11. 3. Инженерная деятельность

(продолжение)

20.

Затем я перекочевал обратно на свой любимый и знакомый чуть ли не до каждого дома, Васильевский остров - поселился (снял "угол”) на шестнадцатой лини, если мне память не изменяет, на втором этаже в доме 72. Жили со старушкой Евдокией Ивановной, бывшей художницей одной из фабрик тканей. Жили мирно, хорошо. Однажды в лесу я набрал грибов, но не знал, что с ними делать и отдал хозяйке. Впервые в жизни я ел такой грибной суп. Сказать вкусный - равносильно ничего не сказать. Больше такого вкусного, ароматного грибного супа – "грибницы", как его называла Евдокия Ивановна, мне в жизни не доводилось есть. Евдокия Ивановна владела секретом, который достался ей по наследству. Она была из крестьянской семьи, то ли из Чувашии, то ли из Мордовии. Была очень аккуратной, жизнелюбивой и мудрой, как морская черепаха. В бога не верила, насколько мне известно было, но жила по божеским правилам, женщина была строгих нравов.

В это же время я познакомился с будущей хорошей подругой, любимой женщиной Тумановой Ниной. Дело в том, что моя хозяйка и мать Нины были подругами, то ли до войны жили рядом и дружили, то ли ещё родились в одной деревне. Дом, где родилась Нина, стоял до войны на углу 16 линии и Малого проспекта (теперь там сквер). Нина с матерью иногда навещали хозяйку. Мы познакомились и, как призналась потом Нина, я ей сразу понравился. Мы стали встречаться, вместе проводить свободное время. Затем я стал частым гостем дома у Нины.
 
Тумановы жили на Среднем проспекте, 56-9, как раз против клуба "Орджоникидзе". Вскоре наша дружба переросла в любовь, которой не суждено было логически завершиться в будущем.

Как известно ничто так не вдохновляет на хорошие дела и поступки, как любовь. К этому времени я мог уже себе позволить сделать некоторые приобретения и купил этюдник с красками и прочими художественными атрибутами, купил готовые к живописи картонки и стал ходить на этюды, рисовать маслом. Так начала осуществляться моя мечта. Не смотря на стесненность, Евдокия Ивановна не препятствовала моему творчеству, а наоборот всячески меня поддерживала и выступала в качестве критика-ценителя.

Я прислушивался к её мнению, которое очень часто совпадало с моей интуицией. Здесь были написаны первые восемь работ маслом, которые я включил в свой каталог, если не считать этюдов. Это такие работы как: "Липы над прудом", "Лесная просека" и др.

У Евдокии Ивановны я прожил больше года. Все было хорошо за исключением того, что приходилось жить в одной комнатке, хотя и с хорошим человеком, но все-таки не родным, был не вполне свободным в действиях, всё время чувствовал себя скованно.

Мой съезде с этого адреса ускорила ревность соседа к своей молодой жене Саре. В коммунальной квартире кроме Евдокии Ивановны проживала еще еврейская семья (муж и жена). Дело дошло до драки, после чего я не мог больше, оставаться там.

21.

Следующим моим пристанищем в моих скитаниях по Ленинграду, был дом возле сквера, что на углу проспекта М. Горького и улицы Олега Кошевого на петроградской стороне. Это была малюсенькая комнатка на втором этаже с окном в маленький дворик-колодец. Вся комнатушка выступала из общей стены в виде прямоугольного эркера (закрытого балкона). Комнатушка была настолько маленькой, что кроме урезанной в длине кровати и стула в ней трудно еще что-либо вместить не в ущерб свободного места. Так как в это время я писал книгу "Женьшень”, о здоровье и долголетии, то мне нужен был стол. Пришлось купить журнальный столик. Получилось как нельзя лучше, в комнатке сразу стало уютней, правда писать было не очень удобно, приходилось всё время быть в наклоненном положении. Кровать была хоть достаточно широкой, но настолько короткой, что мне приходилось спать в скорченном положении, отчего сильно уставали ноги и всё время хотелось их вытянуть. Приходилось спать по диагонали кровати или поднимать ноги над кроватью на стенку. Главное, чем я был доволен, что сам себе был хозяин. Заплатил за месяц вперед и больше к тебе никаких претензий, типа: когда пришел, с кем и прочее. Вот в таких условиях и была написана книга о здоровье и долголетии.

Кстати несколько о судьбе книги "Женьшень". Название взято в кавычки не случайно. Этим как бы говорит содержание, что здоровье и продолжительность жизни зависит от выполнения требований и рекомендаций изложенных в книге, от его сути, а не от корня женьшеня.

Книга была создана кустарным способом всего в трех экземплярах. На свои скудные средства разумеется. Если б мне позволили, я б не мог её издать в типографии. Даже при создании всего трёх экземпляров кустарным способом мне пришлось истратиться и несколько месяцев пребывать с сильно затянутым ремнем. За всё приходилось платить, начиная от покупки бумаги, машинистки и кончая переплётчику. Два раза отправлял в издательство "Медицина" свою рукопись, но под разными предлогами, один из которых был таким: "так, как в настоящее время в "портфеле" редакции... " - моя книга издана так и не была ни в первый, ни во второй раз. Мне дели понять, что желающих издать свою книгу и без меня хватает, даже со степенями доктора и академика, не считая кандидатов - куда уж мне голодранцу, без роду племени. Пришлось на тем и успокоиться.

Один экземпляр я храню у себя, один - подарил московскому другу А. Михненко и один – Н. Тумановой, чья любовь вдохновила меня и дала мне силы на кропотливый труд, длившийся почти год и потребовавший почти что всё свободное время.
Иногда я выходил "проветриться", подышать свежим воздухе или прогуляться по парку до станции метро и обратно, до зоопарка. Особенно любил прогулки зимой, перед сном, по почти пустому парку, по очищенным от снега дорожкам с поскрипывающим снегом. Иногда ходил в кинотеатр "Великан" посмотреть нашумевший фильм или в театр - благо, всё рядом, в минуте ходьбы от дома.

Хороший район был и в смысле питания в выходные дни. На углу всегда работала молочая столовая, чуть дальше - ресторан "Демьянова уха", а ещё дальше, за ЛОМО - базар, ну и совсем рядом - гастроном, аптека и пр. Но чаще всего, особенно в тёплую погоду, летом, я выходил в парк сразиться с кем-нибудь в шахматы или просто посмотреть, как играют другие прямо на скамьях.

Хозяйка моя – Валентина – была ещё молодой женщиной, но почему-то жила, одна в большой комнате, в той же коммунальной квартире, что и я. Как потом выяснилось, он страдала душевными расстройством неопасными для окружающих и периодически попадала в больницу. Мы общались редко, никогда ни каких претензий Валентина мне не предъявляла. Что касается соседки по коммуналке, то она с хозяйкой моей жили, мягко говоря не дружелюбно. Не думаю, что психическое состояние Валентины было тому причиной, скорей наоборот, беспрерывные ссоры стали в результате причиной такого недомогания хозяйки.

После завершения работы над созданием документов по капитальному ремонту АСВ-85 в Управлении гидрографии ВМФ, наш отдел приступил к работе по созданию документации на капитальный ремонт кругового радиомаяка КРМ-100, который изготовляли на одно из заводов г. Красноярска.

Первая командировка, ознакомительная, была в сентябре 1965 года. Впечатлений была уйма. В Сибири я побывал впервые, дальше Урала ещё не был. Поселился в лучшей гостинице города, в центре, недалеко от дома-музея знаменитого красноярца художника 3.И.Сурикова. Красноярск, хоть и расположен на гористой местности и сильно разбросан, мне понравился своеобразием. Он разделён широким Енисеем на две составляющие: левобережье - культурно-гуманитарная часть, где находится фактически центр города. И правобережье - промышленно-техническая и жилая часть города. Перед самим моим приездом, как раз был пущен в эксплуатацию мост через Енисей для автомобильного транспорта и пешеходов, за который впоследствии было назначена государственная премия. Величественное и красивое сооружение.

Надо сказать, что эта командировка для меня была путёвкой в волшебный сибирский край. Имея уже опыт и зная, что нужно для дальнейшей работы я быстро, в течение буквально недели, ознакомился с производством, с документацией, сделал необходимые записи и пометки в блокнот, заказа что необходимо, чтобы выслали почтой, записал телефоны нужных людей. Короче говоря, всё, для чего я был сюда посла было выполнено. Больше того, ознакомившись с конструкцией КРМ-100, выявил её недостатки и подал в комитет по рацпредложениям на заводе свои замечания и предложения по усовершенствованию конструкции. Суть моего рацпредложения заключалась в том, чтобы упростить конструкцию органов настройки, для чего предлагалось изменить компановку расположения отдельных узлов на шасси блоков. В имеющейся конструкции перестройка вариометров осуществлялась с помощью маховика на передней панели блока. От маховика вращательное движение передавалось на ротор вариометра через сложную систему валов с конусными зубчатыми колёсам и червячными передачами. Система настройки была сложной, громоздкой и дорогостоящей, трудоёмкой при изготовлении. Я предложил, переместив вариометры непосредственно к передней панели, упростить систему настройки передатчика, не меняя его характеристик, удешевить производство и ремонт. В этом случае вращение (по ворот ручки настройки) маховика через короткий шток, без всяких лишних колен, передавалось на ротор вариометра.

22.

Разделавшись с делами, у меня появилось много свободного времени которое я, как всегда в новом для меня городе, решил полностью посвятить знакомству с городом и его окрестностей, поездить, посмотреть во всё концы. Пришлось очень много походить пешком.  Побывал везде, где только можно было побывать, начиная от краеведческого музея и дома-музея художника Сурикова и кончая заповедником "Столбы" и строительством Красноярской ГЭС. Побывал даже в Красноярском политехническом институте и в пригородных местах, где как раз шла уборка картофеля.

Красноярский краеведческий музей один из лучших и пожалуй самый разнообразный и богатый экспонатами среди музеев того же назначения, которые я видел до сих пор. Особенно мне понравились панорамные витрины с группами разных животных художественно оформленных. Побывал и на правобережье, осмотрел промышленный район и новостройки.

В одно из воскресений решил поехать на "ракете" по Енисею в г.  Дивногорск, чтобы посмотреть на молодой, только что построенный, город в тайге на берегу могучей реки, современный красивый. Для строителей Красноярской ГЭС с красивым соответствующим названием, а самое главное,  посмотреть на строящуюся гидроэлектростанцию крупнейшей на то время, в мире.  Хорошо, что я захватил с собой фотоаппарат с новой плёнкой. Почти все дни моего пребывания в Красноярске были чудными, стояло бабье лето. Берега Енисея сказочные сами по себе, с причудливыми скалами, особенно живописны в осеннем разноцветье. Я не успевал переводить кадры. За каждым поворотом открывался новый, ещё более впечатляющий и поражающий своей красотой пейзаж.

Сам Дивногорск небольшой, но современный, чистенький, тихий, зелёный расположен на правом (низком берегу Енисея). На другом берегу - скалы, на которых (в промежутка между утёсами, на зелёном фоне травы) была выложена из огромны камней, побелённых известью, надпись "Слава КПСС". Через час, осмотрев город, мы поехали в автобусе на строящуюся гидроэлектростанцию. Это было самое интересное, поражающее своим огромным размахом, гигантизмом. Гигантская железобетонная махина, что в длину, что в высоту, что в ширину - громаднейшая глыба из железобетона, аж дух захватывает от чувства гордости за человека, глядя на строительство сверху вниз и становится жутко и страшно смотреть на ревущий внизу, покорённый человеком Енисей. Невольно становится жалко, как при виде связанного по рукам и ногам, уже ничего не могущего сделать, но ещё не примирившегося огрызающегося, ревущего, сильного дикого и гордого зверя.

На стройке почти-что никого не было. Несколько рабочих сварщиков и несколько рабочих копошились, как маленькие муравьи внизу котлована, возле машины с длинной стрелой. Не знаю то ли меня приняли за фотокорреспондента, но я свободно фотографировал все, что мне было интересно: и сам котлован, и общий вид строящейся ГЭС с левого берега и с правого и даже залез по высокой специальной лестнице на портальный кран и сфотографировал всю стройку с высоты птичьего полёта. Вся фотоплёнка ушла на поездку в город Дивных гор и на Красноярскую гидроэлектростанцию. Теперь эти снимки и сама пленка хранящиеся у меня, являются музейной редкостью, реликвией, а для меня памятью о Красноярске 1965 года. Но если бы я, будучи в Красноярске, ничего, кроме заповедника "Столбы", не видел и тогда не переставал бы молить бога и благодарить за предоставленную возможность побывать там, в к краю сказочно чудесных скал и живописнейших видов, открывающихся панорамно с любой мало-мальски открытой вершины или открытого места. "Чудо природы" - иначе не назовёшь.

Когда я попал в это царство каменных глыб, созданных природой и напоминающих сказочных существ, как будто созданных разумной сверхъестественной силой, меня всё время сопровождало сложное чувство. Одно меня поражало, другое восхищало, третье удивляло, а всё вместе заставляло влюбляться, любоваться - нельзя было оторвать глаз от этой красоты и не хотелось уходить, хотя день клонился к вечеру. Выбирался, в этот раз, я со "Столбов" в полутьме. Было жутковато, там более места не знакомые, хоть и вышел уже на дорогу ведущую в город.

Второй раз я посетил заповедник уже перед отъездом в Ленинград. Решил пойти пораньше, чтобы побольше пофотографировать. Было раннее утро. Перешел по висящему мосту через р речушку, одного из притоков Енисея, и стал подниматься на гору. Надо сказать, что на этот раз решил идти другим путём, не тем, которым шел в первый раз, с тем чтобы увидеть то, чего ещё не видел и сфотографировать на память.

Иду не торопясь, вдыхаю утренний уже слегка морозный воздух. Дышится легко, на душе хорош, беззаботно, полный активный отдых - так и хочется запеть, но кругом такая тишина, что было бы кощунственно её нарушать. И вдруг, как только я перевалил через излом вершины горы и вошел в березнячок, что-то "залопотало", затрещало. От неожиданности я, аж вздрогнул и сердце сжалось в испуге. Но в следующую секунду я увидел, метрах в тридцати от себя, убегающую стайку диких косуль. Я пожалел, что не настроил заранее фотоаппарат - больше такого случая может и не быть. Лучше позже, чем никогда, и я приготовил по экспонометру выдержку, дальность на ближайший час, но к сожалению кроме зайца и каких-то крупных птиц больше ничего заслуживающего внимания из живности не встретил.

23.

Второй раз в командировке в Красноярск я был апреле, начале мая следующего года. К этому времени наш отдел заканчивал готовить документацию на капитальный ремонт радиомаяка кругового действия, поэтому командировка обещала приятное время препровождение. На этот раз, правда, мест в центральных гостиницах не оказалось, пришлось поселиться в одной из гостиниц от завод изготовителя КРМ-100 на окраине города. В первый же выходной день, с утра пораньше, я отправился в путь, в заповедник "Столбы". Кажется это было в праздничные дни, первого или второго мая. Уж было достаточно тепло, но в горах, в лесистой местности и в тенистых местах ещё лежал глубокий снег, покрытый ледяной коркой. Так что пробираться в таких местах было исключительно тяжело и неприятно. Ноги проваливались порой по колено в снег, а под настом снег сыпучий, ноги теряли опору, скользили, а корка удерживала, от потери равновесия часто приходилось падать и барахтаться в сыпучем снегу, с трудом освобождая ноги. Ещё в самом начале пути, столкнувшись с такой преградой, вкрадывалась мысль, а не вернуться ли назад пока не поздно, но упрямство желание снова увидеть сказочную красоту, воля, толкали на преодоление одного такого массива за другим, тем более, что впереди уже были видны и манили к себе, завлекали причудливые изваяния простой тишина - красота. Высокие вершины до половины были припорошены снегом, видимо ночью здесь выпали осадки в виде снега, но тут же на глазах, по мере того, как пригревало солнце, снег таял.

Подумал, что кроме меня в заповеднике в праздничный день никого больше нет, тем более, что ещё очень много снега, но оказалось, что и среди местных нашлись "ненормальные". Я удивился когда поднявшись на одну из скал по пологой стороне, я сначала услышал голоса людей, а затем и увидел юношу и девушку. Как выяснилось потом из разговора, это были молодожены, оба студенты и заядлые скалолазы. Они решили отметить и провести праздник на скалах. Мы разговорились, познакомились.
Узнав, что я из Ленинграда в Красноярск приехал в командировку, они согласились провести меня в самое кольцо, которое находится на вершине скалы, под таким же названием (скала кольцо) и куда мало кто знает, как пройти. Снизу это кольцо напоминает ушко в иголке, но на самом деле это отверстие в скале, имеющее наверное больше пяти метров в высоту и до трёх метров в ширину. Я пошел за ними, всецело полагаясь на них, как на знатоков и хозяев этих гор. Мне и в голову не могло прийти, что они меня заведут к пропасти в буквальном смысле слова, но так оно и получилось.

Ребята были подвыпившим и видимо не отдавали себе отчета в том, что имеют дело с дилетантом в альпинизме и в скалолазании им не чета, да и с "экипировкой" у меня плохо обстоит дело. Ребята были одеты в спортивное трико, на ногах кеды с резиновой подошвой. Я же был одет, как пижон (может им захотелось проучить пижона, осмелившегося заявиться в мир скал и обрывистых ущелий)? На мне были тесный костюм, сверху болоньевый плащ, на груди висел фотоаппарат, на ногах полуботинки с кожаной подошвой. К кольцу мы вышли сравнительно легко, если не считать то обстоятельство, что нам пришлось по очереди перепрыгивать глубокое ущелье (разлом в скале) шириной метра полтора если не больше, причём пришлось прыгать сверху в низ с высоты около двух метров. Тем самим мы себя загнали в тупик, в ловушку - обратного хода нет. Вся надежда, что впереди будет выход.

Вот и кольцо. Я сделал несколько фотоснимков на память. И тут выяснилось, что отсюда выйти можно только, если спустится по едва обозначенному желобку в вертикальной пятидесятиметровой высоты голой и гладкой скалы - другого выхода нет. Я как глянул вниз, у меня аж коленки затряслись от страха. Меня охватил ужас. Сразу пришла мысль - мне отсюда ни в жизнь не слезть, это конец или придётся просить ребят, чтобы прислали спасателе альпинистов со спец снаряжением, но тогда - позор, стыд и ждать помощи может придётся не одни сутки. Это пока они возвратятся, пока дозвонятся, соберут кого нужно, в праздничные дни это не прост сделать. Словом, я уже не рад был, что связался с этими безответственными юнцами, проклинал себя за то, что вообще сюда пошел, хотел же возвратиться, так нет же, все люди как люди - сидят себе за праздничными столами, смотрят демонстрацию по телевизору или праздничный концерт, а тут - хоть плачь. Эти или подобные мысли пронеслись мгновенно в моей голове.

Тем временем, нащупывая ногами выемки в желобе и цепляясь за зазубрены в скал руками, первым слез до самого земляного склона парень, и стоя далеко внизу стал корректировать спуск своей подруги, подсказывая девушке какой рукой за что хвататься и куда какую ногу ставить. Девушка спускалась медленно и дольше парня, но вот снизу зазвучал и её чуть дрожащий от волнения и не спавшего ещё напряжения голос. Очередь настала моя. Делать было нечего. О том, что сама мысль о спуске меня пугает, конечно умолчал. Я не имел права запятнать честь ленинградца. Если они (даже девушка) смогли спуститься, значит и я должен смочь. Я молча начал супск. От напряжения и страха руки и ноги дрожали, тело покрылось потом. С первых же секунд я почувствовал весь ужас своего положения. Кожаная подошва моих ботинок соскальзывала с еле заметных выступов на вертикальной стене, как только тяжесть тела я переносил на ногу. Приходилось рассчитывать только на цепкость и силу пальцев рук. Благодаря им, я не сорвался со скалы, когда одновременно обе ноги соскользнули со скалы. Пальцы до боли впились в трещинки скалы. Камень был холодный и руки озябли так, что пальцы не чувствовались, были, как не свои. Был момент, когда мне всё мешало и фотоаппарат болтающийся на шее, и казалось тянущий вниз (спускаться пришлось, по совету "проводников" о спиной к скале), и плащ постоянно задирающийся на спине, и тесный костюм не позволяющий мне широко расставлять ноги, как того иногда требовали обстоятельства, чтобы достать до выступа. Спустившись метров пять, я настолько ослабел, от физического и морального напряжения, что запаниковал и хотел было уже возвращаться - "пока не поздно" - назад на скалу. Мне снизу, что-то кричали, но я ничего не хотел слышать, не понимал. Меня как парализовало, я боялся сдвинуться с места - ни туда, ни сюда. Стоял и ведь дрожал на высоте, на четырёх точках. Немного придя в себя я подумал, что долго мне так не продержаться, ещё немного и силы совсем меня оставят и я сорвусь.

Главное необходимо было укротить обуявшую и овладевшую мной панику. Я стал собой командовать: выбора нет, нужно продолжать спуск, полпути позади, ещё немного потерпи, не торопись, спокойней, чем ты хуже их, если они смогли - значит и ты сможешь. Опыт подсказывал, пока не убедишься, что нога встала надёжно и не соскользнёт, не отрывай другую ногу. И еще все время должен находиться одновременно на трех точках, и еще, вниз не гляди, а гляди только туда, куда перемещаешь руку или ногу. Когда до ребят оставалось метров пять я понял, что теперь останусь жив если даже сорвусь, то на смерть не разобьюсь. Там, где стояли ребята, был уже склон, хоть ещё и довольно крутой, но с него уже можно спускаться без помощи рук. Наконец мои мучения и страхи закончились. Сколько прошло времени не знаю, может минуты пять, десять, но мне показалось, что я спускался с "того света" - целую вечность.

Можно сказать, что я чудом не сорвался и остался жить. Потом уже, разглядывая свои в кровь поцарапанные руки, был горд и удивлялся сам собой и даже сфотографировал тот злосчастный спуск, чуть не стоивший мне жизни.
Странно, но после всего этого я с молодожёнами залезали на "мартышку" (обезьяну) и другие "столбы" . Уж больно заманчиво было иметь фото на память. Я знал, что больше в Красноярск командировка на ближайшее время не намечается. Больше я на "столбы" не ходил, хотя время для этого было.

Для себя я сделал новое открытие - это зона отдыха на левом берегу под Красноярском. Зона отдыха -любимое место красноярцев, куда они выезжают семьями в любое время года. Здесь отличный ландшафт, сравнительно пологие горы, равнины с берёзовыми и сосновыми рощами. Только здесь, пожалуй, можно увидеть, когда на южных голых склонах буйно цвели крупные желтые цветы, а на северных, лесистых –катались на лыжах любители на, ещё глубоком, потемневшем снегу.
Я взял себе за правило: при поездке в командировку, брать с собой фотоаппарат. Поэтому каждый раз я привозил по несколько заснятых плёнок. На этот раз я также сделал много снимков и в заповеднике "Столбы", в самом городе и в его окрестностях.

24.

Вернувшись с командировки, я приступил к работе над оформлением машинописного экземпляра и чертежей для "Руководства по капитальному ремонту радиомаяка КРМ-10О6". К подготовке всей документации к издательству. В это время вышли из печати пробные экземпляры "Руководства по ремонту средневолнового радиомаяк АСВ-58". Один из первых мне вручили в торжественной обстановке, как руководителю группы, занимающейся этим проектом. Поздравили меня с первым моим печатным трудом, а начальник отдела капитан второго ранга Александр Козлов сделал на" Руководстве" дарственную подпись.
 
Всё шло хорошо, но вот по Управлению пошли слухи о свёртывании работы нашего отдела. Следовало ожидать расформирования и сокращения всего Управления и даже перевода его в другое здание, якобы на площадь Труда. Поэтому я решил не ждать чем дело закончиться, а подыскивать себе новое место работы.

Искать пришлось недолго. Уже с конца мая я начал работать в Северо-Западном управлении гидрометслужбы, в должности старшего инженера отдела новой техники, который только начинал организовываться. Переход из одной организации в другую происходил без малейшего перерыва. Так, двадцать третьего мая я уволился в одном Управлении, а двадцать четвёртого - начал работать в другом.

Произошло это вот почему. Когда я подал заявление об уходе по собственному желанию, начальник отдела А.  Козлов, в подчинении которого я работал, заупрямился и ни в какую не хотел меня отпускать до тех пор, пока я не закончу работу по отправке всех материалов касающихся КРМ-100, в типографию. Я объяснил ему, что не намерен терять хорошее место, что если командование заинтересовано, чтобы работа была выполнена в срок, необходимо договориться с администрацией СЗУГ, чтобы они подождали меня - оставили вакантным должность ст. инженера Отдела новой техники для меня. Дело дошло до капитана первого ранга Курбатова, который возглавлял в то время Управление гидрографии ВМФ. Было принято компромиссе решение – направить вместе со мно й в Управление гидрометслужбы начальника второго отдела А. Козлова с ходатайством от имени командования гидрографии ВМФ об оставлении на неделю за мной должности старшего инженера нового отдела. Последние дни пришлось работать как никогда, не считаясь с временем, но все было закончено в срок. Жалко, что из печати "Руководство на ремонт КРМ-100" вышло без меня. Хотелось, чтобы и это печатное издание, автором которого я был, было у меня, как память.

На новом месте я сразу взялся за дело с большим интересом. Работа, в основном, была связана действительно с новой техникой, в то время только начинающей поступать на вооружение службы, определяющей метеоусловия и погоду. Главное, что это была, в большинстве своём, радиолокационная техника, с которой сталкивался, работая в НИИ п/я 188 и, о которой я имел весьма приличное представление и некоторые знания полученные в ВУЗе. Буквально с первых же дней пришлось знакомиться с наличием и состоянием различного оборудования непосредственно на многочисленных метеостанциях, разбросанных по всему Северозападу. Всюду, куда бы не поехал, были трудность и с кадрами специалистов, и с поступлением нового оборудования, даже с бытовыми условиями работников метеостанций, которые также приходилось решать, как представителю Управления.

Основных было три объекта (не считая само Управление, находящееся на 22-23 линии Васильевского острова) - это Институт метеорологии в п.  Воейково, аэродром "Пулково" и Центральная ленинградская метеостанция, находившаяся в то врем в том месте на Петроградской стороне, где в настоящее время находится Дворец молодёжи. На метеостанции новая техника только начинала поступать, поэтому приходилось прогнозировать погоду в основном с помощью примитивных устройств, например, собирали в специальной ёмкость дождевую воду, чтобы определить количество выпавших осадков за каждое сутки и простым суммированием определяли количество выпавших осадков за месяц, год.

Для меня, самым интересным показался прибор, с помощью которого определяло уровень солнечной радиации (кажется называется "Геликон"). В основе его является стеклянный шар из особо прозрачного стёкла, который автоматически с помощью высокоточного механизма отслеживает движение солнца, лучи которого фокусируются в пучок. Который в свою очередь нагревает пластину с чёрно-белыми квадратиками в виде шахматной доски. Чёрные квадратики поглощая солнечный луч сильно нагреваются, а белые - отражают солнечный луч. Таким образом создаётся как бы термопара. К каждому квадратику (с обратной стороны) подведён провод. Суммарная термо ЭДС подается кабелем в помещение на усилительное устройство.
Усиленный сигнал записывается на ленте самописца, по которой можно определить в какое время какая была солнечная радиация. Жарче солнце, больше суммарная эдс - больше отклонение стрелки (индикатора) на самописце.

Первым делом, новая техника поступала конечно же, на обслуживание метеосводками аэродрома "Пулково" и   в обсерваторию Воейково. Здесь уже были радиолокаторы: типа "Метеорит" и "Метеор", новейшие радары с трёхметровой параболической антенной, работающей в сантиметровом и миллиметровом диапазонах с радиусом действия до трёхсот километров. Три такие станции перекрывали Союз от Мурманска до Батуми и обеспечивал все аэродромы в полосе шестьсот километров метеосводкой на данный момент времени. Эту машину, наверно, видели стоящей на искусственно созданном возвышении, все проезжающие мимо Пулкова.

В то время во всей стране было всего лишь две такие станции и те еще работали в испытательном режиме. Как я уже сказал, одна станция была на аэродроме "Пулково" - другая при институте в п. Воейково. Так как станции "Облако" работали на сверхвысоких частотах и были очень мощные, то у них была предусмотрена возможность дистанционного управления при длительной работе, но тогда пульт дистанционного управления ещё не был смонтирован, поэтом приходилось работать непосредственно на станции операторам и наладчикам. 

Долго не могли подобрать помещение для пульта в здании аэропорта. Для уменьшения дозы облучения необходимо было операторам и наладчикам работать в специальных комбинезонах с мелкой металлической сеткой и весившей наверное не меньше пуда. Но если учесть, что летом в таком комбинезоне слишком жарко, а зимой слишком холодно, то понятно, что комбинезонами никто никогда не пользовался, не смотря на строгие требования техники безопасности на этот счёт. Летом внутри машины такая духота от нагревшейся на солнце обшивки, от работающих мощных магнетронных генераторов и модуляторов, что работать в одних плавках и то было невмоготу - больше двадцати минут трудно выдержать. Передо мной стояла задача: как можно быстрей самому изучить все эти станции и установки, чтобы впоследствии передавать, свои знания подчинённым. В отделе, к моему приходу, было только два специалиста, хорошо знающих старое оборудование. Им тоже пришлось осваивать новую технику. Параллельно с освоением новой техники приходилось заниматься ремонтом и регулировкой старого оборудования. Чаще всего выходила из строя импульсная установка для определения высоты облачности на аэродроме. Она находилась в каменной будке в самом начале взлётной полосы на заболоченном месте. Постоянно выходил из строя высоковольтный трансформатор из-за межвитковых пробоев, либо высоковольтной обмотки на корпус. Установка не могла работать несколько дней, пока не перемотают обмотки трансформатора.

По личному указанию начальника Управления, я поехал на аэродром, чтобы на месте разобраться в причине столь частого выхода из строя очень важной для обеспечения полётов установки, определяющей высоту облачности непосредственно над взлётной полосой. Вывод я сделал сразу, как только переступил порог помещения, в котором находилась установка -одновременное воздействие двух факторов окружающей среды повышенной влажности и высокой температуры. В помещении было как в парилке, главное, что важнейшие факторы: влажность и температура не контролировались, никем никогда не измерялись и даже для этого не было приборов, хотя в инструкции по эксплуатации предельное значение влажности и температуры были оговорены. И, как известно любому инженеру, одновременное превышение двух этих факторов самые нежелательна явление.

О своих выводах я доложил начальнику. Была дана соответствующая команда. Установили приборы для измерения температуры и влажности в помещении, приточно-вытяжную вентиляцию, завели журнал, в котором оператор расписывался за контроль влажности и температуры во время работы установки. В результате проведённые мероприятий, работа установки определяющей высоту облачности непосредственно над взлётной полосой, стала нормальной и главное, безаварийной. По крайней мере пока я работал в УГМС, больше пробоев в трансформаторе импульсной установки не было. Видимо этот случай поднял мой авторитет в глазах начальника и всего коллектива, так как, после него, ни одно решение в части техники не решалось без моего участия или моего совета, ко мне стали прислушиваться даже "старожилы".

25.

Всё это время я продолжал снимать "углы", и никакой перспективы в этом плане не было видно. Жениться на "квартире" я принципиально не желал, раз попробовал - хватит. На работе я узнал, из разговоров, что многие побывали на Севере, на островах и на побережье и прилично заработали. Можно заработать на ЖСК.
Так один молодой парнишка, с которым я разговаривал, мечтал купить мотоцикл. Поработал на северной метеостанции всего один год и смог купить себе "ИЖ-6" . На мой вопрос чем он там занимался сказал - да собственно ничем, пил спирт (его там хоть залейся) ел, спал и слушал радиоприёмник. Иногда, когда позволяла погода, выходил на метеоплощадку, снимал показания с приборов и расчищал дорожки от снега, а летом ловил рыбу, ходил по грибы. У меня возникла мысль, а не поехать ли и мне куда-нибудь в северные края, (где платят "северные" и можно заработать на кооператив)? Я отдавал себе отчёт, что кооператив это не мотоцикл, но годика за пять можно будет накопить. Перемучаюсь, зато заработаю себе на жильё. Одно для меня стало совершенно ясно, что необходимо что-то предпринимать, что так дольше жить нельзя, надо уже определяться в жизни. Нужно иметь своё жилье и грош мне цена, как мужчине, если я не сделаю всё, что возможно, пока позволяют силы, здоровье, чтобы заработать на собственное жилье и затем жениться по любви и привести свою избранницу в свой дом (квартиру).

Я принял окончательное решение - временно расстаться с любимым городом, с Ленинградом, и завербоваться на пять лет (тогда вербовали на первоначальный срок в пять лет). Вопрос возник теперь куда и как это сделать? На работе мне посоветовали написать письма сразу в три адреса: в г.  Норильск, на знаменитый горнодобывающий и обогатительный комбинат, в г. Петропавловск-Камчатский и во Владивосток, в "Дальрыбу". Я так и сделал. Через недели две пришли две телеграммы: из норильского комбината и из "Дальрыбы". В Норильске мне предлагали должность начальника связи комбината с соответствующим окладом и квартирой в центре города, а из  "Дальрыбы" предлагали работу в качестве преподавателя радиотехнических дисциплин в сахалинском мореходном училище в г.  Невельске. В отношении жилья, предлагалось проживание в семейном общежитии, с предоставлением через год однокомнатной квартиры. Таким образом и условия жилья и заработок на Сахалине были хуже, чем в Норильске. Взвесив все "за" и "против", я решил ехать на Сахалин, в г. Невельски, как в последствии подтвердилось - не ошибся в выборе.

Действительно, что меня ожидало в Норильске: Север, вечная мерзлота, тундра, полгода ночь темнота и мороз и огромная ответственность за бесперебойную связь всего огромного комбината, трудности с продуктами, особенно с овощами и фруктами, дороговизна. Достоинством было хорошая зарплата (через год-два я мог в то время накопить на однокомнатную квартиру) и сразу по приезде хорошее жильё. Если бы вербовали хотя бы на три года, а не на пять, то возможно мог согласиться, но как представил, что придётся в таких ужасных природных условиях жить вдали от Ленинграда целых пять лет, решил, что это не по мне - я за свою жизнь и так уже достаточно натерпелся.

На Сахалине хоть и за меньшие деньги и значительно худшие условии с жильём придётся работать, но там круглый год мне будет светить солнце и значительно теплей, чем за полярным кругом.

Хотя, надо сказать, что про Сахалин в то время, я так же мало знал, как и про Север, но найдя на карте г. Невельск на в южной части о. Сахалин и проведя параллели на карте, я сделал вывод, что так как Невельск находиться примерно на одной параллели с г. Сочи, то и климат должен быть соответствующий, значит там жить можно. В то время была популярной песенка про Сахалин, где пелось: "Я бросаю камушки с крутого бережка далёкого пролива Лаперуза". Эти то слова меня больше всего и смущали. Мне представлялся о.  Сахалин, как большой скалистый остров с крутыми обрывистыми берегами, на котором ничего не растёт, а только гнездятся птицы, где не за что даже глазу зацепиться, одни гонимые тучи свистящие в ущельях ветром.

Но логика взяла верх. Раз на острове имеются города и посёлки, живут люди и даже имеется железная дорога - значит там не так плохо, как представляется. Приняв окончательное решение, я тут же сочинил телеграмму, где дал своё согласие работать преподавателем в Невельском мореходном училище. На Перинной улице начал оформлять трудовой договор, готовиться к отъезду и проходить медицинскую комиссию. Одновременно подал заявление по месту работы на увольнение в порядке перевода в Сахалинское мореходное училище в г. Невельск. По "Положению", за мной закреплялось место работы после окончания срока Договора. Кроме того, за мной бронировалось право постоянной прописки в г. Ленинграде.

"Куй железо, пока горячо" - гласит народная по говорка. И я решил, пока суть да дело, написать заявление, собрать необходимые документы и подать их для оформления и постановки на очередь в ЖСК, с тем, чтобы не терять зря времени. Пока кооперативный дом будут строить, я успею заработать на него деньги.  Надо сказать, что в то время с ЖСК было очень просто: всюду можно было видеть объявления, призывающие желающих вступить в кооператив, были бы деньги, но денег-то ни у кого и не было из тех, кто нуждался в жилье.

В ЖСК принимали любого, даже с других предприятий лишь бы набрать необходимое количество жильцов. Причем и деньги требовались небольшие. Даже в каменных домах однокомнатная квартира, например, стоила не более трёх тысяч рублей.
К пятнадцатому сентября было всё готово к отъезду: закуплены, на выданные подъёмные и проездные, кое что из одежды, необходимые технические книги и справочники (почти половина большого чемодана), закуплены железнодорожные билеты, аж до Владивостока с пересадкой в Москве. Шестнадцатого сентября шестьдесят шестого года я выехал из Ленинграда. Меня провожала одна Нина.  В этот день хоронили Н. А. СССР Черкасова, поэтому по Невскому проехать можно было с большим трудом. Мы с Ниной спешили в такси на Московский вокзал и попали в затор в районе Елисеевского магазина. Хорошо было время в запасе, успели, попрощаться. Нина плакала, как будто чувствовала недоброе. В Москве была пересадка с Ленинградского вокзала, куда прибыл поезд на Ярославский, находящийся в сотне метров, хорошо рядом - не пришлось тащить далеко тяжеленный чемодан. Встречать и провожать пришли Анатолий и Тамара с букетом моих любимых гладиолусов. Проводы и особенно букет цветов подаренный в дорогу трогали до слёз. Первый раз в жизни мне дарили цветы, я не знал, как отблагодарить.