Это было в кафешке...

Это было в кафешке, где водилась тусовка, где под пару затяжек пили кофе двойной… Кафешку неофициально называли «Дора». Говорили, что ранее здесь работала милая дама, варила отменный кофе (не хуже, чем в «Сайгоне»), и изначально говорилось «пойдём к Доре кофе пить». Потом «У Доры» стало негласным топонимом, сократившимся в итоге до одного только имени милой дамы, давно вышедшей на пенсию. Кофе, надо признать, там и в самом деле варили очень хорошо – даже в конце восьмидесятых, когда там появилась я.

Мы приходили туда практически ежедневно. Брали кофе, выходили на улицу – если не было дождя, усаживались на подоконник или прямо на асфальт, в плохую же погоду заворачивали за угол: в параднячок. Местные жители, разумеется, посматривали косо, но терпели: шума от нас было мало. Впрочем, не всегда…

День был серый. Дождь, ветер, осень… Было бы скучно, если бы не милейшая компания: Сенечка, Виктор, Витенька… Виктор (кстати, имя надо произносить с ударением на последний слог, иначе юноша морщится: не звучит…) как всегда импозантен, позёрски прикуривает сигаретку от горячего воздуха над пламенем зажигалки и манерно, нарочито плавным жестом, подносит ко рту чашечку с кофе (маленький двойной, разумеется, и воды поменьше). Витенька, опять в кого-то безнадёжно влюблённый, пишет плохие стихи, сидя на подоконнике и устремляя томный взор тёмных еврейских глаз сквозь немытое стекло к серому питерскому небу. Сенечка, как обычно уверенный в том, что все заняты полной ерундой, пытается привлечь внимание к своей особе. Дело в том, что сегодня Сенечке повезло несказанно: он раздобыл книгу «Парнас дыбом», и теперь просто мечтает со всеми поделиться прочитанным. Шум, производимый Сенечкой, наводит на мысли о мышах: наш Сэмэн так же не велик габаритами, носат, и по его росту и щуплой фигурке никогда не предположишь, что внутри прячется такой низкий и громкий голос. Народ потихоньку подтягивается, и в конце концов Сенечке удаётся собрать вокруг небольшую толпу почитателей поэтической пародии. И вот, в разгар чтения, громко хлопает дверь, и в параднячок влетает милейший Пума – не сказать, чтобы завсегдатай данного «клуба по интересам», но довольно частый гость. Он, как обычно, в поисках: где-то запропала горячо возлюбленная Ирэн, известная так же как Рива Люция Октябрьская – девушка приятной внешности и абсолютно без комплексов. Пума осматривается: искомой дамы не видать, но зато у стеночки стоит, скучая, зачехлённая гитарка… «Неет!» - успевает крикнуть Сенечка, но поздно: гитарка уже в цепких лапах Пумы, уже подкручиваются колки, подтягивая струны… Оппа, готово!

- Вот пуля просвистела, в грудь попала мне,/Спасся я в степи на лихом коне… - голос у Пумы подстать внешности: яркий, красивый, бархатный… но очень громкий. К концу первого куплета из ближайшей квартиры выглядывает бабушка-старушка, грозится вызвать милицию -но Пуме не до неё, он поёт. Когда Пума поёт, ему абсолютно по барабану, что думает мир: главное, что самому Пуме хорошо. «Комиссар» плавно сменяет «Зоопарк» Егорки, потом «Хороший автобус», а потом… нет, на этом концерт окончен: в параднячок заглянула хитрая мордашка Ирэн, поманила: «Дорогой!» - и дорогой, словно зомби, отставив гитару исчез… Наступившая тишина оглушала, её срочно надо было нарушить, но петь никому не хотелось: в общем-то, и до появления Пумы не музыкальное было настроение. Сенечка зачехлил гитару, и все вернулись к прерванным столь громким появлением занятиям: кто – стихи читать, кто – стихи писать, кто – очаровывать очередную даму…

Дверь тихонько заскрипела… Да нет, не тихонько: довольно громко хлопнула, и на пороге возникли двое в сером. «Ба, да это ж мент в натуре!» - громким шёпотом процитировал Семён. «Оппа! А тут тихо! - одновременно с ним сообщил напарнику один из ментов. – Нам, в общем-то, не за что их арестовывать…»

Тишина, повисшая после этих слов в воздухе, была не просто осязаема: она повисла, словно серебристая сеточка, опутывая каждого находящегося в параднячке. Дело в том, что собравшиеся здесь были, конечно, юны, но не без опыта общения с доблестной нашей всехохраняющей: на дворе-то стоял восемьдесят восьмой, и ещё совсем недавно любое отделение любого города было радо принять к себе хайрастых хиппи и утыканных булавочками, аки бабушкина игольница, панков. И никогда не возникало проблемы: за что. А вот потому что! Говорят, одну из милых дам на МосБане (в миру – Московском вокзале) «повинтили» не так давно, года не прошло, «за поедание пирожков с особым цинизмом». Не, ну те пирожки можно, конечно, поедать с особым цинизмом – форма у них располагает, - но всё-таки… А тут: «Нам не за что их арестовывать»… Слом шаблона. Полный. И что делать – не понятно. Ну, то есть, если бы эта серая парочка сейчас ринулась в атаку, надо было бы, уподобившись тараканам, бежать в разные стороны: авось не поймают. А так… мда…

Виктор допил кофе, аккуратно поставил чашечку на пол: «А в чём, собственно, дело?». На ответ он, в принципе, не надеялся. По крайней мере, на интеллигентный, спокойный ответ. Просто надо было как-то нарушить повисшую тишину. «Да вот, - неожиданно заговорил один из серых братьев. – Вызов на вас поступил. Что громко поёте, отдыхать честным гражданам мешаете». «Не, ну фигня какая!» - «Да кто?» - « Да где?» - «Кто поёт? Мы стихи читаем!» - загомонили все разом. Менты переглянулись: похоже, для них ситуация тоже была не типична. «Ну это… надо, наверное», - негромко сказал один другому. Напарник кивнул и громко рявкнул: «Даакументики приготовили!».

Вот это уже было привычно и понятно: проверка документов, шмон, «винтилово». Но и тут серой парочке удалось удивить честных пиплов: вместо того, чтобы устроить досмотр с пристрастием, они, руководствуясь датой рождения в паспортах у тех, кто «ксиву» предъявил, поделили тусовку на две группы: возрастом до восемнадцати – и после. «Тут вот какое дело, ребята, - смущаясь (!), проговорил один из ментов. – На вас вот вызов был. Если мы никого не привезём, оформят как ложный, нам не заплатят ни хрена. Может, вот из этой группы, которые уже не малолетки, кто с нами съездит? Посидите пару часиков, чаем угостим…».

Сказать, что от таких слов тусовка охренела – это не сказать ничего. Это был уже не просто слом шаблона – это была ситуация из параллельной реальности. В этой реальности и в этом государстве так быть не могло! В какой-нибудь Англии, где полис стоит возле спящего бомжа, охраняет – не дай Бог того пристукнут на участке, у полиса будут неприятности, - там, наверное, такое возможно. Но у нас?! Не «Руки за спину, лицом к стене!», а «Не могли бы вы с нами поехать, мы вас чаем угостим?»… Совершенно не реально!

Немая сцена затянулась. Ментам явно не хотелось применять силу и власть (что было не понятно), тусовочные мальчики и девочки не могли понять, в чём подвох. В конце концов, Сенечка не выдержал: «А что, пипл, в ментуре мы чай ещё не пили! Вам сколько народу надо?». Менты просияли: «Ну, парочку… а лучше – человек пять!». «Если мы не вернёмся, коммунистами нас не считайте!» - прокомментировал Сенечка, замыкая вереницу садящихся (добровольно садящихся!) в «козелок».

Отделение было знакомым: недалеко от «Голубых Куполов» (в смысле, Троицкого собора). Это их антенна стояла под центральным «яблоком», куда тусовка с «Доры» так любила лазать – любоваться городом. Это именно они «принимали» не сильно трезвых где-нибудь «на Клинах» или у «Нектара». Да что там – это именно сюда ещё недавно приводили «позорящих своим видом наш прекрасный город» хиппи… Отделение было знакомым, отношение - нет.

«Проходите, располагайтесь», - приветливо улыбнулся дежурный. Впрочем, перед этим с ним шептался один из тех, кто приезжал «по вызову»: тот, более разговорчивый, Игорь. «Да вы не бойтесь, сейчас я вас оформлю – и будем чай пить».

Ситуация была абсурдна. «Вот расскажи кому – не поверят!» - театральным шёпотом сообщил Сенечка. «Не поверят, - согласился дежурный. – А и не надо! Паспорта давайте».

Милая девочка Злата, юная художница из какого-то Тьмутараканска, начала аккуратно разбирать рюкзачок: её паспорт обитал на самом дне, погребённый блокнотами, альбомами и папками с рисунками и эскизами, коробочками с красками и пастелью, пеналом с карандашами и тубусом с кисточками. «О! А можно посмотреть? – глаза дежурного алчно блеснули. – Я, знаете ли, тоже в «Муху» поступал… Провалил рисунок»…

О том, где происходит милая беседа «за искусство», было забыто уже минут через пятнадцать. Чай, конфеты, печенье и ожесточённый спор двух полупрофессионалов о том, чья заслуга в искусстве выше: голландцев или немцев, имеет ли право называться искусством дадаизм и кто из импрессионистов более интересен – всё это как-то отвлекало от того, что вокруг – решётки, за спиной – «обезьянник», а на оппоненте – серая форма… И не известно, сколько ещё всё это продолжалось бы, если бы не произнёс дежурный фразу: «Как хорошо, что эти двое вас привезли!»… «Оппаньки… а сколько время?!» - поинтересовался Сенечка. «Ну, предположим, начало девятого…» - «Ой! Это что, почти четыре часа?! Да, коммунистами нас явно перестали считать…»

История, надо сказать, получила развитие: довольно долго «на Дору» Игорь и Сергей периодически (обычно в конце месяца) приезжали и аккуратно интересовались, остались ли в наших рядах ещё люди, не «повинченные» дважды подряд. Ибо третий «винт» - это уже «административка», а они нам зла не желают, но у них план… При мне не было ни разу, чтобы им отказали: чай и конфеты в ментовке всегда были, и всегда были вкусными, а беседы раз от раза всё интереснее.

Бывали и забавные ситуации. Например, стоим это мы в очереди, а за прилавком – новенькая, не привычная ещё к нашей шумной компании, особа. И всё-то ей не нравится: и вид наш живописный, и голоса громкие, и Сенечка, что на подоконнике в который раз декламирует «Песнь о моём Максиме»… «А вот я сейчас милицию вызову!» - кричит она. «А вызывайте!» - отвечаем ей хором, зная точно, что по вызову приедут уже почти родные Игорь и Сергей: их дежурство сегодня. Но не успевает она и к телефону потянуться, как возле кафетерия лихо останавливается «козелок», из него выпрыгивают сильно спешащие «серые братья», влетают в магазинчик и, не слушая никакого «Ой, как хорошо, что вы приехали сами, я вам звонить собиралась, заберите этих хулиганов!», бегут к нам, стоящим в начале очереди: «Ребята, как хорошо, что вы тут! Кофе хочется – просто пи*дец какой-то! Возьмёте, а?». Ну как тут откажешь товарищам, а? Конечно, возьмём! Два маленьких двойных и два эклера… Да, мы их ещё и научили пить правильный кофе: маленький двойной и воды поменьше…

А потом тусовка как-то разошлась в стороны: у меня родилась дочь, Сенечка уехал в Израиль, оттуда, по слухам, – в Канаду. Витенька тоже отправился на Землю Обетованную, о нём я более совсем ничего не слышала. Равно как и про Ирэн с Пумой. Виктора встречала пару раз, но так, вскользь, на бегу… Злата уехала в свой Тьмутараканск, и след её тоже потерян, а Игорь и Сережа совсем пропали в неизвестности ещё до того, как тусовка разбежалась. Надеюсь, что они так и остались хорошими парнями… «Дору» закрыли – сначала совсем, потом там открыли гастрономчик, а сейчас – продают конфеты от фабрики им. Н.К.Крупской… А «Голубые Купола» окончательно отданы церкви… Странно: я туда так ни разу и не зашла.

И да, товарищи, скептики, описанная история на самом деле была: я участвовала лично в первом «десанте» в ментовку. Ну разве ж я могла пропустить такое развлечение?