Суматра. Глава 5

Человек ехал в душной электричке и поносил самыми не лестными словами свой так некстати сломавшийся мотоцикл. Впервые за долгое время день был солнечным, жарким. Ртутный столбик на термометре за окном его номера перевалил выше отметки тридцати градусов еще в одиннадцать часов утра, и снижаться не собирался, судя по погоде и безоблачному голубому небу, еще долго. По улицам этого небольшого городка шли люди в своих самых коротких одеждах, с бутылками воды, в шляпах, панамах или бейсболках. Красавицы собрали волосы и пестрели короткими ситцевыми сарафанами большей частью на бретельках, обнажая красивые изгибы плеч, очаровывавшие своей наготой.
Те несчастные люди, которые находились в одном вагоне с человеком и мысленно растекались и высыхали подобно медузам, выброшенным волной на сушу, на пропитавшихся потом сиденьях, проклинали причину их сегодняшней поездки и сломанные задвижки, ибо именно из-за них нельзя  приоткрыть даже ту слабую форточку, которой располагает любая электричка.
Человек сидел рядом с полной дамой. По лицу и толстой шеи ее крупными горошинами скатывался пот. Она обмахивалась газетой словно веером, но охлаждения от этого практически ни на грош. Она больше разносила свой тошнотворный запах вокруг, чем очень досаждала человеку. Все его мысли были о прибытии как избавлении от общества ароматов этой женщины. По роду своей деятельности ему много и часто приходилось проводить время в пути. Большая часть его жизни была связана с дорогой, с неизменными рельсами, шпалами, автобусами, машинами поздней осенью, зимой, ранней весной, в общем тогда, когда лежал снег и любимым мотоциклом в остальное время.
Неожиданно белый тонкий браслет на его запястье запульсировал. «Что-то они совсем не справляются» - подумал человек и встал со своего места. Задевая грузную даму, тут же скорчившую недовольную гримасу на своем отдаленно напоминавшем поросенка лице, он, извинившись, направился в туалет.
Там пахло не лучше, чем в вагоне и так же не открывались форточки, но другого места, где бы на него никто не обратил внимания, он не наблюдал. Посмотрев зачем-то на свои кроссовки и убедившись в том, что дверка закрыта, он провел по беспокойному браслету указательным пальцем.
***
- Оперативно. – прозвучал голос в его голове. – Начинайте.
***
В нашей деревне всех мужчин забрали на войну. Остались одни женщины, дети и старики.
Я никогда не увижу, как вырастет мой сын. Никогда.
Никогда не объясню, почему два плюс два четыре, не поглажу на танцы рубашку, не познакомлюсь с его невестой, не буду нянчить внуков. Ничего этого у меня не будет.
Но возможность быть рядом с ним в самые трудные, самые горестные минуты не отнимет никто.
Однажды рано утром в нашу деревню пришли солдаты вражеской стороны. Из всех наших жителей трое умели водить, но почему-то эта участь досталась именно мне.
Я еще молоденькая. Мне двадцать четыре. Светло-русые волосы, густые, тяжелые, шелковистые – руку запустишь, как в воду окунешь, зеленые глаза и совсем не плохая фигура. Может, поэтому я.
Ночь тихая, мороз крепкий. Мой сын спит рядом, а я сижу за столом и, шурша карандашом при толстой восковой свечке, вывожу слова в письме. Он, как и его отец, крепок на сон, а то верно разбудила бы уже. Но прекратить я не могу. Завтра у меня уже не будет возможности.
Враги, «проклятые оккупанты» - так зовет их наша соседка – женщина шестидесяти семи лет, у которой все два сына погибли на передовых, оставив овдовевших жен и детей, приказали мне отвезти их в город для подкрепления их сил.
И вот сейчас они спят в других домах, на наших мягких постелях. Спят так же, как и мой сын. У них все складывается удачно, их ничего не тревожит, я, не сопротивляясь, согласилась. Но они не знают, про заминированную нашими, дорогу. Завтра они гостеприимно их встретит.
Я должна сделать это ради моего сына, его будущего. Он должен вырасти в свободной стране, где сможет получить образование и спокойно жить. Ради всех остальных в нашей деревне, в других. Ради целого мира. Может, это хоть на капельку, но приблизит победу, а нашим женщинам вернет мужей, детям отцов, матерям сыновей.
Моего мальчика приютит подруга. А там, глядишь, и папа вернется.
«Мой дорогой сыночек. Мама любит тебя. Мама всегда рядом с тобой.
Ты вырастешь. Ты все поймешь.
Будь храбрым и бойся только одного – потерять своих близких и себя самого. Остального бояться не нужно.
Не стесняйся своих слез, но и не проливай их по чем зря.
Не обижай тех, кто слабее тебя, а защищай их и оберегай.
Когда ты был совсем маленьким, я безумно любила целовать твои пяточки и аккуратный носик. А «Мама, я большой! Я сам!» - самое лучше, что я слышала.
Пожалуйста, постарайся не забыть моих рук. А если и забудешь – шут с ним. Главное – не потеряй это письмо. Храни его. Я в нем. Я рядом с тобой через него.
Когда тебе будет трудно, сыночек, когда изнутри тебя всего будет ломать, а жизнь потеряет свою нужность, помни, что именно в этот момент ты растешь. По-настоящему.
Будь честным, поступай по совести и люби. Не смотря ни на что люби.
Мои нежные пяточки, мои ласковые глазки, моя кровиночка, моя жизнь.
Я люблю тебя, сыночка.
Твоя мама.»
Машина взорвалась на первой же мине. В последние секунды перед этим я услышала чей-то голос в своей голове: «Не оглядывайся и не бойся. Меня нет в машине. Я все знаю. Я заберу твою боль себе.»

***

Ноги человека задрожали и подогнулись. Он рухнул на пол. Стоило кое-как подползти к унитазу, как его тут же вырвало. Боль была нестерпимой, и приходилось кусать ладонь, чтобы не закричать.
(с) В. Нахт