Соучастник

СОУЧАСТНИК

Или последняя ночь самоубийцы

«Убив однажды…»
А.Л.

   Вадим решил застрелиться, покончить раз и навсегда со своей опостылевшей никчемной, как ему чувствовалось,  жизнью. Он сидел напротив ярко горящего камина своего холостяцкого пентхауза в центре города, крутил в руках «Макарова» и задумчиво смотрел в его ствол. Черный глазок ствола, как маленькая зияющая бездна, встречаясь с его взглядом, бесстрастно глядела на него, обещая разом решить все его бессмысленное существование и дальнейшее скатывание в яму нравственной смерти и порока. И больше ничего.
   Между ним и огнем камина на низком столике стояла бутылка его любимых дорогих японских виски «Хибики» на три четверти уже выпитая и дающая все большую и большую убежденность в своем решении.
   «Ну, что тебе еще надо?»,- думал он про себя, стараясь всесторонне взвесить свое решение. Сегодня он был состоятельным человеком, а не тем инженером-нищенком, которым он был  в конце 80-х. У него сегодня материально было все. Весь необходимый набор успеха: бизнес, уважение, квартиры, дома, дорогие автомобили, яхта, зарубежная недвижимость и прочая ерунда, к которой все в начале стремятся. Он сам достиг всего этого  в этой двадцатилетней гонке и карабканья к успеху с зубовным скрежетом, слитым с гримасами нечеловеческих усилий, душевными ранами и невосполнимыми потерями.
      Смертельно вымотанный в этом российском экстриме, Вадим растратил все ресурсы своей энергии, душевные и моральные силы. Он разменялся… И размен был неравноценен. Он потерял себя. Все опротивело. Зачем еще жить? Семью и детей и близких он потерял в этой гонке. Жену оставил. Дети выросли и стали далеки от него. Надежды на новую семью у него рухнули после нескольких неудачных попыток. В глазах женщин он был мужчиной с большими деньгами, но никакой душевной близости с ними он не нашел. Его братья и сестры жили своими семьями и были близкими только в той далекой жизни…
   Мир он повидал. И зачем больше? За бугром он жить не хотел, от их постной размеренной правильной жизни он давно бы застрелился. Больше бизнеса ему тоже не хотелось, этот уже опостылел, сделав его своим рабом.
   Для чего жить и для кого??? Не для кого и не для чего. Он уже изжил, спалил себя за это время. Одна шкурка, респектабельная картинка внешности, а внутри пусто… Надо подводить итоги.
   «Мои грехи?»,- решил пройтись по ним Вадим, чтобы еще более укрепиться в своей вине и решении,- «Да, грешен во многом. Очень грешен. Прелюбодеяние? Да, много. Но я же по согласию, без обмана и без малолеток, да и одаривал всегда. Если сами решили рожать, то это их проблемы, что-то себе напридумывали, прикинувшись обманутыми овечками. Сами хотели трахаться не меньше, чем мы, мужики, еще и больше. Только лгут себе и людям, что обманули их. Да и что за грех, население прибавилось и только».
   «Не воровал у людей никогда»,- думал дальше Вадим, перебирая грехи смертные,- «А если бизнес, то бизнес он и есть бизнес, без прибыли не бывает, но все по честному, без обмана все делал. Ростовщичеством не занимался, долги всегда отдавал и помнил их даже десятилетней давности…». И так он перебирал один грех за другим, признавая их, но и оправдывая тем не менее, хоть чем то, себя. Знал, что у других с ними намного хуже…
    А вот с тем грехом, с которым он оттягивал: «Не убий», у него не заладилось и после стакана виски уже из второй бутылки «Хибики».
   «Ну, что такого, живут же люди и не с таким грехами и в ус не дуют. Ну, что тебе надо еще, что? Смотри, что окружает тебя, большинство людей только в кино такую жизнь видят. Все есть, все, что хочешь!!! Уныние заело, скучно стало? Свисни и куча модельных девушек хоть к тебе, хоть в сауну, хоть в круиз в зарубежку сгоняют, развлекут по полной»,- как в агонии неизбежности, сделал Вадим попытку сбить, стряхнуть свое, идущее из глубин души, смертельное решение,- «Нет, это все уже пройдено. Фальш и пустота за красивыми лицами, обожанием, преданностью и улыбками. А ты что хотел? Еще что-то? Фигу, вот, тебе под нос! Ведь, все понятно… Нет, нет и нет! И в этом чувствую мерзость свою, ведь, развлекаясь, изгоняя хандру и уныние, использую других людей, которых по заповеди должен возлюбить безкорыстно, как ближних своих, а не иметь их по своей прихоти».
   «Нет, не юли, ответь же себе про главную заповедь: «Не убий». А там еще посмотрим, время есть нажать на курок, в дверь никто не вломится, не помешает. Найдем смысл жить дальше, может и выйдешь отсюда живым… Я сам себе и прокурор и адвокат и судья и исполнитель. Вместе и разберемся»,- повел дальше свое судебное расследование Вадим.
   А с последней то заповедью у него как-то давно не заладилось. Его никогда не тянуло к насилию и убийству, но жизнь и судьба вели по своему пути, когда от его выбора мало что или совсем ничего не зависело.
   В детстве и юности у Вадима ничего такого, нарушающего грубо эту заповедь, кроме мальчишеских драк и схваток по справедливости, которые могли случайно окончиться трагично, не было. Грань, конечно, была близка, да, Бог пас. А вот в студенчестве на производственной практике судьба приподнесла ему страшный случай. Он сбил насмерть на служебном автомобиле двух пешеходов, как было написано в протоколе следователя. Это был кошмар наяву… Окровавленные трупы, арест, следствие, угроза расправы с ним родственников погибших, этапирование его из района в город и передача дела от милиции прокуратуре. Он тогда принял решение покончить с собой, как только будет возможность. В его роду не было тюремных сидельцев по уголовке и садиться в тюрьму он не хотел, даже не представлял себе этого в своем возбужденном мозгу. Но следствие определило, что он не виновен, что два гражданина ночью в пъяном виде вышли на дорогу, когда у водителя, то есть у Вадима, уже «не было технической возможности предотвратить наезд на пешеходов». Так было написано судебным автотехническим экспертом в его заключении. Его освободили от уголовной ответственности, но глубина душевного потрясения от этого и желания убить себя у Вадима остались навсегда. Еще и потому, что он познакомился с этими добрыми местными парнями за месяц до этого злополучного случая на танцах в сельском клубе. Их лица навсегда врезались в его память и осознание того, что именно его автомобиль, управляемый им, поставил точку в их жизненном пути.
   В девяностых годах у него с этим грехом все было хуже. Бизнес, дележ рынка, разборки, стрелки, перестрелки… Все стреляли, в него стреляли, он стрелял и, наверняка, попадал, и не раз… Но это была война, на равных. Кто быстрее, кто ловчее, кто хитрее, кто жестче и решительнее. Но никогда Вадим не приходил убивать безоруженных, слабых и не добивал раненных врагов. Это претило его натуре, он скорее бы убил того, кто бы принуждал его это сделать. В этом жестком мире это была его слабость, но он принимал ее, как часть себя…
   Но один случай в его жизни, как саднящяя заноза, навсегда  засел в его памяти и душе. Признаться же в этом переживании никому он не мог. Не поняли бы. Но именно это переживание, это вина в соучастии в убийстве, уже многие годы преследовало его по ночам. Этот предсмертный взгляд на него…
   А было это так. Его любимая женщина родила дочь, его дочь, и вместе с матерью и няньками взращивала ее. Ей было тогда около года. В семье жила собака-доберман, пятилетняя неразвязанная сука, немножко чекнутая, как говорили в семье, по натуре добрая, но по крови боевая собака с ярко выраженным охранным инстинктом. Главой семьи, стаи, для собаки была дочь Ирина, которая со щенка воспитывала  и дрессировала ее, завоевывая вместе медали на собачьих конкурсах.
   С появления ребенка в семье в голове доберманши, звали ее Рэська, все начало путаться, и, как говорится в таких случаях, крыша ее явно начала съезжать. Она стала охранять ребенка, который валялся на ней, спал в подбрюшье под ее лапой, дергал ее за уши, за усы, но та терпела, вылизывала его, почувствовав, похоже, скрытые в себе материнские инстинкты.
   Все бы хорошо, но в своем охранном рвении Рэська зашла слишком далеко, а с психикой, как говорила Ирина, у нее с детства были отклонения и странности. Рэська начала рычать, отгонять, а потом уже и покусывать сначала мать Ирины, а потом уже и свою хозяйку, Ирину, которая в своем состоянии материнства не могла еще проявить властный характер и поставить собаку на место. Вадиму о ситуации в доме не говорили, замалчивали ее, на что-то надеясь…
   Но вот однажды Вадим пришел в дом днем, не звоня, открыл своим ключом дверь и застал Ирину испуганной, бледной и с обильно льющейся кровью из прокушенной руки. Придя в себя, Ирина все рассказала ему… Рэська беспокойно и виновато похаживала и поскуливала в другой комнате около ребенка, не выходя к ним.
   -«Ее надо срочно удалять из дома, я для собаки уже ниспровергнутая хозяйка, хозяина теперь у нее нет, а с ее мозгами она может наделать большую беду»,- твердо сказала Ирина, а она знала толк в собаках,- «Отдать ее надо куда-нибудь в охранное предприятие для охраны режимных объектов. Дома ее держать нельзя и сделать это надо срочно».
   Брат Ирины, пообещав, не выполнил обещание пристроить собаку в охрану завода. События же развивались стремительно. Рэська еще раз изрядно рванула своим зубами мать Ирины и уже стала охотиться на бывшую свою хозяйку, желая задать ей трепку, чтобы указать бывшему вожаку новое его место в пирамиде власти в стае.
   У Вадима отношения с Рэськой сразу сложились взаимуважительные. Он не дал повода считать себя ниже ее, а она, чуя силу, не испытывала судьбу попробовать возвыситься над ним. Короче, сложился паритет.
   Вадима, который не был собачником сначала шокировало само право Рэськи забираться в кровать к хозяевам. При этом та, нахально забравшись в серединку, счастливо скулила, вытягивалась в струнку во всю длину и радостно и часто лизала в щеки направо и налево обоих. Постепенно они привыкли друг к другу и стали большими друзьями. Она поставила его в своей иерархии, наверное, вторым вожаком или замом вожака, в голову ей не влезешь, но выполняла его требования по приглушенному его рыку.
   Но надо что-то срочно было делать. Он постоянно был на работе, а Рэська, съехав с мозгов, а еще и от всеобщего напряжения в доме, могла реально всех порвать.
   -«Надо убирать…», - окончательно решила бледная Ирина, прячующаяся от Рэськи в своей комнате.
   -«Как?»,- озадаченно спросил Вадим.
   -«У меня есть доктор. Он сделает ей инъекцию и усыпит ее. Другого выхода нет. Я звоню»,- сказала она и взяла телефон.
   -«Через час будет. Прошу тебя, Вадим, остаться. Побудь дома это время. Это врач сделает быстро»,- сказала она.
   -«И он вот так запросто завалит Рэську?»,- с сомнением, хотя и не имел такого опыта, спросил Вадим.
   -«Они профессионалы. Деньги я ему пообещала хорошие»,- серьезно ответила она. «Да, женщины могут быть решительны. Ведь точно так же принимаются решения, когда и людей валят. Вот она изнанка жизни»,- отметил он.
   -«Хорошо, я буду здесь»,- кратко сказал Вадим. «Я вообще не знаю, как поступать в таких случаях, если будет что то экстримальное. Стрелять в  квартире нельзя, палкой не убьешь. Да и не смогу я»,- растерянно и озадаченно думал он. Он вспомнил, как однажды помог отцу с братьями в поселке резать свинью, «просто подержать». Он отчаянно отказывался, но его принудили, надавив на плохое здоровье отца. Свинья была здоровая, ему пришлось держать ее правый бок с ногой, чтобы не дергалась ею. Резали ее как то неумело, она визжала и он в смятении чувств держал ее вырывающуюся ляжку и с ужасом думал, что и его могут так же резать и он будет так же вырываться и орать, а может еще и визжать. Когда же было все закончено, его тошнило, мяса свиньи с собой в город он брать отказался. А на следующий день, по приезду в город по пути на работу в автобусе, у него сильно заболел правый бок, он еле доехал до работы, а уже с нее его увезли в хирургию. Через два часа он уже был под ножом хирурга, у него оказался разрыв аппендицита. Резали тоже правый бок и он, рассказывали потом, засыпая под наркозом отчаянно бился на столе в ремнях, удерживающих его по рукам и ногам. Он это воспринял как предупреждение свыше, как какой-то рок. Ты участвовал в убийстве и тебе воздалось. Сегодня это будет делать другой, а ему надо будет просто побыть в соседней комнате с Ириной и ребенком.
   Он зашел в большую комнату, где бегал ребенок, а возле него стояла неподвижно Рэська, расставив ноги и, как бы, задумавшись.
   -«Ну, и натворила же ты дел, Рэська, дура, ты, дура»,- сказал он ей, жалея ее. Та подошла к нему, ткнулась носом в его руку и пискнула. Как бы сказав ему, что она не виновата, так у нее как-то получается. Он позвал ее на кухню, отрезал ей кусище колбасы и положил в ее миску. Он съела все и благодарно посмотрела. Он отрезал ей и дал еще кусок и та опять съела. Он обнял ее за шею и погладил по ее короткой черной шерсти, та лизнула и жалобно пискнула. Ее последнее время никто кроме ребенка не обнимал, все ее уже боялись. Ему было до спазм в горле жалко ее, но решение было принято не им и риски были велики. Можно, конечно, было… Но, он, от всего этого непривычного для него, был немножко растерян и не проявил свою волю… «Прощай, Рэська, прости нас, но ты уйдешь из этой жизни тихо и даже не заметишь. Просто уснешь»,- подумал он, прощально огладив морду и шею Рэськи, и вышел из кухни. Та пробежала в большую комнату и возлегла на пол, приглядывая за их ребенком и показывая всем видом, что она никому в обиду его не даст.
   Через час пришел доктор. Он был в обычной одежде. Джинсовая куртка и джинсы, в руках был какой-то коричневый затертый чемоданчик.
   Его проводили в комнату, где можно было бы сделать ЭТО…
   И Вадим привел Рэську в комнату к доктору, с сомнением посмотрел на него и огромную доберманку с рядами страшных зубов. «Ладно, он профессионал в своем»,- с противным чувством подумал он и в последний раз с жалостью посмотрел на Рэську, та потянулась к нему мордой и жалобно пискнула, вдыхая его запах. Он почувствовал, что слезы вот-вот пойдут из его глаз, и как-то неловко вышел, закрыв за собой дверь. «Да, что за ****ская жизнь!»,- сказал в полгососа он, матюкнувшись еще несколько раз.
   Они сидели в соседней комнате с ребенком и ждали. В соседней комнате было тихо, затем резко залаяла Рэська и так повторялось несколько раз. Через полчаса к ним зашел бледный доктор.
   -«Не получается… Частично ввел, но доза мала, или лекарство слабое-бодяга… Бодрствует… Надо еще ввести. Мне надо помочь, успокоить ее. Посидеть рядом с ней»,- и он вопросительно виновато посмотрел на них.
   Вадим посмотрел на Ирину, она отрицательно покачала головой:
    - «Нет, я нет. Сходи ты, прошу тебя»,- умоляюще сказала она ему.
   -«Я??? А за хер, мы тебе бабки платим?»,- зло спросил доктора Вадим, пойманный врасплох и никак не ожидавший такого поворота событий. Знай он раньше, он своих бы людей пригласил и все бы решено было, да и без усыпления собаки обошлись бы, нашли бы сами какой-нибудь завод и пристроили собаку в охрану.
   Но сейчас было уже поздно, так ему почему-то тогда казалось, и надо было действовать. Как поведет себя Рэська после всего этого никто не знал.
   «Вот пидар»,- подумал зло про доктора Вадим и вошел в комнату с Рэськой,- «Херов профи. Я тебе потом, сука, от себя вломлю между глаз. Втянули таки меня».
   Рэська лежала на большой кровати у окна в торце комнаты, прямо напротив двери и дрожала всем телом. Увидев Вадима она подняла на него морду и жалобно заскулила, жалуясь и не понимая за что ее так строго наказывают. Она как бы говорила, а он понимал: «Да, я виновата, я не права, я больше не буду, никогда так не буду. Не наказывайте меня больше, можете бить меня поводком сколько захотите, только уведите этого непонятного человека, он меня очень пугает. Пожалуйста», - и дрожала всем телом.
   «Что делать? Она же беззащитна, она винится, а мы пришли ее убивать…»,- в шоке, как в страшном сне, думал Вадим,- «Это я, бля, пришел убивать животное, собаку. Нашу Рэську! Что я делаю? А разве есть  другой выход? Тут или, или… Зараза, втянули меня во что! Сделали меня соучастником гнусного убийства!».
   Он, как зомби, сел на кровать спиной к окну. К нему сзади, скуля и дрожа, прижалась Рэська, ища за его спиной защиты. «Ты же сильный, спаси меня от этого человека, который зачем-то охотится за мной и подкрадывается ко мне. Он хочет сделать что-то плохое мне, я чувствую… Мне страшно…»,- читал спиной Вадим через азбуку Морзе ее дрожи.
   А этот человек подкрадывался к Рэське со спины и с боку со шприцем в руках. «Если бы не Ирина и ребенок я бы сам своими руками его задушил»,- думал в пылу Вадим.
   А Рэська все скулила и скулила, вжимаясь в его спину, как бы, желая слиться с ним, и тогда бы этот злой человек не посмел бы к ним приблизиться.
   Врач сделал резкий бросок руками и воткнул шприц в ляжку Рэське. Она щелкнула своим зубищами в его сторону, но он одной рукой ловко защитился подушкой и тут же, быстро выжав содержимое шприца, отдернул руку.
   В комнате висела тишина, звуки и шорохи в ней отражали жуткую своей простотой незабываемую атмосферу убийства. Тяжело дышал доктор, повизгивая, стонала Рэська…
   Вадим обернулся в ее сторону. О, лучше бы он этого не делал!!! Рэська страдальческим, жалобно-молящим взглядом смотрела на него, прямо в его глаза, прямо в его душу в надежде на помощь… Помоги, помоги мне,  ты же сильный, ты же можешь меня спасти от этого страшного человека, как бы говорили ее глаза…
    Слезы выступили из глаз Вадима. «Сволочи, сволочи, все сволочи!!!»,- рвалось из его нутра… Он был в каком то диком трансе… Его так не забирало ни в каких драках, разборках. Там он был воин. А здесь… он был убийца, гад, соучастник подлого убийства!».
   -«Не хватило дозы. Только задние ноги отнялись»,- сказал доктор,- «А у меня еще дозы нет. Пока поеду, привезу, задние ноги восстановятся…».
   Рэська, тяжело дышала, пищала и отползала от доктора вперед, волоча ноги…
   -«У вас веревка есть?»,- спросил доктор.
   -«Да», - ответил машинально Вадим.
   -«Принесите, пожалуйста, метра полтора-два»,- попросил доктор.
    Вадим принес доктору веревку и тот быстро изладив из нее петлю, накинул на шею Рэське и начал душить, наматывая и наматывая петли на ее шею…
   Вадим выскочил из комнаты и забежал в туалет, его вытошнило и из его глаз брызнули слезы…
    Он опять при выходе был ослеплен последним измученно-тоскливым  уже отрешенным взглядом Рэськи. «Ты бросил меня, ты не помог мне хозяин, я очень виновата, прости меня, я заслужила это»,- как бы прощалась, говорила ему, поняв неизбежное, и в слезах смотрела на него Рэська.
   -«Убью, убью себя за это!!! Убью этого гада и себя»,- рычал и плакал он, мотая головой в ванной над струей воды,- Что я наделал!!! Собаку!!!».
    Через пятнадцать минут Ирина зашла в туалет и, потрогав его за плечо, тихо сказала: «Извини за все. Я не думала, что все так будет… Вадим, надо помочь вынести из дома…».
   Доктор упаковал уже тело Рэськи в мешок и они понесли его к стоянке во двор.
   -«Я увезу»,- сказал доктор.
   -«Не надо. Ко мне в багажник»,- жестко сказал он.
   Рэську уложили в багажник его «БМВ», Вадим захлопнул багажник. Он обернулся к доктору, посмотрел ему в глаза и вдруг резко ударил его в лицо. Тот рухнул на землю.
   Вадим достал из кармана пятьсот долларов и кинул доктору.
   -«Это тебе на лечение, профессионал. Не попадайся мне, встречу, задушу своим руками. Ясно?»,- присев на корточки и глядя ненавидящим взглядом в окровавленное лицо со сломанным носом, сдавленно тихо сказал доктору Вадим,- «И тогда не надейся на быструю смерть. Умирать будешь, сука, так же долго, как Рэська!».
   Он встал, сел в машину и поехал из города. Рэську он похоронил так же, в мешке, только на прощание развязал его и погладил еще теплую Рэськину голову. Он встал около холмика, перекрестился, сказав: «Прости меня, Господи, грешного» и поехал в пригородный ресторан, где жутко напился и не был дома три дня.
   -«Ну, не человек же»,- пытался он оправдать себя,- « вот именно не человек, а верная собака, со съехавшей слегка крышей». Он уже винил себя, что не остановил все это. Подрастерялся… Немножко у нее не того, немножко он не того и вот страшный результат… А ведь мог бы остановить все и не дать втягивать себя в эту мерзость…
   Уже потом со временем Вадим пришел к мысли, что для чего-то свыше для него выпало такое испытание, зачем-то это было ему уготовлено. Может, чтобы навсегда он понял, что он никогда и ни при каких обстоятельствах не придет больше убивать кого-то…
   -«Ваше решение, господа судьи, на доводы обвинения и защиты. Каков ваш приговор? Исполнитель приговора весь во внимании и готов исполнить ваше решение: спустить курок или выпустить подсудимого на волю из под стражи»,- вслух продолжал Вадим опасную игру, допивая из горлышка вторую бутылку своих любимых виски.
   -«Да, Рэська, именно ты в моей жизни стала самым большим не искупаемым и решающим грехом на весах моей жизни и смерти! Все эти годы меня в душе терзали твои просящие пощады и помощи глаза. Виновен!»,- сказал он, заключив свою последнюю речь, как судья, и, как исполнитель, немедля, нажал на спусковой курок.