11. 1. Инженерная деятельность

1.

После окончания ЛЭИСа по распределению я попал всё в тот же Научно Исследовательский Институт (НИИ п/я 188) в конце Шкиперского протока на В.О., где я работал раньше. Теперь мне пришлось работать в лаборатории передающих устройств СВЧ диапазона, а попросту Табачникова. В НИИ было нормой лаборатории и отделы называть не по функциональной принадлежности, а по фамилии начальника возглавляющего лабораторию или отдела. Так было проще и удобней, никому - кроме работающих в данном НИИ - это ни о чем не говорило, а работающие знали, какое подразделение имеется в виду.
 
С первых же дней я с интересом взялся за дело. Хотелось скорее проявить себя в качестве инженера. По собственной инициативе решил создать что-нибудь своё, новое. Я быстро освоился с новой для меня обстановкой, с новым делом, с коллегами по работ коллектив лаборатории был небольшой, человек двадцать пять, не более, но дружный, в основном молодёжь после институтов и техникумов. Группа во главе с ведущим инженером, з которую вошел и я, в основном работала над усовершенствованием мощных резонансные усилителей и генераторов СВЧ диапазона, в качестве контуров у которых были перестраиваемые объёмные резонаторы высокой добротности, а в качестве радиоламп применялись металлокерамические триоды маячкового типа, либо типа "желудь". Объёмные резонаторы изготовлялись из меди или латуни с высочайшим классом обработки внутренней поверхности, которая затем серебрилась, шлифовалась и полировалась до зеркального отражения. От этого зависела величина добротности резонатора (контура), а следовательно его резонансные свойства, величина выходной мощности каждого каскада и в целом всего генераторного устройства. Использование меди приводило не только к удорожанию изделия, но и к значительному весу, с которым вынуждены были считаться. Хотя как известно, лишний вес и габариты для самолётной и ракетной аппаратуры желательно, чтоб были как можно меньше. Кроме того, чтобы увеличить диапазон частот (диапазон перестраиваемости) контуров необходимо было соответственно увеличивать длину а следовательно, вес и габариты объёмных резона торов, что опять-таки вступало в противоречие.

 Из двух зол выбирают, как известно меньшее. Поэтому обычно идут на компромисс или делают то, что нужней в конкретном случае – диапазон частот или уменьшенный вес и габариты. Поле для нашей деятельности было на лицо, нужно было применить полученные знания в конструировании и технологии производства радиоаппаратуры. Попытки, ничего не меняя в сложившейся в течение нескольких лет системе и конструкций создать что-то более совершенное, которое удовлетворяло хоть в малой степени всем предъявляемым требованиям. И главное, при этом было бы на порядок большей мощности, к чему не приводили. Получалось как у того страуса голову спрячешь, хвост торчит, хвост спрячешь, голова торчит. В институте дело тормозилось отсутствием соответствующего высокоточного оборудования к тому времени, нерешительностью а порой простым нежеланием что-либо менять в конструкции, отказаться от старой технологии и методов работы.

У меня возникла идея, за которую я вцепился и не дожидаясь команды сверху начал её воплощать в жизнь. Начал с проектирования и конструирования, затем сделал эскизы чертежей, передал их в СКБ (специальное конструкторское бюро), работавшее в основном на нашу лабораторию. По изготовленным чертежам в спец. мастерской изготовили макет (опытный образец). В лаборатории мы провели его настройку и регулировку, проверку всех параметров, испытание в морозильной камере, в тепловой камере, и в камере влажности. Моя идея заключалась в том, чтобы применив новые, нетрадиционные материалы, изменив во многом конструкцию, добиться: повышения мощности на выходе при снижении габаритов, веса и стоимости, обеспечивая при этом возможность изменять длину резонатора, при необходимости, следовательно, возможность изменять диапазон частот генератора. Изделие должно быть при этом более унифицированным, универсальным, применяться и в качестве генератора и как усилитель в широком спектре частот. В своей конструкции я предложил:

1. входную цепь (сетка-катод) сделать в виде конусного перехода от коаксиального кабеля к объемному резонатору, чем исключались потери энергии на несогласованность и следовательно, на затухании волны,
2. сам объемный резонатор должен набираться из "галет" – ребристых колец, а не быть сплошным, что затрудняло и значительно удорожало его изготовление,
3. "галеты" (кольца) изготовляются не из дефицитной и дорогостоящей и тяжёлой меди, а из керамики, изготовленной методом литья под давлением и обжигания в вакууме с последующим вживанием в керамику серебра.
 
Использование наборных (из "галет") резонаторов, которые легко собираются и разбираются даёт возможность набрать объёмный резонатор необходимой длины в зависимости от диапазона, в котором потребуете его применять. В "галетах" имеются четыре соосных отверстия для стягивания их болтами, для стыковки, в конструкции галет предусмотрено, чтобы одна "галета" входила в другую некоторой своей частью, скажем, по принципу сложения мисок в одну стопку. Доводка, шлифовка, полировка внутреннего диаметра объёмного резонатора должна производиться в собранном виде. Единственным пожалуй доводом против использования керамики было то, что она может давать трещины, могут быть сколы. Но как показали испытания эти опасения оказались напрасны. Прочность и надёжность оказались выше всех похвал. Больше того, выявилось новое качество - это значительно меньший коэффициент расширения у керамики, чем у меди, а, следовательно, меньшее влияние изменения температуры корпуса резонатора на частоту настройки, что очень важно, т к. температура резонатора претерпевает, в процессе работы, значительные перепады от минусовых значении до плюс ста градусов по Цельсию в зависимости от продолжительности работы и от окружающей температуры. Для отвода тепла, керамические "галеты" прессуются типа "шестерней", зубья которой при соединении (сборке) "галет" в резонатор, образуют радиаторную систему воздушного охлаждения, они же играют роль рёбер жёсткости. Электрический, гальванический контакт обеспечивается за счёт сплошного посеребрения "галет" методом вжигания серебра в керамику.

Итак, примерно, через месяц, полтора по моим эскизам, при моей консультации, были созданы чертежи, а ещё через пару месяце я имел перед собой новый, ещё блестящий усилитель мощности называемый впоследствии товарищами по работе - усилителем Черненко. Испытывать, что перед тобой твоё детище - невероятная радость.

Сознавать, что ещё совсем недавно ничего этого ещё не было вообще, что оно было только в твоей голове, а теперь - вот оно его я вижу и даже держу в руках. С трепетом и волнением я начал с ним работать, ещё не до конца уверен, что мои расчёты оправдаются. Я хорошо помнил случай с расчётом Драбкиным антенны с шарообразным излучением (характеристикой направленности), когда на практике получилось "нулевое" излучение. Но к радости и даже моему счастью мой усилитель "ожил" сразу, как только к нему подключили необходимое питание и подали входной сигнал. Усилитель заработал, да еще как. Он не только оправдал надежды, но и превзошел все ожидания. Выходная мощность увеличилась по сравнению со старым образцом, при незначительной доработке, почти в полтора раза, при уменьшении веса, примерно, во столько же раз. Правда первоначальная стоимость с учётом применения новой оснастки новой технологии и опытных образцов, оказалась несколько больше при одинаковых габаритах. Но повторяю, главное это значительное увеличение выходной мощности при снижении веса.

Другим важным достоинством моего усилителя было: большая стабильность частот - настройка и возможность изменять частоту в больших пределах, а также использовать усилители и генераторы данной конструкции в большом диапазоне СВЧ. Успешно выдержал мой усилитель СВЧ диапазона и испытания: на жару, на мороз, испытания в камере влажности и даже, чего я больше всего боялся, выдержал испытание на перегрузки в центрифуге. После успешно пройденных испытаний на всех стадиях, авторитет мой в лаборатории резко увеличился, ведущие инженеры стали разговаривать со мной на равных и даже соглашаться с моими доводами. Еще бы, годами топтались на месте, по крохам улучшая параметры а тут такой скачок - увеличение мощности чуть не в полтора раза. Но нашлись и скептики и даже противники создания объемных резонаторов методом набора из посеребрённых керамических галет. Дескать, овчинка выделки не стоит. Это нужно менять весь процесс, всю технологию изготовления, переналаживать производство и т.д. и т.п.

В общем произошло примерно так, как несколько лет назад произошло с моим предложением создавать волноводные системы из фольгированного гетинакса. Дальше единичного образце (макета) дело не пошло. Не оказалось никого, кто бы был заинтересован, чтобы наладит дело на широкую ногу, хотя все хвалили, отмечали достоинства новшества, но переналаживать производство никто не хотел, видимо посчитали слишком хлопотным делом и накладным.

Нельзя сказать, что после этого я совсем охладел к работе, но желания творить и создавать что-либо новое у меня, если не исчезло вовсе, то значительно поубавилось. С некоторого времени меня, как уже знающего и достаточно опытного инженера, стали посылать в командировки. Запомнилась командировка на военный аэродром в Жуковский под Москвой, где мы пробыли с неделю. В один из дней со своей работой я справился быстро и решил прогуляться по аэродрому, посмотреть на технику, на самолёты вблизи. В стороне от взлётно-посадочных полос было много различных будок-вагончиков от различных организаций, из разных городов. В будках находились различные измерительные приборы, аппаратура. Командированные периодически менялись, но назначение аппаратур оставалось для работы с определёнными самолётными узлами. Таким образом отпадала необходимость каждый раз ехать в командировку и везти с собой необходимую измерительную и другую аппаратуру, иной раз очень громоздкую и тяжёлую. Ну, вот значит иду себе, смотрю на одной из многочисленных будок надпись "Лецинградский НИИ 188.  Дай, думаю, зайду, посмотрю, чем там занимаются. Узнаю с какого отдела или лаборатории там командировочные, может кто из знакомых есть. В будке оказалось двое - ведущий инженер и техник, разговорились, оказалось у них не "фурычил", как мы промеж собой говорили, когда не работало что-то, блок работающий в СВЧ диапазоне. Из-за которого мог сорваться вылет самолёта. "Посмотри, пожалуйста, может ты сообразишь в чём дело?"- обратился ко мне ведущий, узнав что я с НИИ 188 и работаю в лаборатории Табачникова. По всему было видно, что техник ещё не опытен, а ведущий в практике не силён. "Мы уже затуркались, бьёмся-бьёмся - ничего не получается" - продолжал ведущий. Приступив к проверке блока, я интуитивно почувствовал в чём причина, почему блок отказывался работать, казалось бы всё на месте, видимых поломок и неисправностей нет. И я оказался прав, причина была в плохом контакте маячковой лампы с гнездом контура. Через пару минут блок работал - лучше не надо.

После окончания командировки приезжаю в Ленинград, иду на работу, а там уже все знают, что я помог своим землякам из другого отдела наладить блок и, тем самим, не сорвалась важная работа самолета. Оказалось, ведущий инженер которому я помог наладить блок, в телеграмме или по телефону просил нашего начальника Табачникова меня поощрить. В результате мне вынесли благодарность за командировку в целом.

Не знаю каким образом, видимо передали из отдела, где я работал раньше, узнали у нас в лаборатории, что я умею рисовать.

Как бы там не было, на меня "повесили" обязанности оформителя стенгазет и прочее. Пришлось и этим делом заниматься, к счастью - в основном к праздникам. Помню первую газету мне пришлось оформлять к восьмому марта - к Женскому Дню шестьдесят третьего года. Хорошо, что оформлять газету можно было в рабочее время, чем я и пользовался. На против меня за своим столом сидела молоденькая симпатичная девушка, кажется её звали Таня - выпускница политехникума. Вот я, недолго думая, и зафиксировал её нежный и миловидный образ сначала в свой блокнот, а затем перенёс на ватман крупно и в цвете, добавив лишь букетик мимозы. Схожесть получилась необыкновенно удачной, из-за чего девушка долго смущалась, встретившись со мной глазами.

Осенью, как всегда, почему-то, именно в это время года, у нас состоялись перевыборы профсоюзных органов и меня выбрали председателем профорганизации лаборатории. Как я не возражал, не сопротивлялся ничего у меня не получчилось. Пришлось взять на себя дополнительную нагрузку, которая, откровенно говоря, для меня была неприятно-тягостной.

2.

Летом, накануне предстоящего отпуска, в туристическом центре, на улице Желябова, я купил, впервые за полную стоимость, туристическую путёвку по Армении и Грузии. Побывать в этих республиках, а тем более побывать на Черном море была давнишняя моя мечта. И теперь эта мечта должна была реально воплотиться в жизнь. Жил я в это время на шестнадцатой линии на втором этаже, в доме семьдесят два, если не изменяет память, у хорошей пожилой женщина Евдокии Григорьевны. К Евдокии Григорьевне иногда заходила её подруга со своей дочкой, примерно, моего возраста, авали ее Нина Туманова. Мы познакомились и стали встречаться, вместе проводить свободное время. Вскоре я стал у них своим человеком и частенько бывал у Нины дома. У Нины была дочь лет десяти, с мужем она развелась. В путешествие с собой, как всегда в дальнейшем, я взял этюдник, купленный незадолго до этого с полным набором художественных принадлежностей.

В то время, кажется, прямого поезда от Ленинграда до Еревана, откуда начинался маршрут путёвки, еще не было. Пришлось ехать до Тбилиси. Помнится, что в Тбилиси мне пришлось договариваться с бортпроводницей (вагоновожатой) армянкой, чтобы она за десять рублей, разрешила мне без билета доехать до Еревана. К моему удивлению и возмущению не было предела, когда я вошел в полупустой вагон, а в ж/д кассах твердили - билетов нет.

Ереван встретил меня, мягко говоря, не гостеприимно. Сразу же я почувствовал себя в Армении чужаком. Трудно человеку, на первых порах, в незнакомом городе, тем более, в большом, да еще населенном людьми говорящих на другом языке, не желающих тебе помочь, толком объяснить. Именно в такую недружелюбную атмосферу я окунулся сойдя с поезда. Обычно я не люблю спрашивать, стараюсь прибегать к помощи людей в крайнем случае. Здесь же все и везде было написано не по-русски, а значит всюду, на каждом шагу был крайний случай. Видимо, я во всяком случае так и был за это весьма благодарен, заметив моё замешательство, ко мне подошел молодой мужчина лет тридцати пяти. Узнав, что я приехал из Ленинграда и мне необходимо помочь, проводить до остановки троллейбуса, на котором я доеду до туркомплекса. Он взял мой чемодан и мы пошли. Пройдя через привокзальную площадь с оригинальным памятником: всадник с длинным мечом на лихом коне – посреди площади, мы свернули направо и пошли по широкому проспекту. И тут мимо нас, быстрым шагом, прошел мужчина и уронил сверток. Я крикнул мужчине, что он уронил сверток, но оно бы не слыша, не остановился – не понимает по-русски, подумалось мне.  Я решил поднять свёрток, догнать и отдать спешащему мужчине, но мои вещи находились у моего сопровождающего, а с чемоданом мне его не догнать. Как быть, что делать? В растерянности я остановился. Сверток оказался в руках моего сопровождающего, который начал его разворачивать. В свёртке оказались крупные купюры. Не выпуская из рук мой чемодан, мой сопровождающий повернул назад, приговаривая - глупец зачем кричишь, не надо кричать, при этом он всё ускорял и ускорял шаг. Мне приходилось почти бежать за ним. Я уже начал думать, что он хочет убежать от меня с моим чемоданом, уже не рад был, что с ним связался, но деваться было некуда. Не оставлять же ему свой чемодан со всем добром. Главное, там этюдник и деньги на обратный билет. Хотя, откровенно говоря, я сразу отнёсся с недоверием и подозрительностью к своему "доброжелателю", почувствовал интуитивно неладное.

 "Дурак!" - ругал я себя. Правильно говорят, что дураков надо учить. Вот попал в ситуацию, даже за помощью не к кому обратиться, не поймут. А чемодан может уплыть от меня. Сопровождающий тем временем перебежал на другую сторон проспекта, я за ним, стараясь не отстать и не терять его из вида. Мы поднялись к домам и тут, откуда не возьмись, появился мужчин, который уронил свёрток. "Это ты поднял мои деньги? - обратился он ко мне - люди видели и сказали мне". Я промолчал, в надежде, что мой "сопровождающий" сам скажет, что деньги у него, но он молчал. Я сказал, что никаких денег его у меня нет и что, если он не верит то пусть меня обыщет. Я ещё на деялся, что не найдя своих денег у меня, он найдёт их у "сопровождающего" и на этом дело закончится - мы мирно разойдёмся. Мужчина, на полном серьезе, обыскал меня и ничего, кроме документов моих, не нашел. К этому времени я успел забрать свой чемодан у "сопровождающего". Мужчина приказал открыть чемодан. "А здесь что?" - спросил он, обнаружив под бельем мои этюдник. Он вынул его и открыл. В этюднике под картонным вкладышем-коробкой с тюбиками красок я спрятал, на всякий случай, небольшую сумму денег на обратный билет до Ленинграда.

Как только мужчина обнаружил мои деньги, "сопровождающий" за суетился, якобы увидел идущего милиционера. Я с надеждой по смотре туда, где должен быть милиционер, но там никого, кроме нескольких прохожих, не было, оба мужчины вскочили и быстро скрылись сред прохожих, пока я укладывал чемодан. Смутное подозрение, что это все не спроста, что они были заодно "работают" вместе у меня было, но что это мошенники-грабители профессионалы я понял спустя сутки, как приехал на турбазу. Всё это время меня не покидало странное чувство, что что-то не так, я ощущал какой-то дискомфорт все это время. Один голос как бы говорил - проверь целы ли у тебя деньги, а другой - как бы останавливал. Тревога моя оказалась не напрасной - денег на месте не оказалось. Значит трюк, с якобы идущим милиционером был психологически продуман и сыгран безукоризненно. Мгновения оказалось достаточно, когда я отвлёк свое внимание от этюдника, чтобы деньги были незаметно изъяты.

Откровенно говоря, я до сих пор так до конца и не уверен, что они были украдены именно тогда. Иногда мне кажется, что они только узнали, где в каком чемодане имеются деньги. Эти сведения они передали "своему человеку" на турбазу, работающему там в камере хранения, который спокойно изъял деньги без каких-было помех. Оставалось только жалеть, что не проверил целы ли деньги сразу. Собственно это ничего не меняет. Как бы там ни было, а мой отдых был омрачен с первого дня. Что делать, как же я уеду обратно домой после окончания срока действия туристической путевки? Решил, пока не поздно еще, послать письмо в Ленинград, чтобы Нина выслала срочно денег на обратный билет, до востребования мной в Пицунду, где должен был закончиться турмаршрут.

3.

Тогда, находясь в турпоездке, я еще не вел дневник, поэтому многое уже не помню в деталях. Ереван мне понравился, особенно центральная часть города. Особенно понравилась ереванская вода в колонках и фонтанчиках, которые можно было видеть чуть ли не на каждом перекрестке улиц. Вода чистая, прозрачная, как слеза, родниковая (со скважин из-под земли) и холодная, аж, зубы ломит. Основной своей частью город расположен в долине между горных возвышенностей. В Ереване мы должны были находиться четыре дня.

Наша турбаза находилась на окраине города на горе так, что город особенно со смотровой площадки, хорошо просматривался, особенно та его часть, где вечно дымились трубы заводов на фоне горы Арарат, вершина которой всё время была закрыта облаками. Экскурсовод рассказала легенду, в которой говорилось о том, что гора Арарат показывает себя тому, кого захочет осчастливить - так редко можно видеть её не закрытую облаками. Мне в этом отношении, повезло. Я не только увидел и любовался, поистине величавой красотой Арарата с вечно покрытой снегом его вершиной, но и написал небольшой этюд. Это для меня была первая большая удача.

Из четырёх этюдов, написанных в Ереване, несомненно этюд с г. Арарат для меня самый ценный. Некоторые за все прожитые годы в Ереване не видели белоснежной шапки этой знаменитой горы, а мне в течение четырёх дней открыла свою красоту. Я знал, что ее полностью можно увидеть только ранним утром в ясный солнечный день, когда солнце только-только выходит из-за горизонта и ещё не успело нагреть землю южными жгучими лучами, а значит прочее испарения ещё не началось. Уже через час, из-за дымки-марева вечно стоящей над раскалённым городом, над всей долиной, не будет видно белоснежной вершины. Появляются облака, которые, как магнитом тянутся к Арарату, окутывая его полностью. Я встал когда было ещё сумрачно за окном, взял приготовленный с вечера этюдник, картонки и отправился писать этюд. Через несколько минут, пока я шел к месту откуда открывался вид на утренний город на фоне Арарата, стало совсем, светло и перистые облака на бирюзовом небе порозовели, освещённые восходящим солнцем. Освещённость менялась очень быстро, что называется, на глазах. Мешкать было нельзя. Самое главное - вершина горы, ее писать нужно в первую очередь, остальное - потом, освещённость запомнить и держать в голове. Кисти, сменяя друг друга, чтобы не тратить время на мытьё забегали по палитре, перенося необходимый цвет с неё на картон. Двадцать пять-тридцать минут и этюд готов. Освещённость почти не изменилась. Жаль, что пришлось этюд писать на небольшой картонке, так как на большой мог не успеть, через несколько минут гору стало заволакивать дымкой, она стала видимой как в тумане, а затем и совсем исчезла. В то время ещё в Ереване, на горе, недалеко от туркомплекса, на высоком постаменте, возвышалась огромная, высотой в несколько десятков метров, статуя И. В. Сталина.

Я уже не помню, при нас её ночью свалили солдаты или уже, после нашего отъезда, но знаю, что такой факт имел место. Жаль. Этим никто никому ничего не доказал - ломать не делать. Из песни слов не выбросишь, всё равно образ вождя, его дела остались в памяти народной, всего мира, на века. Погиб только труд людей, погиб памятник, всё можно переделать на другой лад, но историю не пере делаешь. Величественный монумент смотрелся хорошо с любого конца города, с любого места.
Водили и возили нас на экскурсии по городу. Побывали в знаменитом на весь мир древнейшем хранилище древнейших рукописей и книг - Матенадаране. Были в различных исторических и художественных местах, в храмах, в картинной галерее, куда я ещё ходил самостоятельно. Меня поразило и удивило количество картин Айвазовского, целые огромные залы с его морскими пейзажами и это в городе расположенном далеко от морей. Оказалось это не случайно. Айвазовский имел в своем роду армянские корни. К моему стыду, я этого тогда не знал ещё.


4.

Особенно хочется остановиться на поездке за город к древнейшему полуразрушенному (его только начинали реставрировать тогда) классическому храму, стоящему на краю отвесных неприступных скал высоко в горах. По дороге к храму побывали ещё в одной достопримечательности, в действующем храме и рядом с ним, храме выбитом рабами в цельной скале. Такой акустики как в этом храме, я не встречал нигде и никогда, даже в прославленном концертном зале в городе Выборге акустика значительно слабее.

Впечатляет сама возможность вырубки огромного помещения внутри цельней гранитной скалы, причём вход в храм осуществляется через небольшое отверстие-лаз пробитый в своде храма. Летом в скальном храме прохладно, а зимой тепло - температура держится постоянной. Нам повезло, когда мы ехали на экскурсию. К нам в автобус подсел молодой, божественной красоты, армянин. Как выяснилось в дальнейшем, он студент духовной семинарии был на практике, ехал в действующий храм, где должно было быть венчание молодых. Мало сказать, что все женщины из нашей группы враз в него влюбились. Он оказался очень интересный собеседник, хорошо знающий историю своего народа, своей страны и умеющий рассказчик. Кроме того у него был изумительный гортанный, бархатный голос. Всю дорогу, туда и обратно, он либо рассказывал о чём-либо, либо пел старинные армянские народные песни. Одни песни звучали задумчиво, трогали душу, другие - манили куда-то, звали в высь, в горы.
Свадьба проходила прямо во дворе храма. Пока молодые со свитой родных и близких венчались в церкви, возле церкви, прямо на земле, на коврах и подстилках, готовилось угощение для всех присутствующих. Чего там только не было: овощи, фрукты, брынза, подносы с чебуреками и кусками баранины, вазы с виноградом, графины и амфоры с вином и т.п. Тут же в сторонке жарили шашлыки. При выходе молодоженов из храма, началась пальба в воздух из ружьев, музыканты вдарили в бубны и началась пляска, сопровождаемая выстрелами и музыкой. Оркестр был не богатый: две-три скрипки, флейта, кларнет, бубны и барабан - вот пожалуй и всё, но было тем не менее, весело. Сели за трапезу и принялись провозглашать здравицы, тосты. Трапеза с взаимными угощениями, поздравлениями, приплясываниями, объятиями началась и будет продолжаться несколько дней подряд. Всё это происходило при нашем присутствии. Нас гостеприимно приглашали принять участие, так что трудно было отказаться. Угощали вином, шашлыками, фруктами. Побывав на армянской свадьбе мы отправились смотреть "скальную" церковь. На это наша экскурсия, на этот раз, закончилась.

В Армении бросалось в глаза, что в городе женщин почти не видно, одни мужчины везде, особенно в рабочее время. Но в скверах, в парках в холодке, попивая вино, можно видеть одних мужчин в белоснежных, выглаженных рубашках. Сидят, читают газеты, играют в настольные игры. Впечатление такое, что мужчины в Армении не работают. Нескольких я, правда, видел работающих продавцами. Что характерно, что никто не даёт сдачи, ещё и обижаются если её попросишь.

Четыре дня нашего пребывания в Ереване закончились незаметно. Следующим пунктом назначения была турбаза на берегу озера Севан высоко в горах. От столицы Армении Севан находится километрах в ста пятидесяти. На озере мы пробыли два или три дня. Вода в озере ледяная даже в жаркие летние дни. Купаться отваживались только некоторые, хотя место для купания хорошее: чистый с черным песком пляж без камней, дно хорошее, вход в воду пологий. Единственной достопримечательностью был ресторан, где можно было отведать (чем ресторан и славился) крупной севанской форели, фирменного блюда. Ресторан возвышался на холме у самого озера рядом с приютившейся за холмом турбазой. Здесь кроме выходов на этюды и игры в шахматы больше ничего интересного не вспомнить. Далее наш путь лежал через перевал на границе Армении и Грузии. На этом пути мы проехали город Дилижан. В Кировокане побывали с экскурсией на крупной текстильной фабрике и к вечеру добрались до турбазы, расположенной в ущелье горной речки в районе селения Дзорагет, недалеко от двух тоннелей: по правому берегу - железнодорожного и по левому, где находилась турбаза для прохода автотранспорта. На этой турбазе мы пробыли до утра, но я успел сделать один этюд. На том месте, где встретился А.С. Пушкин с гробом А. Грибоедова, у фонтана наш автобус остановился, мы подошли к фонтану и постояли молча.

Кругом, куда не посмотришь, были одни горы - вечные свидетели печальной сцены, единственной и последней встречи двух гениев, мертвого Александре Сергеевича и живого Александре Сергеевича.

На экскурсию в колхоз им. Героя соц. труда Туманяна (в колхоз миллионер) я не ездил, вместо этого сходил на этюды. Уж очень интересное было место. Узкое ущелье с отвесно подымающимися голыми скалами. Внизу бурлит пробиваясь в скалах быстрая и холодна речка. Над речкой, прилепившись на скале, висит наша турбаза. Недалеко от турбазы, по обеим берегам речки, проходят узкими по досками дороги, ныряющие одновременно в тоннели. Хотелось запечатлеть всю грандиозность и величественность. Я долго выбирал мест, с которого хорошо было видно оба тоннеля и всё ущелье.

5.

Несколько дней прожили в древней столице Грузии в г. Мцхета. Ездили на экскурсию в Тбилиси. Посетили древнейший храм Грузии, где похоронен основатель Тбилиси. В то время велись реставрационные работы. Во дворе, за храмом, велись археологические раскопки. Были видны огромные глиняные кувшины, в которых хранилось зерно и вино. В некоторых кувшинах сохранилось зерно пшеницы до той поры. Наконец, мы добрались до конечного места нашего маршрута - до Пицунды. На Чёрном море мы отдыхали последние несколько дней, за эти дни мы успели как следует загореть и хорошо поплавать в море.

Здесь у меня произошел интересный случай с дачей грузинского правительства, куда я забрёл обуреваемый любопытством. Также меня страшно подмывало пробраться на дачу Хрущёва. Дорога, по которой мы ходили на пляж для туристов проходила вдоль, сначала, длинного каменного забора метра три высотой, с виднеющейся чуть-чуть колючей проволокой. Затем вдоль металлического забора, за которым, в глубине, на обширной территории стояло только одно двухэтажное здание современных очертаний и вокруг ни души, редко когда можно было видеть одновременно двух-трёх человек. За забором растут деревья лаврового листа, грядки с помидорами. Сразу за забором, уходящим метров через десять от береговой кромки в море, начиналась полоска (метров сто) туристического пляжа. В хорошую погоду на нашем пляже столько загорающих, что негде ступить ногой, в то время как рядом, за забором пустовал, сверкая чистым песком, пляж в три раза больше и никто не имел права туда перебраться. Естественно, возникал вопрос, кто живёт в роскошном коттедже и чья это территория, там за забором. У кого не спросишь - никто ничего не знает. От дороги напротив дома, ворота с калиткой и проходной пост с милицией.
 
Однажды, после ужиная решил перед сном искупаться в море. Проходя мимо, я увидел, что на посту никого из охраны нет. Решил зайти на территорию и всё разузнать. Прошел к дому никого не встретив. Вошел в дом - никого. Висят ковры, стоит кругом хорошая мебель, на стенах висят картины в "золотых" рамах, много и на полу и на тумбочках, подставках, дорогих китайских ваз. Работает большой телевизор и никого из людей. Подумалось, наверное я нахожусь в гостиной, но где люди. Зову: "Кто есть?!" А то еще подумают, что пришел воровать. На мой зов, из боковой двери вышла женщина-грузинка, наверное домработница, в белом халате. Увидев меня сначала испугалась от неожиданности, затем закричала по-русски: "Нельзя здесь, уходи!" Я спросил её - кто здесь живёт, чей это дом? Она замахала руками - уходи, уходи, большой начальник живёт. Выйдя вслед за мной на крыльцо, кому-то крикнула на грузинском языке. Появился милиционер. Спросил: "Ты как сюда попал?"  "Шел мимо, смотрю, калитка открыта, никого нет, я и прошел. Дай, думаю по смотрю кто здесь живёт". Видимо чувствуя свою вину, милиционер не стал меня задерживать, а торопливо, пока никто из домочадцев не видел, выдворил меня за ворота, пригрозив: "Смотри, ещё увижу тебя здесь – не поздоровится, нельзя сюда посторонним ходить". Я узнал все же, что я забрёл на летнюю дачу грузинского правительства. Узнал и то, что за каменной оградой, на территории, раз в пять, превышающую территорию грузинского правительства, находилась дача правительства СССР (дача Хрущёва, как её тогда называли).

Пробраться туда мне бы не удалось. В изредка открывающиеся для пропуска машин железные ворота, мне удалось заглянуть во внутрь и оценить обстановку. Вдоль всей ограды, на которой сверху была, наклонно внутрь колючая проволока, стоял ещё ряд колючей проволоки на железобетонных столбах. Между оградой и колючей проволокой видна протоптанная тропинка либо часовыми, либо собаками. Вдоль всей ограды в ночное время включается освещение. Помимо пропускающих, возле ворот стоит автоматчик. На территории много зелени, цветов, розовые дорожки. В глубине, среди зелени, виднелось здание.

Запомнился один случай. Как всегда перед сном, после танцев, пошел искупаться при луне, но на этот раз вместо луны, на небе были тучи, полыхали зарницы. Уже в пути обрушился ливень, страшной силы гремел гром. Я решил переждать ливень и стал на пустыре под одиноко стоящее, слегка наклонённое толстое дерево с густой кроной. Каков был для меня ужас когда я, решив на другой день посмотреть на дерево, укрывшее меня от ливня, подошел к нему и увидел, как по тому самому месту, где вчера я прижимался к стволу спиной, ползла змея, выползая из дупла у самой земли. К счастью, как потом я узнал, она была не ядовитая, но к сожалению, не зная этого, я выломал прут и её убил. Жаль, пусть бы жила.

 В Пицунде мне посчастливилось запечатлеть на этюде редкое явление природы - смерч на море, наблюдаемый мной впервые. Пошел я купаться, на этот раз на городской пляж, в то место, где растут знаменитые пицундские сосны. Вдруг небо потемнело и вскоре стало почти чёрным, тут же подул холодный ветер. Внезапно вдали над морем от чёрной тучи стали отделяться, по направлению к воде длинные шлейфы, то появляясь один за другим, то исчезая. Шлейфы превратились в столбы, по два, три, а то и несколько одновременно. Хорошо, я взял с собой этюдник. Скорее я догадался, что это смерчи. Схватил картон и быстро стал наносить краски без рисунка. Писать было не просто. Конфигурация чёрной тучи, количество и местоположение смерчей непрерывно и быстро менялись. В придачу ко всему, крупные ледяные капли дождя упали на картон. Сильнее подул холодны ветер, закачались и зашумели сосны. Все, кто был на пляже, бросились в море, спасаясь от дождя и холода. К счастью я уже заканчивал этюд, последние мазки пришлось делать размешивая масляную краску с дождевой водой и класть на мокрый картон. Главное было зафиксировано, теперь можно удирать, тем более, что с неба посыпались крупные градины величиной с фасоль. Быстро спрятав картон в этюдник и укрыв его от дождя, я кинулся в парящее море, которое показалось мне горячей ванной.

Всего же в эту турпоездку я написал около пятнадцати этюдов. Вспоминается случай, как увлекшись написанием этюда я опоздал на шашлыки. Кажется это было в Кировокане. Наш группа решила скинуться, закупить на базаре баранины (только-что убитого барашка), вина и прочего с тем, чтобы поехать в живописное ущелье на шашлыки, которые наши гиды взялись сами приготовить. Приехали на место, взяли к тому же арбузе и винограда. Место действительно оказалось живописным. Ущелье на дне которого журчит небольшая горная речушка с крутыми поросшими лесом, склонами. В знойный день, а там прохладно, у самого ручья небольшие поляны с изумрудной травой. Пока суть да дело я решил использовать время для написания этюда. В одном месте речушка раздваивалась обтекая небольшой островок с двух сторон.  Здесь я, взобравшись на валун и сел за этюд. Этюд не давался – трудно было изобразить горный поток воды, бегущий меж камней. Но еще труднее было показать глубину и масштабность ущелья. На небольшом куске картона мне это сделать так и не удалось. Когда закончил этюд, прихожу, а группа уже доедает шашлыки, вино выпили, арбузы съели. Было обидно, ну что ж - искусство требует жертв не только на словах. Два или три этюда написал будучи в экскурсии на озеро Рица, которые затем легли в основу при написании пейзажа "На озере Рица".

6.

Следующая моя командировка была продолжительной, более месяца в Сары-Шаганской степи в ста километрах от ближайшего населённого пункта на озере Балхаш. Поехали туда группой человек в пятнадцать из разных лабораторий нашего предприятия. Поехали крупные испытания системы, всего комплекса, для обеспечения которых требовались специалисты разработчики различных направлений. Сначала мы приехали в Москву, где нам оформили допуск на производство работ в сверхсекретной зоне, выдали спецпропуска взяли подписку о неразглашении секретов, являющихся военной и государственной тайной. Это не смотря на то, что у каждого из нас уже имелся допуск не ниже второй степени. Каждый из нас был сфотографирован в трёх поворотах головы якобы для пропуска в зону (эти фотографии пересылались на место назначения на КПП).

К тому времени я начал отпускать бороду и боялся, что меня заставят её сбрить. В то время бороды были исключительно редким явлением и человек с бородой не пользовался уважением. Считалось раз носит бороду, значит связан с религией. Хотя у русских всегда было традицией, особенно среди интеллигенции, отращивать бороды и усы. Но слава богу, всё обошлось, сбривать бороду мне не понадобилось. Больше того, по поводу бороды мне не намёком, ни упрёком, как будто её никто не замечал. Я был поражен исключительному такту, проявленному ко мне и где - в святая-святых секретности и строгости, где обыкновенные смертные даже говорить не решались громко между собой, а при ответах на задаваемые вопросы, голос невольно срывался и дрожал, как у провинившегося школяра. Наоборот, я заметил, что ко мне обращаются с некоторым уважением и даже почтением, не смотря на мою молодость. Странно но факт, в этом мне приходилось убеждаться не раз в жизни. Военные, эти суровые и кажется грубоватые люди, можно сказать, благоговеют перед одним только видом интеллигентного человека. Тогда как интеллигенты испытывают некоторую неуверенность перед военными, перед любой силой.

С Москвы самолётом мы, почему-то полетели в Караганду. Приземлились поздно вечером. Караганда запомнилась своим жутким смрадом, задымлённостью. Смог, как густой туман стелящийся прямо по земле, пеленой стоял перед глазами. Невозможно было дышать, хоть одевай противогаз. Невольно думалось - бедные карагандинцы, как только они могут всю свою жизнь дышать этим газом.

Утром мы уже были в Алма-Ата. Оказалось, что с вечера над Алма-Атой пронёсся сильный снежный буран, поэтому наш самолет вынуждено посадили на карагандинский аэродром. Весь город был завален двадцати сантиметровым слоем снега, ослепительно сверкающем теперь под южным осенним солнцем. Буквально на глазах снег быстро таял. По улицам неслись потоки воды, на площадях стояла слякоть. В нашем распоряжении был целый день - поезд на Сары, где мы должны были выгрузиться, отправлялся вечером. Все разбрелись по городу, каждый по своим интересам. Я как всегда, старался как можно больше посмотреть, узнать о городе, о его достопримечательностях и за несколько часов обошел и объездил чуть ли не весь город, жаль не побывал на Медео - знаменитом катке. Ночью мы выгрузились на глухом одиноком полустанке, посреди степи. Кроме небольшого помещения, называемого станцией Сары-Шаган и какой-то сараюшки, вокруг ничего не было. Нам пришлось ночевать до утра. Ночи были уже холодные, пришлось помёрзнуть. Утром за нами пришел небольшой автобус и мы поехали сначала по узкой грунтовой дороге, ничем не примечательной, затем несколько километров ехали по степной дороге. И вот первая проверка документов. Вошли сразу несколько проверяющих автоматчиков, двое с собакой остались возле автобуса. Такая проверка проводилась трижды за то время, пока мы ехали на место своей дислокации.

Странно, но у меня пропуск не смотрели ни разу. Я сделал вывод, что у них были наши фотографии и их постарались зрительно запомнить, а так как я со своей бородой выделялся, то один из всех был легко узнаваем. Конечно же между отдельными КПП была связь и все данные передавались по цепи. После третьей проверки мы выехали на отличную ровную, как стрела автостраду полностью асфальтированную. Для всех это было так неожиданно, просто показалось чудом, здесь в бескрайней степи и вдруг такая автострада, когда кругом ни единого деревца, ни даже кустика. Автобус наш резко ускорил ход, на душе стало веселей. Ехал на большой скорости часа три и вот на горизонте, как мираж, появились какие-то шары, они появились как бы выплыв и сделались сразу большими и даже огромными. Как оказалось потом, под этими шаровидной формы огромными шатрами находятся радиолокационные станции, с вращающимися и сканирующими параболическими антеннами. Сами шатры, из специального материала не задерживающего радиолокационные волны, покрыты специальным серебряным покрытием, отражающем солнечные лучи и маскирующие шатры на фоне постоянного марева летом и на снегу - зимой. Покрытие не продуваемое и не промокаемое, под шатром поэтому даже зимой тепло, а летом прохладно в сорокаградусную жару.

Вскоре мы прибыли в военный городок, где было несколько двухэтажных кирпичных зданий, кочегарку с высокой трубой, дающая горячую воду для отопления, для столовой, бани, прачечной, для всего городка. Кроме того было несколько десятков одноэтажных домов и различных построек, сараев, складов и т.п. Нас разместили в домах-кемпингах по четыре человека. Меня и ещё парня с другого отдела поместили в домик, где уже жили две женщины. В кемпинге было несколько комнат с общей кухней, туалетом и ванной. Женщины сначала были недовольны, это и понятно, но деваться им было некуда, пришлось потесниться. В нашей группе женщин не было. Обычно женщин стараются в командировки не посылать, лишь в крайнем случае это делают.

Вскоре в нашем общежитии всё наладилось. Женщины были довольны, что им стало не так страшно по ночам, а нам прибавилось хлопот - приходилось отваживать назойливых солдат, выдавая себя за их мужей. Время приближалось к Новому Году и вскоре женщины уехали домой, а мы остались в домике вдвоём, что сразу отразилось на нашем благополучии. С женщинами мы не знали забот. Днём мы обедали на объекте, в офицерской столовой, там был и довольно приличный буфет, где можно было купить полуфабрикаты на вечер. По пути домой заходили в магазин от военторга, где можно было купить почти всё. Городок снабжался неплохо. Единственное чего не было - спиртных напитков, за которыми приходилось ездить, аж, в г. Балхаш. Женщины обычно приходили с работы раньше нас (работали непосредственно в городке) и к нашем приходу всё уже было готово и чистота и порядок в доме и горячий ужин на столе, даже стирали нам белье. В общем жили как у Христа за пазухой - дружно и весело. К нам "на огонёк" приходил ребята с нашей группы, иногда заходили подруги наших женщин. Отмечали дни рождения (спирт был всегда). Пели песни под гитару, закусывали или просто болтали о делах. Я сочинил несколько стихов и мы пели на знакомые мелодии. С отбытием женщин ничего этого не стало. Приходилось теперь самим всё делать, но готовить было некогда, пришлось питаться утром и вечером в сухомятку, выручал самодельный кипятильник. Стало тоскливо, ребята заскучали по Ленинграду, по любимым, жёнам, детям.

Я больше всего тосковал по нашей природе, по лесу. В городок солдаты привезли и посадил несколько берёзок и тополей. Они чахлые, как бельмо на глазу торчали вдоль "аллей" к штабу, как напоминание о доме - лучше бы и не было. В штабе работало много девушек - военнослужащих: писарями связистами, машинистками. Работали девушки в прачечных, поварами медсестрами, в других службах. В то время это было в порядке вещей. Был указ разрешающий призывать в армию, по их желанию, девушек. Надо сказать, что мало какая девушка служила до конца свой срок. Обычно они быстро беременели и, либо выходили замуж тут же в воинской части за офицера, либо увольнялись, если отец будущего ребёнка был солдат. На их вакантное место прибывали другие девушки.

В таких частях девушки были привилегированным отрядом, пользующимся всеобщим вниманием и любовью. Работали они как вольнонаёмные, но носили военную форму и соблюдали определенную дисциплину. Они, чувствуя на себе постоянно похотливые взгляды солдат, этим пользовались: вели себя кокетливо, порой доходя до бесстыдства, рисуясь и дразня.
 
Где-то в середине декабря ударили морозы. Под южным высоким солнцем степь сверкала белизной. Стало заметно не хватать кислорода для полноценного дыхания - сказывалось отсутствие лесных массивов, особенно когда стояли безветренные дни. В один из таких дней намечались испытательные полёты самолетов для отработки задач. От меня требовалось обеспечить работу с самолетами, для этого необходимо, чтобы аппаратура, излучающая закодированные сигналы в виде пачек импульсов прямоугольной формы, работала безукоризненно. Дело в том, что эта аппаратура не нашего отдела, а с лаборатории импульсной техники, но специалиста из данной лаборатории не было. Но зная, что я в этой лаборатории проходил преддипломную практику, меня обязали обеспечить полет и, тем самым, спасти честь мундира института. Как я не отмахивался, пришлось взять на себя ответственность ибо больше было некому.

Когда накануне я включил аппаратуру, оказалось, что на выходе сигналов нет. Осциллограф показывал, что угодно, но только не импульсы прямоугольной формы. Пришлось разбираться со схемой, изучать описание. Офицер работавший на станции сказал, что они вызывали специалиста, тот приехал, поковырялся, сказал, что всё нормально, должен блок работать, и уехал. После вскрытия и осмотра излучающего основного блока оказалось, что петля излучающего устройства не имела электрического контакта с экраном ("землей") и кроме того, сама петля была бесформенной, смятой. Похоже было на то, что по ней чем-то ударили и плохо припаянная к экрану петля оторвалась. Я сразу понял, что приезжал в командировку плохой специалист, профан полнейший. Я выгнул петлю, придав ей строго прямоугольную, слегка вытянутую форму и припаял её к корпусу. Чтобы пайка было прочной необходимо было паять мощным паяльником, чтобы хорошо прогревалось место пайки.
 
На этот раз осциллограф показал на выходе импульсы идеально прямоугольной формы – меандр. В эту ночь я спал спокойно, на девяносто девять процентов уверенный, что аппаратура меня не подведёт, намеченные испытания пройдут успешно. Спал в эту ночь как убитый, так как помимо морального удовлетворения, сильно устал физически. После проверки и ремонта блока его необходимо было доставить в автофургон, стоящий метрах в двухстах от здания, где находились ремонтные мастерские специально оборудованные и оснащенные измерительной аппаратурой и установками. Надо сказать, что вес блока был килограмм семьдесят. Я взял его на плечо и понес. Сначала показалась ноша не сильно тяжелой, но неся по узкой тропке среди сугробов снега я почувствовал, что мне становится нечем дышать, я задыхаюсь от нехватки кислорода, но об этом я как-то не подумал тогда. Ноги у меня стали "ватными" и начали подкашиваться. Я чуть было не упал вместе с блоком. Пришлось сделать остановку, чтобы перевести дыхание, отдышаться. Для этого пришлось опустить блок на снег. Но когда немного отдохнувши я стал его поднимать, чтобы двинуться дальше, то оказалось, что его не поднять на плечо. Одно дело было взять его на плечо прямо со стола, немного присел, подставил плечо и всё, а тут нужно поднять семьдесят кило прямо с "земли". Кроме того - сказывалась нехватка кислорода в морозном воздухе, при полном безветрии, да выдохся уже, порастратил силы. Положение - не позавидуешь, хоть плачь или беги за помощью.

Вот смеху было бы. Стою среди снега, как дурак и ничего не могу поделать. Я уж ругал себя за самоуверенность, ведь предлагали помощь, так нет, отказался, дескать - не такое еще могу поднять. Вот и наказал бог за спесивость. Но что-то необходимо было предпринимать. Своей волей я заставил себя: собрать все оставшиеся силы, разозлиться, взять себя в руки, как говорится. Я лёг на снег, натянул блок себе на грудь, затем перевернулся так, что блок оказался на спине. Держа обеими руками блок за ручку, сначала встал на колени, а затем поднялся на ней во весь рост и медленно с остановками, дотянул до машины. Здесь меня ожидало самое трудное - подняться по металлическим ступеням из прутков вместе с блоком в автофургон. Это, казалось бы простое дело, мне удалось совершить только за несколько попыток. В одной из них меня повело в сторону, я сам чуть не свалился и блок чуть не разбил. Больше всего теперь боялся, что если блок придётся снять с плеча на землю, то мне его уже будет не поднять.

Наконец, с горем пополам, с сердечной болью мне удалось справиться со злосчастным блоком - занести на станцию и вставить на своё место в стойке. Немного передохнув, включил станцию и ещё раз проверил блок в работе, теперь уже в составе передающей станции, без антенны. Всё оказалось в порядке, не смотря на то, что всё-таки не обошлось, к сожалению, без того, чтобы его не стукнуть. Как ни старался, но пару раз я его крепко стукнул когда поднимался в машину по лесенке без перил.

Мой напарник, с которым мы жили вместе в одном доме, должен был находиться в самолёте во время испытаний для обеспечения контроля за работой приёмной аппаратуры. Первым, что он мне показал при встрече после полёта - эта большой палец, что означало отлично, а словами добавил, что таких сигналов он ещё никогда не видел, всё прошло отлично, без всяких повторов, за первый раз. Теперь можно было немного расслабиться и отметить это событие. Чего-чего, а спирта всегда можно было добыть. Этого добра наладчиков радиоаппаратуры, у регулировщиков и монтажников всегда найти.

Часто по дороге на объект или обратно мы наблюдали стрельбы зенитными ракетами "земля – воздух". Зрелище захватывающее. При залпе, ракета устремляется ввысь (её хорошо видно) затем вдруг, как бы передумавши, изменяет свой курс - делает, так называемую, горку. Впечатление такое, как будто бы у ракеты что-то сломалось и она начинает падать. Всё это длится несколько секунд, затем она вновь устремляется ввысь и идёт к цели. Самой цели не видно, она далеко. Попадание в цель наблюдается в виде вспышки от взрыва. Особенно впечатлительны залповые выстрелы - сразу целым дивизионом зенитных ракет, да ещё в ночное время, когда каждая ракета выбирает и летит к "своей" единственной цели на экране локатора таких подробностей не увидишь.

7.

За делами незаметно, быстро проходило время. Вот и Новый Год на носу. Многие уже уехали, чтобы встретить Новый Год дома в кругу семьи и близких. Те же, которым счастье не выпало, которые вынуждены встречать его в степи, стали проявлять инициативу с тем, чтобы сделать все чтобы самый любимый праздник для всех с его традиционными ёлкой и Дедом Морозом провести, как можно лучше. Вопросов сразу возникло много: как быть с ёлкой, где взять необходимые продукты к такому празднику, спиртное солидных напитков и т.п. Ясно, что без ёлки праздник - не праздник, но где её взять, если кругом не то, что ёлки, дерева не увидишь?

Некоторые предлагали сброситься и привезти самолётом откуда-нибудь. Другие предлагали нарядить, в крайнем случае, искусственную ёлку или использовать какое другое дерево, например, срубить на аллее воинской славы деревцо. Но от этих идей пришлось отказаться сразу. За деревцо в городке можно было, в лучше случае, и по роже хорошенько схлопотать от солдат, а то и срок получить. А что касается синтетической ёлки, то здесь её днем с огнём не найдёшь. Тогда даже в Ленинграде это было исключительной редкостью. Тогда кто-то предложил - а что если нарисовать зелёной краской на склеенных в несколько листав листах ватмана. На безрыбье и рак - рыба. Это дело поручили мне, как умеющему рисовать. За спиртными напитками и разными деликатесами, типа мандарин и апельсин, колбасой копчённой и прочее нужно было ехать, аж, в г. Балхаш.

Снарядили желающих ехать на микроавтобусе. В город километров за сто не меньше. Ехать вызвался я. Чем сидеть в изрядно надоевшем городке, где не на чем глазу остановиться, лучше прокачусь с ветерком по бескрайней степи, а заодно и во Балхаше побываю. Буду иметь хоть представление о городе и на озеро посмотрю. Поехало человека три. Ехали на "сайгаке", так здесь называли микроавтобус рижского производства. Нужно было успеть до закрытия магазина, поэтому водитель спешил. Он больше чем мы пожалуй был заинтересован, чтобы не опоздать. Хорошо автомагистраль была первоклассной - широкая и ровная, как натянутая струна на протяжении десятков километров, а движения почти ни какого транспорта. Можно гнать на всю катушку - ни тебе ГАИ, ни светофоров, ни встречных машин, ни переездов, ни, тем более, пешеходов. И водитель жал на педаль. Сто километров с указателя скорости не сходило. Не мудрено, что при такой езде мы чуть было не попали в аварию. Не зря говорится, поспешишь - людей насмешишь. При подъезду к городу (оставалось километров десять) на большой скорости неожиданно на автостраду с проселочной дороги выскочила грузовая военная машина. Как оказалось её водитель был пьян. Прямо перед нами грузовик развернулся в направлении к городу. Наш водитель вовремя не среагировал, не учёл, что мы идём на большой скорости и чуть было не врезался впередиидущий грузовик. Отделались лёгким испугом и небольшой вмятиной и задирами на боку микроавтобуса.  Разбираться кто прав, кто виноват - не стали, было некогда - могли опоздать в магазин. Подоспели буквально, к самому закрытию магазина. Взяли два ящика водки, несколько бутылок коньяка, шампанского, вина, кое-каких фруктов, другой закуски и конфет. Немного поездили по городу. Заглянул в универмаг, в военторг. Сам город небольшой. Жители - в основном это семьи военных офицеров, много лётчиков, артиллеристов, ракетчиков. Стоит город на берегу озера Балхаш, который мне показался тогда скучным, пустынным. Ни одного пароходика, ни катерка нигде не было видно. Одни тяжелые свинцовые волны да пустынный песчаный берег, очень полого входящий в воду.

Долго задерживаться не позволяло время, уже начинало темнеть, а нужно было добираться домой. Собственно и интересного здесь ничего не было, одни коробки пятиэтажек, ни садов, ни скверов - одни голые улицы. Дня за два до Нового Года все вопросы, касающиеся празднования у нас были утрясены, распределены обязанности.

Я нарисовал гуашью большую ёлку с игрушками, которую закрепили на одной из стен самого большого помещения одного из "нестандартных" домов, где решили праздновать. Где-то достал несколько настоящих ёлочных игрушек и прикололи их на ветки. Получилось весьма оригинально и здорово, не хватало только запаха елки. И тогда кто-то предложил использовать экстракт хвои, воистину - одна голова хорошо, а много значительно лучше. Таким образом общими усилиями Новый 1964 год встретили на славу находясь в командировке в сарышаганской степи.

8.

Пока я находился в длительной командировке у моей супруги случилось душевное расстройство, её положили в больницу, но, к счастью, ненадолго. Оказалось, что её состояние организма предрасположено к душевному заболеванию, поэтому нам лучше не обзаводиться детьми. Чтобы не доводить дело до беды я решил уйти от супруги и жить отдельна, снимая "углы" или маленькие комнатки по сходной цене в месяц. Хорошо хоть прописка теперь была постоянной.

Летом произошел трагический случай. Находясь в командировке в Киеве, в Днепре утонул мой друг по бывшей работе в лаборатории самолётных антенн Валентин Костырев. Как это произошло никто не видел. На берегу нашли его вещи. Подозрение было на то, что он или поплыл без очков или потерял очки будучи в реке, поплыл и, потеряв ориентир, попал в сильное течение и не смог выплыть. Как бы там ни было, но всем, кто его знал, было искренне жалко.

В. Костырева многие хорошо знали в НИИ знали его и как видного специалиста по антеннам и как хорошего товарища, замечательного человека, скромного, отзывчивого, доброжелательного. Что его выделяло среди других - выдержанность, вежливость, застенчивость, простота в обращении, трудолюбие и любовь к делу. В работе был безотказным, начальству не составляло труда уговорить его выйти на работу не только в выходные дни, но и в праздничные. Он часто оставался на в лаборатории после рабочего дня из-за чего, во многом, страдала его учёба на заочном отделении института. Так и погиб он не закончив институт. Желая хоть чем-то отблагодарить своего друга за всё хорошее, за поддержку, за знания, за хорошее отношение, я провёл сбор средств в своём отделе на похороны, чтобы достойно проводить в последний путь нашего товарища и друга. Память о нём осталась в моём сердце навсегда.

9.

В середине лета шестьдесят четвёртого года, в свой отпуск, я решил, наконец, навестить свои родные и до слёз любимые места - места моего раннего детства, город Ахтырку в Сумской области на Украине. А точнее, так называемый до войны "Детский городок" в бывшем монастыре под Ахтыркой, который располагался на огромном холме у самой реки Ворскла, где я будучи с малых лет в детском доме, окончил два класса начальной школы. Моя подруга Нина Туманова с удовольствием приняла моё предложение поехать со мной на Украину, где она еще не была. Мы договорились, что сначала поеду я один, устроюсь, узнаю, что и как и, если всё будет нормально, дам ей телеграмму, чтобы она приезжала. Я решил показать ей места, где прошло мое младенчество, их красоту, хотя для того, чтобы иметь полное представление о здешних местах, об окружающей природе, необходимо прожить не менее года. Чтобы была возможность наблюдать изменение природы в зависимости от времени года.

У Нины было неважно со здоровьем. Ей необходим был чистый в воздух, тишина, солнце, фрукты и овощи - как раз всё то, что, я надеялся, будет под Ахтыркой. И не ошибся. Нине очень там понравилось, а главное, что все было исключительно дёшево. Самым дорогим оказался проезд на поезде туда и обратно. Проживание в двух этажной (старой, тогда ещё не было новой пятиэтажной) гостинице в центре города обходилось на одного всего в пятьдесят копеек в сутки. На питание в городской столовой утром и вечером (днём мы питались с базара и пропадали, как правило на речке) уходил не более рубля на человека в день. Причём, был очень богатый ассортимент блюд, как первых, так и вторых и разных закусок, даже глаза разбегались от богатого вкусного выбора. Всё было свежее вкусное и никаких тебе очередей.

От Ленинграда до Харькова я летел самолётом, затем поездом, поздно вечером, выехал в Ахтырку. Утром был уже на месте. Узнал станцию и вспомнил, как в сорок четвёртом году, спустя год после освобождения от немцев, я также приехал сюда, но только поздно вечером. Тогда вокзальное здание было полностью разрушено, стояли только полуразрушенные стены. На привокзальной площадке, где теперь красовалась большая цветочная клумба, стоял подбитый немецкий танк (тигр), у которого башня свободно и легко могла вращаться, чем пользовались местные мальчишки, устраивая катание - вместо карусели. Тогда ночью сильно пахло сиренью и ночным "табаком", пели кузнечики-цикады. Была тёмная украинская ночь и я не решился удалятся от станции, идти искать что-либо. Теперь было твёрдое намерение разыскать не только детдом-городок, но и кого-нибудь из бывших работников, а если повезёт, то разыскать бывшую мою воспитательницу Ольгу Леонтьевну, имя и отчество которой я хорошо помнил все эти года. Тогда, во время войны, я был ещё ребенок, замурзанный беспризорник, грязный бродяга исколесивший полстраны. Теперь я уже взрослый самостоятельный человек, окончил ВУЗ, есть чем при случае похвастать - дескать, не пропали ваши, уважаемая Ольга Леонтьевна, труды - вырос, стал человеком, не посрамил ахтырчан.
На мне был добротный, хорошего покроя модный костюм, в руках новый импортный чемодан стального цвета. Словом вид был у меня, что называется презентабельный, солидный. Первым делом решил ехать прямо в бывший "детский городок". Не мог я предположить, что бывший детский городок начисто стёрт с лица земли. От монастырских строений осталась одна колокольня и та насквозь прошита - снарядами. Как только я выбрался к Ворсокле, на меня дохнуло таким родным и таким знакомым с детства запахом реки, речных водорослей, запахом присущим только малым, еще чистым речкам на Украине, таких как Ворскла, Псёл, Хорол и т.п. Разлука с речкой была слишком долгая. Я не выдержал и решил тут искупаться. Не обращая внимания на присутствующих на пляже, положил на травке чемодан, разделся, и с ходу бросился в реку, как бывало в детстве. В мыслях молнией промелькнуло всё, что было связано с рекой, с этим самым местом на берегу. Здесь я чуть было, не утонул, здесь научился плавать, здесь прошло много чудесного времени. Здесь впервые я переплыл реку туда и обратно - как давно это было, а в памяти свежо, как будто было вчера.

Искупавшись я начал подниматься по старой запущенной дороге на гору туда, где раньше был монастырь, а после располагался наш детдом. Вот и пещера. Вход в пещеру завален, видимо его взорвали. На вершине горы, где некогда стоял красавец-монастырь с церковью посреди двора остались стоять одни тополя, на поминающие внутренний периметр расположения зданий, да бурно разросшаяся полынь. Пошел на другую гору, где были наши пионерские лагеря. Там оказался пионерлагерь, но уже от детдома находящегося в самом городе Ахтырка.

От воспитателей пионерлагеря я узнал адресе Ольги Леонтьевны. В этот же день я устроился в гостинице, погулял по городу прошел его вдоль и поперёк, зашел на почту и дал телеграмму Нине, чтобы выезжала. Вечером, спустя двадцать пять лет, мы снова встретились - я и Ольга Леонтьевна. Просидели несколько часов и всё говорили, говорили, рассказывали о себе, вспоминали о других. Вспоминал те года, когда мы, дети, были совеем малышами, а Ольга Леонтевна - была молодой, красивой женщиной, самой любимой нами воспитательницей - не заметно для себя привившей нам любовь к природе, развившую в наших огрубевших душах чувство красоты, гармони нежность, чуткость, патриотизм и еще много хороших черт, например, смелость, решительность, преданность, говорить правду, как бы горька она не была. Вспоминали воспитанников, гадали кто кем мог стать. Я рассказал о том, как мы жили в Лебединском детдоме, куда нашу группу перевезли осенью тридцать девятого года, где были во время Отечественной войны. Словом вкратце рассказал обо в всём, что случилось с нами за эти годы. Получился большой вечер воспоминаний. Я узнал, что я первый, из бывших воспитанников детдома приехал за все годы навестить родные края.

Когда Ольга Леонтьевна узнала, что я радиоинженер, сказал, что если б я жил в Ахтырке, то был бы самым уважаемым гражданином, так как здесь нет специалистов по теле- радио- аппаратам и чтобы отремонтировать телевизор или радиоприемник, горожанам приходится везти их, аж, в Харьков, что очень накладно и неудобно для людей. Когда я пришел к Ольге Леонтьевне на другой день она сказала, что заходили к ней соседи знакомые, просили, чтобы я посмотрел у них телевизор и радиолу, может отремонтирую.

Я не мог отказать Ольге Леонтьевне и не другой день, придя с пляжа, пошел по указанному адресу. Дом стариков стоял на перекрёстке двух улиц, недалеко от улицы Лермонтова, на которой жила воспитательница. Проходя к дому я обратил внимание на множество пчелиных ульев в огороде и в саду возле большого доме под железной крышей. Зашел в калитку, на веревке висит шкурка кролика, как потом выяснилось забитого специально к моему приходу. На всю окрестность стоит аромат тушенной молодой картошки с крольчатиной. Во дворе у плиты под небольшим навесом куховарила хозяйка пожилая женщина. Поприветствовав хозяйку, я сказал, что пришел по просьбе Ольги Леонтьевны. Меня пригласили в хату из нескольких больших комнат, заставленных современной мебелью. "Видите, как мы живём, это сыны навезли, а сами поуехали и писать не пишут. Вся утеха была телевизор, так и он сломался. Стала такая скука, аж, жить не хочется". Я повторил слова скаженные Ольге Леонтьевне, что отремонтировать не обещаю, так как нет ни запчастей, ни инструмента, нечем даже "прозвонить" цепь. Могу только посмотреть. Попытаюсь выявить неисправность и если будет возможность устраню ее.

У стариков не оказалось даже отвёртки, чтобы с её помощью снять крышку сзади. Включил телевизор накал есть, звук есть, нет картинки. И здесь я обратил внимание на периодические всплески в кенотроне, в цепи второго анода, что является явным признаком полной потери эмиссии лампы. Я высказал старикам своё предположение и вынул им лампу, которую следует заменить. Как оказалась, мне об этом написала Ольга Леонтьевна, я был совершено прав. Пока я мыл руки, старушка накрывала уже во дворе под вишнею стол. Как я не отказывался, мотивируя тем, что я ничего не сделал, за что такая милость? Чтобы не обидеть хозяев, пришлось согласиться. "Нам это ничего не стоит, просто хочется поговорыть, сидя в компании с добрым чоловиком" - сказал хозяин с украинским выговором. Я сел за стол напротив хозяина. На столе, покрытом белой скатертью с традиционным украинским орнаментом, на середине стояла бутылка "Кагора”, купленная специально к моему приходу. Графинчик самогона "первача" и бутылка спирта. Кроме того, стояла полная тарелка мёда, ваза с яблоками и грушами. Для закуски старушка поставила блюда с нарезанным салом, солёными огурцами, мочёными яблоками.

От предложенного "Кагора" я наотрез отказался и не потому, что не хотелось пить купленное на пенсию, а потому, что больше люблю самогон, тем более, под солёную закуску. Мы выпили по первой, закусили. Было такая пора, когда солнце вот-вот зайдёт за горизонт. Жара спала, но тепло, тишина кругом. Воздух насыщен ароматом цветов, хвойных лесов. С речки местами потянуло прохладой. Где-то, в другом конце улицы, запели тихонько девчата. Невольно на мысль пришли, запомнившиеся с детства, стихи Т.Г. Шевченко – "Семья вечеря коло хаты, хрущи над вышнями гудутъ, плугатори с плугами идуть, затыхло всё, только дивчата та соловейко не затых". Как всё точно соответствует и тонко подмечено, схвачено. Лучше не окажешь.
Сама обстановка располагала к обстоятельной, неторопливой беседе. Мы разговорились. Всё это время мы сидели за столом вдвоём. Видя, что женщина не садится за стол и не принимает участие в нашей беседе, я предложил ей присоединиться к нам. Оказывается существует традиция, что если в доме госты - мужчина, то "баба" не должна вмешиваться в их разговор ибо она в этих делах ничего не понимает, её дело подносит угощение. Но под конец трапезы хозяин разрешил старушке всё же сесть с нами, но она то и дело поднималась, чтобы отнести одни тарелки и принести другие, наполненные.

После самогона и закуски принялись за украинский борщ настоящий, какого я давно не ел.  После борща, выпив весь самогон, принялись за спирт и тушеную с крольчатиной молодую картошку. Не заметно, как стемнело, а мы всё беседовали, пили, ели. Из разговора я узнал, что они оба пенсионеры республиканского значения, бывшие революционеры. Теперь живут одни, дети выросли, выучились и разъехались, в разных городах, имеют свои семьи, приезжают редко и не на долго. От Ольги Леонтьевны они узнали, что я из детдома не имею родителей. Хозяин осторожно перевёл разговор к тому, что не согласился бы я стать их "приемным" сыном?

"Мы уже старые, того и гляди помрём, а тебе жить, да жить ещё. Вот и живи в нашем доме. Все хозяйство: и дом, и сад, огород, сарай с живностью, пасека из восемнадцати ульев – все останется тебе, будь нам за сына. Вот видишь вишню неком убрать показал он на густо усыпанное ягодами дерево под которым мы сидели. Не то, что-нибудь сложнее - силы покидают нас. Пропадет все прахом. Дети не хотят тут жить, говорят, в городе лучше. Отучились хозяйствовать".

Мне жаль было стариков, но заменить им сына я отказался. Такая жизнь была не по мне. Отказавшись от ночлега и поблагодарив за гостеприимство, я откланялся.

(продолжение следует)