Глава 10. 5 Не всё таково, каким кажется

- Я думаю, с этим человеком нам больше не о чем говорить, - сказал я Уотсону. - Можете его пристрелить или спихнуть вниз - на ваше усмотрение, - и порадовался тому, как затравленно метнулись глаза Морхэрти.
- Нет, - сказал Уотсон, не двигаясь с места. - Но его всё равно нельзя отпустить. Я знаю, что делать. Вставайте, - он шевельнул дулом, обращаясь к Морхэрти. - Пошли.
Он повёл его к нашему домику, и я последовал за ними, беспокойно оглядываясь на тело - мне не очень хотелось, чтобы его нашли так скоро, что это помешало бы моим собственным планам. Лучше было бы призвать сюда полицейских, обезопасить хоть что-то вмешательством официальных властей, но и Уотсона оставить я не мог и пошёл за ним.
В этот миг и случилось нечто такое, что направило мои мысли в определённое русло: я увидел далеко внизу поднимающегося по тропе безумного полковника Фрейзера.
Тут я должен сказать несколько слов о несчастном полковнике. После происшествия с дочерью он окончательно спятил и почти позабыл английский язык. Уже одно это чрезмерное горе вызывало подозрения - он слишком изводил себя, слишком предавался отчаянию, что могло указывать, скорее, не на скорбь, а на больную совесть. Его не держали взаперти - несмотря на явное безумие, постигшее его после смерти дочери, вреда он никому причинить не пытался - задумчиво бродил по окрестным тропам, глядя большей частью себе под ноги и что-то бормоча. Я знал, что Морхэрти отправил письмо его родным и ожидал теперь, что за ним приедут и заберут. Ночевал он в санатории, там же его и подкармливали, во всё остальное время - свободно бродил и бродил, словно наложил на себя некую епитимью.
Так вот, этот самый агасфер сейчас и поднимался от санатория по тропе - возможно, к своему домику, соседствующему с нашим, а, может быть, просто , как обычно, бездумно бредя, куда попало. Он не спешил, и вряд ли собирался сворачивать, но ему оставалось не меньше двадцати минут, чтобы обрыв и родник оказались в поле его зрения.
Уотсон между тем заставил Морхэрти войти в дом, а потом передал револьвер мне:
- Держите его под прицелом, Холмс - я должен кое-что сделать, - он склонился над своим саквояжем.
Морхэрти отчаянно боялся - от него пахло страхом. И он стал белее бумаги, когда увидел, что Уотсон повернулся к нему со снаряженным шприцем в руках.
- Не тряситесь - это не яд, - презрительно сказал Уотсон. - Конечно, от заражения крови это вам умереть не помешает - я, признаться, слишком спешу, чтобы стерилизовать иглу, но пока ваша смерть в мои планы не входит. Не дёргайтесь и дайте мне сделать инъекцию - с ней у вас всё-таки больше шансов дожить до суда, чем с пулей в голове.
Морхэрти уступил, весь дрожа вибрирующей дрожью с головы до ног. Уотсон ещё не вынул иглу, как его глаза закатились под веки, и он обмяк. Уотсон не сделал даже попытки поддержать его, когда бесчувственное тело рухнуло к его ногам.
- Нужно его связать, - сказал он глухим чужим голосом. - Вставить кляп, запереть дверь. Тогда он не выберется.
- Но может задохнуться или захлебнуться рвотой.
- Вас это так сильно огорчит?
- Меня это огорчит хотя бы потому, что в этом случае мы окажемся виновны в его смерти.
- Хорошо, я переверну его вниз лицом и подложу ему валик под плечи, чтобы он не задохнулся. Из вашего одеяла. Хотя, сейчас я, пожалуй, с лёгким сердцем пристрелил бы его, но будь по-вашему. Что нужно делать дальше?
- Подключить полицию. Они должны увидеть тело раньше, чем оно исчезнет. Они должны опознать Моргана.
- А что же с Вьоджин Мур?
- Против неё нет доказательств, кроме моих соображений. Я, правда, уже расставил пару ловушек, но они смогут полноценно сработать только после того, как мы отпустим этого красавца.
- Отпустим? - Уотсон широко раскрыл глаза. - Вы хотите отпустить человека, который… который…
- Который может нам реально помочь. Мне было необходимо вывести его из строя только на время, чтобы он не опередил нас. Пока он в игре.
Уотсон дёрнулся, и его глаза свирепо сверкнули:
- Не называйте это игрой, чёрт вас побери, Холмс!
- Увы, мой друг. Трагичная и печальная, но сейчас это - игра, партия, в которой я готов играть краплёными картами, хотя обычно я не позволяю себе такого, но тут я сделаю исключение, а для этого мне нужна будет сделка с Морхэрти и ещё кое-что. А вы отправляйтесь сейчас искать полицейских. Нельзя затягивать с этим, - я взглянул на часы.
- Что я им скажу?
- Правду. Вы скажете, что выглянув из домика, увидели, как этот странный тип напал на меня и душит, что вы испугались за меня - испугались всерьёз, потому что я слабел и поддавался, а расстояние до нас нужно было ещё преодолеть. И вы спустили курок, рискуя попасть мне в голову, но попали всё-таки в него. Это же будет полной правдой, Уотсон - никакой игры. Вы, действительно, за меня испугались, и у вас были все основания за меня испугаться - ещё немного, и он задушил бы меня.
- А что в это время собираетесь делать вы?
- Проверить одну из моих ловушек. А вот теперь уже будет игра, поэтому выполняйте мои инструкции буквально. Возвращайтесь один, пусть полицейские следуют сюда сами, без вас. Скажите им, что у вас ещё срочное дело в санатории, что вас позвали осмотреть больного… ну, не знаю… с болью в животе или в сердце или с чем-то ещё, что не под силу специалисту по туберкулёзу, а только хирургу - сами придумаете. Скажите, что уже собирались спускаться, когда увидели меня, что никуда не денетесь и не собираетесь рисковать жизнью больного. Отговоритесь этим, но на самом деле возвращайтесь тотчас, только не на виду у них. Кстати, если вы встретите на тропе по дороге вниз полковника Фрейзера - да всё равно, кого, не останавливайтесь, не обращайте на него внимания и, упаси боже, не заговаривайте с ним. Миновав его, бегите бегом, но не напрямик и не на виду, а за камнями, по ту сторону кладбища - вы знаете. Упаси вас бог попасться под ноги Леды или на глаза её хозяйке. По дороге обратно же непременно зайдите в местную лавочку. Спросите, что угодно - например, почтовой бумаги или табаку, но между делом расскажите лавочнику, что произошло, не упоминая Морхэрти, разумеется. Старайтесь выглядеть возбуждённым - тогда ваш рассказ покажется достовернее.
Уотсон кивнул, а я поймал себя на том, что привычно инструктирую его, как уже тысячу раз было, зная, что он выслушает всё, запомнит и исполнит буквально. Вероятнее всего, его военное прошлое я должен был благодарить за такое качество характера - даже не понимая всего до конца, послушно и дисциплинированно исполнять мои инструкции. Уже одно это делало его незаменимым помощником.
- Затем наведите разговор на вашу жену. Думаю, это будет нетрудно. Думаю, что сам лавочник положит ему начало, выразив вам свои соболезнования. А тогда, не делая на этом особого акцента, скажите ещё, что получили предсмертное письмо от вашей жены, и что ещё не вскрывали его.
Он вздрогнул:
- Какое письмо, Холмс? Я не получал никаких писем.
- Право, дорогой Уотсон, от горя вы туго соображаете. Письмо появится в свой черёд - на этот счёт вы не беспокойтесь.
- Вы сами напишете его?
- Неважно. Важно, чтобы вы хорошо и правдоподобно сыграли свою роль. Насколько я успел понять, деревенская лавка - эпицентр местных сплетен, поэтому шепнуть туда об ослиных ушах царя Мидаса - всё равно, что написать объявления и расклеить на всех столбах. Уже через несколько часов получим свой профит.
- А с ним что? - Уотсон кивнул на Морхэрти.
- Ничего, если вы ручаетесь за ваше снадобье.
- Он может очнуться, но будет слаб и дезориентирован. И мы его связали.
- В таком случае поторопитесь. Скорее, Уотсон, скорее - время дорого. Делайте, как я сказал.
- Хорошо, я иду.
Я торопил его, потому что боялся, что он замешкается, и я не успею приготовить первую ловушку - самую незамысловатую, да я и не возлагал на неё особых надежд, но не в моих правилах было упускать даже такие возможности. Пожалуй, мои действия требовали некоторого безрассудства, но могли принести плоды. Прежде всего я позаботился о том, чтобы скрыть тело мёртвого Моргана. Трудность состояла в том, чтобы не препятствовать в дальнейшем полиции, но я решил эту проблему, накрыв труп простынёй, а потом подоткнув камнями и набросав сверху травы и дорожной пыли. Вышло не то, чтобы очень хорошо - приглядевшись, можно было различить декорацию, но я рассчитывал на то, что приглядываться и озираться у жертвы моего спектакля времени не будет. Я торопился и двигался так же проворно, как заедаемый блохами пёс ловит свой хвост. Я взял острый нож из саквояжа Уотсона и слегка порезал себе мочку уха - отличная штука, если собираешься имитировать кровавую бойню - не знаю, честно говоря, что кровит лучше ушей при столь минимальном повреждении. Конечно, можно было бы воспользоваться ещё не свернувшейся кровью трупа, но меня остановила естественная брезгливость. Кровью из уха я основательно залил собственную шею и рубашку, добавил к шедевру немного грязи, надорвал рукав пиджака, что было, пожалуй, уже и излишним - схватка со Стражем и так отразилась на моём внешнем виде не лучшим образом, но всё-таки я ещё расстегнул манжеты и воротник. Всё, что было на мне надето, я основательно растрепал и расхристал, посыпал той же пылью, а потом, скорчившись, улёгся неподалёку от родника и тела Моргана на землю и закрыл глаза, насторожив уши.
Ждать пришлось довольно долго - я уже начал замерзать, однако, запасся терпением, прекрасно понимая, что исчезновение Морхэрти послужит для моей противницы дополнительным поводом к тревоге, и она непременно окажется где-то поблизости. Но ловушку я строил не на неё - вернее сказать, не только на неё. Уотсон когда-то давно рассказывал мне, как охотники на тигров используют в качестве приманки привязанного к дереву ягнёнка. Несчастное животное жалобно блеет, и тигр, прельстившись лёгкой добычей, идёт на звук, чтобы попасть под выстрел или в ловчую сеть. Роль ягнёнка я взял на себя. Но, конечно, я не ждал, что мой тигр явится сюда сам, это было бы даже менее благоприятно для меня, так что я вздохнул с облегчением, услышав на тропинке тяжёлые медленные шаги. Поднимающийся по тропинке пыхтел и отдувался, как человек грузный. Всё шло по плану.
Я не ошибся: через несколько мгновений надо мной склонился безумный полковник Фрейзер.
Стоило попробовать извлечь из ситуации всё, что можно. Поэтому, когда полковник тронул меня за плечо, я застонал и позволил ему перевернуть меня, делая вид, что я без сознания, а то и умираю. Понимая, что степень скудоумия несчастного уже такова, что не позволит ему принимать самостоятельные решения, я ожидал, что он оставит меня и бросится назад, чтобы обратиться к любому, кто встретится на его пути. Кто окажется этим первым встречным, я уже подозревал. А мне только этого и надо было. Осторожно оглядевшись, я слегка сместился на клочок пожухлой травы, где было мягче и теплее, и стал ждать дальнейшего развёртывания событий. Если я рассчитал время правильно, всё могло и получиться.
Звук цоканья копыт по камням я уловил почти сразу. В горах хорошее эхо, и хотя слов было не разобрать, я понял, что полковник что-то возбуждённо выкрикивает по-немецки. «Морган тоже владел немецким в совершенстве, - припомнил я. - Что, если операция, проделанная над ним, лишила его возможности понимать по-английски, сохранив, тем не менее, в его памяти, кроме родного итальянского, ещё и немецкий?» Я пожалел, что мысль эта пришла мне в голову слишком поздно - прежде можно было попробовать заговорить с ним и, кто знает, может быть, мы смогли что-то прояснить из его бессвязных реплик. Однако, плакать по сбежавшему молоку было поздно, и я только вслушивался изо всех сил в захлёбывающийся монолог полковника, стараясь понять хоть слово. Он несколько раз повторил слово, знакомое мне на нескольких языках - «убийство», потом что-то про «чудовище», и ещё мне показалось, что он назвал имя своей дочери - «Марта». Что отвечает ему собеседница, я не слышал, зато я представлял себе, какой план должен был рождаться у неё в голове.
Теперь всё решало время. Я даже дышать перестал, весь обратившись в слух. Голоса оборвались, и я понял, что Вьоджин Мур избавилась от полковника, послав его за помощью. Как свидетель, безумец для неё опасности не представлял - его измышлениям о «чудовище», скорее всего, никто не поверит. О том, что Уотсон только что был здесь, она могла и не знать, если он, как я и велел ему, поспешил вниз практически бегом и скрытно - той дорогой, по которой лошади, даже такой искушённой, как Леда, не пройти. Оставался один опасный свидетель - едва живой сыщик Холмс, лежавший довольно близко к краю чаши водопада. Не настолько близко, чтобы свалить его туда одним пинком, но достаточно близко, чтобы свалить его туда, попыхтев и постаравшись. У неё было не слишком много времени, но, по её мнению, всё-таки больше, чем в действительности. К тому же, она, видимо, уверилась в том, что Морхэрти «оттащил собаку» и занят как раз водворением её «на псарню». На всякий случай она окликнула его именем, только подтвердившим для меня их близость.
- Джей! - позвала она не слишком громко, но эхо пришло ей на помощь.
Разумеется, связанный и одурманенный Морхэрти не откликнулся. Только Леда, словно желая ответить голосу хозяйки, зафыркала и запереступала. Я смотрел сквозь ресницы, чуть приоткрыв глаза. Но мне не было видно того места где она остановилась. Зато я видел нижний поворот тропинки, у кладбища, где когда-то встречалась Вьоджин Мур с покойным Аль-Кабано. И сейчас я увидел, как по этой тропинке быстрым шагом направляются в нашу сторону трое, в одном из которых я узнал полицейского сыщика Клапку Кланси, а в другом - угрюмого герра Готлиба, и по тому, как они торопились, я понял, что Уотсон выполнил первую часть своей миссии.