдержат, если разъяренная Коровина спросит сердитым низким голосом: ты почему, Тихонов, убегаешь? В то время, как с тобой желают досконально побеседовать насчет всяких разностей?
С ума, пожалуй, сойдешь - не только заберешься к черту на кулички.
Поразмыслив, Тихонов нашел выход из положения.
- Слушай, - сказал он Павлу. - Я такое узнал в Доме пионеров! Давай расскажу.
Тот понял: пока что не будет никаких разговоров про шкаф. Это ему понравилось. Он оживился.
- Можно. Валяй.
В голосе появилась исчезнувшая было бодрость. Несчастнов на глазах превращался в прежнего, уверенного в себе заводилу, в «начальника кроватей».
Выправил спину, подтянулся. Словом, сделал над собой усилие - отбросил прочь неприятности.
Ну-ка, ну-ка, что за новости у Тихонова, у заветного дружка!?
Глава восьмая
Суббота началась с того, что мама включила на кухне радиоприемник и тот спросил бодрым голосом:
- У слушателей хорошее настроение?
Пава не мог не вспомнить Тихонова. Как хорошо у него получилось - появился неожиданно, однако в самый нужный момент. Поднял настроение. Иначе хоть караул кричи.
Сейчас нормальное самочувствие, однако неделя, что и говорить, выдалась хлопотливая.
К большим удачам отнесешь если только папино согласие: Пава уговорил-таки его заняться в выходные дни сваркой кроватей.
Если по мелочам, то справился с такой задачей - как ни трудно было, при всем том посадил под замок Прелестную Нони. Хоть на час подсократил ее приставания.
Был и вовсе крошечный успех. Сам не ожидал: оказался вдруг способным взлететь на шкаф в кабинете директора. Допроса Коровиной избежал, не дошло дело до расправы - чем бегуну плохо?
Скверно: до чего скоренько улепетывал! Некрасиво, разумеется, и другое. Стыдно кому рассказать, что отсиживался от коровы черт знает где, под потолком…
Можно лишь надеяться: дружок о происшествии не станет трепаться.
Пава поднялся с кровати. Зашагал по квартире.
Не шумел. Не хотелось будить папу в столь ранний час. Тот по субботам обычно вставал попозже. Отсыпался - как он объяснял - за всю прошедшую рабочую неделю.
Завтрак показался Паве вкусным. Аппетит прибавился? От вчерашних треволнений разыгрался?
«Начальник ржавых кроватей» вдаваться в эту проблему не стал, а расправился в мгновение ока с запеканкой из макарон и яиц. Спросил маму:
- ДП будет?
Несчастнов-старший в молодости служил в стройбате. Оттуда и привез любимые солдатские словечки. ДП означало не что иное, как Дополнительный паек.
Папино выражение теперь пускал в ход Несчастнов-младший, когда ему нравилась еда, приготовленная дома. Будьте уверены, Пава ничего не имел против солдатского присловья.
- Макаронами не увлекайся. Растолстеешь, - сказала наставительно мама. - Лучше положу салата. Может, тебе сварить сосиски?
- Не надо, - сын вспомнил про верхотуру канцелярского шкафа.
Будь Пава неповоротливым, словно Торвин, непременно очутился бы в лапах Прелестной Нони.
Поджарым, быстрым, ловким быть безопасней.
Коровина не бросит мысль расспросить кое-кого о спортзале. Поэтому не помешает остаться в форме. Чтобы не пропали разворотливая реакция, хорошая прыгучесть.
Дав отставку всякому ДП, он тем не менее бодро сказал маме «спасибо».
Не собирался унывать. Хоть с небольшими упущениями, всё идет пока что достаточно неплохо. И легкое чувство голода не повредит, и приятель насчет шкафа сообразит, как нужно. И можно бежать в школу со спокойной совестью.
Сегодня держись, кровати!
По улице он бежал, напевая любимую песенку:
Тра-та-та! Тра-та-та!
Вышла кошка за кота.
За Кота Котовича.
За Петра Петровича!
Смысла в словах не так уж и много. Но завораживал бодрый ритм. Пава с удовольствием молотил языком, отбивая четкое: тра-та-та!
По субботам в некоторых старших классах не отменялись занятия. Шестиклассники - это, разумеется, не первоклашки, не третьеклашки, никакие не «начальники». Им отдыхать не полагалось, поскольку давно уже и думать забыли про эту самую «начальную школу».
6 «Б» явился в полном составе. По соседству с двумя седьмыми классами трудился над тетрадками вплоть до обеда.
А потом пришел в школу Несчастнов-старший.
Увидев его, Несчастнов-младший тут же помчался к дяде Гене. Кабель для подключения сварочного аппарата дожидался папу в кладовке. Глафира Ильинична договорилась с директором, и всё было наготове.
Тихонов, конечно, сразу сообщил всему классу: сейчас в подвале будут включать сварку.
«Лбы» торжественно промаршировали в кладовку и сами вынесли оттуда свернутый в круг тяжелый кабель.
- Давайте подключу его, - сказал Савинов, умильно заглядывая Несчастнову-старшему в лицо. - Будьте спокойны, уже немного разбираюсь в электричестве.
- Я тоже знаю, где щит и откуда пойдет по кабелю ток, - поспешил заявить Пава.
Он никому не собирался уступать эту честь - помогать папе. «Лбам» только дай волю, и ты не успеешь оглянуться, как тебя ототрут в сторону. Мигом влезут в электрическое дело, словно без них никому не обойтись.
- Ты, Савинов, смотри, а то промахнешься, - язвительно заметила Прелестная Нони.
Она также оказалась тут как тут. Что ей было нужно, поди и догадайся. Однако стояла и ревниво следила за «лбами», которые хотели пристроиться к Несчастнову-старшему в помощники.
- Вы их гоните прочь, бездельников. В электричестве они разбираются, троечники постоянные, - усмехаясь, продолжала насмешки настырная Коровина. - Лучше бы отличались на уроках.
Савинов поежился, пробурчал:
- Сама троечница.
Он растерялся. Как говорится, с дорогой душой предлагал помощь. А здесь некоторые одноклассницы посмеиваются над тобой.
- А на прошлой неделе ты прогулял географию, - с Прелестной лучше не связываться, очень уж хлестко она высказывалась.
При этом слова звучали так солидно, увесисто, словно девица по всем предметам получала, как Несчастнов-младший, лишь «четверки» и «пятерки».
- Серьезная девочка, - сказал Несчастнов-старший, когда Коровина и «лбы» ушли.
Пава хохотнул:
- Ой, пап, она похоже просто важничала перед тобой!
- Зачем? - удивился тот.
- Ну, наверное, ей надо, - туманно ответил Пава.
Дальше распространяться не стал.
Неудобно было объяснять: эта особа нагло завоевывала здесь авторитет. Видно, решила втереть сварщику очки. С какой стати? А очень всё просто - через него захотела подкатиться поближе к Паве.
Вот будет фокус, если она появится дома у Несчастновых! Тогда беги от нее хоть на край света. Совсем житья не даст, прилипала.
Хмурый дядя Гена возник в подвале неожиданно. Как раз в тот самый момент, когда Несчастнов-младший привел туда старшего.
Возникнув, водопроводчик почесал подбородок и сказал ворчливо:
- Я про технику безопасности. Экзамен давно сдавали, гражданин?
- В начале года.
Несчастнов-старший перестал возиться с аппаратом. Выпрямиться во весь рост ему не удалось - стоял под низко нависшим коробом. Тот укрывал трубы с водой.
Из своего полусогнутого положения сварщик посмотрел на слесаря вопросительно: будут какие-то указания?
Вид у согнутого папы комичный, и находился бы Пава на месте слесаря - вряд ли удержался от улыбки. Однако человека, замученного поддержанием школьных труб в порядке, не очень-то насмешишь.
Он снова почесал подбородок и вздохнул:
- Дела наши! Крана в столовой стали подтекать. И что с ними делать?!
- Прокладки сменить, - посоветовал папа.
- Оно так. Да крана, что ни сотворяй, старые. Ты я вижу человек понимающий. На работе, небось, этого добра навалом. Не поделитесь со школой?
- В порядке добровольной подмоги, что ли?
- Вот, вот, - оживился дядя Гена.
- Мне одному такой вопрос не решить. Надо вам к нашему начальству обращаться.
- Жаль, а я думал, что уговорю гражданина. Ведь которые непонимающие, они как полагают? Жизнь у школьного слесаря - сплошная малина. Однако у него крана, вишь ты, исправно текут и текут. Ну так, значит, я пошел домой, коли не подпалите вместе с собой помещение?
- Не беспокойтесь, - пообещал папа. - Исполнено будет на уровне.
- Дела, - непонятно сказал дядя Гена и неспешно пошел во свояси.
Пава радостно суетился возле папы. Здорово получилось: теперь они здесь, в подвале, полные хозяева. Чего пожелают, то и станут делать.
Школу, конечно, поджигать необязательно, а вот поработать можно всласть. Пока все кровати не починят, чтоб и мысли не было уходить домой: ни-ни!
- Наш дядя Гена все-таки немного чудной, да? - тараторил Несчастнов-младший.
- Это как поглядеть, - возразил Несчастнов-старший, разгибая спину.
Они вытащили сварочный аппарат из-под короба, и теперь в сторонке стой хоть в полный рост взрослого мужчины, хоть в полтора. Тут было заметно просторней.
Несчастнов-старший предложил ретивому помощнику малость передохнуть. И заодно объяснил ему, как не помешало бы поглядеть на водопроводчика.
- Школам помогать надо, здесь нет вопроса. А вот резиновые прокладки, если краны старые и текут, я бы поставил новые. Раза в два толще прежних. Что ни говори, но струйку такая прокладка подожмет.
Отец у Павы был рабочим человеком. Увидев непорядок, привык засучивать рукава, браться за дело. Вздыхать и жаловаться на судьбу наоборот не имел привычки.
А дядя Гена, оказывается, повел себя как артист. Производил впечатление на публику, жаловался даже тогда, когда ничего иного не требовалось, а лишь - сменить тонкие резиновые прокладки.
И такое поведение сварщику - бригадиру строителей, ставивших дома по всему городу - явно пришлось не по душе. Строгим и справедливым человеком был отец.
Как же сыну не гордиться?
Пава смотрел на него с любовью и уважением. Суетился возле трансформатора и при этом старался ненароком коснуться своей рукой брезентовой куртки, что плотно облегала широкую спину папы.
Тот вставил в держалку специальный металлический прут - электрод. Потом дотронулся им до ржавого обломка кровати, проверяя, есть ли ток.
Пламя вспыхнуло и рассыпалось красными искрами.
- Ну? - произнес сварщик.
- Что - ну? - Пава не понял, чего ждет строгий и справедливый человек.
- У меня всё в порядке. А у тебя, кажется, простой.
- Могу тебе помогать. Что нужно делать? Подтаскивать ломаные кроватные спинки?
- Невелик барин. Сам возьму, что надо. Ступай в класс. Там дела вроде бы не кончились. Мы не договаривались пропускать уроки.
- Ладно, - скучный голос выдавал Несчастнова-младшего с головой: напрочь забыл о школьных занятиях. - Меня уже нет здесь.
Нехотя обошел отца кругом. Миновал подвальный короб. И, грустно вздыхая, затопал по ступенькам, где не так давно гремели костями и железками насмешливые «лбы».
Поднимаясь по бетонной леснице, оборачивался. Прислушивался: не передумал ли папа? Не зовет ли его, послушного и трудолюбивого, назад?
Снизу доносились только треск и шипенье горячих искр.
Несчастнов-старший не любил по двадцать раз на дню менять свое мненье. А пониманье того, как важна система в занятиях, у него было неколебимое.
Тысячу лет можно было простоять у входа в подвал, но так и не дождаться, чтобы он передумал. Чтобы позвал трудолюбивого сына к себе.
Когда Пава с печальным выражением на лице стал подниматься на свой этаж, мимо стеклянной двери внизу прошмыгнули три фигуры.
Втянув головы в плечи, они тихонько заскользили по кафельным плитам первого этажа. Затем - по коридорчику, из которого был ход в директорский кабинет.
В дальнем конце коридора находился как раз еще один спуск в подвал. Именно туда стремились негромкие фигуры.
Нужно заметить: главную подвальную дверь кое-кто по невыразимо грустной рассеянности защелкнул на английский замок.
Тихони, ясное дело, не имели никакого желания встречаться с хозяином директорского кабинета. У них была одна мечта - поскорее нырнуть в подвал.
Они успешно юркнули вниз.
Несчастнов-старший отвел электрод от кроватной рамы. Поднял с лица прозрачный защитный козырек, который обычно используется всеми сварщиками.
Да и как было не отвести электрод? Как не обратить внимание на шум в дальнем углу?
К Павиному папе в подвале подползали странные личности. Когда с мычаньем и стонами они распрямились, удивленный кроватный ремонтник узнал мальчишек.
Пава назвал бы их не иначе, как «лбы».
Для его отца они были троицей, отлынивающей от уроков.
- Здравствуйте еще раз, - сказал он, усмехаясь. - Какими судьбами? Вы, кажется, пошли в свой 6 «Б». Почему сюда попали?
- Не дошли вот, - морщась и поглаживая бок, ответил Савинов.
Липов, державшийся за коленку, криво улыбался. Ему довелось упасть на ступеньках в запасном подвальном спуске, где не горела электролампочка. Понимая, что слова дружка ничего не объясняют, он доверительно сообщил сварщику:
- Очень хотелось посмотреть, как вы работатете.
- Ага, - поддержал его Хорошин.
Он тоже получил свою долю ушибов, когда троица покатилась, по вине Липова, вниз по лестнице. Под глазом у него наливалось румянцем овальное пятно.
И как их угораздило сверзнуться с верхних ступенек? Прекрасно видели, что там было темновато и не помешало бы проявить осторожность. Кажется, одни остерегались побольше, а другие поменьше.
Повернувшись к Липову, Хорошин сказал:
- Ты спускался последним. Сам покатился и свалил нас.
Тот не нашел ничего лучшего, как извинительно заявить:
- Упадешь тут! Ноги так и несли, так и несли.
- Не удержали, выходит, они. Отдохнуть пожелали - сочувственно заметил сварщик.
- Да! - охотно откликнулся виновник происшествия.
Ему понравилось настроение кроватного ремонтника. Доброжелательные слова позволяли верить: и дальше троим дружкам обеспечено благодушное понимание. Полное понимание, а вместе с ним - поддержка.
Извиняться уже не хотелось. Было желание радоваться:
«Это хорошо, что дядька в брезентовой куртке шутит по-доброму. Лишь бы не прогнал. Там пусть себе смеется хоть в громкий голос.»
Вся троица уселась кружочком вокруг трансформатора.
- Ну, поехали! - нетерпеливо сказал Савинов. - Контакт!
- Ишь, какие быстрые! - покачал головой сварщик. - Мне, значит, отвечать за ваш прогул? Сына отправил на урок. И вам советую проделать тот же путь. Глядите только, чтоб не заблудиться. И чтоб ноги несли исправно.
Для троицы Несчастнов-старший был кудесником электрического огня. Они знать не знали, какие у него имелись правила насчет систематических занятий в школе.
Если строгий ремонтник отправляет их наверх, то какие у него настоящие соображения ? В действительности скорее всего значит: он шестиклассников прогоняет.
Говорит о прогулах, но они просто повод. Всего-навсего. Всегда взрослые чуть что ссылаются на школьные уроки.
Сварщик, хоть и кудесник, вовсе не исключение из правила: он тоже взрослый, и верить его словам насчет обязательной учебы…не обязательно.
Небось, Пава настроил своего отца против троих ребят. Наговорил Несчастнову-старшему всякого про Савинова, Хорошина, Липова. Поэтому теперь и гонят их отсюда.
Липов начал оправдываться:
- Вы не подумайте. Я Павла уважаю. Если желает дружить с Ритой Сергеевой, пусть его. Я таких девочек, как Рита и Катя, не обижаю. Когда их кто обижает, могу и в лоб дать.
- Интересно, - сказал кроватный ремонтник. - Выходит, у Павла подружка есть. Новость для меня. А гостинца собираешься дать кому?
Бравый шестиклассник пожал плечами:
- Никому. Но если надо, то не отказываюсь.
- Ишь, какой способный! - усмехнулся кудесник электрического огня.
В его словах доля шутки была на самом деле невелика, но Савинов понял всё по-своему. Юморит тот во всю ивановскую. И очень даже благожелательно.
Он вскочил, как ужаленный, потому что домыслил внезапно: Липова сейчас оставят. А его, Савинова, из подвала вытурят вон.
- Вы плохого не подумайте про меня. Я первый захотел дать Липову по шее, когда на собрании он сказал про Паву и Риту.
- Про какую Паву? - недоуменный вопрос был для кого-то резонным, а для кого-то вовсе несложным.
Хорошин заулыбался. Излучая на всякий случай доброту, начал пояснять:
- Павел никакой не красавчик. Не красуется, как Прелестная Нони. Просто его зовут Павой, и всё. Прозвище безобидное, зато короткое. Удобное. А то, что за Павой носится, как угорелая, Прелестная Нони, так это чепуха. Выбросьте из головы.
Несчастнов-старший лишь головой покачал.
Ну, и дела творятся в 6 «Б»! И главное - ему, отцу этого самого Павы, ни о чем не следует думать. Между тем вокруг сына звенят клинки. Идут какие-то непонятные сражения.
Взять хоть этих ребят. Один говорит: в лоб дам. Другой не прочь дать по шее. Оба клянутся, что Павла уважают, девочек почитают и готовы драться с кем угодно. Из-за чего тогда весь сыр-бор?
И чего они тут выступают перед ним, Несчастновым-старшим?
Да пусть хорошо относятся к Пашке. Пожалуйста им не обижать девочек, друг друга, электросварку и школьных учителей.
Разве он, бригадир с городской стройки, против их толковых намерений?
- Хорошие вы пареньки, - поразмыслив, произнес кроватный ремонтник. Помолчал и добавил, - Наверное. Только не пойму я вас. С чего здесь кипятитесь?
Липов, готовый без конца объяснять и объяснять, сразу высказался. Насчет того, что они охотно остались бы в подвале.
- Не желаете двигаться на урок?
- Ага! - выставился вперед Савинов.
- Угу! - подтвердил Хорошин. И придвинулся поближе к Савинову.
- Э-э, такое дело не пойдет, - покачал пальцем Несчастнов-старший. - Не сработаемся мы.
- Почему это? - обиженно спросил Липов.
После огромных комплиментов, отвешенных девочкам…после того, как похвалили Паву…можно было бы и смягчиться кудеснику.
Чем еще пронять его?
Хоть акробатический прыжок, выверт какой-нибудь ему показывай. Оно бы и ничего: силы хватит и сноровки. Но тут сколько ни подпрыгивай - всё будет зря.
Сварщик ведь не энтузиаст-физкультурник. У него не вызовешь слезу умиления. Если что ремонтника и проймет, то другое. Такое, которое почище всяких силовых упражнений.
Странный все-таки он. Какой-то неподдающийся, этот кудесник в брезентовой робе. Сколько найдется людей, готовых добреть и добреть, когда нахваливают их детей!
- Не уважаю товарищей, не уважающих школьные занятия, - сказал сварщик. - Поэтому не сработаемся мы. Вот такая получается петрушка. А теперь ступайте в класс. Иначе…
Несчастнов-старший отложил в сторону держалку с электродом и защитный козырек.
- Иначе, каждого по очереди возьму за ручку и отведу не куда-нибудь, а в шестой «Б». Согласны?
- Сами дорогу знаем, - с достоинством сказал Савинов. - Айда, ребята. Придем сюда после уроков.
- Вот тогда станете дорогими гостями. Всё покажу и расскажу, - сварщик взял держалку, стал поправлять электрод.
- Договорились! - тут же выпалил радостно Липов.
Когда шаги ребят стихли, Несчастнов-старший принялся вновь за работу. В ней ничего нового не было для него, и мысли текли свободной чередой:
«Ишь, ты, а ведь какими самостоятельными глядятся эти шестиклассники! Трудиться желают и вообще. Что говорить, не по годам развитые. Однако дела делать лучше потолковей, с умом. Чтобы не пострадала учеба.»
Не успел починить искореженную кроватную раму, как обнаружил - спокойствия никакого ему не будет. Ушли бравые гости, заявились новые, тоже не хилые.
Точнее: пришла гостья.
Хорошо хоть, была она одна. А то, если судить по предыдущему визиту, вполне могла привести с собой полкласса.
Появившись, она - выше среднего роста, крупная - остановилась невдалеке от сварщика и стала независимо покачиваться на пятках. Инспектор по виду, никак не школьница. Уж слишком серьезно-сосредоточенным было ее лицо. Всё же он сразу признал в ней ту девочку, что корила троечников.
Кроватный ремонтник вздохнул, прекратил сварку:
- По делу пришла или так просто?
- Не знаю, - сказала та и вздохнула тоже.
- Как так? - удивился отец Павы.
Девочка глядела на него и преданно улыбалась. Потом вспомнила, что надо представиться:
- Я Коровина.
- Ладно, если не шутишь. Я Несчастнов. Шутить не станешь?
- Нет, не стану.
Коровина улыбалась лишь одной половиной лица. Другая у нее от волнения словно окаменела. Поэтому у Прелестной Нони получилась гримаса. И получилась очень странная. Несчастнов-старший не знал, что подумать насчет неожиданной гостьи.
Наконец, та сообразила сказать:
- Вы папа. Вашего сына зовут Павлик.
- Верно. Дальше-то будет что? Мне ведь работать надо.
Прелестная молчала. Зачем она пришла? Ей, конечно же, хотелось поговорить с отцом Павлика.
Но ведь не объяснишь: она явилась на разведку. Желает нащупать подходы к сердцу миленького Несчастнова-младшего.
Пришла, и вот замысел начал рушиться. Слова никак в голове не складываются в нужную фразу. Кружатся, будто в хороводе, и никак не приладить их, чтоб крепко цеплялось одно слово за другое.
Нонна была убеждена: разговаривать с отцом Несчастнова-младшего, с папой миленького Павлика, нужно обязательно красиво. Иначе можно произвести совсем не то впечатление, на которое рассчитывала, спускаясь в подвал.
Итак, для начала какую произнести прелестную фразу?
Прелестная Нони переминалась с ноги на ногу и молчала.
Если просто задавать разведочные вопросы, не ляпнешь ведь с ходу: любит ли Павлик конфеты «Раковая шейка»? Не спросишь вдруг: свободен ли будет сегодня и не пойдет ли он с ней в кино?
А вопросы эти обязательно следует задать. С самого утра лежит у нее в портфеле кулек с конфетами. Кроме того, в кошельке, где она хранила ключи от квартиры, были припрятаны два билета в кинотеатр. Купила в кассе предварительной продажи, как обычно делала мама, когда они с папой хотели посмотреть новый фильм.
- Вы любите ходить в гости? - неожиданно спросила Коровина.
Ей необходимо было иметь представление, нравится ли это Павлику.
Перед собой что лукавить? Многое сейчас желала узнать. Но к веселому Несчастнову-старшему не решилась впрямую приставать с вопросами насчет миленького. В результате что вышло?
Тот широко раскрыл глаза. Заморгал от неожиданности. Потом засмеялся и в свою очередь спросил:
- А тебе, девочка, нравится с папой и мамой ходить в гости?
Коровина поняла, что села в лужу. Поскольку не ответишь так, как нужно. Не скажешь: если Несчастнов-старший пригласит ее на какое-нибудь семейное торжество, она придет к Павлику с удовольствием. И всегда будет ходить не опаздывая. И, разумеется, на все свои праздники станет приглашать Павлика тоже.
Вопросы у разведчицы иссякли. Поход в подвал не получился.
- Прощайте, - гордо сказала Коровина.
Не дожидаясь ответа, исчезла. Растаяла, как туманное видение.
«Ну, и пусть, - думала Прелестная Нони. - Всё равно завтра, когда Павлик будет гулять во дворе, подойду к нему. Приглашу к себе домой. На жареные пирожки. Я их наготовлю целую гору.»
Она была уверена: Рита Сергеева на такие пирожки неспособная. Не выйдет у нее, чтобы мастерицу обойти.
Решено! Завтра Нонна ловит миленького!
Глава девятая
Была большая перемена.
Торвин скромно, однако очень заметно возвышался на подступах к двери. Чтобы его обойти и прошмыгнуть в класс, поди и постарайся. Приложи уйму усилий.
Обычное дело - добрый парень становится решительным сторонником порядка, если ему поручают дежурство.
Коля действовал по принципу: всех выпускать и никого не впускать.
Предложи ему сегодня громкий барабан и наилучшие палочки - он не покинул бы своего поста.
Пава приставал к нему. И так, и эдак втолковывал, что нужно заглянуть в портфель позарез. И стало быть полагалось немедленно пройти в класс.
- Не пущу. Служба такая, - монотонно отвечал дежурный.
Несчастнов нашел бы что сказать ему. Вполне мог бы заметить ехидно: у держиморды тоже была служба. Такая, чтоб держать и не пущать.
Проявить решимость и двинуть на Торвина танком?
Сердить этого парня, увлекающегося барабанным боем и крепко державшего дверь, было бы позорным бойцовским просчетом. Получишь от ворот поворот, и всё. По-доброму нужно разговаривать, поскольку ни ехидством, ни силой его не взять.
Как бы умилостивить музыкального дежурного?
Пава удвоил усилия. Сам на себя удивляясь, прям-таки запел сладкоголосым соловьем.
Коле надоело непонятливому человеку повторять одно и то же. Он принялся молча оттирать Несчастнова от заветного входа в 6 «Б».
Эх, мимо толстяка не проскользнешь за здорово живешь. Он солидным корпусом запросто отодвинет двух таких, как Пава.
Однако «начальник ржавых кроватей» безвольно отступать не собирался. Продолжал уговоры. И заодно усердно шевелил мозгами: какую хитрость придумать?
Торвин смотрел на него и тоже позволял себе поразмышлять. Мысли у него были философские:
«Всегда почему-то на перемене, когда все должны гулять по коридору, люди лезут в класс. Как один клянутся, что им приспичело покопаться в портфелях.»
Коридор басовито гудел. Словно тут была не школа, а пчелиный улей.
При этом шум никому не мешал. К нему давно привыкли два шестых и несколько седьмых классов.
Молотил и молотил языками неугомонный школьный народ.
Мальчишек поблизости от Павы - хоть пруд пруди. Но кто откликнется первым на просьбу о помощи? Конечно, Витя. Он по коридору не бегал, как некоторые шустряки. Стоял себе в сторонке и, недоумевая, посматривал на разгорячившегося дружка.
Приметив приятеля, Несчастнов двинулся к нему. Целеустремленно лавировал среди прогуливающихся пар - это были в основном девочки - и затормозил только возле столба.
Посреди зала, где коридор расширялся раза в три, находился бетонный столб. Он подпирал высокий потолок. Подпирать потолок помогал Тихонов, поскольку в свою очередь подпирал столб плечом.
Когда Пава приблизился, Витя не отлип от бетона, а негромко поинтересовался:
- Случилось что?
- На тебя вся надежда.
Дружок на этот раз не замедлил отлипнуть. Неужто опять понадобилась операция? Вот везет Пашке! Лишь успевай поворачиваться!
Он заговорщецки прошептал:
- Прелестная?
- Нет. Но есть дело срочное. Очень важное.
Разжалобить Торвина Пава не смог. Оставалось одно - подключить к предприятию старательного помощника. Такого, чтоб не отказался подскочить и придержать на минуту дежурного-абажурного.
- Значит так. Я разбегусь и толкну, а ты хватай Торвина за рукав, тяни в сторону.
- Зачем?
- Откроется проход в класс. Мне позарез нужно проскочить.
- Торвин здоровый. Как двинет, рассердившись!
- Да он никогда не дерется. Ты же знаешь. Его надо лишь сдвинуть с места. А там - наша взяла. Я окажусь в классе, возьму портфель Сергеевой.
- Не понимаю. Почему - Ритин?
- Потом объясню. Тут вышла одна заковыка. Надо немедленно расследовать. Мне для этого нужен ее портфель.
- Она, что же, просила тебя?
- Не просила. Но Рита очень расстроена. И я обязан разобраться.
- Ну, хорошо. Ты разбежишься и толкнешь его. Он не рассердится, по шее тебе не даст. Опять встанет на прежнее место. Как же тогда пройти?
- Ты на что? Для того и нужен, чтобы он не встал на свое место. Держать его станешь. Неужели неясно?!
- Да ясно и понятно. Но как его удержать? Он тяжелый, как пожарная бочка с песком.
- Ты про какую еще бочку?
- Про ту, которая стоит возле сарая с макулатурой. На заднем дворе.
- Хватит выдумывать. Там нет никакой бочки.
- Есть. Видел еще вчера.
- Перестань спорить. После уроков сбегаем и поглядим, кто прав. А сейчас хватай Кольку и не отпускай.
- Так он же как та пожарная бочка, что…
- Заладил. Не стыдно!? Сказал бы сразу: не желаю помогать.
Витя, ни слова больше не говоря, пошел к Торвину.
Подошел, посмотрел на обширного парня снизу вверх, потом взял его за рукав. В сторону столба полетел громкий крик:
- Эй! Двигаешь или как?!
Коля недоумевал. Возле него толчется щупленький Тихонов. Кричит чего-то. Неизвестно кому и по какой причине.
Если желает прошмыгнуть в класс, то не получится у него. Нечего тут подкатываться к ответственному человеку. Все равно никому не будет хода. Против закона не пойдет дежурный.
Пава сорвался с места и с разбегу ткнулся в грудь необъятного абажурного. Дорогу Ритиным друзьям!
Толстяку такие наскоки - вроде щекотки. Хоть ойкнул от неожиданности, всё равно не отодвинулся от двери ни на шаг. Зато Пава, отскочив, покатился кубарем.
«Лбы», конечно, не могли не заметить заварившейся каши. Выскочили из-за столба и начали подзуживать атакующую команду.
- Несчастнов, не отступай!
- Пава, делай больше разбег!
Савинов посоветовал учитывать способности гоночного мотоцикла:
- Когда гонщик раскочегарит двухколесного коня, ему нипочем все препятствия. Поэтому жми, газуй от души!
Дальше было вот что. Хорошин хохотал. Липов подпрыгивал и смеялся. Савинов и подпрыгивал, и хохотал, и руками в азарте размахивал - он с удовольствием превратился бы в мотор мотоцикла. Чтобы мчать гонщика вперед от всей души.
Пава, упав, вскочил, побежал прочь.
Потом мгновенно развернулся и помчался на преграду. Неколебимый заслон в лице могучего Торвина слышал, как Несчастнов кричал:
- Витя! Сейчас Торвин у меня закачается!
«Эх, Пава! - думал Коля. - Ты почему сегодня такой настырный? Взялся меня качать. Надо бы понять: не могу тебя пропустить. Закон есть закон. Лучше не раскачивать дежурного.»
Чтобы не упасть после толчка, он обнял низенького Тихонова за плечи. Небось, монолит на четырех ногах устоит против Несчастнова.
Как ответственный человек Коля имел право мечтать, чтобы провалился наскок Витиного дружка. Мечтая, он понадеялся на устойчивость возросшей массы. Однако Тихонов совсем не собирался увеличивать эту самую устойчивость.
Монолита на четырех ногах не получилось. Он остался двуногим по той простой причине, что Павин приятель вдруг подпрыгнул и повис на плечах Торвина.
Ощутив тяжесть, дежурный удивленно скосил глаза на Тихонова и немного согнулся. В следующее мгновение мчавшийся Несчастнов пришел в соприкосновение с тяжелой массой. Та пошатнулась и отступила.
Болельщики замерли. Потом радостно закричали.
Смысла в их воплях было немного. Всё сводилось к одному: ура! наконец-то, пролез!
Для счастья одноклассников имелась простая причина. Им, не раз страдавшим от непреклонности дежурных, большое удовольствие видеть успех предприятия. Того самого, которое поначалу обещало полный провал.
Что делать дальше, Пава уже знал. Он подскочил к парте Сергеевой, схватил портфель. Можно было убегать из класса.
Когда обернулся, заметил: неспеша удаляется дежурный-абажурный.
Вместо него в дверном проеме появилась Глафира Ильинична.
Она услышала странный шум на этаже. Поспешила выйти из учительской. Происшествие в 6 «Б», разумеется, не могло оставить ее в стороне.
Учителя - все, как один - не любят, когда коридорный гвалт разрастается до непомерных масштабов. И когда чувствуют, что правила поведения в школе нарушаются, наводят тишину.
Несчастнов не учел одной мелочи. Не сообразил: перехитрив дежурного, обрадует этаж до чертиков. Грянет буря. Теперь ему придется иметь дело с классной руководительницей.
За то, что нарушил правила, ему будет…
Как с ним поступят?
Пава в страхе замер, уставившись на рассерженную учительницу.
- Подойди-ка сюда, - сказала она сердито.
Опустив голову, он поплелся вдоль прохода между партами. Ручка портфеля намертво зажата вспотевшими пальцами. Глаза виновато опущены. Ноги не то, чтобы заплетаются, отказываются идти, но они переступают еле-еле.
- Так в чем дело? - спросила Глафира Ильинична.
- Ни в чем, - ответил он.
Голос его звучал почти неслышно. Пай-мальчик, да и только.
Впрочем, бодриться кому пришло бы в голову, когда ты явный нарушитель общественного спокойствия и к тому же ничего не можешь объяснить?
Ладно, он провинился на всю катушку. Пусть учительница считает, что он протаранил Торвина из пустой блажи.
Если она хочет, ей даже дозволяется думать, что Несчастнов просто спятил.
Она, кажется, догадалась о мыслях Павы. Посылать ученика в поликлинику на обследование? Делать вид, что идиотский ответ вполне удовлетворителен? Нет, с классной руководительницей так разговаривать нельзя.
- Вот что, - сказала она. - Пойдем в учительскую. Там побеседуем.
Дурацкий ответ не предусматривал от Глафиры Ильиничны столь неожиданного хода. В учительскую, под взгляды строгих педагогов, идти страшно.
И, растерявшись, Несчастнов закричал:
- Я больше не буду!
- Прекрасно, - ее слова прозвучали весомо и непреклонно. - Просто превосходно.
Не было сомнений: Несчастнов всё осознал, искренне раскаивался в своих поступках и понимал, что идиотских ответов здесь никто не принимает. Оставалось пойти в учительскую, разобраться с хитрецом досконально. Что за тайны у него?
- Ступай за мной!
Счастливая звезда Павы на сегодня закатилась окончательно.
Впереди его ждут расспросы, увещевания учителей и выволочка от мамы. Та, конечно, за ремнем не потянется, но будет наказание - ведь она потребует, чтобы папа прогнал сына из подвала. И не быть Паве помощником у сварщика!
6 «Б» примолк, когда Глафира Ильинична вывела из класса нарушителя.
Понурый и тихий, он неуверенно двигался с намертво зажатым в руке портфелем Сергеевой.
- Несчастнов пойдет со мной в учительскую, - объяснила классная руководительница дежурному.
Савинов, Хорошин и Липов начали кашлять.
Вид у них - Пава, приглядись! - вырисовывался озабоченный. Даже столбу в центре зала ясно: троица советует нарушителю не вешать носа.
Девочки смотрели на понурого человека жалостливо. Вели его, ясное дело, на расправу, и в зале почти прекратилось круговое движение беседующих пар.
Безрассудная храбрость Несчастнова - как же, не посчитался с законом большой перемены - была оценена. Он, правда, пошел на риск только для того, чтобы подержаться за ручку своего портфеля. А это было достаточно глупо. За прошедшие учебные четверти свой портфель наскучил порядочно каждой девочке.
Если б они знали, что это был чужой портфель!
Никто, кроме Тихонова, не догадался, за какой в действительности надобностью протаранили в 6 «Б» дежурного.
Витя, мучаясь от своего бессилия, молча смотрел, как вели провинившегося. Чем другу помочь? Не прорываться же следом за ним в учительскую?
Врываться туда, хоть и в качестве добровольного адвоката, не стоит, конечно. А вот занять позицию возле комнаты - это можно. Не помешает. И вот что решил для себя. Если появится все-таки возможность в защиту Павла произнести слово, он его скажет.
Может, кое-кто умеет произносить длинные речи. Их сочинять Витя никакой не мастер. Зато он друг Несчастнова и знает, что тот не виноват.
Надо подойти к Глафире Ильиничне и очень убедительно заявить: поймите, Павел не мог поступить иначе.
Почему тот имел право прорываться к портфелю Сергеевой, как объяснить? Это была тайна, мало кому известная. Значит, никаких намеков насчет расследования.
Но если приятель изо всех сил лез куда-то, он пробивался к правде. В этом была очень большая нужда. Такая огромная, что представьте ему немедленно Ритин портфель, а иначе Несчастнов прошибет стену.
Витя не ошибался. У друга намерения были самые честные.
Но по справедливости если, только одна Рита могла бы всё объяснить Глафире Ильиничне.
Сергеевой от начала до конца был ясен каждый шаг Павы. Когда он вместе с классной руководительницей исчез за дверью учительской комнаты, она сильно расстроилась. Что теперь будет?
Выложить всё как есть - бросить тень на 6 «Б». Несчастнов не должен подвести ребят. Да она и сама просила его никому не рассказывать. О чём? О том, какая история приключилась с пирожком.
Дело в том, что кто-то без спросу залез в ее портфель. Копался там. Мало того - съел половину пирожка, накануне приготовленного Ритой. Школьного завтрака ей не жалко. Но рядом с тетрадками лежали записи, черновики, касающиеся тех писем, что она посылала в Ярославль. А также стихи, которые она тайком писала. Сама для себя, просто так.
Не шутка - залезть в портфель и позариться на чужой завтрак. На обычное воровство не похоже, конечно. Уж больно чудно: хорошо видны следы зубов на пирожке. Нет, но каков нахал! Будь он робким - зачем оставлять улику своего преступления?
Рита сказала Несчастнову: линия укуса очень четкая. Возможно, были у вора зубы крупные и ровные. Павла как палкой огрели - вынь да положь ему следы, чтобы разобраться во всём!
Горячо толковал: вору могли помешать. Он не успел заглотнуть добычу целиком, однако всё равно его надо отыскать.
А что отвечала Рита?
Не волнует ее пирожок. Невелика добыча у нахала. Плохо другое - в классе появился человек, которого нисколько не заботило, что подумают теперь о 6 «Б».
Тут Павел раскипятился пуще прежнего. Верно! Пойдет слух по школе, и тогда поездка в Ярославль сорвется. Найдутся желающие поехать вместо 6 «Б». Станут кричать: нельзя никуда пускать этих шестиклассников! Ребята уж очень ненадежные! Они там, в Ярославле, все пирожки разворуют! Сожрут самым наглым образом! Опозорят школу!
Вероятно, он чуточку преувеличивал. Однако насчет позора …его не избежать.
Пава обещал не распространяться о случившемся. Настоял лишь - необходимо разобраться в этой истории!
Он даже Вите пока что ничего не рассказывал.
Если решил хранить тайну, будет нем, как рыба. Но вот беда: в учительской ему придется держать особый ответ. Игры в молчанку отменяются. А врать он не любит.
Ужас! Если случится то, чего боялся Павел, когда говорил о Ярославле, - ужас!
Сергеева подошла к Тихонову, встала рядом.
Ей не понравилось: Витя на нее таращился, изображая обиду, укоризну и тому подобную необязательную чепуху. Но она-то как раз была не при чём. Павел по собственной воле рванул в класс. Сам придумал, как миновать неуступчивого Колю.
- Отвернись, - потребовала она.
- Не могу вот, - пробурчал он.
В его душе бушевали самые разные чувства. Одно из них требовало расердиться на Риту. Ведь из-за ее портфеля дружок держит ответ перед учителями.
Тихонов насупился. Отодвинулся от стоявшей рядом Сергеевой. Нет здесь одинаково сочувствующих Несчастнову. Стоят возле учительской комнаты двое, но соображения у них исключительно разные.
«На Ритином месте другая бы помалкивала. А виновница просшествия, видите ли, высказывается. Что-то не нравится ей во мне.»
По Витиному разумению каждый должен отвечать за себя. На других эту ношу перекладывать нельзя.
Тихонов был твердо уверен: лично он попытался бы со своим портфелем разобраться сам - не подводил бы Павла под монастырь.
Вглядевшись в разобиженного человека, Рита кое-что поняла. Во всяком случае то, что Витя ставит ей в вину расследование, проведенное столь неудачно.
- Ты не всё знаешь, - грустно сказала она.
- Здравствуйте! - оторопел тот. - Пашку там прорабатывают. А мне еще что-то надо знать?!
- Ты верный приятель Несчастнову, да? Ладно, я тебе расскажу, - Сергеева, оглянувшись на дверь учительской комнаты, зашептала Тихонову на ухо.
В коридоре и в зале понемногу восстанавливался обычный басовитый гул школьного улья. Скоро прозвучит звонок на урок, и ученикам надо успеть. Что именно? А - договорить другу другу всё, что не успели за большую перемену.
Потихоньку обсуждая странную историю, Витя и Рита незаметно для себя кружили возле грозного кабинета педагогов.
Они забыли, где находятся. Глафира Ильинична, выходя, просто-таки натолкнулась на них и вынуждена была остановиться.
- Друзья мои! Давайте не будем толпиться в неподходящих местах. Вы мешаете входу и выходу. Но, может быть, я ошибаюсь?
- Извините, - смутилась и покраснела Рита.
- Непонятные события происходят в 6 «Б». Несчастнов не смог мне объяснить, почему толкал Торвина и рвался в класс. В то время, когда по правилам помещению полагалось быть пустым и проветриваться.
- Он больше не будет пихать дежурного, - пробубнил Витя, опуская виновато голову.
Говорил так, словно сам осуществлял это самое пиханье.
Классная руководительница приняла к сведению заявление Тихонова, но оно мало что объясняло. Поведение Несчастнова оставалось для нее странным.
- Почему толкался? Он мне сказал: «Я того отодвигал, а тот не отодвигался». Разве этот рассказ что-нибудь поясняет?
- Павел не обманывает, - продолжал выгораживать приятеля Витя.
- Надеюсь. Наверное, не напрасно твой друг говорил: «Я еще ничего не узнал, а нам надо знать». К сожалению, он потом вовсе замолчал. Ну что ж, пусть посидит в учительской, подумает. Так что же, Тихонов, полагается всем нам знать? Объясни, пожалуйста, если понимаешь, о чём речь.
Витя, часто моргая, преданно глядел на учительницу. У него были очень честные глаза, когда, вздохнув, ответил:
- Я еще сам не успел узнать.
- Друзья мои. Какие-то вы у меня очень неуспешные. Толпитесь только вот чересчур успешно.
- Глафира Ильинична! Я, поверьте, не толплюсь. И Сергеева тоже не толпится. Мы тихо стоим и ждем, когда выйдет Несчастнов. Мы не хотели вас задерживать. Идите, пожалуйста, куда пожелаете. Я вообще-то никогда никого не задерживаю.
- Естественно, - усмехнулась классная руководительница. - Ты же у нас не милиционер, правда?
- Ага, - ошеломленно пробормотал дружок Павы.
При чем тут милиционер, сразу он не понял. Догадался лишь: что-то смешное сказал Глафире Ильиничне.
Она осуждающе покачала головой:
- Скромный мальчик Тихонов говорит учительнице: «Я вас не задерживаю. Идите, куда хотите.» Оригинально. Очень мило с его стороны. У меня просто нет слов. Я ухожу. И…до встречи, заговорщики. До скорой встречи.
Она пошла по коридору. Вид у классной руководительницы был недоступный. Обидели недоверие, упорное молчание ребят.
Тихонов и Сергеева поняли: ближайшее будущее может принести слишком много неприятностей. Кто всё же тайком покушался на пирожок?
Глава десятая
Глафира Ильинична не собиралась держать мальчика под замком - начались по звонку занятия, и он отправился в свой класс. Учительская не крепость на острове, где бедный граф Монте-Кристо пребывал в одиночной камере.
Приводить в чувство нарушителей законов невредно, конечно. Но если не знают они того, что им необходимо знать… О чём с ними говорить?
Пусть пополняют свои знания. Всяческие. И в первую очередь - полезные. Те, которые входят в школьную программу.
Ребятам еще четыре с лишним года их пополнять, а время, ох, летит птицей. Не успеешь оглянуться - станет 6 «Б» выпускным. Твои питомцы разлетятся по белу свету.
Пока есть время, Павлу учиться не переставать. Это его самая главная обязанность. А просиживать часы в обществе пожилого математика, что молча проверяет тетради в комнате у окна, Несчастнову совсем необязательно.
Пользы от сидения все-таки немного: с упрямством мальчика надо бороться другими способами.
Они как раз найдутся, если поразмыслить. Можно, к примеру, подойти на следующей перемене к ученику. Спросить мимоходом о незначительной вроде бы вещи. А скажи-ка, Паша, зачем вынес из класса портфель… девочки?
Пусть Несчастнов уверится: классная руководительница вполне способна замечать некоторые странности. Имеет право о них поинтересоваться.
У мальчиков в ее классе нет таких портфелей.
Занятно было бы послушать, что ответит упрямец. Возможно, по-прежнему будет отмалчиваться. Во всяком случае он убедится: учительница тоже кое-о-чем знает.
Глафира Ильинична спустилась на первый этаж. Постояла у входа в подвал. Рассказать сварщику Несчастнову про сына?
Решила: пока нет смысла беспокоить родителя, бескорыстно помогающему шестому «Б» завершить подготовку к приему гостей.
Она разберется с мальчиком сама. Жаловаться на него отцу в то время, когда у того срочная работа, связанная с ремонтом - нет, это будет нехорошо.
Внезапно появился из подвала сам Несчастнов-старший. Он вытирал руки ветошью. Ворочал там ржавые кроватные рамы, вот ладони и стали буро-коричневыми.
- Тяжеловато вам приходится, - посочувствовала учительница Павла. - Ребята натащили старья.
- Ничего, - деловито сказал сварщик. - Починить вполне можно. Пашка с ребятами почистит железки, покрасит их, и рамы сойдут за первый сорт. Всё ж таки добро. Что ему пропадать? Пустим в дело - и школе польза.
- Конечно, - с воодушевлением поддержала собеседница.
Она охотно поведала: летом половину здания может занять городской пионерский лагерь. А в оставшейся части, если иметь запас кроватей и постельного белья, - хоть принимай по обмену гостей со всей страны. Очень удобно для школы, которая готова помочь ученикам получше познакомиться с разными уголками родины.
- Да, да, - сказал сварщик, озираясь.
- Наверное, руки желаете помыть? - догадалась классная руководительница шестого «Б».
- Не помешало бы, - кивнул тот. - Сбегаю к себе перекусить, потом вернусь опять. Закончил еще не всю работу.
- Незачем вам уходить, - решительно заявила учительница. - Пойдемте в нашу столовую. Покормим вас. У входа там есть краны специально для того, чтобы ребята могли помыть руки перед едой. Так что будете у нас как дома.
Несчастнов-старший прислушался к шуму. Он доносился из помещения, откуда вкусно пахло свежеиспечеными булочками. Звук был ровный, слитный и обещал ремонтнику встречу со множеством людей.
Как ни суди, имелась причина для неудобства - объектом пристального рассмотрения быть? Нет, не привык он ко всеобщему заинтересованному вниманию.
Ведь простой рабочий. Не артист, чтобы радоваться встрече со зрителями.
Глафира Ильинична заметила его неуверенность.
- Не беспокойтесь, - подбодрила она его. - Я вас провожу. Сама всё организую. Сядете за стол, предназначенный для учителей. Столовой работать еще около часа. Ложку и вилку я принесу. Вам не о чем будет беспокоиться.
Взяв за руку сварщика, повлекла родителя в говорливое школьное общество, которое охотно уминало котлеты с картофельным пюре.
Столик, выбранный ею, находился по соседству с раздаточной. Предложив Несчастнову-старшему пообедать, классная руководительница хотела заодно решить с ним некоторые хозяйственные вопросы. Поэтому, взяв себе стакан сока, осталась сидеть рядом.
Быстро текли минуты.
Прозвенел звонок, и количество народа в большом помещении заметно увеличилось.
Пока они беседовали, недалеко от них тоже зашел разговор. Но развивался он на повышенных тонах и был вовсе не о подготовке к приему гостей.
В очереди за компотом и булочками встретились Сергеева и Коровина.
Не успев из-за всех треволнений поесть на большой перемене, Рита разыскала у себя в кошельке немного мелочи. Полный обед на эти деньги не возьмешь, а перекусить чем-нибудь можно вполне.
Что касается Прелестной Нони, то она - видимо, потому что слишком росла быстро - всегда чувствовала себя голодной. И не упускала случая ежедневно подкрепляться в столовой. Здесь желающие имели возможность свободно воспользоваться добавкой к обычному школьному рациону.
Случай свел сегодня вместе двух девочек. Он же сыграл свою каверзную роль в их чересчур оживленной беседе.
Прелестная, болтая о том и о сем, вдруг сказала: хорошо умею готовить пирожки.
- Они у меня получаются лучше, чем у некоторых. Нет, но когда приготовят вдруг с изюмом и без корицы! Разве это годится? Корица придаст особый вкус, аромат!
Рита не догадалась ни о чем поначалу. Да, был однажды у девочек разговор насчет того, что и как умеют они готовить. Одна училась у мамы. Другую научила старшая сестра. Рита помогала стряпать бабушке, и кое-что переняла у нее.
Коровина высказалась с таким горделивым напором - любой девочке стало бы ясно: Нонна очень высоко ставит свои кулинарные способности.
Ладно, пусть хвастается, если у нее хорошо получаются пирожки.
Самоуверенности у Коровиной хоть отбавляй. Она вообще очень высокого мнения о себе. Недаром ее зовут Прелестная Нони.
И вот здесь-то Сергеева широко раскрыла глаза. Удивило ее странное обстоятельство: откуда Коровина узнала, что пирожок, лежащий у «некоторых» в портфеле был с изюмом и без корицы?
Сомневаться не приходится - Рита и есть те самые «некоторые» для Прелестной.
- Ты залезала ко мне в портфель?! - чуть не задохнувшись от возмущения, воскликнула она.
Нонна сообразила, что заговорилась, ляпнула глупость.
Сама себя выдала. На ее лице самоуверенная мина растворилась, появилось выражение досады. Пришлось убедиться лишний раз в правоте поговорки: язык мой - враг мой.
Кулинарное зазнайство напрочь слетело.
Надо было срочно выкручиваться.
Прелестная Нони, испуганно заморгав, запричитала:
- Ну, Риточка! Ну, солнышко! Зачем расстраиваешься? Это произошло совершенно случайно. Я увидела, что из раскрытого портфеля торчит краешек пакета. Заглянула в него. Что я сделала очень страшного? Выкрала семейные бриллианты? Не делай такие глаза, будто смотришь жуткий детективный фильм!
- Ты взяла и откусила почти половину. Потом положила остаток назад. Что я должна подумать? - резко сказала хозяйка пирожка, что был с изюмом и без корицы.
- Правильно. Маленькую половину. Зачем мне надо было есть всё? Только попробовала. Из любопытства.
- Почему не забрала другую половину, чтобы не оставлять следов?
- Ага, а тут Савинов со своей Камчатки уставился на меня. Пришлось залезть под парту и делать вид, будто что-то обронила.
- Вот уж не думала, что у нас в классе лазают по чужим портфелям!
- Да не смотри ты на меня так! Глядит как Шерлок Холмс и доктор Ватсон разом вместе! Не делай из мухи слона.
Нони, опасаясь разгневанной Риты, выкладывала в подробностях о случившемся. Была загипнотизирована сверкающими глазами Сергеевой.
- Жалко тебе, да? - криво улыбалась Прелестная. - Налог уплачу, если желаешь. Два пирожка принесу в понедельник.
- Не жалко. Только это нечестно. Залезла, потому что захотела, и - всё! У нас раньше такого не водилось. Ничего похожего не было.
Коровина продолжала улыбаться. Ей заплатить налог - пара пустяков. Настряпает сколько угодно. В накладе не останется, если придется расстаться с одним-двумя пирожками.
Непонятно, почему тут разоряется Сергеева. Той предложили возместить ущерб, и пусть себе успокаивается потихоньку. Зачем голос на одноклассницу повышать? Не было чего-то раньше, а теперь - ладно! - будет. Вот и все дела!
Нонна в сердцах тряхнула головой, вздернула нос и значительно произнесла:
- Рита у нас капризуля? Ей мало двух пирожков? Сколько желает капризуля получить?
Та вначале оторопела: не ожидала встретить в ответ на свои слова ехидную наглость. Потом вспыхнула, всплеснула руками:
- Коровина! Ты ведь здесь ничего не можешь понять!
Прелестная Нони усмехнулась уголками алых губ, которые она сразу после урока чуточку подкрасила:
- Не бойся. То, что надо, хорошо понимаю. Ты просто жадина.
На глазах у Сергеевой выступили слезы. Стояла, смотрела, словно впервые обнаружила примечательную раскрасавицу в своем 6 «Б». Будто очень поразилась чему-то.
Что бы там ни было с пирожками, но сейчас огорошить могло только одно. В Ритином классе - неизвестно откуда взявшаяся новая личность, которая позволяет себе лазать по чужим портфелям.
И теперь хоть кричи: я не жадная!
Прямо возьми и соглашайся, чтобы любительница чужих пирожков выплачивала - как она выразилась - «налог».
Нет, разговор надо прекращать. Сергеева резко отвернулась, глаза демонстративно вбок направила, точно ничего не слышала.
Да, она теперь отказывалась выслушивать глупые словесные наскоки Прелестной.
И ее глаза были направлены как раз туда, где сидели Несчастнов-старший и Глафира Ильинична.
Вот только никого не замечала Рита. Глядела в сторону лишь потому, чтобы не видеть самоуверенную физиономию Коровиной.
Собеседница, позаботившаяся о том, чтобы сварщику положили побольше мясной поджарки, задумчиво между тем отпивала сок из стакана.
Хозяйственные вопросы были уже решены.
Однако вежливой хозяйке полагалось поддерживать с гостем приятный разговор. Однако… разве приятно отцу узнать тут, за обеденным столом, о проделке сына?
Ведь ему обычная порция не полезла бы в горло. А уж с двойной он не справился бы нипочем, хоть сейчас с поджаркой и гарниром расправлялся успешно.
Успех Несчастнова-старшего за обеденным столом был неслучаен: не привык оставлять еду в тарелке. Всегда подчищал то, что дают. Учительница не посчитала нужным доложить ему: принесла вам мяса сверх нормы. Поджарки в тарелке было многовато, но он разумно предположил, что больше положенного не дадут в столовой. А меньше тоже вроде бы не должны. Значит, управляйся поскорей с обедом.
Ему ничего не оставалось, как орудовать вилкой и с тревогой поглядывать на стакан соседки. Тот понемногу, неспеша пустел. Сварщику всё же казалось: сок убывал слишком быстро.
Было желание, чтоб он убывал помедленней. Честно говоря, ему не хотелось оставаться одному за столом. Поэтому надо было поспешать за классной руководительницей шестого «Б».
Кто здесь человек робкого десятка?! Нет, таких за столом не наблюдается. Однако окружающее школьное общество … все-таки для строительного бригадира не дом родной. Он вышел из того отчаянного возраста, когда чувствуешь себя уютно среди беготни и гвалта.
Сейчас спутница закончит свой обед, скажет ему «приятного аппетита» и уйдет.
Тогда либо выскакивай из-за стола стрелой, не подчистив поджарку с гарниром. Либо сиди над тарелкой в одиночестве под обстрелом любопытных глаз. Перспектива не из самых приятных.
Ясное дело, он для громкоголосых шустряков - непонятное явление, которое требует дотошного рассмотрения под разными углами зрения.
Но Глафира Ильинична в этот критический момент пристально взглянула на вспотевшего сварщика, и ему была оказана помощь незамедлительно.
- Вы не волнуйтесь. Торопиться не надо. Я подожду. Вместе пойдем отсюда. Наверное, вам кое-что кажется у нас тут странноватым? Ребята громко разговаривают. Даже перекликаются иногда. И некоторые позволяют себе пробежки.
- Активность, конечно, здесь большая. Всё же потихоньку привыкаю, - с благодарностью ответил тот.
Оценил участливую поддержку. Волнение, которое проявлялось в красноте щек, пошло на убыль. Остался лишь румянец легкого смущения.
Исчезла тревога, которая поспособствовала бы подавиться впопыхах. Ожив, он пошутил:
- Признаюсь, малость было не по себе. Как бы не бросили меня здесь одного. Среди громкой переклички и проворных пробежек. А вдвоем, нет сомнения… Вдвоем пробьемся к выходу.
- Обязательно пробьемся, - серьезно сказала классная руководительница шестого «Б».
Теперь, когда уже ясно: не боги обжигают горшки и пробиться к выходу не проблема, - основательному человеку дышать стало посвободней.
Он позволил себе откинуться на спинку стула. Придержал над тарелкой вилку: еще будет свой черед мясной поджарке.
- Неловко признаваться. Но было дело - однажды испытал похожее чувство на высотной стройке. Впервые попал туда работать. И весь день было не по себе. Даже голова кружилась. Привык потом. А у вас, когда пришли работать в школу, не кружилась поначалу голова?
- Всякое случалось, - уклончиво ответила собеседница.
Если удариться в признания, придется сказать: и раньше, и сейчас ей - знай трудись над разрешением всяческих трудностей. Нелегко со старшеклассниками. А с тем же шестым «Б» разве легко?
Вот пришла пора обратить внимание на Павла Несчастнова. Хороший мальчик. Способный и поведения благополучного. Но время идет.
И - хоть стой, хоть падай. Ни с того, ни с сего начинает он откалывать номера. Зачем, в самом деле, настойчиво стремился добраться до портфеля одной из девочек? Что там забыл?
- Трудная у вас профессия. Это я вам как опытный высотник говорю. Надо иметь большое самообладание.
- Надо, - кивнула Глафира Ильинична.
Подумала: только терпение и самообладание, не раз испытанные в различных ситуациях, заставили ее отложить разговор с родителем насчет сына. В неприятной истории с портфелем лучше не торопиться. Может получиться много шума, а он все-таки не ко времени.
Беседа продолжалась мирно, без особых треволнений.
А в это время Сергеева, нахмурив брови, глядела на них и не замечала. Она сумела бы в два счета успокоить обеспокоенную Глафиру Ильиничну.
Взяла бы и рассказала про Коровину: ишь, какая быстрая! Увидела пакет, позарилась на пирожок. Сжевала половину чужого завтрака.
Да еще решила обвинить Риту в жадности. И вот уже Павел должен держать ответ по милости Нонны.
Эх, не было здесь Тихонова! Не слышал он, как та позволяла себе шутить насчет Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Уж наверняка толкнул бы Риту в бок: подойди и скажи Глафире Ильиничне правду! ведь нужно выручать Павла!
Действительно, всего-то сделай десяток шагов, и нарушителю школьных правил уже ничего не грозит. Не будет ему наказания. Поймут и всё простят.
Беда, беда. Нет поблизости Вити, который смог бы привести Сергееву в нормальное состояние. А Коровина - рядышком, и она вполне собой довольная. Ее устраивает, что у Риты слезы на глазах.
Между прочим, голова у Прелестной работает. Думает, как сделать так, чтобы Рита не вздумала поднять шум.
Но тогда выходит: сейчас Коровиной не так уж и хорошо. Да, однако никто никогда не узнает, в какой ужас пришла она, когда кое-что увидела.
Что именно?
Куда был направлен взгляд Сергеевой? Вот это и приметила любительница пирожков с корицей.
Классная руководительница - была уверена Прелестная Нони - окажется сейчас совершенно лишней. Ей не нужно знать о портфеле Риты.
Поскольку голова у Нонны продолжала работать, поспешила появиться мысль:
«Сергеева очень взволнована. Как бы не наделала глупостей. Надо быть с ней подружелюбней.»
А та упорно глядела туда, где обыкновенно обедали все школьные педагоги.
«Что ей сказать? Для начала неплохо бы извиниться. Риточка! Прости меня, дуру. Кажется, говорю не то, что надо. Уже поняла свою ошибку. Посмотри на меня. Я страшно раскаиваюсь.»
Мысль пришла в голову вовсе не такая уж пустая. Скорее - полезная. Но сказать виноватые слова…нет, выше всяких сил.
Не то, чтобы слова теперь излишние. И не то, чтобы Нонна вдруг расхрабрилась.
Характер, характер у Коровиной имелся. Он был не тот, чтобы охотно каяться. А перед Сергеевой она вообще не считала возможным покорно склониться. Та, как говорится, неприятная разлучница. Из-за нее у Нонны никак не наладится нормальная дружба с Павликом.
Ни в чем не виновата Коровина из шестого «Б». Ни в чем!
И пусть Сергеева не надеется, что перед ней мгновенно кинутся извиняться. А вот перехитрить ябедницу можно. Сейчас это произойдет.
Прелестная Нони сделала обиженную мину, воскликнула:
- Ты меня оскорбила! Даже не заметила, как сильно обидела. А ведь я считала тебя своей подругой. Понимаешь?
- Что? - Рита удивилась. Резко обернулась. - Когда это мы с тобой были подругами?!
- Пусть ты не дружила со мной. Но я очень хотела, чтобы мы сошлись поближе, возвращались из школы домой вместе, и вообще. Мечтала, мечтала и замечталась. Заглянула в твой портфель по-простому. Как к своей близкой подруге. Они ведь всем делятся, правда? Ну, вот и забылась…взяла пирожок…
Рита уставилась на Прелестную. Ой, наверное, врет она! Никогда подруги потихоньку не шарят одна у другой в портфелях.
Но говорит Нонна горячо, старается быть убедительной, волнуется. Что же вдруг с ней приключилось?
Если доля правды в словах Коровиной …
Нет, трудно поверить ей, этой неудержимой любительнице пирожков с корицей.
Может, конечно, Катя Стасова попросить Риту: пусть подруга возьмет ее - то есть чужой - портфель, заглянет в него. Но без разрешения туда лазать Рите? Не было такого. И не позволит она себе нахальной бесцеремонности.
Сергеева задумалась, опять увела глаза в сторону Глафиры Ильиничны.
Коровина встревожилась. Продолжала еще горячей:
- И пирожками я хотела угостить тебя по-простому. По-дружески.
Нонна вошла во вкус. Старалась во всю. Она уже сама поверила в то, что говорила.
Не мешало бы, конечно, слезу пролить сейчас. Однако у Прелестной не получался фокус, хоть моргала изо всех сил.
Она, малиновая от усердия, пыхтела, давилась. И могло показаться: у нее случился приступ удушья.
Рита обратила внимание - странные звуки!
Нони таращилась, готовясь либо лопнуть, либо задохнуться.
- Ладно тебе, - с некоторой долей испуга и смущения сказала хозяйка полусъеденного пирожка. - Не забирайся больше в чужие портфели. А то когда-нибудь увезут тебя в больницу с расстройством нервов.
Сергеева повернулась к буфетчице, потому что подошла очередь, И перестала разговаривать с Коровиной.
Когда, не обращая внимания на Прелестную, она отошла от буфетной стойки, уже не было классной руководительницы в столовой. Теперь даже появление Тихонова не помогло бы прозрению Риты.
Не суждено ей было догадаться - имела прекрасную возможность быстро покончить с делом. С этой неприятной историей, которая грозила Павлу крупными неприятностями.
Зато Нонна, провожая несостоявшуюся подругу взглядом из-под горестно опущенных ресниц, еле-еле удержалась от радостного вопля.
Она с удовольствием бы крикнула сейчас: «Наша взяла!»
Глава одиннадцатая
Пава стоял у окна. Через широкое стекло просматривался школьный двор. За волейбольной площадкой, возле самого забора, сиротливо торчали редкие тонкие прутики. Их вид вызывал жалость.
Деревца высаживали прошлогодней весной. Они еще не успели вытянуться, обзавестись пышной кроной. Три-четыре листа на прутике не в счет. Малолетки несчастные!
«Начальник ржавых кроватей» печально вздыхал. Переживал за школьные посадки? Возможно, поскольку вид был у них не очень благополучный.
Но уж совершенно точно, что имелась у него еще одна причина для неважного настроения. Он не так давно видел, как Глафира Ильинична и папа входили в столовую.
О чем они беседовали? Возможно, разговаривали о Несчастнове-младшем… Что было, то было - побывал тот в учительской. При этом упорно молчал о том, почему бросился на дежурного по классу.
Теперь и в школе, и дома начнут приставать: объясни свое поведение! Если Пава чувствовал сейчас жалость к тонким прутикам у забора, то к себе - тоже. И в полной мере.
К нему подошел Хорошин.
У «лба» имелось намерение по-приятельски хлопнуть одноклассника. По спине там или по плечу, но обязательно весомо и солидно. Чтобы тот осознал, как важны предстоящие деловые переговоры.
Друзья послали Хорошина за Несчастновым. Надо привести парня в актовый зал. Там никаких мероприятий не намечалось сегодня, и можно было без помех потолковать с нарушителем школьных порядков.
Однако лицо у человека, который успешно торпедировал Торвина, что-то сейчас не очень довольное. Несчастнов-младший стоит и чуть не плачет. Да уж, вид неподходящий, чтобы стукать парня по спине и при этом широко улыбаться.
- Эй! - осторожно окликнул Паву Хорошин.
Взъерошил свою роскошную шевелюру. Хотел сказать что-нибудь одобрительное для отважного человека, но подходящих слов не нашел.
Глядя на Паву, тоже вздохнул. Потом поморгал и спросил:
- Стоишь?
Тот не отвечал. «Лоб» глянул в окно, куда уставился спец по кроватям, однако ничего особенного не приметил.
Тогда задал новый грустно-сочувствующий вопрос:
- Переживаешь из-за Торвина?
До одноклассника, наконец, дошло, что отец нарушителя сегодня находится в школе, и взбучка Несчастнову-младшему может последовать незамедлительно.
Хорошин сам не любил суровых наказаний и не желал неприятностей другому.
Паве после случая в подвале, когда «лбы» сильно потерпели на бетонных ступеньках, не доводилось вести с ними приятельские беседы. А уж после того, когда на собрании он и Рита исключительно сильно потерпели от «лбов», ему совершенно не хотелось разговаривать с кем-либо из них.
- Что надо?
- Я ничего. Не переживай, - сказал миролюбиво Хорошин.
Проморгавшись, он нашел в себе достаточно решительности, чтобы хлопнуть парня по спине и улыбнуться. Пава должен понять, что никто на него зла не держит, что относятся к нему с уважением.
- Всё нормально.
- Да? - Несчастнов пожал плечами. Если тут восхищаются тем, как прославился на этаже нарушитель порядка, то не нужно ему этого.
Прекрасное отношение «лбов», возможно, кое-кто и мечтает заполучить. Но уж никак не тот, кто сидел в учительской, а теперь стоит и ждет наказания.
- Прорвался куда нужно. Мимо дежурного. Молодец! Здорово!
- Прорвался, потом попался, - самокритично заметил Пава.
Получился целый ком неприятностей, и если кому в ближайшем будущем намылят шею, то не одному ведь шестикласснику. Весь 6 «Б» неожиданно для себя может очутиться, как иногда говорят, в пиковом положении. Вдруг сорвется поездка ребят в Ярославль?
Надо же как всё нехорошо получилось!
- Глафира Ильинична этого дела не оставит. Мне еще с ней объясняться обязательно.
- Выкрутишься, - подбодрил его Хорошин.
- Попадаться было нельзя.
- Кто бы возражал, только не я.
Роскошная шевелюра приблизилась к встрепанной Павиной голове.
И - таинственный шепот:
- Пойдем со мной. Разговор есть. Обсудим, как можно выкрутиться.
- А что, у тебя есть большие специалисты? - попробовал отшутиться Несчастнов.
- Липов и Савинов ждут нас в актовом зале. Мировое предложение хотят сделать тебе.
- Насчет чего?
- Пошевеливайся. Там узнаешь.
Здесь и мертвый бы догадался, что «лоб» подошел совсем не случайно. С самого начала имел намерение отвести одноклассника к своим друзьям, у которых имелось какое-то дело к Паве.
Эти трое, конечно, были опасными созданиями. У каждого лапа чугунная. Зажмут - не вырвешься.
Попадешь под горячую руку - небо покажется с овчинку. После обычного щелобана остается синяк, словно тебя шибанули кирпичом.
Если ты человек, который от каждого встречного ждет подвоха, то стой себе у окна. И никуда не ходи. Ни в какой актовый зал.
Размышляй себе по-прежнему о ближайшем будущем. О роковой встрече классной руководительницы и папы. В печали шевели мозгами: сварят ли из тебя сегодня уху или зажарят, словно карася, в сметане?
Но если у тебя хоть немного здравого смысла, то кое-что сообразишь насчет «лбов». Нет сомнения, они опасны. Однако намекают, что решительный характер Несчастнова-младшего им по душе. Понадобилось парню проскочить мимо Торвина, и сказано - сделано. Пробился. Не лопух!
Неясно только, зачем понадобился им нарушитель школьных порядков.
«Тихонова, что ли, с собой позвать?», - подумал решительный человек. - С ним будет поспокойней.»
Однако затем отказался от этой мысли. Можно обойтись и без приятеля. Насчет всяческой решительности «лбы» - мастера почище Павы. Могут, конечно, дать толковый совет.
«Если б знать, почему они заинтересованы избавить меня от неприятностей. Им-то чего беспокоиться? Ладно, там разберемся.»
- Идем, - он двинулся вперед. Не в окно к тонким редким прутикам, подальше от учительской. А как раз от окна. По направлению к актовому залу.
Итак, Несчастнов с вопросительно-задумчивым выражением на лице и Хорошин с роскошной копной волос пустились в путь.
Школа была довольно старой, но состояла из двух корпусов, словно строили ее по новейшим задумкам. Один был повыше, другой пониже, и соединялись они переходом.
В первом находились учебные кабинеты. Во втором располагались мастерская, столовая, спортивный и актовый залы.
Дорога из учебного корпуса в соседний была не то, чтобы очень долгой и утомительной, но витиеватой. Надо спуститься по лестнице. Затем нужно пройти по главному вестибюлю и свернуть в центральный коридор.
Тот разделял первый этаж на два обширных бетонных крыла. Из коридора попадешь в крытую галерею, чьи стеклянные боковые стены позволяли идти и любоваться просторными асфальтовыми площадками. А также - обходными пешеходными дорожками по обе стороны здания.
Пройдешь по галерее - попадешь в вестибюль двухэтажного корпуса. Отсюда открываются три пути. Либо в мастерскую, если пошагаешь налево. Либо в столовую, что была справа. Либо прямо на лестницу, ведущую на второй этаж.
Несчастнов и Хорошин, проделав значительную часть дороги, очутились, наконец, именно перед лестницей. Она, широкая с каменными ступеньками, закручивалась спиралью, круто уходя вверх.
- Начинаем скорый подъем! - громко скомандовал спутник Павы. - Нас уже, наверное, устали ждать.
«Ишь, какой быстрый альпинист! Погоняет, будто я ему послушный осел», - не обнаружив в себе примет вьючного животного, прославленный нарушитель законов нагнулся, начал перешнуровывать ботинок.
Подождут здешние мастера всяческой решительности! Они заинтересованная сторона, а вовсе не Пава.
Покончив со шнурками, неспеша двинулся вверх по ступенькам.
Спутник ждал его на площадке второго этажа. Понял или нет, отчего у Несчастнова забастовал ботинок? Вида во всяком случае не подал.
Отсюда, если пожелают альпинисты, есть возможность попасть в актовый зал. Но доведись им заблудиться - вдруг опять шустрая обувь проявит характер, - свернут в спортзал направо. Запросто! А могут пошагать и прямо, в раздевалку или душевую. Чтобы избежать каких-нибудь неприятностей.
«Если я кое-кому вьючный осел, то надо обозреть окрестности попристальней», - ученик 6 «Б», торпедировавший дежурного, остановился. Покрутил головой. Потом спросил:
- Не заблудились?
- Счастливчик. Попал куда надо, - хмыкнул слишком громкий альпинист.
Особенно большого счастья не почувствовал прославленный нарушитель порядка:
«Свободно сбиться тут в дороге. Отыскивай тогда подходящую пещеру для спокойствия. Можно, к примеру, отдохнуть даже под лестницей второго этажа. Есть местечко. Если что - вполне уютное.»
Хватало беспокойств и другу Павы.
Идя в столовую, он остановился у входа. Слева находились несколько раковин для мытья рук. Поскольку на пальцах у Вити красовались пятна от краски, ему захотелось лишний раз их оттереть, отмыть.
Пустив струйку горячей воды, он приметил, что мимо идут Несчастнов и Хорошин.
Дружок выглядел грустным. «Лоб» продвигался первым. Шагал спокойно, уверенно, словно одержал нелегкую победу.
Явно куда-то ведет Павла.
Происходило что-то непонятное. Каждый на месте Тихонова решил бы: приятелю угрожает серьезная опасность. Когда у тебя в торжествующих спутниках грозный «лоб», поневоле загрустишь. В любую минуту на твой затылок может обрушиться могучая лапа здоровяка.
Странная процессия начала подниматься по лестнице.
Витя поскорее закрутил кран. Поспешил вытереть руки. Ему было ясно: оснований для веселья у Несчастнова нет и не будет в ближайшем будущем.
Надо выручать попавшего в беду. Нельзя Вите поступить иначе. Нельзя сделать вид, что ничего не заметил. Ведь он считает пострадавшего одноклассника настоящим, самым близким другом, правда? Разве этот человек может быть просто случайным товарищем по играм? К случайному испытываешь интерес лишь во время игры, а после нее - живи, как знаешь.
Мысли закрутились вихрем.
Но поднялся бы сильнейший ураган - знай Тихонов о том, что случилось в столовой. О том, что приди сюда чуть раньше…
Стоял бы по соседству с двумя взволнованными девочками из своего класса. И появилось бы у него дельное соображение. Какое? Такое, чтобы пихнуть Сергееву в бок.
Скажете: распускать руки не в его привычках? Ладно, посоветовал бы Рите подлететь легким перышком к Глафире Ильиничне, чтобы спасти Несчастнова.
К несчастью, Витя задержался с походом в столовую. Упустил выгодный момент. Это была его беда.
Не стоит удивляться, что потом всё пошло шиворот-навыворот. Беды, как известно, ходят не в одиночку, а гуртом.
Отставив всякие мысли о компоте, покончив с мытьем рук, он решительно потопал вслед за странной процессей. Если не собирался пускать в ход кулаки, то для чего?
Для того, чтобы вопить на площадке второго этажа. Бить каблуками в закрытую дверь актового зала.
Он колотил, мешая Несчастнову получать толковые советы специалистов.
На шум, поднятый им, высыпали из раздевалки все, кто там находился. Полуодетые школьные спортсмены старшего возраста пришли на помощь сильно озабоченному шестикласснику. Объединенными усилиями дверь была раскочегарена, запор открылся, и вся орава без промедления ввалилась в помещение.
Там никого не оказалось.
На сцене, в зале - ни души. Но за сценой имелась комнатка, где перед выступлениями посиживали самодеятельные артисты. Туда и рванули спасатели. Витей они были убеждены, что необходимо защитить одного хорошего мальчика. Который ни в чем не виноват, а его - тем не менее! - желают отлупить без свидетелей.
Отбацать без наблюдающих глаз? Это как-то не по- рыцарски. Спортсмены были полностью согласны с человеком, поднявшим бучу.
Одно дело выяснить отношения при людях, которые проследят за честным поединком. И другое дело, когда определение сильнейшего превращается в безобразное избиение слабого.
Как ни суди, непорядок это - метелить ни в чем не повинного да еще без свидетелей.
Что касается приключившегося исчезновения, тайна раскрывалась таким образом. Пока Тихонов и его добровольные помощники преодолевали закрытую дверь, в комнате за сценой шел разговор. «Лбам» не понравился грохот у входа в актовый зал. Они, ясное дело, насторожились, ушли подальше. Но поначалу шум происходил только по причине одних Витиных каблуков. Поэтому было решено не прерывать нужную обеим сторонам беседу.
Савинов, лишь разволнуется, обычно трубит слоном. Голосовые связки, наверное, устроены по-особенному. Закрой глаза и вполне можешь представить себе: не «лоб» гудит, а слон издает своеобразные звуки, продираясь сквозь джунгли.
Вот Савинов и давай греметь в уши Паве:
- Меня отец, когда я на мопеде врезался в дерево, угостил ремнем. Уяснил?
- Не глухой. А в чем дело?
- Тебя угощали?
- Нет.
- Получишь, - уверенно пообещала «громкая труба». - И между прочим, это не мед. Уж я-то испытал на себе. Или тебе обязательно надо познакомиться с ремнем?
Несчастнов не испытывал большого желания приобрести такого рода знания. Зачем они ему?
Подбросил в костер дров и Хорошин. Он горестно тряхнул своей высокой копной, предался тяжелым воспоминаниям:
- Когда я взял без спросу деньги в шкатулке, ты не представляешь, что было.
- И зачем взял? - резонно поинтересовался Пава.
- Купил себе масляных красок. Я рисовать люблю. А папа наоборот не любит, если деньги из шкатулки улетучивается без разрешения. Во-первых, он перестал хранить там получку. Во-вторых, мне в наказание полгода не давали ни копейки на кино и на мороженое.
- Теперь шкатулка опять не вот тебе пустая?
- Не в этом дело, - отмахнулся Хорошин. - Не про деньги тебе рассказываю, а про папу. Про его наказания.
Настала очередь Липова поинтересоваться у Павы:
- Сообразил, как оно бывает, когда рассердишь отца?
- Понял. Что тут неясного? - удивился тот.
Поломаешь все-таки голову. Поди разберись, зачем понадобилось «лбам» излагать несчастные истории. У него свои переживания, а здоровяки почему-то добавляют здесь собственные печали и горести.
Нет, не уразуметь никак: разве неприятные случаи имеют отношение к человеку, не разбивавшему с лихостью мопеда? Не покупавшему без разрешения тюбиков с красками?
«Лбы», кажется, задумали пооткровенничать с ним. И что на них напало вдруг?!
Не имели привычки болтать о том, что с ними приключалось дома или на улице. Троица в классе держалась как-то сама по себе. Им это не то, чтобы нравилось, но и не мешало. Никто не мог расчитывать на их откровенность.
Да и какой был бы у них авторитет - рассказывай о полученных взбучках?! Стали бы в глазах одноклассников обычными мальчишками.
Никому в голову не пришло бы окрестить трех здоровяков «лбами». Сгибающийся под бременем наказаний силач - никакой уже не «лоб», а сплошное несчастье. К которому испытывать можно лишь жалость.
Во всяком случае, Пава неожиданно увидел, что ему стало неудобно тут. Увеличилась в его душе тоска, бодрости поубавилось. Настроение и без того не самое лучшее… Какие советы специалистов! Зря пришел сюда!
Тем временем взялся откровенничать Липов.
Его страстью было собирать радиоприемнички. Он и друзей увлек своим занятием. Однажды Хорошин помогал паять и прожег крышку письменного стола, где они с Липовым мудровали над нехитрой схемой. Пришла мама и начала громко приучать радиолюбителей к порядку. Папа ничего не стал говорить, а взял всё и спустил в мусоропровод.
- Знаешь, как я переживал? - выкрикнул Липов. Поднял голос, будто Пава находился по крайней мере за сотню метров.
Тот опешил. Не ожидал от «лба» : такая сила обиженных чувств, что хоть стой, хоть падай.
Хорошин пояснил:
- Верно. Ведь почти всё уже закончили. И вот тебе на!
От Липова последовало задумчивое продолжение:
- Отец накажет так накажет. Ремня получишь запросто. И насчет денег будет у тебя не густо. И всякое другое схлопочешь. Понял?
- Нет, - сказал Пава.
Со всех сторон ему талдычат про несчастья. Уж наверняка не случайно. Вот только ему все эти откровения совершенно не нужны.
- Что вы тут разошлись?! Хотите от меня чего-то?! - он перешел в наступление.
Сегодня с ними нельзя иначе. Крутят и так, и сяк. Не то слезу выжимают, не то запугивают.
Савинов снова затрубил. Будто прорывался как раз сквозь стену джунглей.
Он гудел с таким энтузиазмом, что заглушал грохот, с которым сотрясался вход в актовый зал. «Лбы» твердили свое, а дверь шумела свое: кое-кто безуспешно пытался войти.
Надолго ли хватит запора?
Трубный Савинов торопился по одной простой причине.
Сейчас помешают. А надо непременно довести до сведения Несчастнова: все они - три друга - люди закаленные. Видали, короче говоря, виды.
Им не привыкать, если получат лишнюю взбучку. А зачем неприятности Паве? Ему привыкать поздно. Поэтому они будут спасать отважного нарушителя школьного порядка. Добровольно возьмут на себя вину. Пусть валит всё на них. Дескать, они подговорили его пихать Торвина - подзуживали, что не столкнет с места.
Все трое подтвердят. И объяснят потом, что им нужно было, чтобы Несчастнов похулиганил немного. Хотелось поразвлечься.
Появилось вдруг желание повеселиться на перемене. У многих бывает такое. Но если считается, будто один Несчастнов сегодня виноват, то это неправильно. Потому что важно знать, кто зачинщик. Пусть попадает в первую очередь заводилам.
Вот теперь и радуйся, кроватных дел начальник! Идет тебе на помощь крепкая выручка!
- Зачем вам нужно прикрывать меня? - спросил недоумевающий нарушитель порядка.
- Отца расстроишь, - непреклонно сказал Савинов.
Липов согласно кивнул:
- Он потащит тебя домой. Наказывать, воспитывать, приводить в чувство. Нельзя ведь, когда не обращают внимания на школьные законы.
У Хорошина появилось на лице выражение глубокой озабоченности:
- Вы уйдете, а дело в это время будет стоять. Кто станет сваривать в подвале железки? Кто позволит и нам тоже поварить немного? Некому заменить твоего отца. А он нам обещал, понимаешь? Приходите, сказал…
- Обещал, - подтвердили хором Липов и Савинов.
Дверь в актовый зал отчаянно скрипела, трещала, и чувствовалось, что вот-вот она сдатся под неумолимым напором.
- Теперь, значит, всему конец? Да? - сморщил длинный нос трубный Савинов.
Пава принялся усиленно соображать:
- Если Глафира Ильинична пожаловалась или пожалуется отцу, всю вину валить на вас. Это выход из положения, и он должен всех устроить.
- Смотри не подведи, - просительно сказал Липов. - Поработать нам хочется по-настоящему. Электрическая дуга! Знаешь, как она плавит здоровски?!
Липов завздыхал, ему электрические способности тоже очень нравились:
- Уйдет твой отец, и не выгорит у нас это дело. Между прочим, вообще неизвестно, когда он вернется в подвал. Вдруг вовсе не пожелает продолжать работу? Расстроенному станет не до железок. Ты пойми, что нельзя его расстраивать сегодня.
- Понимать, может, понимаю…, - Пава нахмурился.
Не улыбалось ему врать отцу, классной руководительнице. И что подумает о нем Рита?
Одним словом, перспектива - хуже некуда. А что делать теперь?
Глава двенадцатая
Орава, замерев на мгновение у открытого - в конце концов - входа, понеслась по актовому залу.
Кое-кто на всякий случай ворошил портьеры. Не скрываются ли драчливые петухи за широкими полотнами светонепроницаемой, темной материи?
Были и такие шустряки, что бегали по рядам: может найдутся умельцы прятаться под стульями?
Но основная группа, в которой был и Витя, рванула к возвышению, которое именовалось сценой. Тут за боковыми приделами есть возможность укрыться хоть десятку шестиклассников.
Однако ни десятка, ни двух не удалось обнаружить. Остается - что? Обязательно глянуть в комнатку за сценой.
Туда и влетели вместе с Тихоновым разгоряченные старшеклассники.
- Их тут четверо! - удивился один из школьных спортсменов.
- Трое на одного?! - сердито закричал другой.
- Кого бьют? - деловито спросил третий.
Павин дружок, работая локтями, протиснулся вперед. «Лбы» выглядели несколько растерянными. Однако нельзя было сказать, что они чувствовали за собой вину за избиение более слабого одноклассника.
- Отлупили? - всё же поинтересовался Витя.
- Кого? - в свою очередь спросил Несчастнов.
Хорошин оглядел взъерошенного, растрепанного после атаки на дверь белобрысика.
- Вот что за птица рвалась к нам! Значит, ты, воробей, подумал: мы избиваем твоего приятеля?
- А зачем храбрый сокол запер дверь?! - крикнул Тихонов.
Пава поспешил успокоить сердитого дружка.
- Не случилось ничего страшного. Не трогал никто меня.
Спортсмены, которым не удалось протиснуться в маленькое помещение, спрашивали из-за спин товарищей, что происходило в комнате. Любопытство, как известно, не порок, и оно спешило проявиться в громких выкриках:
- Уже поколотили?
- Не успели?
- Не начинали еще?
- Эй, не стоит драться! Валяй, шестой класс, на урок! Не отвлекай народ от баскетбола!
Лоб-Савинов миролюбиво загудел:
- Вы чего, ребята? Драться не собирался никто.
К его заявлению прислушались уважительно. Парень был под стать высокорослому спортсмену, а голосом мог изобразить даже физкультурного тренера.
Такого хоть сейчас бери в команду. Широкий разворот плеч. Из рукавов курточки вылезают ободранные в схватках мослы. Никто, конечно, не предполагал, что этот способный экземпляр шестиклассников увлекался лишь мопедом - его починкой, разборкой и сборкой. А драками занимался только изредка.
- Слышь, не мечтаешь кидать мяч в корзину?
- Не мечтаю.
- А то приходи на тренировку.
Как выяснилось, смущенная четверка не собиралась махать кулаками и завлекать зрителей. Спортсменам можно было отправляться во свояси. В зале их ждал тугой мяч. Не стоило терять время на разглядывание шестиклассников. Мало ли их шныряет по школе?
- Айда, ребята! А то нам и не поиграть. Другие скоро придут.
Спускаясь по лестнице-спирали, Липов ехидно посоветовал Вите обливать холодной водой горячую голову. Прежде, чем скликать всех подряд, полезно полечиться.
Хорошин согласился:
- Там, где он мыл руки, достаточно воды. Сунул макушку под струю и спокойно себе охлаждайся.
Их поддержал Савинов:
- У тебя, Тихонов, мыслей чересчур много. От перегрева дурные соображения берут верх над здоровыми.
Виновник переполоха помалкивал, насупясь. У них, понимаете ли, какие-то секреты. А тот, которому стало жалко Павла, выглядит больным. Надо было и его, небезразличного человека, позвать, если уж понадобилось что-то обсудить с Несчастновым.
Друг оказаться здесь лишним никак не мог, неужели непонятно?!
«Я, между прочим, вполне здоровый», - думал неравнодушный Павин приятель, которого со всех сторон преследовали неурядицы. И который, к счастью, не догадывался, что их было больше, чем он полагал.
Молча размышляя, он задавался беспокойными вопросами: здоров ли дружок? почему он выглядит таким угрюмым?
Пава и в самом деле был расстроен.
Ему предстояло совершить поклеп. Как иначе назвать то, что просили сделать «лбы»?
Как раз на них необходимо наклепать. На полностью невинных одноклассников. Хорошин, Савинов и Липов желают - нате вам! - предстать перед Глафирой Ильиничной заводилами. И тогда ему обязаны, дескать, скостить вину. Ох, до чего же пакостное было настроение у Павы!
По коридору им навстречу бежала Стасова.
Она была красной, запыхавшейся, будто всю перемену моталась без передышки по горным тропинкам школы.
- Сергееву не видели? - крикнула она пятерке, возвращающейся неспеша из актового зала.
Не торопилась бы она - могла обратить более пристальное внимание на странную процессию. Та двигалась в направление застекленной галерии. Несчастнов повесил нос. Печально уныл Тихонов. Сияют, как новенькие штиблеты на магазинной полке, непобедимые здоровяки.
Не слишком ли сильно горят глаза у Липова?
Не чересчур ли гордо выступает копноволосый Хорошин?
Почему с видимым удовольствием покашливает Савинов? Словно любуется своим убедительно-многозначительным тембром голоса?
- Рита заходила в столовую, - ответил Витя. - Может, она и сейчас там?
Он был погружен в собственные мысли и не собирался присматриваться к председателю Совета отряда. А ведь степенная рассудительная Катя не имела привычки вихрем носиться по коридорам.
Такой взволнованной - будто попала на далекую чужую планету - Стасова еще ни разу не представала перед мальчиками шестого «Б». Однако ни «лбы», ни оба закадычных дружка не заметили ничего странного.
Председатель Совета отряда, одного из самых боевых и самостоятельных в школе, Катя кое-что проведала. У пионеров 6 «Б» появилось неотложное дело. Оно требовало сосредоточенности и большой силы воли.
Однако Пава, не останавливаясь, прошел мимо на удивление убегавшейся Кати. За ним последовала вся группа.
Глафиры Ильиничны не оказалось в учительской.
- Наверное, ушла домой, - с облегчением выдохнул нарушитель школьного порядка, которому должны были скостить нежданно-негаданно вину.
- Нужно идти в подвал, - высказался Хорошин. - Можно там поработать. Заодно поговорим насчет того, чтобы простили Паву.
Процессия направилась вниз. На первый этаж.
Она двигалась непреклонно, упрямо и мощно, словно танковая колонна. Шла туда, где Несчастнов-старший колдовал над железными рамами. К сварщику приближалась очень заинтересованная подмога здоровяков. И вместе с ними - двое приятелей с испорченным настроением.
Теперь Пава плелся позади всех. На минуту почувствовал он облегчение, а потом почему-то наступил упадок сил. И он едва поспевал, со своими неуверенно ступавшими ногами, за широко шагавшим Хорошиным.
Теперь он вспомнил, что у Стасовой, которую они встретили по дороге, лицо чересчур раскраснелось. Настроение у нее тоже было не ахти какое. И весь вид показывал странную обеспокоенность.
Слишком взволнованная Катя - не признак ли это новой беды?
Ладно, в конце концов у девочек могут быть свои заботы. Отдельные, не правда ли? Кривые швы на пододеяльниках - вот вам и проблема. Тоже непорядок, есть из-за чего переживать.
Если гостям не понравятся криво сшитые наволочки и пододеяльники, то… Позор девочкам шестого «Б»!
Железки сваривать - дело как раз для мальчиков. Они во что бы то ни стало желают принять в нем участие. Пава понимает настырных одноклассников. Но вот наговаривать на них… Даже для того, чтобы спустить на тормозах кое-какие непорядки в 6 «Б», - нет, это выглядит нехорошо.
Ноги у него заплетались всё сильней.
Хорошин словно понял, о чем у Несчастнова мысли. Он стал подбадривать процессию. Шире шаг! Убрать кислые мины! Пусть Пава сочиняет свой поклеп, чтобы звучал поубедительней! Решение принято и отступать нельзя!
У входа в подвал грустный Витин дружок притормозил движение пятерки.
- А что если поискать Глафиру Ильиничну в тех классах, где она тоже ведет уроки?
У него не было ни малейшего желания беседовать с учительницей. Что отцу врать, что ей - какая разница? Одинаково противно.
Всё дело было в том, что он просто тянул время.
Но Хорошина провести не удалось.
- Жалкая попытка увильнуть от объяснения со строгим сварщиком. Учти: мы уже достаточно понянчились с тобой. Раз ты с нашим планом согласился, выполняй его без проволочек.
Липов толкнул в бок Несчастнова-младшего:
- Ну, ты! Как честный человек не имеешь права тянуть волынку.
Следом подал голос и Савинов.
- Водить товарищей за нос не годится, - прогудел он, будя джунгли коридорных переходов трубным слоновьим звуком.
Тот, кто не любил волынщиков, а именно сердито-предприимчивый Липов, не постеснялся толкнуть своего приятеля:
- Тише ты! Распугаешь весь народ!
«Ишь, раскомандовались!», - подумал Пава.
Вслух же сказал совсем другое:
- Может, вы и правы. Но что касается честного человека… Наверное, я должен был с самого начала отказаться от вашего плана.
- Что такое? - взволновался Тихонов. - Они заставляют тебя…
- Никто не заставляет. Мы его по-товарищески просим кое-о-чем. Что здесь плохого? - у Хорошин был обиженный вид: не злодей же он в самом деле.
- Просите? - продолжал беспокоиться Витя. - Павел! О чём они говорят? Объясни. Что тебе нужно сделать?
- Долго объяснять, - ответил тот. И неохотно добавил. - Ну, с отцом своим поговорить.
Сообразив, что поклепщик хочет дать задний ход, Хорошин принялся уговаривать Несчастнова-младшего. Он опасался: вот-вот сорвется операция. А кто больше всех старался провернуть план? Столько сил было потрачено, чтобы подговорить нарушителя школьного порядка, а тот в самый ответственный момент ударился в рассуждения.
Нет, и речи быть не может об отступлении. Пусть излишне совестливый одноклассник ныряет в подвал. И конец - всем сомнениям. Только вперед!
Ныряй, Пава! И не переживай: что здесь поделаешь?!
Несчастнов, криво улыбнувшись верному Тихонову, шагнул к леснице, что вела вниз. Эх, была не была! Где наша не пропадала?!
В подвале пахло паленым.
Шипела, трещала, разбрасывала брызги расплавленного металла электрическая дуга. Отец, прикрыв лицо щитком с прозрачным окошечком, варил, а невдалеке…
Там стояла, отвернувшись от яркого огня, Глафира Ильинична. Искоса посматривала на работу Несчастнова-старшего.
Она прикидывала, сколько уже сделано и сколько еще осталось сделать. Классной руководительнице, конечно, интересно знать, как продвигался ремонт кроватных спинок и рам.
Заметив ребят, спросила:
- Почему не на уроке?
- Не будет последнего часа, - бойко, громко, даже весело ответил Хорошин, находившийся позади всех и потому нерассудительно храбрый. - Отменили. Вы не знали?
- Нет, а что случилось?
- Завуч приходил. Кажется, заболела учительница по истории.
- Кажется? Он разве не сказал точно?
Хорошин пожал плечами, потупился:
- У меня просто вырвалось слово такое. Неточное.
Липов стоял и улыбался. Развеселился непонятно от чего.
Но это другие пусть мучаются от неизвестности. Сам-то он знал причину. Зря Хорошин распинался только что: я был главным составителем плана. Нечего тогда выступать, раз перед Глафирой Ильиничной запинаешься тут, как несмышленыш.
Близкая перспектива определиться в помощники к Несчастнову-старшему Липова радовала, и он по-командирски в бок пихнул Паву. Дескать, извиняйся поскорей, если уж все в сборе. Поодиночке предприимчивых ловить труднее, пользуйся моментом, растяпа!
Да уж, ему не терпелось получить у сварщика держалку электрода и предохранительный щиток. Азарт толкал парня под руку. Вот почему он наставлял одноклассника так рьяно. Пора!
Пора, невиновный, открывать рот!
Но рядом стоял Савинов, и его осенило вдруг: учительница и Несчастнов-старший не высказали в адрес Павы ни слова упрека.
Они словно забыли кое-о-чем напрочь, а ведь приключился непорядок на большой перемене. Если и помнили, то решили в подвале всё забыть.
Значит - что?
Незачем лезть на рожон. Несчастнову-младшему не нужно оправдываться и напоминать о том, что произошло. Это будет глупо и даже опасно.
Вспомнив о просшествии, классная руководительница и сварщик могут разволноваться и в сердцах прогнать из подвала всех помощников.
Осторожность подстегнула Савинова.
Она так крепко его стегнула, что здоровяк без раздумий двинул в бок Паву. И незаметно для учительницы приставил палец ко рту: тихо, тетеря! Ситуация изменилась!
Не возникай со своими оправданиями! Стой спокойно, будто ни в чем не виноват!
От крепких тычков нарушителя школьного порядка мотало, словно прогулочную лодку посреди штормового моря.
Слева маячила физиономия Хорошина. Она горела нетерпением. Страдальческие глаза умоляли Паву, главную пружину действия, чтобы развернуться и…
Но справа мычал Савинов. Его настигнул приступ сверхосторожности. Расширенные ужасом глаза парня молили: молчи, как убитый!
Если бы он мог, загудел бы во все четыре стороны света. Уж выговорился бы на всю катушку. Неужели начальник кроватей не соображает: нельзя ворошить прошлое, когда никого не интересует оно? Ты способен всё испортить!
Сзади главной пружины действия, качающейся из стороны в сторону, находился Хорошин. Его занимал вопрос: почему невиновный застрял в проходе? Что тут стоять и камышиной колебаться, когда товарищу желается пройти туда, где шипит электросварка?
Шагай живей!
Долго не раздумывая, нетерпеливый здоровяк приложился широкой пятерней к спине Павы.
Приложился крепко - тот, растопырив руки, полетел вперед.
Словно птица с расправленными крыльями, он планировал в направлении к Глафире Ильиничне.
Она подивилась на странный полет. Отступила в сторону, чтобы не упасть от столкновения.
Оставшись в целости и невредимости, проводила Несчастнова-младшего изумленным взглядом.
Когда он - в завершении своего быстрого продвижения - нагнулся, уперся руками в пол, сказала:
- Не садись, Павел. Тут бетон. Он холодный.
Тот послушно выпрямился.
В разговор поспешил вступить Хорошин:
- Вы не волнуйтесь, Глафира Ильинична. Не заболеет Несчастнов. Он выносливый.
Хорошин был сильно увлечен планом, к разработке которого приложил немало сил. Кое-какие странности в поведении Павы он заметил. Однако тут же постарался выпустить их из виду.
Теперь пытался намекнуть нарушителю школьного порядка: ты выносливый! давай продвигайся в сторону выполнения придуманного!
Надо было совершенно потерять голову с этим сварочным аппаратом, чтобы с такой силой выказывать здесь свою заинтересованность, поэтому Савинов обернулся к нему, испуганно заморгал. Мол, с ума сошел? Ты что делаешь?
Тот весело улыбался и, кажется, ничего не соображал. Пришлось шепотом объяснять:
- Про Торвина здесь молчат. И нам тоже лучше не говорить. Не будь дураком! Когда здесь ни гу-гу, нам тоже надо ни гу-гу… про дежурного.
В мозгах у веселого, бойкого Хорошина возникло нужное просветление. Ему стало ясно: необходимо исправлять ситуацию. И он не нашел ничего лучшего как второпях шагнуть вперед, сказать:
- Здравствуйте, Глафира Ильинична!
- Здравствуй. Разве мы не виделись сегодня с тобой?
- Лишний раз поздороваться не мешает, - солидно произнес забывчивый человек. Однако голос всё же потерял заметную долю бойкости.
Из-за его плеча вынырнул Тихонов.
Лишний раз не стал здороваться, а сразу подошел и встал рядом с Павой. Если отвечать за провинности, то лучше вдвоем.
Он был готов ко всему, хотя меньше ребят знал о хитрой придумке. О плане, выполнив который Павел разом превращался из честного человека в непонятно какого.
Несчастнов-старший отвел электрод от железяки. Дуга потухла.
По серым бетонным стенам перестали метаться тени. Наступила тишина. Потемнело в подвале приметно. Тусклая лампочка, горевшая под потолком, ни в какое сравнение не шла с яркой электрической дугой.
- Ну, что? Все уроки закончились?
- Потому и пришли, - Хорошин придвинулся поближе к аппарату, переставшему гудеть. - Включим снова давайте, а?
- Нравится, как работает? - усмехнулся сварщик, выпрямляясь и разгибая ноги.
- А как же? - удивился парень, преданно заглядывая Несчастнову-старшему в глаза и намекая на то обещание, которое было дано троице утром.
Тот должен вспомнить: дал слово допустить ребят к аппарату. Зря, что ли, они осаждают подвал?! Если б интереса не имели, шагу бы не ступили сюда. Найдется, чем заняться наверху.
«Мы раньше разбирали железки тут и ушли, когда наскучило, - думал Хорошин. - В конце концов, можно помогать Торвину красить тумбочки. Тоже дело. Но уж пусть никто здесь не рассчитывает на забывчивость школьников шестого «Б». Нам обещали ведь кое-что показать, верно? »
- Значит, ты с ребятами пришел помогать папе, - обратилась Глафира Ильинична к Паве. - Остальные чем занялись после отмены урока?
- Кто чем, - неуверенно ответил тот. - Гостей ждут, и вообще. Стасова, наверное, лучше знает.
Тихонов вспомнил: собирался пообедать и не успел. Дела вот привели его в подвал.
У одноклассников, конечно, хватало всяких забот. Кате срочно понадобилась Сергеева - бегает, ищет ее. Кое-кто пошел в столовую, намереваясь задержаться в школе, подольше поработать. Завтра все-таки выходной, и уроков на дом не задали. Хочется уже на следующей неделе закончить подготовку к приему ярославцев.
- Те, кому нужно перекусить, пошли в столовую, - пояснил учительнице дружок Несчастнова. - Потом красить станут. Там уже немного осталось.
Пава охотно поддакнул:
- Катя говорила: надо налечь.
- Подналечь, конечно, невредно, - сказала классная руководительница. - Но пообедать должны все, как один. На голодный желудок работать не стоит. Пойду поговорю с ребятами.
Озабоченная она поспешила оставить подвал.
Радостные «лбы» обступили Несчастнова-старшего.
- Давайте включим трансформатор! Почему его вдруг выключили?
- Вы, что же, закончили работу, собрались уходить домой?
- Не уходите. Покажите, как сваривают детали.
- Вы сказали, что позволите каждому сварить по шовчику.
Несчастнов-старший удивился:
- Разве был такой уговор? А как же техника безопасности?
Пава почувствовал страстное желание взять держалку электрода. Ему возмечталось зажечь электрическую дугу и ловким движением, как папа, намертво соединить две детали. Безо всяких болтов и гаек.
Что бы там ни было, но каждому из ребят хотелось быть волшебником таинственного огня. Вот только на этот счет не было уговора.
Глава тринадцатая
Пава стоял перед трансформатором, излагал мысли вслух: хорошо бы в самом деле пройтись электродом по железной раме.
Пока он излагал мысли о сварке, всё было спокойно. Однако, заговорив о ребятах, заявив, что понимает их, он почувствовал новый толчок в бок. Савинов прошипел:
- Молчок! О нас - ни слова!
Не услышать призыв держать рот на замке было нельзя. Брови у Несчастнова-младшего поползли вверх: что за новости?!
По плану ему полагалось говорить с отцом, превратившись из честного человека в непонятно какого. Теперь срочно отменяется всё придуманное троицей. Тут призадумаешься.
Нет, оно, конечно, неплохо, раз не нужно с этой минуты заниматься поклепом на одноклассников. Пусть все - в том числе и сам он - ходят честными.
На сердце у Павы полегчало.
Оставалось ждать продолжения событий. Не так это будет трудно - со спокойной совестью подождать. Что у ребят получится, то и получится.
Вернувшись к аппарату, Несчастнов-старший заглядывал под кожух.
Перешептывания посетителей его беспокоили мало. Шушукаются? Им бы еще потолкаться да повозиться, как щенятам. Даром, что хорошо вышел кое-кто ростом.
С тутошним бойким народом гляди в оба за соблюдением техники безопасности. Всё должно быть в ажуре. Никого из этих шустрых созданий нельзя и близко подпускать к работающему электричеству. Враз устроят веселую жизнь и трансформатору, и сварщику. Но кое-что разъяснить касательно электротехники - это можно.
Он с придирчивостью оглядывал свое хозяйство. Наконец, убедился, что всё в порядке. Током никого не стукнет.
- Один пусть подойдет ко мне. Остальным лучше стоять подальше.
- Иду! - с готовностью откликнулся Липов. - Я в электричестве уже немного разбираюсь.
Никто из ребят не стал спорить с ним. Пусть шагает первым. Он действительно знает больше всех насчет всяких проводков и конденсаторов.
Пава как-то даже подзабыл, что сварщик не кто иной как его папа. Не появилось у него мысли воспользоваться правом ближайшего родственника и опередить Липова. Справедливость есть справедливость, правда?
Несчастнов-младший стоял в сторонке и смотрел, как одноклассник, покрасневший от удовольствия, засовывает нос в отключенный трансформатор.
Липов слушал объяснения в оба уха. Как говорится, схватывал слова сварщика на лету. Парню можно было позавидовать - очень быстро до него здесь всё доходило. И вопросы он задавал очень толковые.
План, который предусматривал поклеп на «лбов» отпадал, видимо, сам собой.
Пава не смог удержаться от легкой улыбки счастья.
Тихонов, глядя на него, тоже повеселел. Приятель выглядит довольным, и что еще надо? Как прекрасно, здорово, превосходно, удивительно легко дышится Вите, когда счастлив друг!
Он негромко засмеялся:
- Мы с тобой тоже подержим электрод!
- Подержим, - согласился Пава.
На лестнице, ведущей в подвал, послышались шаги.
Насторожилась троица. Она опасалась, что прервется так удачно сложившийся урок. Если возвращается классная руководительница…
С ее повышенной озабоченностью насчет своевременного питания в шестом «Б» что может произойти? Того и гляди погонят тут всех в столовую.
Уходить ради супа и картофельного пюре, столь часто встречающихся в жизни, обязательно придется. А ведь очень не хочется покидать подвал.
Такие же опасения возникли у Павы и Тихонова. Однако мысли Несчастнова-младшего были всё-таки более тревожными.
«Вдруг она идет для того, чтобы я при отце объяснил свое поведение в классе? Рассказать про воришку пирожков пока просто невозможно. Тогда придется врать про Липова и других. Вот попал в переделку!»
Пять пар встревоженных мальчишеских глаз ждали появления человека, чьи шаги отчетливо звучали под бетонными сводами.
Не знали ребята, что эти шаги могли бы и не прозвучать. Но…произошли новые неприятные события. Обрушилось на головы учеников шестого «Б» такое, что зашагаешь поневоле. Скоренько побежишь, если не помчишься вниз по лестнице.
Первой о случившемся узнала Катя.
Ее разыскала на этаже бойкая ученица пятого класса. Девочка с красиво заплетенными льняными волосами заявилась сообщить: Стасовой нужно спуститься на первый этаж.
- Зачем?
- Возьмешь телефонную трубку в директорском кабинете. И всё тебе скажут.
- Мне звонят по телефону директора школы? - удивилась Катя.
- Да. Иди быстрей. Там никого нет, только тетенька-секретарь. Она просит тебя немедленно придти. Потому что требуют председателя Совета отряда 6 «Б».
Посланница повернулась и важно - с сознанием выполнененого поручения - пошагала к себе на этаж. Туда, где обитали все пятиклассники.
Звонок был очень странный. Стасова, отличавшаяся рассудительностью и хладнокровием, быстро проследовала по коридорам и лесничным пролетам к кабинету директора.
И к двери она уже подбежала - не просто подошла. Снятая с рычажков телефонная трубка лежала на столе. Загадочно поблескивала черными раковинами с аккуратно продавленными дырочками, сквозь которые проглядывали серебристые мембраны.
- Стасова слушает. Здравствуйте.
Мембрана у самого уха сердито шипела. Потом она поперхнулась и металлическим голосом каркнула:
- Здрр! Стасова?
- Да, это я. Кто со мной разговаривает?
Юношеский басок прорезался погромче:
- Слушай! Моя фамилия тебе ничего не скажет. Я по делу.
- По какому делу? - спросила Катя, морща лоб и безуспешно пытаясь вспомнить, какие у нее дела с незнакомыми юношами.
- Не перебивай меня. Звонят из районного Дома пионеров. Почему вы нас вводите в заблуждение? Ты председатель Совета отряда, вот и скажи, как к этому относишься.
Мембрана дребезжала, царапая ухо металлическими нотками. Сердитый голос с трудом сдерживал негодование.
Катя недоумевала. Никого и никогда не водила она за нос. Председатель Совета отряда понимала: обижаются люди, когда их обманывают. Но при чем здесь она, Стасова? Которая никого в Доме пионеров не вводила в заблуждение?
- Я не понимаю!
Она отвела в сторону трубку, подула в раковину. Постучала по ней согнутым пальцем. Да слышат ли ее на другом конце провода?
Снова приложила к уху сердито дребезжащую мембрану:
- Простите, пожалуйста. Вам нужна Стасова?
- Вы почему, согласившись поехать в Ярославль и взяв у нас адрес школы, не позаботились, чтобы поддерживать с ней связь? Мы на вас понадеялись. Сообщаем, обнадеживаем ярославцев. А вы себе помалкиваете. Теперь к нам пришло оттуда письмо: все сроки прошли, а от вас нет ничего вразумительного. Им пришлось срочно искать других желающих приехать в Ярославль.
- Других желающих? - пролепетала Катя убито. - Как же так? Что будет с нами?
- Вы оказались необязательными, легкомысленными людьми, ясно? У нас тут, в Доме пионеров, просто возмущены вашими фокусами. Приходили недавно, говорили: заканчиваем подготовку к приему гостей. А на деле - даже не сообщили ярославцам свой адрес. Секция туристов, по вашей милости, потеряла свой престиж.
Катя осторожно положила трубку на рычажки.
Выйдя в коридор, она остановилась, тряхнула головой. Словно прогоняла наваждение.
Что такое происходит!? Можно подумать, будто 6 «Б» организовал заговор против гостей. Он, значит, их планы постарался нарушить на время каникул? Какая чепуха!
Ведь класс посылал письмо в старинный русский город. И не одно.
Обернулась, рассерженно посмотрела на дверь директорского кабинета, но снова говорить с юношей из секции туристов … нет, это без толку. Прежде всего надо сейчас разыскать Сергееву.
Катя отправилась на поиски.
Вначале просто ходила по этажам. Потом занервничала, не находя Риту… короче говоря, неслучайно Несчастнов, Тихонов, а также хитрая троица, видели ее взволнованно бегущей по стеклянной галерее.
Что было то было, заметно потеряла в хладнокровии, которое отличало ее всегда. И которое не было все-таки лишним для председателя Совета отряда.
Сообщение, полученное из Дома пионеров, хоть кого вывело бы из равновесия. Оно, как говорится, обжигало пятки.
Где Сергеева? Пусть немедленно объяснит, как всё получилось!
Ясно, почему Катя ни о чем не стала извещать встретившихся ребят. Должен поначалу состояться разговор с подругой.
Если начнешь во всеуслышанье кричать о сорвавшейся поездке, начнется галдеж, поднимется тарарам. В шумных воплях не получится обстоятельного разговора с Ритой.
Гвалт сейчас ни к чему. В общей панике толку мало. Кроме того, нужно дать достойный ответ Дому пионеров. Раз 6 «Б» не виноват, надо выяснить, как развивались события с письмами.
Вот что нужно сегодня!
Катя нашла Сергееву, когда та заканчивала свой обед. Она сидела за столиком одна, а неподалеку от нее - за соседним столом - располагалась Коровина.
Беседовать с подругой при свидетелях? Нонна обязательно начнет прислушиваться к тому, что обсуждают рядышком. С нее станется бесцеремонно влезть в разговор. Тем более в такой, где выясняют некоторые странные обстоятельства.
У Коровиной достаточно самомнения, чтобы, услышав краем уха о чем-нибудь, поспешить с высказыванием своих неколебимых соображений.
Привычки ее всем известны. Так что лучше проявить осторожность.
Подсев к Рите, подруга произнесла:
- Ну, как? Наелась уже?
Та, удивившись вопросу, спросила:
- А что такое?
- Я говорю… пойдем отсюда. Скорей допивай компот!
По мнению девочки, допивавшей компот, Катя вела себя непонятно. Рита огляделась, ничего особенного вокруг себя не заметила, еще больше удивилась и сказала:
- Подожди минутку.
Подруга сидела рядом, убегавшаяся, встрепанная. Словно только что выдержала нелегкий бой с чересчур активным и невежливым мальчиком, какие еще встречаются в школе. Это именно они метеорами носятся по коридорам, расталкивая встречных.
Перегнувшись через столик, Стасова заговорщецки прошептала:
- Хватит рассиживаться. Пойдем! Мне поговорить с тобой нужно. Об очень важном деле.
- Куда надо идти? - глаза у Риты стали очень большими. - Разве тут нельзя…
Катя испуганно отшатнулась, метнула взгляд в сторону Коровиной. Слышит ли та легкомысленные речи подруги?
Кажется, не обращает внимания - жует себе с задумчивым видом и не глядит по сторонам. Пусть и дальше тщательно пережевывает пищу. Это полезнее, чем приставать к соседкам со своим твердым мнением, от которого сейчас очень хочется держаться подальше. Бедная Рита! Она даже не подозревает, как плохо всё складывается вокруг нее.
- Может, ты послушаешь меня?!
Сергеева, отставив стакан, всмотрелась: что приключилось? Подруга того и гляди взворвется, как бомба?
Похоже, из-за чего-то сильно переживает. Заметно также, что набегалась чуть не до упаду. Никак отдышаться не может. Сергеева постепенно проникалась Катиным волнением.
А та косилась через плечо. Туда, где сидела Прелестная Нони, тоже завершавшая свой обед.
- Ладно уж. Пошли!
В вестибюле возле умывальников кружились двое мальчиков из младших классов. Шалили - вертелись, волоча по кафельным плиткам свои портфели. Те выглядели чересчур большими по сравнению с коротышками.
Вокруг стояли - пять или шесть - зрители. Они, посмеиваясь, ждали, когда кто-нибудь из соревнующихся первым плюхнется на пол.
Стеклянная галерея была заполнена теми, кто покидал столовую. Поэтому подруги свернули в коридорчик, ведущий в мастерскую. Та сегодня пустовала, и никто из входящих-выходящих не мог помешать разговору двух девочек.
Коридор по сравнению с галереей неширок. И не очень длинен.
В нем было бы темно, если б не матовый плафон, сиявший вдали, возле двери мастерской. Окон тут - ни одного. Хорошее, безлюдное местечко, где есть прекрасная возможность спокойно обсудить вопрос. Тот самый, из-за которого так переживает Катя. Во всяком случае ни ей, ни Рите не врежется в спину коротышка, потерявший равновесие.
Следом за подругами вышла из столовой Коровина.
К счастью, она свернула в галерею. Стасовой это было на руку, и она, чуточку успокоившись, решила: та направилась прямиком в учебный корпус.
Однако случилось иное.
Нонна, пройдя несколько шагов, обернулась.
Заметила - подруги свернули в сторону, поторопились укрыться от посторонних глаз возле двери мастерской.
Это Прелестную заинтересовало. Она двинулась назад. Дойдя до угла тупикового коридорчика, остановилась.
Катин голос был слышен не сказать, чтобы достаточно четко, но разберешь слова, если хорошенько постараешься. Та сильно волновалась, и речь ее то и дело прерывалась.
- Ты не понимаешь, что произошло. Я знаю: ты писала в Ярославль. Но всё-таки сорвалась наша поездка. Что я скажу ребятам? И в Доме пионеров…там считают, что мы… повторять не хочется, просто ужас…
- Я отправляла письма. Длинные. Почтой.
- Не было от нас никаких длинных посланий. Не получали их в городе. О чем и оповестили секцию туристов в Доме пионеров. Сообщили теперь, что пришлось договориться с другими. Сумели обойтись без нас, а нам-то как быть без ярославцев? Никуда, значит, не поедем. Оказалась вся подготовка ни к чему. Может, забывала отправлять свои послания?
- Опускала их в почтовый ящик возле дома. Хорошо помню.
- Куда же они провалились?
- Считаешь, я подвела всех? Да, Катя? Я не подводила класс!
Прелестная всё слышала.
Она стояла, прислонившись к стене плечом. Вздрагивала, когда мимо проносились коротышки с большими портфелями. Вид у нее был испуганно-ошеломленный. Нонна тихонько покачивала головой вверх-вниз и шевелила губами. Слов не удалось бы разобрать даже тем, кто пробегал рядом с ней.
А между тем они были достаточно интересными, если не сказать больше.
- Я так и думала. Что-то вроде этого ожидала. Ну, теперь Павлик убедится, что я права. Предупреждала ведь: не дружи с Сергеевой.
Вот, что произошло до того, как в подвале раздались шаги Глафиры Ильиничны. А если то была не классная руководительница, то кто?
«Лбы» напряженно всматривались в здешний темновато-сумеречный воздух /яркая электрическая дуга уже не горела/ и ждали, когда получше обрисуется новоприбывшая фигура.
Никто и предположить не мог, что шла Коровина.
Прелестная Нони продвигалась мощно и уверенно. Эхо ее шагов металось по закоулкам подвала.
Несчастнов-старший вопросительно глянул на сына. Кто-то из взрослых спустился к ним сюда понаблюдать?
Пава только недоуменно заморгал. Разве кого-то здесь оповещали о дополнительных посетителях?
Подойдя ближе к ребятам, Прелестная замедлила свое уверенное продвижение. Как-то сразу поникла, ссутулилась.
Явно была удручена свалившимися на нее жизненными обстоятельствами. Глаза ее блуждали, язык принялся лихорадочно облизывать губы.
- Павлик! - произнесла она трагически. - Ты, конечно, тут.
- Как видишь, - не сразу ответил тот, недовольный уменьшительным и одновременно ласковым обращением. - А что надо?
- Павлик! - выдохнула она, театрально прижав ладони к щекам. - Ты что здесь делаешь? Работаешь? Не нужно тебе работать.
Глава четырнадцатая
Рита хотела сразу же пойти в Дом пионеров. И объяснить: она сделала всё, как надо. Не ее вина в случившемся.
Пришлось Кате в свою очередь разъяснить подруге:
- Мы уже были там. Говорили, что задерживается письменный ответ ярославцев. Второй раз идти бесполезно. Тебе просто повторят то, что сказали мне по телефону.
- Секция туристов потеряла престиж?
- Вот именно. А мы потеряли доверие в Доме пионеров, и его не вернешь извинениями или пояснениями. Тем более, что в истории с твоими посланиями неясного много.
- Ты мне всё-таки не веришь?
- Твое последнее письмо. Ушло оно из города? Может, до сих пор лежит на почте?
Стасова, конечно, доверяла подруге. Та не могла отнестись к важному пионерскому поручению легкомысленно. Не такой она человек, чтобы вводить в заблуждение весь отряд.
Сейчас нужнее всего - прежде, чем в классе начнется обсуждение случившегося - наведаться на почту.
Если окажется, что там произошла задержка, Сергееву хотя бы не станут упрекать в беспечности. Ведь она, всем известно, беспокоилась насчет ярославцев, ходила за разъяснениями в Дом пионеров.
Надо немедленно спасать Риту.
Завтра выходной. Почта не будет работать. Но сегодня можно успеть туда сбегать до закрытия. Катя станет говорить с заведующим как председатель Совета отряда. Пусть он выяснит, где заблудилось письмо, посланное в Ярославль от имени целого класса.
- А что, если вначале всё рассказать Глафире Ильиничне? - в голосе Риты проявилось сомнение.
Тут уж Катя не выдержала и рассердилась на нее:
- Чего боишься? Я желаю тебе помочь с этой непонятной почтой. Может, ты всё-таки не отправляла…
Подруга мигом вспыхнула:
- Перестань! Как ты могла подумать?!
Однако Стасова смогла бы сейчас предположить и не такое. Всё потому, что была возмущена: откуда у Риты нерасторопность, нерешительность? Именно тогда, когда надо запастись доказательствами невиновности?
Сергеева смотрела на пышащую негодованием Катю и быстро краснела. Почувствовала возникшее недоверие подруги, и это привело ее в растерянность. Даже - стыдно сказать! - в ужас.
Все слова она вдруг растеряла, и теперь ей не оставалось ничего другого, как убито молчать. Если кто-то здесь желает ее упрекать, то - пусть. Пожалуйста.
Однако тут уже некоторые сообразили, что не мешало бы сбавить тон разговора. Более миролюбиво было произнесено:
- Она сомневается, колеблется. Что еще за фокусы?
- Я просто сказала, - последовал в ответ робкий шепот. - Что плохого слелала?
- Сказала… нечего увиливать… немедленно идем, ясно?
Когда Прелестная убеждала Паву бросить работу в подвале, Стасова и Сергеева уже торопились, бежали по школьной аллее, обсаженной невысокими вишневыми деревцами.
Мигом проскочили огороженную территорию большого двора. Очутившись на улице, приостановились, посовещались. Как быть дальше? Дорога, что вела к приземистому зданию почтового отделения, крутила среди многоэтажек замысловатые кольца. Петлять вместе с ней? Значит, потерять много времени.
Нет, надо - напрямик!
Девочки побежали коротким путем. Через дворовые скверики.
Пришлось перелезать ограждения. Не без того. Хорошо хоть невысокими были эти препятствия, сделанные из старых водопроводных труб и выкрашенные свежей масляной краской.
Скакать через железные заборчики обычно мальчики позволяли себе. Девочки всё-таки предпочитали их обходить.
Но сегодня был тот самый случай, когда металлические загородки, окружавшие садики во дворах нового микрорайона, не остановили девочек.
Дошкольная малышня, что каталась на качелях, ездила на трехколесных велосипедах, копалась в кучах речного песка, могла с удивлением наблюдать очень редкое зрелище. Две школьницы - по сравнению с дошколятами вполне солидные девицы - ловко сигали через ограждения.
А что происходило в подвале?
Пава ошеломленно таращился на дурищу Коровину.
Она совсем, кажется, выжила из ума. Раньше хотя бы принародно - имела совесть! - не позволяла себе липнуть к нему. Подкарауливала на улице или где-нибудь в коридоре, на лестничной площадке. Там, где ее приставания очень уж неприличными не выглядели.
Но если ты находишься в компании ребят, к тому же рядом твой папа, а тебя, несмотря ни на что, уговаривают бросить всё… «Павлик, давай выйдем, у меня к тебе дело! Пойдем домой и по дороге поговорим!» …
Почему он должен Ноннку слушаться? У нее бзик, а ты отправляйся следом за ней. Ему и так ясно, о чем начнет толковать.
Станет молоть чепуху. Не дружи с Сергеевой, дружи со мной… Проходили уже.
Наговоры на Риту настолько наивны, беспочвенно глупы, что лишь непроходимый осел станет прислушиваться к ним.
Никуда он не пойдет. Нет у него никаких дел с Прелестной. Тем более страшно важных. Из-за которых нужно покидать подвал, таиться от ребят и папы.
Тихонов, усмехаясь, поглядывая на взволнованную Коровину, рассуждал про себя и так, и эдак. Однако не мог избавиться от подозрительности насчет боевого настроя мощной посетительницы:
«Ишь, как пылает! Вся горит от желания намылить Павлу шею за прошлые штучки. Придумала ему какое-то дело. Зовет на улицу. А у них и общего-то лишь спортзал, где ее заперли на полчаса.»
Витя готов был горой постоять за дружка. Тот правильно сделал, что проучил прилипалу. Если он теперь и выйдет на улицу, то вместе с верным товарищем. Пусть мстительница не сомневается: вдвоем они сумеют выстоять. Вот так.
А скорее всего - нет у Павла никакого желания уходить. И вряд ли появится оно. Девчонке же отколотить мальчишку в компании, где у того и родитель, и защитник-приятель… ну, на первый случай надо, чтобы зашаталась школа. И потолок в подвале обвалился. И придавил всю компанию.
Перспектива всеобщей придавленности, как ни суди, смехотворна. И Витя не мог не усмехаться, искоса поглядывая на воительницу.
Сочувственно отнесся к Нонне лишь Несчастнов-старший.
Он не забыл, конечно, этой девочки. Она ведь за сегодня второй раз пришла в подвал. Попервоначалу, задав несколько вопросов, исчезла без всяких лишних разговоров. Сейчас у нее появились какие-то осложнения.
Значит, она считает нужным увести с собой Павла?
Сыну это намерение мало нравится: просто-таки воротит нос в сторону. Будто его желают накормить манной кашей и угостить к тому же рыбьим жиром. Он не любит подобные кушанья с дошкольного раннего детства.
- Слушай! - сказал сварщик сыну. - Никуда не убегут рамы. А человек сюда пришел специально. Неотложная привела нужда. Разве нельзя уважить девочку?
- Прелестную Нони?! - воскликнул тот.
- Какую еще Прелестную? Человека! Ну-ка, давай. Живей поворачивайся. Выйдете, поговорите, потом вернешься. Мы тебя подождем.
- Я с тобой! - крикнул Павлу Витя. Разъяснять Несчастнову-старшему всю опасность ситуации было бы чересчур долго. А подстраховать приятеля необходимо. Неизвестно, как оно там, наверху, обернется дело.
Коровина тут же высказалась против:
- Обойдемся без свидетелей. Что тебе, Тихонов, надо? Чего ты суетишься? Вечно мешаешься.
- Никто не мешается.
Нонна громко рассмеялась:
- Он, видите ли, такая важная персона! Без его присутствия обойтись нельзя.
Пава молча зашагал к выходу из подвала.
Прелестная, которую здесь решили уважить, направилась за ним следом. Разумеется, на радостях не утерпела съязвить в адрес Тихонова:
- Не скучай, деточка!
- Иди себе! - откликнулся тот и насупился обиженно. - Прелестная корова.
Сварщику на всякий случай сказал:
- А чего она!?
Несчастнов-старший порицающе покрутил головой. Ну, и побеседовали мальчик с девочкой. Объяснились, называется.
Витя видел, что его осуждают. Но вдаваться в подробности? Ой, не хочется! Среди них были такие, о которых лучше помалкивать.
Насчет деточки, к примеру, - это был жестокий удар хитрой Ноннки.
Здесь кто самого незавидного роста? Витя - не скроешь! - худой и, как говорится, малогабаритный. На вид он очень непредставительный, а Коровина в два раза объемистей. И в полтора - выше. О подобных деталях вполне самостоятельному шестикласснику рассуждать вслух куда как грустно.
В это время Стасова и Сергеева уже стояли перед железным ящиком, аккуратно выкрашенным блестящей синей краской.
Именно ему доверяла Рита свои послания.
Прочная металлическая коробка. С козырьком от дождя.
Четкие буковки, складывающиеся в ровные строчки, извещали всех грамотных, в какие часы изымается отсюда корреспонденция.
Из крепкого ящика письмо просто вам так не вывалится наружу. Стасова подергала крышечку над щелью, куда полагалось опускать собственную почту. Та ходила свободно. Поднимешь ее - открывается узкая и длинная прорезь. Всё как надо.
Не мешало бы проверить замок на дверце, через которую письма проваливаются в мешок к почтовикам. Однако это сделать трудно, и через донышко естественно вряд ли что распознаешь.
- На вид коробка солидная. Надежная со всех сторон. - задумчиво произнесла Катя.
- Я же говорила: нормальная. Нет царапин или вмятин на боках. Не видать лохмотьев старой краски, - голос Риты приобрел уверенность.
Она всё-таки не кидала свои послания неизвестно в какую прорезь, верно? Ящик действующий, его исправно обслуживают.
- Ступай за мной, - решительно сказала подруга.
Направились они, разумеется, не куда-нибудь, а к почтовому отделению. Нужно было только обойти соседний дом. И - вот оно, желтое приземистое здание.
Входная дверь, скрипнув пружиной, пропустила посетительниц в тамбур.
За первой, деревянной дверью, обнаружилась вторая. Стеклянная. И она тоже не собиралась задерживать девочек. Предусмотрительные почтовики распахнули ее, поставив на стопор. Ей полагалось ходить на шарнирах лишь в холодное зимнее время.
Помещение было просторным. В нем нашлось место для столов, где желающие имели возможность писать что-нибудь. Кроме того стояли у окон разные подставки - там покоились цветочные горшки.
Поближе к задней стене зал перегородили барьерчиком. Рядком сидели за ним служащие. Посетителей было во второй половине дня совсем немного.
Там, где принимали ценные и заказные письма, увесисто бухал штемпелер - металлический молоточек, ставивший на бумагу черную круглую печать.
Рита, подойдя поближе к барьерчику, остановилось.
Смущенно смотрела она из-за спин посетителей на мерно взлетающий в руке рыжеволосой девушки деловитый молоток. Отвлекать служащих от работы? Как-то неудобно.
Ничуть не растерялась подруга. Бухают здесь и пусть, а у председателя Совета отряда тоже не пустое дело. Стасова протиснулась вперед, сказала:
- Простите. Мне заведующий нужен.
- Заведующий? - переспросила девушка, не поднимая пламенеющей головы.
- Да! - решительности у девочки не поубавилось, хотя ей дали понять: тут люди занятые. На пустые беседы у них мало времени.
- Нет у нас такого. Имеем как раз заведующую, - улыбнулась рыжеволосая приемщица, заинтересованно посмотрев на юную громкоголосую посетительницу.
- А мне всё равно, - твердо сказала Катя. - Позовите ее.
- Катерину Львовну? Но я тоже смогу, наверное, ответить на твой вопрос.
Девочка храбро выпалила:
- У меня вовсе не вопрос. Если хотите знать, у меня - возмущение.
- Даже так?
- Мы желаем говорить с вашей Катериной… Львовной!
Катя смешалась, потому что до нее вдруг дошло: предстоит разговаривать с полной тезкой. Впервые такое происходит. Редкий случай хоть кого собьет с тона. Однако она поспешила выправиться. Смело поглядела на служащую за барьером.
То, что приключилось с шестым «Б», не лезет ни в какие ворота. Ужасно, если для Риты не найдется никаких оправданий. Поэтому пусть заведующая объяснит, куда подевались отрядные послания в Ярославль. Раз уж почтовый ящик вполне приличный на вид.
В подвале события развивались своим чередом.
Несчастнов-младший поднимался по ступенькам. Позади него топала Прелестная, стуча каблуками по щербатому бетону.
У выхода Пава обернулся. Куда теперь идти?
- Шагай, - подтолкнула его Нонна. - сейчас всё скажу. Только осмотреться не помешает. А то еще подслушает кто-нибудь.
Она подвела миленького к широкому окну вестибюля, что распахнулся почти во весь первый этаж. Но разговора не начала, хотя поблизости не возникло ни одной любопытной физиономии.
Ходила возле - справа налево и слева направо.
Молча топталась и кусала губы. Не то чего-то опасалась, не то выбирала удобный момент, чтобы отвесить затрещину за прошлые заслуги. За спортзал.
У миленького недоумение сменилось желанием обезопасить себя от возможного удара. И он тоже стал топтаться на месте, но при этом вовсю крутился, стараясь лицом к лицу встретить неожиданность.
Прелестная по-прежнему не произносила ни слова, хотя хорошо видела нетерпение Павы.
Он не имел представления, что с ней происходило и волновался всё сильней.
А происходило вот что. Она просто не знала, как подступиться к опасной теме своего сообщения. Заикнись про беседу в коридорном тупичке - вскоре Сергеевой будет известно о посторонних ушах. Рита, что бы там ни было, заявит своему другу: подслушивать очень нехорошо. Тогда и тот не одобрит поведение девочки, желающей наперекор всему подружиться с ним.
Она предстанет перед Павликом в невыгодном свете.
Ей нужно это?
А если прямо сказать: поездка в Ярославль провалилась? По вине Сергеевой?
Нет, он в панике бросится к отцу. К Глафире Ильиничне. Всё расскажет ребятам. Снова появится вопрос: от кого узнал? Походишь тут, соображая, как всё же не упасть в глазах миленького.
Коровина молчала, пыхтела, тяжело вздыхала.
Конечно, приятно было - подтвердились ожидания насчет некоторых обстоятельств, касающихся Риты. Только очень не хотелось бы доставлять неприятности самой себе.
Пава начал понемногу свирепеть.
Что еще за фокусы? Оторвали его от дела. Ходят здесь вокруг и около, выписывают дурацкие кренделя. Если надеются произвести на него благоприятное впечатление своей загадочностью, то стараются зря.
Не получится из этого ничего!
С трудом сдерживаясь, чтобы не брякнуть что-нибудь обидное для Коровиной, он ждал. Прелестная тем временем пыхтела, как вулкан. Мямлила, и даже иногда у нее вырывались какие-то слова. Однако назвать их вразумительными кто посмел бы?
Во всяком случае не Пава.
На почте происходили свои события, связанные с испытанием… Раз девочки заявляют о своем возмущении, служащие решили проверить: как посетительницы насчет терпения? Чересчур они громкие, эти юные особы, поэтому не мешает испытать их ожиданием.
Стасова и Сергеева не кричали, не требовали к себе немедленного внимания. Они стояли в уголке у стены. Вернувшаяся от Катерины Львовны рыжеволосая девушка сказала, что нужно подождать.
Прошло минут пять. Заведующей не было.
Сколько предстояло здесь терпеть, решительные посетительницы не ведали, поэтому им не оставалось ничего иного, как приготовиться к худшему.
- Хоть час простоим, а не уйдем, - заявила Катя подруге.
- Пожалуйста, - ответила та.
Она уже хорошо прочувствовала: лучше сейчас не возражать. У председателя Совета отряда намерения твердые. Кто пожелает свернуть в сторону? Ой, сразу получит решительный отпор.
У Стасовой такой характер. Раз уж взялась выручать из напасти горестной, станет доводить дело до конца. Даже если тебе неловко здесь торчать на глазах у десятка посетителей.
Так что кругом ты в беде или не кругом, а только соглашайся ждать. Стоять и пять минут, и целый час.
- Давай подойдем поближе, - сказала подруга. - Пусть там заметят, что мы всерьез озабочены.
Встали прямо напротив одной из служащих.
Она подняла голову от квитанций, которым полагалось быть в аккуратной ровной пачке. Понимающе кивнула:
- Заведующая идет.
С холодком в сердце следила Рита за подходившей Катериной Львовной.
Не задержалась та на целый час. Шесть-семь минут не срок. Подошла всё-таки быстро. И что же теперь будет? Разве героиня происшествия в чем-нибудь виновата?
А может быть, провинилась?
Невысокая полная женщина уверенно приближалась к барьерчику, словно к желанному причалу. Наплывала, будто солидный морской корабль, на сжавшуюся спутницу Стасовой.
Синий пиджак поверх зеленого платья был наглухо застегнут. Но рука теребила верхнюю пуговку, и выходило: заведующая волновалась не меньше Сергеевой.
Как ни странно, это немного успокоило Риту.
- Я вас слушаю, - неожиданно тонким, чуточку ломающимся голосом произнесла Катерина Львовна. - По какой причине возникло тут возмущение?
Стасовой, пришедшей выяснять все особенности происшествия, полагалось обращать внимание на разные детали. Она, разумеется, приметила и нервную пуговку, и чуточку ломающийся голос.
С жалобами всё-таки сюда приходят, не иначе! Тонкий голос просигналил, как любимая мальчиками деревянная свистулька, пронзительно и звонко: бывает здесь непорядок. Случается всякое.
Не исключено даже, что есть на почте любители читать чужие послания, а потом выбрасывать их в мусорный ящик.
Катя навострила слух.
- Две недели назад опустила письмо в почтовый ящик за соседним домом, - объяснила заведующей подруга. - Но оно почему-то никуда не пришло.
- Не доставили куда именно? - Катерина Львовна внимательно глядела на Сергееву.
- Туда, где его ждали. В Ярославль.
Катя без промедлений добавила:
- Это безобразие. Пострадал весь наш класс. Я председатель Совета отряда, и хочу сказать: письмо было очень важное. Поэтому у нас - возмущение.
- Верю вам девочки. Однако не близкий ведь город, и с почтой могло приключиться разное в дороге. А у нас никогда не залеживаются письма. Не было такого случая, понимаете?
Стасова решила так просто не сдаваться:
- Ящик! Тот самый, где очутилось наше послание. Вдруг туда не заглядывал никто из ваших служащих?
Она представила себе, как бедненькое, забытое людьми письмо лежит в глухой железной коробке. На темном донышке. И никому до шестого «Б», до его послания в Ярославль, дела нет - полное равнодушие со стороны почтовиков.
Она почувствовала жалость к Сергеевой, к отряду, ко всей школе, куда звонит по телефону секция туристов и позволяет себе делать неправильные выводы.
От жалости она, возможно, даже заплакала бы, однако не успела.
Глаза у Катерины Львовны стали круглыми, и она всплеснула руками. Как можно представить себе такое, что в ящик не заглядывает никто?
Да к тому дому ходят четыре раза в сутки! Подчистую выгребают всё содержимое. Так основательно выгребают - лучше просто невозможно.
- За мою службу, - с обиженной гордостью сказала заведующая, - не помню случая, чтобы не заглядывали в ящик. Есть строгое указание вынимать почту в определенные часы. Мы тут не играем в бирюльки. Ясно вам, девочки?
Катя молчала.
Ей не хотелось устраивать перепалку. Главное - узнать, почему так всё получилось обидно. А это, наверное, всё-таки удастся выяснить при благожелательном отношении заведующей. Не надо ее сердить.
- Хорошо. Но тогда на каком отрезке длинной дороги могла случиться потеря? Скажите, пожалуйста.
На слова, произнесенные столь просительно, вежливо, Катерина Львовна не стала гневаться.
Сдвинув брови, посмотрела куда-то вдаль, подумала. Так серьезно поразмышляла, что даже не сдержала участливый вздох.
А затем сообщила:
- Мы ведь обычные, то есть не заказные, письма не регистрируем по особой категории. Поэтому устраивать розыск просто нет вам смысла. Поверьте на слово: отделение наше здесь не при чем. Может, у вас напутано с адресом что-нибудь. Тогда письмо поблуждает и вернется.
Такая произошла история с походом Стасовой и Сергеевой на почту.
Если разговор девочек с Катериной Львовной закончился на мирной ноте, то Пава имел очень веские основания злиться на Коровину.
Их разговор принял далеко не мирный оборот.
- Долго будешь тянуть кота за хвост? - поднял голос миленький. - Надоело смотреть на твои ужимки! Что тебе нужно? Выкладывай, да я пойду.
- Я бы выложила, - сказала Прелестная, с грустью глядя на дорогого друга. - Только ты взовьешься до потолка. Натворишь глупостей. Поэтому.. ничего не скажу тебе.
- Зачем тогда оторвала от дела? - Пава был готов лопнуть от злости.
- Захотелось на тебя посмотреть, - усмехнулась Нонна с ласковым и от того особенно дурацким видом. - Ступай теперь в свой подвал. Работничек! Сварщик несчастный! И учти: можешь положиться на меня.
Она заморгала, достала из кармашка платочек, высморкалась и пошла прочь.
Куда пошагала, Пава не обратил внимания - припустился к отцу, к ребятам.
В голове у него засела мысль: таким, как Прелестная Нони, надо устраивать спортивный зал не один раз. А - регулярно. Пока не очухаются.
Глава пятнадцатая
Сергеева возвращалась в школу, опустив голову.
С почтовым отделением всё ясно. Заведующая - Катина тёзка - убедительно доказала: служащие там добросовестные. У председателя Совета отряда нет причин для возмущенияя.
Если, как выяснилось, нельзя быть в обиде на почту, то на Риту - пожалуйста вам. Сколько угодно!
Она имела сегодня именно такой вид, какой бывает у человека, разрешающего всем прочим обижаться на него. Поэтому еще до прихода в школу была согласна выслушать любые упреки. От подруги, от одноклассников и Глафиры Ильиничны.
Давайте! Упрекайте сколько вам пожелается. И в том, и в этом, и во всём.
Как ей оправдаться? Не придумаешь, не догадаешься. Неизвестно, что произошло. Но всё равно - лежит на ней вина, и отпираться глупо, невозможно, не выйдет ничего.
Стасова шла рядом, и ей не нравилось выражение Ритиного лица. Полная отчаянность. И совершенная беззащитность.
Почему такая прибитая покорность? Если подруга приготовилась любой упрек принять, то это вовсе не обязательно.
Справедливо совсем другое. Главное - чтобы человек получал по заслугам. Если отличился за что-нибудь хорошее. Или когда людям нечестно доставил какую-либо неприятность. Пусть он имеет то, что ему полагается иметь. Всегда нужна правда.
- Не гляди ты безответной малышкой, - выговаривала спутнице Катя. - Не соглашайся заранее с несправедливостью. Возьми себя в руки и вспомни, как писала на конверте.
Лоб подруги перечеркнула озабоченная косая морщинка:
- В первом письме поспешила сообщить: в Доме пионеров классу предложили поехать в Ярославль, нам это подходит, подробности - во втором. Дня через два отправила длинное послание, в котором начала рассказывать о нашем 6 «Б». Разъяснила, как, приехав к нам, найти в городе школу. И заодно дала свой домашний адрес, поскольку в дальнейшем буду лично поддерживать связь с ярославцами. Потом - я ведь тебе говорила - написала о том, как идет подготовка к приему гостей. У нас почти всё готово.
- Слушай меня и думай хорошенько. Что было на твоих конвертах? Ярославский адрес помнишь?
Какой адрес могла указать Рита? Ну, конечно, тот, что дала секция туристов. И листок этот лежит в портфеле. Всё время там пребывал.
Разве можно выбрасывать его?!
Сергеева остановилась, открыла портфель:
- Вот смотри. Пожалуйста.
В руках Стасовой очутилась вчетверо свернутая страница, вырванная в свое время из тетради. На бумаге - крупные четкие буквы.
Не напутаешь, списывая название улицы и номер дома. Даже Катина подслеповатая бабуся разобралась бы в написанном без очков. В адресе вроде бы ничего необычного. Его запомнить нетрудно. Впрочем, и забыть легко, если у тебя потеряна бумажка.
Для председателя Совета отряда стало ясно. Переписать слова отсюда на конверт - самая пустяковая вещь. Совершенно ошибиться невозможно.
Однако наклон букв всё-таки необычный.
Стасова недоуменно повертела листок:
- Странно одно лишь. Не узнаю твой почерк.
Сергеева, вздохнув, ответила подруге:
- Правильно. Не я писала, адрес дали в Доме пионеров.
Катя замолчала. Но сказать, что никаких новых мыслей у нее не появилось, - нет, продолжала усиленно размышлять.
Нужно поддержать Риту! Не такая она недотепа, чтобы всё валилось из рук: догадалась же сохранить чужую бумажку! Ту самую, которая станет важным документом. Насчет того, что всё-таки безответственностью здесь и не пахнет.
Навстречу девочкам шел Торвин.
На его плече висела спортивная сумка с нарисованными на ней футболистми. Белые и синие фигурки бились за право обладать мячом.
Сам Коля не любил биться. С кем бы то ни было. И где бы то ни происходило. Поэтому сражение на футбольном поле его мало интересовало. Ему просто нравилась сумка. Классная. «Фирменная», как говорили ребята.
Он с удовольствием - и даже с некоторой гордостью - носил в ней школьные учебники. Перед встречными не забывал так повернуть ее, чтобы все желающие могли видеть прыгучих игроков в тяжелых бутсах.
Завидев девочек, Торвин передвинул сумку на живот. Пусть встречные - Стасова и Сергеева - полюбуются на «фирму».
Подойдя к одноклассницам, он загородил им дорогу.
- Куда идете?
Дескать, торопиться никуда не надо, а лучше поглядите на шикарных спортсменов.
Возложив руки на живот - то есть на свою замечательную сумку, - постучал по изумительным прыгунам пальцами. Хороши в полете, да?
Никто и не подумал заглядываться на Колино красивое приобретение. Великолепная вещь, судя по всему, подруг не интересовала ни чуточки.
Торвину ничего не оставалось, как догадаться: разговор, что вели они до его появления, был гораздо интересней.
Пришлось передвинуть «фирму» на бок. Туда, где сумку было носить поудобней. Проделал это с нескрываемым разочарованием.
Однако уходить не хотелось, и он спросил:
- О чём тарахтели так громко?
- Потом узнаешь, - ответила Катя.
К любопытному толстяку пришла новая догадка: дело, видимо, касалось всех одноклассников. Теперь Торвина попробуй прогони. Он немедленно заявил:
- Сейчас выкладывайте! Чего скрываете?
У Риты лицо пошло красными взволнованными пятнами. Она опустила голову, тихо произнесла:
- Тебе же объяснили. Потом … завтра…
- Значит, молчать решили? Ишь, какие ловкие! Кумушки! Вот вы кто.
Владельцу фирменной сумки было обидно за футболистов, которых кое-кто не пожелал замечать. Ему не понравилось - девочки не спешили признавать в нем своего. Человека, вместе с которым скоро поедут в Ярославль. И когда все эти неприятные чувства навалились на миролюбивого Колю, он не утерпел. Начал обзываться: груз был слишком велик.
У всякого миролюбия есть свои границы. Торвин стал переходить их.
Подруги сообразили: под грузом неудовольствия обычно уравновешенный толстяк зашатался. Как бы не занесло его слишком далеко, раз не поленился переступить черту.
- Успокойся! - одернула его Стасова. - Понимаем, что ты наш одноклассник. Кстати, мы никакие не кумушки.
Сергеева заметила в дополнение:
- А сумка у тебя шикарная. Кто же не видит?
- Подходящая для Савинова, - уточнила председатель Совета отряда. - И для Хорошина с Липовым. Они ребята крепкие. Тебе же, Торвин, не помешает заняться спортом. Бегать побольше. Вместо, понимаешь ли, того, чтобы к нам приставать на улице. И попусту обижаться.
Груз неудовольствия у Коли ощутимо поуменьшился.
Он быстренько растаял, и человек, которого признали за своего, почувствовал смущение:
- Не собирался приставать к вам.
- Вот и молодец, - Катя поощрительно улыбнулась ему.
Обид у Коли убавилось, однако словоохотливости - ни на крошку. Он охотно пустился в объяснения:
- Бегать начну, когда мне купят кроссовки. Обещали «фирменные». А вы тоже хороши. Вначале: ла-ла-ла. Потом: шу-шу-шу. И дальше изобразили что? Ни гу-гу! Словно у вас тайны какие-то.
Он еще что-то говорил, растолковывал одноклассницам, оправдывался.
Стасовой пришло на ум: в том, что приключилось с почтовыми посланиями, видна действительно странность. Если нет недоразумения, если не было чепуховой случайности… да, тут кроется немалая тайна.
И теперь, когда они с Ритой начали заниматься этим делом, надо идти до конца.
Где 6 «Б» получил ярославский адрес? В Доме пионеров. И как раз оттуда звонили ей, Кате, насчет гостей, потерявших всякое терпение.
Допустим, ярославцы приобрели право искать других желающих поехать в старинный русский город. Но тогда и она в свою очередь имеет право позвонить в Дом пионеров. Уточните: правильный адрес дали Сергеевой? В этой истории не должно быть нераскрытых тайн.
Стасова огляделась по сторонам.
Ближайшая телефонная будка - через дорогу. Возле автобусной остановки.
- Скажите всё-таки. О чём договорились помалкивать? - Торвину не давало покоя услышанное и увиденное. До чего оно у девочек необычное это «ни гу-гу»!
Ответа он не получил.
Произошло вот что. Стасова по непонятной причине вдруг побежала. Рванула через дорогу.
Она, что называется, не жалела ног. Так торопилась - не стала дожидаться, пока отойдет автобус от остановки. Проскочила перед его носом и с разбегу влетела в телефонную будку.
Сергеева понеслась вихрем следом за подругой.
Если у шестиклассниц и была тайна, они поспешили ее унести. И упрятать не где-нибудь, а в стеклянном очень маленьком домике. Торвин мигнул раз, другой, и ему стало ясно: место выбрано не самое подходящее. Чересчур прозрачное. Иголки не утаишь. О чём-нибудь более существенном и говорить не приходится.
«Посмотрим, что они будут там делать» - решил он и, забросив свою сумку за спину, тоже рванул через дорогу.
Футболисты плясали сзади, завидуя, наверное, мальчишеской резвости. Когда подталкивал интерес, Коля мог показать приличную прыгучесть и ловкость.
- Куда станешь звонить? - это Сергеева задала вопрос подруге.
Вопрос вроде бы вполне обычный. Если его что-нибудь отличало, то будничная деловитость, за которой не крылось никаких тайн. Разочарованный Торвин притормозил. Остановившись рядом со стекляшкой, почесал нос:
- Ну, и чего тут гоняете?
Катя ответила вначале подруге, а затем однокласснику:
- Буду, Рита, звонить в Дом пионеров. Бегаем, Коля, потому что надо, время торопит.
Торвин начал потихоньку отодвигаться от телефонной будки. Он решил переходить улицу в обратном направлении. Не было никакого смысла торчать возле автобусной остановки.
Если б куда-нибудь пришлось ехать, а так просто здесь… Что он, обязан разве носиться за подружками? Глупо принимать участие в их «шу-шу-шу», когда в Доме пионеров никогда не водилось никаких тайн.
Там всё ясно и понятно.
Приходи - каждый желающий! - на занятия музыкального кружка. Бей в барабан, если нравится. И будь счастлив, что в твоих руках отличные барабанные палочки.
А тот, кому нужны любой ценой и даже позарез непременные секреты, пусть ходит в какое-нибудь другое место.
«Домой пора отправляться. По телевизору обещали показать приключенческий фильм», - он пришел к выводу, что совершил ошибку, бегая за одноклассницами.
Пускай у них «ла-ла-ла» вплоть до стойкого, таинственного «шу-шу-шу». Вполне можно пережитьэто обстоятельство и не волноваться.
Торвин встал на бордюрный камень, стал ждать, когда проедут машины. Они должны пропустить его к телевизору. К интересной субботней программе.
Однако автомобили шли густо. Водители и пассажиры, наверное, сами торопились побыстрей усесться в кресла и смотреть обещанный фильм.
Коля переминался с ноги на ногу. Сердился. Потом отступил.
А что поделаешь?
Не сунешься с бухты барахты под колеса автомобилей. Лучше благоразумно сойти с бордюрного камня, послушать, о чем говорят подружки. Можно даже самому высказаться. Выдать, как говорится, ценную мысль.
Он - да станет им известно! - готов поделиться своими соображениями насчет Дома пионеров. Там уважают юных музыкантов. Взять хотя бы такое искусство, как барабанный бой. В одиночку дома изображать мастера-кудесника не так уж завлекательно. В компании веселей. Другая история получается.
- Ты музыку любишь? - спросил он у Сергеевой.
- Какую?
- Барабанную.
В телефонной будке кричала Катя:
- Вы мне звонили. В школу. Да! Я та самая Стасова.
Сергеева напрягла слух, прислушиваясь к ее словам.
Насчет музыки ударных инструментов… превращаться в слух не желала ни капельки. Отвернулась от Коли, что разочаровало его очень сильно.
Он насупился. По мнению барабанщика, в стекляшке не происходило ничего интересного. Торвин схватил Риту за руку, потянул от хрупкого домика подальше.
- Слушай, что тебе говорят. Возьмешь палочки и: бац-бац! Потом выдаешь дробь: бац-бац-бац-бац!
- Зачем мне твоя дробь?
- Я это к тому, что звучит вроде бы хорошо. И всё же нет удовлетворения от музыки. А почему? Малоинтересно получается без сопровождения. Зато полный концерт, когда с десяток барабанов разнообразно поддержат тебя. Поняла, наконец?
- Сообразила. Только не тяни ты меня в сторону!
Катя продолжала разговаривать по телефону.
Рита подошла к ней поближе. А Коля сел на лавочку под навесом автобусной остановки, поскольку машины шли по дороге по-прежнему сплошняком.
Видимо, где-то на соседней улице приключилась пробка. Из-за чего поток автомобилей со всего микрорайона направился прямиком к Торвину, препятствуя кинолюбителю немедленно убежать домой.
Но поглядывать на будку позволяла бензиново-моторная река, и не мешала она думать:
«Популярность у человека! Стасовой, оказывается, звонили в школу. Из Дома пионеров. Я тоже начал ходить туда, чтобы туда постучать на барабане. Однако мне вряд ли позвонят. Ну, и ладно. Зато сразу доверили отличный ударный инструмент и палочки.»
Он снова подошел к Сергеевой:
- У председателя Совета отряда разговор. Ты ее не отвлекай. Потом обо всём узнаем. Сейчас послушай меня. Десяток барабанщиков сбацают так, что закачаешься. Настроение сразу станет приподнятым, праздничным. Даже если раньше было кислым. Музыка - ух как! - влияет на человека.
- Как? - Рита морщилась. Ей не нравилось, что одноклассник пристал, будто банный лист. И теперь опять тащит ее за руку прочь от будки.
- Очень хорошо! - убежденно сказал Коля. - Ты представь себе: бьют десять барабанов. Получается это всегда здорово. Ого-го-го!
- Не желаю представлять. Они мне сейчас только помеха.
- Да никому не могут мешать! Потому что помогают людям чувствовать себя смелыми, решительными и сильными.
- А мне они всё-таки не помогают. Чего ты привязываешься? - рассердилась Катина подружка.
Пора было смекнуть, что напрасно ведет Коля беседу про свое увлечение ударными инструментами. Догадка не заставила себя ждать, взяла и объявилась. Как только скумекал Торвин, что заговорился, так заторопился оставить Риту в покое.
Вернулся на свою лавочку, начал считать ворон.
Насчет горластых птиц - это, конечно, к слову. Просто он глазел на дома, деревья, машины и, погрустнев, скучал. Если б его слушали с удовольствием и восхищением, музыкант Дома пионеров про скуку забыл бы напрочь.
Тем временем Стасова продолжала стоять в стекляшке. Что-то говорила в трубку. Голос у нее звенел. Она, видимо, нервничала излишне.
«Если дает волю нервам, - мысленно высказался чересчур разговорчивый барабанщик, - значит, ей не по себе. Боится чего или не понимают ее там. Очень волнуется, и я бы посоветовал ей заняться музыкой. Ударными инструментами. Они, понятное дело, всем людям помогают. Помогли бы и Кате поскорее стать смелой, решительной и сообразительной.»
Подружка Сергеевой повесила телефонную трубку, вышла из будки.
Торвину стало ясно: сейчас кое-что узнает. Он постарался побыстрей присоединиться к одноклассницам.
- Ну, что? - спросила Рита, не обращая внимания на Колю. - Есть еще один адрес? В Доме пионеров перепутали? Не тот нам дали, да?
Толстяк чуть не шлепнулся на асфальт.
От неожиданности ахнул:
- Вы что, девчонки?! О чём ведете разговор?! Я разоряюсь насчет барабанов, а вы…
Он потерял дар речи. Замолчал, что называется, на полуслове.
Катя с жалостью глядела на подругу. И на глазах ее заблестели слезы.
У Риты перехватило дыхание. Она опустила голову. Всё кончено.
- Я виновата!
Ошарашенный одноклассник спросил:
- Что происходит у вас? В чём Сергеева провинилась?
Стасова роняла кирпичи. Нет, она произносила слова, но они падали кирпичами на опущенную голову Риты:
- В Доме пионеров нет других адресов. Поэтому никакой путаницы не могло произойти. Письма к нам в город и в Ярославль идут быстро. Напоследок мне сказали: не морочьте нам голову. Поездка сорвалась из-за вашей бестолковости.
- Всё из-за меня…остальные, весь класс, не при чём, - пробормотала Катина подруга.
Она еще ниже опустила голову. Сгорбилась, словно под непосильно большой ношей.
Внезапно рванула бежать мимо Торвина - через улицу. Через железное ограждение скверика.
И вот уже скрылась из глаз шестиклассников, затерявшись среди башен-многоэтажек.
Стасова стояла потерянная, бледная. Она с места не двинулась - будто застыла в долгом и тягостном раздумье. Да, впрочем, и было о чём поразмышлять.
Толстяк присвистнул и сказал, не дав себе труда в свою очередь подумать:
- Ловко вышло у вас.
- Ловко? - нахмурилась Катя. Легкомысленное посвистыванье Торвина, по ее мнению, прозвучало неуместно. Словечко, которое он употребил, было глупым.
Догадавшись, что выразился неудачно, непрошенный спутник предусмотрительно отступил на шаг, однако не изменил тона:
- С адресом напутали. Поездку сорвали…
- Кто напутал?! - Стасова от гнева запунцовела, двинулась на свистуна, уничтожая толстяка горящим взглядом.
Он явно растерялся. Не ожидал, что председатель Совета отряда взовьется до небес. Отбежал в сторону и крикнул:
- А чего вы?... Кому это надо?...
Катя чеканила:
- Я знаю не больше тебя. У всех нас беда. Не только у одной Риты.
Коля почесал затылок. Будем тогда все шевелить мозгами - говорил весь его посерьезневший вид.
Против того, чтобы Коля озабоченно призадумался, у председателя Совета отряда не было возражений.
Стасова, как ни судите, сама очутилась на перепутье. Срочно требовалось решить для себя, что делать дальше. Жизнь новая начиналась. И не просто волнующе неизвестная, а такая ураганно бурная - только держись!
Вот, пожалуйста: как ветром сдуло подругу. Куда ее занесет отчаяние, вряд ли поймешь, если останешься тут стоять, на автобусной остановке.
Что бы там ни было, нужно позвонить родителям Риты и сказать: у нее очень большие неприятности. Она переживает прямо-таки до невозможности. Пусть без промедления постараются, чтобы успокоить.
В школе тоже необходимо рассказать о происшедшем.
Конечно, Глафира Ильинична расстроится - ужас! Однако никуда не денешься теперь. Все эти неприятные сообщения обязана организовать она, Катя.
Не перекладывать же на Торвина свою нелегкую ношу? Одноклассник и без того выглядит напрочь озадаченным. Решать новые задачи ему, скорее всего, не под силу.
Спутник вначале затылок чесал, словно чесотка напала на парня. Теперь трет лоб, будто собирается протереть там дырку.
- Коля! Ты не беспокойся насчет Риты, ступай домой. А я пойду в школу.
Он отрицательно замотал головой.
К этому времени барабанщик Дома пионеров тоже кое до чего додумался. Пришел к мысли известить побыстрей классную руководительницу. Поэтому категорически заявил председателю Совета отряда:
- Если идешь, чтобы говорить с Глафирой Ильиничной, то - бесполезняк.
- Почему? Как раз нужно повидать ее. Она первая должна узнать обо всём. Ведь помогала, собиралась вместе с нами ехать в Ярославль…
- Поэтому и ставлю тебя в известность: бесполезняк! Работа уже закончена. Ребята разошлись по домам. Пока вы с Сергеевой отсутствовали, мы там всё уже покрасили. Даже те кровати, что удалось починить в подвале. Дело сделано, Стасова!
- Сделано, - как завороженная повторила Катя.
- Правильно. И теперь надо сказать Глафире Ильиничне: из дела вышел пшик. Да только ее нет в школе. Надо отправляться к ней домой.
- Позвоню родителям Риты и пойду, - сказала, подумав, Катя.
- Я с тобой.
- Зачем?
- Ну… мало ли что. Такое известие. Вдруг ей станет плохо? Тогда я в аптеку сбегаю. За лекарством.
Как поступить Стасовой? Она посмотрела Торвину в глаза. Убедилась: он тверд, надежен, словно скала.
Быстро спутник пришел в себя. Мысли высказывает не вот тебе глупые, и вообще…Недооценила она толстяка.
Вздохнула и сказала без лишних раздумий:
- Ладно, Коля. Пойдем вместе.
И вот двое шагают среди многоэтажек.
Башни помалкивают, потому что им на роду написано - помалкивать. А двое шагающих молчат по той грустной причине, что им это - легче.
Тяжелые, как булыжники, думы в головах.
Швыряться булыжниками… разве такое уж похвальное дело? Лучше не беспокоить того, кто шагает рядом.
Двое идут к Глафире Ильиничне, стараясь сохранить необходимое спокойствие. Думая, как помочь своей учительнице, которая должна выдержать внезапный удар.
Тяжелая жизнь началась в шестом «Б».
И ее надо будет выдержать всем. Вместе. И каждому в отдельности, потому что у любого туриста-неудачника помимо общего несчастья появятся и собственные, личные беды.
Проблема на проблеме!
У Тихонова, например, папа живет в Ярославле. И об этом никто в классе не имеет представления.
Друг о друге шестиклассникам, между прочим, известно далеко не всё. Но многое они узнают. В ближайшее время!
Глава шестнадцатая
Хорошин, выйдя и подъезда, увидел под ногами металлическую решетку. Здесь полагалось вытирать ноги, если они у тебя с налипшей глиной.
Он остановился, стал шаркать подошвами ботинок.
Вытирал ноги сосредоточенно, тщательно.
Следом вышел Савинов. Он обратил внимание на то, чем неожиданно занялся Хорошин. Молча обошел приятеля и сказал Липову, появившемуся третьим из подъезда:
- С кем не бывает.
- А? - поднял голову Хорошин.
- Ничего, ничего, - одобрительно заметил Липов. - Продолжай. Оботри обувь. Красиво будешь выглядеть. Мы не возражаем. Можем подождать, если сильно увлечешься.
Хорошин глянул на металлическую обтиралку. Конечно, лучше чистить ботинки тогда, когда входишь в дом. Не занимаются этим делом после выхода на улицу.
Он отпрыгнул от решетки. Смущенно ероша свою пышную шевелюру, пробормотал:
- Чего тут смешного? Я машинально. Не усекли, да?
- Да ладно. И так сойдет, - с серьезным видом заметил Савинов. - Всё равно обалденно смотришься. Прелестная Нони всегда скажет: с такой прической ты готовый киноартист. Красавчик!
- Схлопочешь у меня, - угрюмо сказал Хорошин.
Четвертой из подъезда показалась Коровина.
Она внимательно осмотрела «троицу», застрявшую возле решетки. Спросила:
- Вы о чем здесь говорите?
Липов усмехнулся:
- Столько намастачили кроватей, и всё - зря. Теперь стоим, настроение себе поднимаем. Только оно, проклятое, не поднимается.
У Савинова оно действительно было хуже некуда. Он демонстративно развел руками:
- Сейчас подеремся. Умеем граблями размахивать. А может, отправимся по домам. Хорошин все каникулы будет рисовать картинки. Липов станет приводить в порядок какой-нибудь приемничек. Они у меня увлеченные, оба очень увлекающиеся ребята, ты разве не знала? Хотели вот махнуть в Ярославль, но с этим делом получилась промашка. Не стоило и увлекаться, верно?
Коровина, с подозрением глядя на мрачную «троицу», попятилась назад, вглубь подъезда.
Залепетала каую-то маловразумительную глупость:
- Очень нужно драться с вами! Чего пристали ко мне? Я не при чём.
Непонятливая оказалась Прелестная Нони, и Савинов, пожав плечами, - весь в тоске и печали - пояснил:
- Это юмор. Ты насчет горького смеха как? Слышала о таком?
Нонна размышляла, отойдя подальше:
«Хороши у них шуточки. Говорят на полном серьезе. Возьмут и вправду затеют драку прямо под окнами Глафиры Ильиничны. Кричать стану. Пусть она разбирается с ними».
- Вот сейчас позову на помощь! - пообещала одноклассница.
Трое друзей, сильно огорченных сорвавшейся поездкой в Ярославль, попятились от Коровиной. Той не нужен был юмор. Ни легонько-веселый, ни даже такой, где горечи - понятной каждой шестикласснице! - выше головы.
Сообразить нетрудно: мальчики расстроены. Догадалась бы хоть Рита Сергеева. а хоть и председатель Совета отряда Катя Стасова. Никто бы в 6 «Б» не ошибся насчет того, что имел в виду Савинов.
Какие здесь неясности? Никакие!
Только Ноннке могло придти в голову самое несуразное - поднять сейчас несусветный тарарам. Той почему-то захотелось пошуметь. Было бы из-за чего! Из-за горькой шутки, которую не пожелала принять!
Не то чтобы Савинов испугался, он просто еще сильнее расстроился, глядя на Коровину:
«Заполошная девица. Правильно делает Несчастнов, что избегает ее. Тут запросто дождешься ненужного скандальчика. И выговора от классной руководительницы.»
Заметив, как изменился в лице приятель, Липов потянул его за рукав:
- Не обращай внимания. У Прелестной вечно какой-то ветер в голове.
- Дура! - подытожил Хорошин.
«Троица» под настороженным взглядом Коровиной покидала поле несостоявшегося боя. Красавчик, не постеснявшийся крепко высказаться в адрес Нонны, имел причину опасаться ее гнева. Он помнил, что именно Прелестная запросто могла обозвать его и «готовым киноартистом», и не очень готовым. Ожидал: она в ответ обязательно съязвит, но та почему-то решила промолчать. Ее колкий язычок сегодня затупился.
Кому как, а Хорошину это как раз и сгодится.
Металлическая решетка, ставшая для него чуть ли не посмешищем, осталась позади. Во владениях Прелестной Нони.
И пусть, если так.
Коровиной нравится возле нее стоять? Пожалуйста! Нет возражений. Может топтаться!
Приятели шли по дорожке. Кусты сирени уже скрывали троих друзей от глаз одноклассницы, когда та прервала затянувшееся молчание. Мириться с оскорблением все-таки не стоило, и Нонна издали крикнула:
- Хорошин! Ты юморист не очень хороший. Скорее - плохой!
Савинов гоготнул. Ответ Ноннки был с намеком. Дескать, она, Коровина, никакая не дура. Может, высказаться достаточно остро.
Последнее слово осталось за Прелестной.
- Ловко она тебя поддела, - сказал насупившемуся «киноартисту» Липов. Но развивать грустную для приятеля тему разговора не стал, и все трое медленно побрели прочь от окон Глафиры Ильиничны.
День заканчивался. Солнце скрылось за горизонтом. Над крышами домов одиноко торчала высокая труба теплоэлектростанции.
Настроение у бредущих шестиклассников оставалось скверным. Ничто не могло изменить его к лучшему. Раз провалилась поездка в Ярославль, то…
… Неудивительно, что последнее слово отвоевала у них Прелестная Нони. Своим неувядаемо колким язычком.
Что затем предприняла?
Уходить домой ей было не к спеху. Покрутившись на пятачке возле подъезда, приметила: рядом - рукой подать! - находилось кухонное окно квартиры, в которой жила классная руководительница.
Там горел свет.
Вот налилось густым бордовым цветом соседнее окно. Значит, Глафира Ильинична и задержавшиеся у нее Катя с Ритой прошли в ту комнату, где стоял рабочий письменный стол учительницы.
Разговор получился у них долгий. Что есть, то есть.
О чем шла там речь, не услышишь. Да и окно прикрыто шторами. Ничего не увидишь.
А в кухне занавески раздернуты. Свет, бьющий без помех на улицу, очень яркий. Глянешь через стекло - он режет глаза.
Смотреть туда… зачем? Была охота слепнуть!? Нонна может отойти к кустам сирени и сесть на лавочку. Если б очень хотела проведать, о чем беседа, осталась бы в квартире.
Ее ведь никто не просил уйти. Разговор у Глафиры Ильиничны шел открытый. Шестиклассники, прибежавшие к учительнице за подробностями происшествия, могли свободно узнать всю историю с письмами.
Нонна побывала там тоже. Посмотрела на других, сама высказалась: « Кто бы мог подумать?!».
Потом, как и большинство ребят, ушла.
Глафира Ильинична всё время старалась успокоить Сергееву, у которой глаза оказались на мокром месте. Утешительную беседу слушать было не очень-то интересно.
Поэтому и поспешила Нонна выскочить вслед за «лбами» под козырек подъезда. Здоровяки скорее всего решили, что она осталась тут из-за их мрачно-печальных смешков.
Если б захотела уйти домой, юмор Савинова не расстроил бы ее до полного остолбенения. Не настолько он был впечатляющим, чтобы кое-у-кого здесь отнялись ноги. Она, правда, присела на лавочку. Но лишь по одной причине - с самого начала нисколько не торопилась уйти поскорее отсюда.
Она собралась возле окон учительницы ждать.
Чего? Ничего. Кому какое дело?!
Ждала она Павла Несчастнова.
Тот еще не приходил к Глафире Ильиничне. Однако заявится обязательно. Почти все ребята примчались к классной руководительнице, как только прослышали о случившемся. На то и телефоны, чтобы передавать друг другу сообщения. Во второй половине дня звонки исправно гремели в квартирах шестиклассников.
Пытались в этот день разыскать и Несчастнова-младшего. Но, как сказала его мама, они с отцом после работы в холодном школьном подвале ушли погреться, помыться в настоящей городской бане с парилкой.
Теперь вот и выходит: неизвестно, когда прибежит миленький.
Нонне хотелось бы, чтобы это произошло пораньше.
Нет, дома Павлик не задержится. Что касается Несчастнова-старшего, тот вряд ли помчится вслед за сыном. Хотя, как человек, помогавший ремонтировать железки в подвале, тоже будет расстроен. Нонна, когда миленький объявится возле здешнего подъезда, скажет…
Она еле слышно шептала. Сама себя убеждала:
- Прилетишь. Никуда не денешься. Тем более, что Рита до сих пор сидит в квартире Глафиры Ильиничны. Я тебя увижу, и тогда…
Она еще не решила, какие именно слова будут ею произнесены. Главное, чтобы он не переживал из-за Сергеевой. Чтобы сегодня, наконец, понял: у него есть преданный друг. Самостоятельный. Сильный и верный. С незапятнанной репутацией. И большим сердцем. И между прочим, с золотыми руками, которые сумеют не только наволочки пошить, но и приготовить очень вкусные пирожки.
Чего опасалась она, сидя здесь на лавочке?
Если не перехватить Павлика перед домом учительницы, не разъяснить ему ситуацию, слёзы Риты разжалобят несостоявшегося туриста. Тот извинит одноклассницу. Как говорится, спустит на тормозах всё-всё.
Это станет его ошибкой. Сергеевой не должно быть прощения.
В конце концов надо же ему понять: Нонна во всём права. Она ему не какая-нибудь беспечная девица. Не легкомысленная дура, у которой, как выразился Липов, один лишь ветер в голове.
Коровина мысленно уверяла себя:
«Надо постараться, чтобы не состоялась сегодня встреча Павлика и Риты. Это лучшее, что я могу придумать для него. Он свыкнется с мыслью, что Сергеева очень сильно провинилась, подвела класс. И не будет у него потом ненужной жалости.»
Пава бежал по улице.
После возвращения из бани он позвонил на квартиру Глафире Ильиничне. Выяснил, что Стасова с подругой пока еще там, и теперь торопился к классной руководительнице.
У него, честно признаться, не укладывалось в сознании, что с поездкой в Ярославль всё кончено. Рита - аккуратная, внимательная, всегда честно выполнявшая пионерские поручения - вдруг стала причиной жуткого провала? Из-за нее страшно оконфузился весь шестой «Б»?
Невозможно поверить!
«Что за штука приключилась у Риты?», - думал он, подлетая к дому, где жила Глафира Ильинична.
В эту минуту Прелестная Нони пришла к окончательному выводу: нельзя позволить, чтобы миленький с ходу заскочил в подъезд! Там быстрого бегуна уже не остановить. Квартира учительницы на первом этаже, и он - как ни отговаривай его - не утерпит, чтобы не позвонить в дверь.
Дальше произошло вот что.
Пава учуял запах сирени, растущей возле окон нужной ему квартиры. Он придержал прыткие ноги - надо ведь перевести дыхание перед встречей с классной руководительницей.
Одноклассницу, поджидавшую возле кустов, впопыхах не заметил. И само собой не догадывался: лучше бы ему не придерживать ноги, а тараном ломиться в подъезд.
Он заранее жалел Риту, бедный Пава. А несокрушимая Нони была категорически несогласна с этими его «слабыми» чувствами. Сергеева страдает вполне заслуженно. Она жалости ни в каком случае не достойна. В то время, как Несчастнов, благодаря вмешательству Прелестной, должен незамедлительно ощутить себя счастливым. Вопреки собственной - не очень удачной! - фамилии.
Вместе с Коровиной получает он сегодня и новую надежную дружбу, и завтрашние очень вкусные печенюшки.
Какой день будет завтра? Воскресенье.
В этот любимый Нонной день недели она приготовит миленькому угощение. От всей души накормит его пирожками.
Что бы в классе ни произошло, ни за что не отступит от своего решения. И потом тоже… каждое воскресенье станет готовить ему угощение. Ешь, миленький, сколько влезет! Мама говорит, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Когда Павлик подрастет, они естественно поженятся. Как же иначе? Надо заранее позаботиться о своей счастливой жизни.
Конечно, радиолюбитель Липов и рисовальщик Хорошин тоже годились для нее. Как выяснилось, они ребята увлеченные, с перспективой. Один может стать хорошо оплачиваемым инженером-изобретателем. Другой тоже сумеет заработать много денег, если добьется известности.
Если б знала раньше об увлечениях ребят, то выбор у нее был бы пошире. Маленький росточком Несчастнов, вероятно, в ее сердце не занял бы такого большого места.
Однако выбор уже сделан. Прелестная Нони положила массу сил на то, чтобы склонить математически способного Павлика на свою сторону.
Теперь поздно переключаться. Будущий головастый ученый, академик, ей всё равно пригодится. Известный художник и знаменитый конструктор остались не у дел. Как говорится, она другому отдана…
Имелась и другая причина - еще одна, - которая заставляла одноклассницу Павы дежурить у подъезда учительницы.
Но Коровиной не хотелось признаваться в ней даже себе самой. Страх сидел на донышке ее души. Он грозил оттуда пальчиком умной девочке: вспомни, что говорила своему Павлику насчет Риты! не проболталась ли ты?
Прелестная сидела на краешке широкой скамейки. Казалось ей, что взлетает на колесе обозрения вверх, высоко в небо. А потом проваливается вниз.
Сердце ее замирало от ужаса.
Никому нельзя сказать, откуда она узнала о том, что Рита плохая.
Значит, главное сейчас - не пропустить Павлика. Смотри в оба, предприимчивая Нонна! От твоей зоркости сегодня вечером зависит очень многое.
И Коровина глядела во все глаза.
Она первая заметила Несчастнова. Тот даже не понял, кто вихрем налетел на него из сиреневого сумрака. Проморгался тогда, когда стало поздно. Прелестная держала его за рукав мертвой хваткой.
- Кого я вижу! - саркастически воскликнул Пава, безуспешно пытаясь вырваться.
Был ли он испуган кавалерийским наскоком одноклассницы?
Во всяком случае, предпочел бы, чтоб могучее создание находилось где-нибудь подальше. На Луне, к примеру.
Оттуда быстро вернуться стоит много трудов, не правда ли?
Эх, кто бы запихнул девицу в улетающую ракету?!
Нет возражений - пусть ей достанется слава, а ему свобода рук. Ведь держит так, что не отцепишься.
- Что на этот раз скажешь? - он побарахтался. Обнаружил свою беспомощность. Решил убить Прелестную своим сарказмом.
- Не волнуйся. Что-нибудь скажу.
- Придумала уже тему для выступления?
- Ты вот что. Ты не беспокойся.
Прелестная пожелала перевести неудачное начало беседы в более серьезное русло. Однако на Паву напал бес противоречия. И миленький не захотел слушать намеков насчет того, что тут есть веские причины для для тайного разговора наедине.
- Давай пой свою песенку. Мне быстрей надо к Глафире Ильиничне.
Пава старался держаться независимо.
Тем временем руки у него были по-прежнему скованы, и прилипчивая особа ничуть не смутилась из-за его насмешек.
Прелестная опасливо покосилась на приоткрытое окно первого этажа. Нежелательно, чтоб кто-нибудь услышал ее слова. Они предназначены лишь Павлику. Ему одному.
От дома следовало стоять подальше.
Она потянула Несчастнова к кустам сирени.
Пава упёрся. Чтоб Ноннка водила его, словно бычка на веревочке? Как бы не так! Не желает он идти туда, куда ей заблагорассудится шагать!
Полминуты отчаянного сопротивления.
Потом ему дали пинка, и он влетел головой в густую завесу зелени. Стало понятно: нормальному шестикласснику соревноваться с мощным дизельным мотором бесполезно. Всё равно заставит двигаться в нужном направлении.
- На тебе, Коровина, пахать надо, - пробормотал Пава, очутившись в зеленой корзине куста. - Трактором бы тебе работать. Поджидала меня, да? Нечего задерживать людей!
По мере того, как произносил свою справедливую речь, обида его росла. И закончил он чуть ли не криком:
- Глафира Ильинична не назначала тебя здесь вахтером. Самозванка ты, Прелестная Нони. Этот…как его…узурпатор… нет, узурпаторша!
- Не ори! - Нонна решительно осадила его. - Режут тебя, что ли? С ним желают спокойно поговорить, а он ведет себя, как деспот.
Пава не понял, за кого его здесь принимают:
- Чего, чего?
- Конечно. А кто же еще? Подойти к нему нельзя, слова ему сказать невозможно.
- Ладно, высказывайся, раз невтерпеж. Что у тебя, Коровина?
- А то… не стоит тебе встречаться с Сергеевой у Глафиры Ильиничны.
- Вот как! Это еще почему?
- Считаю, для тебя лучше будет. Полезней.
- Опять она выкомаривает фокусы. До чего надоела мне со своими тайнами!
Он вновь начал вырываться. Прелестная тянула его назад, подальше от подъезда.
Вдруг дверь там распахнулась. Вышла девочка с собакой.
Для той, что держала поводок, - это была вечерняя прогулка. А для таксы - продолжение знакомства с другими собаками, которые тоже вечерком выходили на променаж с хозяевами.
- Мальчик, не обижай девушку! - строго сказала девочка и подтянула к себе черношерстную коротконогую охранницу.
Паве следовало испугаться, немедленно внять назиданию и отпустить Нонну.
Что он и пожелал сделать - попытался развести руками, однако ничего не получилось у пленника. Тогда он засмеялся и сказал:
- Прелестная Нони ходит у нас во взрослых девушках. Дылда несчастная! Отстань от меня. А то собака рассердится.
Девочка засмущалась, взяла своего волнующегося друга за ошейник и потащила прочь. Подальше от странной парочки.
Она ушла. Но кто-нибудь другой мог появиться из дома неожиданно. Коровиной стало ясно: люди будут входить и выходить, их не остановишь. Как быть тогда с упрямым Павликом? Он ведь готов на все. Может даже раскричаться прямо под окнами классной руководительницы.
Наверное, надо ему уступить. Но так, чтобы не опростоволоситься.
Она сделала вид, что примирилась с желанием Несчастнова:
- Если тебе необходимо повидать Сергееву, ладно. Пойдем к Глафире Ильиничне вместе.
Оттолкнув от себя миленького, быстро пошла к подъезду.
Он с недоумением глядел ей вслед. Кажется, здесь затевают что-то подозрительное. Но какую уловку придумали? Пожалуй, сразу и не догадаешься.
Сообразил, когда, внезапно обернувшись, Прелестная толкнула идущего позади Паву под лестницу. В простенок первого этажа, откуда был ход в рабочую комнату дворника, под вечер уже закрытую на замок.
- Дальше не пущу. Если станешь слушаться меня, тогда сможешь подняться к Глафире Ильиничне, понял?
- Как это - слушаться?
- Скажешь учительнице, что очень огорчен происшедшим. Можешь поинтересоваться ее самочувствием. Надо быть вежливым, понял? Она может ответить: «Спасибо, плохо». Тогда посочувствуешь: «Очень жаль». Разговаривая с классной руководительницей о правилах приличия лучше не забывать. Потом должен попрощаться: «Меня ждет Нонна Коровина. Я должен идти к ней».
- И всё?
- Лишние слова ни к чему. Визит вежливости. А Рита услышит и поймет: теперь ты дружишь не с ней, а со мной.
- Значит, я уже дружу с тобой?
- Да. С кем же еще? Зря, что ли, поджидала тут тебя? Нам нужно держаться подальше от Сергеевой. Видишь, что натворила твоя прежняя подружка?
- Согласен с тобой. Уговорила, - вздохнул Пава.
Он откинул спину к холодной бетонной стене. Прелестная Нони расцвела в счастливой улыбке, потеряв бдительность. В следующее мгновение Пава распрямился, как пружина.
Отбросив руку Нонны, он побежал, рванул наверху дверь. Выскочил на улицу.
Коровина, ошеломленная его неожиданным поступком, следом не побежала. Это позволило Несчастнову оглядеться, схватить доску, оставленную дворником возле стены дома.
Без раздумий предприимчивый шестиклассник поставил доску под приоткрытое окно кухни, полез к учительнице в квартиру.
Нет уж, дудки - Прелестная не остановит его, хоть и старается изо всех сил.
Пава не задумывался над тем, хорошо ли поступает и достаточно ли вежливо будет с его стороны появляться перед Глафирой Ильиничной таким необычным способом.
Ему некогда было сомневаться, задаваться вопросами приличия: могла настигнуть очнувшаяся Прелестная масса, непреклонная и жутко мощная.
Пролезая в окно, шептал:
- Дружить так дружить, Нони.
Предприятие удалось, хотя увидеть его на подоконнике никто не ожидал.
Глава семнадцатая
У шестиклассников подошло время летних каникул.
Дядя Гена ходил по школе и приговаривал:
- Будет у нас теперь тишина. Никаких тебе шпингалетов-ремонтеров. Полное спокойствие. И не видать нам заезжих ярославцев. Чини краны без лишнего шума. Ни о чём не беспокойся.
Успокаивал себя, учителей и директора. За прошедший учебный год у всех тут было волнений под завязку. Не грех нынче иметь какую-никакую передышку.
Не прошли присловья дяди Гены мимо ушей Павы.
Слышал их не раз и знал: кое-какие причины для беспокойства оставались у водопроводчика. Недаром он притормозил ученика шестого «Б» Несчастнова на лестнице второго этажа. Передай, дескать, отцу, чтобы зашел в школу. Дело есть! Найдется возможность - пусть подмогнет с починкой старых труб.
То ли слесарь не очень надеялся на свои руки, то ли подозревал, что будет задержка с плановой подготовкой школы к новому учебному году. Во всяком случае, дал понять: хочется заполучить в помощники такого золотого человека, каким показал себя Несчастнов-старший.
В последний день занятий главным событием стал все-таки не разговор с дядей Геной.
Пионерская линейка! Так красиво и торжественно выносили знамя, что у Павы побежали по коже мурашки. Пел горн, гремел барабан.
Кто выбивал палочками дробь?
Конечно, это был Торвин.
Ему выпал случай показать свое искусство в полном блеске. Бей со всего размаху, сияй - радуйся, как говорится, на глазах у выстроившейся пионерской дружины.
Палочками он работал исправно. Вот только не получалось у него сиять. Выглядел озабоченным.
Хмуро глядел прямо перед собой. И на лице - ни следа особого музыкального удовольствия.
Ни для кого не было секретом, почему барабанно одаренный человек бить по своему инструменту бьет, а радоваться не радуется. Он был из 6 «Б». Из того самого класса, что здорово провалился недавно со своей поездкой.
На линейке отмечали отряды, называли отличных учеников. Однако ни разу не прозвучала фамилия кого-нибудь из погорельцев-шестиклассников.
И ведь не скажешь: в шестом «Б» одни лишь безответственные лентяи, тупицы, оболтусы, ничем не увлекающиеся бездари. Да, там есть и круглые отличники, и просто много тех, кто хорошо успевает по всем предметам. Талантливыми инициативными ребятами не обделен отряд.
Однако же - нате вам! Не приедут ярославцы. Помахали ручками всей школе, всему городу.
Сергеева стояла бледная, с сухими глазами. Губы ее были крепко сжаты.
Глафира Ильинична добилась-таки своего. Изничтожила неуёмные слезы Риты. Но легче от этого не стало шестикласснице.
Чувство огромной вины не проходило.
И как это она, такая маленькая, смогла сотворить такую большую беду?!
Несчастье оказалось величиной с пионерский отряд. С опозоренную школу. С целый город, куда теперь не приедут гости из Ярославля.
Рите знай выслушивай всё, что говорят дома, во дворе, в школе.
Она стояла, опустив голову. Не подняла ее, когда линейка дружно захлопала в ладоши словам старшей пионервожатой. Это приветствовали мальчика из шестого «А», которого наградили путевкой в пионерскую здравницу.
Поехать туда на месяц - большое событие в жизни каждого школьника.
Ребята с жадным вниманием следили за тем, кого сейчас вызвали из строя. Надо же какой молодец! А на вид такой же, как все.
Несчастнов вспомнил: когда-то Коровина говорила об Артеке. Вроде бы ее пошлют в этот лагерь.
Прелестную Нони? По какому случаю?
Ах, да! Она, кажется, надеялась с помощью Павы вылезти из троек. И стать чуть ли не отличницей. За подвиг, совершенный вместе с новым другом, их обеих обязаны были отметить высокой наградой. Так уверяла заполошная Ноннка. Надо лишь дружить с ней, и всё будет в порядке.
И уж так она таращилась, столько напустила туману.
Поверить ей - все вокруг только и ждали, когда Пава начнет уделять Прелестной повышенное внимание. Ясное дело, что слова ее были совершенной абракадаброй.
Если б у них, в шестом «Б», не произошло досадного провала с поездкой, то кому-нибудь тоже могла достаться редкостная награда. И без таинственного тумана. Вот хоть Катя Стасова поехала бы. Или Рита. Раньше ведь их двоих всегда хвалили за хорошую учебу и за активное участие в пионерской жизни.
Ишь, как глядит Прелестная Нони вслед шагающему! Мальчик из шестого «А» прямо заворожил ее.
Наверное, сейчас она точит на Паву зубы.
За что? За то. Не помог ей устроиться в лагерь.
Эх, Коровина! Разве туда следует устраиваться? Надо просто быть хорошим человеком. Безо всякой показухи.
Желает корова точить зубы - пусть себе старается. На этот счет и так всё ясно. У нее достаточно причин, чтобы возненавидеть Паву.
От непрошенной советчицы ловко удрал в доме Глафиры Ильиничны. Разве можно такое простить? Когда вместе с Ритой и Катей они втроем выходили из подъезда, Прелестная встречала их вся зеленая от злости. Видок у нее был тот еще. Как говорится, увидишь - не забудешь.
Взялась, понимаете ли, учить его, как разговаривать с учительницей и Ритой. Что у него, своего разумения вовсе нет?!
После пионерской линейки Пава отправился домой.
Завтра - никаких уроков. Но школьные дела не отпускали Несчастнова. Он помнил просьбу дяди Гены. Раз водопроводчик тревожился насчет ремонта, значит, у него были на то основания. И нужно не откладывая рассказать родителям о слесаре.
У того приключилось как раз это - скрытое беспокойство на фоне речей о наступающем спокойствии.
Может, папа окажет человеку посильную подмогу? У водопроводчика, кажется, непорядок. И не только с кранами.
- Слушай! - догнал Тихонов дружка. - И я с тобой. А то Коровина присоседится. Она тогда устроит тебе веселую жизнь.
- Потом пойдешь к себе? - поинтересовался Пава.
- Куда же еще?
- Может, ко мне зайдешь часа через два?
Витя поразмыслил: на день нынешний всякие приятные перспективы отсутствуют. Не видать их и на все последующие дни каникул. Поездка в Ярославль - вот это перспектива! Всё остальное не идет ни в какое сравнение с далеким путешествием.
- Зайти нетрудно. А что делать будем!
- Риту жалко, - сказал Пава.
Произнес так, что Витя чуть не поперхнулся. Будто ему, Тихонову, всё равно, как оно получилось с письмами. Да он на секунду не поверил, что Сергеева оказалась растеряхой - адрес перепутала на конверте. Или забыла опустить написанное в почтовый ящик. Или на улице посеяла свои послания.
Случилось какое-то недоразумение. Только ничего сейчас не докажешь. Вот в чём беда!
У Павы было предложение. Неплохо бы прямо сегодня вместе сходить в Дом пионеров.
Он подмигнул приятелю:
- За что школьников, весь шестой «Б», ругать? Вдруг нас
мучает совесть?
- В Доме пионеров нас продолжают ругать? - Витя вопросительно уставился на друга.
Тот молчал, но с таким хитрым видом…
Пришла догадка: если здесь кое-кто подмигивает, то слова насчет больной совести - нескрываемая липа.
Не до такой уж большой степени замучила человека вина, чтобы кинуться в Дом пионеров, обивать разные пороги, мозолить глаза наставникам туристической секции.
Кажется, Несчастнов пришел к выводу - не мешает потолкаться там среди знающих людей.
А ведь верно: отчего не поговорить кое-о-чем?
Какая-нибудь ниточка потянется, тут спора нет. Пусть даже и стоит сходить туда, куда зовет Ритин защитник. Вот только повод для визита…
Витя засомневался:
- Придешь и заявишь: нас мучает совесть? Поэтому расскажите нам про ярославцев, про их туристические успехи, так что ли? Думаю, получится немного странновато.
- Про их старое письмо нелишне узнать, - подсказал Пава.
Да уж, с города - завлекательно старинного и знаменитого - началось всё дело. Это яснее ясного. События завертелись, понеслись резвыми скаковыми лошадками, а потом дело - бац! И развалилось.
Какое злое совпадение! Причиной всего стали пиьма шестого «Б». Ярославское послание целехонькое, а доброжелательные подробные Ритины описания запропастились куда-то.
Что за чудеса, неожиданные, коварные?
- Конечно, мне вся эта история с письмами нравится не очень, - пробомотал Тихонов.
- Ну, тогда сходим давай. Можно и повиниться, и пожаловаться. Побеседуем. Вдруг кое-что прознаем.
- Ходили уже без нас.
- И правильно делали. Но ведь еще разок - невредно, правда? Про то и сё поговорим, потом, глядишь, выйдет для нас польза.
- Для нас? - уточнил справедливый и честный дружок. - Может, для Сергеевой?
Пусть перед ним, перед Витей, приятель не лукавит. Поход предстоит важный, трудный, и хотелось бы знать побольше о настроениях Ритиного защитника. Тут должна быть ясность полная. Если идти вместе, то и дело пусть будет общее.
- Для нас - это для нас. Для всего шестого «Б». И, между прочим, Сергеева ни в чем не виновата.
Пава еще не рассердился. Но в его словах Витя уловил досаду. Почему Тихонов вдруг стал непонимающим?
Насчет одноклассников Несчастнов, кажется, не промахнулся. Вите пора было идти на попятную, и он согласно кивнул раздосадованному человеку:
- Ладно, пойдем вместе. Только про совесть лучше бы не распространяться. Вид будет у нас дурацкий. Ишь, какие замученные пришли! Горем убитые! А сами занимаются расспросами. Как лукавые сыщики.
Пава поморщился:
- Ясно, что некрасиво хитрить. Если не рассердятся увидев посетителей, и не погонят прочь, то рассказ про наши невероятные муки отменяется. Я, можешь догадаться, на крайний случай придумал такой ход. Они ведь, наверное, по-прежнему там злятся на туристический наш класс.
Непонимающий Витя понимающе захлопал белобрысыми ресницами и на этот раз послушно подтвердил:
- Катю вон как отчитали! По директорскому телефону!
Пава охотно закивал:
- И незваных гостей завернуть могут запросто. У них все права. А у нашего шестого «Б» … сам знаешь… провинность лишь. Большая-пребольшая.
Пройдя квартал и договорившись о скорой встрече, друзья разошлись.
Дома Пава оставил портфель в прихожей, сразу прошагал на кухню. После треволнений у него разыгрался зверский аппетит. Постоял он на линейке, послушал речи, переживая за Риту, свой 6 «Б», и теперь что же? Конечно, запищало животе.
Вот у других наоборот: они от волнений худеют, перестают есть. С Павой странная история - он сам себе удивляется, потому что обязательно требуется набить плотно желудок.
Разогрев на плите вчерашний суп, быстро смолотил целую тарелку с двумя ломтями черного хлеба. При этом черняшку намазал маслом, чтобы не пищало больше ничего. Однако живот успокаивался медленно, требовал: дай еще толечку!
Подкрепиться тебе, ненасытному?
Получай сырник с черносмородиновым вареньем!
Молотьбе пришел конец, когда по телу разлилась сонная истома. После чего самым подходящим делом было - пойти и соснуть часок, пока не заявится приятель.
Что верно, то верно: не помешает хоть на время отключиться от тягостных дум.
Пава достал из шкафа тонкое шерстяное одеяло. Улегся на диване, принеся вместо подушки портфель. Как только встанет, вытащит учебники, тетрадки, уложит всё в письменный стол. Чтоб ничто уже - до осенних занятий в школе - не мозолило глаза.
Мама будет довольна. Ей не понравится, если вещи Павы окажутся разбросанными по всей квартире.
Сын будет аккуратным человеком. Пусть полежат школьные принадлежности в одном, без сомнения надежном, месте. Черт знает, какие штуки могут произойти в нынешней жизни, полной сложностей и всяческих неприятностей. Черного хлеба не напасешься для успокоения.
Проснулся Несчастнов от телефонного звонка.
Аппарат разливался электрическими трелями в комнате родителей. Спросонья бедный - как ни суди, а замученный - шестиклассник не вмиг смикитил, что происходит.
Трезвонит где-то. По какому поводу? Что в связи с этим нужно делать?
Встав с дивана, он покачался на месте. Взял неизвестно зачем портфель и поплелся, болтая сонной головой, в прихожую. Там очнулся от наваждения и - теперь уже гораздо быстрее - двинулся в сторону громыхающего телефона.
У журнального столика, где обитал аппарат, он окончательно пришел в себя. Поставил портфель на пол и закричал в трубку:
- Вить?! Ты? Чего не идешь? Я тебя жду.
Всё то время, что Пава объедался мамиными припасами и потом дремал, недавний разговор с Тихоновым торчал в голове занозой.
Поэтому приснилась ему, и достаточно явственно, вовсе не пустяковина. А - груда почтовых конвертов. И сейчас его прошиб неожиданный пот. Ой, вдруг у Риты была незадача с конвертами, с марками неправильными?!
Он замер, испугавшись внезапно пришедшей мысли. Затем решил: марки не марки, идти в Дом пионеров все-таки необходимо.
Насчет правильных конвертов можно поговорить с Ритой попозже. Сегодня… почему он должен стоять в стороне? Как ученик шестого «Б», как звеньевой, которому поручили ответственный ремонтный участок, он имеет право составить более определенное мнение о случившемся, о ярославских посланиях.
Трубка чихнула. Помолчав в раздумье, сказала голосом озадаченной Нони:
- Это я.
Больше никаких слов к неожиданному сообщению не было добавлено. Однако Пава не вот тебе долго мучился раздумьями - догадался, кого принесла нелегкая.
Выронить трубку не выронил, а подуть в нее подул. Не может быть! Прелестная?
Лишь Ноннки сейчас не хватало!
Они с Витей собрались в Дом пионеров, и тут объявилась прилипала. Как бы не увязаласьс ними. Надо побыстрей отшить ее.
Пава закричал:
- Я никуда не пойду! Некогда мне! Я думал, что звонит Тихонов!
Тут он осекся. Дальше распространяться не стал. Не полагалось Коровиной знать о его и Вити замыслах.
- Павлик! Я тебе почему звоню, - затараторила Прелестная Нони, боясь, что миленький бросит трубку. - Пирожков наготовила вкусных. Хочешь попробовать? Приходи ко мне в гости. Или давай я к тебе приду. С пирожками.
- Нет, не надо, - сказал Пава.
На приглашение к вкусным пирожкам неудобно всё же отвечать демонстративным отказом. И он, стараясь быть помягче, добавил:
- Видишь ли, сегодня очень занят.
- Тогда…если…завтра?
- Понимаешь, у нас с Витей есть неотложные дела.
- Давай встретимся послезавтра.
- Ах, тогда! Ну, конечно же… однако мы с Тихоновым заняты по горло. Туча дел навалилась. Я не могу его подвести.
Он отвечал механически. Так ему было полегче - говорить, ничего не объясняя. До бесконечности можно отбояриваться, перебирая дни хоть на год вперед.
- Хорошо, - промурлыкала Прелестная.
В трубке раздались длинные гудки. Несчастнов медленно опустился в кресло. Уф, ускользнуть от Нони всё-таки трудновато, если нет желания произносить грубости!
Сегодня, кажется, пронесло. Но что будет через день-два? Ничего хорошего от прилипалы ждать не приходится. Умеет она приготавливать пирожки - иными словами, различные сюрпризы. Придется усиленно шевелить мозгами, чтобы хоть летом видеть ее пореже.
Следующий звонок вывел его из равновесия. До чего настырная корова. У нее появилась новая придумка. Сейчас, Прелестная, кое-что услышишь. Раз понравилось надоедать, то без крутой фразы не обойдется.
- Отстань! - сердито сказал Пава, схватив трубку. - Я честно говорю: некогда мне! Беспокоят тут разные!
В телефоне закашлялись. Голосом раздосадованного Тихонова проворчали:
- У него семь пятниц на неделе. То идет в Дом пионеров. То вдруг ему некогда.
Спать после плотного обеда лучше всего в квартире без телефонного аппарата. Ноги не унесут тебя, непроспавшегося, в прихожую, к дверному звонку. И не перепутаешь ты ничего в разговорах спросонья.
Разумеется, можно свалиться с шестого этажа. Если станешь лезть в окно, нахально орать, перекликаться с приятелем через весь двор по причине отсутствия телефонной связи…
«Ох, уж эти сложности жизни!» - мелькнула в голове Павы грустная мысль.
Возникла и пропала.
Что затем Витин друг сделал? Ткнул ногой злосчастный портфель под ногами, чтоб не мешался. И крикнул в трубку:
- Вылетаю! Не просто иду, а вылетаю. Вот так. Что еще тебе надо?
Тихонов озадаченно помолчал и сказал:
- Ну, ладно. Тогда и я. Слушай, что у тебя там загрохотало?
- Отлетел в сторону портфель. Отъехал журнальный столик и загремел ножками. Тебя это устраивает?
- Если ты вылетаешь, тогда, конечно, всё нормально, - миролюбиво ответил дружок.
Тихонов остался в неведении насчет телефонного наскока Коровиной. И всё же у него хватило такта, чтобы не вдваться в неприятные для Павы подробности.
Если у приятеля по какой-то причине испортилось настроение, зачем дальше разжигать страсти? Неплохо закончить разговор на спокойной негромкой ноте. Несчастнов перестанет кричать, и всё, как говорится, образуется. Лучше тихого мира может быть мир еще более тихий, разве не так?
Витя встретил друга на улице.
Пава честно предупредил его: будь готов к неприятностям. Того и гляди появится на дороге Прелестная Нони. Мебель не загремела бы во всю ивановскую, если б не телефонные приставания коровы.
- Думаешь, Ноннка караулит тебя где-то поблизости?
- Она желает накормить меня пирожками, - тоскливо ответил Пава. - Наготовила, наверное, целую прорву. Не знает, куда и деть.
- А пусть, - легкомысленно сказал дружок. - Нас ведь двое с тобой. Съедим хоть и прорву.
Что тут было объяснять Тихонову? Ему весело. Его накормят пирожками, и нет у него никаких обязанностей перед поваром. А кое-кто окажется в долгу, как в шелку.
Прекрасно виден тайный смысл в неожиданном подношении пирожков. Получаешь угощение - принимай дружбу. Иначе у Коровиной и быть не может. Она такая навязчивая, только держись.
Что касается Тихонова, его с удовольствием накормят с Несчастновым за компанию. Прелестной никаких угощений ведь не жалко. Лишь бы кое-кого заарканить, накрепко привязать к себе. Паве от ее кормежки добра не жди. Так что, Витя, не надо торопиться насчет пирожков.
Когда они подходили к Дому пионеров, из-за угла выскочила, как чертик из бутылки, неутомимая Коровина.
Приметив миленького и Витю, она помчалась к ним. Осторожно держала прозрачный пластиковый пакет, старательно отводя руку в сторону.
Как было не обомлеть Несчастнову, если - хочешь, не хочешь - приметил: через пластиковую прозрачность янтарно просвечивают печенюшки?
Повариха всё-таки подловила его.
И это когда? В тот самый момент, когда до заветных дверей Дома пионеров оставалась какая-то сотня метров?
- Бежим! - Пава дернул Тихонова за локоть.
Наклонившись вперед, стуча ботинками, Несчастнов летел к открытому подъезду. Были бы здесь соревнования по бегу, он показал бы на стометровке отличное время. Прелестная Нони - очень хороший стимул для установления рекордов.
Витя мчался следом за приятелем. Поскольку не было у него привычки оставлять товарища без поддержки.
Но оглядываться оглядывался: пирожков не боялся. И честно сказать, испытывал к ним симпатию. Чего уж убегать, когда они вкусные? В другое время - если б не бедный Пашка - Витя притормозил бы.
Коровина вначале догоняла друзей. Но пакет ей мешал, и она стала отставать.
- С чем угощение? - деловито крикнул ей Тихонов.
- С повидлом! Есть также с мясом!
- Делай побольше с повидлом, - посоветовал он преследовательнице. - Они вкусней.
При этом хода нисколько не сбавлял.
- Тебя не спросили! - пыхтя, переходя на шаг, ответила та.
- Не заставишь Павла есть всё равно! Не догонишь со своим пакетом.
- Догоню! - упрямая Ноннка прибавила скорости.
Не успел Тихонов оглянуться, как преследовательница поравнялась с ним. Вместе, ноздря в ноздрю, подлетели они к входным дверям.
В это время Несчастнов находился уже внутри. В вестибюле Дома пионеров. Он хотел сразу же подняться вверх по лестнице. Но его остановила гардеробщица. Пава был в куртке, и это обстоятельство перечеркнуло все планы друзей.
Из углового закутка возникла строгая пожилая женщина. Приказала торопыге остановиться и немедленно разоблачиться.
У нее имелись на то права - высказывать свои требования. Раз полагалось принимать от посетителей верхнюю одежду, то и не собиралась она пропускать шуструю личность на верхние этажи.
- Можешь, между прочим, причесать лохмы, - ворчала она. - Вон висит на стене зеркало. Когда приведешь себя в порядок, тогда ступай чинно-благородно в свой кружок.
Сообразить было нетрудно - гардеробщице не нравились бегущие как на пожар мальчики. Они вызывали у нее недоверие и опаску. А что Пава сотворил? Именно ворвался, словно буря, в Дом пионеров, спасаясь от Коровиной. Потому и нарвался на выговор.
Выслушивая наставления, Несчастнов стянул куртку.
Он положил ее на барьерчик, отделявший от вестибюля закуток с вешалками. На всё про всё ушла если пара минут, но ее хватило, чтобы по соседству возникла Нони.
Тихонов, старавшийся задержать ее, не справился со своей задачей. Прелестная двинулась на миленького, словно танк, - напористо, решительно.
Она держала в вытянутой руке аппетитно пахнувшие пирожки и сверлила Паву глазами. Те сверкали, будто фары автомобиля.
Погоня для Нонны оказалась удачной. Охота на миленького завершилась, и теперь ему некуда бежать.
Поспешно оттеснив своего Павлика к стене вестибюля, она принялась шарить пальцами в пакете. Не составляло никакого труда понять - выуживала пирожок, чтобы запихнуть его Несчастнову метко в рот. И тогда тот не выдержал. Заорал во всё горло:
- Не стану есть!
Что произошло дальше?
Вот здесь-то гардеробщица перечеркнула планы - вытурила Витю и Паву из Дома пионеров. Заодно и Прелестную попросила выйти вон.
Как было не возмутиться поведением ребят? Ну, ведь чересчур шустрые, дерзкие, горластые!
Всучив Несчастнову куртку, посоветовала:
- Ступай домой. И основательно воспитывайся там.
Так Пава и Витя очутились на улице.
- Кормила бы меня. Зачем полезла к Павлу? - с укоризной сказал однокласснице Тихонов.
Прелестная Нони загадочно ухмылялась.
У нее свой интерес, кому здесь не ясно?
Глава восемнадцатая
Витя поливал цветы.
Он придвинул стул к стене и лил из литровой стеклянной банки в горшки. Их тут Пава насчитал чуть не десяток. Располагались они вдоль стены в произвольном порядке. Однако все, как один, на железных держалках, выкрашенных под березовые полешки.
- Нашел время заниматься цветочками, - проворчал Несчастнов. Он двигал стул, помогал Тихонову.
Приятелю с банкой в руках всё-таки трудновато забираться на сиденье и пополнять влагой керамические посудины. Только стоя на стуле можно дотянуться до блестевших глазурью горшков.
Вите на упрек друга что возразить?
Лучше всего ответить вопросом на вопрос.
- Мне теперь глядеть в окно, пригорюнившись? - обернулся он со своего стула. - Из Дома пионеров нас поперли. Прелестная Нони своими пирожками подложила свинью.
Сказал, повернулся лицом к стене, поднял банку. Тонкая струйка потянулась к зеленому растению.
Затем нашел нужным ответ дополнить:
- Цветы как раз хотят пить. Их необходимо поливать каждые трое суток. Иначе завянут, понял?
Помощник принял безропотно разъяснения. Оценка ситуации была убедительной.
Ишь, какой умный растениевод!
Он, конечно, прав. Но легче от этого Паве не стало. Плохое настроение нисколько не улучшилось. Раз уж пошла писать дотошная контора, она продолжит не очень приятные высказывания:
- Горшки пришпандорил почти под самым потолком. Зачем так высоко? Как это умудрился вбить гвозди в бетонную стену?
Тихонов помрачнел. Вспомнилось: держалки под керамические посудины прикреплял папа.
Они тогда еще жили вместе - мама, папа, Витя. И вовсе нетрудно, невысоко было отцу: запросто сделал цветочную стену. Безо всяких, между прочим, гвоздей.
Поступил мудро. Вначале просверлил дрелью отверстия. Потом вставил в них деревянные пробочки. Подколотил их молотком, чтоб поглубже зашли в бетон, держались крепче. А уж затем вкрутил в дерево длинные надежные шурупы. К которым по сию пору не подступишься - умаешься вытаскивать.
Всё было сделано папой на совесть. Прочно и красиво.
Дома он всегда мастерил что-то своими руками. Любил это дело. Если за что-нибудь брался, то не выходило у него тяп-ляп никогда.
Давно уже нет его здесь.
Остались от папы разве что разные поделки. Вот, например, цветочная стенка.
И что Павел пристает к горшкам? Висят себе и висят. Никому не мешают. Небось, не пирожки Прелестной Нони.
- Знаешь что, - сказал Витя, - если тебе надоело помогать, включи телевизор. Сиди, смотри передачу «Спокойной ночи, малыши». Там в конце показывают всякие мультяшки. Время, наверное, уже подошло.
- Сам смотришь, да? - недоверчиво спросил Пава. - Не стыдно увлекаться передачами для маленьких?
- А что? - пожал плечами дружок. - Иногда интересно.
- Тоже смотрю часто, - вздохнув, признался умному цветоводу Несчастнов. – Про стыд сказал просто так. Мне мультфильмы нравятся. Даже самые детские. Станешь смеяться надо мной?
- Не стану. Отстань.
У Вити был хороший аппарат. С большим экраном.
Телевизор они с мамой приобрели, когда она стала зарабатывать побольше. Папы тогда уже не было с ними. Оставшись вдвоем, по вечерам они скучали. Телевизионные передачи, хоть и не заменили уехавшего папу, всё-таки немного развеяли тоску, поселившуюся в доме.
Потом случилось вот что.
Когда мама задерживалась на работе, сын ни с того ни с сего начинал беседовать с голубым экраном.
Как это происходило? А очень просто.
Ведущий скажет: добрый вечер! Зритель реагирует: здравствуйте! Диктор может произнести: уже поздно! сделайте, пожалуйста, потише звучание ваших приемников! Ему в ответ: будет сделано!
Витя пойдет и еще свет выключит в коридоре. Чтобы меньше расходовалось электричество. Об этом диктор тоже напоминает время от времени.
Был бы папа дома, не потребовалось бы одинокому человеку разговаривать с ящиком.
С отцом обсудить то да сё - куда как хорошо. Сейчас Витя с утра до позднего вечера смог бы толковать с ним о разных вещах. Их полно скопилось в голове. Вещей много, а папы нет. Поэтому в доме хватает и скуки обычной, и молчаливой тоскливой грусти.
Послушавшись совета приятеля, Несчастнов сел перед телевизором, щелкнул выключателем - итак, что показывают? Образованный цветовод отправился в это время на кухню.
Ему понадобилась новая порция воды.
Растения, когда наступает лето, непрочь попить вдосталь. Такая у них водохлебная привычка.
Не сказать, что детская передача поразила Паву чем-то особенным. Куклы трепались, словно заведенные. Ведущая приводила их в чувство, учила правилам приличия.
«Вчера поросенок вытворял похожие штуки. Неисправимый оболтус. Чудак тот еще», - думал телезритель.
Если б дружок услышал эти мысли! Ой, какая неожиданность! Солидный шестиклассник не только любил мультики для дошколят, он вдобавок не отказывался ежедневно наблюдать некоторых поросят.
Вернувшись, Тихонов вновь забрался на стул, потянулся с банкой к горшкам в березово-металлических держалках.
- Слушай! - сказал тайный поклонник кукол, отвлекаясь от любимой передачи для дошколят. - Всё же не доходит до меня, почему Коровина смеялась.
- Когда она смеялась?
- Вспомни. Ты возле Дома пионеров посоветовал ей : «Кормила бы меня. Зачем полезла к Павлу?» После твоих слов она принялась улыбаться, рожи корчить. Ну прямо Прелестной пощекотали пятки. Что сказал ты необыкновенно особенного?
- Не знаю.
- И я тоже. Но она-то засияла, будто солнышко. Значит, нашла чему порадоваться.
- Может, ей приятно стало. Успела всё-таки возле гардеробной съездить тебе пирожком по зубам, - дружок задумался.
Перестал лить воду из банки. Повернулся лицом к приятелю, вопросительно уставился на него. Но тому что было ответить? Он с сомнением покачал головой. Ведь ни крупиночки не откусил от угощения. Если чем и могла похвастаться Ноннка - смазала слегка пирожком по губам уклоняющегося Павы.
Не слишком большой успех, если учесть: не ленилась сидеть на телефоне, мчаться затем вслед за приятелями в Дом пионеров. Нет, что-то другое пришлось ей по душе.
- Тогда.. ей понравилось, что нас с тобой турнули из Дома пионеров.
- Выгнали кое-кого тоже.
Тихонов терпеливо разъяснял:
- Для нее главное - нас выставили вон. Нужно почему-то, чтобы нас поперли.
- Думаешь? - с сомнением пробормотал Пава. - И зачем понадобилось Прелестной?
- Сам говорил: у нее случаются завихрения.
Сердце Несчастнова словно приподнялось, а потом упало в яму. Мысли, пришедшие в голову, были уж очень необычные.
- Слушай, не нравится мне ее поведение. Сегодняшнее завихрение приключилось, когда мы отправились в Дом пионеров разобраться кое-в-чём. Нони будто догадалась, что мы туда пойдем. А раньше плела такое…такое… Сергеева плохая, ее обязательно исключат из пионеров, представляешь?
Приятель удивился:
- Почему исключат?
- Понятия не имею. Наверное, потому что стала плохой, как выразилась Нони.
- Но Коровина часто несет всякую галиматью!
- Прелестная? Ясное дело! Однако всё же знает что-то про нашу неудачу. Поездка в Ярославль, учти, провалилась, а Ноннка мне раньше намекала: скоро произойдут неприятные события! Не раз она приставала: дружи со мной, не дружи с Ритой, нехорошая она. Вероятно, у Коровиной имеются знакомые в Ярославле. Вот она и пронюхала, что поездка провалится с треском. Может такое быть?
Витя проглотил комок в горле. Медленно слез со стула.
Поставив стеклянную банку на стол, негромко сказал:
- У меня тоже… в Ярославле… папа…
Пава ошарашенно молчал.
Для него слова дружка оказались новостью. Ведь тот раньше говорил другое: отец уехал неизвестно куда. Он не дает о себе знать. Мама переживает, ни с кем не желает разговаривать об этом, даже с ним, с сыном.
Выходит, приятель как раз всё знал и просто наводил тень на плетень. И зачем было морочить голову другу? Фу, как неприятно.
Несчастнов передернул плечами, скривил губы.
Словно Прелестная Нони угостила его насильно пирожком.
Нетрудно было догадаться: тут кое-кто осуждает Витю. За прежнее вранье.
- Я тебя не обманывал, - сказал Тихонов угрюмо. - Недавно всё выяснилось. Мама скрывала от меня. Не хотела она, чтобы я переживал, просился в Ярославль. Вот и получилось… Но я на нее не обижаюсь…
Пава поморгал виновато. Конечно, семейная тихоновская неурядица прояснилась лишь на днях. Поэтому и не представилось случая для друга поделиться новостью. Им - матери и сыну - самим непросто разговаривать на больную тему. Куда уж тут прочим лезть со своими претензиями? Тебе, Несчастнов, нечего беспокоиться насчет того, что у Вити правильно, что - нет.
- Да я ничего. Столько неожиданностей, - надо было выкручиваться, и человек, не желавший никаких пирожков, старался изо всех сил.
- И я ничего, - грусти в этих словах, что называется, хватало.
Поросенок на телеэкране прекратил трепаться минут пять назад. Скоро закончится мультик. А пока носилась, как полоумная обезьяна, гундосил очкастый слоненок - короче говоря, жизнь у зверят шла исключительно активная. Нормальная веселая жизнь.
Верному Витиному другу надо было продолжать. Стараться размышлять. Не сбавляя темпа. Он подумал и решил:
«Сейчас разговор насчет Ярославля - это чересчур много для того, кто остался без отца».
Старатель выключил телевизор, выпрыгнул из кресла.
Подойдя к стене, встал возле нее вверх ногами.
- Здорово умею стоять?
Не очень удобно беседовать, когда твоя голова почти у самого пола. Поэтому слова Павы сопровождались пыхтеньем и сопеньем. Хоть возьми и рассмейся на этого акробата с болтающимися наверху ногами.
- Умеешь. Позиция смотрится, - невесело сказал приятель.
- Могу в таком положении даже спеть тебе.
Вот чудак! Не иначе, он очутился в цирковой позиции, чтобы развлечь Витю.
- Сипеть будешь задушенно. Напрасно показываешь номер. Имеешь меня в виду? Зрителю такие номера ни к чему.
Критическое замечание.
Что за ним кроется?
Тихонов не желал подыгрывать акробату, не было у него никакого желания веселиться. Поэтому даже тени улыбки не пробежало по лицу. Однако Пава, вернувшись в исходное состояние, встав снова на ноги, не успокоился:
- Загадку знаю. Нипочем не отгадаешь!
- Два конца, два кольца, посередине гвоздик?
- Днем гуляет, ночью спит, закрывшись на колючку. Афганская загадка. Шевели мозгами.
Витя принялся шевелить. Ну, что станешь делать с Несчастновым? Ишь, как разошелся! От него, когда вот так пристанет, легко не отвяжешься.
- Солнце, уходящее вечером за высокие хребты?
- Нет.
- Ветер, стихающий в ущельях ночью?
- Тащит тебя в горы. Однако не угадал.
Пава опять встал возле стены вверх ногами.
- Думай. Я пока постою. Кто первый сдастся, тот проиграл.
Кто сказал, что Витя не старался думать? Шевелил мозгами всё азартней и азартней - даже вспотел от напряжения.
Как назло, мысли всё время крутились возле каменистых кряжей, а там, как известно, был - пшик.
Наконец, циркач, задающий загадки, сдался.
Не устоял. Позорно свалился. Да так, что с грохотом отлетел в сторону стул.
Тихонов бросился поднимать приятеля.
Тот - весь красный - смотрел однако весело:
- Я упал. Но и ты не угадал. Колючка не горная гряда, хотя всё похоже, конечно. Речь шла о ресницах. Загадка была про глаз, который то смотрит, то не смотрит, понял?
- Здорово! - искренне восхитился дружок.
- Здорово я грохнулся?
- Про колючку ловко придумано.
Пава ощущал себя, несмотря на проигрыш, удовлетворенным, довольным. Раз приятель отвлекся хоть чуточку от переживаний, где Ярославля чересчур много, то оно и ладно. И - хорошо.
Старания приятеля Витя оценил. Тот, кажется, готов был расшибиться в лепешку.
- Ты хороший друг, Пашка. Я не сомневаюсь. Только развлекать меня вовсе не обязательно. Еще сломаешь себе шею.
- Не обязательно! - улыбаясь, ответил тот. - Если понадобится, научусь ходить по стенам и потолку.
Дружок засмеялся:
- Ты выдумщик. Афганскую загадку сам придумал для меня?
- Нет. Всё по-честному. Народная. Услышал по радио, затем тебе подарил. Эх, кто бы мне такой подарок сделал - освободил от Прелестной?! Ужасно ведь надоела. Лезет настырно в наши с тобой дела. Сегодня опозорила в Доме пионеров. Теперь туда лучше не показывайся.
Гардеробщица вытурит сразу.
- Это уж ясного ясней. Кое-кому спокойней, когда возле гардероба не бегают странные личности. И которые с пирожками, и которые без пирожков.
- Попали в историю! - Пава горестно махнул рукой.
У Вити вырвалось неожиданное признание:
- А мне бы никаких подарков! Мне бы попасть в старинный русский город. К папе.
Теперь - когда мама перестала скрывать, где отец - повидать его хочется еще сильнее. Иногда, ну, просто возьми и закричи: пустите меня в Ярославль!
Вдруг выяснилось, что мысль высказал вполне разумную. Во всяком случае, Несчастнов уцепился за нее. Словно перед ним возник спасительный канат или спасательный круг. Что там бросают моряки бедолагам, очутившимся за бортом? Это самое и понравилось другу. Он с воодушевлением поддержал Витю.
Да, нужно ехать в заветный город!
Уж там, на месте, Тихонов непременно разберется со всеми неизвестными делами. С папой перво-наперво встретится. Заодно пошурует: что за штуки происходили с письмами Риты? по какой причине шестой «Б» очутился на мели?
Приятель заявил:
- Попроси папу тебе помочь. Вы можете сходить в городской Дом пионеров. Что вам стоит прогуляться? Быстренько найдете школу и того человека, что писал нашему Дому пионеров. Поймете на месте, что получили там от нашего класса.
Витя почесал затылок:
- Папа вот так сразу пойдет со мной?
- Что я родителей не знаю? Мой, когда приезжает из отпуска, становится очень добрый. Всё, что ни попросишь, делает. А ведь всего месяц отсутствует дома. Твой сколько лет не видел тебя?
- Два года, - расширив глаза, ужасаясь прорве месяцев, ответил человек, стремящийся к далекому путешествию.
- Отец добрее стал. Не в два раза, не в три. В двадцать четыре. Арифметика, сам понимаешь. Так что вряд ли тебе откажут в помощи, дошло?
И всё-таки Витя сомневался. Нет, помощь, скорее всего, будет. И скорая, и неотложная. Папу он помнил мастеровито-деловым, добрым, отзывчивым. Тут другая заковыка.
Как ни с того ни с сего оказаться в Ярославле?
Сам ведь не отправишься на вокзал. Не сядешь в поезд. Не поедешь без разрешения.
- Мама! - веря Павлу и не веря, чувствуя страшное волнение, проговорил он. - Всё от зависит от нее.
У Несчастнова убедительный дар красноречия нисколько не пропадал, наоборот: ширился неудержимо.
Для начала Пава постарался удивиться посильнй. Поскольку вот они - каникулы! Каждый школьник имеет право гулять. Хоть вблизи от дома, хоть подальше.
Затем дружку Павы предстояло накрепко усечь: пусть старинный русский город находится вдали. Но там ученику, успешно перешедшему в седьмой класс, тоже можно погулять по улицам. Вместе с отцом. Что здесь плохого, если мама рассказала сыну о Ярославле?
- Ничего плохого, - согласился напрочь взволнованный Витя.
- Тогда что же ты?
- А то. Она два года скрывала от меня правду. Значит, не желала, чтобы я захотел поехать. И даже переписываться.
- Такая злая?
- Она обиженная. Не понимаешь, да? Зачем он оставил нас одних?
- Ну… зачем отправился далеко и надолго… этого не знаю. Однако ты можешь теперь поехать к нему. Разве - нет? Сам как считаешь?
- Право имею. Кроме того, надо с ним поговорить. О многом.
- Вот и я тоже… считаю… не собираюсь возражать тебе.
Между друзьями согласие - великая справедливая вещь.
После того, как вещь приключилась, она действовать начинает и согласованно, и успешно. У них сразу кое-что получается. Хотя бы в мечтах.
Чтобы на деле вышло всё придуманное, надо что?
Мало ли у кого что и кому как, а Тихонову нужно без промедлений поговорить с мамой. Получить ее разрешение.
Тогда, если повезет, выпадет Вите счастье. Кроме того, смогут осуществиться некоторые совместные желания друзей - горячие, страшно спешные.
Несчастнов и Тихонов сели рядком. У них в мечтах всё получалось самым распрекрасным образом. Они обсуждали детали будущего расследования и ждали, когда придет с работы Витина мама.
Без нее вряд ли дождешься осуществления горячих надежд.
Как скоро это произошло, неизвестно. Но только вдруг взорвался телефон.
Нет, он не позволил себе разлететься на мелкие кусочоки. Просто увлекшимся приятелям показалось: грянул гром. Они подскочили, поглядели друг на друга, кинулись к аппарату.
Неожиданных событий последнее время слишком много. Что ему надо, громыхающему телефону?! Витина мама в дороге. Она едет в автобусе. Вот-вот появится дома.
Кому понадобилось трезвонить в вечерний час?!
- Если это не твои родители беспокоятся, то ничего не понимаю, - в голосе мечтательного поездного путешественника, стремящегося в Ярославль, прозвучала тревога.
Пава, исключительно азартный собеседник, поморщился. Мама возьмет и позвонит: ей вспомнить о сыне, припозднившемся некстати, - запросто. Правда, время выбрано для беспокойств не очень подходящее. Ведь сейчас приедет Витина родительница. И надо будет ее уговаривать. Дружно, сообща, настойчиво, чтобы получился результат. Тот, который необходим. Это, как нетрудно догадаться, дело вовсе не из легких.
Несчастнов, состроив кисловато-скучное лицо, взял трубку. Ему почему-то захотелось кашлянуть. Что он и совершил, словно заранее оповещая всех о своей обиде.
- Здравствуйте. Кто говорит? - голос, усиленный послушной мембраной, ударил по ушам. Пава так и сел. Кислоты на лице прибавилось, и Витя испуганно уставился на обессилевшего друга.
Тому что-то нужно было ответить. Но, казалось, он не мог выдавить из себя ни слова.
Наконец, сипло произнес:
- Я.
- Тихонов?
- Несчастнов.
- Привет, миленький!
Откуда взялась Прелестная? Тут решаются важные вопросы, а ее вдруг принесла нелегкая. На телефонных проводах.
Как бы не сотворила Нони опять какой-нибудь фокус-покус.
- Что тебе надо? Возникаешь, когда тебя не ждет никто. Состряпала торт, что ли? Или, может, сварила борщ? Сама и ешь на ночь глядя. Отлипни от нас.
Он отвел трубку в сторону, пояснил дружку:
- Коровина. Собственной персоной. Прямо не девица - стихийное бедствие какое-то.
- Снова свалилась на нашу голову! - воскликнул Тихонов.
Он был поражен не меньше Несчастнова.
Пава собрался закончить разговор с Прелестной самым решительным образом. Но, опередив его, она затарахтела во всю мочь:
- Позвонила тебе домой. Там был твой папа. Он в отличие от тебя, Павлик, человек вежливый. Меня уважает. Разыскал в вашей телефонной книжке номер Тихонова. Звоню тебе, чтобы предупредить: вы убежали, а я вернулась в Дом пионеров. Хотела извиниться за вас. Но гардеробщица мне сказала, что в следующий раз отправит бузотеров в милицию. Скажи, зачем ходили туда. Насчет Сергеевой, да?
- Не имею представления, почему прибежала туда ты. А я с Витей ходил за билетами. На Марс.
- Куда? - переспросила Коровина.
- Туда, где тебя нет.
Пава сердито брякнул трубкой о рычажки аппарата.
Прелестная Нони задала вопрос: что привело друзей в Дом пионеров? Случайно поинтересовалась или нет?
Глава девятнадцатая
Хлопнула входная дверь.
- Мама, - тихо сказал Витя расстроенному приятелю.
- Я догадался, - ответил Пава шепотом. - Она ведь не позвонила. Открыла дверь своим ключом.
- Ты чего шепчешь? - спросил дружок.
- С тебя пример беру.
- Я тихо говорю, потому что подумал: лучше тебе уйти сейчас. Примету одну учти. Она пришла усталая, с порога не спросила, как у меня дела. Вдруг возьмет и прекратит разговор с нами? Хорошо еще, если со мной одним не откажется говорить насчет поездки.
- Значит, мне сматывать удочки?
- Топай давай домой. Так оно станет верней.
- Ладно. Только смотри: на тебя вся надежда. Чтобы не рассердились на внезапного путешественника, начни умно. Поработай извилинами.
- Будет сделано, не сомневайся, - пообещал тот свистящим шепотом. Подтолкнул приятеля в спину.
В коридоре уже слышались шаги, и нужно было поскорей выпроваживать Несчастнова.
Когда мама вошла в комнату, она увидела странную картину. Друг сына шел, нагнув голову, с озабоченным выражением лица. Сзади его старательно пихал в спину Витя.
Выгонял Павла из квартиры? Поссорились, что ли?
Она приподняла брови, сказала укоризненно:
- Сын! В чём дело? Нельзя ли повежливей!?
Будь другая ситуация, Пава объяснил бы ей: всё нормально. К дружбе здесь относятся вполне ответственно. Именно потому ее сын спешно очищает поле деятельности.
Несчастнов, конечно, высказался. Однако не в слух, а про себя:
«Витя горит желанием приступить к осаде. Он должен выбить кое-у-кого разрешение на поездку в Ярославль. Ради такого дела пусть толкает гостя хоть в горбушку, хоть в шею.»
На растерявшегося дружка продолжали смотреть вопросительно, ожидающе, поэтому Несчастнов заволновался.
Ой, лучше сейчас подать голос:
- Со мной всё в порядке. Просто я замешкался. А ваш сын - молодец. Он умеет разговаривать с людьми. Честное слово. Хоть у кого спросите.
Теперь мама приятеля была подготовлена.
Для чего? Как раз для того, чтобы выдать Вите позволение на путешествие.
Сам Пава, разумеется, тоже не из постоянных грубиянов. Но тут не до вежливых деликатностей, когда Прелестная доводит тебя до белого каления.
Спасу от нее, ну, в самом деле нет! Ни в школе, ни дома, ни где-нибудь на улице. Вот и приходится иногда выражаться не самым лучшим образом.
Дружок потихоньку пихал и пихал.
Пусть тут выметываются побыстрей.
Поэтому Пава, ничего больше не объясняя, поспешно удалился из квартиры Тихоновых.
Гудел лифт, опуская пассажира на первый этаж.
Кабина подрагивала. На алюминиевом щитке, где красовались аккуратные кнопки, кто-то нацарапал эмблему «Спартака». Охота некоторым личностям уродовать лифты!
От этого мастеровитой команде футболистов легче побеждать противников? А может, играть нужно получше?
Скорее всего, перекошено изображенная эмблема не Витина работа. Когда он приедет в Ярославль, вряд ли станет царапать всякое в папином дому.
Хоть приятель и любит футбол, но предпочтет носить майку с намеком. Чтоб тот, кому надо, уяснил: здесь живет спартаковская душа.
Майка - это еще куда ни шло. Афишировать команду в лифтах? Разрисовывать стены зданий, долбить кирпичи? Он, Пава, уважал бы друга меньше, если б заметил за ним такую склонность.
Нет, это какой-то узколобый сосед Тихоновых работал среди кнопок машины, всеми уважаемой и необходимой!
Несчастнов вышел из подъезда, отметив в уме: возле двери тоже потрудился узколобый. Глубоко процарапал штукатурку.
Вот гусь! Руки у него чешутся!
Пава шагал домой. Наблюдения футбольные кончились, а размышления касательно ситуации у Тихоновых продолжались.
Торопиться какая нужда? Он шел медленно. Наверняка в эту минуту приятель склоняет маму на свою сторону. Точнее:и на свою, и на Ритину, и на сторону ни в чём не повинного шестого «Б».
Работа у товарища трудная. Это не вот тебе, высунув язык от старательности, портить штукатурку.
Сколько шагов успел сделать Витин друг?
Двадцать? Тридцать? Во всяком случае, не очень много.
Нежданно объявилась верная своим правилам поведения Прелестная Нони. Ей мало было толстых намеков насчет Марса. Не удовлетворил последний телефонный разговор с миленьким. Прискакала вот.
Зачем? Чтобы разозлить его?
Или засвидетельствовать однокласснику свое почтение?
С нее станется. Однако Несчастнову только хуже от ее навязчивости, от признаний в непременном желании подружиться. Горше горькой редьки у человека все последние дни: его преследуют по пятам и загоняют в клетку, будто какую-то неразумную живность.
Пава стоял, озираясь по сторонам, недовольно хмурясь. Рвануть вдоль по улице, попытаться убежать? К сожалению, уже поздно. Коровина - вот она, рядом.
Нони улыбнулась ему. Сказала нежным голосом:
- Павлик! Дуешься? Я тебе не сделала ничего плохого.
- Ой, держите меня! - насмешливо пробормотал тот. - Хорошо стало так, что не описать пером.
Прелестная прижала к груди руку. Понизив голос, стараясь выглядеть поубедительней, поклялась:
- Чтоб мне провалиться. Всё для нашей с тобой общей пользы. Как тебе доказать, если постоянно упускаешь возможности для жизненного успеха?
- И не нужно доказывать, - пробурчал человек, не понимающий своей выгоды.
- Вот возьми и заметь за собой. Всё время у тебя так. Не желаешь ничего знать.
- Пирожки твои трескать надо? Это и есть польза?
- Давай поговорим по-хорошему, - промурлыкала Прелестная.
Тут Пава сдался. Немного, но отступил. Уж очень проникновенно мурлыкали ему в уши.
На вопрос, зачем они с Тихоновым ходили в Дом пионеров, признался искренно:
- Хочется выручить Сергееву. Несправедливо Риту осуждают. Провалилась поездка в Ярославль по неизвестной причине. Ее надо выяснить.
- Ну, теперь мне ясно. Спасибо за откровенность.
- Если желаешь помочь, скажи честно: ты ведь догадывалась о чём-то? Наверное, у тебя знакомые есть в Ярославле?
Лишний раз Несчастнов убедился, что с Прелестной не может быть нормального разговора.
Она вдруг вспыхнула, будто спичка. Глаза ее засверкали.
Не вот тебе знакомая одноклассница - прямо зверек, загнанный в угол.
Коровина кричала, что не станет выправлять дела Сергеевой. Той надо внимательней быть, лучше исполнять свои обязанности перед классом. Тогда не приключилось бы с ней позора.
Пока Нони распространялась, Пава молчал. Он не ожидал столь бурного взрыва. Но думать он думал. И вот о чём:
«До чего же не любишь Риту. Даже странно тебя слушать. Завидуешь, что ли? Ее все уважают, поэтому ты и бесишься.»
Однокласснику пришло на ум: разоткровенничался он зря. Когда Нлни поет нежным проникновенным голосом, это у нее лишь видимость участия. Она гнула и гнет свою линию исключительно упорно. На друзей «Павлика» - или, как она чаще выражается, «миленького» - ей в лучшем случае начхать.
Та прекратила кричать. Гораздо тише, однако весомо и прямо-таки наставительно, произнесла:
- Не советую заниматься делами Сергеевой.
- Ты еще добавь, что это опасно. Что лучше нам с тобой вдвоем поехать в Артек, - съехидничал Несчастнов.
- Может, и опасно, - задумчиво произнесла та.
У нее внезапно показались на глазах слезы. Случившееся было до такой степени неожиданным, что спорщик стушевался. Язвительная реплика застряла у него в зубах.
Новое остроумное высказывание как не выдать? Пава не стерпел бы, вытащил его на белый свет. Дал волю меткому словцу.
Однако Прелестная не стала ждать, когда одноклассник придет в себя. Она повернулась и пошла прочь.
Произошло то, чего никогда не происходило - Коровина отступила сама.
Сегодня вечером не он спасался бегством. Приставучая Нони поспешила дать задний ход. Неужто ему удалось найти слабину в ее неколебимой решительности, в железном характере?
Что же он такого сказал?
Да ничего особенного. Что-то ехидное про Артек и опасность.
Как ни крути, всё равно не разобраться в том, чего боялась Прелестная. Сплошная темнота, постоянные страхи, непонятные тайны.
Копаться в причудах ее поведения и смысла-то не усмотришь. А копаться долго, настойчиво, с пристрастием - да просто сойдешь с ума. Именно что темная она, примитивная девица.
Несчастнов не подозревал, что ошибался насчет одноклассницы. Не такая уж она была примитивная. Ему еще предстояло убедиться в этом.
Выбросив из головы мысли о Прелестной, он нырнул в раздумья о Тихоновых. Погрузился основательно, глубоко. И вынырнул лишь тогда, когда очутился перед дверью собственной квартиры.
Открыл ему папа.
- Вернулся, - улыбнулся он. - Тебе с час назад звонила девочка.
- Мне известно, - сказал Пава.
И больше в этот день не вспоминал о Прелестной Нони.
У Тихонова были свои треволнения. Он размышлял, как подступиться к припозднившейся усталой маме. Ей сейчас явно не до бесед о путешествиях. Однако нужно ковать железо. Оно совсем горячее - ведь не год назад поведала правду об отце. Эх, если б удалось мягко, деликатно разговорить хозяйку Витиной судьбы! Вполне возможно, что дело обернулось бы в пользу ярославской поездки.
Раз нужен умный подход, поступил он так.
Напустил полную ванну воды. Взял из шкафа, где находилось белье, чистую майку и трусы.
- Ты что удумал? - спросила мама. - Мыться, кажется, отправляешься?
- Ага, - ответил тот. - Пора.
- Чудеса! - удивилась она.
До сих пор сама решала, когда сыну принимать ванну. Ему приходилось подчиняться. Что он и делал с большей или меньшей долей охоты. Поэтому она привыкла, что в этом вопросе первое слово - всегда за ней.
Сегодня он впервые проявил инициативу. Без напоминаний пошел купаться. Чудеса да и только!
Но главное чудо обнаружилось чуть позже.
- Мам, дай полотенце! - крикнул он.
Она, конечно, принесла то, что ему понадобилось. Затем ей захотелось войти в ванную. Однако ходу туда не было.
- Ты куда? - спросил Витя, приоткрыв дверь.
- Мыться так уж мыться. Давай потру тебе спину.
- Нельзя, - твердо заявил он.
- Почему? - удивилась мама.
- Я стесняюсь.
- Глупости, - возразила она. - Раньше я всегда помогала тебе намылить, потереть спину. Ты не возражал.
- Теперь мне стало неудобно, - не отступал сын.
- Странно.
- Если б папа пожелал помочь, тогда ладно. Он мужчина. А ты женщина. И я стесняюсь.
Витя выхватил полотенце и поскорее закрыл дверь на защелку.
Мама с усмешкой покачала головой. Парень взрослеет с катастрофической быстротой. Дома ему понадобилась баня с разными отлелениями. Пусть так принято, чтобы мужчины и женщины… Не рановато ли сын собирается следовать правилам общего поведения? И где - в их дружной, тесной семье?
- Ненормальный, что ли? Не устраивай мне скоморошьих представлений. Ты ведь еще маленький мальчик.
- Здравствуйте, пожалуйста! - крикнул он из своей «бани». - Павлу вон отец мыться помогает. И давно уже.
Даже если это было так, что могла предпринять Витина мама? Не собиралась она заводить для сына отчима. Не будет нового мужчины в их доме. Пусть этот стеснительный парень отныне сам заботится о собственной спине.
- Ну, запирайся тогда! А я пойду приготовлю ужин.
Сын знал точно: она часто вспоминала о папе, который жил отдельно от них. Временами становилась очень задумчивой, не слыша, что ей говорили.
Умного чего-нибудь ей посоветовать? Поди и сообрази. Витя не мог ничего подходящего придумать. Исправить то положение, которое сложилось по вине в чём-то несогласных родителей, могли только они сами. Вдвоем.
Ему очень хочется, чтобы они снова стали жить вместе под одной крышей. Возможно, потом…
А пока он поведал маме про Несчастнова-старшего. Про мужчин и женщин. В конце концов, он навел ее на разговор о папе, которого близко нет. И который обязательно должен быть здесь. Рядом со своим взрослеющим сыном.
Теперь легче будет проситься в Ярославль. Мама вряд ли рассердится.
Обсушившись махровым банным полотенцем, Витя переоделся в чистое. Вышел из ванной комнаты и сразу направился на кухню. Чтобы продолжить свои рассуждения насчет мужчин.
Куй железо… если уж взялся.
- Вытри голову получше, - посоветовала мама, потрепав его мокрые вихры. - Окно открыто. Надует тебе и простудишься.
- Хорошо, - послушно сказал он.
Взлохматил волосы полотенцем, тщательно протер их, рьяно следуя взрослому совету. Пригладил вихры ладонью и неожиданно для мамы произнес задумчиво:
- Мне бы повидать папу. Я поговорил бы с ним, как мужчина с мужчиной.
- У тебя есть дело к нему? - с непонятной усмешкой сказала мама.
- Конечно, - твердо ответил он. - Я должен ехать в Ярославль.
Ей стало не до усмешек. Она внимательно посмотрела на Витю, села возле кухонного столика, примолкла.
Он встал рядом. Стоял столбом и ждал ее слов.
Подперев щеку рукой, хозяйка его судьбы ушла в свои, вряд ли кому известные, мысли. Ей было о чём подумать.
Размышляла о несложившихся семейных отношениях, о взрослеющем сыне и о себе.
Наконец, печально вздохнула и тихо произнесла:
- Я не могу одного тебя отпустить в Ярославль. Надеюсь, ты понимаешь?
- Поехали вместе со мной, - он среагировал незамедлительно. Горячо и громко.
Сердце у него забилось часто-часто, а ноги почему-то ослабли.
Мама вдруг занервничала. У нее на лбу даже выступила краска.
- Не приглашал он меня. Если б написал, позвал в письме, тогда другое дело.
Витя догадался: всё то время, что папа жил отдельно, мама ждала от него приглашения. И тогда он пошел в лобовую атаку:
- Я соскучился по отцу. Он у меня есть все-таки. Имею право повидать его. Я большой уже. Вот и всё!
- Ладно. Пусть ты большой. Кто спорит? Но как мне отпустить тебя, шестиклассника, одного? В дальнюю дорогу, в незнакомый город?
- Отпускай семиклассника. У тебя все права, - настаивал сын, намекая на имеющиеся новые обстоятельства.
Мама не сердилась на него. Хотя настойчивость просителя, по ее мнению, была чрезмерно велика. Переходила, что называется, границы. И всё-таки заинтересованность человека - пусть не совсем взрослого, однако явно взрослеющего - была не пустая. Тут блажью семиклассника не пахло. Парень рассуждал здраво, доводы выдвигал разумные. С порога их отметать - не получалось.
Короче говоря, она колебалась.
Витя явственно видел: его дело тронулось с мертвой точки. И если окончательное решение мамой не принято, то просто-напросто нужен дополнительный довод. Только и всего.
Как назло в голову не приходило ничего путного.
Не встанешь же тут вверх ногами? Правда, не так давно Павел вставал - умело, убедительно. Достаточно эффективно, если он имел в виду плохое настроение собеседника.
Разговор с мамой - это другое. В семикласснике она мигом заметит шестиклассника с задранными к потолку ногами. Тогда поездка в старинный русский город отменяется. Пусть не навсегда, но, само собой, надолго.
Колебание между строгим запретом и доброжелательным разрешением кончится, когда удастся маму встряхнуть. Но как? Что за слово надо произнести, чтобы всё-таки получить позволение?
Эх, где наша не пропадала! Витя решился, он сердито заявил:
- Вообще я убежден: мне сразу после вашей размолвки надо было поговорить с папой! Он не уехал бы никуда!
Мама от неожиданности привстала со своего стула, потом снова села:
- Нет, вы гляньте на него! Человек убежден!
Она, конечно, немного опешила. И кроме того…в ее восклицании проскользнула нотка счастья. Мама словно бы проснулась от долгого сна. Проснулась и обрадовалась, что у нее такой большой сын. Почти совсем взрослый.
Витя продолжал наступление:
- Я вижу. Я понимаю. Ты сама хочешь поехать со мной.
- Прекрати. Ты что в самом деле позволяешь себе?!
Она вроде бы возражала. Однако это выходило у нее слабо, недостоверно.
- Ну, будьте же честными! Вы, взрослые родители! Мне просто смешно глядеть на вас!
В ответ - смущенный возглас:
- «Глядеть на вас»! Высказался он.
- Да, высказался.
- А ведь папа далеко отсюда. Ты его тоже видишь, да?
- Вижу, - упрямо сказал Витя. - Он написал письмо. Пусть тебя не приглашал, но адрес его теперь известен. Хватит! Мы отправляемся в Ярославль!
Утренний вокзал. Пригородные электрички подвозили пассажиров: начинался рабочий день. Для тех, кто собирался уехать летом в отпуск, на юг ли на север, - касса предварительной продажи билетов.
Приобрети загодя плацкарту и пакуй неспеша чемодан.
С утра пораньше Витя очутился в здешнем зале ожидания.
Предварительная продажа его интересовала? А вот и нет. Он искал суточную кассу. Купи билеты для себя и мамы, а вечером пожалуйста - садись в поезд до Ярославля.
Сюда он добирался на трамвае. Двадцать минут езды в переполненном вагоне: народ ведь торопился на работу.
Если кое-у-кого сложилось впечатление, что дружок Несчастнова один отправился за билетами, то это было не так. Совсем взрослым сын оказался или не совсем, но мама поехала вместе с ним.
Получив недельный отпуск, решила не пускать дело на самотек. Витя - пусть он человек, убежденный в свое правоте - чересчур сейчас горяч. Надо его подстраховать.
Вы только поглядите, как он бегает по залу ожидания в поисках нужной кассы! Вся эта поспешность и волнения всё-таки ни к чему. Если он получил разрешение на совместную поездку, то запрета не будет. Если очутился на вокзале, достанется ему вагонная полка. Пик летних отпусков еще не наступил, так что у каждого полная свобода получить хоть отдельное купе в поезде.
Между прочим, он боялся, как бы чего негаданного не приключилось с походом за проездными документами. Недаром выходя из дома потребовал:
- Деньги должны быть у меня.
В ответ на высказанное недоумение по-мужски посуровел:
- Целее будут!
Что бы там ни было, они действительно оказались в целости и сохранности.
Билеты сын купил сам. И тут же ими завладел окончательно, бесповоротно. Явно опасался нежданных сюрпризов в дальнейших событиях.
Мама не знала: Витя был сыт по горло всяческими неожиданностями, случившимися за последнюю учебную четверть. Однако не стала спорить с ним. Раз ему с документами спокойней, пусть хранит их.
Как зеницу ока? Да хоть и так.
Поезд отходил от перрона вокзала ближе к ночи.
В зале ожидания сонно клевали носами те, кому отправляться в дорогу рановато. Им предстояло дожидаться пассажирских составов, уходивших далеко заполночь.
Долгое ожидание обещало тоскливое сиденье в креслах, скуку. Кое-кто, не обращая внимания на вокзальный шум, постарался оккупировать целую лавку для сна.
Имелись здесь просторные длинные скамейки. Один мужчина расположился по всей длине лавки, даже ноги на нее закинул. Устроился - как дома. Словно тут ему собственный диван.
Ботинки снял. Под головой - дорожная сумка.
- Спит спокойно, - удивляясь на путешественника, сказал Витя маме.
В этот момент тот проснулся. Перевернулся на другой бок. Сказал хриплым голосом:
- Привычка у меня. Храплю по ночам. Если стану мешать, надо стукнуть меня.
- Чем? - семиклассник спрашивал не то всерьез, не то шутя.
Мужчина опять провалился в сон. Рука его свесилась. Она указывала на обувь, что стояла на полу.
- Ботинком разрешает стукнуть себя, - весело сказал Витя маме.
- Не вздумай. Скандала не избежать.
Мимо них проехала тележка. На ней горкой лежали узлы и чемоданы. Следом за носильщиком и его четырехколесным транспортом поспешала женщина с выводком маленьких ребятишек.
- Поезд ждать не станет! Нужно торопиться! - твердила обремененная детьми пассажирка в спину неразворотливого носильщика.
Выводок малышни загалдел - от него последовало разноголосое подтверждение.
Лишь один шустрый пацан посоветовал не гнать лошадей, потому что время терпит. Видно, сам перед тем приставал к мамаше с вопросами. Теперь он с солидным видом повторял ее слова: «Время терпит».
Вокзальная суета. Она тебя не только утомит. Развеселить тоже сможет. Витя посматривал по сторонам, находил для себя много интересного.
«Вот так бы ездить, ездить. На железной дороге, наверное, столько всего повидаешь. Впечатлений будет море. Найдется, что рассказать Павлу.»
А как же поезд на Ярославль? Стоит у перрона?
- Ой, думаю, скоро отправляемся! - затеребил Витя маму. - Не опоздать бы.
- Времени достаточно, - успокоила она своего семиклассника, заволновавшегося без причины.
- Нет! Пойдем на посадку. Мало ли что. Вдруг изменили расписание.
- Не изменят его за час до отправления поезда.
Чего боялся Витя? Конечно, всяких несуразностей. Если они тебя преследуют, пожалуй запаникуешь. Хоть уже больше недели ты никакой не шестиклассник.
Сын не слушал маму, потащил ее на перрон.
Состав - как и велело расписание - стоял на путях.
Тамбуры были закрыты, но в вагоны пока не пускали пассажиров. В щелочку между оконными занавесками Витя разглядел: проводники разносили одеяла.
- Постели, смотри-ка, уже готовят - воскликнул он.
- Правильно делают. Ночь. Люди пожелают сразу лечь спать.
Вот как оно получится. Поезд помчится сквозь темноту. Пассажиры улягутся на свои полки. А Витя… кому-кому, а уж ему-то спать не захочется. Он ляжет, укроется одеялом и станет мечтать. О чём? О том, чтобы вагон ехал быстрее и скорее наступил тот час, когда встретятся они с папой.
Глава двадцатая
Тихо ли ночью в поезде? Не так чтобы очень.
Стучат на рельсовых стыках колеса. Время от времени лязгают буфера. Они с грохотом соединяют свои стальные лбы. Разумеется, не для того, чтобы пошептаться. Но если тебе мечтается неостановимо, то возьмешь и подумаешь: всё-таки о чём-то идет у них беседа! не иначе! И вдруг захочется разгадать их неумолчный язык.
Витя ворочался на своей полке.
Интересно, а что там, за окном? Далекие огоньки, потом темь. Затем огни подскакивают ближе. И небольшие станции улетают назад, назад.
По коридору вагона бродит кто-то?
Как ни суди, а ночью в поезде поспокойней. Меньше народу толпится в проходах. Вздремнуть сейчас - в порядке вещей даже проводнику. Один отдыхает, другой следит за остановками. Вагон без присмотра не остается никогда.
Если кто-то прошел по коридору, то, скорее всего, - бодрствующий хозяин вагона.
Под головой у Вити железнодорожная тонкая подушечка. Ему не холодно: укрыт одеялом. Короче говоря, посапывай или похрапывай, как всякий честный пассажир.
Однако он то в окошко глянет, то прислушивается к разным звукам. А то еще начинает высчитывать: в Ярославле сейчас полночь или утро?
За окном принялись мелькать какие-то пики. Луна высветила череду телеграфных столбов.
Вот черные лапы деревьев-теней потянулись к мчащемуся поезду. Вагонный перестук тревожил дремотный покой придорожного леса.
Луна подпрыгивала в верхнем обрезе окна. Ее серебристый лик, склонившийся над рельсовым полотном, казалось, вопрошал: кто здесь постукивает? что за шум, когда драки нету?
Мама спала на нижней полке. Витя посмотрел на нее со своей верхотуры. Как она там?
Ее лицо было спокойным. Но тут она заворочалась, приподнялась и повернулась лицом к стенке. Лунные тени, подбегающие к железной дороге, ее интересовали… совсем не интересовали.
Она видела, наверное, третий сон. А у Вити дремоты ни в одном глазу.
«Папе мы писать не стали. Он знать не знает, что скоро окажемся в Ярославле. Сюрпризом станет для него наше появление. Обрадуется он, увидев нас? Я бы на его месте подпрыгнул до потолка.»
Бравый семиклассник на время уступил место обычному шестикласснику, чья безудержная радость позволяла прыгать сколько влезет.
Пролеживать бока надоело.
Спустившись с верхней полки, Витя нашарил ботинки на полу. Обулся и выскользнул из купе.
В вагонном проходе было довольно светло. Луна заливала матовым блеском обочину. Там что-то сверкнуло. Потом еще раз и еще.
Фу, ты! Ведь это бутылки!
Они посылали и посылали зайчики вслед составу.
«Стеклянная посуда не так чтоб великая ценность. Но зачем бросать бутылки в окна?!» - Вите стало обидно. Будто он намеревался пойти прогуляться по насыпи, и на тебе, какая беда - там того и гляди наступишь на что-нибудь острое.
Настроение упало.
Нахмурившись, он прошелся по коридору туда-сюда вдоль дверей многочисленных купе. Здесь, в вагоне, было чисто, никаких тебе осколков. Это обстоятельство несколько примирило серьезного парня со сложностями жизни.
Потихоньку-полегоньку отвлекся от сверкающей обочины, успокоился.
Опять в голове зашевелились мысли о Ярославле.
Каков он, северный город? Как выглядит улица, на которой живет папа? Нравятся ли ему по-прежнему тополя вдоль тротуаров? А дома он будет, когда они заявятся к нему?
Витя и мама приурочили приезд к воскресенью. Выходной день. Куда отцу спешить? Можно встать попозже. Когда еще отоспаться, как не в выходные? Встанет часов в десять, будет пить чай. И тут - звонок в дверь. Гости приехали!
Первым войдет сын. Имеет право, потому что именно он настоял на поездке. Пусть папа встречает его - первого! повзрослевшего! не какого-то вам ученика начальной школы, а настоящего семиклассника!
У дверей одного из купе послышались тихие всхлипывания.
Подойдя поближе, Тихонов-младший прислушался. За дверью действительно плакали.
Не иначе, там стоял человек. Переживал о чём-то. Может, ему нужна помощь? Витя негромко постучал согнутым пальцем.
В открывшуюся щель высунулся мокрый носишко. Зашмурыгал.
Затем щель раздвинулась, и показались зареванные глаза.
Огорченный пассажир невелик росточком. Вите много ниже плеча. Лет пять ему от роду - не больше. И он не понимал, почему незнакомый человек стучал к нему в купе.
Витя спросил:
- Обидели тебя? Чего льешь слезы?
- Не обидели.
- Понимаю: ты увидел плохой сон.
- Мне приснилась страшная собака.
- Не обращай внимания. Сны - это не самая страшная штука. Как приходят, так и уходят.
- Теперь я не сплю. А мама спит.
- Правильно делает. Ты давай тоже укладывайся. Все ребята давно полеживают в постелях. Никто не льет слез.
- Ага, ты вот не полеживаешь.
- Мне сколько лет?
- Сколько?
- Много. Вышел из купе, потому что желаю пройтись перед сном. Могу себе позволить.
- Я тоже хочу выйти.
- Погулять, что ли?
- Нужно мне. По-маленькому. Но мама спит. И я боюсь идти один.
- Дела! - протянул доброжелательный семиклассник. – Ну, ладно. Двигай тогда со мной.
- Значит, ты пойдешь туда тоже? - обрадовался малыш.
- Я туда, куда тебе нужно.
- Ладошка пятилетнего дошколёнка была горячей. Перегрелся человек, заранее переживая свой позор перед народом.
Тихонов-младший ускорил шаги. Парень бежал за ним вприпрыжку. На его озабоченном лице уже не было гримасы отчаяния. Там лежал отпечаток простой мысли: как бы не опоздать!
Когда возвращались назад, из купе уже выглядывала Витина мама.
- Где вы были?! - воскликнула она.
- Да вот, - сын подтолкнул вперед малыша. - Понадобилось ему. По-маленькому. Я сопровождал.
- Скорей веди его к родителям и возвращайся. А то волноваться буду. Обо мне ты думаешь?
- Естественно.
Нисколько не лукавил сын. Он вдоль и поперек о них размышлял - о папе и маме. О том, что жизнь должна повернуться иначе. Так, чтобы всё наладилось.
Поездка в Ярославль - по приглашению ли, нет ли, но солидный шаг к примирению. Настоял на нём никто иной, как он, Тихонов-младший. Значит, думал не только о себе.
- Ты не волнуйся. Сейчас вернусь, куда я денусь?
Он утешал ее. Словно перед взрослым человеком стоял обиженный ребенок, и надо было пожалеть его. Бедная одинокая мама! Она проснулась заполночь, не обнаружила сына, перепугалась. Всё понятно - сам бы запереживал, окажись на ее месте.
Остаток ночи прошел для них спокойно,
Они хорошо выспались. Перед приходом поезда на станцию успели выпить горячего чаю.
Ярославль оказался большим красивым городом. Они ехали по зеленым улицам сначала на троллейбусе. Потом на автобусе, из окна которого любуйся Волгой, сколько пожелаешь.
Она широкая, многоводная. По ней ходят огромные белые теплоходы. Кроме того, тут много речных трамвайчиков. Они снуют не только вниз и вверх по реке - бегают с берега на берег тоже.
Небо над старинным городом просветленное, ярко-синее.
Радостно светло у Вити на душе. И было бы ощущение полного безраздельного праздника, если б не капелька тревоги. Она затаилась там же - на донышке приподнятой души. Ой, кончилось бы всё хорошо для них с мамой! И - для папы.
Улица, на которую их высадил автобус, чистенькая, аккуратная. Деревья, выстроившиеся вдоль тротуаров, подстрижены.
Серый дом оштукатурен под бетон. В ряду соседних - самый обычный дом. Если он чем-то отличался от других, то лишь одним. В нём жил папа.
Во все глаза Витя глядел на окна: вдруг где-то мелькнет знакомое лицо.
- Идешь или нет? - маме не понравилось его настырное глазение. - Встал и смотришь. Это неприлично. Зачем пялиться в окна?
Папа был дома.
В ответ на звонок послышались его шаги.
Увидев Витю, он отступил на шаг.
- Сынок! Ты как здесь?!
По лестнице поднималась мама. Она отстала немного. Когда папа заметил ее, он смущенно и радостно заулыбался.
- Вы вдвоем? Ну, проходите! Проходите!
Какой всё-таки отец у Вити хороший. Не спросил, зачем приехали. Ему всё ясно и понятно. И он счастлив. И слова его самые необходимые. Главное из них - проходите!
Витя смотрел на него, и чего сейчас больше всего хотелось - поцеловать отца. Но постеснялся это сделать. Что ни говорите, поотвык от родного человека.
Тот суетится не стал, с порога спросил:
- Завтракали?
- В поезде пили чай, - сказала мама.
- Очень хорошо. Теперь прошу за стол. Особых разносолов нет, однако жареной яичницей и малосольными огурцами угостить могу непременно.
Как в первые минуты встречи, так и впоследствие, за столом, отец не произнес ни слова насчет того, зачем пожаловали гости.
Ну, так всё же: интересовал его этот вопрос?
Сын был уверен, что вопросов у него было много. Однако он ждет, когда гости сами объяснятся.
На маму Витя надеяться не мог: знал ее характер. А само собой не разъяснится ни одно деликатное дело. Значит, надо вести беседу туда, куда нужно. Для начала неплохо поведать про несостоявшуюся поездку класса в Ярославль.
Что он и сделал - поставил папу в известность: провал случился из-за одной девочки. Из-за Риты Сергеевой.
Но он и его друг Павел Несчастнов в этом совсем не уверены. Наоборот - они считают, что произошло какое-то недоразумение. И девочка ни в чём не виновата.
- Нам трудно доказать свою правоту, потому что невозможно выяснить что-либо.
Папа вник в ситуацию. Решительно сказал:
- Мы с тобой выясним. Что нам стоит дом построить? Сходим в здешнюю школу. Сегодня же.
- Куда торопиться? - сказала мама. - Можно и завтра.
Отец глянул на мгновенно сникшего сына, твердо произнес:
- Вот позавтракаем и сходим.
Стало ясно: он пожелал настоять на своем.
Мама встала из-за стола. Не возражая, отошла к окну и принялась смотреть на улицу с тополями.
Следом за ней поднялся и Витя. Распознать ее настроение для него не составило труда. Она обиделась.
Что ей не понравилось? Наверное, непреклонная папина интонация. В которой явственно виделось желание, чтобы последнее слово осталось за ним.
- Не хочу больше есть. Спасибо, - сказал Витя.
- Нет у меня привычки выбрасывать еду. Тебе тоже не советую обзаводиться ею, - в голосе отца прозвучала особая настоятельность.
- Но, пап! Я сыт!
- То, что лежит в твоей тарелке, доесть надо обязательно.
Сказал не очень строго, однако с расчетом: с ним не станут спорить. Потом подошел к окну, из которого был прекрасный вид на тополя.
- Ушла из-за стола? Я как-то не так выразился?
- Ты не изменился.
- Хотела, чтобы я стал другим? Зачем мне меняться?
- И кажется, за все эти годы ничего не понял.
- Ты не права. Кое-что уяснил.
- Правда? Наверное, собрался приехать к сыну? Может, мы опередили тебя?
- Конечно. Думаю, вы недолго дожидались бы моего приезда.
- Вы ссоритесь? - с беспокойством спросил Витя.
- Нисколько. Просто разговариваем, - без тени тревоги ответил папа.
Мама отошла от окна, снова села за стол:
- Давай потом поговорим. Наедине. Сыну вовсе не обязательно присутствовать при нашем выяснении отношений.
- Ему как раз будет полезно. Он уже большой парень, семиклассник. Поэтому я и при нём готов сказать то, что должен. Я понял: ты вправе была сама выбирать себе работу. Такую, которая тебе нравится. Теперь я не стал бы возражать против твоего ухода из фабричной лаборатории и перехода в научный институт.
- А что произошло? - удивившись, спросила мама.
- Может быть, я чуточку изменился? - улыбнулся папа. И подмигнул своему большому семикласснику.
Она промолчала. Но было заметно: тоже улыбнулась. Еле-еле, краешками губ.
«Они все-таки помирятся!» - ожгла Витю счастливая мысль.
Он охотно расположился за столом и начал лихорадочно подметать яичницу. Не хватало еще, чтобы из-за его аппетита разладилось мирное дело у родителей!
Папа не отходил от окна. Мама подошла, встала рядом. Они смотрели на улицу.
Витя положил вилку. Поднялся, присоединился к родителям. Что там особенного они высматривают? Ничего необычного не приметил.
Вздохнув, школьник - послушный, но уже сильно повзрослевший - доложил:
- Пап! Я всё съел.
- Молодец! Настоящий мужик! - похвалил тот. - Заправляться надо под завязку.
Через двое суток мама и ее сын сели на обратный поезд.
Рано утром они благополучно сошли с него.
Хозяйка неплохо сложившейся Витиной судьбы прямо с вокзала уехала в свой институт: работа ждала. А он, получив наставление насчет продуктового магазина, отправился на трамвае по хорошо знакомому, родному адресу. Там, поблизости от дома, купил хлеба, сыра, колбасы. Мама придет вечером и будет довольна: в холодильнике вовсе ей не пусто.
Несчастнов после завтрака еще не выходил гулять во двор, когда к нему заявился дружок.
- Ну? Что нового узнал? - первым делом спросил его Пава. - Читали в Ярославле объемистые послания Сергеевой?
- В глаза не видели. И никто ничего не слышал там о Коровиной.
Приятель понурился:
- Выходит, напрасно съездил.
- Да нет же. Скоро к нам с мамой приедет насовсем папа.
Конечно, Витя не мог умолчать о мирном исходе родительской размолвки. Как-никак, а это главный результат поездки. Здесь теперь всё ясно. С остальным - полнейшая неувязка.
- Родичи помирились…да…нормально. Ты молоток, ясное дело. Постарался.
Высказав необходимо-толковую мысль, Пава потер лоб:
- С письмами этими… хоть тресни! Не вижу, что и подумать! Пойдем к Рите. Расскажешь ей в подробностях о ярославцах. Вдруг возьмет и сообразит. Такое обмозгует, чего нам никак не понять.
Началась старая привычная история: по дороге на них наткнулась - случайно или по заведенному распорядку - Прелестная Нони.
Несчастнов, разумеется, полыхнул и лицом, и шеей. Даже ушами.
На этот раз приставучая девица не назвала его «миленьким». Может, поэтому он сдержался, не заорал на нее.
Она же, лучась приветливостью, беззаботно воскликнула:
- Ой, это вы, мальчики! Куда идете? Опять туда же, в Дом пионеров?
Не стоило ей тут распинаться. Туда же, не туда же. Пустят их в Дом пионеров, не пустят. Короче, приятель Тихонова разъярился и неожиданно для Вити заявил:
- Идем к Стасовой. Я написал письмо в почтовое министерство. Пусть там всё проверят от нашего почтового ящика до ярославского почтамта. Катя, как председатель Совета отряда, письмо подпишет, и мы тогда посмотрим… Наш класс не виноват, вот так!
Коровина глупо заулыбалась. Уходя, сказала:
- Я не против. Пожалуйста. Чего Несчастнов злится?!
Когда она скрылась за углом дома, дружок поинтересовался: Пашка, валяешь дурака?
Нет, не до того было Несчастнову. Настырное поведение Прелестной навело его на одну мысль. Возможно, была она идиотско тупой. Но вдруг что и не вовсе глупой.
- Нужно действительно повидать председателя Совета отряда. У меня есть придумка. Рассказывать о ней долго. Просто давай навестим Катю.
До Стасовой было недалеко. Они мигом домчались к ней. Там Пава попросил конверт и надписал на нём то, что хотел - куда и от кого.
Заклеил его. Сказал:
- Вот и всё.
Дружок захлопал глазами:
- Всё? И зачем это нужно? Чудишь, ты Пашка!
- Некогда лясы точить! Скорей - за мной!
Опять короткая, но быстрая пробежка. У почтового ящика приятель Вити притормозил.
Опустив письмо в прорезь, отступил на шаг, прошипел:
- Теперь надо будет подождать. Не суетись. Не приставай ко мне с расспросами. Спокойно мы уходим. Стоим за углом и потихоньку наблюдаем.
Через несколько минут появилась вездесущая Коровина.
Неспеша подошла к ящику. Острожно оглядевшись по сторонам, неожиданно шибанула по дверце, которую почтовики запирали на ключ. Потом пошуровала какой-то проволочкой в замке. Опять стукнула. Довольно сильно.
Дверца распахнулась.
Витя не удержался, высказал - хотя и негромко - просвещенное мнение недавнего шестиклассника:
- Дает могучая Прелестная масса! Умеет отвешивать затрещины. И нашему брату, и почтовым ящикам.
- Бежим! - толкнув Тихонова, его приятель помчался к своему конверту. Прелестная Нони, закрыв ящик, с письмом Павы отошла в сторонку.
Она с недоумением вертела в руках пустой конверт, когда подскочили Несчастнов и Тихонов.
- Там ничего нет? - поинтересовался Пава. - Ну, и ладно. Зато письма Сергеевой ты благополучно выбрасывала в мусорный ящик во дворе своего дома. Правда?
- Отстаньте от меня! Я не хотела! Я случайно!
ЭПИЛОГ
Была поздняя осень.
Листья кленов лежали на земле пестрым зелено-желто-красным ковром. По скверу носился Лорд. Ему дал волю Пава - отстегнул ошейник.
Пусть пёс побегает. А то он засиделся дома. Последнее время Несчастнов гулял с ним мало.
Во второй четверти подвалил новый трудный материал по алгебре. Хотелось бы справляться с ним поуверенней. Раньше, в шестом классе, не было у Павы «троек». С какой стати хватать их в седьмом?
Он тянулся за Ритой. Занимался много, засиживался за уроками допоздна. В отличники пока не выбился, но и провалов не допускал.
Папе частенько приходится самому выводить пса вечерами. Он погуляет с Лордом минут десять, и - домой, верный четвероногий друг семьи!
Сегодня Несчастнов-младший выкроил полчаса.
Он сидел на лавочке. Лорд носился кругами вокруг. Разминался, знакомился с метками собак. Фыркал по каким-то, ему одному понятным, поводам.
Вдруг Пава заметил Прелестную.
Задумчивая, она медленно шла по аллее.
Конечно, не могла не увидеть того, с кем когда-то желала дружить во что бы то ни стало. Однако прошла мимо, даже не поздоровавшись.
«Узнавать не хочет, - сообразил он. - А давно ли не давала проходу? В новой школе учится теперь. Там, наверное, нашла себе другого «миленького». Ну, и пусть себе!»
Нони была вынуждена перевестись после скандала. Выяснилось: взяла за правило по большим переменам заглядывать в портфель Сергеевой. У нее это получалось ловко, несмотря на бдительность дежурных по классу. Интересовалась не столько пирожками, сколько Ритиными письмами.
Та готовила их обстоятельно, не в один присест. Носила с собой в школу, стараясь написать добрые слова. Вот так - парта за партой - шел у нее рассказ о каждом однокласснике, не пропускала никого.
Заметит Прелестная такое объемистое послание, тайком проводит Сергееву до почтового ящика. Потом… ясно, что позволяет себе сделать. В первый раз, может, он случайно у нее открылся. Когда в сердцах колотила и ковыряла его.
Второй раз … нет, случайностью и не пахнет.
Прелестная Нони, проходя мимо Несчастнова и его собаки, не сказала ни слова, а подумать подумала про «миленького»:
«Помнишь, вначале мне собирались поручить это дело - написать письмо ярославцам? Однако ты на собрании стал кричать, что Сергеева справится лучше. А чем уж плоха была Коровина? Она тоже сумела бы сочинить длинное послание. Ты не знаешь, как я переживала тогда. Плакала дома весь день. Ты недобрый, Павлик. Не желал меня понимать. Не хотел дружить со мной.»
Она ушла. И даже не оглянулась.
У нее хватило характера, чтобы сейчас, после всего происшедшего, проявить выдержку.
Пава посмотрел ей вслед. Прощай, гордая Нони.
Встал со скамейки. Подтянулся на кленовом суку, подогнув колени: за лето вытянулся так, что догнал ростом «лбов». Затем кликнул убегавшегося Лорда. И отправился к своим учебникам.
Не сказать, что в голове бушевал ураган мыслей. Но всё-таки Несчастнов был задет: Прелестная не пожелала его заметить!
Прелестная и Пава
© Copyright: Борис Колесов, 2015
Свидетельство о публикации №215092401143
Свидетельство о публикации №215092401143
Рецензии