Оба ваших дома

Во времена давние, горбачёвские, в те времена, которые были действительно свободными, когда перед нами открывалась всё шире и глубже наша страна с жуткой её историей, а мужики начали только что не на голой земле ставить свои КООПЕРАТИВЧИКИ, работал я, конструктор, под началом дивного старика, вреднющего и грамотнейшего инженера, назову его – Иван Иваныч. Умер он недавно, царствие ему небесное, много полезного сделал за свою жизнь!
Тогда я был махровым, и даже, можно сказать, – густопсовым, демократом и либералом, яростным сторонником ожидаемых реформ и восторженнейшим поклонником Ельцина, проехавшего по Москве на троллейбусе.
Так вот, сцепился я в очередной раз с Иван-Иванычем по поводу коммунистического варварства и европейских ценностей, да и попытался уязвить его РЕПРЕССИЯМИ.
– А сколько людей расстреливали, сколько по лагерям извели? – кричал я, негодуя.
– Сколько? – спросил Иван Иваныч.
– Так, ведь, вон – миллионы, пишут же!
– Мало ли что пишут. Врут. Что-то я не видел, чтобы кого-то расстреливали. Не видел я!
Я поперхнулся, помнится…
А Иван Иваныч добавил:
– Кто честно работал, того не расстреливали.
И отвернулся.

Вот так.
Примерно то же говорила мне моя мама покойная, давшая мне, тем не менее, свою фамилию, а не фамилию отца – репрессированного инженера. Чтобы неприятностей сыну не было.

В девяностые годы, которые нынче ПЕРЕДОВАЯ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ наша от великого ума (ирония) считает расцветом свободы, по Питеру «скорая помощь» начала ездить на ГОЛОДНЫЕ ОБМОРОКИ.
В девяносто пятом, помнится, случился у меня казус – я месяц не мог набрать денег, чтобы купить себе новую зубную щётку. Вот – смеху-то!
В девяносто восьмом ОБОЖАЕМЫЙ ЕЛЬЦИН за три дня до дефолта объявил по телевидению, что финансовое положение страны стабильно. Через три дня я оказался с семьёй без денег с двумя пачками гречки и початой бутылкой подсолнечного масла.

Для справки: мы работали в нашем КБ плотно, работу нашу рвали из рук, а деньги за работу… отдавали нам по возможности. Иногда – металлом, который три-четыре посредника переводили в наличку, оставляя нам, в конце цепочки, малую долю на две пачки гречки…
И ещё для справки: дефолт был вызван среди прочего выпуском ГКО – государственных краткосрочных облигаций. Как трепанул однажды простодушный Чубайс, он взял у государства БЕСПРОЦЕНТНЫЙ (!) КРЕДИТ, купил ГКО, через полгода получил тридцать (!) процентов прибыли.
Семейство ОБОЖАЕМОГО ЕЛЬЦИНА тоже, по сообщениям, не побрезговало…
Ну и ещё кое-какие ребята, допущенные к беспроцентным кредитам и покупке ГКО.

Эти и прочие подобные события, ограничившие мою свободу до пробежек на работу и в магазин, без возможности лечиться, покупать книги, ходить в театр, просто – перемещаться из пригорода моего в сторону Санкт-Петербурга, а также тот непреложный факт, что ВЕЛИКИЕ РЕФОРМЫ убивали не только экономику как таковую, но и частных предпринимателей горбачёвской поросли (то есть, не инфузорий-перекупщиков, а производителей), а, стало быть, лишали огромные массы людей права на работу и достойную оплату этой работы, начали понемногу выводить меня из ГУСТОПСОВОГО состояния. А Иван Иваныч как-то подошёл и спросил меня:
– Ну, как живёшь? Как реформы?

Известная актриса, чью фамилию, к сожалению, превратили теперь уже в глагол, означающий по смыслу примерно: «с глузду съехать», приехав в Питер на очередной собчаковский фуршет, заявила:
«Что-то я не видела, чтобы на улицах кто-то умирал с голоду!»
После неё эту жуткую (в Ленинграде!) фразу повторили пару раз ПЕРЕДОВЫЕ помельче.

Повторюсь: тогда «скорая помощь» начала ездить на ГОЛОДНЫЕ ОБМОРОКИ.

По словам незабвенного Собчака – в те времена «кто хотел заработать, тот заработал».

Радио «Свобода», тогда, в девяностые, сообщало об эпидемиях самоубийств в Сибири и Забайкалье.

Пойди теперь, найди эти тексты. Не было ничего!

Оно же сообщало, что за год в России было убито девятнадцать ГЛАВНЫХ СПЕЦИАЛИСТОВ. Отрасли целые оставались обезглавленными.

Не найти теперь этого! Не было ничего!

Каха Бендукидзе, в видимый убыток себе системно, последовательно уничтожавший два российских гиганта: «Уралмаш» и «Ижорский завод», однажды допустил маленькую ошибку – поставил директором «Уралмаша» не того. Человек начал поднимать «Уралмаш». И через полгода был застрелен. Каха плакал на его могиле горькими слезами и более таких ошибок не совершал.

Репрессии гайдаро-чубайсовой команды, конечно же, были ГИБРИДНЫМИ. «Воронки» по ночам не ездили. Рвы не копали. Концлагеря не строили. Людей вышвыривали из жизни – и они погибали совершенно свободно и самостоятельно.
И, конечно же, репрессии (как и те, сталинские) были избирательны. ТВОРЧЕСКУЮ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЮ, как класс социально близких, обеспечили гонорарами, поездками в Париж и любовью царя и отечества. «Театр – это не завод, который можно закрыть, а потом снова открыть». Помните эту фразу. Фразу невозможную ни в Германии, ни во Франции, нигде. Кроме России.

Непонятливых культурно устраняли.
Артём Боровик (помните?) написал однажды: «Мы даём почти готовые уголовные дела – и полное молчание. Это – не свобода слова. Это – что-то другое».
Самолёт, на котором летел Артём Боровик, однажды сам по себе взорвался.

Генеральный прокурор Скуратов, заявивший о массовых нарушениях прав человека в России, был заснят голым в бане и отстранён.
Не было массовых нарушений прав человека.

Александр Исаевич Солженицын (сам!), посмевший публично назвать реформы СВОИМ именем, был на четыре года изгнан из упоминаний. Убить или отстранить его не было никакой возможности.

 И ничего нельзя было сделать с Джефри Саксом, экономическим советником Егора Гайдара. В 1998 году он сказал: «Главное, что подвело нас, это колоссальный разрыв между риторикой реформаторов и их реальными действиями… И, как мне кажется, российское руководство превзошло самые фантастические представления марксистов о капитализме: они сочли, что дело государства – служить узкому кругу капиталистов, перекачивая в их карманы как можно больше денег и поскорее. Это не шоковая терапия. Это злостная, предумышленная, хорошо продуманная акция, имеющая своей целью широкомасштабное перераспределение богатств в интересах узкого круга людей».
К сожалению, с Джефри Саксом тоже нельзя было ничего сделать.

А кто хотел заработать – зарабатывал.
Несколько наших инженеров ушли ТОРГОВАТЬ МЕТАЛЛОМ. И заработали что-то. Те, кто обеспечивал их этим металлом по всей цепочке производства, получали свою гречку, поскольку своё желание зарабатывать ставили в связь с производством, а не с перекупкой и продажей металла.

Тем не менее, девяностые ныне торжественно объявлены расцветом свободы.
Сын Великого Питерского Писателя написал в Фейсбуке, почему он ненавидит Советы, а девяностые считает именно этим – расцветом. Советская дурная цензура не пускала книжки его отца и отец его однажды, в советские времена, обеднев, «даже вынужден был продать свою уникальную коллекцию марок». Представляете! Я, например, вспомнил зубную щётку – и представил.
А в девяностые всё изменилось кардинально! Печатай, что хочешь, и можно свободно купить диски с любым роком. И вообще – свобода!

Конечно, Иван Иваныч по своему развитию крупно обогнал Сына Великого Писателя, актрису с фамилией и прочую ПЕРЕДОВУЮ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ. На Иван-Иваныче природа не отдыхала. Он всю свою жизнь отдавал раз в десять больше, чем брал.

Но… Знаете ли…

«Чума на оба ваших дома!» – сказал бы я, да – нельзя. Маму жалко. Иван-Иваныча жалко. Актрисульку несчастную жалко. Сына этого свободолюбивого жалко.
Нельзя подвергать людей репрессиям! Даже словесным. Этим было хорошо при тех репрессиях. А тем было хорошо при репрессиях этих. Люди они. Простить бы…
Устали мы тут все уже, ей Богу, от ругани, репрессий, прозвищ, ненависти. Ума бы просто набраться, да как? Простить бы всех – да не умеем мы прощать.