8 дней, 9 ночей. Глава 3

[Глава 3]
- Возвращайся… - голос гулким эхом затихает в моей голове, звучит все тише и отдаленнее. - Возвращайся… Возвращайся…

И я вернулась, покинув пелену тумана, раскрыв глаза!
Меня ослепил яркий свет, послушался хаотичный шум, состоящий из пиканья каких-то электронных приборов, шелеста ткани, позвякивания металла и чьих-то голосов. А еще через секунду пришла боль! Боль во всем теле! Ломящая, протяжная и невыносимая совершенно. Будто в каждую клеточку воткнуто по игле! Из моей груди вырывался хриплый, сдавленный крик…
- Внимание! Она пришла в себя!..
- Быстро сюда! Да быстрее же!!!
- Держу… Есть.
- Экстренная анестезия!.. И ингалятор сюда! Внимание, на контроль.
-  Зондируем?
- Нет… Держите, черт!..

…Пелена опустилась на мои глаза, и я, так и не успевшая ничего разглядеть, вновь провалилась в пустоту и прекратила свое существование.

***
…Кажется, сознание включилось, но работало оно очень медленно. Я очень плохо осознавала, что со мной произошло и где я могла сейчас находиться. С чувствительностью были проблемы. Я не ощущала полноценно ни рук, ни ног… Хотя нет, похоже, я могла пошевелить пальцами… Да, это правая рука, и пальцы нащупывали какую-то ткань.
Рядом со мной послышался спокойный мужской голос:
- Теперь можете идти, спасибо. В случае осложнений я вызову вас.
Раздались чьи-то шаги, а затем и звук закрывшейся двери. Я медленно открыла глаза и увидела перед собой голубовато-серую стену, повыше – белоснежный потолок. Чуть в стороне на той же стене какая-то дверь с непрозрачным стеклом, шкафчик и еще какая-то мебель… Слева на меня падал дневной свет. Вероятно, там находится окно, но мне не хочется поворачиваться туда, чтобы удостовериться.
Вместо этого я с трудом повернула голову направо. Там, вдалеке, на другой стене, еще одна дверь, за которой, по-видимому, затихли недавние шаги. Выход из помещения, как я поняла… Повернув голову еще немного, я сфокусировала взгляд на человеке в белом халате, сидящем у изголовья моей постели. Недлинные русые волосы, точеный профиль, твердый, внимательный взгляд серых глаз. На вид лет тридцать. Он просматривал какие-то бумаги у себя на коленях.
Ясно, это врач какой-нибудь… А я в больнице… Как я здесь оказалась? Почему почти ничего не чувствую?! И почему мне так на это наплевать? Откуда такая апатия?..
Сознание просыпалось, появлялись вопросы… И воспоминания. Я вспомнила трассу, вспомнила, как потеряла управление, а потом вынос на обочину! А до этого… Но мои мысли внезапно прервались.
- Как вы себя чувствуете? – врач смотрел на меня, оторвавшись от документов.
Я попробовала что-нибудь ответить, но сначала издала лишь какой-то невразумительный хрип. Со второй или третьей попытки я, наконец, услышала свой слабый голос:
- Никак… Я почти ничего не чувствую…
- Это пройдет, - успокоил он меня. – Вы после глубокого наркоза. Нам пришлось ввести вас в медикаментозную кому. Вы перенесли несколько операций. Сейчас ваша жизнь вне опасности.
Соображая очень медленно, я выдавила из себя новую фразу:
- Сколько я уже здесь?..
- Восемь дней, - произносит он и спрашивает. – Вы – Касаткина Ксения Дмитриевна, верно?
«Восемь дней! Ничего себе…»
- Да, верно…
- Можете назвать дату своего рождения?
Я поморщилась. Говорить все-таки трудно и как-то немного больно. Ощущение, как будто простужена сильно.
- Двенадцатое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.
- Хорошо. Вы помните, что произошло?
- Помню… - медленно протянула я. – Была авария…
- Да, - кивает он, - но ваша машина, судя по всему, спасла вам жизнь. Хотя вы были на волоске…
Мое сердце болезненно сжимается. «Снежиночка»…
- Где она? – спросила я.
Он, по-видимому, не ожидал этого вопроса.
- Об этом лучше спросите ваших родных.
- А они где?
- Вы скоро сможете с ними увидеться, Ксения. Сейчас мне необходимо убедиться, что вы стабильны.
Я попыталась вздохнуть поглубже, что у меня не получилось.
- И что же?.. Убедились?..
- Практически.
- Насколько же сильно меня помяло? – спросила я безразлично.
Доктор помедлил немного, будто бы соображая, какой может быть моя реакция на что-нибудь сказанное им по этому вопросу. Зря колеблется – мне все равно.
- Вы хотите говорить об этом сейчас?
Я попробовала вроде бы привычным движением пожать плечами – тоже не получилось. Мое тело упорно отказывалось меня слушаться.
- Просто скажите как есть… - вяло проговорила я. – Что толку тянуть?..
- Ну, допустим. Может сейчас вам и легче сразу узнать, что вас ожидает…, - произносит он в ответ, склоняясь к бумагам. –  Ксения, вам и повезло и не повезло в одно и тоже время. Если в общих чертах… У вас сильное сотрясение мозга, общее сотрясение организма… Хм… Есть повреждения внутренних органов. Смещение в поясничном отделе позвоночника, перелом ключицы слева, трещина в бедренной кости, вывих надколенника и перелом голени справа…
«Это что, все про меня?» - подумалось мне. Если это и так, я даже немного поразилась своему спокойствию и безразличию.
- Ладно, - сказала я устало. – Достаточно… Действительно повезло, просто не то слово…
- Это все поправимо, Ксения. Я обещаю – на ноги мы вас поставим. При правильном лечении, которое во многом будет зависеть и от вас, можете потом становиться хоть фигуристкой… У вас крепкий организм, и вы справитесь. Но ваше восстановление займет не один месяц. Вы должны быть готовы к этому.
Я не могла ни пожать плечами, ни махнуть рукой, ни проделать еще какой-нибудь жест, указывающий на то, что все это мне уже неинтересно, и потому я просто тихо лежала, глядя в потолок.
- В чем вам не повезло… - продолжает он медленно и зачем-то кладет свои пальцы мне на запястье, - так это в том, что вы, Ксения, уже, к сожалению, не сможете иметь детей. Боюсь это исправить мы не сможем.
Я медленно повернула к нему голову, но посмотрела будто сквозь него, куда-то вдаль.
- У вас открылось внутреннее кровотечение… Чтобы спасти вас…
- Оставьте меня. Пожалуйста… - проговорила я, вновь отворачиваясь.
Он чуть помедлил, затем, слегка сжав мою руку, поднялся.
- Постарайтесь собраться с силами, - сказал он и ушел.
Когда дверь затворилась за ним, я закрыла глаза.

Поезд моей жизни со своих извилистых, петляющих, но обычно прочных и надежных рельсов, так внезапно, ни с того ни с сего свалился под откос на полном ходу… Разве теперь что-нибудь имеет смысл? Разве имеет хоть какое-то значение то, что со мной теперь происходит? Нет… И как жить дальше, я пока не имею представления.
Говорят, что жизнь - игра. Если так, я проиграла. Проиграла все, что у меня было или могло быть. В этой игре высокие ставки и никаких контрольных точек для сохранения.
Я начала припоминать другие пафосные фразы… Ах, да, ведь надежда умирает последней!.. Так и надежд никаких не осталось. Совсем. Я даже не представляла, что можно ощущать в себе такую опустошенность.
Решив попытаться больше не думать обо всем этом, я почувствовала, что апатия уже отступает и ей на смену наползает тяжелая волна депрессии. Наверное мой шок, задержавшийся больше чем на неделю где-то в отключенном сознании, начал проходить. И я боялась своих мыслей, которые все ускоряли и ускоряли свой бег.

…Сколько прошло времени, я сказать не смогла бы. Может около часа, а может часа три или четыре. Потом пришли родители.
Я ждала этого и не знала, как смотреть им в глаза. И сейчас это беспокоило меня больше всего остального. Они – единственные люди, перед кем я испытывала жесточайшее и грызущее чувство вины.
У мамы были печальные и опухшие от слез глаза. Но сейчас она даже пыталась улыбаться мне. Вероятно, слез у нее за эти восемь суток уже просто не осталось. А отца я никогда не видела таким бледным и осунувшимся.
Они сидели рядом и оба держали меня за здоровую руку, к которой вернулась некоторая подвижность, и я даже смогла сжать пальцы.
- Простите меня… - тихо говорила я уже в который раз. – Я вас так подвела… Простите…
- Ну все, все, - прошептала мама, утирая мои платком мои слезы и с трудом сдерживая свои. – Успокойся, Ксюшенька. Главное – ты жива, и врач говорит, что ты поправишься…
Мое сердце щемило от спазмов, когда я глядела на нее и понимала, что она пережила. Господи, какая же я идиотка!
Я перевела взгляд на отца:
- Прости, пап… Не уберегла я твой подарок… Жалко «Снежиночку»… Она в хлам, да?
- Хватит, дочка, - произнес папа. – Зато твоя «Снежинка» уберегла тебя, не допустив, чтобы тебя собирали по частям для похорон… Хватит, родная, не думай об этом сейчас.
Да, он понимает… Он знает, что я дружила со своей машиной. И как я благодарна ему за то, что он не назвал ее просто железом, которое можно купить за деньги, а подошел к этому совсем иначе! Спасибо…
- Вы что, все время были здесь… Пока меня… не было? – спросила я, немного успокоившись и стараясь унять слезы.
- Конечно, Ксюш… - сказала мама. – То вместе, то по очереди дежурили в больнице, пока они работали с тобой… Ох, Ксюша, Ксюша…
- Кто-нибудь приходил еще? – помолчав немного, сама не зная зачем, спросила я.
- Лена к тебе прорывалась, и ребята из твоей команды институтской, - ответил папа. – И, наверное, половина твоей группы в придачу. Но их не пустили сюда. Потом сможешь их увидеть, когда немного придешь в себя.
- Ясно… - произнесла я и постаралась изобразить улыбку, но выходит криво и неестественно. Улыбаться мне совсем не хочется. – Я попытаюсь… Попытаюсь прийти в себя. Не волнуйтесь… Если врач сказал, значит поправлюсь.
Но сама я нисколько не верила в то, что говорила.

…Когда они ушли, я осталась наедине со своими мыслями. Одиночество всегда пугало меня, и я столкнулась со своим давним страхом лицом к лицу в самой жесткой форме. Но сейчас я поняла, что именно в одиночестве мое спасение. Я боялась кому-нибудь, не дай бог, выдать истинные причины всего произошедшего и моего настоящего душевного состояния… Я никогда и никому не смогу доверить то, что творится во мне. Это должно остаться со мной и только со мной. Навсегда.
Разве что только Всевышний видит все это со своего небесного трона, но и с ним я не хотела бы ничего обсуждать… Разве нужен ему кричащий монолог мой ничтожной души? Если Он решил послать мне такое испытание, проверяя меня на прочность, то я провалила его. И мне все равно!
Движение жизни остановилось, моя скорость, бывшая некогда стремительной, упала и больше никогда не возрастет. Мой личный спидометр замер на отметке «ноль». Теперь я просто существую, подобно цветку в горшке. Придет время, и я тихо завяну, исчезнув окончательного из этого мира. Возможно даже жаль, что это не произошло сразу! Но высшие силы и современная медицина в одностороннем порядке решили, что я буду страдать. Спасибо вам, дорогие! Я начну считать часы.


***
…Врач сидел на стуле возле моей постели и проверял мой пульс. Вряд ли он пришел для этого, он просто выдерживает паузу. Я безразлично сверлила взглядом противоположную стену, где поставили две небольшие тумбочки и на них – вазы с пышными букетами цветов, один из огромных красных роз, другой – из лилий и чего-то там еще.
- Ксения… - услышала я голос доктора, но не отреагировала никак, даже не повернула головы.
- Ксения, сестра, ухаживающая за вами, говорит, что вы отказываетесь есть. Вы думаете, это разумно?
Я не ответила. Мне нечего было на это сказать. Я просто очень хочу, чтобы меня оставили в покое.
- И лекарства вы не принимаете, в то время как именно сейчас это необходимо. Сейчас крайне важно беречь ваш организм. Всего трое суток вы в сознании, но делаете совершенно не то, чего я от вас жду.
Его присутствие начинало уже раздражать. Да мне наплевать, чего вы там от меня ждете! Почему я не могу просто тихо лежать здесь одна?! Почему вечно вы приходите со своими дурацкими лекарствами и пищей! Я не хочу! Мне не нужно это все!
Он настойчиво ждет ответа, слушая мое молчание и, по-видимому, пристально глядя на меня.
Я демонстративно отвернулась к окну, за которым начинался теплый летний вечер и жизнь текла своим чередом. Текла мимо меня. За стеклом мне были видны колеблющиеся зеленые кроны  деревьев и синие кусочки неба, просматривающиеся сквозь них.
Я ждала, в надежде, что он, наконец, забьет на меня и уйдет. У него что, других дел недостаточно, кроме как возиться со мной тут? Я вообще в своей жизни с врачами практически не общалась и тем более не слышала, чтобы кто-нибудь из них проявлял такое невероятное участие. Разве что в кино в каком-нибудь!.. Проваливайте поскорее, добрый доктор! Мне ваше сочувствие и участие не нужно!
Боже… Почему нельзя умереть мгновенно?..
- Уходите, - проговорила я, не поворачиваясь.
Он терпеливо вздохнул.
- Я уйду, Ксения. Но лишь тогда, когда мы с вами договоримся.
Вот достал! Будь оно все проклято, я бы ушла сама! Если бы была способна встать с этой чертовой кровати!
- Мы не договоримся, - я постаралась придать своему голосу твердость.
Мое терпение заканчивалось. В груди скапливались злость и отчаяние от моего беспомощного положения и невозможности на что-либо повлиять. Я повернула к нему лицо и со всей возможной холодностью посмотрела в глаза.
- У вас нет что ли других пациентов, которым нужно, чтобы их вылечили? Идите! Вы тратите ваше драгоценное время, которое можете уделить тем, кому это действительно нужно.
Я перевела дух и вновь уткнулась взглядом в потолок. Краем глаза я заметила, что он покачал головой.
- Ксения, я не психолог, я – хирург, - произносит он вкрадчиво. – И насчет времени вы правы. Но я не могу вас бросить. Моя задача – поставить вас на ноги. А для этого вам сейчас необходимо поесть и принять лекарства. У нас с вами впереди очень много работы.
Я утомленно вздохнула.
- У нас с вами нет общего дела! Как вас там?.. Александр… Вам что, мои родители заплатили, чтобы вы со мной тут нянчились? Я сказала – уходите.
Он выглядел до невозможности правильным и культурным человеком, энтузиастом своего дела. И он наверняка холодно сказал бы что-нибудь типа «уберите свои деньги!», если бы ему стали что-то такое предлагать. И я очень надеюсь, что мои слова задели его. Мне не хочется его обижать, но он должен уйти и оставить меня в покое. И потому я буду использовать для этого весь свой скудный арсенал…
- Ваши родители были готовы для вас на очень многое, но для вас и так уже было сделано все, что только возможно, - с досадой произносит он. - Теперь все зависит от вас самой. Вы что же, отказываетесь от лечения?
Наконец-то понял!
- Да, отказываюсь, - тихо говорю я и, поворачиваясь к нему, язвительно добавляю: - Или что, насильно еду и таблетки запихивать будете?
Его губы сжимаются в тонкую, неровную линию.
- Нет, Ксения. Все, что возможно, вам и так вводят через капельницу. Но я буду вынужден объяснить вашим родителям, что вы вытворяете здесь в их отсутствие. И поверьте, я смогу описать им все достаточно точно и проникновенно. Поэтому прошу вас – возьмите себя в руки и позвольте вам помочь.
Дьявол… Я закрываю глаза, но слезы уже настойчивым потоком потекли по щекам. Меня словно сжимает в комок от собственного бессилия и злобы на себя, на него и на весь мир! Мамин несчастный, полный отчаяния взгляд возникает в моем воображении…
Я снова проиграла, быстро и сокрушительно… Ощущение будто бросилась на колонну танков с одним пистолетом в руке. И без патронов.
Несколько минут я не могу произнести ни слова, находясь во власти тихих судорожных рыданий. Я начинаю ненавидеть себя за свою слабость…
- Не делайте этого… - шепчу я, приоткрыв глаза и повернувшись к нему.
Слезы противно скатываются по шее на плечо…
- Сначала вы дадите обещание, Ксения, - говорит он.
- Все, что скажете… - в моем слабом и жалком голосе мольба и покорность, от которых меня разрывает на куски. – Только не говорите им ничего…
- Просто обещайте мне, что не будете больше отказываться от еды и все лекарства станете принимать по расписанию.
- Я обещаю…
Он внимательно смотрит меня, и мне приходится добавить:
- Я буду принимать пищу и лекарства. Обещаю…
И он, наконец, улыбается усталой улыбкой.
- Простите меня за мои высказывания… - тихо бормочу я, опуская глаза. – Я не хотела вас обидеть… Извините.
- Ксения, и не с таким поведением иногда приходится сталкиваться, так что ничего страшного, - говорит он. – Просто не позволяйте отчаянию захватить вас. Вы сильнее, чем вам кажется.
Сжав на прощание мое запястье, он уходит. Я снова остаюсь одна, подавленная и растерянная. Но в чем-то мне все же стало легче…

***
…Прошло несколько дней после того, как я, заключив сделку со своим лечащим врачом и, отчасти, со своей совестью, стала следовать указаниям по питанию и лечению. Я, вероятно, несколько окрепла телом, но не духом. Я очень плохо спала, особенно по ночам, и постоянно просыпалась, иногда в слезах, сама не понимая временами, с чего случался очередной приступ горьких, давящих эмоций. Мне казалось, что в этой комнате, прикованная к постели, почти без возможности пошевелиться, я медленно начинаю сходить с ума… Это не жизнь. Это существование… Существование без движения. Все мое естество инстинктивно протестует против этого, порываясь двигаться, бежать хоть куда-нибудь! Эта остановка слишком затянулась… Но я не могу удовлетворить свою потребность в движении, чувствуя себя кораблем, выброшенным на берег бурей. И разбитым о скалы в придачу. Это невыносимо! Наверное, именно это чувство мучит меня, даже когда я этого не осознаю… Я не могу сбежать никуда, тем более – убежать от самой себя.
…В один из дней, сразу за визитом родителей, появилась Ленка в сопровождении Мишки и Тёмы. Их, наконец, пропустили ко мне. Тот день был немного красочнее остальных.
Они притащили мой рабочий планшет, электронную книгу, ноутбук и беспроводной модем. И новую, большущую партию цветов в огромных букетах.
- Ну вот, вроде ловит нормально, - говорит Мишка, налаживая модем на ноуте. -  Сможешь быть на связи! А на планшете уже есть рабочий инет.
- Все, что есть по проекту мы тебе тоже принесли, - добавляет Ленка. – Мрачно ты выглядишь, Ксюнь… Надеюсь, это поможет тебе отвлечься!
- Да, конечно, - я строю подобие улыбки. – Одной рукой, правда не очень удобно что-то делать… Ну, попробую привыкнуть. Спасибо вам!
- Конечно, ты справишься! – Ленка сжимает мою руку. – С Интернетом сможешь заниматься дистанционно. Куратор сказал, что все это можно организовать без проблем!
- Держись, Ксюх! Все это пройдет! Мы всегда рядом, если нужно, - говорит Артем.
- Конечно… Спасибо вам, дорогие...
Мы еще долго разговаривали на отвлеченные темы. Ребята не касались в разговоре ни аварии, ни каких-либо деталей моего настроения, и я была им за это безмерно благодарна. У них даже пару раз почти получилось заставить меня улыбнуться!
Все это закончилось, когда в итоге пришла рыжеволосая девушка в белом халате – молоденькая медсестра по имени Марина, которая постоянно контролировала мое состояние. Она решительно попросила ребят уйти.
Когда они ретировались, расцеловав меня в обе щеки на прощание, Марина подходит к моей кровати и с неодобрением оглядывает кучу электроники, оставленной на тумбочке и стуле рядом со мной.
- Вот что, Ксюш, - говорит она строго. – Давай-ка все это уберем подальше.
Я и так, верная своему обещанию, послушно выполняла все указания для эффективного лечения, но сейчас я была готова негодовать.
- Марина, пожалуйста… - начала была я, но она прерывает меня.
- Тихо! Я скажу доктору, что ты просишь ноутбук, чтобы не было скучно и чтобы ты могла чем-нибудь заниматься. Если он скажет, что сейчас нельзя, то будешь пользоваться потихоньку, когда его не будет. Договорились?
Я благодарно киваю. Улыбку я никак не могу из себя выдавить, но мои глаза, наверное, смотрят достаточно тепло, чтобы это было заметно…
- Спасибо, Марин… - говорю я, пока она убирает всю технику в тумбочку, оставляя мне планшетник.
- Не за что. Это тебе вряд ли повредит. Я найду завтра вечером обеденную подставку – будет удобнее.
- У тебя смена заканчивается? – спрашиваю я.
- Да. Так что до завтра, Ксюш. Отдыхай.
- Погоди! – останавливаю я ее. – Вон там, в кресле, пакет... Возьми с собой, ладно? Там фрукты опять притащили.
- Нет, Ксюш, спасибо! – отвечает она и смеется, прищурившись. – Что еще за подкупы, а? Может планируешь уговорить меня тайно установить здесь домашний кинотеатр? Этого я скрыть уже не смогу!
Все, вот и первая улыбка за столько дней… Ей удалось, мне даже не верится. А я еще в тайне ненавидела ее в самом начале, когда она пыталась кормить меня! Какая же я дурочка…
- Да нет же! Ну возьми, пожалуйста! Мне все равно столько никогда не съесть! – и я киваю на полную фруктов вазочку, стоящую справа от меня на тумбочке. – И букеты эти тоже! Поставьте где-нибудь у себя… Тут их уже реально ставить некуда, посмотри сама!
- Ладно, Ксюша, ладно! А сейчас отдыхай, хорошо?..
- Хорошо.
Когда она ушла я, стала с трудом осваиваться с планшетом. Одной рукой, конечно, пользоваться им было очень неудобно. Я сгибала в колене здоровую ногу и, прислонив машинку к бедру, водила пальцами по экрану.
Получив доступ в сеть, я немного почитала новости, проверила почту. А затем, с некоторым колебанием, я «заморозила» свою страничку в социальной сети. Мне хотелось отдалиться от всех, кто мог задавать тяжелые вопросы. А некоторых людей я должна была попросту вычеркнуть из жизни и, по возможности, вообще забыть, что была с ними знакома… Я выключила планшет, усилием воли не позволяя своим воспоминаниям и эмоциям завладеть мной. И, как ни странно, это удалось! Не знаю, надолго ли, но все же… Наверное просто сегодняшний день был самым приятным с начала моей, так называемой, новой жизни…

***
…Лето давно закончилось, и осень уже твердо вступила в свои права. В сентябре еще было много теплых и солнечных дней, но сейчас уже наступил октябрь, дождливый, холодный и промозглый. За окном пасмурный день, жалкие остатки листьев, уже даже не желтых, а почерневших, облетают с оставшихся почти голыми ветвей деревьев, межу которых гуляет беспокойный и, наверное, холодный ветер. По стеклу бегут прозрачные струйки воды – дождь идет уже второй или третий день практически без перерыва…
Да, время шло. Но его движения я как-то не замечала. От тяжелых мыслей я спасалась работой и занятиями. Не могу сказать, что я делала что-то с прежним энтузиазмом. Просто я нашла это единственной возможностью не сходить с ума. Я общалась с ребятами по «скайпу», а свое отсутствие в социальной сети объяснила тем, что набирать текст сложнее, чем говорить в микрофон, и что я также хотела бы избавиться от лишнего внимания. Они не возражали, и мы, хоть и не так эффективно и синхронно как раньше, но все-таки трудились над нашим общим делом… Так проходил день за днем, и этому, казалось, не будет конца.
В общем-то я уже привыкла к этому месту. С моим врачом у нас установились нормальные отношения, после того как я стала послушно выполнять все его распоряжения. С медсестрой Мариной мы даже подружились. Она хорошая и добрая девушка. Мне было приятно поговорить с ней временами просто так, ни о чем, чтобы скоротать время. И это тоже очень помогало. Я, разумеется, ничего не поведала ей из своей личной жизни и из того, что меня гложет изнутри. Но не могло быть не понятно, что я убиваюсь не из-за аварии и не из-за своего физического состояния. Боюсь, что это было слишком явно. Но все тактично об этом молчали, за что я была благодарна. Больше всего неловкости я испытывала перед родителями, но они были и оставались для меня самыми близкими людьми на свете, и это компенсировало неловкость и горькое чувство вины…
- Ксения! – говорит Александр. – Не отвлекайтесь!
Я отворачиваюсь от окна.
- Извините…
В моей палате находится мой лечащий врач и Марина. Он привычно сидит возле постели, на стуле, а она посреди помещения возится с опорой для ходьбы, регулируя ее под мой рост.
- Вытяните руку, пожалуйста.
Я вытягиваю левую руку перед собой. До конца она до сих пор не хочется разгибаться, оставаясь чуть согнутой в локте.
- Больше не могу…
- Хорошо, уже лучше. А теперь медленно и аккуратно поднимайте вверх и отводите в сторону… Так… Так, не торопитесь! Выше не можете?
- Нет… - говорю я, замерев. – Болит…
- Опускайте медленно.
Он ощупывает мою ключицу, плечо и всю руку до кисти и, повернувшись к Марине, произносит:
- Не забудьте записать на массаж, обязательно!
- Хорошо, Александр Николаевич, - кивает Марина.
Он вновь поворачивается ко мне:
- Все срослось отлично, Ксения. Это и рентген подтверждает. Но мышцы нужно разрабатывать. Массаж и лечебная физкультура по индивидуальной  программе, ясно?
- Да, хорошо… - отвечаю я.
- Спина не болит?
- Нет…
- Угу… Теперь c ногой… Присядьте осторожно.
Я приподнимаюсь, сев на кровати, уставившись на свои вытянутые ноги. Голова немножко покруживается от слабости.
- Осторожно сгибайте ногу...
Я подчиняюсь и начинаю медленно сгибать в колене непослушную, будто затекшую правую ногу. Я уже несколько дней выполняю это упражнение, но согнуть до конца все никак не удается.
- Вот… - говорю я, взглянув на доктора. – Больше пока не получается.
- Отлично, Ксения, вы молодец! – он улыбается мне и принимается ощупывать ногу. – Скажете, если где-то станет больно.
Но боли в ноге я не испытываю.
- Хорошо. Марина, давайте сюда опору… А вы, Ксения, садитесь на край койки. Вот так, не торопитесь… Опускайте ноги.
Они вдвоем помогают мне усесться на краю кровати, и передо мной появилась четырехногая опора из хромированных трубок с прорезиненными накладками там, где ее необходимо держать руками.
- Спускайте ноги на пол. Только все очень и очень медленно, - говорит врач.
- Подождите… Голова кружится…
- Хорошо, посидите немного. Только не сутультесь, вот так…
Через некоторое время, когда головокружение немного улеглось, я, наконец коснулась пальцами ног покрытого линолеумом пола. Ох! Странное, забытое ощущение!
Мне помогли выпрямиться и встать. Я инстинктивно перенесла вес на левую ногу, и она немедленно запротестовала дрожью и слабостью.
- Держитесь вот здесь, - проговорил врач. – Мы вас поддержим. Попытайтесь распределить вес на обе ноги и сделайте шаг вперед.
Они поддержали меня по бокам, и я выполнила, что было сказано. Ноющая, тягучая боль расползалась по правой ноге, когда я перенесла на нее часть своего веса!
- О-ой… Больно! Ох… - я едва держалась, потому что в руках тоже была ощутимая  слабость.
- Ксения, потерпите, - сказал мне врач. – Это мышцы, не бойтесь! Они оживают, они просто отвыкли от нагрузки. Ваши кости целы! Уже ничего не сломается. Смелее!
Стиснув зубы и зажмурившись, со слабым стоном от новой волны боли, я сделала шаг вперед, ощущая себя тряпичной куклой. Но я шагнула! Получилось… Невероятно, но я, похоже, забыла, как ходить!
- Ну вот, - услышала я голос Александра. – Вот и первый шаг есть!
- Она улыбнулась… - тихо сказала Марина.
- Неправда! – выдохнула я, приоткрыв глаза.
- А вот и правда! - не унималась она.
Они помогли мне переставить опору, и я сделала еще шаг, затем еще и еще, превозмогая боль. Но на середине пути от кровати к двери я почувствовала, что силы начали меня оставлять.
Дав мне отдышаться, Александр и Марина сопроводили меня потихоньку до кровати, и я, обессиленная, снова уселась на ее край.
- Поздравляю вас! – сказал врач. – Если продолжать правильное лечение, вскоре будете бегать.
- Надеюсь, что так… - пробормотала я в ответ.
- Что-что?..
- В смысле, я уверена, что так и будет! – я поспешила придать своему голосу бодрость.
- Вот это уже другое дело! – отозвался он. – Ну, до встречи. Набирайтесь сил и продолжайте.
Он ушел, и мы с Мариной остались вдвоем. Я укоризненно поглядела на нее, а она сделала вид, что не заметила этого, сосредоточенно изучая содержимое таблетницы, которую она извлекла из кармана халата.
- Ну что плохого в улыбке?! – в конце концов, вдруг заявила она, забавно поднимая брови и пожимая плечами.
Я покачала головой и поспешно отвернулась.
- Вот! – немедленно прокомментировала она. – Вот видишь! Снова!
- Да прекрати же ты! – проговорила я, прикладывая ладонь к губам. – Мне совсем не смешно…
- Да я вижу. В смысле, не вижу! – поддразнила она. -  И даже не смотрю! Закройся получше!..
Она просто невыносима! Пока я решала, чем в нее лучше запустить – словами или подушкой, она произнесла:
- Ладно, давай ты немного передохнешь, поешь, и я помогу тебе принять душ. Хочешь в душ?
Я сразу позабыла обо всем и повернулась к ней:
- А можно?! Уже сегодня?!
Мне не верилось! Господи, столько времени это было лишь далекой мечтой! Отдельный санузел с душевой кабинкой все время был в двух шагах, за той самой дверью с непрозрачным, тонированным стеклом, но я, конечно, не в состоянии была его посетить…
- Да, можно. Если не будешь дуться!
- Не буду!
- Вот и отлично.

…Когда посвежевшая и словно заново родившаяся, я выбралась из душа, то  впервые за долгое время почувствовала в себе хоть какие-то силы. Даже ноющая нога не смогла испортить впечатления, когда я, перекинув правую руку через Маринины плечи, брела до постели. Правильнее даже было бы сказать, что это Марина тащила меня на себе.
В последующую за этим ночь я засыпала без каких-либо мыслей и спала на редкость спокойно, что тоже было впервые уже за очень долгое время.

***
…Настала пора прощаться с моей темницей.
Я уже свободно, почти как и раньше, действовала обеими руками. Но для меня была разработана программа упражнений, которые я должна ежедневно выполнять дома, чтобы полностью восстановить подвижность суставов и как следует разбудить все еще слабые мышцы.
Нога почти не болела, но ходить пока приходилось с тростью, чтобы не слишком нагружать постепенно оживающую конечность. Может я глупо и жалко  буду выглядеть, но меня это уже мало волнует!
Доктор сдержал обещание – они действительно поставили меня на ноги, устранив все повреждения. Разве что кроме одного… Только какое это теперь имеет значение для одинокого и замкнувшегося в себе существа?
Сейчас я готовилась выйти, наконец, на свободу, в тот жестокий и циничный мир, из которого я была выброшена жалким обломком кораблекрушения. Не могу сказать, что я пребывала в восторге от возможности вернуться.
За время, пока я была в больнице, в новой квартире закончились отделочные работы. Мама сказала, что даже завезли какую-то мебель. Родители настойчиво предлагали остаться с ними хотя бы на первое время, но я попросила о возможности немного побыть одной, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Надеюсь, прозвучало это достаточно убедительно.
Почти все мои вещи, бывшие в палате, еще вчера увез папа. Они с мамой хотели отвезти меня ко мне домой после выписки, но я уговорила их этого не делать, пояснив, что хочу немного прогуляться и закончить одно очень важное дело. Возражать они не стали. Похоже, они вообще начали уже привыкать к моему странному поведению.
Я уложила в небольшой рюкзачок кое-какие оставшиеся шмотки, коробочку с таблетками и витаминами, которые мне было указано принимать регулярно и по расписанию, планшетник, телефон, портмоне и ключи от квартиры.
Затем я принялась одеваться потеплее. Наступил ноябрь, холодный, ветреный и мрачный. Уже был первый снег, который частично успел растаять, превратившись в грязь, и замерзнуть снова, образовав, наверное, гололед на улицах. Я наблюдала за этим из окна.
Родители предусмотрительно привезли мне теплые вещи. Сверху я надела водолазочку и теплый свитер под горло. Присев на край кровати, чтобы не стоять на все еще ослабленной правой ноге, я натянула плотные колготки и поверх них утепленные зимние спортивные брюки. Затем достала из пакета и обула легкие, но теплые туристические ботинки.
Я встала и прислушалась к своим ощущениям. Давненько я не была полностью одета, да и от обуви отвыкла совсем. Господи, как дикарка с затерянного в океане острова!
Расчесав волосы перед зеркалом в душевой, я собрала их в небрежный хвост, и, чтобы не выглядеть совсем как смерть, немного припудрила свое бледное, осунувшееся лицо.
Вернувшись в палату, я набросила на плечи куртку, взяла рюкзачок и, оглядев в последний раз место своего заключения, вышла в коридор, прихрамывая и опираясь на трость.
Мне навстречу двигался Александр Николаевич с какими-то рентгеновскими снимками в руках. Возле двери в ординаторскую мы поравнялись с ним.
- Собрались? – приветливо произнес он, оглядывая меня с ног до головы. – Ну как, нормально?
- Да, - проговорила я в ответ. – Только… Непривычно как-то.
- Освоитесь, и все будет хорошо. Про лечебную гимнастику не забывайте, договорились?
- Да, да, конечно…
Он протягивает мне свою узкую, длинную ладонь, и мы немного задержались в рукопожатии.
- Удачи вам, Ксения, - сказал он на прощание, поглядев мне в глаза. – Берегите себя.
- Спасибо. И вам всего доброго, Александр, - отвечаю я. – Спасибо за вашу помощь. И за поддержку тоже.
- Если что-то будет беспокоить – сразу же звоните.
- Хорошо… До свидания.
- До свидания.
Мы разошлись, и я направилась к лифтам, возле которых находилась дежурная стойка. Здесь я попрощалась с медсестрами, а с Мариной мы даже обнялись.
- Набирайся сил, - напутствовала она меня, - и заново учись улыбаться! Слышишь?
- Да, я постараюсь… - я знала, что ей будет приятно, и потому скромно улыбнулась специально для нее. – Спасибо тебе за все!
- Чиркни в «контактик» как-нибудь, как у тебя дела, хорошо? Знаешь ведь, как меня отыскать!
- Ага… Хорошо… Конечно, Марин!
- Ну все, удачки тебе! Пока!
- Счастливо…

Лифт спустил меня на первый этаж и я, застегнув куртку и надев перчатки, вышла, наконец, на улицу.
Не могу сказать, что воздух свободы сколько-нибудь опьянил меня. Ветром пошатнуло и пронизало холодом, хотя я и была вроде бы тепло одета.
Я осторожно побрела через территорию больницы по асфальтовым дорожкам, опасаясь островков замерзших лужиц. Рухнуть здесь и вернуться в палату с каким-нибудь новым переломом мне совсем не хотелось.
Когда я дохромала, до центрального входа на территорию, недалеко от ворот меня уже поджидал желтый «Фокус» - такси, еще заранее заказанное мной по телефону.
Я открыла правую заднюю дверь и забралась в прогретый салон автомобиля, сняв рюкзачок с плеча.
- Здравствуйте, - негромко проговорила я, снимая перчатку и забираясь во внутренний карман куртки.
Немолодой уже водитель поворачивается в своем сиденье:
- Добрый день. Куда едем?
Я выудила, наконец, из кармана маленькую бумажку с адресом и протянула ее водителю:
- Вот сюда, пожалуйста.
Он, поглядев адрес и, судя по всему, не найдя его в своей памяти, принялся искать в памяти навигатора. Когда, наконец, маршрут был проложен, машина трогается с места. Я торопливо пристегнула ремень безопасности и придвинулась поближе к окну, откинув голову на подголовник.
Ехать довольно далеко, и скорость движения невысокая – будний день, на дорогах немало автомобилей, хотя город еще и не начал заполняться транспортом в преддверии новогодних праздников. Невероятно, но ведь и правда скоро уже наступит Новый год. Даже как-то не верится, что время так прошло! Вот оно лето, и вот, внезапно, зима! Хотя время и не пролетело быстро. Получился как будто кусок жизни, прожитый отдельно от всего… Странное ощущение. Я попыталась не думать ни о чем и прикрыла глаза.
- Приехали! – голос водителя отрывает меня от полудремотных
размышлений.
Машина остановилась недалеко от въезда на большую стоянку,
расположенную на обширном пустыре и огороженную сетчатым забором. Я принялась рыться в рюкзаке и достала сложенный в несколько раз лист бумаги – договор о приеме транспортного средства на длительное хранение.
- Пожалуйста, подождите меня, - сказала я таксисту. – Я оплачу время ожидания…
Он кивает, и я выбираюсь из машины.
Ветер холодный и беспокойный, я спряталась поглубже в воротник пуховика, капюшон каждый раз сбрасывает назад, когда налетает новый порыв. Уже почти доковыляв до вагончика охраны и будки с шлагбаумом, я поняла, что оставила перчатки в машине. Холодно.
Из будки мне навстречу выходит мужичок в потертой форме охранника. Где-то между будкой и вагончиком начинает ворчать собака.
- Здравствуй, красавица, - расплывшись в улыбке, проговорил он. – Что забыла тут?
От него ощутимо тянет спиртным. Я молча протянула ему трепещущий на ветру лист бумаги.
- У-м-м… э-э-э, - протягивает он, придерживая листок и пытаясь разобрать текст. – Место «дэ» девяносто четыре… Это прямо и налево, в конце ряда будет!
Я прошла мимо него, минуя шлагбаум, и направилась в указанном направлении. Собака уже залилась лаем мне вслед, а ветер неистово подталкивал в спину.
Под ногами похрустывал лед, когда я медленно и осторожно брела, опираясь на свою трость, вдоль рядов грязных, покрытых наледью и снегом автомобилей. Аварийных машин здесь было не слишком много, но все же встречались. И где-то здесь же, среди этого молчаливого кладбища, надолго или навсегда замерших механизмов, нашла свое пристанище и моя «Снежинка»…
Я не сразу поняла, что это она. В самом конце стоянки, ближе к сетчатому забору, появилась груда искореженного металла, покрытого грязной, промерзлой пылью и заледеневшими подтеками, слегка припорошенная снегом. Почти разорванный пополам кузов, торчащие в разные стороны части обшивки, труб, шлангов и проводов… Лишь увидев переднюю часть машины, которая не была смята настолько сильно, я узнала свою малышку.
Какой-то ком тут же подкатывает к горлу… Я подошла ближе и, вытянув платок из кармана, стерла грязь с уцелевшей левой фары – ее взгляд мертвый и безжизненный. Эти глазки больше не будут стрелять голубыми потоками света.
Сбросив рюкзак, я опустилась за холодную землю, вытянув ноющую ногу и прислонившись спиной к помятому и грязному, но когда-то сверкавшему белизной крылу, из-под которого под неестественным наклоном вывернуто спущенное колесо.
«Прости меня…» - проговорила я мысленно. – «Я погубила жизнь нам обеим! Может внешне я и смотрюсь получше, но внутри я такая же, как ты вот сейчас…»
Я прикрыла глаза и сидела так какое-то время, почти не ощущая холода, прислушиваясь к посвистыванию ветра.
- Эй, красавица! Ты тут что, окоченеть решила? Здесь кладбище разве что только для машин!
Открыв глаза и повернув голову, я увидела того самого сторожа с проходной. Я медленно и с трудом поднялась. «Снежинка» помогла мне в последний раз – всего лишь в роли опоры. Я накинула на плечо рюкзак, подняла трость, приложила пальцы к губам и затем коснулась ими холодного металла.
- Прощай… - едва слышно прошептала я и отвернулась.
Во мне все сжалось болезненной судорогой, когда позади что-то тихо скрипнуло и лязгнуло. Наверное, от ветра, но я восприняла это совсем иначе… Эта встреча ради прощания вновь зародила во мне бурю.
Сторож даже отступил в сторону, и дурацкая улыбочка сползла с его лица, когда я, проходя мимо него, наградила его убийственно ледяным взглядом. Но мои силы уже иссякали – подходя к ожидающему меня такси, я уже не могла сдержать слез.
Только вернувшись в теплый салон, я поняла, как сильно замерзла. Отогревая бесчувственные пальцы рук, я, запинаясь, проговорила свой домашний адрес.
Машина вновь тронулась, а я откинулась на сиденье и закрыла глаза. Боже, какая же пустота… Пустота внутри и серость вокруг. И меня ждет большая и  пустая квартира, слишком большая для меня одной. Три комнаты и гостиная – сейчас это похоже на издевательство. Меня охватил ужас оттого, что я останусь там одна. Но сейчас нет никакого иного варианта, кроме как страдать в одиночестве, как какое-нибудь раненое животное.
В еще большую дрожь меня бросило при мысли, что в мою душу сейчас кто-нибудь попытается проникнуть и начать что-нибудь внушать мне! Что-нибудь вроде, что такое бывает, что все поправимо, что надо быть сильной и жить дальше… Провалитесь все пропадом со своими советами, умники! Я никому и никогда больше не позволю прикоснуться ко мне ни физически, ни духовно! И видит небо, я сумею держать на расстоянии всех, кто попытается это сделать!
Я пришла в себя после этой безмолвной и безумной вспышки, обнаружив, что кровь стучит в висках и голова раскалывается от боли. Открыв глаза, я заметила, что машина уже приближалась к моему дому.
Такси наконец остановилось. Глянув на счетчик, я недоуменно моргнула воспаленными веками – после ожидания возле стоянки его, по видимому, больше не запускали. Подозревая, почему это было сделано, я прикинула в уме общее время этой затянувшейся поездки, вытянула из рюкзака пару зеленых купюр и отдала вперед. Водитель протянул одну из них обратно, глядя на меня через зеркало:
- Половину, девушка. Только от больницы и до стоянки…
Ну, понятно, сочувствие проснулось! Даже у водителя такси… Неужели я настолько паршиво выгляжу?! Нет уж, спасибо, но ваше сочувствие мне ни к чему!
- Просто оставьте себе, - ответила я и, открыв дверь, насколько могла торопливо выбралась наружу, избегая какого-либо дальнейшего диалога.
Я не сразу отправилась домой. Неподалеку я увидела супермаркет и сперва пошла туда, решив пережить еще несколько минут позора и косых взглядов в свою  сторону. Мои покрасневшие от слез глаза и бутылка «Джек Дэниэлс» в руках, вероятно, вызывали слишком много нездорового внимания.
«Скорее…» - вертелось в мыслях. – «Скорее отсюда, в свою пещеру… Скрыться, спрятаться, удалиться от всех…»

…Когда за мной, наконец, захлопнулась входная дверь квартиры, я разулась, сбросила куртку и, не обращая никакого внимания на то, как же отделали и обставили помещения, прошла на кухню и принялась искать хоть какой-нибудь стакан или бокал. В одной из коробок с посудой отыскался рокс, как раз для виски.
Пустота навалилась на меня сразу, как только я вошла, и с каждой минутой это ощущение становилось только отчетливее. И холод… Вроде бы здесь тепло, батареи центрального отопления были выкручены почти на полную мощность, а меня все равно колотило… Наверное это просто не тот холод – это холод одиночества и обреченности.
Я направилась в спальню, неся с собой бутылку и стакан, и подошла к окну, отдернув шторы, чтобы еще раз, более масштабно, с высоты пятнадцатого этажа, оглядеть мрачный, тусклый, почти уже зимний пейзаж… Коленями и бедрами я ощутила тепло, идущее от щитка батареи, внизу передо мной.
Тепло… Согреться… Нужно согреться хоть немного!
Я снова задернула шторы, закрываясь наглухо в своей пещере. Стало почти темно… Опустившись на пол, я прислонилась спиной к теплой батарее, спрятавшейся за шторой, но все равно дающей потоки тепла, и спину потихоньку начало припекать. Возникла иллюзия того, что стало теплее. Или может и правда стало. Но дрожь в теле не унялась.
Я поставила бутылку и стакан на пол, рядом с собой. Вытянув правую ногу, я немного помассировала бедро и колено… Ноет. Сейчас, кажется, пора пить таблетки по расписанию, но я решила забить на это. Они, может, и помогут мне восстановиться быстрее, но сейчас мне нужно другое. Что-то, что поможет мне отключить свой мозг от всего!
Открученная пробка выскочила из моих нервных пальцев и куда-то укатилась. Нетвердой рукой я заполнила стакан наполовину, хотя даже никогда не пила виски в чистом виде. Для этого нужен лед, по-хорошему. Но зачем он сейчас, если я сама целиком состою из льда?..
Я поднесла стакан к губам, и он дрогнул в моей ладони. В нос ударил терпкий запах напитка, и мозг, пока еще работающий, запротестовал против такого лекарства, заранее посылая чувство легкой тошноты… Я зажмурилась и, выдохнув воздух, влила в себя содержимое стакана в два или три невыносимо обжигающих глотка.
Мне пришлось со стоном зажать себе рот, потому что я почувствовала, что выпитое готово немедленно выскочить назад! Глаза заслезились, желудок судорожно сжался… Но жидкость, распространяя палящее пламя на своем пути, наконец провалилась внутрь. По животу растекается пекущее тепло, тошнота немного отступила. Мне не хватало воздуха, я раскрыла рот, стараясь вдохнуть как можно глубже. От этого меня снова начинает мутить!
Мой организм, совершенно непривычный к крепкому алкоголю, тем более в таких количествах, испытал мощный шок… И, кажется, этот шок немного помог мне избавиться от ледяной пустоты, которая заполнилась пьянящим жаром.
Но, спустя некоторое время, я с отчаянием поняла, что этого недостаточно! Дефибриллятор тоже не всегда с первого раза запускает сердце.
Отдышавшись, я вновь наполнила стакан виски, на этот раз почти до краев. Мелькнула даже мысль, что я могу этого не пережить… Однако, я отогнала ее решительно и сразу.
Стакан вновь оказался перед моими губами, и по щекам текут слезы – я ведь уже знала, что меня ждало! Я и половину не смогла выпить залпом, а это… О, боже… Меня передернуло, и виски потекло по пальцам. Я поспешно влила в себя новую порцию огня, и каждый глоток давался мне с невероятным усилием… Меня вновь обожгло изнутри еще пуще прежнего и едва не вывернуло наизнанку! Я выронила стакан, и он со стуком упал на пол, покатился и звонко ударился о бутылку. А мне пришлось согнуться пополам – настолько сильно пекло в животе!
Наверное, следующий стакан точно убьет меня… Я решила немного подождать, к тому же, кажется, нужный эффект уже стал наступать. В голове поплыл неясный туман, сознание с трудом фокусировалось на каких-либо мыслях, полностью сосредоточенное на непривычных и противоестественных ощущениях.
Да, этого я и добивалась… Заполнить пустоту неконтролируемым хаосом, на котором невозможно сконцентрироваться. Но сколько продлится это временное облегчение? Неужели теперь я должна постоянно напиваться, чтобы прогнать свой панический страх страданий в одиночестве, которые продлятся всю мою оставшуюся жизнь?..
В отчаянии я подняла стакан с пола…

…Я очнулась, когда за окном уже царила глубокая ночь и сразу ощутила новый страх, пронизавший меня до костей – страх темноты. Не знаю, что со мной произошло, раньше я никогда не боялась этого. Как бы то ни было, я в какой-то лихорадочной панике встала и принялась на ощупь искать выключатель торшера, который был где-то неподалеку.
Когда вспыхнул не очень яркий, но достаточный для освещения всей комнаты, свет, от сердца немного отлегло, и я задышала спокойнее. Теперь я поняла, что мне очень плохо – меня мутило, голова кружилась то ли от спиртного, то ли от того, что я так резко вскинулась.
И еще стало жарко и тесно в одежде. Я добралась до постели, стянула свитер и брюки, бессильно повалилась на подушки, и через какое-то время, по-видимому, вновь впала в беспамятство.