Барнаул - столица мира глава 8. Ночь с четверга на

Глава 8. НОЧЬ С ЧЕТВЕРГА НА ПЯТНИЦУ




Иорин


Иорин сидел на кухне за столом, перед ним лежали две стопки бумаги — одна стопка с исписанными карандашом листами, другая с чистыми.


Была глубокая ночь, семья мирно спала, а Костя... Его сейчас не было здесь, в кухне. Костя находился где-то за тридевять миров, в иных измерениях, в других пространствах, открывавшихся его внутреннему взору. Костя скользил по эфирным волнам, излучаемых мирами, ни где надолго не останавливаясь. Костин мозг словно сканировал весь диапазон частот ноосферы.


Перед глазами Иорина в диком темпе развивались события, которые его карандаш не успевал фиксировать, и тогда Костя ставил какие-то значки, которые впоследствии надеялся расшифровать. Заканчивалась одна история, и тут же за ней следовала другая, за той следующая, мелькали какие-то обрывочные эпизоды, иногда звучали диалоги, иногда удавалось сделать лишь краткие наброски описания какой-либо местности. Но вот мозг настроился на четкую информационную волну, и карандаш сам побежал по бумаге...


Надрывный звук дверного звонка ударил по перепонкам. От неожиданности Иорин подпрыгнул на табурете и сломал грифель карандаша.


"Ч-ч-черт вас всех забери!!! Кого принесло посреди ночи?!! Разбудят, козлы, детей!" Иорин вышел в тамбур и решительно открыл дверь, готовый если что, сразу бить в челюсть.


На лестничной площадке стоял улыбающийся Плутоверхов Борис Исаевич. От него убийственно разило водкой, а из карманов куртки торчали еще два горлышка. Борис Исаевич был весь в тополином пуху, какой-то возбужденно-всклокоченный, бородка стояла, что называется, торчком.


— Ты... — начал Иорин.


Плутоверхов с видом заговорщика зашептал на весь подъезд:
— Конфиденциальная информация. Только для тебя. Меня за водкой послали к таксистам, я и забежал к тебе, предупредить. Ряха, Гвоздь и Лазарь решили тебя кинуть. Не знаю, что вы там затевали, но сегодня они решили — они тебя кидают.
— Знаешь, что, Исаич, я сейчас в тебя чем-нибудь кину! Ты что среди ночи бухой в задницу приперся?!
— Ква, — сказал Плутоверхов. — Ква. Я ухожу. Я предупредил, а ты кумекай. Или по рюмочке? — Плутоверхов, ухмыляясь, вытащил из кармана бутылку.
— Вали, давай, вали, — зашипел Иорин. — Хочешь, чтобы моя скандал на весь дом устроила?
— Я все понял. Ква. В следующий раз. — Плутоверхов многозначительно подмигнул и нажал кнопку вызова лифта.


Лифт приехал с верхних этажей, двери с грохотом разъехались. В углу лифтовой кабины, свернувшись калачиком, спал Гвоздецкий.


Плутоверхов опять подмигнул и вошел в лифт, двери за ним закрылись.


"Ну, деятели!" — Иорин сплюнул, закрыл дверь тамбура, отключил дверной звонок и вернулся в квартиру.


— Кто был? — раздался из спальни сонный голос жены.
— Никто, спи, — ответил Иорин и пошел на кухню.
— Опять твои алкаши! Надоели они мне...


Иорин притворил за собой дверь кухни и сел за стол. Он пододвинул к себе исписанные листы. Он успел напрочь забыть о чем писал и теперь с трудом расшифровывал собственные иероглифы.


...Они вышли на большую ровную площадку, укатанную гусеницами тракторов, которых было здесь три штуки. Тракторы стояли, нацелившись на дымящуюся середину свалки. В небе висели тучи воронья. Со стороны города с шоссе к свалке свернула машина. Она подъехала к чадящему краю площадки, ее кузов поднялся, высыпая железки, стружку, деревянные обломки и прочий хлам. Машина отъехала. Крайний слева трактор завелся и, опустив нож, двинулся на кучу. Когда они подошли, кучи уже не было. Трактор стоял на исходном рубеже и не подавал признаков жизни...


...Он приближался. Он шел какой-то вялой сомнамбулической походкой, равномерно переставляя ноги, словно они сами тащили его куда-то. Вот он остановился. Постояв некоторое время, словно прислушиваясь к чему-то, он покачнулся и стал спускаться по придорожной насыпи, спотыкаясь и размахивая руками. На дальнем краю картофельных плантаций, по грунтовой дороге, окутавшись пылью, появилось несколько грузовиков. Из кузовов посыпались люди, другие люди подавали им какие-то длинные предметы, замотанные в тряпки. Люди принимали эти предметы и расходились по полю, выстраиваясь в цепь...


...Все вокруг было утыкано частью добротными, а частью убогими покосившимися домишками. Шагах в десяти грязно-коричневой грудой кирпича сутулился закопченный двухэтажный дом с кособоким козырьком над входными дверьми, с большой белой вывеской "Аптека". На дверях аптеки белел клочок бумаги. За аптекой открывался вид на высокую, поросшую буйным кустарником гору. На вершине горы под безоблачным голубым небом раскаленно светились четыре ярко-красные буквы. Что-то в них было странное, не от мира сего. Буквы притягивали, как магнит, заставляя смотреть на себя. От букв вниз по крутому склону спускалась широкая зигзагообразная лестница...


...Садилось солнце, и на его фоне четыре мужские фигуры казались абсолютно черными; над ними высоко в вечернем небе, пылала спектральными цветами трехкратная радуга, а внизу, под горой, словно на дне гигантской чаши, расстилался отмытый до синевы город. Багровое заходящее солнце бросало на влажный асфальт зловещие отсветы. Четыре черные фигуры шли вниз по аллее, и, чем дальше они уходили, тем длиннее становились отбрасываемые ими тени...


Иорин прервал чтение и усмехнулся:
— Н-да-а, наворочено. Что к чему?


И вдруг он понял, что смертельно устал, и что ему свыше всяких сил хочется спать.