Сказка на песке

А сюжет был таков, если изложить, как рассказывалось однажды:
Работа началась с раннего, по обыкновению, утра, когда солнце лиловою планетой висело ещё над той линией, которой нет, которая была только геометрическим краем любого, даже самого острого глаза, даже самого острого... над той текучей пустыней, которая не хотела ещё ничего отражать в себе, а только шла навстречу неуловимым и бескрайним ходом от той черты, куда можно было ещё смотреть... а что там, далее, было уже и не видно. Именно в этот час все они вышли к морю, на плоский, отливом выглаженный берег, поёживаясь, толкаясь и крича друг другу пустяки и прозвища, и кто-то из них сбегал даже к низкой волне огибающей песок стеклянною и быстрою канителью пены и прошлёпал бегом по самому краешку великой пустыни, ухая от озноба, а кто-то попытался как-то по иному потянуть резину, не начинать прямо так, сразу, то, для чего они выбежали сюда - и они, наконец, взялись за работу. Вот тут уже и выяснилось - кто из них, из неотличимых по первости, Заводила, а кто – в подхватчиках, да в продолжателях мгновенных кратких приказов, а кто - и просто для дела и сосредоточенного исполнения, кто видит общий смысл, кто может сообразить, кому и как надо вести свой проект, какой функцией отобразить замысел поворота или скрещивания и на каком именно уровне пересечься со встречным проектом, а кто доволен простым созиданием, которое не просто вовсе - ну, конечно! но всё-таки - простым, и - доволен тем.
Старик подошёл, когда работа уже кипела вовсю. Старик посмотрел, полюбовался на то, что нравилось ему всегда: на начало, на карандашный ещё набросок (ему неосознано симпатичны были хаос и предчувствие, а может быть знал он больше...); старик посмотрел издали, а потом уже только подкатил свою тачку поближе.
- Эй! - крикнул ему потный уже Заводила. - Ты чего? Чего тебе, дед?
- Это... - старик отвёл руку и махнул ею. - Так я... Может воды, скажем, привезти... Чего-нибудь либо там такого?..
- Какой воды?! - возмутился Заводила. Помощники его отвлеклись от чертежей и уставились на старика.
- Так - попить, скажем... - удивился старик.
- Вали отсюда! - обозлился Заводила, и снова уткнулся в чертежи, а потом отвлёкся опять и наорал на тех, кто продолжал пялиться на старика.
Старик отошёл в сторонку, прислонил тачку к коряге и присел рядом, наслаждаясь тем, что успели наработать они.
- Ай, негодяи! Ай, мерзавцы! Ты глянь, что делают, собачьи дети! - бормотал он иногда, а потом глядел на холодное солнце неразличимыми своими белёсыми глазками и добавлял уважительно:
- Наука!
Когда солнце поднялось повыше и раскалилось до плавления, и потеряло форму, набрав ярости, а на море легла обширная огненная дорога, по которой шлаком и лавовыми гребнями продолжалось всё-таки движение пустыни, когда ощутимо стало припекать на прямых лучах и от дымки утренней не осталось и следа, Заводила вдруг вспомнил о старике, оглянулся и замахал ему нетерпеливо рукой:
- Поди, скорее! Ну!..
- Эй! - крикнул он, не дождавшись, когда тот подойдёт. - давай, дед, быстренько только - за бумагой! Моментально! Всё! Бегом!
Старик опешил, остановился, а потом сообразил, что им не на чем уже вычерчивать свои схемы и формулы, что у них просто кончился запас бумаги, - кивнул и покатил свою тачку туда, откуда он пришёл, провожаемый тем не менее криком Заводилы:
- Да оставь ты свою колымагу, чёрт, - быстрее, быстрее!
Впрочем, тут же он и позабыл о старике и кричал уже на кого-то из своих:
- Куда, куда ты ведёшь, мама дорогая?! Ты формулу хоть вспоминаешь иногда? Ты хоть понимаешь, что ни ты, ни я не имеем право на фантазию? Понимаешь или нет? Мы должны выйти в другое измерение - значит в этих трёх должна быть квинтэссенция правды! Кривизна, неверная на мельчайшую долю, лишит достоверности работу всех! Рассыпай, к ядрене фене, всё! Всё - сначала!
А потом уже пришлось побегать и старику. Солнце раскалило добела небо и жарило, с высоты слепым пятном мироздания окунаясь в небытиё, море стемнело, обретя истинный свой цвет, но оставалось всё равно движущейся неостановимо пустыней, - и все ужасно хотели пить. Старик спешил, сколько мог, сил у него было не очень-то много - и каждый раз его уже ждала кучка жаждущих, и накидывалась на флягу в его тележке, и ругала старика за то, что вода успела нагреться. И Заводила ругал старика - народ отвлекался и галдел, а дело стояло - можно было не успеть! Заводила гнал всех от тележки, долго и шумно пил сам - и гнал старика за водою снова.
То, что создавали они, было, как всегда, удивительно и необоримо маняще. Туда хотелось войти и искать, там было прекрасно и таинственно, возможно там помещалась истина, настолько совершенна была там каждая частность и настолько логично было это всё в целом. Всё-таки Заводила опять у них попался гениальный!
Опять - и как всегда!
«Что за чёрт!..» - думал старик, глядя на то, как копошатся они там, а Заводила мечется над ворохом схем и чертежей, ругая всех и каждого распоследними словами, а помощники его посмеиваются и склоняются над листами, и споро работают над очередным поворотом смысла, который Заводила высчитывал мгновенно и безошибочно.
Когда багрово-коричневое солнце коснулось той линии, за которой ничего не было, но уже на другой стороне моря, расплавив часть его предсмертным и густым ослеплением, они закончили работу и ушли, оглядываясь изредка, - на веселье и разговоры у них уже не было сил. А старик ещё немного полюбовался на созданное ими и, как всегда, подавил в себе желание войти туда - скоро должен был начаться прилив. Он аккуратно собрал все брошенные ими бумаги, полюбовался и на них тоже, и на одном из чертежей, в самом уголке, заметил нацарапанное кем-то забавное стихотвореньице в шесть строчек. Он усмехнулся и аккуратно оборвал уголок этот, и сунул его в карман, а потом ушёл. Он каждый раз уносил с собой их чертежи, хотя ничего в них не понимал. Он понимал только забавные стихотвореньица. Хуже было другое: когда наутро он отдавал им их чертежи, они даже не смотрели в них - они забывали всё и начинали всё сначала. Каждый раз, приходя на пустой и ровный берег, они создавали новую систему символов. А он понемногу выбрасывал старые чертежи, оставляя себе только клочки со стишками и рисунками.


Рецензии