Раскаяние

Она была примером во всем: на работе – заведующей детским педиатрическим отделением, дома – хорошей женой, доброй и ласковой матерью. Все в ее жизни было хорошо, безоблачно. Правда, иногда она вспоминала свои бурные шестнадцать-семнадцать лет. Тогда она была молодой, красивой, дорогой девочкой, у которой много поклонников и ухажеров. И каждый вечер она раскладывала на столе бумажки с их телефонами.
- Пасьянс! – смеясь, говорила она.
С Вадимом ходили в кафе, ничего себе парень, но из простой семьи, мама и папа – строители. Гоша приглашал на дачу, но надо подумать, ехать или нет. Понятно, зачем приглашают на дачу, когда родители в загранкомандировке. И вдруг она запнулась, телефон Виктора. Большой, взрослый мужчина, который жил в ее доме. Он как-то увидел ее в магазине, они встретились глазами и… все. Да, он был другой, не как эти сопливые мальчишки, которые и целоваться-то толком не умели. И ухаживал он по-мужски, галантно, красиво.
- Девочка моя, вот телефон, звони, когда захочешь.
- Я подумаю, - буркнула она и сунула его в карман своей кожаной куртки, краснея и смущаясь.
Ну а потом? Потом был ресторан, ночной клуб и гостиница, в которой  Виктор снял шикарный номер. Утром, когда она собралась выходить из номера, он спросил:
- Девочка моя, тебе куда?
- Домой, - тихо пролепетала она.
Накануне вечером она  позвонила родителям и сочинила историю, что ночевала у подруги на даче (подруга была предупреждена). Выйдя из «Лексуса» в квартале от дома, она, не спеша побрела по тротуару. Было раннее утро, машин на улице мало, людей тоже. Она повернула во двор и лоб в лоб столкнулась с маленькой, молодой, полной женщиной. В руках у нее были сумки, а рядом стоял малыш и тянул ее за рукав.
- Вы не постоите с моим сыном? Я быстро сумки к лифту отнесу и за ним вернусь.
- Хорошо, - сказала дорогая девочка.
Женщина затащила сумки и вернулась за малышом.
- Спасибо, - сказала она, - я в этом подъезде живу на восьмом этаже. Муж обещал встретить меня с Петей, да видно дел много, не смог.
Девочка все поняла: на восьмом этаже жил Виктор, а это его жена с ребенком.
- Извините, я должна идти.
Она втянула голову в плечи и зашагала к своему подъезду. Зайдя в квартиру, она прошла в ванную и залезла под горячий душ. Мысли завертелись в голове: «Жена, ребенок… И что? Как будто ты не знала! Так живут многие, ничего страшного, ты же не убила, не украла». Она вышла из ванной, завернулась в махровый халат и прошла на кухню. Чмокнула в щеку мать и сказала, что у Маринки на даче стало скучно, и она уехала. Отец оторвался от своей утренней газеты и спросил:
- Ну что, моя дорогая девочка? Как дела?
- Все отлично, папуля! – подмигнула она. – Документы в институт сдала.
Через несколько дней Виктор позвонил опять. И они вдвоем помчались за город на чужую дачу. Красное вино в тонких высоких бокалах, большая медвежья шкура возле камина в гостиной, ласки, объятия, поцелуи. А потом храп уснувшего Виктора. А что же дорогая девочка? Не спится, в голову лезут жуткие мысли: «Дура, что же ты делаешь на чужой даче? С чужим мужчиной? Да ты – воровка, в прямом смысле слова!» Она на цыпочках прошла на кухню, села у окна, которое выходило в сад, и не заметила, как уснула. Проснулась от того, что ее тормошил Виктор:
- Ну, проснись же. Чего ты тут в кресле спишь?
Он заглянул ей в глаза:
- Девочка моя дорогая, тебе разве со мной плохо?
- Нет, хорошо, - она выдавила из себя улыбку.
- Девочка моя, - улыбнулся Виктор, - у нас с тобой целый день удовольствий и наслаждений. Ну, иди же ко мне.
Он попытался обнять и поцеловать ее. Она резко вырвалась из его рук.
- Ты что? – удивленно спросил он.
- Витя, понимаешь, - начала она, заикаясь, - мне срочно надо домой.
- Я тебя не понял.
- Витя, я говорю – домой.
- Ну, хорошо, - зло улыбнулся он.
Она первый раз увидела его таким: злой, колючий, чужой взгляд.
- Поехали.
Он быстро собрал спортивную сумку, не глядя на дорогую девочку, рявкнул:
- Быстро в машину.
Она, повинуясь, вышла в сад и встала у калитки. Цвела сирень, пестрели тюльпаны, пели маленькие птички – вся Природа прославляла Небеса, как бы говоря, как прекрасен и удивителен этот Божественный мир. Но дорогая девочка не замечала этого, она была погружена в свои мысли.
- Садись в машину, - грубо приказал Виктор, открывая перед нею дверь.
- Можно на заднее сиденье?
- Нет, рядом со мной.  Ты мне в глаза смотри. В чем дело?
Но она не ответила, а, только  закусив до крови губу, заплакала. Всю дорогу они молчали, в конце пути он высадил ее как всегда в квартале от дома.
- Иди и хорошо подумай.
- О чем? – повернувшись, спросила она.
- О том, что ты – чокнутая дура!
- Хорошо, - она втянула голову в плечи и поплелась домой.
Дома, стоя под душем, она плакала и причитала:
- Воровка, ты просто воровка! Дрянь и воровка! Чужая дача, чужой муж, он спит и с тобой и с женой.
-  Все, хватит, выходи, - приказала она себе, -  родители ничего не должны знать. Я была на даче у Марины…

- Мамочка, - вбежал на кухню радостный муж, - что-то ты у нас сегодня с завтраком запаздываешь. Ой, моя дорогая девочка, у тебя слезы! Что-то случилось?
- Нет, просто воспоминания нахлынули.
- Да ладно, - улыбнулся муж, - мы есть хотим, давай уж завтракать.
Они дружно сидели за столом всей семьей. Ее муж и мальчишки-близнецы, Петр и Павел,  весело уплетали сырники, запивая чаем. А дорогая девочка вяло ковыряла вилкой в своей тарелке.
- Да что с тобой, ты все-таки скажешь? – настороженно спросил муж, видя слезы в ее глазах.
- Ровным счетом ничего, - попыталась улыбнуться она. – Знаешь, ты сегодня сходи один на каток с мальчишками. Мне надо побыть одной.
- Хорошо, хорошо, - закивал муж, проглатывая пятый сырник, - как скажешь, дорогая.
Муж и дети встали из-за стола и побежали собирать спортивную сумку на каток. Вскоре дверь хлопнула, и она осталась одна. Не совсем одна, с ней были ее воспоминания, ее грех. Она пятнадцать лет прожила с мужем, ни разу не изменив ему. Она любила его, любила детей, но эта прошлая связь с женатым мужчиной не давала ей покоя. Она поменяла фамилию, квартиру, но воспоминания она поменять не могла. Из рассказов соседей она слышала, что Виктор развелся и переехал в другой район. Но ее периодически мучила совесть. Она ходила с детьми в храм, соблюдала все посты, но про этот свой грех не решалась рассказать батюшке Даниилу, все время откладывая на потом. И неизвестно, сколько бы это еще продолжалось. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Пришла однажды дорогая девочка на службу, заходит в храм, а у свечного ящика стоит старичок и, улыбаясь, говорит ей:
- Здравствуйте, матушка!
- Здравствуйте, дедушка!
А он так загадочно улыбается и говорит:
- У нас новый настоятель, значить. Старый совсем плохенький стал. Нового прислали, молодого, красивого. Плечистый, кареглазый, волос волнистый, вообщем сама на литургии увидишь.
Дорогая девочка недоуменно посмотрела на дедушку:
- А к чему Вы мне это рассказываете, не понимаю?
- А чего понимать? Весь храм гудит, как улей.
- И что? – пожала плечами дорогая девочка.
Прошла в храм и встала недалеко от алтаря. Началась литургия, запел хор, дьякон читал:
- Пошли нам, Господи…
Дорогая девочка смотрела себе под ноги, не решаясь поднять глаза на людей. Она как будто сгорбилась под тяжестью своего греха. И тут отворились царские врата, и дорогая девочка обомлела. Из алтаря вышел Виктор. Она даже вскрикнула от неожиданности. На ее крик зашипели старухи:
- Ты что, забыла, что в храме? Чего кричишь?
А у дорогой девочки руки задрожали, ноги подкосились, и она опустилась на лавку. Рядом сердобольная бабуля:
- Валидолу дать?
- Нет, - дорогая девочка была в шоковом состоянии.
Из кельи вышел отец Даниил и пригласил желающих исповедоваться. Народ поспешил занять очередь. Она стояла одна, потерянная, бледная, взволнованная, когда отец Даниил позвал ее на исповедь.
- Что с Вами, дитя мое?
- Я сейчас расскажу, батюшка.
И она, плача навзрыд, глотая слезы, начала рассказывать о том, что ее давно мучило, про поклонников, про Виктора, а самое главное, про то, что она узнала его в новом настоятеле храма. Отец Даниил улыбнулся и сказал:
- Не пугайтесь, дитя. Это отец Владимир, он назначен вместо старого, больного Германа.
- Значит, он Владимир, а не Виктор?
- Конечно, Владимир.
- Тогда я, батюшка, ничего не понимаю, такое совпадение.
- Внешнее, - отметил отец Даниил.
А потом, погладив бороду, задумчиво сказал:
- Это верный знак, чтобы ты раскаялась и не носила на сердце эту тяжесть.
И действительно, после того, как дорогая девочка рассказала об этом отцу Даниилу, у нее как будто камень с сердца упал, и крылья выросли. Вот что значит искреннее раскаяние в своем грехе. Домой она вбежала счастливая, щеки горели от мороза.
- Все! – выкрикнула она.
- Что все? – не понял муж.
- Все у нас будет хорошо!
- У нас и так все хорошо, - удивленно посмотрел он на дорогую девочку.
- А будет еще лучше!
- Ничего не понимаю, - задумчиво сказал муж.
- А ничего и не надо понимать. Просто я вас всех люблю!
- Мы тебя тоже! – это уже кричали мальчишки, поочередно чмокая мать в щеки.
- Все будет хорошо!