Между водой и сушей

   Это не мой рассказ, предупреждаю сразу. И не плагиат, ибо претендовать на какие-либо права не собираюсь. Скорее, комментарий по ходу.

   Знаете, гуляя по просторам ПРОЗЫ.РУ, чисто случайно наткнулся на рассказик некой Анилы Емпл. Это мог быть какой угодно другой рассказик, рассказ, или даже роман, но шарик рулетки остановился именно здесь. Впрочем, роман ТАКОГО уровня я бы вряд ли одолел. Понятно, что указанное имя автора не более чем псевдоним. Тем не менее, я отважился прореагировать, ибо произведение низкопробное до нельзя.

   И так, рассказик я прочёл, со скрипом и давясь. Спасло только, что он маленький, иначе бы до конца не выдержал. Впечатление в итоге удручающее. Но ещё больше удручает, что кто-то сподобился сравнить сей «перл» с «Алыми парусами» Александра Грина. Окститесь! Умоляю, не позорьте великого писателя настолько убогими сравнениями!

   Прежде, чем продолжу, считаю необходимым привести исходный текст дословно:

По причалу ходила какая-то печальная девушка, вернее сказать сердитая, но молодой капитан говорил своим матросам именно так.
- Там какая-то печальная девушка.
Матросы мыли палубу акварелью и ворчливо отвечали ему.
- Медная цепь в ее руках говорит нам обратное.
Девушка тем временем привинтила к цепи огромный булыжник и попыталась раскрутить цепь над головой, чтобы затем опустить булыжник прямо на корму. Но у нее ничего не получалось. Капитан смотрел на причал и каждые восемь минут переживал, когда ее попытки забросить цепь грозили вывихом руки.
- Снять якорь! Поднять паруса! - Прогремел ее голос на весь причал.
Матросы вздрогнули и кинулись к борту, узнать, что происходит.
- Чертеныш, - процедил капитан, - каждый месяц, когда мы здесь стоим - она тут как тут.
- Может пора сообщить в береговую полицию? - Посоветовал неспешно подошедший шкипер, - не ожидал, что мое плавание с вами начнется с такого.
- На самом деле я ее знаю, - неохотно признался капитан, - она когда-то была юнгой на этом корабле. Остригшие волосы, обычная мальчишеская одежда - никто ничего не подозревал. А когда я узнал - ей пришлось уйти.
- А как вы узнали?
- Она очень своеобразно вела себя, когда только едва освоилась на судне. Начала поправлять меня, не слушалась указаний, отдавала приказы команде вместо меня; наши дискуссии доходили до того, что я гонялся за ней по вантам, а когда ночью она все еще сидела там, укутавшись снастями, я раскаивался, что я, капитан и взрослый мужчина так несерьезно себя вел, и приходил забирать ее оттуда. Она насторожено осматривалась, но видела, что я приходил один и намерения наказывать за проступки на моем спокойном лице не было. Были ночи и в этой части палубы находился только я, и море волновалось, разбивая борт волнами. Я простирал руки вперед и с удивляющим меня самого добродушием показывал, что если она оступится - то я сумею ее поймать. Потом вместо того чтобы идти к себе в каюту и набираться сил перед новым трудным днем - я оставался там и замечал, что она тоже любит свежий ночной ветер, и тоже не уходит. Мы пили ром, непонятно как взявшийся в ее сундуке, и судя по тому, что ее взгляд оставался ясным и острым - она была хорошо знакома с этим крепким напитком. И и в какой-то момент я заметил, что она уж очень изысканно держит склянку в руке. Поворот головы, взмах отросших волос, легкая походка, певучие ноты в голове… Всё составило в уме понимание того, о чем я и раньше догадывался.
   Тогда-то я ей терпеливо объяснил, что она не сможет быть капитаном, потому что на корабле не может быть два капитана. Сказал ей, что я догадался, кто она, и что она больше не сможет остаться здесь.
- И каков был овет?
- Она сказала, чтобы я ушел вместе с ней… В тот день она была на удивление задумчива, и печальна. Хотя, потом, когда налетели высокие волны и я чуть не оказался за бортом, она не подала мне канат, а только пристально посмотрела и произнесла: «Давайте прямо сейчас уйдем. Вы первый плывите.» И она приготовилась прыгать. Я, кое-как выбравшись сам, конечно остановил её.
- Вы спросили ее, почему она посчитала, что вы, капитан, должны покинуть корабль вместе с ней? Как ей вообще такое могло прийти в голову? - Пожал плечами шкипер.
- Нет, не спросил. Мне и так известно.
- Поделитесь?
Капитан пробормотал.
- Она сказала тогда: «Зачем нам делить с вами корабль, давай поделим… с тобой сушу. А если тебя на суше не будет, то… как же так?» И умолкла. Прочитала в моем взгляде ответ, и днем ее уже на корабле не было.
Шкипер как-то неопределенно хмыкнул и несмело начал.
- Вы так молоды. Да, многого достигли, но неужели хотите провести здесь всю жизнь?
- Я сам думал об этом достаточно! Не нужно повторять мне. Я знаю, знаю! Когда она пришла - я сам только недавно стал капитаном, и думал, что являюсь им, и буду им всегда. Но с ней я был… Два капитана или две юнги. На суше нет этих определений. Вы не представляете, как мне ее не хватает.
Капитан заметил, что уже давно как возле него никого нет. Он посмотрел на причал. Девушка, которая в то время как раз угрюмо сидела на земле, подобрав полы парусинового платья - вдруг поднялась, словно поняла что-то. И булыжник на длинной медной цепи упал на корму, образовав шаткий мост.


   Давайте попробуем проникнуть в суть данной истории.

   До самого конца так толком и остаётся непонятным, с какой именно целью печальная девушка ходила по причалу. То ли хотела экзотическим способом проникнуть на корабль, хотя это гораздо проще сделать по спущенному трапу, то ли намеревалась кому-то что-то доказать. По крайней мере, ясной картины до самого конца рассказа не прослеживается.

  Ещё менее понятно, на кой чёрт ей возиться с цепью, да ещё медной, пытаясь зашвырнуть её одним из концов за борт. Да ещё с булыжником. Если в качестве моста, то никакой девушке, будь она хоть трижды заслуженной культуристкой, с такой «верёвочкой» не сладить. Плотность меди, да будет известно автору, больше, чем у железа, и весить такой импровизированный «трап» будет немеряно. Да и стоить соответствующе. Медь хоть и не золото, но тоже в цене. Использовать самый обычный канат куда проще, дешевле и надёжнее.

   Далее. Неожиданно в качестве собеседника капитана появляется некий шкипер. Осмелюсь донести до вас, уважаемый автор, что шкипер – это и есть капитан. А «Два капитана», это уже, простите, небезызвестный роман Вениамина Каверина, который тут никаким боком.

   Идём дальше. Поэтические сравнения – это, безусловно, здорово, но не до абсурда же. Как можно мыть палубу акварелью – при всём желании представить не могу. Точно также, как с трудом представляю хронометрически выверенные попытки капитана переживать ровно через каждые восемь минут.
 
   В общем, я взял на себя смелость немного додумать некоторые сюжетные линии и представить историю в более приземлённом и удобоваримом виде. Что из этого получилось или не получилось, судите сами.



   – Кавендиш, подь.

   – Сэр боцман?..

   – Сюда, говорю, иди. Девицу на пирсе видишь? С печальной рожей?
 
   – Девку-то?.. Так это… А то.

   – А то, а то, семь святых рыл, ты на рожу-то её посмотри, пень безмозглый. Знакома тебе? Я её вроде где-то уже…

   – Так это… Рожа-то что, рожа-то известная, – Кавендиш качнулся взад-вперёд, не обидевшись на пня, и смачно сплюнул за борт увесистый ком коричневой кашицы из жевательного табака. – Только это не просто там абы баба какая. Она… он…  как бы это… Короче, это юнга наш сбежавший, – уточнил Кавендиш, сплюнув вхолостую ещё раз.

   – Семь святых рыл, то-то зрю, что физию сю зрил уже где-то! – известил боцман. – Уж я ему… ей… теперь…

   – А то, – согласно покивал Кавендиш. – Мы ей теперь да, мы ей теперь того…

   – Вот же болван, – перебил боцман. – Кавендиш, тебе известно, что ты болван?

   – Так точно, сэр, всем известно. Так мне это… за ней сходить?
   
   – Семь святых рыл, да чтобы бабу на корабль?!

   – Так она почитай и так почти полгода у нас квартировалась, – напомнил Кавендиш.

   – Мужиком.

   – Сэр боцман?..

   - Как скажете, сэр боцман. То есть, это… приглашать сюда мы её не будем? На борт?

   – Болван.

   – Так точно, сэр боцман. Но вы это уже говорили. Разрешите идти?

   – Семь святых рыл, ты на наряд нарываешься?

   – Никак нет. Всего лишь жду ваших указаний.

   – Ждёт он, семь святых рыл. Что у неё в руках – видишь?

   – Так это… Цепь у неё. Вроде как. Медная, похоже. Денег стоит. И она к ней, похоже, какой-то булыжник прилаживает.

   – Зачем прилаживает – смекаешь?

   – Так это… видать, утопиться порешила, – предположил Кавендиш. – Наверное.

   – А ты не так уж и туп.

   - Так это… Как скажете.

   – Ступай.

   – Так это… Куда?

   – Да за юнгой нашим бывшим, идиот! Нам тут только утопленниц не хватало.

   – В смысле на корабль его вести?.. Её?..

   – Да уж лучше сразу на кладбище, болван! Иди уже, святое рыло!.. Свиное.

   Глядя на спускающегося по трапу Кавендиша, боцман рефлекторно принялся отбивать пальцами дробь о бортовое ограждение.

   – Проблемы? – осведомился неслышно подошедший капитан.

   – Нарисовалась одна, – боцман качнул головой в сторону пирса. – Тут юнга наш прежний объявилась… объявился. Торчит демонстративно там вон, и, кажется, вознамерился… вознамерилась утопиться. Я Кавендиша отправил, чтобы он это… ну… предотвратил, семь святых рыл.
 
   – Одобряю. Если не утопится, тащи её сюда. Поговорим. У меня к ней вопросов изрядно накопилось.

   – Бабу на корабль? – усомнился боцман.
 
   Капитан поморщился, болезненно отреагировав на не имеющее с его точки зрения под собой никакой почвы суеверие, будто женщина на борту – к беде, но возмущаться не стал. Лишь напомнил:

   – Эта «баба», если ты вдруг забыл, нас несколько месяцев за нос водила. И мы все дружно это кушали. Так что и сейчас от нас не убудет. А ежели…
   
   – Да вы не серчайте, капитан. Вы в своём праве, – не стал спорить боцман, несколько бесцеремонно прервав отповедь первого лица на судне. Впрочем, учитывая почти двойную разницу в возрасте, боцман иногда позволял себе делать замечания капитану, которые тот иногда сносил. Главное, чтобы поблизости не оказывалось свидетелей. – Но… Вы абсолютно уверены, что хотите после всего того снова его… её видеть?..

   – Лукреций!..

   – Всё! Я всё понял, капитан. Можете не продолжать. Как только Кавендиш эту дуру остановит, я немедленно притащу её к вам.
 
   Кавендиш меж тем без особых проблем достиг лица, к которому его отправили, и теперь интенсивно данному лицу что-то то ли объяснял, то ли доказывал, отчаянно жестикулируя. Лицо в ответ жестикулировало не менее жарко, главным образом адресуя жесты кораблю, возвышающемуся над пирсом.

   – По-моему, у девчонки к нам какие-то претензии, капитан, – предположил боцман.

   – Ко мне у неё претензии, – пробурчал тот, пристально наблюдая за разыгрывающейся на причале сценой. – Злится.

   – Семь святых рыл... – прокомментировал боцман, тут же, впрочем, деликатно умолкнув…

   Перепалка между Кавендишем и бывшем юнгой меж тем снизила накал, и теперь оба вполне мирно продвигались в сторону трапа.

   – Гля! – вымолвил Гевин, выплёскивая за борт ведро благоухающей концентрированной шваброй воды, цветом напоминавшей смешанную по полному спектру утилизированную акварель. – Мальчишка Николаус и дражайший наш Кавендиш вот-вот будут здесь! У кого-нибудь, кроме меня, к мальчишке остались наболевшие вопросы?

   – Остались, – немедленно оповестил подошедший откуда-то сбоку Клементайн. – Целая большая куча вопросов. Этих, наболевших. Мальчонка за ради бога расстарался. – Или уже не мальчонка, – ржанул он похотливо.
 
   – Отставить! – цыкнул капитан. – Чтобы никаких намёков!

   – Все слышали, семь святых рыл? – грозно продублировал капитана боцман.

   – Да за ради бога. Мы что, мы ничего, – заверил от имени младшего состава Клементайн. – Мы же понимаем.

   Что именно они понимают, уточнять он не стал.

   – Вот и понимайте, семь святых рыл! – счёл необходимым закрепить боцман. – Сразу после следующей склянки иду смотреть палубу, – добавил он. – И если хоть где-нибудь увижу…

   – Не вылизанный до золотого блеска фрагментарий, – синхронно рявкнули с десяток глоток, – то, семь святых рыл, семь шкур с вас спущу!
 
   – Рад, что не все мои слова пропадают втуне, – ворчливо добавил боцман, но было видно, что фраза присовокуплена так, для острастки. На самом деле, столь дословно прозвучавшая цитата собственных распоряжений явно пришлась ему по вкусу. – И чтобы никаких скабрезностей и провокаций, семь святых рыл, когда это… короче, когда юнга… баба окажется на корабле, – опасливо покосился он на капитана.
 
   Тем временем Николаус и Кавендиш вскарабкались по трапу, представ прямо пред очи капитана. Успевшая столпится поблизости команда, уловив грозный взгляд боцмана, спешно ретировалась.

   – Так я это… тоже пойду? – Кавендиш переводил глаза с капитана на боцмана и обратно, не будучи твёрдо уверен, к кому конкретно должен обращаться.

   – Да, – разрешил его сомнения капитан. – И спасибо тебе за профилактику утопления.

   – Чего?..
 
   – Чего!.. – практически в один голос воскликнули Кавендиш и бывший юнга. Причём, если первый спрашивал, то второй определённо возмущался.

   – Никто тут утопляться не собирался вовсе, – немедленно заявила девушка. – Не дождётесь.

   – А что же тогда означали твои пассы с цепью, – не удержался от вопроса боцман.

   – Уж точно не утопление, – хмуро сообщил бывший юнга. – Всего лишь намеревалась привлечь ваше внимание.

   – Привлекла, – заверил капитан. – Николаус…

   – Николь! – резко поправила капитана гостья. – Меня зовут – Николь!

   – Николь. Чудесное имя, – расплылся в улыбке капитан. – И что же тебя вновь привело к нам, Николь?

   – Вот только не надо притворства! – воскликнула она почти с ненавистью. – Или я должна опускаться до того, чтобы слёзно молить тебя вспомнить обо всём, что меж нами было!

   Несмотря на пылкость речи, видно было, что душевные силы девушки почти на исходе. Боцман, прочувствовав тонкость ситуации, сослался на какую-то срочность и поспешил ретироваться.

   – Кристиан, – капитан невольно вздрогнул, ибо на корабле никому не было известно его истинное имя, – неужели ты уже не помнишь, как мы пытались разделить на двоих корабль? Так вот теперь я пришла предложить тебе разделить на двоих сушу.

   – Знаешь… – капитан надолго замолчал, и в его глазах мелькнула такая боль, такая тоска. – Ты не знаешь. Возможно, когда-нибудь мы ещё поговорим с тобой на эту тему. Но только когда ты поймёшь, что на двоих делят не корабль, не сушу... На двоих делят жизнь…