Дартаньян

Я думал, что я - Д'артаньян, а я оказывается...
Подошёл к Толяну: "Толян, ну прочти мои стихи, посмотри как я выгляжу. Поговори со мной. Только не о житейском этом, не о работе, не о машинах опять. И не о том, какой Женька мудак. А о звёздах поговори со мной. Потом о какой-нибудь чепухе, которой не существует. А? И потом скажи мне какой я по-твоему за человек. Дартаньян я, или..."
Но Толян говорил, что ой, некогда, Валь. Тут то, и се. А потом ещё чего-то. Потом одел колокольчик на нос и отправился, как и положено, сопли на кулак наматывать.
А Ваня заставил меня сегодня усомниться, что я его знал десять лет, как доброго товарища. Они, говорит, педики там. Не, говорит, я понимаю все, и без всякого там. Не знаю, мне похер. Я своё не отдам. Живу один раз, это их проблемы.
Я его спросил
- Вань, что такое ямб? Что такое добродетель? Кто такой Шива? По ком звонит колокол?
Он закатил глаза. А я искал зацепку.
- Почему к Чайковскому так не справедливы? Как мог человек написать такую музыку? Разве люди это могут? Я думал, они могут, смеяться над кем-то, стрелять в кого-то, отнимать что-то, притворяться и отворачиваться. Но получается, что есть доказательства гениальности некоторых из них, доброты и сострадания? Ты знал это? А почему ты об этом никогда не говоришь? Раз могли одни, значит смогли бы и другие, как думаешь?! Значит просто не хотят?
Иван закуривает сигарету, периодически слегка кивает. Он поглядывает на вмятину на дверце своей Шкоды и думает, где ему подешевле её выправят, и как сбить денег с Олега Игоревича за ремонт двери, помятой по его невнимательности. Он не знал, что я могу слышать его внутренний голос. А я стоял к нему слишком близко, и его прагматичные мысли жужжали вокруг моей головы, как стая назойливых мух. Надо было уходить. Исключительно в научных целях я продолжил вопросы.
- Ты знал, что мы можем что-то изменить, кого-то спасти? Тогда почему ты никогда не говорил об этом? Ты говорил, что ты прирожденный лидер, но кому от этого радость, кроме тебя?
Последние пару вопросов я задавал уже самому себе, сидя в машине и выруливая на Стэирвэй то Хэвэн.