Наши войны

Покой всех городов и сел старинных
Стерёг дозор богатырей былинных.
Пускай те дни прошли, но слава вам,
Не давшим Русь врагу, богатырям!
                Ирина Асеева               

             В детстве, мы, мальчишки конца сороковых годов, любили играть в войну.  Настоящая война нас не коснулась, если не считать, что в каждой семье были погибшие, без вести пропавшие, инвалиды. О войне  знали наши родители, старшие братья и сёстры, кому пришлось пройти её дорогами, нести вахту на трудовом фронте.

            А мы жили рассказами старших,  читали книги, смотрели военные фильмы. Мы подражали героям-фронтовикам. Их образы жили в нашем сознании. И, когда дело касалось игры в войну, дух русского воина-победителя всегда преобладал перед духом рыцарства.

            Противников мы называли немцами, а себя русскими. Противники считали наоборот и воевали самоотверженно.  Да и противники-то были нашими одноклассниками. Только родители их работали на других предприятиях. И жили противники в соседних домах. В беленьких двухэтажках, с оштукатуренными стенами.
 
            За это мы и называли пацанов из этих домов «белодомниками». Их было много, беленьких домишек. Нашенских домов, Меланжевого комбината, было гораздо меньше. Только за счёт их  многоэтажности число воинов считалось равным.

            Летом не воевали. Не до того было. То в пионерские лагери ехали, то в деревни. Зато зимой ожесточённые бои шли от темна и до темна. Мы строили крепости из снежных комьев, поливали их водой, чтоб были крепче и надёжнее.  Выстругивали из  деревянных досок мечи. Боковины фанерных бочек  шли на щиты. Не обходилось дело без деревянных пистолетов, автоматов и кинжалов, хотя в боях они только мешали.

            Бывало, приходишь из школы домой, бросаешь портфель, что-нибудь сжёвываешь на ходу и… бегом, на войну. Наш двор считался линией фронта. За огромным домом, четырёхэтажным, с семью подъездами, располагались силы противника. Они, так же, как и наши силы, менялись, в зависимости от сменности в школе. В близлежащей округе фигурировали две школы, и все мальчишки знали друг друга.

            Командирами, как и обычно, считались наши дворовые авторитеты. За их спинами  сам дьявол выглядел не страшнее дворняги. Пройти по двору простому гражданскому лицу было невозможно. В воздухе, с обеих воюющих сторон, летали комья залежалого снега. Разбитый нос или синяк не считались серьёзными ранениями. Потому, и своих любимых девчонок, мы не привлекали к боевым действиям. Они выступали в роли болельщиц, но «болели» за нас, находясь где-нибудь подальше, чтобы не прилетело что-нибудь, похожее на снаряд.

            Иногда наши схватки доходили до рукопашных. Вот тут-то и вступал в силу боевой дух русского воина.  Сражались не «на жизнь, а на смерть». В ход шли мечи, щиты, кулаки, что-нибудь подручное, чем можно было орудовать, как дубиной, мечом, булавой.  Отбитое у врагов оружие собирали в особую кучу, а ночью забрасывали врагу в крепость. 


            Звенели разбитые стёкла.  Балконы первых этажей  оккупировались  нашими воинами. Ни одна атака не обходилась без криков: «Ура! За Родину!..» 
Случалось, что противник брал верх, загоняя нас в самый тыл и занимая нашу крепость. Тогда мы засылали гонца к союзникам из соседних домов, и те незамедлительно приходили на помощь. Их встречали криками: "Ура! Наши…"
Противник не выдерживал натиска и отступал.

            Были и пленные. Их держали в крепости до окончания сражений, потом отпускали. Но мы боялись плена. Он считался позором. Однажды и я попал в плен, застряв в сугробе. Меня окружили противники. 
- Ага, Пушков, попался! - злорадствовали агрессивно настроенные представители вражеских сил. Я не собирался сдаваться, однако меня связали и  повели в свою крепость. Но с работы пришла мама и загнала меня домой. Противники спорить с ней не стали, и остатки дня я провёл у окна.

            Иногда кончалось терпение у какого-нибудь соседа. Он выскакивал на улицу с матерками и тяжёлым предметом в руке. Мы разбегались в разные стороны. Но случалось и так, что сосед, видя перевес противника, сам бросался в атаку, и мы гурьбой бежали за ним.

            А в школе только и разговоры, что о войне. Противники посмеивались над нами, мы – над ними. Никакой агрессии. Однако на поле боя, которое являлось для нас нашим ристалищем, мы сражались яростно, и только особый случай мог остановить нас. И этот случай произошёл.

            Одному из самых активных воинов нашего двора, Витьке Калмыкову, сорвали со лба кожу осколком бутылки. Было много крови на руках, на лице, на снегу. Прибежали родители, вызвали  «Скорую». Витьку  увезли в больницу. Наступило перемирие, но до утра следующего дня. А утром снова война.  Бились, как и обычно до темноты. Часть наших воинов и воинов противника уходили домой, готовить уроки. Оставались самые стойкие. Орали, отбивая атаки, кричали: "Ура! За Родину!.."

            Воевать, к исходу дня, надоедало. Однажды, с победными криками,  мы выскочили из своей крепости, но  противника не оказалось. Нам ничего не оставалось, как разрушить вражью крепость и с чувством исполненного долга идти по домам, выслушивать родительские укоры и готовить уроки.

            Боевые действия продолжались, обычно, до весны. Крепости таяли на активном солнце. Всё свободное время занимала подготовка к экзаменам. А во дворах «врагов» некоторые наши «воины» встречали девушек, вчерашних девчонок, влюблялись, гуляли с ними весенними вечерами, и воевать уже никому не хотелось.

                27.11.14г.