Сила, или Повествование дьявола. Отрывок-3

Наби Джалалиддин. Узбекистан.

(Отрывки из романа "Сила, или Повествование дьявола")

Кстати, хочу сказать ещё пару слов о зависти. Вам знакома история фараона?.. Ну, да, кто же не знает её...

Владеющему огромными богатствами, обладающему невиданным могуществом и силой фараону приспичило позавидовать богам. Самодержец имел всё, чего только мог пожелать смертный; поэтому людям приходилось считаться с ним; но никто, увы, не догадывался поклоняться ему (хотя кое-кто, возможно, и благоговел перед ним), как будто существовал ещё кто-то, рангом выше его, – это и злило фараона. Словом, ему нужно было, чтобы его признали богом. Впрочем, пожелав стать богом, он сам, тем самым, признавал косвенно существование Высшей силы. Он хотел внушить себе, что нет никого главнее его; только в этом случае он мог бы ощущать себя единственным всемогущим существом. Зависимость множества людей от одного человека чревата бедствиями; разложение наций и народов, упадок в обществе с этого и начинаются. Когда людям постоянно приходится приспосабливаться настроению и желаниям одного лица, сообразуя свои действия и поступки с его прихотями, то они  проворонивают бездну насущных проблем, надолго оставляя под завесой реальную действительность. Зависимость от воли вожака избавляет подданных от тяжёлого бремени ответственности, ибо в случае чего у них всегда под рукой отменный козёл отпущения, и даже  дьявол им ни к чему.

В те времена божков и идолов было хоть отбавляй, – молись не хочу, – народ не испытывал недостатка в истуканах, смастерённых  из камня, дерева, глины и прочих подручных материалов. А фараон не ощущал их влияния ни на себе, ни на своих безропотных подданных, и у него появилась великая мания величия, благо сам он мог вытворять со своим народом всё что угодно. И что ему оставалось делать, ведь в таких условиях просто грех не объявлять себя богом. Но вообще-то, на мой взгляд, мужик правильно поступил, молодец;  однако, Бог, всё-таки, малость приструнил его...

Разумеется, многие из сегодняшних самодержцев забыли об этой поучительной истории и ведут себя не менее нахально, хотя провозглашать себя богами они не спешат,  полагая, что их засмеют; и зря  – с толпой, которая сделала их такими какие они есть, особо церемониться не стоит.

Впрочем, мы вроде говорили о деньгах, о зависти… Так вот, именно они управляют людьми, только чтобы признать это нужна, ого, какая смелость!


Атын-айи, подобострастно держа под руку милую толстушки каган-пашшу, своим присутствием наполнявшую её сердце тихой гордостью, нашептывала той и улыбалась, правда, немного грустно. Ибо, вместе с тем, она всё время зачарованно смотрела на Эфенди и, сама не понимая почему, вспоминала свою прошлую жизнь – дни и ночи, полные страстей, страданий и унижений (хотя сама она униженной себя не считала). Спустя некоторое время после того, как ушла из дому, она познакомилась с некой деловой женщиной, часто бывавшей за границей. Однажды та взяла её собой в Объединённые Арабские Эмираты на заработки. Дама была, как позже выяснилось, одной из тех, кто торгует людьми. Было уже поздно, когда атын-айи (будущая, разумеется) об этом узнала, –  мошенница, сбыв её кому-то, исчезла из виду. Так начались её чёрные дни.

Сперва она крепилась и утешала себя: бордель так бордель, где наше не пропадало, поднакоплю денег и вернусь домой. Но, цыплят пристало считать по осени.
Для начала её оставили без харчей целых три дня, не давали даже воды. На четвёртый к ней в чулан вошла женщина в местном одеянии вместе со смуглым уродливым великаном и, ни с того ни с сего, отколошматила её. За прошедшие дни атын-айи была истощена,  к тому же чувство одиночества и страх перед неизвестностью довели её до отчаяния; потому она готова была на всё, лишь бы скорее избавиться от страданий.

– Ты хоть понимаешь, где находишься?! – грозно крикнула женщина на родном языке атын-айи, но с акцентом. Вцепившись в её волосы,  она повернула к себе лицо жертвы и уставилась на него; затем, размахивая  перед носом страдалицы паспортом красного цвета, зловеще прошептала: –  Ты здесь не в вонючем своём курятнике, – это эмираты; усекла, ты в борделе и выживешь, только если будешь делать то, что мы скажем, уразумела, чучело?!

«Да, да!» – в истерике зарыдала атын-айи.  И, казалось, благодаря её покорности, мучения должны были закончиться.  (Напомню, этот веселый дом был одним из тех мест, где мы дышим  полной грудью, и забавы ради внушаем квелым тварям всевозможные соблазны. Однако, впоследствии они вечно огорошивают нас своими выходками, намного превосходящими те, к чему мы их подталкивали.) Увы, это был лишь пролог. Правда, её холили, купали в душистых водах – в мускусе и амбре, облачали в изумительные прозрачные наряды,  баловали различными яствами. Прислужницы с нежными пальчиками ежедневно делали ей массаж, тёрли её тело всякими маслами и бальзамами. Позднее ей стало приятно лицезреть своё отражение в зеркале, а в душе оживали щекотливые желания. Она смирилась: возможно, участь, её ожидающая, окажется не столь ужасной, как её малюют, ведь здешние тоже люди, думалось ей. В конце концов, она же не вчера явилась на свет и не девственница; Бог даст, выпутается, вернётся домой.  Таким манером тревога её мало-помалу стала улетучиваться.

Скоро хозяева приобщили её к девушкам, собирающимся в просторной комнате, стены которой были увешаны непристойными изображениями; увидев эти картинки, непосвящённые могли бы быть шокированы. К тому времени её душу  беспокоили вновь пробуждающиеся приятные желания, и порой её брала дрожь не столько от страха, сколько от предвкушения таинственных наслаждений. Наконец ей и её сёстрам по несчастью (тем, кто были новичками) стали демонстрировать порнофильмы, учить их искусству обольщения и ублажения сильного пола… Однако, атын-айи так до конца и не поняла, что именно заставляло людей делать то, чего ей пришлось видеть и испытывать в этих стенах. Что-то подспудное в ней, что-то неприкосновенное  не позволяло ей принять, согласиться  с происходящим в городе, по улицам которого ходили правоверные, в стране, считаемой мусульманской, в обществе, в котором господствовали законы шариата. Словом, атын-айи и та сознавала: что-то не так в этом подлунном мире…

Ну, да, это полосатый шёлковый халат Эфенди возбудил в ней несвоевременные воспоминания. Притон, где она проживала и «работала», посещали разные люди, принадлежащие разным национальностям и религиям, и прихоти их были самыми различными: кто-то заглядывал всего на несколько минут, словно зашёл по малой нужде; иной изощрялся до крови из носу, – избитое окаянное выражение «кто платит, тот и заказывает музыку» всё ещё в силе в любом уголке Земли, где обитает хотя бы пара тварей, именуемых «человеками». Всякое бывало… девушки и смеялись и плакали… Однажды один из клиентов попросил атын-айи «сделать одолжение», – потребовал, чтобы она надела на голое тело короткий халат из тонкой полосатой ткани и обвязать голову шёлковым платком. Желание клиента – закон, атын-айи не могла противиться воле гостя. «Ну вот, теперь ты действительно похожа на представительницу своего края», сказал он, смешивая слова из разных языков; а после начал свои грязные фортели.

Перевод А.Камилова.