Там, где злые дуют ветры

                …тем, кто никогда к нам не вернётся…

 


…                …               
………………………………………………………………………………

«…Ширшов! Ширшов!» - Он догадался, это обращались к нему, и открыл глаза. Над ним склонилась молоденькая девушка. Девушка была очень привлекательной, однако он не понимал, что это такое, и отчего женщины бывают привлекательными.
-- Почему ещё в кровати, Ширшов? Посмотри, все уже давно встали. Видишь у них постели заправлены? Давай-ка вставать. Нечего тебе разлёживаться. – Девушка разговаривала с ним излишне серьёзным тоном. – Слышишь, пора принимать таблетки, уже пошёл твой час.
-- М-м,… м-м. – Промычал он бессвязно, и отрицательно и с силой мотнул своей разболевшейся головой. – Не… бу-ду. – Вытащил он из себя наиболее подходящие для такой ситуации слова.
-- И что значит, твоё не буду? Я ведь скажу доктору. Доктор посадит тебя в ванну c холодной водой. Хочешь в холодную ванну? Бр-р, я бы не хотела туда. Помнишь – тебе там тоже было неуютно. – Девушка сейчас явно на него сердилась.
-- М-м,… м-м,… м-м. –  ещё более жалобней и протяжней мыкал он  в ответ.
-- Вот дурачок. Чего на меня уставился? Давай-ка поднимайся, мне некогда возле тебя стоять. Ешь свои таблетки и бегом на завтрак. – Ещё более сердито произнесла девушка.
К ним, оглядываясь по сторонам, подбежал одетый в серый, застиранный до дыр халат, взлохмаченный человек, и глупо и ни к месту засмеялся, оскалив свои жёлтые зубы.
-- А ты чего это ржёшь жеребцом, Витя? Скачи, давай на своей лошадке в уборную, не то пи-пи опять себе в штаны сделаешь. Дебил. – На лице бойкой девушки возникла улыбка не сулившая ничего хорошего.
А смеявшийся глупо человек и впрямь заржал лошадью, и, видимо представляя себя резвым рысаком, поскакал в направлении указанном ему.
-- Вика, будьте же деликатнее. – Послышался голос за спиной миловидной девушки. – Вы как ни как, будущий врач, а это всё ваши подопечные. С ними нужно быть намного любезнее. В нашей работе должна присутствовать и доброта, в том числе.
Девушка по имени Вика немного смутилась. И он увидел возле неё бородатого мужчину, в таком же, как и на ней, белом халате.
-- Ну, если они дурачки, и ничегошеньки не воспринимают? – Ответила без долгих раздумий бойкая Вика.
-- Как же вы их не ласково. Нет, Виктория, так нельзя. Они не дурачки. Они у нас все – душевнобольные. Итак, что тут у нас происходит с Ширшовым?
-- Вот посмотрите, опять не хочет подниматься и принимать таблетки.
-- Ну, конечно, у него же сегодня процедуры, и он об этом хорошо знает. На процедуры к доктору пойдём? – Вопросительно посмотрел на него доктор.
-- М-м,… мм-м. – Опять вылетели из его горла хлюпающие и жалобные звуки.  – Боль-но. – Вслед за мыканьем проскользнуло подходящее и для этого случая слово.
-- Вот, видите коллега, а вы говорите, дурачок. Нет, моя милая, они - душевнобольные. И души их где-то, не на своём месте….
…И души их где-то не на своём месте.… И души их где-то не на своём месте. - Последняя фраза многократным эхом влетела в него, и, закружив вихрем, из несчётного числа разноцветных картинок, понеслась, разверзнувшимся бесконечным чёрным тоннелем в завораживающую пустоту……………
…………………………………………………………………………………………………………….


….1988г.  Северо-Восток СССР.  Каботажный теплоход.  Каюта.

…Виктор, довольный всем происходившим, сидел в каюте отплывающего от причала теплохода "Николаевск", напротив Сергея.
-- Вроде бы всё. Да-а, друг, понабрали мы нынче шмутья – тонна! - я тебе говорю, и не меньше. Как разгружать-то будем? – Слегка поправив дыхание, обратился он к Сергею и вытер выступивший на лбу пот.
-- Не боись, – улыбаясь, ответил всё ещё сосредоточенный Сергей. – Люди добрые всегда найдутся. Помогут. – Он посматривал по сторонам, внимательно изучая каюту первого класса. - Давай-ка отдыхать, а? Пахали ведь всю неделю. До нашего порта назначения – четверо суток преспокойного плаванья. Ну, устраивайтесь поудобнее! – И Сергей отвалился на спинку мягкого дивана и закрыл глаза. – И отдыхать! Витюша! И ни о чём меня больше не спрашивать…
…В динамике заиграл бодрый марш. Теплоход слегка дрогнул и неторопливо отошёл от причала морвокзала. В иллюминатор было хорошо видно, как провожающие отчаянно размахивали руками, провожая своих близких, уплывающих на  этом морском лайнере.
-- Поехали! – Виктор с радостью толкнул Сергея рукой. – Ура, Серёга, мы едем! Мы едем! Ну, с богом…
-- Спокойствие. Сохраняйте  спокойствие, господа научные деятели. Вы у нас верующий, Виктор Станиславович? – Сергей издевательски насмешливо взглянул на Виктора. – Ба-а, в нашем институте таких экземпляров помнится, никогда не водилось? Мне кажется - вы изощрённый марксист и извращённый провокатор, Викто/р? -  И он внезапно заразительно рассмеялся.
На что Виктор, тоже посмеиваясь:
-- Да, нет, так  всегда у добрых людей говорится… на счастливую дорожку…
-- "На счастливую дорожку" - Смотрите мне тут, младший научный сотрудник, не расслабляйтесь до самых конечностей. Враг не дремлет. – С напускной серьезностью на лице, упредил его Сергей.
-- Так точно, товарищ кандидат и старший товарищ. – Приложил ладонь к виску Виктор.
-- То-то, смотри мне бродяга, слушайся старших, они всему научат. Да будет тебе известно, мой юный друг – наша с тобою стезя не приемлет… Всевышнего. Мы – материалисты до мозга костей в своих ногтях, которыми и роем нашу матушку Землю. Геология – наука, как ни странно, об эволюции, а не о создании божьем и…
-- Да, ладно трепаться, мы сейчас не в нашей курилке. Мы сегодня – вольные люди, и на целых четыре месяца. Красота!
…Внезапно в дверь каюты сильно постучали. Сергей быстро поднялся с места и подошёл к двери. Взглянул  бегло на Виктора и резко распахнул дверь. Перед ним стоял незнакомый и неприятный на первый взгляд тип, неопределённого возраста, в затёртом судьбиной помятом костюмчике. Давно не стриженая борода, и тяжёлые очки с замотанными синей изолентой дужками, говорили о нём как о забичевавшем человеке. Таких в этой части страны всегда хватало и в избытке. 
-- Я извиняюсь, граждане… - Начал, было, оправдываться незнакомый гражданин.
-- Слушай, мужик, ты меня решил, видимо, достать? – Сергей грозно сдвинул брови. Он узнал незнакомца. –  С утра у кассы шуровал локтями шибче других, и до сих пор погляжу, не угомонишься?
-- Я извиняюсь, товарищи. Я только-то и хотел узнать у вас, где находится каюта… номер тринадцать? Вот у меня и билет есть, а каюты…
-- Да, ты что совсем ослеп?! У нас двенадцатая, дядя. Значит следующая, где-то там, а может там -  твоя. Ищущий, да обрящет. Всё, лети голубь.
-- Странно, но я тринадцатой нигде не нахожу. – Пробубнил про себя бывший интеллигент, не собираясь быстро прощаться с Сергеем.
-- Очки получше свои протри. И пить надо поменьше. – Сергей был сильно раздражён новой встречей с этим типом.
-- Мне кажется молодой человек, вот тут вы, как раз не правы. Зачем, вы так со мной? Вы же мне хамите. – Замусоленный тип неподдельно обиделся на недружелюбный тон Сергея, и принялся напряжённо вглядываться в него. - А мы с вами ещё обязательно встретимся. Вот увидите. Я просто уверен, наши пути должны непременно пересечься…
-- Вот уж чего бы мне не хотелось, гражданин… в "пенсне", так это ещё раз лицезреть твою пахабную рожу. Всё! – И Сергей с силой захлопнул дверь, оттолкнув при этом потрёпанного судьбиной  зануду.
-- Послушай, зря ты так с ним. – Не много не в тему сказал Виктор. – Он вроде бы ни в чём не провинился перед нами.
-- Знаю я такую публику. Видел. Ты ему палец в рот не клади. Бичара добрый. Никак рубль стрельнуть хотел, бывший интеллигент. Подкрадывался ко мне с таким вопросом. Каюту он найти не может. Хм, ведь у него явно третий класс где-нибудь на нижней палубе, а он сюда прёт. Подожди, милай, скоро такие экземпляры твоему взору предстанут, долго после общения с ними в себя приходить будешь. Порт Северный для таких вот дом родной. Ух, сколько там того сброда! А коли ты у нас первый раз и надолго едешь в поле, мил-дружок, слушайся старших товарищей. Сколько ещё тебе можно объяснять? Бич есть бич, какой бы он ни был – держи его на расстоянии. Они любят это дело -  в душу влезть. Тут уж они постараются, будь здоров. Вот тогда и не заметишь, как он тобой – этот человече, помыкать начнёт. А посему - он должен знать кто он, и кто… ты. Усёк?
-- Слушай, а мне не кажется, что он  бич…
-- Ба, да ты знаток жизни. Всё хорош, давай тему менять…


…За десять дней до этого.

…Они шли серым унылым  коридором своего плесневеющего научного заведения. Мимо них деловито сновали  озабоченные показателями очередного квартального плана сослуживцы, с некоторыми коллегами приходилось здороваться за руку, из вежливости. Сергей напряжённо о чём-то думал и молчал.
-- Что он тебе сказал? – Тянул из него за словом слово Виктор. – Ну?
-- То, что он мне сказал ерунда,… забыть. Актёр. Никудышный он, актёр. Никудышный.  Всё. Главное - он дает нам на сезон деньги! И,… мы едем на этот массив. Ты  веришь? – Сергей остановился и посмотрел на Виктора.
-- Нет. Того не может быть, потому что быть не может. Он же, гад, гнобил тебя всю зиму?! Он же ничему не верит?! И потом, он…  просто ненавидит тебя из-за своей дочери.
-- Ну, при чём тут Верка? – Взмахнул рукой Сергей. - Пожили – разбежались. Экая невидаль. Не то! Александр Серафимович чувствует, что я прав. Да у него просто звериный нюх на сулящие дивиденды перспективы. Этот доктор наук прокачал, что быть ему при своих интересах, и что моё дело, как пить дать выгорит. Александр Серафимович знает - он в стороне не останется, и хорошенько погреет руки у нашего костерка. Ну и пусть…
-- Да, ладно, Серега! Это  пустяки, ведь мы стоим…
-- Стоим! Стоим! – Перебил Виктора Сергей. -  А нам надо идти и свои "тыщи" получать, и заниматься уже, батенька, обозным снаряженьем. Вперёд, Витя, нас ждут-таки великие дела. Нас ждёт массив Латыр-Ваям. Наконец-то ты, мой юный друг, покинешь сии замшелые стены, и вдохнёшь воздуха настоящей свободы. Побичуешь от души и по-человечески - отрастишь бородёнку, обреешься наголо, прокоптишься у костра, а повезёт - узнаешь любовь настоящей корячки или эвенки. Поди, будут у нас с ними встречи? Посмотришь, как там ещё люди живут.
-- Да иди ты к чёрту, треполог. С чего начнём?
-- С… ресторана! – Подумав совсем немного, выкрикнул Сергей. – Именно! Отметим нашу удачу…

…1988г. Теплоход. Каюта…

…Виктор дотронулся рукой до уснувшего Сергея. Теплоход шёл уже пару часов на север, рассекая острым носом свинцовую волну спокойного моря.
-- Серёга, проснись.
Сергей вздрогнул и открыл глаза.
-- Ну, зачем разбудил? Только сны закрутились. – Он широко потянулся и длинно зевнул.
-- Да какой там сон, Серега! Я был в ресторане. Там бабья – море!
-- Знаю. Видел. На путину сиротинки едуть. Ты с ними давай, поосторожней, там бывает, такие крали попадаются.
-- Уже попались. Меня за тобой отправили. – Взволнованно выпалил Виктор. - Мы сидим, выпиваем. Вставай.  Идём скорее.
-- Ишь ты. Так что, там у вас и выпить есть?
-- Конечно. Там в ресторане пойла всякого – тьмуща! Всё путём и девчонки… симпатичные.
-- Прямо-таки симпатичные? А у них каюты отдельные?
-- Ты всё о своём! Не знаю. Собирайся. И давай там без дурацких намёков. Девчонки, правда, не плохие.
-- Какие там намеки, там и без намёков всё покатит, паря.
-- Ну, ты, герой-любовник обломись...
-- Ох-ох. Принцесски. Эй, слышь, - натягивая  джинсы, окликнул выходившего из каюты Виктора Сергей. - Ты себе которую там уже присмотрел, а?
Виктор махнул рукой и покачал головой. Сергей пожал плечами и рассмеялся.
-- Имей в виду – денег тебе не дам – молодой "истчо", вот так-то…


…За месяц до этого.

…Был обычный нудный субботний день.  В окнах квартиры качался великий океан, ведь их новая пятиэтажка стояла всего-то в какой-то сотне метров от побережья. Сергей уныло глядел в окно, на беспорядочно летающих  чаек.
-- Суетятся,… суетятся всю свою жизнь и всё ради того, чтобы сытнее пожрать. На-до-е-ло.
К Сергею подошла супруга и развернула его к себе лицом.
-- Я не понимаю тебя, Серёжа? Чего тебе не хватает? Квартира в новостройке – большая и светлая. Жена - умная, и вполне красивая. Тесть - директор института - твой шеф, тебя уважает и, мне кажется, поддерживает. У нас всё есть. Скоро… машину тебе купим …
-- Глупо! Вера, глупо мы живём. Так нельзя. Хм, они мне машину купят! Зачем?! Ты понимаешь, я же не для того живу, не для того. Вот только у меня ничего не получается. Твой папаша съедает меня поедом, как учёного. Ты разве ничего не видишь? Ах, да, ты этого не понимаешь. Он усадил меня на чьи-то тупые отчёты, на всякие там бестолковые бумажки! Забирает у меня мою, слышишь, мою Тему,… людей. Делает из меня,… полного идиота. Да, ты пойми, мне не нужны его зарплата в пять сотен, и регулярная премия в квартал! Не нужны!
-- Не кричи. Ты, Серёжка, и в правду дурак или прикидываешься? Ты что же, так и хочешь ходить в одном костюмчике за двадцать пять рублей всю жизнь? Жить в своём общежитском клоповнике и трахаться с пьяными шалавами? Тебе тридцать лет! А ты даже жизни настоящей-то не видел. Камчатка - Чукотка, Чукотка - Камчатка,  где ты ещё побывал за все эти годы? Зачем ты живёшь? Посмотри вокруг себя. Люди ездят на материк, отдыхают каждый год на Чёрном море, по путёвкам на мир глазеют. Боже мой! Ты  даже в Москве ни разу не был. Питер – Петропавловск-Камчатский – вот и весь твой Питер! Море?! Вот оно, смотрите - Берингово море! – предел человеческих мечтаний! Так нельзя, пойми. Нельзя. Мой папа хочет нам только добра. Он хочет, чтобы у нас всё было, как у людей.
Сергей в задумчивости покачал головой.
-- Верка.  Ты умная женщина, возможно, даже умнее меня - идиота, хотя и млада годами. Скажи - зачем я тебе вот такой нужен? Твой бескорыстный отец только из-за того, что я живу с тобой, так меня ненавидит. Он не дает мне спокойно работать,  не даёт… дышать, и ты, слышишь, ты -  та самая кость  в горле, что стала поперёк, и он хочет достать её и положить обратно в свой карман. Не-ет, Александр Серафимович мудрый человек. Ну, какой я ему зять? Какой? Ни кола, ни двора, зато норову-то сколько! Вера! Понимай, как хочешь, я… виноват перед тобой...
Вера вздохнула и присела на мягкое кожаное кресло. Она недавно вышла из ванной и была одета в халат, с большим махровым полотенцем, повязанным чалмой на мокрой голове.
-- Знаешь,… я никогда не любил тебя по-настоящему, и поэтому,… я - подлец,… у меня появился такой шанс, и… я использовал тебя…
-- Ширшов? Ты что, офонарел? – Вера сушила полотенцем волосы и улыбалась. – Ты на такое не способен. Не смеши меня, ду-ра-чок.
Сергей подошёл к креслу и нежно провел ладонью по щеке жены.
-- Вера,… я ухожу…

…1988г. Теплоход. Вечер...

…Ресторан теплохода был основательно заполнен посетителями. Музыканты уже размялись и теперь принялись за своё благодарное дело основательно. Подвыпивший, отдыхающий люд громким многоголосьем пытался поспорить с яростным саксофоном. Они сидели за столиком  вчетвером. На столе уже битых десять минут грелись салатная закуска и  пара бутылок  водки. Сергей решил начать этот вечер с водки.
-- Девушки, давайте будем активней знакомиться. Мы уже вместе, - он мельком взглянул на свои часы, - пять минут, а я не знаю ничегошеньки про вас. Та-ак, сейчас мы выпьем обязательно за встречу. За наше, надеюсь не случайное знакомство, и… за восхитительные глаза. Наполненные загадочностью, молодостью, и… бесстрашием.   
Девушки немного смущались. Обе выглядели не старше двадцати лет, были не совсем, чтобы хрупкого сложения, и очаровательные симпотяжки. Виктор, которому лишь недавно исполнилось двадцать четыре года, был увлечён русоволосой девушкой, которую звали Марина. Сергей это заметил и сетовал в душе на приятеля, выбравшего себе приятную и ему девицу. По ходу дела для общения ему досталась вторая девушка. Это была настороженная и не менее очаровательная  шатенка. Однако вела она себя слишком серьёзно и скромно, видимо, была не удовлетворена доставшимся ей в кавалеры Сергеем. Он в её глазах выглядел этаким молодящимся дядькой. Девушку звали Вика. 
-- Мы вообще-то, водку не пьём. – Негромко пролепетала та самая Вика и коварно улыбнулась.
-- Жестоко. – Пристально посмотрел на Виктора Сергей. – Коли так, мы тоже не пьём, но, за вас, девочки, я полагаю, сию гадость можно хотя бы пригубить. Ну, не выливать же такой дефицит в наше-то  "перестроечное" время?
И Сергей без задержки наполнил водкой четыре рюмки. Виктор неловко переминался сидя на стуле с ноги на ногу, и стрелял глазами на друга. Девушки стушевались окончательно. Сергей не ожидал такого начала, ведь он был горячо убеждён, что в рыбколхозы -  на путину, всегда отправлялись  разбитные, словоохотливые люди женского пола, а тут…
-- Милые девушки, наша национальная застольная традиция, велит вам не отказывать мне в предлагаемом угощении. – И Сергей поднял над столом свою хрустальную посуду. – Это и не красиво, и не вежливо, тем более каких-то… сорок граммов, для лучшего понимания процесса…
Вика недовольно хмыкнула и поднесла ко рту рюмку, и, в один приём, выплеснула туда её содержимое. Виктор хотел, было, как принято в таких случаях, чокнуться своей рюмкой поочерёдно со всеми, но неловко осёкся и, глупо кивая головой, принялся медленно цедить свою горькую до дна. Ему на миг показалось, что всё пропало – Сергей зашёл не с того входа. Марина, с улыбкой глядя на всех, лишь вздохнула, и, поморщившись, сделала один маленький глоток…
-- Всё в порядке? Живы все? – Сверкнул глазами ободрившийся Сергей. -  Тогда закусываем.
-- Мы сыты. – Перебила его Вика, сверля негодующим взглядом подругу, мол, зачем мне такой козёл нужен. Марина продолжала улыбаться, показывая всем своим видом, что её пока всё устраивает. И она обратилась к недоумевающему Сергею:
-- Вы говорили о процессе, Сергей. Так, что вы  имели в виду?
Виктор от всей души стыдливо и по-детски покраснел до самых кончиков ушей.
-- О, это самый интересный, если хотите,… самый пикантный на свете процесс. Процесс - знакомства! Вот, ещё каких-нибудь… двадцать минут назад мы с вами не знали друг друга. Мы знали только то, что знали. Однако, уже сейчас мы с вами откроем новый – другой и возможно не без интересный мир! Вот он, предстал предо мною в вашем обличии, и я с нетерпением жду встречи с ним. Итак, кто же вы?
-- Мы? – Удивилась, широко раскрыв глаза, Вика. – Мм-м, наверное,… девушки...
-- Разумеется, – продолжал Сергей. – Разумеется девушки, очень симпатичные, независимые,… умные. - Он собрался очаровать сразу обеих девчонок, и вновь наполнил торопливо до  краёв четыре  рюмки.
Они все, теперь уже чокнувшись, выпили и немного закусили. Сергей смело придвинулся на стуле ближе к Вике. 
-- Виктория, понимаете, я хотел спросить у вас - что вы за люди? Расскажите немного о себе, нам с другом будет весьма интересно. Понимаете, ведь не всякая девушка решиться поехать на край земли, тем более по оргнабору, да ещё на… путину. Поверьте моему слову, слову местного "аборигена" – это отнюдь не праздная прогулка. А, вы вот… решились…
-- Да, всё вобщем-то обычно и просто. – Вступила в разговор Марина, бросив смешливый взгляд на пылавшего краской Виктора. – Я уже второй раз  не могу пройти в театральный, а Викочка, была хорошо готова, но не смогла поступить в медицинский. И, вот, я предложила ей поехать и посмотреть на настоящую… жизнь.
-- Ой-ё-ёй. – Печально вздохнул Сергей. – И как же ваши родные?
-- Переживают. Ещё бы. Но ведь мы вместе, и родители наши об этом знают. Когда мы с Викой рядом, они все могут преспокойненько себе спать, и ни за что не волноваться. Вот так.
-- Исчерпывающе. Вопросов по этой теме у нас больше нет. – И Сергей извиняюще развёл  руки в стороны…
…Ресторан тонул в бесшабашном веселье. Весёлая музыка, разухабистые пляски и море водки и вина, плескались по бокалам и иной разнокалиберной посуде. Люди отдыхали на полную катушку, напрочь позабыв о далёких земных делах и своих извечных проблемах. Теплоход дал возможность своим пассажирам уйти с головой в беспробудный четырехдневный загул…
-- А, вы… откуда… приехали? – Впервые за всё время разговоров робко подал голос Виктор.
-- Из Пензы. – Буркнула  в ответ скучающая Вика. – Отсюда не увидишь, далеко потому что.
Виктор несуразно пожал в смущении плечами и посмотрел на старшего товарища. Сергей был явно недоволен таким знакомством и зло косился на Виктора.
-- Всё. Теперь наша очередь процессить. – Марина смело и открыто уставилась голубыми глазами на Сергея. – Кто вы, и куда держите свой путь?
-- Мы… - начал было отвечать Виктор, но Сергей  замахал на него рукой и предложил снова выпить – отчего-то за не сбывшиеся мечты и новые надежды. И они опять выпили.
Сергей, не морщась и не закусывая, сразу же продолжил говорить за друга:
-- Мы - очень хорошие люди, - (девушки - уже раскованно и негромко рассмеялись) – да-да, и ничего в том  смешного нет. Дело в том, что наша работа исключает в себе плохих людей.
-- Какая у вас интересная работа. – Опять удивилась Вика и поближе придвинулась к… подруге. – Разве так бывает?
-- Несомненно. Понимаете наша работа во многом специфическая. Вот, к примеру, вы только представьте себе такое – нам,… и уже скоро,… предстоит работать… там,… где злые дуют ветры…  - Последнюю фразу Сергей негромко, но выразительно  продекламировал.
-- Ой, - неожиданно воскликнула Марина, - до чего знакомые стихи! Я, кажется, это у кого-то читала? Вы увлекаетесь поэзией,… Серёжа?
Сергей слегка смутился и стал неопределённо раскачивать головой.
-- Нет. Он не любит поэзию, но это,… это его стихи. – Вступился за товарища теперь осмелевший Виктор. Терять ему уже было нечего. Сергей начинал нравиться всем.
-- Неужели ваши? Тогда почитайте! Почитайте же, пожалуйста! – Марина поднялась с места, взяла свой стул, и… переставила его ближе к стулу Сергея. Её обращение "Серёжа" уже говорило о многом.  – Мне будет  очень интересно услышать ваши стихи, поверьте.
Сергей улыбнулся и обратился к Вике, ему нужно было переключаться на неё.
-- А вам, Виктория, будет интересно?
-- Возможно. Если это конечно будут ваши стихосложения…
-- О-о, как трогательно. Тогда давайте, пожалуй,… выпьем.
И они, вновь чокаясь, и уже с настоящими улыбками на лицах, выпили.
И Сергей, поманив руками всех троих придвинуться головами ближе к себе, начал:

-- Там,… где злые… дуют… ветры,
    Там… до смерти – сантиметры.
    Шаг не твёрдый – рядом бездна,
    Удержаться… бесполезно… 
    Руки в кровь  изрежут камни,
    Этой бездной… ты отравлен.
    Ты испил  её забвенье,
    Злых ветров  услышал пенье.
    Этим счастьем ты исполнен,
    Пусть ты проклят, но… не сломлен.
    Пусть  забыт ты  целым  Миром,
    Ты поднялся… на вершину…

Марина невпопад замахала руками.
-- Я знаю! Знаю, догадалась. Ребята, вы – альпинисты! Эти стихи, ну,  они же об этом?
Виктор всем своим видом показывал Сергею: «…Что ж ты, друг делаешь?» Сергей же незаметно подмигнул приятелю, и продолжил завораживать молоденьких девчонок своим бьющим фонтаном красноречием.
-- Да-да. Если, говорить точнее, эти стихи о… горном массиве Латыр-Ваям. Это очень далеко отсюда. Однако, мы с моим талантливым товарищем направляемся именно туда, но… но,… увы, мы не альпинисты, и абсолютно не приветствуем того пустого шатания в горах. Мы не разделяем той романтической и в сущности наиглупейшей идеологии – преодолей себя! Докажи себе! Докажи всем! Это пошло и это не наше…
-- Ну, и… кто же вы тогда? – Заинтересовалась Вика, уже внимательно рассматривающая во все глаза Сергея.
-- Я, скажу, Виктория. Сейчас скажу. Сегодня это можно говорить. Время теперь другое. Мы, - и Сергей вдруг перешёл на вкрадчивый шёпот, –  мы…. из  раз-ве-дки. Тс-с!
Девчушки обомлели и раскрыли рты.
-- Наша миссия только отчасти секретна, так что можно слишком не волноваться. – Поддержал товарища невозмутимым тоном и выражением лица Виктор.
-- Ой, ребята, вы это, серьёзно? – Недоверчиво спросила Марина.
-- Да, ну, не может быть. Расслабься, Марин. Ну, скажите мне, какие там у них,  в  разведке, могут быть важные дела в тех горах? – Усмехнулась, потерявшая снова  всякий интерес к Сергею Вика.
-- Хорошо, значит, вы нам не верите? Не верите? – И Сергей отдёрнул полу пиджака….
Взору девушек предстали кожаные коричневые ремни и кобура, которую немного отвешивал чёрный пистолет. – Вот, так-то. Всё очень серьёзно и наша встреча, девушки, не случайна…




…За двадцать дней до этого.

…Сергей лежа курил на диване в малогабаритной комнате общежития,  в которую его впустил на время семейных неурядиц Виктор. В дверь настойчиво и издевательски стучали уже минуты три, а голова трещала и раскалывалась от приливов тупой боли.
-- Иду! – Зло отозвался взъерошенный Сергей и, поднявшись с дивана, направился к двери. – Иду уже!
Он открыл дверь и его взору предстал… тесть - плотный, высоколобый мужчина шестидесяти лет с поседевшей шевелюрой. Он был достаточно грозного вида и сурово сверкнул глазами на Сергея.
-- Может, впустишь?
-- Заходите. – Сергей растирал помятое лицо руками и приглаживал торчащие на голове жёсткие волосы.
Они проследовали мимо, по правую от них руку, кухни, где всё говорило о бурной и развесёлой ночи.
-- Сегодня выходной. – Немного оправдывался Сергей. – Вчера отмечали рождение дочери у Синицына.
Тесть молчал, осматривая неприглядную прокуренную комнату, и качал головой.
-- Может, коньяку? – Осмелел Сергей и засобирался проследовать на кухню.
-- Я с утра не имею привычки выпивать. – Они стояли друг против друга и могущественный тесть, как всегда оценивающе смотрел на Сергея. – Снова  куришь? Впрочем, ты теперь свободная личность и можешь наплевать на прошлые обещания.
-- Нет. Я не курю. – И Сергей поспешно утопил свою сигарету в глубокой, наполненной до самых краёв, и дурно пахнущей окурками,  металлической пепельнице. – Он почувствовал, что начинает оправдываться перед Александром Серафимовичем, и ему стало стыдно за себя, и свою робость.
– Сергей, ты  знаешь, я бы никогда, сюда не пришёл. Мне просто жаль… мою единственную дочь. Она рыдает. Ты понимаешь, рыдает день и ночь, точно похоронила тебя. Мать устала вызывать неотложку, и… сегодня мне стало страшно за неё. Мне страшно за мою Веру.
Сергей беспомощно развёл руки в стороны:
-- Что же тут поделать? Мы не можем больше жить вместе. Она не желает понимать меня…
-- А, ты?! Ты пытался понять Веру? – Тесть принялся расхаживать по комнате. - Почему тогда ты считаешь себя правым? Да, я того не скрываю - я всегда говорил, что ты ей не нужен, что она не сможет жить по твоим законам и только твоей жизнью, и, что она должна найти себе другого человека. Говорил. Да, вот только напрасно. Она же влюбилась! «…Папа, мне скоро двадцать пять! Серёжа меня любит. Серёжа меня ценит. Серёжа,… Серёжа…». Он, конечно, любит, вот только самого себя…
-- Зачем вы пришли Александр Серафимович? Ваше отношение к моей персоне известно всем…
-- Ты спрашиваешь, зачем я пришёл сюда? Посмотреть на тебя! И решить,… что же нам делать. Вот скажи мне, вы прожили два года, а  завести детей так и не решились. Почему?
-- Вопрос скорее не ко мне. Спросите у Веры. Она всегда хотела быть независимой.
-- Независимой? От кого? От тебя?
-- Не знаю. Сегодня у меня ужасно болит голова, и мне совершенно не хочется думать, чтобы правильно вам отвечать.
-- Э-эх, Сергей, ты опускаешься опять, в самое дерьмо. И что у тебя за жизнь? Пьянство, кутежи, общежитие, наконец. Ведь у тебя есть дом, жена, есть институт…
-- Последнего тоже нет. Институт, как место пребывания - есть, а вот работы в нём нет. Раз вы хотите всё и начистоту, тогда послушайте и меня, уважаемый папа… Веры.
Александра Серафимовича передёрнуло от таких слов, но он сдержался.
-- Я, конечно, в ваших глазах последний подлец. Обманул вашу дочь. Оскорбил честь вашей семьи своим в ней появлением, но ведь  я… любил Веру. Иначе не было бы нашей свадьбы, не было бы двух лет нашей совместной жизни. Александр Серафимович, ответьте и, вы, мне прямо, ну зачем  вы  загоняете меня в угол? Вы, такой знаменитый учёный. Известный в Мире нашей профессии человек. Отбираете по непонятным никому причинам у меня интересную Тему. Уводите от меня людей, переводом к своему другу Мельникову. В прошлом году не выделили ни гроша на полевые работы, а мне были нужны, были нужны как воздух, те пробы с Латыр-Ваяма. А нынче? Вы делаете всё тоже самое. Чего вы этим добиваетесь? Зачем, вы, выталкиваете меня из науки? Зачем? Теперь о Вере. Да, я прихожу домой сам не свой. С одной стороны - она, с другой  - вы. С одной стороны – работа, с другой – дом. Чужой дом! Он не стал моим домом, вернее нашим с Верой. Вера говорит со мной, а мне кажется, это говорите вы – Александр Серафимович! Она смотрит на меня, а мне кажется, это ваш взгляд буравит меня насквозь. Так за что же вы ненавидите меня? Неужели за то, что ваша дочь выбрала меня себе в мужья?
-- Постой, постой. Это я то, ненавижу тебя? – Тесть сделал попытку рассмеяться. – Вот это было бы чересчур. Ненависть…
-- По крайне мере, мне это видится примерно так.
-- Хорошо. Однако, нам, наверное, и в самом деле стоит объясниться. Пришло время. Ты хоть понимаешь то, что моей дочери ты – Сергей Ширшов, был не нужен? Она могла найти себе и куда более выгодную партию. Вера нравилась многим, и не тебе чета, те люди. Кто ты такой? Смазливый оборванец со светлой головой? Так многим только кажется, а я понял тебя сразу, мой милый. Ты, самый настоящий - проходимец! Ты – вероломный обольститель и наглый вор! Ты украл мою девочку, лишь для того, чтобы получить от меня себе  прерогативу. Ты знал куда метить. Ты всё правильно рассчитал и хотел использовать Веру в своих целях. Да, какой ты к чертям собачьим  учёный?! Твоя "интересная Тема" – сущий бред! Какая платина может быть на Латыр-Bаяме? Какая?! Ты сумасшедший, или же очень, очень хитрый… подонок, но я раскусил тебя. Я его ненавижу? Я просто теперь знаю тебя!
Тесть после сих слов сильно побледнел и принялся нервно открывать окно, чтобы проветрить давно устоявшийся в комнате перегарный смрад.  Сергей с минуту молчал, а затем вдруг горько рассмеялся.
-- Ну, конечно, конечно, что я мог ещё услышать от вас? Одни оскорбления. В полной мере…
-- Вера влюбилась в тебя четыре года назад. – Александр Серафимович дышал на полную грудь  свежим воздухом, влетавшим в раскрытое окно. - Она жила все эти годы одним тобой. Это была трагедия! Наша семейная трагедия. И,… я - старый кретин, решил – пусть. Пусть, раз уж такая страсть, такое чувство,… пусть выходит замуж, но я ошибся. Ошибся в тебе…
-- Нет, вы во мне не ошиблись. – Сергей пристальным немигающим взглядом пронзал Александра Серафимовича насквозь. - Латыр-Ваям большая платиноносная территория. И это может быть, самая уникальная из всех, металлогенических зон на свете. В этих позднемеловых массивах  очень много интересного, а самое интересное – это коренная платина. И ещё – это не тот самый "уральский тип", не-е-ет, это нечто… иное. И, вы во мне, совсем не ошиблись, потому, как, моя "интересная Тема" ещё принесёт вам и вашему институту мировую известность. 
Тесть слегка оторопел от услышанного, и принялся теперь в свою очередь пристально вглядываться в Сергея.
-- Вона, куда ты замахнулся, Сергей Вадимович...
-- Да! Да! Замахнулся. Это не уральские ультраосновные комплексы, и в скором времени вы все это признаете. Вы же понимаете, Александр Серафимович, это - ОТКРЫТИЕ! Самое большое ОТКРЫТИЕ за последние годы, и с самой большой буквы!
-- Ясно. И, значит ты – первооткрыватель?…

…1988г. Теплоход. Ночь…

…На уверенно вспарывающем тёмную морскую гладь теплоходе торжествовала глубокая ночь. Согласно с расписанием умолки, гремевшие звуки музыки и пьяного многоголосья в ресторане, а развесёлые его посетители, кто как мог, разбрелись по своим каютам. По пассажирскому отсеку, сильно пошатываясь из стороны в сторону, брёл Сергей. Он упорно шёл до каюты с номером 12, подолгу присматриваясь к каждому номеру на дверях, а, узрев-таки нужный номер, тяжело постучал в дверь  кулаком.
-- Люди, откройте мне двери. Концерт окончен. Пианист пьян. Фортепьяно разбито… в дребезги...
За дверью послышались быстрые шаги, и она отворилась. Заспанный Виктор, не открывая своих глаз, впустил Сергея в каюту.
-- Я думал ты не придёшь до утра…
-- Он думал! Думал?! Ты молодец, у меня же есть жена. Я – женатый человек, ты понимаешь?! Они, видите ли, думают. – И Сергея сильно зашатало. -  У-уй, где тут моя шконка? Куда мне упасть? Я ранен. О, дру/ги, не дайте пропасть!
Виктор, в потёмках, толкнул Сергея на его место. И тот ткнулся в разобранную постель всем телом и глубоко вздохнул.
-- Серёга, ты напился, как последняя свинья. –  Подытожил прошедший вечер Виктор.
-- Уже чувствую. Вот только не надо на меня давить. Я итак… раздавлен. Она выпотрошила меня всего на изнанку, – совершенно пьяным голосом разговаривал Сергей. – Кого ты нашёл, Витюша? Нет, это не женщина, это – холодильник. Она… заморозила меня.
-- Кто, Вика?! – Удивлению Виктора не было предела.
-- Какая к чертям Вика?! О ком ты говоришь?
-- Что значит, какая? Та самая, с которой ты так жарко целовался, и которая водила тебя целых два раза, и по два часа, вот только куда теперь не пойму. Я тебя так и не дождался во второй раз. Мы ушли из ресторана вдвоём. Вас с Викой нигде не было. Вы, как сквозь землю провалились…
-- Да, ты что? –  И Сергей грубо хохотнул. -  Ты врёшь! Я не помню никакую  Вику. Не помню! – Вдруг сказал, как отрезал Сергей. - Я был всё время на верхней палубе, и всю ночь читал стихи… Нинель. О, Витя, видел бы ты Нинель! Сказка! Восточная дива! Чёрная лань. Вот только у неё  есть муж – морской офицер, но… он далеко от нас, где-то на своей службе, а она одна, и ей очень одиноко. Какая же она холодная. Холодная…   
-- Брось придуриваться, что за Нинель?Там эта Вика от тебя просто обалдевала. Ты же у нас настоящий "мачо" - подмышкой "ТТ", в кармане пять тыщ…
-- Пять тыщ?! А-а, пять тыщ. На месте, не дрейфь. И "ТТ"  со мной, я… в поряде. Нет, пожди, мне надо идти. Нинель, она зовёт меня. Она тоскует там, в одиночестве…
-- Не суетись.  По-моему, ты валялся  на палубе один одинешенек, до тех пор, пока не замёрз, как собака...
-- Ты, так считаешь? Ха-ха-ха! Напрасно, ой, напрасно мне не верят. Я был не один, и… не валялся, а всегда крепко стоял на ногах. И Нинель была. Была! Но, какая же она холодная и печальная. Слушай, а… ведь всё равно, лучше моей Верки никого нет?
-- Утром ты мне про другое говорил.
--  Ты не был женат! И потому не знаешь жизни. И оттого у тебя одни Вики на уме!
-- Нет. Не Вики, а… Марина.
-- Постой,  где ты был весь вечер?! О чём ты мне тут пьяному толкуешь? – Уставился мутным взглядом Сергей на Виктора.
-- Да что с тобой, ты нажрался, до потери памяти?! Марина. Понимаешь, та самая Марина, которую ты сегодня принял к нам в отряд поваром. И мы пили за это событие шампанское…
-- Шампанское?! – Со страхом в голосе переспросил Сергей. 
-- А потом водку, и опять шампанское. А затем ты пошёл с Викой танцевать, а после  вы пошли с ней куда-то. И тебе было весело, и тебе было очень хорошо…
– Не может быть? М-мм-мм, не-е-ет, я сегодня днём не выживу. Я умру! Слушай, как же стыдно быть пьяным в приличном обществе…

…За десять дней до этого.

…Сергей размашисто вошёл в приемную директора института. На широких дверях кабинета  висела золочёная табличка с инициалами  - Ходасевич А.С. Сергей был облачён в солидный и непомерно дорогой  костюм, каких и сроду не носил. Он был чисто выбрит, причёсан на боковой пробор, и  выглядел очень бодро и даже свежо. Александр Серафимович напротив выглядел хмуро, с тяжёлыми мешками под глазами на сером и мрачном лице. Он не смотрел на вошедшего к нему зятя, а занимался бумагами на своём столе.
-- Добрый день, Александр Серафимович. – Сергей встал  у самой двери, совсем не собираясь подходить ближе к столу директора.
-- Почему вас нет на рабочем месте, Ширшов? Мой секретарь обыскалась  вас по всему институту…
-- Извините, товарищ директор, я был приглашён на собеседование к начальнику Центральной экспедиции.
-- Ты был… у Иванова? – Александр Серафимович оторвался от важных бумаг, снял очки и тяжело взглянул на зятя.
-- К чему ходить вокруг да около. Я решил уйти из института. Мне предлагают отличные условия, и… помощь. Там меня, по крайней мере,  выслушали…
-- Не глупи. Ты решил похоронить себя?
-- Нет, я решил продолжать работать.
-- Где? У Иванова?
-- Да, хоть у Сидорова, Козлова, Петрова, без разницы. Я хочу работать по-настоящему, хочу, наконец, быть.
-- Ну-ну, Центральная экспедиция самое подходящее место для исполнения твоих желаний. Конечно, там можно творить, что только в голову взбредёт. Это по-детски наивно, Сергей Вадимович, и недальновидно…
-- Там у меня есть, по крайней мере, единомышленники, а это, видимо, и есть главное в нашей работе.
-- Ладно, – тесть, сопя, встал из-за стола и подошёл к окну. – Ладно. Это потерпит. Сергей, звонила моя жена -  Нина Алексеевна. Веру увезли в больницу.  – И он резко повернулся лицом к Сергею. – Вера больна, Сергей, она… не хочет жить. Она погибает, ты это понимаешь?
Сергей молчал, поглядывая искоса на тестя, и кусая свои губы.
-- Мне и в страшном сне такое не приснилось бы. Я не понимаю,… не знаю. И что же делать? Мы ведь расстались. Она же смеялась, когда я забирал вещи и уходил? Она… была даже рада моему уходу? – Сергей присел на один из стульев, стоявших вдоль стены кабинета. – Веерка, что с тобой? Нет. Нет, нет,… мне всё это время казалось, что она разыгрывает меня и всех вас. Эти истерики, они мне казались такими наивными…
-- Сергей, я прошу, поезжай к ней в больницу. Побудь, ну, рядом что ли? Поговори. Обнадёжь. Вернись к ней, ну, хотя бы, на время! – Александр Серафимович отвернулся от зятя и прикрыл лицо ладонью. –  Надо же как-то выходить из этого кошмара…
-- Да,… да. Я поеду. Съежу к ней, обязательно поговорю. Мы непременно будем с ней говорить. Говорить много и обо всём. –  Сбивчиво бормотал потрясённый словами тестя Сергей.
-- Да, и ещё,… твоя просьба, о выделение средств на массив Латыр-Ваям, была  рассмотрена вчера на учёном совете. Я не стал оповещать тебя, тем более, что учёный совет отказал.
-- Не важно. Теперь не важно. – Сергей словно и не слышал слов Ходасевича.
-- Коренная платина - не важно? Я принял решение сам, и… даю тебе финансирование. Можешь получать деньги. Да, хоть прямо сейчас…
-- Я,… я… еду к Вере…
…И Сергей в полном замешательстве вышел из приёмной директора и направился по длинному коридору к выходу из института.  Его тут же нагнал широкими шагами Виктор Обозников: 
-- Что он тебе сказал? Ну?...

…1988г. Теплоход. Полдень…

…В иллюминатор ломился ясный весенний день, где в полгоризонта разливалось синее безоблачное небо. Вдалеке, в лёгкой дымке, виднелся дикий гористый берег. И теплоход, слегка вздрагивая, от неустанной работы винтов, всё уходил и уходил дальше, к северу. Виктор вошел к себе в каюту и намеренно кашлянул. 
-- Не пора ли вставать, а? Уже второй час, по-полудню. Товарищ начальник, мне для порядку, нужны, в конце концов, и суточные. Я жрать, хочу!
-- Не ори на меня. – Простонал ещё не проснувшийся Сергей. – Подчинённым орать на начальство не дозволяется.
-- Вот именно, с сегодняшнего дня я не один в твоём полку. Тебя ожидает ещё и наш новый сотрудник.  А ну, вспоминай - ты же собирался проводить сегодня первичный инструктаж, и даже принять заявление о приёме на работу?
-- Какой сотрудник? – Сергей оторвал голову от скомканной подушки. – Какое заявление? От кого? Мы вообще где?
-- Мы направляемся зачем-то… в порт Северный! Плывём по волнам на теплоходе "Николаевск", и уже пошли вторые сутки нашего странного путешествия. А ели, кстати, мы всего один раз…
-- Слушай, мы вчера много пили? Я ничего не помню. Голова - не моя. Мне кажется, в водку что-то подмешали, у  официанта была такая подозрительная рожа.
-- О! Официанта ты помнишь. Водку помнишь, ещё бы, так, что дело осталось за малым – вспомнить свой безудержный трёп и тех, кому ты так усиленно врал.
-- Неужели врал? А-а…
-- Злонамеренно, профессионально,… искусно. Дух захватывало, ей богу.
-- Стыдно. Витька, как стыдно, быть пьяным. А ты куда смотрел? Ты специально любовался моим незавидным положением? Конечно специально. Ну, и друг у меня. Вот так вот, напьёшься, и бросят тебя в беде. Пропадай Сергей Вадимович…
Виктор не громко посмеивался.
-- Хорош, словоблудить, вставай. Девчонки ждут.
--  Что за девчонки? Не, не, я не пойду. Ты что, мне плохо.
-- Да, прекрати. Я всё им объяснил, и они совсем не обиделись, наоборот горят желанием продолжить с нами знакомство…
…И они не торопливо вышли на верхнюю палубу. Было солнечно. На носу теплохода, держась за поручни и, наблюдая затем, как режутся острым носом теплохода волны, стояли две стройные девушки. Друзья, переглянувшись, направились к ним.
-- Подожди, подожди, – Сергей потянул за руку Виктора. – Кто из них твоя Марина? Кто Вика?
Виктор криво усмехнулся:
-- Ещё спроси меня кто из них Нинель.
-- Постой, откуда ты знаешь про Нинель?
-- Ниоткуда. Идём. Марина - светленькая.
Девушки поздоровались и дружно рассмеялись. Виктор сразу вцепился "мёртвой хваткой" за яркую и улыбчивую Марину. Вика же искоса посматривала на Сергея, немного сторонившегося её.
-- Я так думаю, нам не мешало бы сейчас немного перекусить и поправить здоровье. – Начал медленно извлекать из больной головы, такие же больные мысли Сергей.
-- Мы согласны, товарищ главный разведчик. – С иронией в голосе отозвалась очень симпатичная Марина.
Сергей непонимающе взглянул на девушку.
-- Она имела ввиду - разведчик недр, – кивнул головой Виктор. – Идёмте уже, а то закроют все местные заведения до вечера.
Только сейчас Сергей заметил, что девушки, стоявшие пред ним, были и, правда, великолепны. Он улыбнулся немного виноватой улыбкой и тут же осёкся. Буквально в трёх-четырёх шагах от них, подошла и опёрлась на металлический поручень, совсем не обращая внимания на компанию Сергея и его самого, вызывающе красиво одетая, яркая женщина. Сергей в ту минуту не сводил с неё удивлённых глаз. Девушки переглянулись. Виктор дёрнул засмотревшегося друга за рукав. Черноволосая дива тёмно-карими глазами всматривалась в морской простор и вдохновенно улыбалась сама себе. «…Это же моя… Нинель…» - пронеслось в голове у Сергея, и он, толкнув в ответ Виктора, прошептал ему:
-- Смотри, смотри же, вот она – Нинель.
Виктор оценивающе, с ног до головы, взглянул на незнакомую женщину, и с улыбкой на лице увлёк Сергея за собой.
-- Ты что, очумел совсем, нас ждут. Идём отсюда, я тебе говорю. У такой бабёнки мужики, знаешь какие? Куда нам с тобой до них…
И в тот самый момент мимо друзей проследовал крепкий, одетый в серый костюм мужчина, с нарочито выпирающей из него напоказ военной выправкой. Этот здоровяк  довольно громко обратился к красивому созданию:
-- Ольга Владимировна, а бинокль-то нашёлся! Вот, возьмите, сейчас красивые места будут видны.
Красавица в ответ влитому в костюм мужчине дружелюбно улыбнулась и молча взяла в руку бинокль.
-- Серёга, тебе не кажется, что ты чего-то напутал? Какая она тебе Нинель? Почему ты решил, что она, вообще, Нинель? Что ты тут мелешь мне своим языком? – Яростно хлестал Сергея по лицу вопросами взбодрившийся Виктор. – Марина, мы уже идём. – И Виктор весело помахал рукой погрустневшим девушкам, уже далековато ушедшим от них. – Вон, тебя Вика уже всего глазами изъела, а ты тут на эту кобылку необъезженную западаешь. Ты только взгляни, какой там жеребец вокруг неё накручивает.
-- Витёк, не может быть. Я её точно помню. Это она. Она самая. – Пустыми глазами смотрел на друга Сергей. – Её лицо, оно просто, оно… впечаталось в меня. Я что, похож на сумасшедшего? Это же - Нинель. Это она, Витя.  – Продолжал он негромко отвечать приятелю.
-- Идём уже, – тащил за собой Сергея Виктор.  – Ты – конченый алкаш, Ширшов. У тебя уже начались провалы в памяти. Завязывай так пить, мой тебе совет.
Они нагнали таки своих приунывших молодых попутчиц, и Виктор, как бы извиняясь, отрапортовал:
-- Вот, мы немного тут посовещались, и всё ещё настойчиво предлагаем вам девочки посетить ресторан.
-- Это ваша знакомая? – Вика ехидно посматривала на оробевшего Сергея Ширшова.
-- А-а, да нет же. Пустяки. Сергею отчего-то померещилось, что это…это… жена нашего шефа. Правда, Серёж? – Попытался разрядить непростую обстановку и отшутиться Виктор.
-- Угу, – скомкано буркнул Сергей. – Так вот, показалось.  Сам не знаю почему. –  И невнятно пожал плечами.
Девушки озадаченно посмотрели друг на друга, но ничего говорить не стали…
 
…А тёмно-карие глаза лишь на один миг, ненароком,  взглянули на понурого Сергея, и то был взгляд удава нацеленного на избранную жертву…

…В ресторане в такое время большинство столиков пустовало. Они не спеша, выбрали себе место и заказали обед на широкую ногу, который не сильно-то торопились подавать. Вику все эти долгие минуты ожидания буквально распирало недовольство. Она тяжело дышала, небрежно фыркала на все к ней обращения, и высоко держала свой подбородок.
-- И часто вам так мерещится, Серёжа? – Внезапно строго обратилась к Сергею обидчивая Вика.
Сергея словно ударило током от её слов.
-- Да-а,… забудем уже. Ерунда какая-то полная, – принялся опять сбивчиво объясняться Ширшов. – И с чего я вообще взял, что это она? Какая чушь…. Не понимаю…
-- Ну, обознался человек, Вика, с кем не бывает. Подумаешь. – Поддерживал друга с улыбкой на лице Виктор.
-- А с того, что она очень красивая! А вы,… вы - бабники! – Выпалила уже гневно Виктория,   и тут же картинно отвернулась от Ширшова в сторону.
«…Ай-я-яй, так не пойдёт, девочки. Я вам не школьник какой-нибудь! Ишь ты, соплячьё, и уже туда же, верещать! У-у, бабская натура! Неужели я с ней… ой-ёй-ёй…»  - кипел внутри себя не опохмелёный разум Сергея. Виктор же незаметными жестами призывал его сдержаться во чтобы то ни стало…
-- А, расскажите  ещё раз подробнее о своей работе? – Прервала тягучую тишину, вопросом ни к месту, словоохотливая Марина. – Вчера я многое не расслышала.
-- А что, замечательная работа, – сразу отозвался обрадованный реакцией Марины на всё происходившее Виктор. – Зиму живём в городе, работаем над разными бумагами. Летом бродим в поле, подтверждаем свои теории. А знаете, как такая постоянная смена обстановки способствует уравновешиванию психики. За долгие зимние дни, устав от городской суеты, ждешь, не дождёшься этого лета, чтобы понаслаждаться тишиной и первозданной природой …
-- Ничего хорошо, – сухо перебил Виктора взбудораженный всеми событиями Сергей. -  Гнус. Дожди. Отсыревшая палатка. Макароны. Тушёнка. Консервы. Спуски и подъёмы по склонам на хребты водоразделов. Рюкзак за плечами, на лице накомарник. Ноги в сапогах, в руке молоток, итак изо дня в день, от маршрута к маршруту. Всё лето без выходных, в семь подъём - отбой к полуночи. Вся еда на костре. Воды горячей нет, и… бани нет.
-- Ну, это же, это… интересно! – Выдохнула из себя восхищённая Марина. – Вы понимаете – интересно! – Она смотрела во все глаза то на Виктора, то на Сергея. А Вика была ко всему уже однозначно равнодушна, но в первую очередь к Ширшову.
-- Викунь, ну ты только представь себе, если я поеду с ребятами, я ведь столько почерпну для себя. Да, я просто должна себя проверить, и ты обязана меня понять.
-- Делай, что хочешь, – фыркнула раздражённо на подругу Вика. – Зачем я то сюда собралась, не пойму?  Мне, что можно теперь обратно уезжать? Хорошие дела, подруга…
-- Извините, Сергей, а… Вике можно поехать с нами? – Испуганно посмотрела на Сергея Марина.
-- Постой, постой, куда это с нами? – Заговорил жёстко, словно опомнился отчего-то Ширшов. - Как это с нами? С нами никому нельзя. Я, по-моему, уже всё объяснил – у нас не увеселительная прогулка с подружками. У нас план, дорогие вы мои, работа. Наконец, выработанный на всё про всё чёткий график.  Вчера вы может быть, меня не так поняли - не могу я никого из вас, девушки, взять с собой. Выкиньте это из головы. Марина не обижайтесь, но вам с нами нельзя. Нельзя и точка! У нас разные дороги…
-- Постой, постой, – не вытерпел его удручающей тирады Виктор. – Ты же брал два года назад с собой…  - И он тут же виновато замолчал.
-- Я брал Веру! – Сорвался криком  на Виктора Сергей. - Она - моя жена! Ты понимаешь – жена! И там был не Латыр-Ваям…
…И обед был окончательно испорчен. Девушки извинились, встали из-за стола и торопливо ушли. Виктория торжествовала. Виктор покачал головой, выругался про себя и тоже покинул Сергея. Сергей же налил себе полный стакан водки и без задержки выплеснул себе в горло…
…Остаток дней пути Ширшов почти не покидал своей каюты. Он пролистывал полевые книжки, и дневники, разбирался с топографическими планшетами, читал литературу, что-то записывал, обдумывал, и гнал из своих мыслей прочь, стоявший в них пред ним образ необыкновенно красивой незнакомки. Её завораживающие черты лица сводили по-прежнему Сергея с ума…
…Виктор продолжал встречаться с настырной Мариной, у которой желание попасть в отряд к людям интересной науки геологии не проходило. Вика нашла себе компанию поинтересней, там были молодые люди с гитарами, и она пропадала постоянно с новыми знакомыми. А загадочная Ольга Владимировна, она же для Ширшова – Нинель, одиноко прогуливалась по верхней палубе, как и прежде, не обращая  ни на кого своего внимания…   





…1988г. СССР. Северо-Восток. Порт Северный…

…Теплоход "Николаевск" прибыл в порт Северный по расписанию в 10 утра и встал у причала. Пассажиры с объёмными сумками и чемоданами в руках дружно покидали судно. Сергей и Виктор слаженно стаскивали на берег свои многочисленные брезентовые тюки с ящиками. Марина стояла на причале рядом с  вещами. Вокруг кружило множество наглых и крикливых чаек. Вика к тому времени уже ушла вместе с группой оргнабора, и они уже рассаживались в ожидавшие их автобусы.
-- Проверь, ничего не забыли? – Бросил Сергей Виктору. – Я схожу на площадь, поищу старых знакомых.
-- Хорошо. – Скомкано ответил Виктор.
-- Марина, – Сергей задержал свой взгляд на девушке, – а, ты, почему не ушла со своими? Смотри, они сейчас уедут. Догоняй. Опоздаешь.
-- Сергей Вадимович! – Марина решительно подошла к Ширшову. – Я прошу вас принять меня  к вам на работу!
К Марине и Сергею поспешил запыхавшийся Виктор Обозников.
-- Мы – молодцы, ничего не оставили. Всё здесь, на берегу, с нами.
Сергей вздохнул и привычно с досады вскинул в  стороны руки.
-- Марина, мы не туристы, и песен под гитару, вечером у костра не будет. Мы залетим на вертолёте за триста с лишним вёрст от Северного. В горы. Где нет ни единой живой души. Где зверьё и то, толком не попадается.  Мы - вполне здоровые мужики и отдаём себе отчёт в своих действиях. Мы уверены в себе, и… это всё - наша работа. Из лекарств у нас собой лишь обычные аптечки. Я беру с собой ещё двух маршрутных рабочих, из местных бичей. Они сплошь одичалые, антисоциальные элементы. Обычные слова в их речи используются лишь для связки слов между матами. По-другому они говорить не умеют и не желают.
-- Витя меня уже проинструктировал. Я не маленькая девочка. Я слышала всяческие маты, и видела этих, ваших бичей. Люди, как люди. Сергей Вадимович, мне нужно поехать с вами, ну, пожалуйста, возьмите меня к себе на работу… поваром. – Марина умоляюще смотрела на Ширшова. – Ну, что вам стоит, Сергей Вадимович. У меня медсправка в порядке. Мы проходили перед отъездом медосмотр. Я – здорова, я ничем сроду не болела.  Всегда занималась спортом. В классе лучше всех бегала кросс на три километра, ходила в походы.
Виктор тоже настойчиво сверлил взглядом старшего товарища и теребил ворот своей рубашки.
-- А, как же Вика? Друзей как-то не положено бросать, – отвёл в сторону глаза Сергей, чтобы не смотреть на Марину. – Это и не хорошо…
-- Я отдала ей все свои деньги, и она сейчас должна договориться с рыбколхозом, а завтра… она уедет обратно, домой. Вика меня поняла, и… пожелала удачи. И ещё, она просила вас поцеловать за себя, на прощание.
Сергей немного смутился, и… махнул рукой:
-- А готовить? Ты хотя бы готовить, умеешь?
-- Научусь. – Негромко пролепетала покрасневшая Марина.
-- Серёг, она всё умеет…
-- Ладно, ты уж молчи, агитатор. Детский сад. И, что же так всё плохо-то? А? Ну, хорошо. Ждите меня здесь, я скоро вернусь… 
   
…За двенадцать дней до этого.

…Сергей, в накинутом на плечи халате, шёл по стационарному отделению городской заштатной больницы. В руке он держал букет дорогих гвоздик. В коридоре стационара было людно, и шумно. Сергей остановился у нужной ему двери в палату. Немного постоял в раздумьях, и как только решился её открыть, та внезапно отворилась сама, и он столкнулся лицом к лицу с Ниной Алексеевной – тёщей. Женщина на мгновение оторопела, но вида не подала и вышла из палаты, плотно прикрыв за собой дверь.
-- Пришёл, значит. – Тёща прошла по коридору до широкого окна и там остановилась, положив руки на подоконник. За окном сочно зеленела листьями на ветках деревьев весна. Было самое начало мая.
-- Пришёл.
-- Цветы принёс. И где нашёл только. Сергей, я не впущу тебя к Вере! Ты мог  прийти раньше, а сейчас,… сейчас ты пришёл… поздно.
-- Вера моя жена, Нина Алексеевна, и я хочу...
-- Не-ет! Она уже не твоя жена. Мужья с жёнами так не поступают. Сегодня кризис уже миновал, и… ты больше в её жизни не появишься. Я не постою ни перед чем, но ты забудешь дорогу к Вере.
-- Вы, не можете так поступить. Мне нужно увидеться с моей женой. Мы с Верой так и не поговорили, и, видимо, в чём-то не поняли друг друга.
-- Я не желаю тебя здесь видеть, и Вера,… она не вынесет твоего появления. Ты не знаешь, что мы  пережили за эти три недели. Ты ничего не знаешь, и… уходи. Сейчас ты ей больше  не нужен. Всё, Сергей! Всё кончено! Вера преодолела себя. Уходи. Не делай нам больно… в очередной раз…
…К Нине Алексеевне подошёл врач – мужчина в чистом белом халате. Они негромко заговорили и отошли в сторону от проёма окна. Сергей же уставился взглядом в окно, рассматривая неуютный серый и скучный двор больницы. И вдруг он захотел разругаться, разнести всех и вся в клочья, но, взглянув в полные гнева холодные глаза Нины Алексеевны (она закончила беседу с доктором и вернулась на своё место) сбился с мысли и… смолчал.
-- Уходи. Мы забудем тебя. Мы… должны… тебя забыть…
Сергей медленно положил цветы на подоконник.
-- Вот. Передайте  Вере, и… прощайте…

…1988г. Порт Северный. Морвокзал. Середина мая...

…Сергей вышел на небольшую привокзальную площадь и тут же, нос к носу, встретился с помятым от беспробудного пьянства, и заросшим грубой щетиной худощавым мужиком, лет сорока с небольшим. Мужик был одет в лоснившийся на солнце пиджак, под ним виднелась, местами почерневшая, от не отстиранной грязи,  светлая рубаха.
-- О, привет, Вадимыч! – бросился трясти Сергея за руку запойный проходимец. – Привет, дорогой! С приездом! Никак и ты на работу прибыл? – Он с любопытством заглядывал Ширшову в глаза.
-- Привет, Кузьма, привет. Жив ещё? Отощал, смотрю больно.
-- А чё нам будет-то? Главное, что ещё кости целы! Ха-ха-ха. Ты то, как, подишь два года не виделись?
-- Нормально. Видишь, приехал, значит всё у меня хорошо. Слышь, ну, а ты, чего тут мечешься? Кого высматриваешь? Говори, как на духу, пойдёшь опять ко мне?
-- Да-а, понимаешь, - замялся и потупил взгляд Кузьма. – Такое дело…
-- Куда-то уже намылился, бичара? Понятно. А я на тебя рассчитывал.
-- Тут ведь как, у нас говорят, Вадимыч – «…маленькие бичики подались в Теличики, а солидные бичи, подалися в Пахачи…» -  собрался я понимаешь туда. Может денег, подзаработаю на рыбе? Там нынче заплатить обещали хорошо.
-- Да, пропьёшь ты прямо там, в Пахачах, всё заработанное, Кузьма. Давай ко мне и не думай. Вернёмся осенью - у тебя полный карман денег, не растраченных. Нынче и я заплачу больше, и премия будет, обещаю.
Кузьма на мгновение, для порядка, задумался. Затем так же, для порядка, махнул рукой и изрёк:
-- А-а,… давай Вадимыч! К тебе. Чё мне та рыба? Я чё, рыбак что ли? И потом, я тея знаю. – И Кузьма широко развёл свои худосочные руки в стороны, и они с Сергеем по-дружески обнялись. – Мы ж  с тобой у чёрта на рогах только и не были, Вадимыч!
-- Лады. Лады. А кого в спарок к себе возьмёшь?
-- Да кого ж ещё, Брагу. Пойду прямо щас его искать. 
-- И Брагин здесь? Он же на "материк" собирался, с концами?
-- Ну, какой ему "материк"? Он же там и сгинет на первом вокзале. Куда ему податься? Кто он вообще такой? Кто его там знает? А здесь он – Брага! Уважаемый всеми бич.  Вадимыч, слышь, а аванс дашь? – Как бы, между прочим, сглатывая слюну, полюбопытствовал Кузьма.
-- Какой ты скорый. Не борзей. Ещё палец о палец не ударил, а уже деньги с меня трясёшь. Идём, поможешь для начала вещи перетащить на площадь. Затем моих сотрудников и груз доставишь в гостиницу, поможешь и там. Разместишь всех. А, уже после, найдёшь меня в конторе ГРЭ, и доложишь, что и как. 
-- Понял, начальник. Вопросов нет. И, где тут ваши вещички?...

…Сергей отправил всех в гостиницу, и уверенно направился в сторону конторы Северной геологоразведочной экспедиции…
…В конторе было многолюдно и шумно. Наступил новый полевой сезон и начинался заброс геологических отрядов на объекты работ. Двери кабинетов практически не закрывались. Многие из коллег  узнавали Ширшова ещё издалека. Сергей со всеми здоровался за руку или кивал головой, салютуя при этом двумя руками. Он направлялся прямо в кабинет к начальнику. В приемной было пусто, и он проследовал в нужном направлении без задержек…
…Начальник – Калачёв Степан Валерьевич был ему хорошо знаком. Это был мужчина лет немногим за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения с заметными залысинами на лбу. Во всех его движениях чувствовалась уверенность и деловитость.
-- Ага, прибыл! – Бодро начал Калачёв, поприветствовав Сергея. – Проходи, садись. У меня есть немного времени, можно и поговорить.
-- Спасибо, что не забыли, Степан Валерьевич. Я к вам, как всегда, и не просто так.
-- Известное дело. Кто же вам ещё поможет, если не мы. Ходасевич телеграфировал о вашем приезде, просит помочь. Постой, ты я слышал, на его дочери женат?
-- Наговаривают злые языки. Где уж мне… к нему в сродственники пролезть.
-- Мелют, значит, чего не попадя? Ну, да ладно. А я, признаюсь, видел его дочь, симпатичная такая дамочка.
-- Не знаю. Не встречались.
Калачёв пристально посмотрел на Ширшова.
-- Ты нынче куда собрался? Всё туда же? На Латыр-Ваям?
-- А куда же ещё, Валерьич. То ты не знаешь. Вы же все места уже заняли, и везде понаследили.
-- Не даёт он тебе, погляжу покоя. Упёртый ты, чертяка. Вартынская площадь. Конечно, она интересная, сам знаю, но… зачем она тебе, научному деятелю? Что ты там поимеешь, за что ухватишься? Мы там работали, так себе. Всё прозаично. По крайней мере, съёмочные работы и геохимия не показывают ничего существенного.
-- Это в ультраосновном-то массиве? Ну, вы даёте. Хороши братья геологи. Хороши, ничего не скажешь.
-- У меня и вчера, и сегодня госзаказ, Серёжа. Мы сейчас на рудно-россыпном золоте сидим. Мне план знаешь, какой спустили? То-то. Итак, что могли - то сделали, не обессудьте. Есть вопросы – приезжайте, ищите, смотрите. Слушай, Сергей Вадимович, ты ведь толковый геолог, а давай к нам. Работы - во! - по горло! Зарплата будет, ого-ого! Мне главный в Озёрную партию нужен, и срочно, слышишь? Там всё очень перспективно, очень. Народ там толковый, не новички. Подумай.
-- Вот, когда вернусь, тогда и… подумаю. Слушай, Степан Валерьич, неужели дуниты Латыр-Bаяма, вам, вообще, не интересны? Ведь там же были подсечены шлиры хромититов?
-- Понял. Ты, батенька, никак решил вторым Иностранцевым* заделаться? (* - Иностранцев А.А.   - профессор-геологии, один из первооткрывателей коренной платины на Урале в XIX в) Ну-ну, дерзай, потом вместе и посмеёмся. Ты ведь знаешь, наша лаборатория ничего не показала из Латыр-Ваямских проб. Хотя, может быть, мы что-то и упустили, но, то, батенька, не серьёзно. Мелочёвка, глазу задержаться не на чем.
Калачёв пристально вглядывался в Ширшова, ему нравился этот одержимый вечным поиском человек. Человек-работяга, полностью отдававший себя своей работе, не просто научный сотрудник, коих поперебывало здесь без счёта, а настоящий геолог-полевик - умелый, толковый, и главное хороший организатор. Именно такого работника хотелось заполучить себе Степану Валерьевичу. И потом, ещё свежа была в памяти Калачёва, неприятная история, произошедшая три года назад, в начале холодной осени, на Латыр-Ваямских склонах, когда задержавшийся с работой Ширшов спас на маршруте его людей и студентов-практикантов, угодивших под снежный обвал. Гибель четырёх человек была неминуема, не отыщи их в тот день Сергей. И тогда,… даже страшно подумать, чтобы стало тогда с Калачевым…
-- Степан Валерьич, выручай, - прервал мысли начальника экспедиции Сергей.  -  Я  ведь к тебе за тем и пришёл. У меня осенью будет много проб. Очень много. И мне нужен будет пустой борт, чтобы всё забрать и вывезти.
-- Понимаю, – Калачёв сделал серьёзное лицо. - Платите деньги. Сегодня это так. Хозрасчёт – наши деньги любят счёт.
-- Валерьич, у меня с "летунами" не хватит денег рассчитаться, а в институте и слушать не хотят о вертолёте. Говорят: «…с Калачёвым договоришься, он тебя подкинет в оба конца, попутно…» Мне, во-как, пробы эти нужны, – Сергей резанул себя ладонью по шее. – А попутно, так, там ведь твоих, как сельдей в бочке всегда набито.
--  Ну-у, батенька, думай, думай, чем заинтересуешь. – Заулыбался явно хитривший Калачёв А,… пойдёшь ко мне работать?
-- Не надо, не дави ты на меня Степан Валерьич. Тут нужно мыслями ещё собраться, вообщем, этот сезон… покажет.
-- Так ты быстрее думай, а я подсуечусь. До осени ещё далеко, а там…. Может, что и выгорит  в твою сторону. Самый,  к тебе ближний будет… это у нас отряд… Тумакова. Геофизики. Они километров  на девяноста от тебя стоять будут. Ладно, буду соображать, как "летунов" убалтывать, к тебе крюки наматывать. Тебя ведь надо туда ещё и забросить.
-- В одну сторону допилить мне деньжат хватит. – Уверенно выпалил Сергей.
-- Надеюсь, Серёжа, надеюсь,  не такая уже сволочь Ходасевич, чтобы вас к нам на тощую шею посадить. Так-так, первый борт к Тумакову ещё на той неделе ушёл, а завтра второй пойдёт. Нет, вы на третьем полетите, это у нас через… три дня. Так что жду тебя… в пятницу, в 9-00, на  вертолётной площадке и без опозданий. Груза много с собой?
-- Груз  -  в основном вещи, да продукты, и со мной ещё четыре человека.
-- Значит это минимум тонны… на полторы? Много.
-- Так ведь и работы будет, ой, как много.
-- Лады. Улетишь. У меня там всего-то три человека лететь намечаются. Везёт тебе Сергей Вадимович, вот так вот - бац! -  и борт у меня почти пустой в твою сторону идёт, и,… я человек порядочный и понимающий, что наука существенная часть прогресса, глядишь, и… осенью тебе помогу. Ну, а рация-то у тебя, надеюсь, имеется? Никак в прошлый раз? Не подведёт?
-- И радист обученный есть, - Сергей, посмеиваясь, показал ладонью на себя, -  и рация теперь пашет на все сто.
-- Нашу частоту ещё помнишь?
-- Да не забыл вроде. Свежи  воспоминания.
-- Вот и славно, вот и хорошо. Ну, бывай тогда, Сергей Вадимович, меня  дела ждут. Увидимся уже у вертолёта...

…За  день до отплытия в порт Северный.

…Сергей стоял у бордюра тротуара, в размышлении перейти или нет улицу. Мимо него проезжали авто, спешили озабоченные повседневностью пешеходы. Рабочий день заканчивался. Вдруг неожиданно рядом  с ним притормозила  чёрная "Волга". Он узнал машину Ходасевича. У "Волги" открылась задняя дверца, и тесть, кивком головы, пригласил Сергея к себе.
-- Володя, давай, поезжай не спеша, – обратился Александр Серафимович к водителю. Они тронулись, и машина плавно покатила по проезжей части.
-- Я, хотел бы извиниться  за Нину Алексеевну. Она была уж чересчур категорична.
-- Да, я не в обиде. Я пытался прийти к Вере ещё раз, но меня уже не пустили к ней в палату врачи.
-- Вера поправляется. Нина так намучилась с ней, и, как матери, ей невыносимо больно видеть тебя, Сергей. Ты должен понять.
-- Хорошо. Я понимаю. Я теперь всеми наказан и изгнан, но и вы должны понять – это наша с вашей дочерью личная жизнь. Мне необходимо было повидаться с Верой. Вы, кстати, помнится, были не против?
Сергей не смотрел на тестя, а следил всё это время  за дорогой.
-- Мне через квартал надо выйти.
-- Остановимся. Я хочу немного поговорить о тебе. Ты эту неделю был слишком занят, и мне не удалось с тобой повидаться. Есть, что обсудить.
-- У меня всё уже собрано, и я завтра уезжаю. За вашу личную поддержку и помощь, спасибо.
-- После отблагодаришь. Я сообщил Калачёву, в экспедицию, он тебе постарается помочь с заброской. Думаю, Степан Валерьевич ещё помнит, чем обязан тебе? Если бы ты тогда не спас его людей, сидеть ему на нарах, в местах попрохладней наших. Он это помнит. Хороший мужик. Хороший начальник.
-- Как всегда, уповаю лишь на него.
-- Ну, и теперь, пожалуй,  к делу, а то ведь ты уже приехал. – Машина остановилась  в указанном Сергеем месте. - Я тут на два дня взял твои отчёты и перспективные планы по Латыр-Ваяму. Прочитал. Интересно. Значит, ты всё ещё уверен в том, что найдёшь там коренную платину?
Сергей настороженно обозревал вальяжно сидевшего тестя.
-- Уникальную платину, Александр Серафимович. Материалы у меня кой-какие имеются, вы их видели. Осенью я привезу последнее доказательство своей правоты. Если утвердите мне смету и поставите в график на лабораторные исследования, то к весне…
-- А ты, вообще, отдаёшь себе отчёт, ну, ты хотя бы, понимаешь, что такое вот открытие тянет на… Госпремию? На почётное звание? Да, в общем, на много чего ещё тянет.
-- Ясно. Вы, про это, решили поговорить? – После минутной паузы вопросом на вопрос ответил Сергей.
-- В наше время, глупо не думать о последствиях. Короче говоря, Сергей, я ведь могу многое. Ты правильно заметил. И в моих силах утвердить  твои работы - дать лабораторию, обеспечить командировки, или же передать это всё кому другому, а тебя перевести работать… да, хоть на юг, подальше от Латыр-Ваяма. И в моих силах также убрать тебя из института. Деньги, что ты сейчас уже осваиваешь, предназначены не для твоей поездки. Ты нагло используешь их в своих корыстных целях, не поставив в известность  коллег - учёный совет и руководство. Посуди сам, это же… подсудное дело.
-- Вот как? Это очень интересно. Ну-ну, продолжайте, продолжайте, я, кажется, понимаю ваши прямые намёки.
-- Лишь отчасти. Итак, Первое, Сергей Вадимович – с сегодняшнего дня - я, являюсь руководителем твоей Темы:  «Перспективы поисков и оценка коренных месторождений платиноидов в зональных дунит-клинопироксенитовых меловых массивах. Вартынская площадь». Так?
-- Так. Про площадь верно…
-- И, сразу - Второе – ты навсегда исчезнешь из жизни моей дочери.
-- Хм-м. Это мне что же, предстоит сгинуть бесследно в горной тундре? Знаете ли, у меня много родственников и знакомых, и мне не хотелось бы их расстраивать.
-- Ну, зачем же так. Мы деловые люди, и в том не составит большого труда устроить тебя в Северную экспедицию. Там Калачёв в тебе кровно заинтересован. Сюда будешь наведываться в командировки.  За результаты своей работы тебе беспокоиться не придётся. Нет-нет, ты теперь мой партнёр, и я буду, честен с тобой до конца. Поверь моему слову - ты забыт не будешь.
-- С ума сойти! А, что, вы знаете - отличный план. – Зло усмехался Сергей, поглядывая на уверенного в себе Ходасевича. -  Мне и думать не приходится. Всё оказывается уже давно решено.  Просчитано и оценено…
-- Думай не думай, но это будет только так, а не иначе. Я всё же надеюсь, что ты умный человек, и не станешь ломать свою жизнь. Тем более она, возможно, в скором времени, даст тебе шанс записаться, хотя бы и мелкими буковками, где-то в конце дли-и-и-инного списка, с краешка, в первооткрыватели. И поверь мне, того будет достаточно для тебя, чтобы смело начинать совершенно другую жизнь. У тебя ещё всё впереди, и перед тобой станут-таки открываться очень большие двери.
-- Скучно.
-- Что?
-- Скучно! Жить без борьбы - скучно, и… как-то, не правильно, Александр Серафимович.
Сергей открыл дверь и неторопливо покинул машину. Затем, расправив широкие плечи, потянулся.
-- Я погляжу, тебе совсем наплевать на себя? – Выглянул следом из открытых дверей машины встревоженный тесть. – Ты мне не ответил, Сергей? Это то единственное, что я могу предложить тебе, в твоей ситуации, как… бывшему родственнику.
--  Да. Я… плюю на себя! Слышите?! Я плю-ю на се-бя…


…1988г. СССР. Северо-Восток. Массив Латыр-Ваям. Начало июня…

…Раннее утро не ободряло своим началом. С моря, находившегося неподалёку, постоянно дул неуютный протяжный ветер. Хмурые тучки проносились над землёй, где-то собираясь в грозный иссиня-чёрный сонм. Было прохладно и оттого грустно и неуютно. Хотелось Солнца, его обжигающих лучей, его тепла и света. Хотелось синего чистого неба и белоснежных облаков… 
…Они организовали свой полевой лагерь у небольшого ручья под названием "Геодезист", среди унылого тундрового редколесья. Лагерь, образованный четырьмя палатками с тентом натянутым над длинным походным столом, с четырёх сторон окружали пологие серые "гольцы" с остатками снега на верхушках, так и  нетронутого началом лета. Ранний костёр потрескивал угольями, а на столе уже стоял  готовый завтрак -  в большом котелке макароны "по-флотски". На жарком огне дымился обгорелый чайник. В металлической миске лежали недавно испечённые лепёшки. У костра суетилась одетая по-таёжному, и в платке, Марина.
-- Эй! Завтрак на столе! – Крикнула она, отмахиваясь ладонью от сизого дыма. – Подходите.
Из-за выцветшей на солнце палатки вышел взъерошенный Кузьма и направился молча к столу, а из неё шустро выполз второй маршрутный рабочий Брагин, человек на вид годами ближе к пятидесяти, невысокого роста, спокойный, в котором ещё не до конца  умер истый интеллигент. Всем и всегда он искренне говорил – благодарю, извиняюсь, разрешите полюбопытствовать.
Первым за стол уселся отощавший Кузьма. Затем подошёл, потягиваясь, Брагин. Следом уселись и Сергей с Виктором. Пока поедали макароны – молчали, когда перешли к чаю – разговорились. Первым, глотнув из кружки, отозвался всегда разговорчивый Кузьма:
-- Мариш, чаёк сегодня у тебя толковый, как учил. – Он подмигнул девушке своим хитрым зелёным глазом.
-- Так стараюсь. – Ответила, не повернув головы к столу, Марина. – Вот только наш чай такими темпами, очень быстро уйдёт. Заваривать скоро будет нечего.
-- Ничего, ничего, наш начальник что-нибудь придумает. Не жалей, пока есть что сыпать – сыпь от души. Это ж, чай! Чаище! – Восторгался запахом, цветом и настоем чая Кузьма.
-- Марина брось костром заниматься, иди завтракать. – Перебил болтливого Кузьму Виктор, и повернулся лицом к сидевшей у костра девушке. - Мы уже, кажется,  поели. И даже восхищаемся. – Он сурово сверкнул глазами на осоловевшего Кузьму. Тот хмыкнул себе в кружку и замолчал.
-- Да, мне ещё рано. Успею. Позавтракаю. – Слегка улыбнулась всем сразу симпатичная Марина.
-- Большое спасибо, хозяюшка, – встал из-за стола насытившийся Брагин и направился к себе в палатку.
-- Михалыч, через полчаса выходим. – Обратился к нему Виктор.
-- Марина, - Сергей впервые за весь завтрак, коротко взглянул на девушку, - на нас с Кузьмичёвым  на сегодня уже не готовь. Мы заночуем на маршруте. Нам сегодня дорога дальняя, так что ночевать будете без нас.
Марина слегка всполошилась, она явно была расстроена услышанным. И тут к ней вразвалочку подошёл  Виктор, и вдруг неожиданно приобнял руками за плечи:
-- А мы вечером попируем. У нас будет рыба. Михалыч один ручеёк присмотрел. Мм-м.  Там её богато. Я тебе отвечаю.
Марина демонстративно убрала от себя руки Виктора. Кузьма допивал чай и глядел на всё это, посмеиваясь. 
-- Всё, Кузьма, собираемся и выходим. Времени рассиживаться, больно-то нет. – Сергей шумно встал из-за стола и строго глянул на Кузьмичёва. 
Кузьма, пожав худыми плечиками, покряхтывая, встал и пошёл собираться…
…Сергей, пригнувшись, вошёл к себе в палатку и подтолкнул переодевавшегося Виктора локтём.
-- Хорош к девчонке приставать. Добром, чую, это у вас, не кончится.
-- Да, я сам ничего не понимаю. Она какая-то совсем… не та. На теплоходе одно, здесь другое.
-- Может быть, она думает? Чтобы после не пожалеть?
-- Ерунда. Я что, козел, какой что ли? Она же мне… нравиться.
-- Этого, Витя, мало.
-- Не понял?
-- Переодевайся, переодевайся. Мы с Кузьмой идём на "Тройку", будем опробовать всё там конкретно, а ты давай за эти дни займись уже плотно "Талым". Пора начинать серьёзно работать.
-- Хорошо. Знаю. А чего мало, Серёга?
-- Подрастёшь, дойдёт. Не торопи события, мой тебе совет.
-- Хм-м, и… кто бы говорил.
-- Витя, если тут что случится - мне за вас отвечать. Так, что слушай меня,… пожалуйста, помалкивай, и выполняй. Она – мой работник, в первую очередь, и заруби себе это на носу, младший научный сотрудник.
-- Послушай, не лезь в мои с ней отношения. Не надо. Она здесь из-за меня, и я уже, наверное, разберусь, как нам всем быть.
-- Я вижу, как ты разбираешься. Вижу. Она скоро начнёт шарахаться от тебя по сторонам, а потом ещё гляди побежит, куда глаза глядят. Здесь тебе не песочница - не детский сад, и не школьный вечер. Здесь вон, горы кругом и тундряк. Как бы мне эта твоя дурь – боком не вылезла. Любовнички…
-- Всё нормально. Поверь мне. И не стоит делать всевозможные предположения. Тем более сумасшедшие выводы…
…Марина долгим взглядом провожала Сергея и Кузьму, ушедших на маршрут, по едва заметной тропе утопавшей в оленьем ягеле…
-- Мариночка, извините, подайте, пожалуйста, ведёрко. Я воды принесу. -  К девушке подошёл Брагин. – Давайте я вам и посуду помогу вымыть. Я знаете, не привык, что кто-то за мной со стола убирает, и тарелки грязные моет. Мне даже не ловко от этого. Вроде не инвалид и не совсем уж старый.
Марина пожала плечами и подала Михалычу ведро.
-- Михалыч, давай с водой поторопись, мы тоже выходить уже будем. – К ним подошёл  готовый к работе Виктор. – К обеду нас не жди, Мариш, оттуда идти далеко, так что собери нам паёк. – На плече у Виктора стволами к земле повисло ружьё. – Из ружья хотя бы раз стреляла?
-- Нет. Ни доводилось, - Марина не смотрела на Виктора. Она специально повернулась к нему спиной.
-- Приду - научу. Чего-чего, а патронов у нас хватает. Можно пострелять. – Горделиво и важно приосанился Виктор.
--  Ты что, я боюсь. Оно так  громко бабахает.
-- В диких местах без этого нельзя, мало ли, кого принесёт. Я рекомендую научиться.
--  Хватит меня пугать, я и так тут всего боюсь, когда вы уходите.
-- Бояться ничего не нужно, Мариночка. – Подошёл неслышно, с наполненным ведром, Брагин. – Тут места тихие. Сколько уже дней здесь, а я настоящих, звериных следов, не встречал. Так мелочь всякая. Места здешние: скудны и убоги. Настоящий зверь, похоже, обходит их стороной. Мышка давеча под ноги метнулась, вот и вся… скотина. Тоскливо и неприятно даже зверью на этих склонах находиться.
-- Спасибо, Михалыч, утешили.  Мышей мне только и не хватало. – Вздохнула загрустившая Марина. –  Ну, а… рыбы принесёте?
-- Не вопрос. Обязательно. Мы с Виктором Станиславычем знатные рыбари. Крючки и леска у меня всегда с собой, а наживку найдём уж где-нибудь.
-- Время! Марина собирай нам что поесть, и мы двинем. – Виктор взглядом показал Михалычу  на инструменты - мол, бери, да пойдём уже...   
 
 …Сергей шёл впереди. Кузьма заметно поотстал. Они шли в затяжной подъём. У каждого за спиной  рюкзак со скарбом,  спальник, в руке по молотку на длинной деревянной рукоятке.
-- Слышь, Вадимыч, а небо-то хмурится.
-- Дождя не будет, не боись. Мой барометр не врёт.
-- Ну, да, не врёт. Вон и ветер всё сильнее и сильнее, на море никак уже шторм идёт. Ну и местечко ты нашёл, я тебе скажу, начальник. И чё я в Пахачи не поехал?
-- Ныть стал много, Кузьма. Не узнаю я тебя. Нет, не узнаю. Я помню, мы с одним человеком по фамилии Кузьмичёв, всего-то три года назад, в конце сентября, по снегу,… в мороз,… чуть не сотню вёрст, по горам отмахали, ещё и несчастных студентов-практикантов умудрились спасти от погибели. И как тот же Кузьмичев ещё с полсотню вёрст, в одиночку, на базу отряда к рации выходил, людей спасал, тоже помню. И как он руки себе обморозил, и как на ногах у него, после, чуть пальцы не отрезали.
-- Парочку-то отхватили, Вадимыч. – Просипел подуставший Кузьма.
-- Ну, вот видишь, ты же геройский был мужик. Куда мне до тебя.
Кузьма скривился лицом  и негромко хихикнул…
…Они шли в молчании уже около часа.  Кузьме вновь захотелось потрепаться (такой у него был характер).
-- Слышь, Вадимыч, а как тебе Мара? Классная деваха. Витёк вкруг неё уже извертелся, а она не-ка, не колется. Я то вижу. – Тяжело дышал, но не переставал говорить Кузьма.
-- Слышь, Кузя, она тебе не Мара, а… Марина. Он - не Витёк, а Виктор Станиславович.
-- Не-е, Витёк он и есть Витёк, на большее, он не канает.
Сергей, было, вспыхнул, но смолчал, и лишь ускорил шаг.
-- Постой, начальник, давай перекур. Я устал. Ты, как сохатый прёшь, и прёшь, напролом.
-- Что так? Дохлый что ли совсем, Кузя?
-- Вадимыч, я не Кузя! – Вскипел обессиленный Кузьмичёв. – Я – Кузьма!
-- Итит твою мать, ух, какие мы важные теперь стали.
-- Да! Кузей я до сорока лет был, а сейчас мне уже… сорок четыре будет. Попрошу мой возраст уважать. Нет, всё,… давай перекур.
-- Дохлятина. – Буркнул через плечо Сергей и остановился. – Кури уж, ходя.
Кузьма скинул рюкзак и проворно примостился на большом округлом камне. Закурил.
-- У меня питание зимой подкачало. Вот я и сдулся. Одну водочку кушал, и как только жив остался? Слышь, Вадимыч, а Мара симпотная. Нет, ей Витёк не интересен. Факт - шантропа. Неужто ты, Вадимыч, не видишь, как она на тебя зырит? Аж, дрожит вся, мелкой дрожью, и мурашки по рукам, когда ты с ней балякаешь.
-- Ты  чего это там выдумываешь, дурак?
-- Да, мы с Брагой это уже давно просекли. Она в тебя втрескалась, аж, уши горят. Я бы на твоём месте, Вадимыч, к  Марочке пригляделся. С ней в спальнике, ой, как жарко спать-то будет.
-- Что-что? – Сергей резко приподнялся с камней, и в два широких шага оказался возле Кузьмы.
-- А, чё, Вадимыч, там такой рабочий станок. Такое тело. – И Кузьма широко заулыбался щербатым ртом, хитро поглядывая на взбешённого Сергея.
-- Ну-у, Ку-зя! Во-первых – я не Вадимыч, а Сергей Вадимович! Во-вторых – я уже тебе говорил:  она -  Марина, а  не Мара. Сечёшь босота?! В-третьих…
-- Ты,  чё, начальник? Ты чего бить будешь? – Заметно струхнул острослов.
-- Буду. Как,… последнюю сволочь буду учить, как, и что говорить, в культурном обществе.
-- Я,… я, конечно, супротив тебя, боец никакой. Тока не зашиби! Тока не зашиби! – И Кузьма, смирившись с участью, сильно сощурил свои повыцветшие глаза.
-- Уж, как получится, паря, – и Сергей приставил свой кулак к челюсти Кузьмы. Кузьма вздрогнул всем телом. Сергей резко толкнул его, и тот повалился с камня, на котором  так уютно примостился. – Ладно, живи, покуда молчишь, треполог.
-- Спасибо, начальник. Бить не надо. Бить слабого человека - это последнее дело.
-- Смотри, в следующий раз за такое, я серьёзно, съезжу по сопатке, без разговоров. И ещё запомни – у меня есть жена, и… я её, уважаю.
-- Ё… Это Верку то?
-- Что?!
-- Веру Александровну, Сергей Вадимович, я понял! Я понял! Просто Бозя нам всем протёр, что ты с ней больше не живёшь. Пожили пару лет и разбежались в разные стороны.
-- Кто-кто, протёр?
-- Бозя – Витёк. Обозников – Бозя.
-- Я сказал, он - Виктор Станиславович! Он для тебя не Бозя! Он для тебя не Витёк! Запомни - он  человек. Это ты – Кузя…
-- Да, мне-то что? Я не гордый. Только зря ты, Сергей Вадимович, менжуешься. От тебя же настоящим мужиком за версту прёт! Она,… она, как листок трепещет, ты присмотрись, присмотрись…
-- Всё Кузя, пошли, хватит девчонку обсуждать. Она ещё совсем глупая, мало ли, что ей там показалось. Не лезь своим хамским рылом туда. Не лезь…
…И они снова двинулись в подъем. Кузьма сильно сопел, матерился себе под нос и быстро выбивался из сил.
-- Сергей Вадимович, давай потише иди. Мне ещё месяц отъедаться надо. Сил совсем нет. Самому за себя стыдно, но… не могу,… устал.
Кузьмичёв сильно обливался потом, и тяжело, и часто дышал.
-- Ладно,… давай перекур. – Сергей покачал головой, глядя на измождённого жизнью, владельца острого языка. – Такими темпами, какими мы движемся, нам на всё про всё не два, а четыре дня понадобится.
-- Не,… не,… я приноровлюсь скоро. Всё путём. – И Кузьма с жадность затянулся ядовитой "Примой".
-- Сергей Вадимович, а ты зря так – Кузя, да… Кузя. Я ведь поболее твоего насмотрелся. Обидно. Ещё каких-нибудь… пятнадцать лет тому назад меня увлекали в свои объятия – Иокогамы, Сингапуры, Бомбеи и Момбасы там всякие. Я Гавану знал, как свои пять пальцев! Веришь? А  Буэнос-Айрес? А Панама? Тебе такое и не снилось. Э-эх, девять лет в Морфлоте, я ведь, и… боцманом был, вот как...
-- Ну, мне про то известно кем ты был, а ещё лучше – кем ты стал. Красаве/ц.
-- Ага. Слабый я человек. Доверчивый. Подставили меня, вот я и… пошёл к "хозяину". Шестерик, как с куста впаяли. За спекуляцию. Суки. На том моя жизнь и кончилась.
-- Не скули, Кузьма. Сам виноват, кто тебе не даёт  жить не так, как сейчас живёшь?
-- Эх, Вадимыч, сглупил я. Ой, сглупил! Был шанс, а я его упустил, и всё пошло… под откос. Веришь, вся жизнь кувырком! – Кузьма с силой затушил окурок о сапог. – Порт Дурбан. Знаешь где это?
-- Да. Есть такой город. Помнится  на юге Африки.
-- Конечно, ты учёный, обо всём знаешь. Это местные грамотеи, меня подкалывают, мол,  название идиотское, и что я туфту… впариваю. Так-с, вот-с, я мог там преспокойно остаться и жить-поживать себе. Мог, но… испугался. Ой, дурак!
-- Да, брось трепать. В страну апартеида, наши суда не ходили и не ходят.
-- Ага, не ходили. Много ты знаешь. Ходили! Я там лично четыре раза бывал. Последний раз два месяца там, на ремонте стояли. После шторма латались.  Мне двадцать семь лет было. Эх, молодость! Вот так вот, встретилась мне там… одна девочка, и… я ошалел от неё. Она вот такая, как Маринка наша была, ну, может чуть старше. И звали её Мартой.  Представляешь, мы встретились, и… она по мне засохла, напрочь! У неё бабка была из русских немцев, ещё до революции в Африку уехала, из  Ревеля. И Марточка меня понимала, говорила плохо по-русски, но понимала очень даже хорошо. Она так хотела, чтобы я с ней остался, сбежал с корабля. И ведь я мог! Мог! – Бил себя по острым коленям кулаками Кузьмичёв. -  Кто бы меня и когда искал по той Африке? А? Кому я  на хрен был нужен? Испугался.  Дурак! А здесь… через год… посадили…
-- Не тре/пешь? Так прямо и засохла, та благочестивая Марта по тебе? – Посматривал недоверчиво на рассказчика Сергей.
-- Да не смотри ты на меня сегодняшнего. Я ведь тогда другим был. И звали меня не Кузьма, а Эдуард Георгиевич. А если не веришь, я тебе вот что доложу – её бабка была очень состоятельная дама, у неё урановый рудник был в наличии и, что-то там ещё к нему, от мужа досталось, а он, кстати, был из местных буров. Так она своего сына – отца Марты, не уважала совсем. Он по саванне всё ездил – животных спасал. Удивительное дело – там миллионы рандов, а он… антилоп спасает. И жили они из-за этого не очень-то и богато. Бабка ничего им не давала. И Марту мою не сильно жаловала, хотя она мне говорила, что бабуля её любит…
-- Занятно, однако. Занятно, Эдуард Георгиевич, ничего не скажешь. И шанс говоришь, у тебя был? Значит, не было у тебя, Кузьма, полной уверенности в себе. В свои силы. Мне так думается. Слушай, а, ведь, я впервые про это от тебя слышу, а впрочем…. Если бы у тебя была   настоящая любовь, – попытался порассуждать Сергей, но Кузьмичёв его резко и с надрывом в голосе перебил:
-- Была, Вадимыч! Ой, была! Начинаю свою жизнь ворошить, а хорошего-то в ней, только Марта, только… порт Дурбан,… только Африка.
-- Так вот, - после не большой паузы обратился к своему рабочему, закрывшему лицо ладонями, Ширшов. -  Если бы у тебя была настоящая любовь, ты бы сейчас  со мной не гулял по хребтам дремучим, и не жрал  водку по бичарням. Хотя опять же, чему быть, видать, того не минуешь.
-- Веришь, она мне до сей поры снится. Ай-я-я-я-яй, Вадимыч…
…Сергей лишь усмехнулся и вздохнул, не совсем доверяя в душе словам Кузьмы. Кузьмичёв на это даже не обратил своего внимания. Он и в правду погрузился в своё далёкое прошлое, и… затосковал. Тяжело затосковал…
…Лишь заполдень они пришли на ключ с названием "Тройка". Немного, и на скорую руку перекусив, принялись за работу. Работали весь остаток дня до самых сумерек. Работы было много. Шлиховое опробование ключа Сергей решил вести основательно, и результат превзошёл все ожидания. На желобке его поискового  "лотка", невероятным образом, лежали те самые, тёмно-серые зёрна, от которых пахнуло ветерком близкой удачи. Кузьма не разделял радости Сергея, и самозабвенно продолжал свою нелёгкую работу - он тщательно, и  умело промывал на своём видавшем виды "лотке" всё новые и новые пробы. В такой работе Кузьме не было равных. За это его и уважал Ширшов, и всегда доверял умению и опыту Кузьмичёва… …Взглянув на часы, Сергей окликнул Кузьму и остановил все работы. Они взялись налаживать костёр, кипятить воду и заваривать чай. Нехитрый ужин приготовился за полчаса. В молчании отужинали. Затем пили небольшими глотками чай, и каждый вновь думал о своём, и молчал. Опустившиеся сумерки говорили о наступлении ночи. Привычной ночной темноты здесь не было и в помине. На небе появились первые яркие звёзды. Устроивши спальник, на колючий стланиковый  лежак, Сергей быстро заснул. Тепло костра разморило и опечаленного Кузьму. Перед глазами Сергея почему-то возникла Марина, она увлекала его за собой в глубину сладкого сна…

…Костёр медленно догорал. Однако хмурое настроение, как и хмурое небо над головой, портили славный ужин. Михалыч достаточно умело и быстро исжарил десятка четыре хариусов, и пригласил Виктора и Марину к столу. Свежая жареная рыба была хороша. Ели с аппетитом, попусту не разговаривая, боясь подавиться случайными косточками. Пить чай Марина пошла к костру. Она бросила в него пару поленьев, и огонь вновь ожил. Михалыч, допив свою кружку, поднялся из-за стола и пошёл к ручью, в тишине умыться. Виктор в раздумье глядел на Марину и нервно почёсывал затылок. Наконец он решился, и направился к костру.
-- Вот,  люблю смотреть на огонь, – Марина немного поёживалась, – и тут всегда тепло.
-- Тебе холодно в палатке, одной? – Виктор подсел рядом с девушкой так, что касался своим плечом её плеча. Кровь жаркими толчками прилила к его голове и застучала в висках.
Марина повела глазами в сторону Виктора, и смолчала.
-- Если холодно я могу…
-- Нет. Мне не холодно. У меня хороший спальник, из верблюжьей шерсти всё-таки.
-- Ах, да, я и забыл. Тебе же Серёга выдал свой, эксклюзивный. Он в нём случается и на снегу, ночует.
Виктор дотронулся своей ладонью до руки Марины. Марина слегка отдёрнула руку.
-- Да ты чего, Марина? Послушай, мы же на теплоходе, мы же…
-- И ничего на теплоходе не "…мы же…". Вить, я  сама не знала, зачем согласилась поехать с вами. Ты прости, может быть, ты решил, что я из-за тебя, но… это не так. Прости…
-- Та-а-ак. Ничего себе, заявочки. Весело.
-- Спокойных снов, Виктор Станиславыч. Спокойной ночи и тебе Марина. – Михалыч по-обычному тихо поднялся от ручья и, вползая  в свою палатку, обратился к молодёжи.
-- Спокойной ночи. – Повернулась и крикнула в сторону Михалыча Марина.
-- Марина, давай-ка поговорим с тобой серьёзно. Ведь так не бывает. – Закипал внутри себя всё сильнее Виктор. – Значит на теплоходе… любовь, а здесь…
-- О чём ты, Витя? Если  думаешь, что поцеловал меня, то я уже твоя… навеки? И умираю от любви? – Она не громко рассмеялась. – Очень весело, Витя, ты прав.
-- Ни раз,… ни раз целовал тебя, и ведь…  ты же говорила мне, что… я нравлюсь тебе? Марина?!
-- Витя, прости. Прости, прости. Ну, что я могу тебе ещё ответить? Что? Ну, мало ли я с кем целовалась? Ты как школьник, как… ребёнок ведёшь себя. Кузьмичёв уже в открытую, над тобой смеётся.
-- Что мне твой Кузьмичёв? Ха, Кузьмичёв. Тогда зачем ты поехала со мной? Зачем?
-- А, я не с тобой поехала. Извини, я на работу устроилась.
-- И кто тебя устроил, и… почему?  Нет, ты издеваешься надо мной? Издеваешься? – Сопел настырно и грозно Виктор.
-- Пойдём спать. Уже ночь, уже поздно. «…В небесах растает дымка, от потухшего костра, в черноте прогрызла дырку любопытная звезда…» Всё так и есть, как написано. Ты только взгляни  на небо, как оно быстро покрывается этими звёздами.
-- Видел. Много раз всё это видел. Ох, стишки, стишки. А знаешь, что там у него дальше? Нет? «…Завтра снова нарядится во вчерашнее тряпьё, а тебе всё будет сниться, чему быть не суждено…» Не суждено, понимаешь?! Не суждено! Все эти его стишки, такая ерунда. – Виктор внимательно смотрел на Марину, гревшую руки над затухающим пламенем. - Он не такой. Увы, все вы дурочки думаете иначе.
-- Кто "не такой"?
-- Тот, ради кого ты решила сюда поехать. Марина, Марина, как всё просто, однако. Понимаешь, это уже смешно, и… грустно. Ты ведь не первая такая. Сколь же вас таких вот очарованных прошло через него. Только я могу припомнить… десятка два, и не меньше.
-- Говори, говори. Тебе нужно выговориться. Когда человек говорит, ему становится легче на сердце. – Немного безразличным тоном проговорила Марина.
-- Выговориться?! Брось. Мне интересно понять, что, вот, к примеру, ты на счёт него вообразила себе?
-- Оставь. Это уже не разговор. Я поняла, на что ты намекаешь, Витя. – И девушка дерзко взглянула на Виктора.
-- Я не намекаю, я прямо и открыто говорю тебе – ты мечтаешь о Ширшове. Маленькая, глупенькая девочка, начиталась романтических книжонок, и поняла, что Ширшов - это тот самый человек, из тех самых книжек. Стишки и рассказики-небылицы у таёжного костра довершили начатое дело, и полностью заразили нашу героиню пылкой страстью. Маринка – это зараза! Послушай меня, выбрось всё из своей светлой головушки и опомнись…
-- Перестань! – Девушка резко оборвала Виктора. – Ты сильно ошибаешься на мой счёт.
-- Да, нет, ты, Мариночка, для меня вся, как на ладони. Я просто не пойму, почему же мне это в голову раньше не приходило. Ты же ему глаза за все эти дни, при всех, и шибко не таясь, так намозолила, а  я этому значения не придавал. Вот дурак-то!
-- Дурак. Если так думаешь, значит, ду-рак. – Марина поднялась с места и решила уйти.
-- Постой. Давай договорим уже. – Виктор так же встал и, надуваясь злостью, грозно всматривался в Марину. – Нам стоит расставить все точки и запятые.
-- Значит стоит? Хорошо. Тогда я скажу тебе, что Сергей мне… нравится. И мне самой, это очень даже нравится.
-- Вот как?! Ну-ну, продолжай.
-- А что ты, желал бы от меня услышать? Понимаешь, я вот сейчас поняла одну вещь, ведь ты Витя, хочешь со мной просто… переспать. И оттого, что у тебя ничего не выходит, ты  злишься, выходишь из себя. На твоём лице всё об этом написано. Ну, не хочет девчонка с тобой спать, не хочет, понимаешь. Она не такая, как ты себе представлял. Такой разговор тебя устроит?
-- Допустим. Это хорошо,… хорошо, что ты мне сказала про свои предположения. Вот только ты не думай, что он то другой. Не надо обольщаться. Тут дело обстоит ещё хуже. У Серёги в городе, в каждой общаге, есть по тёлке. Такие же молоденькие, смазливенькие, и он их хорошенько, знаешь так,… обрабатывает. Жена от него просто так бы не ушла. Она любила его, любила! А то, что он мурлыкает тебе здесь вечерами, и делает вид, будто ему на тебя, скажем, наплевать, это всё прелюдия к тому, чтобы, в конце концов, забраться к тебе спальник, и… попользоваться тобой, Мариночка, в полный рост. – Виктор, говоря эти слова Марине, становился всё бледнее и бледнее, и сжимал ладони кулаки.
-- Ну, и… пусть. И пусть! – Ни с того ниссего выпалила ему в лицо Марина и уставилась на Виктора своими голубыми глазами.
Виктор не знал, куда себя деть от нахлынувшего гнева, он чувствовал, что сейчас просто разорвётся от ярости. Он, тяжело дыша, заметался от костра к Марине, раздувая, словно добрый конь свои ноздри, и глотая беззвучно ртом колючий воздух.
-- Вот мы с тобой и объяснились, Витя. Я, пожалуй, пойду спать. – Марина медленно пошла к своей палатке, ей было смешно наблюдать за терзаниями ревнивого кавалера.
-- Ну!… Ну!… - Метался по не большой поляне, и не связно выкрикивал Виктор.
Заметив то, что Марина запросто ушла к себе, Виктор кинулся прочь из лагеря, не помня себя, от такого к нему обращения, которого, казалось,  он совершенно не заслуживал. – Сволочь! Сволочь! Скотина! Мразь! – ревел рвущимся голосом Виктор, и быстро шёл по глубокому мху в сгустившиеся сумерки…

…Сергей внезапно проснулся от негромкого и частого сопения Кузьмы. Судя по времени, была глухая ночь, однако северное  небо уже окончательно просветлело. Кузьма стоял в паре шагов от него, и всматривался в тающие на глазах сумерки, их костёр понемногу затух и потянулся пеплом.
-- Ты чего встал, Кузьма? – Шёпотом спросил Сергей. – Ну, что там у тебя ещё?
-- Тихо, Вадимыч, – шипел в ответ Кузьма, – у нас тут гости, к нам кто-то… крадётся. Я уже с полчаса слышу, как он подходит сюда. Не спешит. Осторожничает.
Сергей недоверчиво посмотрел на напряжённого и сосредоточенного Кузьмичёва.
-- Может тебе, показалось, а? Мало ли?
-- Ну, да, скажешь тоже. Я и сквозь сон учую, если что не так. А тут, что-то не та-а-ак. Прислушайся. Слышишь? Кто-то там… дышит, и уже совсем рядом, – Кузьма осторожно показывал рукой в сторону густо растущего на ближнем склоне стланика.
Сергей потихоньку приподнялся с места и принялся вслушиваться. Ему ничего не послышалось. Он внимательно смотрел на густые заросли, однако там было всё спокойно.
-- Вадимыч, давай вынимай свою пукалку, я не шучу. Ой, зря ты ружьишко не прихватил, ой, зря.
Сергей неторопливо достал из кобуры свой номерной "ТТ" и подошёл к Кузьме.
-- Шмальни туда. Давай, давай, Вадимыч, дорогой, влупи чтоб мало ему не показалось, это ж до жути уже довела, тварь настырная. Ломится ведь прямо на нас.
--  Я ничего не слышу, и… не вижу. Куда стрелять-то?
-- Да, хоть куда! Упредить надо паскуду.
-- Ну, хорошо.
Сергей передёрнул затвор и тут же выстрелил в воздух. Выстрел прозвучал трескуче, раскатисто и довольно громко.
И вдруг из раскидистых зарослей стланика донеслось:
-- Эй, прекращайте стрелять, слышите? Это свои…



…1988г. СССР.  Северо-Восток. Юго-западный склон массива Латыр-Ваям. Лагерь отряда геофизиков.  95км от ручья "Геодезист". Конец июня…

…К геофизикам пришёл очередной борт из Северной экспедиции. Начальник отряда Николай Борисович Тумаков, подошёл к пилотам вертолёта МИ-8. Радушно поздоровался. Вертолёт уже был разгружен и готовился к обратному вылету.
-- Ребята, тут одно дело есть.
Вертолётчики мужики средних лет, весёлые и разбитные, хорошо знали Тумакова.
-- Говори Борисыч, поможем. – Ответил улыбчивый  командир.
-- Надо бы на ручей "Геодезист" мотнуться. Знаете где?
-- Да. Это… это, на северном склоне. А, что там у вас за дела?
-- Понимаешь, Саша, там наши люди стоят, и от них уже недели две нет никаких сообщений. И на связь они не выходят. – Тумаков не стал объяснять пилоту конкретно, что за люди, а обошёлся словом "наши", причислив геологов из института к своим. - А недавно тут у нас, вроде, как землетрясение, было, может, что и случилось. Там ведь у них склоны местами покруче наших, покаменистей, часто камнепады случаются, боюсь, как бы чего не произошло.   
-- Не вопрос, конечно сделаем.
-- Ну, добро. Осмотрите там всё, гляньте, как они поживают. Если всё в порядке, посадку можно и не делать. 
-- Понятное дело. Хорошо, только  мы сразу оттуда  домой уйдём, так что жди на связи.
-- Добро, добро…
…Вертолёт, посвистывая лопастями, ушёл к северу. Тумаков, проводив борт, пошёл к своей палатке…
…Всего через двадцать минут  вертолёт уже был на подходе к точке. Вертолётчики обозревали из кабины не широкую долину ручья. Они прошли вверх по самому ручью, затем ушли к его устью. Ручей  "Геодезист" не был протяжённым, и вертолёт быстро облетел его полностью, но никаких следов недавнего пребывания людей пилоты не заметили, а вот множество крупных скальных вывалов по долине бросились в глаза сразу.  Командир кивнул головой второму пилоту, и они начали набор высоты, чтобы уйти обратно, в сторону  лагеря  Тумакова. И  минут через пять полёта, встревоженный бортинженер показал командиру рукой вниз, там, на одном из склонов, на больших камнях, он заметил лежавшего ничком человека, уткнувшегося лицом в каменный монолит. И вертолёт сделал крутой заход на посадку…………………………………
…………………………………………………………………………………………………………….



…1994г. Франция. Париж. Осень…

…Она любила бродить по этому городу. Он сразу очаровал её своей европейской устроенностью, своим уютным небом и лёгким пьянящим воздухом. Вырвавшись сюда из грозно бурлящей в последние лета России, она впервые успокоилась и чувствовала себя в полной безопасности, и наслаждалась. Впервые за многие годы, она наслаждалась размеренностью своего бытия. Она могла спокойно бродить одна по этому городу и ничего не бояться, могла позволить себе сделать покупку и не беспокоиться о растрате, теперешний заработок мужа позволял не беспокоиться о таких мелочах. Вот уже почти год она жила в Париже. Париж, для многих это лишь город мечты, для неё же, Париж, стал обыденностью. Её муж – известный палеоисторик, как оказалось европейского масштаба, был приглашён для работы во Францию, и они прибыли сюда, радуясь, как дети такой удаче. Его работа могла задержать их здесь, как минимум на несколько лет. Он преподавал - читал лекции в самом старейшем университете Франции, в престижной Сорбонне. А, она,… она лечилась этим воздухом, этой окружавшей её лучезарной атмосферой, этими своими неторопливыми прогулками. Пред ней в одночасье  открылись двери  величественных музеев, и она побывала там, и не единожды. Она помнила, как сразил и лишил её дара речи своим величием Лувр, как в высшей степени восхитила и удивила галерея Жоржа Помпиду. О, это была мечта всей жизни, которая сбылась для неё каким-то необъяснимым чудом. И она сама старалась не пропускать больше ничего из того, что могло взволновать, дать пищу для размышлений, и… порадовать уставшие глаза, не привыкшие видеть такое на заскорузлой, развалившейся по кускам родине. Она купалась в нахлынувшем нежданно счастье и не думала теперь ни о чём. Она жила, как никогда прежде, лишь сегодняшним, и радовалась тому искренне, и от всей души. И так продолжалось почти год, как вдруг…
…Случайная встреча, вернее не встреча, а брошенный случайно взгляд, разрушил этот новый для неё мир…
…Она шла от "Сите" по Новому мосту, и… в глазах потемнело. В горле стал ком, и  дышать стало нечем -  это был он! – он! Его лицо. Его глаза. Его походка.  Он шёл ей навстречу, совсем не замечая её. Совсем не обращая внимания на то, что она остановилась и смотрела лишь на него, пока он не скрылся из вида. Ей стало плохо. Она побледнела, и она… испугалась. Она едва удержалась на ногах. И когда она пыталась выпить  воды в первом, попавшемся на пути кафе, руки у неё тряслись, зубы стучали о край высокого стакана, и она чувствовала, как сердце вырывается у неё из груди. Она - Вера Александровна Полежаева -  пребывала почти в шоковом состоянии. «…Может, показалось? Может,… глупое наваждение?» - думала она, делая медленные глотки минеральной воды. В ужасном и подавленном настроении она добралась до своей квартиры…
…Муж появился уже вечером и удивился тому, что Вера находилась в темноте и ни только не отвечала на его расспросы, но и вообще не желала с ним разговаривать. Спустя неделю та  встреча понемногу забылась. Она старалась больше не проходить по Новому мосту и держаться немного подальше от тех мест. Не спасло…
…Судьбы не миновать. И в один из дней она зашла перекусить в понравившуюся ей уже давненько "кафешку" на Елисейских полях. Села за опрятный столик, и сразу обратила внимание на то, как за соседним столиком весело разговаривают два француза. Это были обычные посетители таких заведений, ничем особым не выделявшиеся от остальных. Тот, что сидел к ней спиной, часто смеялся над словами своего собеседника заразительным, негромким смехом. Вере стало немного любопытно, и она, не зная сама почему, решила присмотреться к этим людям. И когда, сидевший к ней спиной внезапно зачем-то повернулся в её сторону, просто так, отыскивая взглядом кого-то, она чуть было не подавилась своим пирогом. Она едва сдержалась, чтобы не закричать. Ей стало дурно, в голове сумасшедшим пульсом застучала кровь. Она узнала его вновь. Нет же, нет! Она не могла обознаться и на этот раз…
…И Вера стала приходить сюда почти каждый день и ждать. Ждать, чтобы развеять свои сомнения и предположения, чтобы положить конец своим страхам и душевным терзаниям…
…И вот сегодня она снова в том самом кафе, и пьет не спеша, свой кофе с молоком. И как во сне, входит он со своим тогдашним собеседником, и они точно также садятся, за тот же самый столик. Вера сильно ущипнула себя за руку. Больно. По настоящему больно, и на руке остались следы от ногтей. Тогда она встала со своего места и сквозь темноту в глазах,  подавляя сильную дрожь в коленях, пошла к ним. Она не могла больше ждать, это было бы для неё уже не выносимо. Вера медленно прошла мимо этих  мужчин, и… все её сомнения разбились в прах. Она тяжело выдохнула из себя: «…Сергей…» - и земля ушла из под ног…
 
…За два года до этого.  Россия.  Ленинград (Санкт-Петербург). Осень…

…Над Невой, как всегда было хмурое небо. Вера была одета в пальто, но это не спасало, и она зябла. Смотреть на рябившую воду уже надоело, однако она оставалась, стоять недвижно, не обращая внимания на ходившего кругами возле неё отца. Он пытался, и не раз, с ней заговорить, а Вера упорно молчала.
-- Вера, ну, не обижайся. Хватит уже дуться. – Александр Серафимович, не вытерпев, обнял дочь за плечи.
-- Я не обижаюсь. Почему я должна на вас обижаться? Вы мои родители. И вы всегда желаете мне добра. И это, так грустно.– Вера стояла независимо и гордо. Руки она держала в карманах своего пальто.
-- Пойдём уже. Ветер нас точно продует. Прошлись – пора и домой.
-- Я постою. Мне здесь хорошо.
-- Вера, ну, на что ты так обиделась? Мы с мамой делаем всё, чтобы ты… была счастлива. Ты только посмотри, какое сейчас время пакостное. Что творится-то кругом, а? Одни коммунисты бьют других – власть делят.  Другие, пока суть, да дело, деньги растаскивают – деляги. А в это самое время Страна рушится, нигде никакого порядка в помине нет. Хаос. Я вчера звонил нашей маме, а… знаешь, поехали обратно к нам? На краю земли оно как-то спокойней, и мы будем все вместе, как прежде. Хватит, нажилась здесь в одиночестве…
-- Пойдём домой. – Вера даже не посмотрела на отца. Она тихо повернулась и пошла…
…Александр Серафимович неторопливо шёл следом. Они свернули на Набережную Фонтанки, и пошли мимо Летнего Сада к улице Чайковского. Уже в квартире, раздевшись и, вскипятив чайник, Александр Серафимович молча пригласил Веру к столу. Они уселись. Он разлил горячий чай в кружки и придвинул к Вере розетку с мёдом.
-- Вера, я не шучу, поедем обратно. И мама будет рада.
Вера молча глотнула чай. Затем положила себе в кружку ложечку мёда.
-- Молчишь. Вера, я уже неделю здесь у тебя, а ты со мной всего-то и поговорила раза два. Я от тебя услышал… пять-шесть предложений, не больше. Так нельзя. С мамой по телефону ты общаешься, а со мной, не желаешь?
-- Я общаюсь. Как могу, так и общаюсь, папа. Ты приехал меня пристроить. Я сразу правильно поняла цель твоего визита. Зачем тогда опять обманываешь меня? Ведь мы никуда… не поедем.
-- Если ты захочешь, да, хоть прямо сейчас.
-- Нет. Не захочу. Мне там будет пусто. Ещё хуже, чем здесь. Ты ведь, знаешь, я туда никогда не вернусь. И всё. Уезжай. И не надо меня унижать: бегать, суетиться, приводить на смотрины женихов. Не надо.
-- Какие женихи? Да, я никого не собираюсь приводить, помилуй. И, я не намерен ничего такого делать. Если ты захочешь, я же говорил тебе уже, мы просто сегодня сходим на балет. Там, ты просто познакомишься с моими старыми знакомыми. Они недавно узнали, что ты живёшь здесь, и захотели встретиться с тобой. – Александр Серафимович аппетитно хрустел галетой и отпивал громко из кружки горячий чай.
-- И ты прилетел ко мне, организовать нашу встречу, и всего-то? Не ври мне папа! Ты уже с ними загодя обо всём договорился по телефону, из Петропавловска.
-- Ну, помилуй, дочка, у меня же дела, у меня, в конце концов, командировка. Какие могут быть, вообще, подозрения? И в чём ты хочешь уличить меня?
Вера пила чай и молчала. Александр Серафимович встал из-за стола и подошёл к окну.
-- Вера, возможно, я и обманул тебя, но… так нельзя. Ты понимаешь - так нельзя! Надо жить. Надо двигаться дальше. Вот, ты уже второй год в Ленинграде живёшь. Мы с мамой думали, что здесь ты, наконец-то,… встряхнёшься. Придёшь в себя. Город большой, вокруг жизнь кипит. Новые знакомые, новые интересы. А ты,… даже устроиться на работу не надумала, за два-то года?
-- Ты меня укоряешь тем, что… я ем… твой хлеб? – Вера аккуратно поставила кружку на стол и воззрилась на отца.
-- Да нет! Нет же! Нет! Я не так выразился. Работа подразумевает… общение с людьми,… новую обстановку,… какие-то другие интересы. Перемены. Движение самой жизни в работе, понимаешь? Через неё приходит интерес, вкус к этой жизни, Вера? Ты утратила на время вкус и радость жизни. Тебе нужно изменить ход всех твоих мыслей. Тебе просто нужно измениться, жить в прошлом нельзя.
-- Понятно. Значит, ты думаешь, я не знаю сама, что со мной происходит?
-- Верно. Верно, не знаешь.
-- И вы с мамой решили мне помочь? Возвратить меня к жизни? Так?
-- Вера, понимай это, как тебе будет угодно, но ты обязана жить! Я не позволю тебе хоронить себя. Мы с мамой мечтаем о наших внуках, мечтаем о спокойной старости. Погоди говорить, выслушай меня ещё раз. Святослав Владимирович, это тот человек, с которым тебе надлежит познакомиться. Они очень известная семья. Его отец - Владимир Полежаев – мой давний друг, доктор геолого-минералогических наук. Его труды по исторической геологии известны во всём мире. Он – академик. Мама Святослава – Маргарита Арнольдовна – литературовед,  поэтесса, читает лекции в Университете.
--  И, для чего мне это? Для чего? Я живу себе спокойно и никого не трогаю.
-- Ты живёшь одна. Совсем одна, у тебя ни друзей, ни подруг. Неужели, одиночество, твой удел? Я так не думаю. Эти люди нужны тебе для общения, пойми меня правильно. Святослав очень порядочный и умный человек. Ему немногим за сорок, есть уже учёная степень доктора. Работал в Стокгольме, в Париже. Знает два языка. Тебе будет, куда ходить, ведь Маргарита душевная женщина и очень любит встречать гостей. Вера, с ними тебе будет интересно. Всё изменится в твоей жизни, это общение переменит тебя. Я в том просто уверен.
-- Признайся, ты меня уже сосватал? – Вера встала из-за стола и решила покинуть кухню.
-- Думай, что хочешь. Я просто предлагаю тебе с ними встретиться.
-- С чего начинали сегодняшний день к тому и пришли. Я оказалась права. Ты хочешь выдать меня удачно замуж. Вам с мамой прямо не терпится осчастливить меня этим. – И Вера, покачав головой, быстро удалилась в зал.
-- Вера, не смей обижаться на нас! Мы твои родители! И ты нам не безразлична! – Сорвался Александр Серафимович, и чуть было не подавился сухой галетой.
-- Я об этом помню всегда. – Донеслось из соседней комнаты. –  И,… когда ты намерен вывести меня в свой учёный свет?  Мне уже следует… поторапливаться?... 


…1994год. Франция. Париж. Осень…

…Святослав сразу после звонка открыл двери. На пороге стояли Ходасевичи - отец и мать Веры. Они приехали прямо из аэропорта на такси. Святослав обнял по очереди обоих родителей. Нина Алексеевна тихонько заплакала.
-- Спасибо, твоему отцу, Слава. Помог. Визу, как никогда быстро оформили. Мы прямо из Петропавловска, можно сказать, и сразу к вам. Удачно. – По-деловому, пока раздевались, заговорил Александр Серафимович. – Нина, ты давай, давай, иди к Вере, а мы побеседуем пока.
Нина Алексеевна  быстро проследовала из прихожей в комнату, где лежала заболевшая Вера.
-- Десять дней и никаких улучшений. – Начал невесёлый разговор Святослав. Они проследовали с тестем в гостиную. – Я нанял сиделку. В больнице слишком дорого, да, и потом, врачи говорят, такие нервные срывы можно и нужно преодолевать в спокойной домашней обстановке.
-- Да-да. Так даже лучше, в чужой стране, нужно держаться друг друга.- Сбивчиво лепетал бледный и переживающий тесть. – Как это могло случиться? Что за причина, Слава? Мы головы сломали от всяческих дум. Она хоть что-нибудь рассказала тебе?
-- Мне позвонили по телефону из госпиталя. Просили приехать. Вере стало плохо в кафе, и она попросила вызвать медицинскую машину. Вот и всё, пожалуй. А дальше - страшные головные боли, потери сознания, ночные кошмары, крики, плач и… молчание. Она молчит, ничего не ест который день, и… молчит. Веру осматривал очень хороший специалист, и нашёл у неё ярко выраженный и очень сильный невроз, причём имевший уже место прежде, и плюс ко всему сильную сердечную недостаточность.
-- Бедный мой ребёнок, – прикрыл глаза ладонью тесть. - Слава, спасибо тебе огромное за всё…
-- Да, вы что, Александр Серафимович? Вера - моя жена. Я не мыслю… жизни без неё. – Святослав глубоко вздохнул и заходил по просторной гостиной. Он был немного не складен и худощав, носил очки и всегда коротко стригся. Лишь небольшая бородка – испанка – придавала ему некоторый солидный вид. – И, знаете,… я буду биться за мою Веру… до конца.
-- Спасибо, спасибо, Слава. – Александр Серафимович часто заморгал глазами, и по его лицу покатились слёзы. – Мы уже старики. Только ты - наша надежда, на тебя уповаем и твои чувства к нашей единственной дочери. Она очень хрупкий человечек, её так легко сломать…
Святослав остановился, словно и не слышал причитаний тестя, и как-то резко, сменил тему разговора.
-- Все эти дни Вера разговаривает… с Сергеем. Я знаю, это её бывший муж…
-- Сергей?! – Александр Серафимович раскрыл рот, набрал воздуха и тяжело, с хрипом, выдохнул из себя. – Да-а, это просто непостижимо. Дурацкая, ужасная история. Она ранила всех нас, и… слишком глубоко. – Он вытер остатки слёз на лице и присел тяжело на кресло. - Слава, мы бы хотели забыть о том навсегда. Ведь Вера рассталась с ним незадолго до его гибели. Странная, и… нелепая смерть.
-- Нет. Вера утверждает, что видела его живым и здоровым, здесь в Париже. Это, похоже, и явилось причиной её болезни…
-- Боже, мой! Послушай же Слава, дорогой мой, ведь она могла увидеть просто схожего с ним человека? Чудовищно… неужели,… неужели… не отболело? – Уже шёпотом договорил Александр Серафимович.
-- Мне кажется, она не может принять того, что его больше нет. Я постоянно слышу, как она плачет и зовёт его посреди ночи. Это жутко,… это больно…
-- Он бы погубил мою девочку, останься она с ним. Погубил. Я хорошо знал того человека. Сергей Ширшов работал в моём институте. Нет, он никогда не любил нашу Веру. Никогда. Она была для него лишь игрушкой, его ключиком… для достижения своих целей. А погиб он нелепо, как,… впрочем, и жил. Так и теперь нам нет от него спасения. Страшный, страшный человек…

…Вера лежала на большой и широкой кровати. Возле неё, утирая слёзы, сидела Нина Алексеевна. Дочь выглядела слишком плохо. Большие чёрные круги под глазами и бледное-бледное лицо, вызвали приступ плача у матери. Вера открыла большие глаза, и… узнала Нину Алексеевну, и… улыбнулась.
-- Мама. Ты приехала…
-- Верочка, доченька. – Нина Алексеевна повалилась к дочери на грудь.
-- Мамочка, как же мне было плохо. Мне было невыносимо тяжело, но… теперь мне лучше. Мама, я теперь знаю. Знаю. Серёжа жив. Он не погиб…
Нина Алексеевна оторвалась от Веры, и прикрыла свой рот рукой, чтобы вновь не разрыдаться от вида дочери и её странных слов.
-- Поверь мне, мамочка, я узнала его. Он живёт здесь, в Париже. Он говорит по-французски. Одевается по-французски, ведь понимаешь мама он… француз. – Лицо Веры сделалось белее самого белого снега, губы задрожали. – Мамочка, Серёжа не признал меня. Он даже не обратил на меня внимания, ма-ма!…

…Александр Серафимович долго смотрел на жену и  думал. Святослав, закрыв лицо ладонями, и опёршись локтями на ноги, сидел на краешке своего кресла, возле тестя. Нина Алексеевна сидела напротив, прикрывшись  ладонью, и не слышно плакала. У Веры случилась сильнейшая истерика. Она рыдала без удержу, и билась на постели в горячке, пока сиделка не сделала ей укол. Сейчас Вера отдыхала, но по её щекам тихо катились хрустальные слезинки...
-- Это пройдёт. Всё проходит, Нина, – изрёк, наконец, осунувшийся и в миг, превратившийся в ветхого старика Ходасевич. – Вот только, как нам избавиться от него? Прошло шесть лет, а он словно и не покидал нашего дома. Он словно поселился в нём навеки, и отнимает от нас  нашу девочку. Нина, я еду завтра же обратно. В Москве буду ходить, искать настоящих врачей. Не помогут, значит знахарей-экстрасенсов, всех, кто сможет нам помочь избавить Верочку от него.
-- Саша побудь с нами, – умоляюще посмотрела на мужа Нина Алексеевна. – Ты нужен нам здесь. И Славу нужно поддержать, а… я? Ну, что я смогу одна? И потом здесь медицина, врачи. Это же Европа, Саша.
Александр Серафимович тяжело посмотрел на жену, на измученного зятя. Тот в свою очередь обратил свой взгляд на Нину Алексеевну.
-- А может нам всем вернуться домой? – Святослав произнёс  это тихо, и не совсем уверенно.
-- Даже и не думай. – Тесть утвердительно встал с места и похлопал зятя по плечу. – Нет. Этого делать не нужно. В России сейчас делать нечего Я доставлю наших эскулапов сюда к вам, не беспокойся. Они поедут. Я заплачу. Вера поправится. И я буду не я, если не покончу с её болезнью. Поверьте мне, быть того не может, чтобы мы не спасли нашу девочку от этого кошмара. Я перетрясу всю Москву, Питер, но отыщу средство, я изгоню из неё это её… прошлое. Оно ей… не нужно. Она должна забыть о нём раз и навсегда.
-- Саша, опомнись какие ещё знахари? Привези ещё сюда наших шаманов, – не унималась и продолжала спорить с мужем Нина Алексеевна. – Пока мы здесь, нужно обратиться за помощью к хорошим здешним медикам. Надо не медлить, а начинать искать специалистов в Париже.
-- Пустое, Нина. О чём ты говоришь? Слава уже нашёл и что? Что они, эти французы, понимают в русской душе? Смешно. Они всё равно будут лечить не так. Таблетки, уколы, это мало помогает. Нет. Решено…
…В прихожей громко зазвонил телефон. Святослав очнулся от своих тягостных мыслей и  поспешил на настойчивую трель. Александр Серафимович приобнял жену, и поцеловал её в голову. Она крепко обхватила  руки мужа своими ладонями.
-- Александр Серафимович, это… вас, – растерянно обратился к тестю Святослав.
-- Меня?! – Ходасевич очень тому удивился. – Подожди, подожди Ниночка. Кому я мог понадобиться? – И он неуверенно направился к телефону.
-- Россия. – Святослав передал трубку в руку сильно удивлённому тестю.
-- Да, Ходасевич слушает. – Твёрдым, уверенным голосом, как и всегда, присуще ему, заговорил Александр Серафимович...
…Звонок сделал друг и коллега Ходасевича - Мельников Олег Николаевич. Они одно время работали вместе.  Мельников был у Ходасевича замом по научной работе в институте. Это был уже пожилой человек, подтянутый, стройный и убеленный добропорядочными сединами. Он звонил из Москвы...
-- Александр Серафимович, у нас тут неприятность. – Начал свой  разговор Мельников.
-- Олег Николаевич, это так важно? Это не может подождать?
-- Боюсь, нет. На… Латыр-Ваяме чрезвычайное происшествие. Тебе нужно срочно туда вернуться. У нас там возникли неожиданные проблемы.
-- А, поконкретней, Олег, поконкретней нельзя сказать? Мне пока нет дел до всяких там ваших проблем. Ты понимаешь, у меня серьезно больна дочь?
-- По телефону больше сказать не могу, сам понимаешь. Но, Обозников напрасно разыскивать меня не стал бы. Приезжай. Это очень и очень серьёзно, поверь мне. Саша, нужно приехать и срочно, у нас очень, очень большие проблемы.
-- Ладно. Жди...
…Ходасевич медленно повесил трубку телефона. Было видно, как он переменился в лице…

…За полтора года до этого. Россия. Северо-восток. Город Петропавловск…

…Весна ещё только обозначилась в первых коричневых проталинах, но во всём уже чувствовался конец промозглой зимы. Александр Серафимович находился у себя в кабинете, и страдал, оттого что многое за прошедшую зиму  всё же не успел сделать, и очень опаздывал с началом полевых работ. Секретарь вошла без спроса и принесла ему на подпись бумаги. Он быстро разложил листки по разным стопкам. Девушка со знанием дела полила в кабинете цветы и ушла. Ходасевич проводил её долгим взглядом, рассматривая внимательно фигуру и причёску. Затем рукой смахнул все бумаги со стола, и встал с места. Отошёл от стола и опять к нему вернулся. Набрал по телефону местный код и спросил:
 – Катя, из посетителей уже есть кто-нибудь?
-- Пока никого нет. Вам, кофе приготовить?
-- Приготовь. Ты, что сегодня вече…
-- А-Александр Серафимович, а-а вот и… посетитель, тот, кого вы ожидаете.
-- Пусть войдёт. Два кофе, пожалуйста, и зря не беспокойте нас…
-- Хорошо, – секретарь указала рукой посетителю на дверь директора. – Входите. Вас ждут…
…Ходасевич искусственно улыбнулся и приподнялся из-за стола, указывая раннему посетителю на кресло возле себя.
-- Проходите, проходите, устраивайтесь, говорить будем долго, так, как я предполагаю,… есть о чём, Виктор Станиславович…
…Виктор Обозников слегка удивился такому радушию, но предложение принял и уселся в предлагаемое мягкое кресло. На лице Виктора теперь появились усы. Лёгкая седина вплелась в тёмные виски. Взгляд карих глаз стал протяжнее и суровее. Плечи у него заметно округлились, мышцы шеи налились силой. Его ладони стали на вид грубее, с жёлтыми мозолями. Он сидел одетый в вязаный серый свитер и потёртые от времени не свежие джинсы.
-- Сейчас нам принесут кофе, не откажитесь?
-- Посмотрим, что за кофе.
Ходасевич улыбнулся, и вдруг неуклюже спохватился, тронув свой лоб пальцами левой руки.
-- Здравствуйте, Виктор Станиславович Обозников.
-- Ах, да, мы же с вами не поздоровались. – Обозников привстал, и они пожали друг другу руки.
-- Вот именно! Извините, дела выбили меня из привычной колеи. Всё думы, думы гложут. Нет им конца. Порой забываю даже самые простые вещи.
«Артист. Каким был, таким и остался…» - отметил про себя Виктор.
-- Смотрю, работаете, как и прежде, Александр Серафимович. Трудитесь, не покладая рук и ног. – Обозников повёл себя несколько нагловато и развязно, что сразу бросилось Ходасевичу в глаза. Раньше себе такого он бы никогда не позволил…
…А Виктор тем временем с удивлением смотрел, как Ходасевич спокойно расхаживал по лежащим на полу бумагам.
-- Да, уж, времена меняются, а мы стоим на посту. Повзрослел Виктор Станиславович, повзрослел. Чувствуется жизнь пообтесала, закалила. Мужчина - не юнец предо мною, как в былые годы. А, вот и наш кофе! Екатерина Владимировна, спасибо огромное, и не забудьте: для всех -  я очень занят.
Секретарь вежливо улыбнулась и поставила чашки с кофе на стол. Положила рядом с ними салфетки, и, вильнув роскошным задом, пошла к двери.
-- Секретарша смотрю у вас замечательная – обученная, тактичная, и привлекательная. Молодая.
Ходасевич криво улыбнулся и покачал седой головой:
-- Да уж. Стараемся соответствовать духу времени. Пробуйте кофе. Это не растворимый, а настоящий – в зёрнах! Я лично занимался с ней, и научил-таки её правильно его готовить. Она теперь у меня настоящая – бариста!  Ну, каков аромат? А вкус? Настоящая арабика!
Обозников пригубил чашку и ощутил превосходное приготовление напитка, но вида не подал. Ходасевич это уловил, и вновь криво ухмыльнулся.
-- Хороший. Хороший, знаю. Пейте на здоровье.
-- Александр Серафимович, мне как-то кофе распивать, знаете ли, не престало с вами. Может, скажете, зачем просили зайти? У меня времени совсем в обрез. – Виктор тяжёлым взглядом буравил Ходасевича.
-- Я думаю, тебе Виктор, больше никуда спешить не надо будет.
-- Мм-м, как интересно. – Виктор потягивал кофе и внимательно теперь рассматривал  постаревшего за эти годы Ходасевича.
-- Я о тебе навёл кой-какие справки. Оказывается, с геологией ты порвал окончательно, и уже четвертый год вкалываешь в порту… грузчиком. Не знал. Я честно не знал, что ты так резко расстался с нашей профессией. Ведь ты, всегда… подавал надежды.
-- Было и прошло. Ни к чему вспоминать. Времена идут, и мы всё же меняемся. Я не жалею. Где теперь вся наша геология? Как корова языком слизнула, и лепёшку сзади выдала. Кого не встречу из бывших, так сказать коллег, все потерянные и глаз не поднимают. Матерят суку Ельцина и его демократию. А мне вот и в грузчиках очень даже ничего. – Виктор посмотрел на свои огрубевшие ладони и сжал их в кулаки. – Вот так вот, Александр Серафимович. Если решили позвать опять к себе в институт, не пойду. Всё, баста.
-- Да, нет. Я не стану звать тебя в институт, тем более и у нас, похоже, по всему, грядёт в скором времени полный развал. Я хочу поговорить с тобой о Латыр-Ваяме.
Виктор резко приподнялся с места, да так, что из чашки на пол выплеснулись остатки уже ставшего холодным кофе. Он подошёл ближе к столу Ходасевича и резко тряхнул головой.
-- Не напоминайте мне никогда об этом массиве, слышите?! Для меня ничего этого больше не существует! Моё дело теперь - погрузка-разгрузка! Может вам мебель, куда перекантовать надо? Нет? Тогда прощайте, рад был повидаться. – И Виктор направился к дверям.
-- Постой, Витя! Жалеть будешь! Ты только посмотри сюда. У меня в руках полевая книжка Ширшова,  восемьдесят восьмого года. Она из той, вашей экспедиции, и в ней последние записи  сделаны десятого июня…
Виктор остановился уже у распахнутой двери. Секретарша в приёмной скромно улыбнулась ему, и профессионально оценила его одним быстрым взглядом с головы до ног. Он широко улыбнулся ей в ответ и резко закрыл дверь, и остался в кабинете Ходасевича.
-- У вас есть что выпить, Александр Серафимович?
Ходасевич подошёл к небольшому тёмного дерева казённому серванту и извлёк из него тёмную бутылку коньяка.
-- Присаживайся, и… успокойся.
Он начал наливать в небольшие рюмки коричневую жидкость. Обозников остановил его, тронув за руку.
-- Налейте мне лучше в стакан, и… полнее.
Ходасевич немного удивился, но налил ему почти полный гранёный стакан. Виктор в три больших глотка добрался до дна стакана и, не поморщившись, в следующую же секунду опять опустился в кресло. Александр Серафимович отпил немного из своей рюмки и взглянул на задумавшегося Обозникова.
-- Дайте мне её прочитать. Я должен её  для начала посмотреть. Ведь мне говорили, что там нигде ничего не нашли? Никаких вещей. Ровным счётом ничего, мол, всё пропало под завалами.
-- Ну, почему же, кое-что отыскали. Несущественное. – Ходасевич бросил книжку к себе на стол. – А вот её случайно заметили. Слишком сильно поизодралась, но кое-что в ней есть.
-- Покажите мне её, ну же. – Виктор грозно смотрел на Ходасевича и кусал свои губы.
--Увидишь и почитаешь, если согласишься на моё предложение. Это, сам понимаешь, теперь рабочая документация. Она дорогого стоит.
-- Я с вами дел иметь не собираюсь. У меня своих дел полнее полного.
-- Ты даже не дослушал меня, Виктор, а уже отказываешься. Дело-то очень выгодное, как сейчас говорят многие – мы можем  устроить с вами прибыльный бизнес.   
-- Кто?! Вы и я?! Не смешно. Какой же я вам, бизнесмен? О чём вы? – Виктор закрыл на мгновение глаза и глубоко вздохнул. – Ерунда… Ну, ладно, говорите. Будет интересно  послушать…
Ходасевич немного ослабил узел своего галстука. Встал со своего места. Неторопливо подошёл ближе к Обозникову и присел на край длинного полированного стола, стоявшего перпендикулярно к его - директорскому.
-- Понимаешь, есть люди, у которых водятся в данный момент деньги. Очень серьёзные деньги. И эти люди хотят их выгодно пристроить. И вот они вышли на меня. Вернее, я их нашёл. Это конечно для тебя не важно, а важно для тебя и для меня то, что Ширшов и ты нашли там, на Латыр-Ваяме. Из записей сделанных в этой книжице я узнал о том, что Сергей нашёл-таки платиноносную россыпушку.
-- Чушь собачья. Я так не думаю. Сергей, наверное, ошибся. Там этим и не пахло.
-- Брось. Не дури. Ты прекрасно знаешь, что это так. Я к тому же уверен, что и ты намыл той платины в пробах весомо, а?
Виктор опустил глаза к полу.
-- Ну, да, были интересными у нас две-три пробы. Но ведь этого мало….
Ходасевич издевательски рассмеялся.
 -- А вот здесь, слышишь, Ширшов показывает в своих записях, что содержания на куб доходят до пятидесяти граммов! А среднее по всем его пробам  - тридцать пять! Это с ума можно сойти, какие там могут быть запасы! Ну, что, скажешь? Теперь улавливаешь ход моих мыслей?
-- Примерно, догадываюсь. Причём здесь только я?
-- Ты дослушай меня, и… соглашайся. Знаю, Виктор, и ты, наверняка, так же подумывал уже насчёт той платины. Однако поверь мне, тебе такую махину не потянуть. Да, и не дадут. Понимаешь, пока тут такие узлы завязываются и перевязываются, я в сей момент оформлю лицензию на недра, любую. Организуем артельишку и на Латыр-Ваям. Деньги у меня уже вот в этой самой руке. – И Ходасевич показал глазами на свою правую руку. – Аж, жгут! Денег очень много, не сомневайся, купим любую технику. Организуем, хоть на каждый день вертолёты. Я предлагаю тебе сразу должность начальника участка. Знаю, что опыта на добыче у тебя нет, но у меня есть знакомые горняки, мужики бывалые, разделают любой ручей, любой ключик, как конфетку. Твоя задача руководить всем там, на месте. Придётся и разведкой заняться, как без неё. Здесь уже тебе и карты в руки. Для этого ты мне и нужен, как никто иной. Надо будет запасы поскорее подтверждать да узаконивать. Зарплата тебе будет идти в долларах, так что на инфляцию не косись, ты ничего не потеряешь. Для начала… две тысячи в месяц, устроит?
-- Лихо! И голова уже кругом пошла… Коньячку ещё плесните?
-- Ты много стал пить, Витя. Придётся отвыкать. – И Александр Серафимович закрыл бутылку пробкой. - И вот ещё, я тут подумал. Ты знаешь, а ведь можно и о Сергее память оставить. К примеру назвать это месторождение в память о нём – Ширшовское?
Виктор тяжело посмотрел на Ходасевича. Они встретились взглядами и погрузились в непродолжительное  молчание.
-- Ох, не хочу я туда возвращаться. Не хочу. Такой камень на душе висит – не продохнуть, не выдохнуть. Мне по ночам часто не спится, а если усну всё равно, ведёт меня та дорожка на те чёртовы горы. Серёга снится живой, и все кто был с нами…
-- Понимаю. Понимаю тебя. А книжку эту можешь взять себе. Извини, но в ней только рабочие записи и больше ничего. Послушай, может там стелу какую-нибудь соорудить в память о них? Труды их всё же напрасными не были. Подумай над этим. Я закажу - сделают, не вопрос. Установишь в том месте, где сам и пожелаешь....
-- Хорошо. Это было бы хорошо…. А людей для работы я подберу сам. Лично. Мне работники будут нужны, а не захребетники, – уже более оживлённо заговорил и Обозников.
-- Уволь, я в такие дела вникать не стану. Тебе самому с ними работать,  и за всё отвечать…
-- Тогда,… когда мне приступать к своим обязанностям?
-- Опаздываем мы уже с тобой, братец, опаздываем. Нужно-то было, ещё месяц назад…


…1994 год. Россия. Аэропорт Петропавловска…

…Ходасевич вышел из зала прилётов. Его встречал человек по фамилии Корытько и Обозников. Корытько возглавлял Службу Безопасности ТОО «Талая», типичный разжиревший служивый из структуры МВД. Ходасевич прилетел один. Мельников задержался в Москве, он тоже являлся одним из соучредителей, а также правой рукой Александра Серафимовича по бизнесу. Ходасевич был хмур и очень раздражён, он не смотрел на подошедших к нему своих сотрудников. В Москве побывать ему не удалось, и дел намеченных там он не сделал. Нина Алексеевна звонила ему каждый день и плакала. И настроение было оттого ни удавиться, ни повеситься. А здесь ещё и неожиданные проблемы в работе….
-- Молодцы. – Не поздоровавшись, начал он грозно. – Дел понатворили.
-- Так, мы, шо могли, и… як могли, – попытался оправдываться Корытько, - делали.
-- Молчи уж, Григорий Остапович.
Обозников шёл позади Ходасевича, опустив голову.
Ходасевич громко хмыкнул, подходя к машине, и вдруг бросил в сторону фразу.
-- Просрали месторождение. Столько трудов и всё разом коту под хвост. Садитесь уже, в машине подробно расскажите.
Он ткнулся рукой в дверцу, однако в машине спереди и справа сидел водитель.
-- Тьфу! – Сплюнул нервно Ходасевич.  – Япона мать! – Он сверкнул раздражённо глазами и пошёл  садиться в машину с левой стороны. – Володя, ну где моя "Волга"? – Усевшись, накинулся он было на водителя. – Ни широты, ни простора ещё и ты справа рулишь….
-- Это же машина. – Отозвался, как ни в чём ни бывало, водитель. – А про "Волгу" Александр Серафимович уже забыть пора. Не солидно сейчас это.
Ходасевич опять сверхраздражённо сверкнул глазами и сплюнул.
-- Солидно, не солидно, умными вы все стали. Быстренько обгадили всё советское, в дерьмо поношенное уселись, и радуетесь жизни.
--Ну-у, дерьмо… ни дерьмо. Это ещё… вопрос… - Попытался порассуждать водитель, но Ходасевич уничтожающе испепелил его взглядом и зло рыкнул:
-- Поезжай уже, чего ждёшь, философ?
Машина резво сорвалась со стоянки и направилась в город.
-- Рассказывайте. Мельников нагородил мне огородов в Москве, я так  ничего ещё толком и не понял. Что делать? С чего начинать? – Последние фразы Ходасевич говорил явно себе.
Обозников кашлянул и,  вздохнув, начал рассказывать...


…За пять дней до этого. Участок «Талый». Массив Латыр-Ваям…

…Добычной участок расположился рядом с водотоком – у ручья "Талый". На промплощадке было несколько передвижных домиков. На обустроенной стоянке стояла землеройная техника, буровые станки, бойко шли ремонтные работы. Обозников сидел в своём свежее срубленном балке и что-то записывал в полевом журнале. Добыча платины на участке уже была давно завершена, и люди принимались за геологоразведочные работы. Сегодня они ожидали вертолёт из поселка Северный. Виктор решил остаться ещё на месяц поработать. Тем более, что срочно вылетал на базу, по семейным обстоятельствам, начальник его разведотряда Тумаков – бывший геофизик. Николай Борисович был мужиком работящим и умным. Обозников, не сомневаясь, с радостью, принял его на работу год назад, к тому же, Тумакову эти места были хорошо и в деталях знакомы. В дверь балка постучали.
-- Входите! – Отозвался Виктор.
На пороге появился Тумаков, человек среднего роста и хорошего физического сложения.
-- Виктор Станиславович, летит вертушка, уже слышно.
Виктор оторвался от записей и улыбнулся коллеге.
-- Иду. Провожаться, так провожаться.
-- Спасибо, что отпускаешь. Мне недельки две хватит со всем разобраться, и… прилечу обратно.
-- Нет. Делай свои дела, не торопись. Решили на месяц – значит на месяц.
-- Добро. Ну, а, Калачёву надумал, что передавать?
-- Да, нет. Сам приеду и с ним перетолкую.
-- Да-да, лучше сам переговори. Я думаю, он не откажется. Дела у них не важные, а спец он хороший. Такими людьми не разбрасываются в наше время.
-- Вот и я так думаю. Работы на будущий год валом, кто делать будет? Ты да я? Нас на всё не хватит.
И Обозников накинув тёплую куртку на плечи, направился к двери. Тумаков уже вышел на улицу. Рокот винтов вертолёта был слышен теперь отчётливо. Они не спеша, направились к вертолётной площадке. Площадка находилась поблизости, в сотне метрах от жилого поселка. Виктор был сильно удивлён, завидев прилетевшую к ним винтокрылую машину. Тумаков тоже стоял в недоумении. Вместо привычного белого с синей полосой борта на посадку заходила винтокрылая машина грязно-зелёного цвета, без каких бы то ни было опозновательных знаков. Начальники переглянулись. К ним подошли ещё люди, и они теперь все, внимательно рассматривали странную, не здешнюю "вертушку". Как только борт коснулся  деревянного настила, его дверь мгновенно распахнулась, и из чрева вертолёта принялись стремительно выскакивать вооружённые "калашами" люди. Они были одеты во всё чёрное, и с масками на лицах. Тут же, в небе над ними, появился ещё один такой же  борт. И он уже быстро шёл на снижение.
Вооружённые люди, человек пятнадцать, окружили полукольцом вертолётную площадку и её хозяев.
-- Эй! Что тут у нас происходит?! – Зычно обратился к незваным гостям Виктор. – Кто вы?!
Автоматчики передёрнули затворы и все, как по команде, полоснули над головами ничего не понимающих людей. Обозников и все его работники пригнулись к земле. К ним ближе вышёл один из вооружённой группы  и  крикнул:
-- Кто здесь за главного?! Мне нужен начальник!
Виктор немного выпрямился и удивился сверх наглости этого молодца. Тот стоял, поигрывая автоматом в руках, посмеиваясь над присевшими от неожиданных выстрелов  людьми.
-- Так кто начальник?! – Спрашивал воинственный гость.
-- Допустим,… я! – Отозвался озлабливаясь Виктор.
Вертолёт выключил двигатель, и стало заметно тише. Второй борт стремительно пошёл на второй круг.
-- Давай сюда. Остальным - стоять на месте.
Виктор выпрямился, но не тронулся с места.
-- Вы кто такие? По какому такому праву, устраиваете здесь весь этот маскарад?
Тогда автоматчик уверенно подошёл  к Виктору.
-- Потише, и не так резво. – Он уперся дулом автомата в грудь Виктора. – Если ты главный, готовься через пятнадцать минут, со всеми своими людьми убраться отсюда. Время для вас уже пошло. Будешь выспрашивать, интересоваться, прострелю для начала колено. Не уймёшься, застрелю кого-нибудь, у тебя на глазах.
Виктор опешил.
-- Кто вы?! Какого хрена, ты тут командуешь?!
-- Эй, объясните-ка что происходит?! Вы понимаете - мы работаем здесь на законных основаниях. Какие у вас полномочия? За какие такие дела, вы нас всех на мушке держите?  – Рассудительно вступил в разговор Тумаков. Он находился немного позади Обозникова, и намеревался подойти к нему.
Со стороны оцепления неожиданно раздался сухой выстрел. Тумаков вскрикнул и, схватившись за бедро, опустился к земле. Все остальные рабочие  шарахнулись  в разные стороны.
-- Я говорю только с начальником! – Заорал, срывая голос, говоривший с Виктором.
Автоматчики вновь полоснули над головами людей, затем, перенесли град пуль на жилые балки, которые находились поблизости от площадки. В разные стороны полетели щепки и сухая пыль.
-- Даю тебе, командир, пятнадцать минут! Сейчас сядет второй борт, будете сразу грузиться в него! Всё! Время для вас пошло!...

…1994 год. Россия. Петропавловск. Офис…

…Ходасевич нервно расхаживал по своему кабинету из стороны в сторону. Корытько и Обозников потупив взоры, стояли возле расставленных вдоль стены стульев, но не смели присесть.
-- Эх, Грыша, Грыша, – Александр Серафимович уничижал глазами Корытько. – Иэде ж былы твои чоловики? Какого рожна ты бросил участок?!
-- А шо? Шо? Мы ж, как тока с добычей завязали,  вместе со Станиславычем решили снять охрану с участку. Чё им там дилать? Платины нэма, охранять-то чиво? 
-- Чиво-чиво! Послушай, ты ж на дебила,… впрочем, понимаешь, добрый ты наш мо/лодец, сейчас хапают все и всё. Тем, кто выгнал в три шеи Обозникова с Талого, нужна, к чёрту, не наша добытая платина, им нужен сам участок "Талый»! Ты понимаешь - там пятьдесят тонн той платины насыпано! Наши добытые нынче полтонны, никому уже не интересны! – Выплеснул уже в который раз свой гнев на начальника СБ Ходасевич. - Ума не приложу с чего начинать теперь, где искать, и… кого искать? Куда идти? Может, вы подскажите?
Корытько слегка поперхнулся, но решил всё-таки продолжить разговор:
-- Я пытався выяснить по своим, бывшим. Менты збэщали помощь. Туты можно пробывать подклучыть ишо эФээСБэ, то видь и их дило. В нас усе бумаги у поряди, мы законны хозяева. И шо за наезд в нас?! – Бывший майор МВД вытаращил глаза и выпятил вперёд нижнюю губу.
-- И кто? – Нервно поглядывал на Корытько Александр Серафимович. - Ну, и кто мог на нас наехать? Молчишь. Идти к губернатору теперь прикажешь? Да, Николай Рамильевич знает меня хорошо. Мы с ним все дела решили по нашим делам положительно. Он сам в нас кровно, заинтересован. И кто мог тогда так нагло на нас покуситься? Мы ведь закрыты со всех сторон! Мельников и в Москве все каналы промаслил да промазал на сто рядов.  Кто?! – Ходасевич трепал свою голову руками и ходил из угла в угол.
-- Александр Серафимович, тут совсем иного порядка дело. – Выдохнул из себя удрученный Обозников.
Ходасевич осёкся и небрежно взглянул на Виктора.
-- Ты о чём это?
-- Я заходил в Северном… к Калачёву…


…За четыре дня до этого. Посёлок Северный…

…Обозников вошёл в здание конторы Северной геологоразведочной экспедиции. Здание было полупустым и тихим. Большая часть кабинетов закрыта. Специалисты увольнялись, все работы из-за недофинансирования были остановлены ещё с мая месяца.  Калачёв всё ещё находился у себя в кабинете, кому-то звонил, чего-то добивался. Виктор постучал в дверь начальника и, не дожидаясь ответа, вошёл. Калачёв был хмур, но, увидев Обозникова, слегка просветлел.
-- А-а, Виктор Станиславович. Проходи, присаживайся. Чаю заварим.
-- Спасибо, не до чая мне, Степан Валерьевич. Беда у меня на участке. – И Виктор опустил тяжёлую голову.
-- А ну, выкладывай, может, чем и пособлю. – Калачёв даже приподнялся с места от слышанных слов. – Давай, давай рассказывай, чего у тебя приключилось?
-- Эх, Валерьич, как скотов,… загрузили, и выбросили на окраине Северного.
-- Подожди, подожди, ты про кого это гутаришь?
-- Да, про себя. Про своих людей. Про наш участок. Тумакову ногу прострелили, слава Богу, не так серьёзно.
-- Погодь, погодь, не гони. Давай-ка по порядку. Ничего в толк не возьму. Ты как и почему здесь оказался-то? Ничего не пойму.
-- Сам не понимаю ничегошеньки. Ждали борт из Северного, пришёл другой, не наш. С ним прилетели, не знаю даже кто они - все в чёрном, на рожах маски, все с автоматами. Велели по быстрому собраться, и грузиться во второй борт, который сел следом. Тумаков попытался с ними по-хорошему поговорить, всадили в ногу пулю. Расстреляли все балки, рацию, ёмкости с горючим, технику перекорежили. В общем, дел понатворили – за месяц не расхлебаешь. И главное ничего не сказали почему, зачем.  Приземлились на окраине Северного. Нас сбросили и улетели. Тумакова отвёл в больницу. И сразу бегом к вашим ментам – пожимают плечами – не наше дело, разбирайтесь в Петропавловске. Звоню в Питер, там никого из руководства нет. Ходасевич говорят за границей. Мельников в Москве. Денег нет, люди на улице, вот, пришёл к тебе Степан Валерьевич за помощью. Выручай.
-- Вот это ни хрена себе, картинка! – Калачёв встал из-за стола и принялся прохаживаться. – Бандитьё! Это что ж они теперь вытворяют? Докатились, мать вашу, доигрались. Бардак! Ни власти, ни закона! Демократики, у-у, сволочи!  Ладно, ладно, Виктор не переживай, я тебе помогу. Людей в нашей общаге разместим. Накормим. Тебе денег дам до Питера добраться. Завтра же и улетишь. Погода наладилась, самолёт должен к нам пробиться. Там, сразу дуй никуда ни будь, а в прокуратуру.
-- У нас есть там, кому туда бегать. Я с ним теперь и пойду. Он калач тёртый – начальник службы безопасности, бывший ментяра, в городе всех знает. Средь бела дня расстрелять участок, и… никому дела нет. Дожили….
-- А-а, на местных ментов и не надейся. Водку жрать - они завсегда первые, а работать ни-ни. Проще тут, на месте, задницы греть.
-- Валерьич, может, ты подскажешь, чьи это вертушки могли быть? Знаешь, полностью тёмно- зелёные, такие. Впечатление будто грязные. На наши Ми-8 не похожи ничем. Я таких, честно, не видел никогда. Ни номеров, ни надписей на них, ну, ничегошеньки нет.
-- Извини, в наших краях и я такого чуда не наблюдал. Сам знаешь, в нашем порту бывает, присядут военные вертушки, тоже зеленые, так они с большими звёздами их сразу видно. А, твои, значит непохожие на обычные вертушки? Постой-ка. Погоди. Слушай, ей богу, что-то похожее было. Где-то в конце семидесятых - в семьдесят восьмом или… девятом году. Я тогда начальником Нимырской партии работал. Стояли мы, как раз, в сотне километров к северу от твоего массива. Так вот, летал там вокруг нас, какой-то странный вертолётик. Дня три, а то и четыре, я его даже сам лично видел. Вот также как и ты думал, что к нам идёт борт, а он  крутнется неподалеку и тут же уходит в сторону. Летал странно, словно кружил над чем-то, а затем в один миг пропадал. Похоже, было на вояк, но там таких объектов и в помине не было, да и нет. Да, нас бы и в известность сразу поставили. И до моря посчитай  вёрст-то прилично, но там та же - пустынь. Вот чего он тогда летал? Чего высматривал? Где делал свою посадку? И главное зачем? А вот, бог, его знает. Сам до сих пор не придумаю ответа…
…Обозников лишь покачал из стороны в сторону головой, в молчании дослушав Калачёва.
-- Понимаю, ни к селу, ни к городу я тебе это рассказал, но больше ничего странного связанного с вертушками в наших краях мне видеть, увы, не приходилось. Кстати, тот вертолет тоже был без опознавательных знаков. Про цвет его ничего не скажу, далековато было….
--  Да, Степан Валерьевич, дела так дела…

…1994 год. Россия. Петропавловск. Офис…

-- Полная ерунда. Полная. Ни к чему не привяжешь, Виктор Станиславович. Не забивай себе попусту голову. Калачёв может и не такое вспомнить. Летали, не летали. Жёлтые, зелёные. Когда это всё было? То-то,  уже давненько. И было ли? А твои гости, похоже, обыкновенные бандиты, а не призраки из прошлого, и не надейся даже искать в другой стороне. С участка нас выдворили. Вышвырнули. Показали нам свою силу. Теперь сидим, ждем предложений. Вся наша Россия-матушка сейчас этим живёт. Вырви кусочек послаще, и жить  станет ой, как приятно. А тут не кусочек, тут - кусьмище! – можно проглотить и надолго насытиться.
-- А они были,… предложения? – Обозников перекинулся с Ходасевичем взглядом. – Нет? 
-- Если б были, мы уже, поди, знали что нам предпринять. Пока молчат. Выжидают…
-- Мне почему-то, кажется, предложений не будет. Нет, тот гад, что руководил там всем, конкретно сказал мне, забыть в ту сторону дорогу. И это было серьёзно сказано. Я прямо видел в его глазах - наша платина не их цель.  Нас нужно просто убрать оттуда…
-- Это всё глупости, молодой человек. Будут. Будут предложения. Так не бывает. Сейчас всем нужно одно - деньги. Деньги и ещё раз деньги. Вот нас и пытаются из-за них поприжать. Запугать, чтобы мы стали посговорчивей.
-- Бандиты они и есть бандиты. – Вступил в разговор, притихший было Корытько. – Шо я, не знаю их, шо ли? Нанялы вертолёты и прилетели, чиво там. Я вже скоро пробью усе вылеты вертушек. Узнаю, кто заказывал, який быв курс, груз. Через, два-три дня, будэм знаты про усё. Вертушки вернее усего былы наши, Петропавловские. Если то мистные отморозки, да я их прижму так, шо ни впродыхнуть. Я  вим постреляю по людям, да по технике. В асфальт вкатаю, и… по миру зпущу, стрелков хрэновых.
-- Вот, слышал? Наш Григорий Остапович молодца. Его нюх опера не подводит. Бандиты, Виктор Станиславович! Обыкновенные бандиты. Увы, но это именно, то самое - бандитская Россия. Ладно, поговорили, языки почесали попусту, давайте и за работу приниматься. – Ходасевич сурово посмотрел на начальника службы безопасности. - Григорий Остапович работайте по всем своим каналам. Нужны средства – решим и незамедлительно. Я на вас по-прежнему надеюсь. – Затем его глаза забегали по сникшему Обозникову. -  Виктор Станиславович, а вы,… ближайшим рейсом, вылетайте-ка… в Северный. Я буду решать эту проблему на нашем высшем уровне. Не знаю с армией ли, с милицией ли, но вы, ни сегодня завтра вернётесь на "Талый"…
 

…1994 год. Франция. Париж. Осень…

…Едва забрезжил в окнах рассвет, как муж Веры, Святослав, проник к ней  в комнату. Вера мирно спала. Он принялся осторожно открывать тумбочки рабочего стола, за которым занималась до болезни Вера. Святослав что-то очень настойчиво искал. Он на скорую руку вынимал тетради, книги, журналы, пухлые ежедневники и перелистывал в них быстро страницы. Всё тщетно. Тогда он принялся вытаскивать столешни из стола и вытряхивать  из них, без лишнего шума, всё содержимое на ворсистый палас. Вдруг его внимание привлёк выпавший, уже слегка пожелтевший черно-белый фотоснимок. Он осторожно взял его в руки. На фотографии, обнявшись за плечи, стояли трое мужчин. Святослав перевернул фотокарточку. На обороте мелким почерком была сделана надпись – Сергей, Вячеслав, Олег. Гора Ледяная 1985 год. Вот то самое, что он искал. Левый крайний на этой фотографии - бывший муж Веры. Святослав впервые увидел этого человека. Он придирчиво всматривался в его весёлые глаза, в улыбку, рассматривал его всего по частям, и…  сравнивал с собой. Вера по-прежнему спала и ничего не видела и не слышала…
…Уже несколько дней Святослав Полежаев не мог спокойно работать. Коллеги французы не узнавали в нём прежнего жизнерадостного Святослава. Его студенты так же не замечали в нём прежней собранности. Он стал забывчивым и невнимательным, порой делал долгие паузы во время чтения своих до этого всегда интересных лекциях. Святослав уже и сам с неимоверным трудом дождался выходных. Голова была не его, голова была чужой и набитой лишь одним желанием, найти, как можно скорее, за эти два дня, человека в котором Вера узнала своего бывшего мужа. Этот самый человек, по его мнению, мог помочь ей вернуться к прежней жизни… 
…Он начал с самого простого - с открытия и до закрытия  находился в том самом кафе, где Вере стало плохо. Он досконально изучил по фотографии черты лица Сергей Ширшова, и был уверен, что легко признает похожего на него человека…
…Однако, выйдя ближе к вечеру из кафе, немного прогуляться в окрестностях, он не ожидал того, что столкнётся не с похожим на Ширшова человеком, а… с самим Ширшовым. Святослав потерял дар речи. Ширшов проследовал возле него, не заглянув в то самое кафе, а пройдя мимо, в компании двоих знакомых. Они разговаривали между собой на французском – а на каком же ещё им говорить! - и Святослав машинально для себя отметил, что говорил бывший супруг его жены, как истинный житель этой страны. Полежаев знал французский язык исключительно хорошо, но чтобы так говорить, как говорил, прошедший мимо Ширшов, у него не получалось, и уже не получилось бы никогда. Он, не спеша, ещё не прейдя в себя от шока, последовал за троицей мужчин. Святослав понимал, что это была настоящая удача. Да, этот француз был полной копией Ширшова, но ведь это был и не Ширшов вовсе! Нет! То был совершенно другой человек. Вера увидит эту разницу и сразу поймёт, что это лишь убийственная схожесть, и больше ничего. Она смирится с таким положением вещей и, возможно, уже скоро поправится. Забудет свои съедающие душу тревоги и переживания. Она поймёт, что нужно продолжать жить в настоящем, а не в прошлом. Святослав шёл за незнакомыми ему людьми и в душе намеревался завести с ними разговор. И,  наконец, он решился:
-- Мсье, извините! – Святослав тронул за плечо француза похожего на Ширшова. – Мсье, подождите, можно с вами поговорить?
-- Позвольте, кто вы, мсье? Вы мне не знакомы, и нам не о чем с вами разговаривать.
-- Чего он хочет от тебя? – Вскипел один из товарищей псевдо-Ширшова. – Эй, вы иностранец? Чех? Поляк?
-- Нет, я… русский.
Они все вместе продолжали идти и разговаривать на ходу.
-- Нам не о чем говорить с русским. – Псевдо-Ширшов повернулся и исподлобья глянул на Святослава. – Мы не водим, знаете ли, дружбы с русскими. Извините.
-- Да, да! – Подхватил и другой приятель ненастоящего Ширшова. – Они сплошь шпионы или мафиози.
-- Господа, постойте, подождите! Это вопрос жизни или смерти…
-- В самом деле? Вы нас этим не купите, господин шпион. – Продолжил тот же самый француз.
Святослав остановился и с силой развернул к себе лицом француза, схожего с Ширшовым.
-- Я прошу вас, выслушайте меня, ну, пожалуйста. Моя супруга очень больна. И мне нужно поговорить с вами, мсье. Я прошу вас, уделите мне всего лишь пять минут. Вы можете мне кое в чём помочь, оказать… небольшую услугу.
-- Нет же, нет, я не врач. Вы это не по адресу. И… отпустите мою руку.
-- Эй, эй! Что вы себе позволяете, мсье гангстер? А, ну, уберите свои руки от нашего друга! – Очень громко заговорил первый,  более нагловатый товарищ псевдо-Ширшова. 
И они стали всё больше привлекать к себе внимание прохожих.
-- Господа, я русский, но я не шпион, я – историк. И…. я сейчас живу в Париже, и преподаю в Университете. Выслушайте меня, пожалуйста. Я понимаю, что это странно и, даже, наверное, глупо, но у меня просто нет иного выхода.
-- Может позвать полицию? – Поинтересовался у своих приятелей нагловатый француз. – Рене, почему он привязался к тебе? Может быть он -  гей? А ты у нас очень такой симпатичный, вот он и клюнул?
-- Оставь свои скабезные шуточки Поль, мне, увы, не смешно.
Святослав услышал имя француза похожего на Сергея Ширшова и решил обращаться к нему по имени.
-- Мсье Рене, давайте поговорим, неужели вы не поможете человеку? Пусть даже и русскому? Возможно, вы спасёте жизнь моей жене? Я теперь уже умоляю вас, выслушайте меня. Просто выслушайте.
-- Да, пойдём от него подальше, Рене. Мне кажется он сумасшедший.
-- Подождите. Сумасшедшие не преподают в Университетах, Поль….
-- А кто сказал, что он преподаёт? Это он нам и сказал. И ты ему веришь, Рене? Я бы не советовал.
-- Рене, если тебе не жаль своего времени, слушай этого типа, а мы, извини, всё же торопимся. – Взглянул на часы и заторопился другой приятель Рене. – Поль, ты надеюсь, идёшь со мной?
-- Конечно! Я не хочу заиметь неприятности в департаменте полиции. Удачи, тебе Рене.
-- Ладно. Я скоро  вас догоню…
…Знакомые француза по имени Рене негромко посмеиваясь, удалились. Уже совсем завечерело. Улицы вспыхнули неоном витрин, а сверху, на них обильно пролился свет от ярких фонарей...
-- Мсье, Рене, давайте где-нибудь присядем, и вы меня просто выслушаете…
-- Ну, хорошо. Хорошо, только вы отнимите у меня, не более пяти минут. Меня всё ещё ждут…

…Рене было немного не по себе от разговора с русским. Он стоял у знакомой двери, в которую только что позвонил. Дверь бесшумно отворилась, и он улыбнулся. На него смотрели грустные серые глаза.
-- Изабель,  это я. Прости, что не предупредил. Впустишь?
-- Будешь набиваться на ночлег? – Строго спросила приятная во всех отношениях девушка.
-- Буду. Мне плохо живётся одному.
Она рассмеялась, но впустила его к себе в квартиру.
-- Спиртное тебе не повредит? – Изабель пристально всматривалась в Рене. – Или ты уже выпил?
-- Нет, я сегодня ещё не выпивал, а следовало бы.
-- Тогда начнём наш вечер с вина…
…Они лежали на постели после бурных объятий. Он гладил её по нежной коже плеч и молчал. Она повернулась к нему и спросила:
-- Рене, ты сегодня много и подолгу молчишь. Что-то произошло? Мне хочется поговорить с тобой, а ты не слушаешь меня, ты где-то  наедине со своими мыслями. Рене-э, не молчи-и.
-- Да-да, то есть,… нет. Я слушаю тебя, моя душа, слушаю.
-- И о чём я говорила с тобой, вот только сейчас?
-- Не знаю, вернее,… не помню. Ну, прости меня. У меня сегодня неудачный день. Вот послушай, как ты относишься к… русским?
-- Они-то здесь причём? Рене?
-- Ну, у тебя ведь, кто-то из родственников был, кажется, русским?
-- Вот ещё! Это у подруги моей мамы, второй муж её матери, вот он был русским. Я просто хорошо запомнила его фамилию – Меликянц. Странная такая фамилия. А, вобщем-то, знаешь, они люди, как и мы. Я помню, видела его дважды, он носил пышные усы и был небольшого роста.
-- И я уверен в том, что они люди. И даже сегодня имел честь пообщаться с одним из них. У него тоже странная фамилия – Полежаев.
-- О-о? И что же? Это он так сильно тебя чем-то расстроил?
-- Не удивляйся. Только я ему почему-то не верю. Он говорит, что преподает в Университете. Даже записал мне свой адрес, номер домашнего телефона, телефон кафедры, где преподаёт. Показал своё удостоверение.
-- А что ему было нужно? Зачем ты встречался с ним?
-- В том то и дело, что это он набросился на меня посреди улицы. Поль с Жераром помахали мне рукой и растворились, а я остался беседовать с тем типом. Он просто заставил меня выслушивать его.
-- И о чём же шла речь? Чего он хотел от тебя?
-- Ерунда. Я уже думаю, что мне следует перестать забивать себе голову той болтовней. В конце концов, я у тебя и мне хорошо, как никогда.
-- Прекрати мне врать. Если бы тебе было хорошо, мы уже бы пять лет жили вместе.
-- Нам бы брак только навредил. Ты узнала бы столько обо мне, что не захотела бы спать со мной в одной постели. И я счастлив, что этого кошмара не случилось, и я могу быть с тобой и любить тебя, с каждым разом всё сильнее и сильнее. Эти встречи продлевают мне жизнь. Они так восхитительны….
-- Успокойся. Ты не задобришь меня, своим красноречием. Лучше расскажи о том русском. Мне стало уже интересно.
-- Хорошо. Как скажешь. – Рене поднялся с обширной мягкой кровати, встал ногами на пол, и… вдруг резко бросился на девушку, покрывая её тело поцелуями. – Но сначала займёмся нашим любимым делом. И ты не станешь больше возражать…
…Они сидели утром в просторной кухне, и пили горячий кофе. Она  улыбалась ему, а он ласкал её своим взглядом.
-- Рене, я думаю, тебе надо встретиться с этим, мсье… Полежаев.
-- Я много думал об этом . Нет. Это всё,… вздор. Русским вряд ли стоит доверять.
Изабель широко улыбнулась.
-- Неужели ты боишься простого общения с человеком, пусть даже он и русский?
-- Как на это посмотреть, дорогая. Я… не совсем верю тому, что Полежаев мне наговорил.
-- А, вот я думаю, это… правда. Такое не выдумать. И зачем ему для тебя что-то  выдумывать? Да, ты только подумай –  неужели ты такой притягательный и значительный человек для русских? Полная чушь.
-- Ты знаешь,… всё возможно. Они все подозрительные типы. По крайней мере, я не верю им, в отличие от многих. Всё, что там у них происходит, по моему мнению –  хорошо продуманный план. Я не верю в них. Они никогда и ни за что не изменятся.
-- О, ты так хорошо знаешь этих русских?
-- Я анализирую, и делаю выводы. Они дурачат всему миру головы, в этом деле они преуспели.
-- Рене, ты ведь самый обыкновенный учитель… географии. Работаешь в самой заурядной школе. Любишь самую обыкновенную девушку… из магазина.
Рене всего передёрнуло от слов Изабель.
-- А я, вот так, как раз и не считаю, дорогая. Я просто уверен, что это не так, как всем вокруг кажется. Понимаешь, у меня есть предчувствие, что Полежаев не случайно нашёл меня. Не случайно…
…Через час они стояли у двери. Она провожала его от себя в полдень…
-- Дорогой, помоги этим людям, и ты будешь самым необыкновенным мужчиной, для меня.
Рене усмехнулся и поцеловал Изабель в тёплые розовые губы…

…Ещё через час Рене сидел в уютном небольшом кафе и без аппетита ел шипящую яичницу с беконом. Звучала приятная музыка. Улыбались девушки и светило солнце. Всем было хорошо. И он ждал своего друга Поля. Поль появился в дверях, как всегда, неожиданно, и радостно вскинул руки, завидев приятеля.
-- Ого, дружище! Ты ещё на свободе?! – Воскликнул Поль.
Рене посмотрел по сторонам и перестал жевать.
-- Уплетаешь яичницу? Молодец. Эй, официант, мне чаю с лимоном, и… без сахара. Зачем звал, дружище? Я примчал сюда на такси, имей ввиду.
-- Похвально, Поль, похвально, на тебя это мало похоже. Присаживайся, дружище. Располагайся. Мне очень нужен сегодня твой добрый совет.
-- Спасибо! – Поль поблагодарил девушку, доставившую ему быстро чай. – Мне у вас уже нравится. – Девушка улыбнулась и, сверкнув глазками, удалилась. – Где мои двадцать пять, Рене? А? За плечами такой долгий брак и трое детей. В перспективе растущая лысина, дальнозоркость, вставные зубы и протёртый супчик. Никогда не женись, дружище, от этого бывают плохие зубы и дурное настроение. Ух, и завидую я тебе. Завидую! Ты ночевал у Изабель, нет? Говори, ну же, кого-то подцепил вчера? Такую же юную деву, как эта милая крошка официантка?
-- Уймись, Поль. Оставь свои фантазии. Я хочу поговорить с тобой, в некотором смысле, о серьёзных вещах.
-- Да ты что? Это правда? – Поль картинно изумился и рассмеялся. – Всё, всё, давай говори.
-- Я через два часа должен встретиться с тем русским.
-- Ага! Он что, уже завербовал тебя? Лихо работают эти бестии из К…Г...Б...
-- Брось придуриваться. Он просил меня помочь его жене.
-- Она что, не может от него забеременеть? О-о, ты хороший самец, и тебе пора подумать о потомстве.
-- Поль! – Рене бросил на стол вилку и покраснел. – Прекрати издеваться. Я говорю с тобой о серьёзных вещах. Мне не до шуток.
-- Прости. Я умолкаю. Всё, я… иссяк. – Поль поднял к верху свои руки.
-- Он мне рассказал о том, что его жена находится в стадии тяжёлой депрессии, и это может привести её к самоубийству.
-- Вот, как? Ну-ну, выкладывай, что знаешь…
-- Шесть лет тому назад у этой женщины погиб первый муж, где-то там у них, в Сибири. Она, видимо, была сильно привязана к нему. Любовь, знаешь, есть такое чувство. Её родители, как и положено, оберегали  покой своей дочери и  не говорили ей всей правды. Ах, да, незадолго до его гибели, буквально за месяц, они вроде бы с ним расстались, и у неё на этой почве случился ужасный нервный срыв. Она чуть было не покончила тогда с собой. О смерти своего первого мужа эта несчастная узнала лишь год назад, уже, будучи замужем, за мсье Полежаевым, и восприняла это довольно спокойно. Затем они приехали во Францию. Всё было у них просто замечательно, но, три недели назад, она случайно встретила… меня. Ей отчего-то показалось, что я – буквально полная копия её первого муж! И она сорвалась. Она вновь не совладала со своими нервами, и… эта болезнь съедает её, и по сей день. Его жена на грани полного безумия. Мсье Полежаев полагает, нет, он уверен, что настоящая причина  нервного срыва  – это я, то есть, моя внешность.
-- Как-то не правдоподобно всё это, тебе не кажется? – Поль щёлкнул пальцами и попросил поставить на стол пепельницу.  Допив свой чай, он закурил сигарету, и ненадолго задумался. – Хорошо, а  в чём заключается  твоя помощь?   
-- Этот русский считает, что моё появление в их квартире, положит конец душевным мучениям его супруги. Пока она держится на сильных препаратах, есть шанс доказать ей, что я, не тот человек, за кого она меня принимает Полежаев очень надеется на то, что она придёт в себя от всего этого, и захочет вернуться к настоящей жизни. Поймет, наконец, что жизнь движется и прошлое осталось далеко. Ведь она ещё молода, и ей нужно жить.
-- Ты, кажется, здорово влип, дружище. Он, правда, преподаёт в Университете?
-- Да, я видел его удостоверение. Он дал мне номер телефона кафедры, где  работает.
-- Значит, ты ему веришь? И дал согласие прийти к нему домой?
-- Да…
-- О-хо-хо. М-да. Знаешь что, я, пожалуй, пройдусь с тобой.
-- Зачем? Мы с ним на счёт тебя не договаривались.
-- Подстрахую, на всякий случай. Мало ли.
-- Мы не сильно подозрительны, Поль? Видишь ли, у меня есть какое-то, плохое предчувствие.
-- Вот-вот. Если есть предчувствие, нужно вовремя остановиться. Нам, наверное, следует для начала сходить в полицию и объяснить им всю ситуацию. Пусть они тщательно проверят всё по этому, мсье… Полежаев.
-- Нет. Это будет не хорошо. Я дал слово, что приду сегодня, он будет меня ждать. Его жена будет ждать. Надо сходить. Ты лучше побудь тем временем на улице, когда я буду у них в квартире, понаблюдай за всем происходящим со стороны.
-- Это будет выглядеть по-дилетантски. Мы простые обыватели, нам не зачем играть в шпионов, тем более с русскими. Давай заявим в полицию и точка?
-- Нет! Нет! Давай сегодня без полиции. Я зайду к ним один. Побуду у них, присмотрюсь, проверю, а… ты, тем временем будь снаружи...
-- Ну,… ладно, ладно уговорил, инспектор. Знаешь, это даже интересно, ну, а… ты будь на чеку, осмотрись прежде всего и будь внимательным.
-- Да, ты знаешь, он показал мне фотографию того человека, и мне… стало страшно. – Рене долгим немигающим взглядом смотрел на приятеля. – Мне стало не по себе, Поль. У меня, как я сейчас понимаю, именно из-за этого и возникло плохое предчувствие.
-- Вот как? Он, что действительно чем-то  похож на тебя?
Рене отрицательно покачал головой.
-- Я… узнал на  фотографии… себя…


…1994 год. Россия. Северо-восток. Посёлок Северный…

…Обозников только вчера вернулся в Северный. Настроение было подавленным. Погода тоже не заладилась, над посёлком моросил мелкой изморосью  дождь. С моря задул пронзительный обжигающий ветер, грозящий превратиться в необузданный шквальный ветрище. Виктору отчаянно захотелось напиться и забыть о случившемся, хотя бы на время. На неуютной от брызг волн и ветра, безлюдной набережной, ему неожиданно повстречался одинокий и опечаленный Калачёв. Виктор тому не сказано обрадовался.
-- А-а, Виктор, - Калачёв слегка улыбнулся и протянул ему вяло свою руку, поздороваться, - приветствую тебя. Вернулся?
-- Да, вот, собрался  к вам, хочу долг вернуть.
-- Пустяки. Как твои дела? Разобрались с тем безобразием? Тумакова сегодня встретил на улице, с палочкой прогуливается. Бодрый.
-- Я к нему решил завтра  зайти. Пока своих людей, что со мной прилетели, сегодня пристроил на ночлег и день прошёл.
Он не заметно для себя тронулся вслед за Калачёвым, тот покачивал головой и тяжело вздыхал.
-- А я, к себе. Два дня назад мои "генералы" прибыли. Начинают технику растаскивать, и продавать, по-дешёвке. Уже и покупателей нашли. Шустрые ребята. Как всё продадут меня под зад пинком и всё, наша Северная экспедиция на этом  закончится. Людей уже почти всех поувольняли, кто сам ушёл. Надежды кой-какие ещё летом были, а сейчас уже всё ясно, нам кранты. Ничего не боятся шакалы, теперь грабят народное добро в открытую. Я молчу, а что делать? – Немного оправдывался Калачёв. 
-- Да, совсем хреново. А у нас,… у нас Ходасевич всё уладит на днях, у него есть к кому обратиться в Петропавловске,  и из Москвы, если что помогут. Степан Валерьевич, а давай… к нам. Я с Ходасевичем уже толковал на эту тему, он смотрит положительно. Мы разворачиваемся сегодня по полной. Через пару лет весь ваш Северный скопом купим.
-- Пошли ко мне.  В тепле и поговорим. У меня  коньяк, там где-то плесенью покрывается. Не могу, понимаешь, никак до него добраться. Заодно помянём и нашу контору, и… за будущее выпьем…
…Они сидели в конторе Северной ГРЭ уже около часа. Помещение было непривычно пустынным. В кабинете у Калачёва работал небольшой теплогенератор, и было даже душно. На столе стояла распечатанная  бутылка  коньяка и целёхонькая пол-литра водки. Они пили из гранёных стаканов. Разливал хозяин кабинета. Закусывали нарезанной жирной олюторской  селёдкой и чёрным хлебом. Неторопливо разговаривали.
-- Степан Валерьевич, а ты помнишь, рассказывал мне про Нимырскую партию? – Виктор закурил сигарету после очередной выпитой залпом коньячной дозы. – Ты там ещё начальником работал?
-- Конечно. – Калачёв залпом хватил свою порцию, скривился и тут же принялся поедать селёдку. – Хорошая, я скажу тебе  вещь, селёдка с коньяком.
-- Под такой коньяк можно и сало с картошкой. Лишь бы, чем закусить.
-- Да уж, хрень, ядрёная. Ну, извини, ничего лучшего предложить не смогу, разве что водчёнка имеется. Испробуем?
-- Несомненно. Лучше уж её, родимую. Валерьевич, послушай, - Виктор внезапно сменил тему разговора, -  а как насчёт вертолёта, ну, того, чужого, что над Нимыром, у тебя летал?
-- Хм, летал. А чего там ещё добавить? Даже не знаю. Ты, что же думаешь, твои бандиты на том вертолете прилетали? – Калачёв широко улыбнулся. - Брось, не глупи. Могу сказать, что до меня, это ещё двумя годами ранее, мужики мне рассказывали, что частенько слышали где-то в стороне от Нимырского отряда, хороший такой гул. Впечатление, говорили,  было, будто по нескольку вертушек в раз летели. Да, только были мы и севернее нашей речки, и южнее. Ничего не встретили. Ничего не  увидели. Гольный тундряк, камень, да скалы...
-- Вот это и странно. Ну не мираж же это был, Валерьич? Куда-то они всё-таки летали?
-- Да, загадка, какая-то. Раньше я отчего-то не задумывался над этим. Верно, куда-то они прилетали…
-- А-а… на карте покажешь, где вы тогда стояли?
-- Да зачем тебе? Покажу, конечно, если так хочешь, и даже так скажу. От твоего "Талого" километров семьдесят, на северо-восток. Дальше вверх по Нимыру, до устья "Гольцового". Там  и была наша база. А летали они… в самом верховье "Гольцового", где-то в тех местах. А-а, ерунда это всё Виктор. Ты же сам понимаешь, если бы там что и было, нам бы сообщили, и закрыли те площади, и карты бы все изъяли. Это ж секретка явно какая-то. Но ничего, как видишь, с нами не случилось. Мы спокойно там отработали ещё два сезона. Вертолетов чужих, правда, больше не видели и не слышали. Да, ну и бог с ними всеми…
-- Ладно, наливай водочки. Это пойло давай-ка вылью куда-нибудь, к чертям собачьим. – И Виктор взялся за бутылку вонючего коньяка  рукой.
-- Не-не, поставь. Утром жалеть буду.
Калачёв разлил по стаканам водку. Они чокнулись донышками и выпили.
-- Послушай, Виктор Станиславович, мне с тобой работать, возможно, предстоит, и вроде, как-то и неудобно спрашивать, но… спрошу, больно уж хочется от тебя  услышать.
Виктор понял, к чему клонит выпивший Калачёв, и слегка насупился.
-- Спрашивай, Степан Валерьевич. Ты, я чувствую, про Сергея пытать меня станешь?
-- Да. Прости, но Сергей значил для меня больше, чем все мои подчинённые, именно так. И то не пьяный базар. Нет. Такие люди, если хочешь - стержень, центральная ось, любого коллектива. Он был настоящим. Если бы не Серёга, не сидел бы я сейчас вот так вот с тобой, и не пил бы водку, а вот, поди ж, какая штука, его нет среди нас. Обида! На эту жизнь обида. Не даёт она хорошим людям быть на миру. Не верю я в то, чтобы Ширшов вот так вот, под завалом сгинул. Не верю! Не такой это был человек. Да, молодой, но он всё наперед просчитывал, всё на сто рядов проверял, а тут так подставился? Не верю! 
-- А я думаешь, верю? – Окинул Калачёва затуманенным взором Обозников. - Скажу тебе одному - помню из всего того, что там произошло слишком мало…. Нравилась мне наша повар, красивая девчонка – Марина. Я устроил её к нам в отряд. Сергея долго упрашивал. Взял. В тот вечер мы поссорились с ней. Сильно поругались. Теперь вспоминаю и думаю, какие-то пустяки, жизнью всей нашей играют, издеваются, и порой ломают нас, и всю жизнь нашу так вывернут, так извернут, что выть волком только и остаётся-то. Тоска меня взяла, Валерьевич, плотная такая, после нашей ссоры, и рванул я из лагеря, сам не знаю, куда и зачем. Кровь в голове тяжёлым молотком стучала, аж в глазах темнело. Помню, долго лез в скалы. Потом сидел, отдыхал, и вдруг – бац! - удар… прямо в спину. И сразу кромешная темень. Глаза открыл – лежу. Вижу, камни валятся на меня. Я давай ползти, отползать в сторону. Ещё помню, ногу мне сильно придавило. Помню, упал без сил. И всё. Сколько лежал, день-два, ничего не знаю. Очнулся лишь в вертолёте. Тумаков тогда забеспокоился, спасибо ему, жив остался. Когда мне на карте показали, где меня нашли, я не поверил. Не мог я почти на двадцать километров от лагеря нашего уйти. Значит, как-то без сознания уже выбирался. Шёл ли, полз ли, даже не представлю, как выбирался…   
-- А Ширшов?
-- Они с Кузьмой в маршрут ещё в утро ушли. Где они могли заночевать, кто ж его знает. Должны  были затабориться на "Тройке". А наш лагерь полностью завалило, скала прямо в то место рухнула. Ну, не мог тот скальник, так взять и завалиться, Валерьевич, понимаешь, не мог. Землетрясение было говорят той ночью – чушь! - не могло землетрясение таких дел понатворить! Там скальник был крепкий, не повыветрелый, на глыбы не разваленный. Словно стена стоял….
-- Тряхнуло больно сильно. В эпицентре до восьми с половиной балов, сейсмологи рассчитали. Кстати, и у Тумакова тогда камнепад хороший случился. Тропы напрочь завалило, он мне сообщал. Значит Серёгу с Кузьмой, где-то на "Тройке" прихватило. Ах, чёрт! – Калачёв со всего маху шандарахнул об стол кулаком.
-- Где-то в том месте, они и упокоились. – Качал понурой головой Виктор.
-- Обидно…
Виктор отвернулся от Калачёва. Бывший начальник «Северной ГРЭ» вытирал глаза.
-- Вот, понимаешь, до сих пор, думаю и гадаю, что меня так хватило-то по спине? Ведь меня в один миг будто смело с места, и… в глазах черней чёрного…
-- А то и хватило, брат, камешком тебя. Могло и покончить с тобой разом. Повезло тебе, Виктор Станиславович, очень серьёзно повезло. – Калачёв потянулся рукой к поллитре.
-- Да от камешка  следы остались бы на спине. И переломал бы он меня, а тут меня смело прямо с места, швырнуло, как картонку…
…Калачёв разлил каждому по полстакана, и они, молча, выпили. Закурили…
…Они уже были под сильным хмельком. Виктор загадочно взглянул на приунывшего Калачёва.
-- Слышь, Валерьевич, а я нынче… махну до Нимыра.
Калачёв коротко взглянул на него своими красными глазами.
-- Брось. Не шути, там уже зима во всю гуляет.
-- Мне фиолетово. Как только начнём работать, закажу в ту сторону борт и туда проскочу. Много у меня мыслей разных в голове бродит. И ты достаточно интересных вещей мне наговорил…

…1994 год. Россия. Петропавловск…

…Машина Ходасевича подъехала к зданию администрации области. И тут же к ней подскочила другая машина, из которой пулей метнулся грузный Корытько. Ходасевич с важным видом покинул свой транспорт и, не останавливаясь, проследовал к зданию. Начальник службы безопасности засеменил следом.
-- Александр Серафимович, я срочно до вас. Важный разговор.
-- Я спешу, Гриша, меня ждёт губернатор. Это важнее.
-- Вам надо бы меня послухать. Тут тако дило, ни понятно.
Они уже входили в здание администрации.
-- Давай по быстрому выкладывай, что ещё?
-- Водни загадки. Конкрэтны чоловик дал увсю информасию по вылетам вертушек, и гражданских, и военных, за пару недель. Вылетов было вочень мало. За усё то время, ни водын борт, а кроме заказанных нами, у ту сторонку ни ходыв. Информасия усверхтошная. Канал вочень надёжный. – Когда Корытько сильно волновался, он тарабанил порой все слова на свой украинский лад.   
-- Ерунда. Надо все аэропорты в области протрясти. Петропавловские борта может здесь и ни при чём.
-- А, я даром, чи хлиб жую? И такой информасией усегодня обзавёвся.
-- И шо там у тэбе?
Корытько раздражённо усмехнулся.
-- Глухо. Почти уси былы на приколе. С керосином напряг во всих мистных еропортах, и у вояк таж картына. Два вылета  -  вызов санрейсов и,… усё.
-- Того не может быть. Ищи, Грыша, ищи. Рой землю глубже. Кость обязательно найдётся, она зарыта, вот только надо поискать, как следует. Всё. Давай.
-- Поняв. Будэ думать. Однако… варьянтов других… нэма. – Невнятно пробормотал Корытько и остановился…
…А Ходасевич даже и не посмотрел на него. Александр Серафимович был уже весь в разговоре с губернатором области…
…Из кабинета главы  Александр Серафимович выходил со смешанным чувством. Разговором он был явно удовлетворён. Однако что-то его и озадачило…
…Губернатор после беседы с Ходасевичем немного задумался и слегка вздрогнул, когда раздался звонок из Москвы, по правительственному, красному с гербом России телефону. После второго звонка он поднял трубку.
-- Рыталин. Я вас слушаю.
-- Николай Рамильевич, доброе утро. - Голос в трубке был совершенно незнакомым. – Выслушайте, и не предпринимайте не обдуманных шагов.
Губернатор несколько напрягся, но проговорил в трубку, не спеша и с достоинством:
-- Извините, представьтесь, пожалуйста. Кто вы?
-- Это будет лишним. Высокопоставленные люди, очень высоко поставленные, поговорят с вами после. Я лишь хочу натолкнуть вас на мысль, дружески подсказать, оставить всё, как есть, в деле ТОО "Талая". У вас, вот только сейчас, был директор этого предприятия  - Ходасевич. Ему не нужно сильно усердствовать в своём вопросе, а вам излишне стремиться, ему помогать. Тот район, где он желает так рьяно работать, для него отныне закрыт. Ни о чём спрашивать меня не нужно. Интересоваться деталями вопроса - зачем они вам, все эти детали? Ходасевич мы знаем упёртый человек, но и ему придётся отступиться. Не напрягайтесь, забудьте о Ходасевиче, это не ваша головная боль. – В трубке послышались гудки. Губернатор вытер со лба выступивший пот и медленно сел в своё кресло...

…Александр Серафимович сразу поехал к себе в офис. Из своего кабинета сделал пару звонков и уселся ждать. Секретарь принесла ему ароматный кофе. Он машинально погладил девушку по руке. Она ожидала большего, но Ходасевич будто и не замечал её. Она улыбнулась и демонстративно громко вышла. Он ждал ещё минут двадцать, и звонок раздался. Ходасевич быстро поднял трубку.
-- Алло! Обозников?! Хорошо. Я тебя хорошо слышу. Теперь слушай меня. Виктор, наши дела тронулись с места. Везде полное понимание и поддержка. Давай без лишних слов, выкупай борт и лети на Талый. Тянуть не будем. Восстанавливай в кратчайший срок базу, и начинаем работать. Да, именно. Бери с собой всю нашу охрану, что с тобой прилетела, и ничего не бойтесь. Начинайте работать спокойно. Если что, сразу выходи на связь. У нас будет поддержка вплоть до ОМОНа. Всё, давай,… действуй…


…1994 год. Франция. Париж. Осень…

…Рене вошёл в квартиру Полежаева. Святослав встретил его крепким рукопожатием, предложил  раздеться, и пригласил пройти в гостиную. Из коридора, ведущего в столовую, вышла пожилая женщина, взглянула на Рене и обмерла.
-- Ой! – Нина Алексеевна зашаталась, но её вовремя успел подхватить под руки Святослав. – Се-рё-жа…
…И Рене растерялся, ему стало как-то не уютно, как-то неловко. Он не понимал всего произошедшего и стоял несколько ошеломлённый, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке. Полежаев говорил с женщиной на русском, и Рене не улавливал смысла тех слов, он лишь невинно пожал  плечами, пытаясь мило улыбнуться. И это ему казалось отчасти глупым…
-- Нина Алексеевна, ну, что же вы? Мы ведь с вами говорили. Это – Рене. – Святослав поставил свою тёщу твёрдо на ноги. Она держала свои ладони на висках и старалась не смотреть на гостя. – Он самый настоящий француз.  Он - не ваш Ширшов.
-- Да-да, Слава, я помню. Просто, это так… неожиданно. Я… растерялась. Он… вылитый Сергей. Мне страшно за Веру, Слава. – И глаза Нины Алексеевны наполнились слезами.
Святослав улыбнулся и обратился к Рене:
-- Извините, это мама моей супруги. Пройдите пока в гостиную, присядьте, я скоро подойду к вам. Это всё у вас не отнимет много времени.
Рене взглянул на Нину Алексеевну и прошёл в большой зал.
-- Боже мой, Слава, он даже смотрит, как Сергей. Так не бывает…
-- Успокойтесь, Нина Алексеевна. Вам нужно пойти сейчас к Вере. Возьмите же себя в руки. Повторяю, этот человек - не Сергей. И вы это знаете. Мы много говорили с Верой на эту тему. Она внимательно слушала меня, и сегодня ей предстоит просто убедиться самой, что он всего лишь похожий на вашего бывшего зятя человек. Рене - абсолютно не он, уверяю вас. Вера сносно знает язык, и легко поймёт, кто перед ней стоит. Скажите мне, ваш бывший зять владел иностранными языками?
-- Нет. Он рассказывал, что в школе изучал… немецкий, а в институте брался за английский, да всё, как-то без толка.
-- Вот и я о том же. Он начнёт с ней говорить, и наша Вера придёт  в себя. Ступайте к дочери, а мы с месье Рене зайдём чуть позже…
…Никто ничего подобно не ожидал…
…Рене вошёл в комнату больной вслед за Полежаевым. Вера сидела на своей кровати и разговаривала тихо с матерью. Святослав представил Рене супруге, и он мило и бодро улыбнулся, и принялся, как они договорились с Полежаевым заранее, говорить - нести всякую белиберду. Святослав в это время подошёл к Вере.
-- Вот, Веруня, видишь, это тот самый человек. Твоя мама и я, мы уже беседовали с ним, он – француз. Очень приветливый и отзывчивый. Парижанин…
-- Да-да, Верочка, это - мсье Рене. – Подхватила мысль зятя Нина Алексеевна. – Он любезно согласился навестить нас, и поговорить с нами, с тобой.
Нина Алексеевна гладила руками дочь. Как вдруг, Вера резко вскочила с постели, и  в два больших прыжка оказалась подле Рене. Её глаза горели странным огнём. Рене от изумления лишь открыл свой рот, и в ту же секунду Вера бросилась обнимать и целовать его.
-- Серёжа! Серёжа. Мой любимый, Серёженька. – Запричитала не своим голосом она. – Это ведь ты?! Ты отыскал меня?! Я так ждала тебя. Почему ты так долго ко мне не шёл?! Мне ведь так плохо без тебя…..
Святослав и Нина Алексеевна сидели в оторопи с широко раскрытыми глазами.
Рене запротестовал:
-- Нет! О, бог мой, она сумасшедшая! Мсье Полежаев, надо что-то же сделать!
Вера не слышала его протестов. Она была счастлива. Она прижималась к груди Рене, и цепко держалась за него  своими ладошками, шепча:
-- Серёжа. Серёжа, я знаю это ты. мой любимый, мой родной. Ты нашёл меня, наконец-то. Я буду с тобой.  Я буду! Мне никто больше не нужен. Не трогайте меня! – Закричала, что было сил Вера на мать и мужа, пытавшихся отнять её от груди Рене. – Пустите! Это же мой Серёжа!  Не хочу вас видеть и знать! Вы мне всегда врали и врёте! Вот он мой, настоящий муж! Оставьте меня с ним! Я не хочу жить без него! Уйдите же от меня…
…Рене и сам пытался избавиться от рук больной женщины, но она ожесточённо тому сопротивлялась. Вера исцарапала ему в кровь руки и оторвала все пуговицы пиджака. С большим трудом родственники оттащили Веру от Рене, и он тут же выскользнул из её комнаты…
…Он выбежал на улицу весь бледный и взъерошенный. Проезжая часть была плотно набита машинами. По тротуару разгуливали в большом количестве прохожие. Ярко светило осеннее солнце. К нему навстречу осторожно спешил Поль.
-- Эй, дружище, ты в порядке? Что они с тобой сделали? Да, у тебя руки исцарапаны, и… они же крови? Рене….
-- Ничего страшного, всё это пустяки. А вот она безнадежна. Она сумасшедшая. Он мне не лгал. Он несчастный человек, Поль. – Рене быстро шагал по направлению к метро. Поль едва поспевал за ним.
-- Ты куда так бежишь? Подожди…
-- Извини, мне надо сейчас домой. У меня ужасно разболелась голова. А про всё то, о чём мы с тобой говорили до этого, можно теперь забыть. Полежаев порядочный и очень несчастный человек. Ему можно только посочувствовать. Как же у меня болит голова! Да она у меня сейчас лопнет. – Скривился от мучительной боли Рене.
-- Ладно, ладно, ты поезжай домой. Выпей чего-нибудь. Ты герой, я так и  скажу Жерару, и всем.
Поль немного отстал от друга. Он остановился и на секунду задумался. Затем, развернулся и направился  в противоположную сторону, о чём-то по-прежнему размышляя. Рене не оглядываясь, перебежал улицу……………………………………………………………………..

……..И вдруг он почувствовал сильный удар сзади по ногам и услышал визг тормозов. Его отбросило на асфальт, и он покатился по нему, сдирая  на руках кожу, в попытках остановиться. Хлопнула дверца авто, однако он даже не посмотрел в ту сторону, а быстро поднялся с земли и, прихрамывая, поспешил удалиться, не привлекая к себе большого внимания.
-- Эй, вы как? – Раздался уже в спину испуганный голос водителя.
-- Всё нормально. Не беспокойтесь. Мне ничего не нужно, я в порядке. В порядке………………

…И  Рене плюхнулся в любимое мягкое кресло. Бокал виски был выпит  в один затяжной глоток. Он находился у себя на квартире. За окном плыла ночь, но Рене не торопился включать свет. Ему стало хорошо, и внутри понемногу отпустило. Все события воскресного дня, и особенно встреча с больной женой русского учёного, заставили его сильно разнервничаться. У Рене по-прежнему сильно стучало сердце, и были холодными и в ранах ладони. Отчего-то ему было не по себе, что-то ныло внутри и болело. Он встал и подошёл к телефону. Набрал номер.
-- Изабель, это я. Здравствуй, детка. Я очень хочу к тебе.
В трубке молчали.
-- Изабель? Я выполнил твою просьбу, и… я убит. Спаси меня…
--  Приезжай,… так и быть,… я жду.
Услышав нежный голос Изабель, Рене едва не закричал от счастья…
…Они принялись целоваться уже с порога. Он нежно покрывал её лицо поцелуями, а она закрывала глаза и тихонько смеялась…
…Уняв слегка свою страсть, они уселись за накрытый Изабель поздний стол. Рене разлил красное вино по бокалам.
-- Постой, где ты так поранил себе руки? – Изабель обратила внимание на свежие ссадины, на его ладонях. – Тебе было больно?
-- Нет. Пустяки, не стоит твоего внимания.
-- Ты меня успокаиваешь?
-- Да. Это пустяки, моя хорошая, моя ненаглядная. А теперь очаровашка, послушай меня: я, наверное, решусь, и….  Нет, давай для начала выпьем. За нас с тобой. – Рене легонько стукнул бокалом о бокал и сделал большой глоток.
Изабель ему улыбнулась и лишь слегка пригубила из своего бокала.
-- Решайся, милый. Ведь это так просто, иначе… будет слишком поздно.
-- Ты на что это намекаешь, дорогая? – Рене  на миг залюбовался своей очаровательной подругой.
-- На дворе уже ночь. А, ты, на что?
-- Знаешь, мне очень хорошо с тобой. Очень хорошо…
-- О-о, это меня заводит. Неужели я немного нравлюсь моему неуловимому герою?
-- Я немного не  о том. Сегодня моя жизнь, Изабель, если точно это выразить словами -  пе-ре-ве-рну-лась! Я увидел наш мир совсем иным, и… как хорошо, что в нём у меня, есть ты. Ты – мой самый родной, и близкий человечек. – Рене нежно погладил девушку по бархатной щеке.
Изабель тревожно смотрела на своего возлюбленного.
-- В самом деле? Ты сейчас говоришь серьёзно?
Рене улыбался и целовал ладони Изабель.
-- Только так. Мне нужна в этой жизни ты, и… будь что будет – я люблю тебя, Изабель! Люблю!…
…Была глубокая ночь. Они лежали  на постели укрытые широким шерстяным пледом. Она пристроилась к нему на плечо и вздохнула:
-- Неужели мы станем мужем и женой? Неужели это произойдёт со мной?
-- У меня нет никаких сомнений на этот счёт, и… у меня будет, наконец-то, жена. Моя вторая половинка. Моя - лучшая половинка.
-- Мне не верится. Почему?... Та-а-ак, – и Изабель навалилась всем телом на Рене. - Постой, постой, ты совсем не хочешь рассказывать мне о своей встрече с русскими. С будущей женой так не поступают. Разбей же все мои сомнения и страхи, а ну, выкладывай, что там происходило? Если мы  муж и жена, ты должен быть со мной откровенен. Да-да. Рассказывай, я жду от тебя этого весь вечер, а ты всё молчишь и молчишь. 
-- Не стоит о том говорить. Не хочу. Там было всё грустно и безнадёжно. Давай лучше обсудим предстоящую свадьбу. – И Рене нежно поцеловал Изабель в щёку.
-- Свадьбу? Ну, уж нет, только не об этом, бр-р-р. Я знаю её расписание наизусть. Как женщина я… думала о ней, в отличие от тебя,  и не раз, и не два, так что мне такие разговоры, милый, не интересны.
-- Пойми, не хочу я к тому возвращаться. Не хочу. Там, всё вышло слишком плохо. Эта русская мадам,  больна. Она не пожелала увидеть во мне… меня. Она увидела во мне своего первого мужа, и она совсем не думает мириться с реальностью. Нет, они несчастные люди, Изабель. Мне жаль мсье Святослава. Они могли быть… счастливы.
-- Эта женщина… она красивая?
Рене в этот момент любовался своей Изабель.
-- Болезнь разрушила её красоту. Возможно, они положат её в клинику, ей нужно долго лечиться.
-- Печально. Интересно, а вот если бы ты, вдруг стал её ожившим мужем. Она бы излечилась? Она бы стала нормальной? Может быть, эта женщина и не больна, а просто – это… такая сильная любовь?
-- Как это? Постой, я тебя не совсем понимаю? Как я могу быть её мужем?! Я разве похож на русского? Мне, всегда казалось, я… типичный европеец, к тому же, француз. – Рене приподнялся и сел на постель. – Неужели я в чём-то могу быть схож с азиатом-русским?
Изабель рассмеялась.
-- Нет. Конечно, нет, ты ничем не похож на русского. Я ведь просто так, высказала свои мысли вслух. Я где-то читала, что некоторые люди не могут жить друг без друга, для них это противоестественно. Они могут существовать, лишь, когда они вместе.
-- Типичный женский взгляд на жизнь. Женщины любят её выдумывать, а страдаем мы – мужчины.
-- Рене! – Изабель села рядом с ним и обняла его. – Ты, правда, любишь меня? Мы не делаем большой ошибки?
Он посмотрел на неё, и… повалил на постель, горячо целуя девушку в жаркие губы.
--  Я теперь знаю – мы созданы друг для друга. И,… я не хочу потерять тебя.
-- Ты сильно изменился после встречи с русскими. Я совершенно не узнаю своего Рене? И вот ещё, скажи мне,  ты и впрямь, так сильно-сильно похож на того несчастного?
-- Изабель, это уже… мука. Да. В то невозможно поверить, но… мы схожи с ним, вот незадача, как две капли воды.  Но… это только внешне. Слышишь, внешне…

…Вечером того же дня, когда великолепный город постепенно тонул в своей вечерней красе, Рене пришёл на встречу с друзьями, ожидавшими его в заведении, ставшем для них уже давно родным. Он зашёл в небольшой ресторанчик и сразу приметил Поля и Жерара, двух близких ему по духу и по жизни приятелей. В ресторанчике в этот вечер было людно. Многих его посетителей Рене знал и со многими любезно здоровался.
-- Мы тебя заждались, – встретил Рене колючий взгляд Поля. – Привет. Опаздываешь, дружище. Мы люди занятые и семейные.
-- Работа. Привет Жерар,… Поль.
-- Привет Рене. – Жерар крепко пожал другу руку. – Выглядишь не очень. Что так? Проблемы?
-- Я же говорю, работа. Сегодня пришлось подменять заболевшего преподавателя. Попросил. А, это ещё, целых три урока. Недавно всё закончилось. Честно - устал.
-- Как там поживает твоя, мадам Бернье? Она к тебе всё так же, не равнодушна? -  Полюбопытствовал  остряк  Поль.
-- О, этот куратор учебной части. Заставила срочно делать отчёт за прошлый месяц. Требует с меня расширенного плана занятий на следующее полугодие, а тут ещё аттестация на носу. Она меня понемногу заедает.
-- Ты неверно ведёшь себя с ней. – Не унимался Поль. – Ей уже за сорок, она разведена, и… она страстно желает… с тобой переспать. Да-да! Но ты не понимаешь её намёков. Э-эх, меня бы  в ваши школы.
-- Он всегда озадачен одним и тем же, Жерар. Возможно, в нём уже прогрессирует старческая немощь. Он теряет себя, и зациклился на женской теме окончательно. Тебе обязательно следует встретиться с психологом, дружище. Это не больно, Поль, не надо этого страшиться и стесняться. Мы всё поймём. – Серьёзным тоном парировал Рене.
Жерар слегка рассмеялся. Поль строго взглянул на него, и… попросил официанта принести немного съестного.
-- И потом, друзья мои. – Рене внимательно смотрел то на одного, то на другого приятеля. - Я сделал предложение Изабель. Я не мыслю себя без этой девушки. Вот так. Ну, что скажите? …Друзья с минуту молчали.
-- Дела. – Заморгал глазами Поль. – Ты хочешь сказать, что отныне мы будем страдать все вместе? Ты, вообще, понимаешь, что ты был единственным светлым пятном, посреди наших серых и безнадежных будней. Так с друзьями не поступают. Нет, я против. Мне доставляло истинное удовольствие созерцать беспечного и довольного жизнью бабника и кутилу, а теперь, этому всему приходит конец? Он станет таким же, как и мы, Жерар, озабоченным женатиком?
-- Не слушай его, Рене, ей богу, он ничего не смыслит в жизни. – Жерар широко заулыбался.
-- Я и не слушаю. Привык. Дружище Поль всё не может простить мне, видите ли, того, что он рано надел себе на шею хомут, в образе своей бесподобной Анны-Люсии.
-- Но-но, не трогайте мою девочку. Оставьте. Не надо. Она пострадала больше чем я.
Друзья переглянулись и рассмеялись…
…Рене доедал салат из крабов, а приятели лишь смотрели на него, не притронувшись к своим тарелкам. Ему стало неловко.
-- Отчего вы не принимаетесь за еду? Здесь как всегда, всё приготовлено даже излишне вкусно. Я честное слово, очень проголодался.
-- Ты ешь, дружище, ешь. – Жерар посмотрел на Поля. – Нам что-то не хочется.
-- Странно. Вы чем-то расстроены? Поразительно, вам не дано порадоваться за своего приятеля, который встал на путь исправления своей гибнущей души.
-- Нет, дружище, я, несомненно, радуюсь новой вехе в твоей жизни, и… готов даже быть на твоей свадьбе  шафером.
-- Ладно, Жерар, чего ходить вокруг да около. – Перебил товарища Поль. – Рене, у тебя возникли проблемы.
-- Правда? Я смотрю, ты как-то слишком в эти минуты серьёзен, Поль.
-- А мне не до шуток. На сегодня уже пошутили достаточно.
-- Жерар, о чём это он говорит? – Рене вглядывался и в серьёзного Жерара.
-- Наш Поль, настоящий друг. Рене, ты был так расстроен, когда вышел от русских, что ни на кого не обращал внимания, а стоило бы. Поль сопровождал тебя, очень осторожно, до порога твоей квартиры, и, знаешь ли, не напрасно.
-- Да, дружище. Не всё так просто. За тобой постоянно шли,… следили.
-- Брось. Ты, правда, шёл за мной следом? Ты битых два часа  бродил за моей спиной? Чудеса!
-- Вокруг дома, где живёт Полежаев, мне ничего в глаза не бросилось. Там трудно, что-либо обнаружить. Там везде довольно людно, и к тому же слишком оживлённый перекрёсток. Тогда я решил пойти за тобой, на приличном расстоянии.
-- И,… что же? – Рене отложил от себя столовые приборы и перестал жевать.
-- В след тебе следовал характерный тип. Он не сильно таился, и понять, что он наблюдает именно за тобой, было не сложно. Даже мне.
-- Да, ну, ерунда какая-то. Русские?! – Вспыхнул, было, Рене.
-- Тут гадать не приходится. Ты у них под ко-лпа-ком. – Поль опустил взгляд в стол, и покрыл салфеткой свою розетку с салатом.
-- Рене, у меня есть хороший знакомый в полицейском департаменте, Даниэль Прюмо. Мы  вместе учились. И я готов переговорить с ним по твоему вопросу. Вокруг тебя что-то затевается, дружище, и если тут замешаны русские, надо идти в полицию.
-- Спасибо, Жерар, я ценю твою заботу, но я должен сам выяснить всё до конца. Я прошу вас двоих, не спешить с выводами, и подождать. Не нужно излишне торопиться. И не следует пока за меня беспокоиться. Я вами предупреждён, а… значит,  уже не безоружен…


…1994 год. Россия. Петропавловск…

…Около восьми часов утра Ходасевич вышел из подъезда своего дома и направился к ожидавшей  машине. Двор был пуст. Александр Серафимович никого и близко не наблюдал в округе. Осень незаметно перешагнула свой экватор, и повсюду облетали с деревьев пожухлые листья. Высокое небо манило к себе настоянной и не передаваемой словами синевой-синью. Ходасевич взглянул вверх и неожиданно засмотрелся. Затем, он глубоко вздохнул и не торопливо, направился к  авто.  Машина ждала с работающим двигателем.  Все стекла дорогой "японки" были по последнему писку автомобильной моды тонированы, и Александр Серафимович по привычке подошёл к двери с правой стороны, однако вовремя спохватился и обошёл машину. Он влез в авто и закрыл дверцу. Только сейчас Ходасевич обратил внимание, что его водитель сидит, опёршись головой о руль.
-- Володя, ты что это, заснул? Эй, проснись? Тебе плохо? –  И встревоженный Ходасевич тронул водителя рукой. Тот неестественно повернулся к нему лицом, и только сейчас Александр Серафимович заметил тонкую струйку крови, стекавшую из уголка губ водителя. И в следующее мгновение Александр Серафимович Ходасевич ощутил, как что-то очень тонкое и острое пронзило его под левой лопаткой. Он тихо охнул, и синь неба перевернулась в его глазах…

…Молодая и симпатичная секретарь Катя сидела за своим рабочим столом. Она в нетерпении ждала появление своего шефа. Сегодня и у неё,  и у него рабочий день должен был закончиться ближе к обеду, после чего они собирались вместе и незаметно отбыть на выходные дни в горы, на турбазу, где уже ни раз совместно бывали, и где она подчиняла в полной мере старика Ходасевича своей бессердечной воле. Александр Серафимович таял в объятиях своей Катеньки, и она легко пользовалась этим,  всегда утоляя голод и жажду своих  непредсказуемо дорогих желаний.  Шеф опаздывал. Катя уже дважды поднимала трубку телефона и отвечала звонившим, что Ходасевич сегодня задерживается. В приёмную бодро вошёл одетый в новый, с иголочки, камуфляжный костюм Корытько. Он подмигнул секретарше и кивнул головой в сторону директорской двери. Катя ответила отрицательно, и подсела ближе к монитору, застучав пальчиками по клавиатуре, обозначая свою занятость. И тут раздался третий звонок. Корытько не успел покинуть приёмную, и теперь задержался.
-- Да, приёмная. – Сухо отвечала кому-то Катя. – Так. Что? Как срочно улетел? Александр Серафимович, куда? Подождите? А, как же работа, а… я?
Корытько вернулся к столу секретаря. Она положила трубку, слегка выбитая из своей устроенной и уютной колеи.
-- Кто звонил? – Спросил начальник СБ. – Ходасевич?
-- Да. – Потерянным голосом отвечала Катя.
-- Когда он прибудет, у меня к нему неотложное дело? Он мне очень-очень нужен, и в течение этого часа.
-- Его не будет сегодня? – Мямлила тонким голоском расстроенная Катя.
-- Как? Катерина Владимировна, шо он вам гово/рил?
-- Понимаете, наш директор внезапно улетел… в Хабаровск, а оттуда… он вылетает сегодня в обед, в Китай.
-- Якой Китай? Зачем  у Китай? В нас уси дила  стоять? Шо цэ значить, Катя?!
-- Не знаю я ничего, Григорий Остапович, он бросил трубку! Я его еле узнала, у него сегодня какой-то не свой голос…


…1994 год. Россия. Северо-Восток. Севернее базы ТОО «Талая»…

…Борт ушёл красиво ввысь. Виктор Обозников остался один на небольшой ровной площадке, посреди заснеженных гольцов. У него при себе было всё: прочная одноместная палатка, невесомый, на гагачьем пуху спальник, "штатовский" пуховик из крепкой, водоотталкивающей ткани  с комбинезоном, канадское термобельё, унты из камуса, шапка из рыси, карабин, хороший запас еды, и… амфетамин. Работа в порту дала возможность разжиться таким богатством. Виктор уже принял  повышенную дозу препарата, и… он досконально обойдёт всю округу. Он отыщет. Он откопает. Он… прикоснётся к тому, что, по его мнению, стало причиной, косвенно ли нет, той трагедии, случившейся с ним и его товарищами шесть лет назад. Он со всей своей страстью и выросшими за плечами крыльями,  перевернёт эти угрюмые горы…
…Виктор оставил на базе вместо себя молодого, но умелого горняка Игоря Полякова руководить работами, а сам на три дня решил выбраться, пока стояла погода, в верховья ручья "Гольцового". Рассказ Калачёва про Нимыр вдохновил Виктора, он почувствовал, что ухватился-таки за нечто такое, что даст ему ответ на множество вопросов.  Вертушка должна была вернуться за ним на четвёртый день. Морозы ещё не придавили, а минус 20 ночами для него, были сущим пустяком…
…Он горел своей одержимостью. Силы, бившиеся внутри него, казались нескончаемыми. Он обследовал склон за склоном, распадок за распадком. Поднимался на вершины этих спокойных гор и обстоятельно выискивал в бинокль, чуждые сей местности детали и детальки. Если  что-нибудь у него вызывало подозрение, он смело шёл туда и проверял. Плевался от неудач и вновь лез на вершины. «…Что-то же они доставляли сюда? Зачем-то же они  летали здесь? Где-то же есть ответ этому?!» - Кричал на себя в отчаянье Виктор и опять шёл,...  лез,… полз…
…Три дня бездарных поисков ушли из жизни незаметно. Силы были не растрачены, но нужно было сворачивать поиски ускользавшего неизвестного. Он ждал борт, однако в назначенный день вертушка не пришла. Виктор злился. Он не знал, что и подумать. Можно было спокойно продолжить поиск, но он был привязан к месту своей высадки. Вертолёт не пришёл и на следующий день. А на утро другого дня с моря принесло непогоду. Свинцово-серые низкие тучи принесли с собой мелкий и гнусный дождь, и напрочь закрыли  все перевалы и вершины. Температура резко повысилась, снег стал мокрым, а местами сошёл на нет… 
…Виктор кипятил в палатке, на сухом горючем чай, и думал о своём возвращении на "Талый". Он думал о причинах отмены вылета к нему борта. Виктор Обозников не знал, что вертолёт за ним и не собирался вылетать. Он уже был никому не нужен…

…1994 год. Россия. Петропавловск. За пять дней до этого…

…Корытько метался по офису, не зная, что ему предпринять, и что же, в конце концов, ему делать? Странным и невообразимым образом предприятие покинул директор – Ходасевич. В Москве канул, точно в воду, его зам - Мельников. А Корытько нужны были деньги и, непросто там какие-нибудь деньги, а приличные деньги. Его брали за горло, мягко выражаясь, держатели его судьбы. Те самые люди, которые снабжали его всем и всегда, и которым он был обязан этой своей  должностью, и такой уютной жизнью. Александр Серафимович хорошо платил за безопасность, а Григорий Остапович её умело предоставлял и, не стесняясь, брал на это дело большие суммы. Ходасевич верил в его компетентность и большую выслугу лет в аппарате МВД. Григорий Остапович верил в себя и в своих бывших коллег, нёсших по-прежнему нелёгкую службу в органах. А большие суммы туда потребовалось в скором вливать постоянно. Каждый месяц. И день в день. Не прибавила настроения начальнику СБ и главный бухгалтер, которая с каменным лицом доложила ему о том, что все счета предприятия со вчерашнего дня арестованы. Сегодня для Григория Остаповича был день выплаты больших сумм за своё спокойствие и осведомлённость, а привлекаемые к этой работе люди очень не любили ждать, всё это было не в их правилах, и Корытько обоснованно рисковал. К нему в кабинет вошла секретарь Ходасевича и настороженно произнесла:
-- К вам пришли, Григорий Остапович.
-- А, что, меня так сложно найти? – Удивился внезапному появлению у себя секретарши Корытько.
-- Этот человек попросил вас срочно выйти к нему, на улицу. Он вам что-то покажет и расскажет.
-- А хто вин такий? –  Заметно занервничал Корытько. – Что он мне покажет?
-- Если бы я знала. Он  не представился. Невзрачный такой мужчина, в очках…
…Григорий Остапович вышел на улицу и увидел возле офиса припаркованную "семёрку". Начальник службы безопасности грузно проследовал к незнакомой машине, так как у неё открылась дверца и, видимо, для него. Сквозь тёмные стёкла разобраться в ситуации не представлялось возможным, и Корытько, оказавшись в салоне незнакомой машины, глубоко пожалел, что так неосмотрительно поступил…
-- Секи масть, боров. – Здоровенный мужик жёстко держал Григория Остаповича за подбородок тяжёлой и широченной ладонью. Корытько пребывал в лёгком шоке. Его не били, не унижали, с ним по-деловому беседовали незнакомые тяжёлоатлеты. – Сегодня всё в твоих руках. Будэ трепыхаться, распилим твою мамку и диток пилою по кусочкам. Так. – Мужик пёревёл взгляд на своего партнёра, уткнувшего в живот Корытько дуло "Макарова", покачал головой и подытожил. – Коли ты сегодня остался за старшого, тебе и карты в руки. Запоминай. Заказываешь борт – летишь на Талый. Забираешь оттуда всех ваших. Всё, что там остаётся – сжигаешь. Всё должно красиво сгореть. Это понятно? – Здоровяк сдавил Корытько челюсть. Григорий Остапович в ответ усиленно заморгал глазами. -  Отлично. Свою работу подробно снимаешь, с комментариями, на камеру и привозишь сюда. ТОО «Талая» с сегодняшнего дня закрыта. Самораспущена. А,… твоя большая родня  пока у нас, и ещё один день им будет хорошо. Что станет с ними послезавтра, решать тебе. Поторопись.
-- В мэнэ нит таких денег?! И на щё… мне брати борт?! – Трясся мелкой дрожью Корытько.
-- Наше дело предложить тебе спасти свою семейку, скотина. И… своих работников, иначе прольётся кровь. Будет жалко всех. Мы тоже люди. Завтра днём  ты должен быть уже там, а в ночь, уже здесь. Потарапысь, Гры-ша…
…Когда Корытько пулей вылетел из машины, в неё с другой стороны сел невысокого роста мужчина в очках.
-- Отлично. Как он припустил. Вы ему всё объяснили? И ничего не упустили?
-- Даже разложили по полочкам. – Отозвался лениво человек разговаривавший с Корытько.
-- Замечательно. И главное, он… очень напуган. Очень. Страх - это сейчас самое важное. Ну, что же,  Григорий Остапович через минуту другую удостоверится, что его сродственнички исчезли в неизвестном направлении, и примется за наше дело…
…Корытько летел в вертолёте на участок в полуобморочном состоянии. В голове не укладывался весь кошмар его незавидного положения. Такого грубого наезда он не ожидал, и был крепко уверен в том, что его наглым образом подставили, вовремя всё сообразившие и исчезнувшие отцы командиры…
…А участок к тому времени уже ожил. Поляков и  рабочие восстанавливали порушенное.  Охрана зорко охраняла и вдруг неожиданный прилёт Корытько. Поляков не узнал начальника СБ, тот был почему-то странным образом, что было не характерным для него, бледен, перепуган и с видеокамерой в руках.
-- Эй, Игорь, где… Обозников? – Спросил, не поздоровавшись, Григорий Остапович, как только покинул вертолёт.
-- Его, нет. Он осматривает "Гольцовый". Второй день уже пошёл. – Сильно удивился появлению на участке Корытько Игорь.
-- Ладно. Кончай работу! Давай, все ко мне! – Крикнул всему участку Корытько.
В круг него очень скоро собрались все и охрана в том числе.
-- Вот что, мужики. – Корытько удивительно не переходил на украинские словечки. – Быстро собираемся, и к чёрту уматываем отсюда, покуда живы! Сливаем,  где тут  можно соляру и жжём всё, к  ё… матери!
-- Это как? – Остановил его Поляков. – Это, как вас понимать?
-- Молчать! Я, кажется, понятно объяснил - покуда живы, тикаем отсюда. Так, значит, у нас на всё про всё… полчаса. Мужики, сливай соляру и поджигай всё, что видишь! Я полностью отвечаю за ваши действия!
Мужики удивились не меньше Полякова, но приказ есть приказ…
-- А, Ходасевич, он-то в курсе? – Не унимался Поляков.
-- Последний гад, твой Ходасевич! Подставил всех и смылся. Конец всему, Игорёша. Понимаешь?! Ко-нец! И даже вот эти вот, наши хреновы автоматики-пистолетики, - он показывал рукой на своих вооружённых охранников, - нам не помогут! Не спасут! Конец! Выберемся, ищи другую работу, а про "Талый" забудь, будто его и не было…
-- Погодите, но… тогда нужно снять с маршрута Обозникова.
-- Где там. У меня нет на него времени, извини.
-- Как?! – Игорь задержал Корытько за рукав. – Он же там один, на "Гольцовом". Его нужно срочно забирать!
-- Я его туда не посылал!  Всё! Поджигаем и летим в Петропавловск! У летунов время, а у меня нет денег, платить им за лишние часы и керосин!
-- Да, вы что, Григорий Остапович! Опомнитесь! Там же остаётся человек! Он же будет ждать вертолёта!
…Корытько не слушал больше призывов Полякова. Он уже снимал на камеру действия рабочих. И вот уже загорелся первый балок, затем второй,… третий. Запылал объятый пламенем буровой станок, вездеход и все бульдозера…
-- Быстрее! Быстрее! – Поторапливал Корытько рабочих. – Давай к вертолёту, улетаем!
-- Нет! - Крикнул ему Поляков. - Нет! Сначала летим за Обозниковым! Он же погибнет, Григорий Остапович! Ему ведь до базы выбираться в обход рек, по водоразделам, там… сотни полторы километров выйдет, не меньше! А если он выйдет сюда, то что? Тут же всё уничтожено! Он же обречён, уже зима! Так нельзя…
Сзади, возмущённого Игоря хватили по голове прикладом. Корытько подхватил его под руки и поволок на борт МИ-8.
-- Какой там, хлопче, себя бы спасти. Тут такое дерьмо, знал бы ты. Летим! – Махнул пилотам рукой Корытько…


…1994 год. Россия. Северо-Восток. Севернее базы ТОО «Талая»…

…В глубине души Виктор не унывал. Потеплело. Правда было слишком мокро и сыро. Амфетамин давал надежду на неисчерпаемые силы в течение нескольких дней. Ему предстояло выбираться водоразделами, иначе до базы было не пройти. Прямой путь к ней преграждали три, ещё не замёрзшие широкие и полноводные речки, их нужно было обходить намного выше. Опираясь на приклад карабина, с массивным рюкзаком за плечами, он выдвинулся пешим, матеря в душе Полякова и всех в Петропавловске. Мокрота, сыпавшая с небес, никак не унималась. Дул нехороший порывистый ветерок. Циклон, похоже, обосновался в здешних местах  всерьёз и надолго…
…Первый день пути прошёл, словно бы пролетел. Второй и третий уже шли немного в натяг, на четвёртый он почувствовал усталость. Стимулятор закончил действие, и продлить силы уже было нечем. Много энергии от него уходило в те дни на попутное обследование необычных форм рельефа, он пытался разобраться в каждом замысловатом очертании, в каждом подозрительном предмете. На исходе пятого дня он ощутил, что… иссяк. Вся одежда Виктора  покрылась морозной коркой, температура воздуха начала резко падать. Глаза набивал постоянно идущий уже большими хлопьями, начавшийся и нескончаемый снег. Шёл шестой день его скитаний…
…Он уже  несколько часов к ряду брёл вперёд, не останавливаясь. Начался затяжной подъём на последний пологий, но высокий водораздел. Дышать стало тяжело, все мышцы наполнились молочной кислотой,  в горле было сухо и колко. Небо светлело, тучи относило посвежевшим ветром к югу…
…Виктор еле переставлял налитые свинцом ноги, но упорно, без остановок, взбирался наверх. В голове звучало лишь одно: «…Надо! Надо! Надо!». И всё же через несколько часов он взошёл-таки на плоскую, как стол вершину, и опустился на колени. Вставать не хотелось, хотелось упасть замертво и лежать. Ветер уже задул не шуточный, и стремительно поднимал колючую пыль из песка вперемешку с вновь выпавшим снегом. До базы по карте оставалось километров двадцать-тридцать. Обессиливший Виктор повалился на голые камни, и ему вдруг показалась… подозрительно гладкой поверхность, на которую он только что прилёг.  Он открыл уставшие глаза и поразился, как если бы увидел пред собой в ту минуту  негра из Африки. Нет, он лежал в сей час не на материнском материале той вершины, он лежал… на самой настоящей… бетонке! Виктор протёр склеенные морозом и снегом глаза, и… раскатисто рассмеялся: «…Э-эх, братишки геологи! Не было вас здесь. Не было. Тунеядцы вы, братишки. Обошли  эту вершинку отчего-то стороной. Вот же она, вот,  неизвестно чья площадочка, и… не простая, а… самая настоящая бетонная! Вот где садились те калачёвские вертушки. Привет тебе Степан Валерьевич от меня, и от них. Вот куда они слетались. Не поднимались вы сюда мужики, не поднимались! Не захотели. Обошли сие местечко. А я, нашёл! Нашёл! Ай, да я! Нашёл, и… ещё найду. Вот немного передохну, и найду что-нибудь ещё. Я теперь обязательно увижу все ваши тайны. Я вас гадов, выведу на чистую водицу!»… 
…Виктор кое-как сбросил со спины огромный рюкзак, и медленно, опираясь на свой карабин, поднялся. Он немного прошёлся по ровной площадке, с силой притопывая об неё ногами. Осмотрелся. Взлётная площадка и впрямь была замечательная, не заметная, с какой из сторон не посмотри, немного узкая, но протяжённая, за сотню метров точно.  На бетоне даже виднелись каучуковые следы от колёс. Обозников радовался своей случайной удаче. Уже сильно стемнело, и Виктор решил искать укрытие для очередного ночлега. Однако никаких сил двигаться  больше не было. Он повалился возле своего заиндевелого рюкзака. Ему становилось пронзительно холодно. «…Сейчас, сейчас отлежусь минуту другую и встану. Мне нужно встать, иначе… смерть. Нужно,… очень нужно подняться». – Думал Виктор, уносившийся в свой последний сон, как вдруг неожиданно, его ухо уловило стрекот лопастей и рокот мотора. С каждой минутой  этот звук становился всё отчётливей и отчётливей, и он понимал, что это не во сне, это по-настоящему, и то спешат, но ни к нему…
…И всю вершину осветил белым светом посадочный фонарь винтокрылой машины…


…1994 год. Франция. Париж. Осень…

…Было раннее воскресное утро. А телефон ужасно настойчиво заливался нестерпимыми для человеческого уха трелями. Жерар выругавшись, выбежал из туалета и прямиком направился к раскалённому от звонков аппарату.
-- Алло. Это Жерар. – Он был сильно раздосадован и  раздражён.
-- Жерар, дружище, прости, – в трубке зазвучал голос Поля, – у меня неразрешимые проблемы.
-- Я так и знал, ты вечно весь в проблемах.
-- Тебе неслыханно повезло – твои неделю в отъезде, а мой генерал начал новые боевые действия. – Оправдывался перед ним друг.
-- Хорошо, дружище. Я понял, тебя ждать не стоит. 
-- Вот именно. Послушай, внимательно осматривайся по сторонам. Проследи за ним от и до, наблюдатель может смениться, и ты будь внимателен. Возьмёшь его в свой объектив, а дальше уже следи за ним, нам главное следует выяснить кто они. Если удастся, обязательно проследи и за наблюдателем. – Словно на одном дыхание выпалил ему это всё Поль.
-- Кого ты учишь, дружище. Я всё знаю сам. Ладно, привет твоей мадам.
-- Она рядом со мной и внимательно слушает, о чём я с тобой говорю. Анна-Люсия это же Жерар, наш друг, ну? Он ждёт меня, и… ещё надеется на мою помощь.
В трубке послышался резкий женский голосок:
-- Как же ты мне надоел, Поль. Я не собираюсь разбираться кто на том конце провода, но просто скажу, чтобы и там уяснили – надоело! Я не верю, что это ты -  Жерар! Мой муженёк приплетёт кого угодно. О-о, он умеет выкручиваться, как уж на сковороде. И не надейтесь на него! Он безнадёжный человек! Он бессовестный врун! – Кричала женщина уже в трубку. -  И мне надоели ваши постоянные звонки и молчаливое сопение, мадмуазель потаскуха! У этого старого козла трое детей, и ни грамма совести, он и вам дурачит голову!
Жерар прыснул смехом себе в ладонь и повесил свою трубку телефона…
…Сегодня с утра приятели решили совместными усилиями установить слежку за Рене и теми, кто за ним так бесцеремонно наблюдал. Рене же делал вид, что ничего не замечает, и вёл себя, как и всегда обычно. Он отчего-то не приметил за собой "хвостатого гражданина", и потому не был уверен в правильности выводов Поля. Всю прошедшую неделю Рене, находясь на улице, резко оглядывался, пытаясь выявить за собой "хвост", и ничего подозрительно ему в глаза не бросалось. Однако Поль был неумолим, и заставил Жерара поверить ему на слово, и снова подтвердить его выводы на счёт русских шпионов…
…Рене,  проснувшись, против обыкновения рано, в выходной, сразу отправился к Изабель. Она ожидала его, ведь у них на сегодня была намечена поездка к родителям Рене, в Дьеп. Он должен был познакомить, наконец-то,  родных людей  со своей избранницей…
…Они сели в "Пежо" Изабель и отправились в дорогу. Девушка прилично водила машину тогда, как Рене, с авто никогда не общался. Ему нравилось быть вечным пассажиром.  К тому же красивая Изабель, сидевшая за рулём автомашины, невыносимо сладостно будоражила разум Рене, и он был необычайно счастлив, ехать с ней, хоть бы и на край земли…
…По дороге Рене не преминул непринуждённо посматривать назад. Его внимание привлёк один автомобиль, постоянно следовавший за ними на приличном расстоянии, и повторявший с постоянством все маневры Изабель. Лишь на подъезде к Дьепу подозрительное авто ушло в левый поворот, и больше не появилось. Рене облегчённо вздохнул. Поездка заняла два с небольшим часа. И вот они уже на побережье Ла-Манша. Родители Рене жили в пригороде Дьепа в небольшом, но уютном домике, почти на побережье...
…Машина плавно остановилась возле дома родителей. Рене улыбнулся и поцеловал Изабель.
-- Спасибо. Ты была, как всегда, на высоте.
-- А нас ждут?
-- Надеюсь. Не будь слишком взыскательна к ним. Они пожилые люди, и у них была своя жизнь.
-- Рене, я слышу это от тебя постоянно, всю неделю.
-- Я волнуюсь. Ну, что выходим?
Когда они постучали в двери дома, мимо оставленного ими "Пежо" медленно проследовал тот самый подозрительный автомобиль…
…Родители были радушны в приёме сына и его будущей супруги. Отцу Рене уже было далеко за шестьдесят, но это был ещё крепкий седовласый мужчина. Мать Рене была немного моложе мужа и выглядела бойкой и расторопной хозяйкой. Она с Изабель, немного погодя, после обычных в таком случае расспросов, удалились на кухню, подготовиться к обеду. Отец обнял сына и похлопал легонько по спине:
-- Ты молодец. Твоя Изабель просто прелесть. Она работает? Учиться? Как же ты долго таился от нас.
-- Она работает в супермаркете менеджером, это в предместье Парижа. Прилично зарабатывает.
-- Ты смотри. Такая молодая и уже прилично зарабатывает. Ай, да наша Изабель! Я смотрю, у неё и машина имеется? И, она что же, сама за рулём?
-- Конечно. Папа, это сегодня  обычное дело.
-- Не боишься за неё?
-- Нет.
-- Я имею ввиду, гляди, как бы не отбили у тебя такую красотку, сынок.
-- Не отобьют. Я уверен в себе, и… в Изабель.
-- Одобряю. Пора. Пора тебе взять себя в руки, и зажить спокойной семейной жизнью. – Ласково улыбался сыну отец.
-- Да-да. Я рад, что она тебе понравилась, рад. – Рене дружески потрепал отца за плечо.
-- Нет. Так преждевременно  говорить. Это первые впечатления. Вот поживёте с ней, хотя бы годик, тогда уже можно будет что-то и сказать. – И отец вновь улыбнулся сыну. – Мне почему-то  кажется, у вас всё сложится хорошо, сынок.
Они прошли в  гостиную и принялись готовить к обеду большой стол. Женщины вынесли к столу угощения. Отец проворно открыл бутылку вина…
…За обедом много говорили. Изабель стойко отвечала на все вопросы. Рене и родители выпивали, девушка лишь пригубила из бокала пару раз. После обеда общение продолжилось. Мать увела Изабель за собой, показать что-то интересное лишь женщинам. Рене, помолчав с минуту, подошёл к сидевшему в кресле отцу и вдруг спросил:
-- Отец, скажи, а я ваш… сын?
Отец изумился и заморгал, непонимающе глазами.
-- Это, как тебя понимать, сынок? Что-то случилось?
-- Понимаешь, мне отчего-то вдруг недавно показалось, что я вам, понимаешь,… не родной. Подожди, не перебивай, понимаешь, папа, я абсолютно не помню себя маленьким. Не помню вас с мамой. Не вспомню себя, словно ничего из того и не было? – Рене пристально всматривался в отца.
--  Как же, как же, Рене, ты… у нас же… есть фотографии. Твои фотографии! Не понимаю. Я, не понимаю тебя. Вот же и наши соседи…
-- Какие соседи, отец?! – Рене принялся нервно прохаживаться по гостиной. - О чём ты?! Мне они не знакомы. Вы переехали в Дьеп… пять лет назад, когда ты вышел на пенсию. Наши прежние соседи и мои однокашники остались в Меце. Зачем вы переехали из Меца сюда? – И он снова пристально уставился на отца глазами.
-- О, Рене, да ты  никак заболел? Может быть, ты переутомился? Не вздумай говорить ничего такого при матери. – Вспыхнул возмущённо отец. – Ничего себе заявочки. – Пожилой мужчина сильно нервничал и оттого говорил жёстким голосом. -  Послушай, ну, а как же твои бывшие школьные друзья Себастьен Любош, Анри Жюли? Твои верные друзья? Ты ведь общаешься с ними до сих пор. Да, ты  знаешь их с младенчества.
-- Да, я… вспоминаю многих, но уже давно ни с кем не общался, и… не общаюсь. Вот сейчас ты говоришь мне, и я начинаю представлять этих людей. Да-да…
-- Бог, мой, Рене, да что же на тебя нашло? Ну, послушай, неужели ты не помнишь, как тебя в раннем детстве укусила собака, и на твоей ноге до сего времени, заметен  шрам, от зубов той злобной псины. 
-- Хм, шрам есть, но мне кажется, то была вовсе… не собака? – И Рене утомлённо закрыл свои глаза и остановился.
-- А ещё, у тебя вырезали в трёхлетнем возрасте аппендицит. А моя работа? Ты ведь часто бывал у меня на работе, и я катал тебя на своём большом тепловозе.
-- Ладно. Ладно, отец прости. Прости я сегодня, что-то не в себе, у меня… не своя голова, забудь, этот полнейший вздор. Я, просто… дурак! – И Рене расстроенный своим поведением подошёл к окну и опёрся на него локтем.
-- Мой мальчик, ты, возможно,… болен. – Встревоженный отец поднялся с кресла и подошёл к сыну, затем, крепко его обнял и принялся гладить по голове.  –  Мы были так счастливы вместе, там, в Меце. Ты был маленьким, мама и я, мы жили лишь тобой, мой мальчик. Ведь, ты - наш единственный сын, наша  родная кровинка, и вся наша жизнь… в тебе.
-- Прости. Я не знаю, что говорю, со мной так не бывало никогда. Прости. Моя голова…
-- Ничего. Ничего. Твоя работа, она, верно, изматывает все твои нервы. Труд учителя - нелёгкое бремя, особенное в такое время. – Утешал сына отец.
-- Папа, - Рене не смотрел на отца, - ты можешь мне ответить, на ещё один быть может странный вопрос?
Отец покачал головой.
-- У тебя сегодня вопросы, на которые мне слишком трудно отвечать.
-- Папа, у нас… могли быть родственники в России?
-- А причём тут Россия, сынок? – Вновь заметно удивился отец. -  Нет. Я уверен, что нет. И из маминой родни никто не бывал в той стороне.
В этот момент к ним подошли их женщины.
-- Филипп, что это с вами? Да, на вас же лица нет, мальчики мои. – Забеспокоилась мама Рене. – Вы случаем, не поссорились?
-- Нет, дорогая, совсем нет. Нам просто… необходимо немного выпить. – Поспешил успокоить женщин отец. – Изабель, Рене не сказал нам, где живут твои родные, а я хотел бы знать, куда смогу ездить изредка в гости?
-- Далеко ехать не придётся. Мои родители и две младшие сестры живут в Дуэ.
-- О, Дуэ! И как же я только сразу не догадался. Фландрия! Ведь это там, да-да, мой сын, лишь там живут такие белокурые красавицы. А твои младшие сёстры, они такие же красотки?
Изабель немного смутилась. Рене обнял свою невесту за талию и приблизил к себе. Жена строго взглянула на своего мужа, тот, как бы не понимая, в чём собственно дело, пожал плечами.   
-- Поверь мне, они все привлекательны, отец. У Изабель есть с собой  фотографии.
-- О, чудесно, мы с удовольствием с ними познакомимся, правда, Моник? Очень жаль, что ты у меня не из тех мест…
…Они сидели за столом, и пили хорошее вино, и разговаривали. Рене, стараясь растворить, неприятный осадок, осевший в душе отца, после своих  странных вопросов, говорил без удержу, шутил и смеялся. Всем своим поведением он давал понять, что с ним всё в полном порядке, а его вопросы были вызваны каким-то непонятным, каким-то ежеминутным умопомрачением. Отец рассматривал с интересом фотографии, много спрашивал у будущей невестки о родителях, о сёстрах близняшках, о жизни в Дуэ, и, вообщем-то, день первой встречи и знакомства удался на славу…
…Уже ближе к вечеру, попрощавшись, молодые отъехали в Париж. Родители находились ещё на улице, когда с ними поравнялась та самая машина, следовавшая за Рене и Изабель из Парижа. Она неспеша притормозила у дома родителей Рене. Неслышно отворилась передняя дверца…

…Рене отворил  дверь школьного кабинета. В школе началась в  тот момент, как всегда шумно, перемена, и кабинет химии, впрочем, как и все, был пока свободен. Рене мог спокойно поговорить с молодым преподавателем  Маттье Пикардом, довольно своеобразной личностью двадцати восьми лет, с пышной и кудрявой шевелюрой на голове, и такими же чудаковатыми, странными мыслями, блуждающими в ней.
-- Маттье, ты здесь? Эй! – Спросил Рене войдя в кабинет.
-- Да-да! – Раздался голос учителя химии. – Пройдите ко мне.
Рене, сообразив, где прячется преподаватель, прошёл в лабораторную комнатку.
-- Маттье, приветствую тебя.
-- А-а, Рене, взаимно. Зачем пожаловал? Ну, же, ответствуй. – Торопил  Рене,  совсем не похожий на учителя, Маттье, умывая свои руки в раковине, под струёй тёплой воды. – У меня слишком мало времени, нужно успеть приготовиться к следующему уроку.
-- Нужен твой совет. – Внимательно следил за действиями коллеги Рене. - Слушай, только ничего себе такого не думай, идёт?
-- Говори, говори. –  Маттье мыл руки и мурлыкал себе под нос незатейливую песенку.
-- Ты, я слышал, профессионально увлекаешься паранормальными явлениями? – Начал свой разговор Рене.
Маттье прекратил напевать. Было заметно, что он немного растерялся.
-- Увы, с былыми увлечениями покончено. Они ни к чему хорошему не приводят, и не дают ответов, а только множат вопросы, которым итак нет числа. – Химик принялся вытирать руки не большим полотенцем.
-- Хорошо-хорошо. Ответь мне, вот так, сразу: как ты думаешь,  можно ли быть… другим? То есть, быть самим собой, но ощущать себя другим? – Рене продолжал внимательно следить за реакцией коллеги. –  Чтобы стало совсем яснее: перевоплощение души, это… возможно?
-- Я понял, не суетись. А, почему ты пришёл с этим ко мне? – Маттье на мгновение приостановил сбор своего лабораторного инструментария. – Это тема хорошо описана в специальной литературе, могу помочь в её приобретении. Другой вопрос, правда  ли всё это?
-- И,… как думаешь ты? – Наседал с вопросом Рене.
-- А ты знаешь,… никак. Я говорю это всем – вся наша жизнь – химия! Большой такой химический азотно-водородный процесс. Мы, по всей своей сути, очень такая простая органика, научившаяся управлять химией, живущей внутри нас. Это, чтобы тебе было более понятным. Скажи, а что у тебя есть с этим вопросом проблемы?
Рене немного помолчал, затем негромко продолжил:
-- Тут сразу не скажешь. Есть… предчувствие.
-- Предчувствие?! Удивительно. Это что-то новенькое. – Маттье прохаживал перед застывшим на одном месте Рене. – То есть иными словами, тебе, неким  образом чувствуются другие ощущения твоей жизни?
-- Послушай, я не готов это так обсуждать. Может быть, ты просто подскажешь мне адресок одного из, каких  там их обзывают  –  экстрасенсы, маги, парапсихологи?
Маттье переменился в лице. Он крепко сжал свои губы и напрягся.
-- Уволь. Я с таким примитивным людом дел не имел и не имею. И тебе не советую. Шарлатаны.
И Маттье Пикард мысленно захлопнул для Рене двери общения. Он замолчал и занялся своими классными делами. Рене молча стоял и наблюдал за работящим коллегой. В класс тем временем входили ученики.
-- Господин Пикард, мы можем занимать столы?
И Маттье с радостью перекинулся на текущие школьные дела.
-- Давайте. Давайте входите, уже пора бы и поторопиться. Ну, же, урок  начинается…
…Рене пришлось немного смущённо ретироваться из класса химия…

…Стрелки на часах оставили позади полдень. День выдался ясным и по-летнему тёплым. Жерар прогуливался по не большой площади и поджидал уже спешащего к нему на встречу, из своего душного офиса, Поля. Поль стремительно подошёл к нему и, как всегда, с широкой улыбкой на лице.
-- Как хорошо быть безработным! Я завидую тебе, дружище. Ты, вне времени. – Он похлопал Жерара по плечу.
-- Я в свою очередь, сочувствую тебе, дружище. Присоединяйся.
-- Спасибо. Тронут. Но, оставляю сию блажь за таким человеком, как ты. Чтобы ни говорили, это удел сильных людей -  жить и нигде не работать. – Вздохнул с сожалением  Поль.
-- Ерунда. Моей милой, надоело моё безделье, и мы, видимо, уедем в скором времени в Бордо. – Грустно смотрел на товарища Жерар.
--  Ого! – Поль взял друга под руку, и они медленно пошли. - Не советую. Если уезжать то,… на Мартинику,  на Таити, а… в Бордо, не советую.
-- У нас в тех краях живёт и процветает нестареющий дядюшка Жером ле Гранж – сеть магазинов "нон-стоп". Он придумал там для меня  работу. – Продолжал говорить удручённым тоном Жерар.
-- Вот тебе и раз. Ты изволишь, шутишь, дружище? Ты же до мозга костей - парижанин? Уехать в провинцию, в Бордо?! Чушь собачья! Твоя Мишель чем-то заболела?! Какая собака её укусила?
-- Собака? Нет, ей просто надоело одной вкалывать на всю нашу семью. Ну, да ладно, не обо мне  речь.
-- Ладно, так ладно. Тогда выкладывай, что раскопал вчера, дружище сыщик.
Они не торопливо прогуливались по уютной и не шумной площади, взад и вперёд.
-- По будням за Рене не присматривают, мы оказались правы. Они отслеживают его по выходным.
-- Ты успел рассмотреть того типа?
-- Нет. Да, и, что с того толку? Они были вчера вдвоём. Второй укатил за машиной Изабель, а первый, который шёл за Рене от самого его дома, исчез, словно ветер. Поль, пора кончать заниматься всей этой самодеятельностью, нужно идти в депертамент полиции.
-- Шутки шутками, а дело  принимает опасный оборот. Ты, наверное, дружище прав.
-- Вот именно, я намерен сегодня же звонить Даниэлю Прюмо.
-- Лишь бы не спугнуть этих русских. Фараоны не слишком-то церемонятся. 
-- Знаешь, в полиции не дураки. Даниэль - умница, он, надеюсь, во всём разберётся.
Поль нервно взглянул на свои часы и о вдруг чём-то задумался.
-- И что, на этом твой обед закончен? – Сочувственно посмотрел на друга Жерар.
-- Да, мне пора. Постой, а почему,  они так опекают… Рене? – Резко остановился и тронул за рукав Жерара Поль.
Жерар лишь развёл руками.
-- Слушай, а что мы вообще, знаем с тобой о Рене? – Не унимался отчего-то вдруг ставший излишне серьёзным Поль.
--  Шутишь? – Жерар внимательно следил за действиями приятеля.
Поль с силой тёр пальцами свой лоб.
-- Кто он такой, наш друг Рене? Ты когда-нибудь задумывался над этим?...

…Близился вечер. Рене сразу, после своих уроков, позвонил на работу Изабель. И они долго болтали ни о чём. Затем она попросила его ждать её на квартире, в которой жила. Рене не хотелось ехать в такое время на другой конец города, и он пытался отшучиваться, но не получилось. Изабель же хотелось начать семейную жизнь, не откладывая её на после свадьбы. Он вышел из здания школы и направился к бижайшей станции метро. Его неожиданно окликнули.
-- Рене, погоди!
Это был Маттье Пикард. Рене дождался бегущего к нему трусцой химика. 
-- Мы с тобой, мне кажется, не договорили? – Взбудоражено начал Маттье.
-- Вот как? – Немного удивился Рене.
-- Ты сейчас к метро? – Кинул взгляд к станции Маттье.
-- Скорее… да, чем нет.
-- Тогда идём, по пути и договорим.
И они тронулись пешком по тротуару вдоль широкого проспекта.
-- Твои новые ощущения, они постоянны? – Очень заинтересованно принялся допытываться до коллеги учитель химии.
Рене отрицательно покачал головой.
-- Ты меня не понял, Маттье. У меня нет ощущений, я… предчувствую, что они у меня появятся, и, знаешь, они понемногу… проявляются.
-- Ты не обижайся. Меня мало кто воспринимает всерьёз. Видят во мне отчего-то эдакого чудачка. Может быть, я и был им раньше, только не теперь. Маги, экстрасенсы – люди, делающие себе деньги. Это очень даже прибыльная работа. Меня просто коробит, когда кто-нибудь сравнивает мои увлечения с этой прожорливой публикой. – Усмехнулся в ответ Маттье.
-- И что, среди них не встретить настоящего оракула?
-- Вряд ли. Ты заметил, я  не зарываюсь глубоко в твой вопрос? – Маттье не сводил глаз с Рене.
-- Заметил. Расспрашивать особо не о чём. Мой вопрос ещё не стал - вопросом. – Пожал плечами уставший Рене.
-- Могу посоветовать и немного рассказать, что знаю.
-- Валяй, время терпит. У нас ещё есть шагов дести.
Они не спешили, оставляя себе время для разговора.
-- Скорее всего, Рене, у тебя изменилось положение твоей "точки сборки".
-- Я что же, механизм? – Хмыкнул грустно Рене.
--Увы. Понимаешь, душа – наша тонкая субстанция, она реальна, она есть и это нужно принять. Глупо отрицать очевидное. "Точка сборки", это, ну что ли, связь нашей  души с телом. Любой сильный стресс способен вывести "точку" из привычного для неё положения, и тогда всё. Ты можешь потерять ощущение собственного - я. Ты станешь не защищенным от вторжения любых других, блуждающих душ, и даже никогда не возымевших плоти нечистоплотных ду/хов.
-- Да, хорошенькое дельце. – Приостановился Рене. -  Позволь, а как же - её  величество Химия?
-- Присутствует. – Усмехнулся  Маттье. - Она присутствует во всём и на первых ролях, уж поверь мне.
-- Блуждающие души? Нечистоплотные духи? Мне всё же видится, тут не то, Маттье, немного не то. Мой случай скрыт во мне самом. Он, похоже,… ещё спит, или же усыплен каким-то образом в моей голове. Хотя, это всё лишь мои домыслы. Всё это трудно понять, тем более объснить кому-нибудь.
Они подходили уже к подземке.
-- Понимаю. Знаешь, для начала я думаю, тебе в твоей ситуации, следует привести в равновесие самое уязвимое, что присутствует в нас –  нервную систему. Тебе нужно включить свою парасимпатическую её составляющую. Прими-ка перед сном таблетки. Глюконат кальция, отлично поможет, и ложись отдыхать. Организму всегда важен отдых.
-- Да-да, и со сном у меня не заладилось. А, что, я, видимо, так и сделаю. Ну, спасибо тебе, Маттье. – Рене решительно пожал руку химику.
-- И ещё, подожди. Я вот только что, позвонил своему хорошему знакомому, ты сможешь побывать у него, вот возьми. – Маттье протянул Рене листок с номером телефона.
-- Экстрасенс? – Улыбнулся Рене,  взглянув на листок.
-- В своём роде. Мой знакомый - учёный.
–  О, извини, - заторопился, чувствуя, что нужно поспешить к Изабель Рене, - я уже спешу, мне пора… подземлю.   
 -- Он работает в закрытой лаборатории. Они там исследуют его величество - мозг. Это место недалеко от Парижа, позвони ему. Он  в курсе насчёт тебя, и будет ждать. Позвонишь?
Рене уже спускался в метро, оставив Маттье стоять на проспекте.
-- Чтобы стать подопытной мышью? Хорошо, я подумаю…

…И всё же Рене не остался у Изабель. Он открыл её квартиру своим ключом и вошёл. Поставил в вазу купленный букет атласных роз. Прошёлся по уютной квартире (Изабель должна была подъехать примерно через полчаса), взял со столика в гостиной  фотографию своей любимой девушки в красивой рамке, и с нежностью поцеловал. Затем отыскал листок бумаги, извлёк из потайного кармана куртки авторучку и написал записку: «…Любимая, остаться не могу. У меня на вечер остались незаконченными кое-какие дела. Не обижайся и не грусти. Моя любовь к тебе пылает, словно этот букет роз. Мы встретимся обязательно завтра, ведь у нас впереди такая  долгая и счастливая жизнь. Твой Рене»… 

…Уже наступившим вечером Рене не находил себе места. Он отключил свой телефон, сам не зная почему, и бродил неприкаянно по квартире. Его голова была полна подозрительных мыслей. «…Русские. Всё началось с них. Неужели меня разыграли? Кто же они? Нет, жена Полежаева больна, так нельзя сыграть, нет нельзя. Не получится. А мать этой женщины – сразу бросилось в глаза, что и она узнала, увидела  во мне первого мужа её дочери. Она стала бледной, как снег, у неё дрожали губы, и она едва не лишилась чувств. Нет, это не актёрство. Сам Полежаев. Он мало похож на агента спецслужбы. Интеллигентный, умный человек. Может быть, я сам, многое выдумываю? Тогда как быть со слежкой? Поль не шутит. Даже если и так, то Жерар не такой, он бы не стал так издеваться надо мной. Слежка. Откуда она? За мной стали следить, как только я встретился с Полежаевым. А если это не так, а что если за мной следили ещё раньше? Но кто?! Раньше. Так-так, за мной следили и раньше. Вот в чём может быть дело. Бред! Тогда кто я такой и кому нужно за мной следить? Рене Вивьес, кто же ты такой?! Чем больше я думаю об этом, тем чаще прихожу к выводу, что я  – Рене Вивьес. Какая ерунда! Моё поведение в доме родителей, эти мои странные вопросы, мои предчувствия, наконец?! Предчувствия! Как быть с этим? Отчего же мне видится, что я – это не я!  Нет-нет, что-то не так во мне, и… что же мне делать? Идти в полицию? Смешно, там скажут сумасшедший, иди, лечись. А почему моя подлая память не всегда открывает мне подробности из моего прошлого? Склероз?! Вряд ли. Рано. Память!  Память! Нужно заставить работать свою память! Вот! Так. Решено - я еду к знакомому Маттье, и завтра же! К чему тянуть? Впереди свадьба. Наша новая жизнь с Изабель. Нужно срочно разобраться с собой. Надо стать подопытной мышью, и только так. Маттье прав. Забавный он всё-таки человек. "Точка сборки"? Ну, не смешно ли? Да. Хотя, сейчас, мне  нужно  последовать его совету. И, где же у меня этот… глюконат?» - Рене настойчиво порылся в своей домашней аптечке и нашёл нужные ему блистеры. Запил таблетки водой. Погасил везде свет.  В квартире стало темно. Он разделся и лёг в постель, под одеяло…

…Наступила ночь, и уже было поздно. Жерар сидел в мягком кресле, в своей небольшой квартире и просматривал фотоальбомы. Он пристально всматривался в свои фото, старые и недавние. Особенно долго он задерживался на снимках, где они были вместе с Рене.
«…Рене, Рене…. И вроде бы я всё о тебе знаю, а если начинаю копаться в себе глубже, ты мне и не знаком совсем. Странно. Отчего так?» - терзал себя вопросами Жерар. Он даже закурил, чем занимался вообще редко. – «… Мы знакомы с тобой пятнадцать лет. Нет. Я не помню тебя в те годы. Однако вот передо мной фотографии и ты, такой же молодой, как и  все мы, остальные. Значит, получается,… я так всё плохо помню? Да, нет, того быть не может. Рене, ты таешь в какой-то дымке. Почему? Вот и наш балагур, и весельчак Поль задумался об этом и,… неспроста. Рене, да кто же ты? Что мы о тебе знаем? Родился в Лотарингии, есть мать и отец - слава всевышнему живы, учился в Университете. Там мы и сошлись. Странно. Начинаю припоминать  детали, и ты теряешься, уходишь на дальний план, в тень. И вот, тебя уже и нет. Ну, вот же ты, вот, стоишь рядом со мной на фото. Ты есть. Начинаю вспоминать – ты, опять, словно выпадаешь из моих воспоминаний, незаметно так, выходишь из них, хотя, вроде бы, где-то там и притаился. Чушь! Ерунда! Может позвонить Полю?»
Раздавшийся телефонный звонок опередил Жерара. Он не спеша, снял трубку.
-- Да,… слушаю.
-- Это, мсье… Жерар Конти?
В трубке говорил незнакомый Жерару мужской голос.
-- Да, это я. А в чём дело?
-- Мсье Конти, вам знаком мсье… Рене… Вивьес?
-- Конечно. А с кем я говорю?
-- Видите ли, господин Вивьес и его жена,… попали в автокатастрофу. Он попросил вас приехать к нему. И я звоню вам по его просьбе из госпиталя Сен-Валери.
-- Рене, попал в аварию?! И Изабель?!
-- Да. Вам нужно приехать, тут не так всё хорошо, как бы хотелось…
И трубка замолчала…
…Жерар бросился звонить Полю. Однако у Поля был отключен телефон.  Он взглянул на часы – половина первого.  Жерар выругался, и  быстро собравшись, помчал на улицу…
…Рядом с ним плавно остановилась машина такси.
-- Госпиталь Сен-Валери, и по возможности скорее, мсье. – Обратился Жерар к водителю, втиснувшись в салон.
-- Куда нам надо – мы всегда успеем, мсье…Жерар…
…Двери машины автоматически заблокировались, и она резко тронулась с места…


…ХХХ. ХХХ. ХХХ…

…Темнота. Он лежит. Его глаза открыты, но повсюду вокруг него темно. Неожиданно над ним вспыхивают далёкие звёзды.
«…Звёзды? Откуда? Почему?» - К нему в голову врываются без удержу вопросы. – Что со мной? Где я? И… что это такое?»
…Одна звезда становится ярче остальных и устремляется вниз. Она движется на него. И это уже не звезда, а яркий фонарь на  манипуляторе! Он останавливается низко над ним, освещая его всего полностью. Свет пронзительно яркий, пронзительно белый…
«…Что за…» - Он попытался приподняться, но шустрый фонарь резко опустился и надёжно вдавил его в место возлежания. Он вскрикнул от боли…

-- Объект выведен. – Сообщил кому-то незримый мужской голос. -  Состояние сна прошло. Он в норме.
-- Что же, можно поздравить себя с… неудачей.  – Ответил такой же незримый женский голос.
-- Зря. Зря мы вытащили его. Поторопились. Подозрение – вещь туманная, это ни о чём ещё не говорит.
-- Я не хочу рисковать жизнью моего объекта…

…Фонарь стремительно отошёл вверх, и всё пространство осветилось белым светом. И он увидел, что находится в небольшом глухом помещении. Посреди него. Лежит, на схожей с больничной, кушетке. Он внимательно осмотрелся. Это был закрытый бокс, и в нём было слегка прохладно. Над ним висели, а теперь уже и горели фонари на манипуляторах, много фонарей и маленьких таких фонариков. Вдруг часть стены справа от него отошла, открыв проход, в который вошли двое. Они были одеты во всё белое с большими марлевыми масками на лицах. Эти двое совсем недружелюбно стащили его с кушетки, связали ему зачем-то  сзади руки и усадили на стул, стоявший в единственном числе в одном из углов бокса. Он обратил внимание, что и сам одет во всё белое и лёгкое, но босой. Эти двое так же внезапно и удались, в тот же самый проход, закрывшийся сразу  за ними…
…На этот раз часть стены разверзлась слева. Вошли опять двое. Тоже в масках и в белом. Одна из них была женщиной.
-- Вот мы и вновь встретились. – Заговорила приятным, но не знакомым  голосом женщина. – С вами всё в порядке? Вы меня хорошо слышите?
-- Не знаю. Ничего не знаю. – Ответил он быстро и настороженно. – Мы знакомы? – Он неотрывно следил глазами за неизвестными посетителями. – Мне так отчего-то не кажется.
-- О, да вы уже можете разговаривать, рассуждать? – Женщина выразила искренне удивление.
Они стояли на удалении  и отчего-то пристально его рассматривали.
-- Объясните мне, кто мы? И почему вы на меня уставились… во все глаза? Я ничего не понимаю. Но… я осознаю себя таким же существом, что и вы,…  не более того?
-- Ничего, ничего. – Заговорил второй, своим мужским баритоном. – Так бывает. Возможно, подкорка ещё спит, и,…  ей нужен толчок, чтобы объект  начал осознавать и себя, и всё вокруг, а пока, он будет агрессивен и немного опасен.
-- Как это долго продлиться? – Спросила женщина.
-- С каждым происходит по-разному. – Последовал незамедлительный ответ.
Она придержала своего спутника, который захотел подойти к нему.
-- Не нужно будить его сразу. И никаких толчков…

…Что-то всё же происходило. Он находился в том же помещении. Свет надолго гас. Он ложился на кушетку закрывал глаза и проваливался в чёрную пустоту. Всегда неожиданно открывал глаза. Свет загорался.  Он поднимался с кушетки и, ничего не понимая, бродил из угла угол. В бокс доставляли питание - так же незримо открывался проход, и въезжала тележка с порциями еды. Он пробовал и ел. Еда ему нравилась. Затем тележка неслышно исчезала. В углу бокса находилась небольшая уборная. Когда ему приспичило, и он заметался из угла в угол, невидимый и противный голос объяснил ему, что нужно сделать…
…Свет снова пропадал. Он ложился и проваливался в чёрную пустоту, и вдруг… яркая искрящаяся вспышка, словно комета, разрезала вселенскую тьму, и пред ним предстало лицо. Лицо, которое манило его всегда к себе. Лицо женщины, которую он знал, но не помнил. Лицо мгновенно исчезло, он даже не уловил его черты, лишь продолжал тонуть в больших и печальных глазах…
… Свет загорался. Он вставал и ходил по боксу. Теперь он кричал. Кричал громко, что бы его услышали.
-- Эй! Что это всё значит?! Почему вы не приходите ко мне?! Я не меняюсь! Слышите?! Слышите?! Я ничего до сих пор не знаю! Кто я?! Зачем я вам нужен?! Эй! Где вы?!
Свет медленно затухал…
…Лицо женщины проносилось пред ним яркой кометой и мгновенно таяло в пустоте…

…Он резко открыл свои глаза и оказался совсем в другом помещении. От него самого шло  множество проводов, которые входили в подмигивающие лампочками неизвестные ему аппараты, которыми было почти полностью уставлено это новое помещение.
-- Ну, что же, прошла неделя. – Услышал он над собой, но не увидел говорившего, тот находился вне зоны обзора. – Теперь можно и включаться.
-- Что это? – Спросил он устало. – Где мы?
-- Вопросы для вас закончились. Теперь можно не бояться, что  голова лопнет, как воздушный шарик, напоровшись на ваши мысли. Вы – Сергей Ширшов…
И,… свет в глазах тут же угас, а в голове понеслось:  Ширшов!… Ширшов!… Ширшов!…


…1988 год. СССР. Северо-Восток. Массив Латыр-Ваям. Начало июня…

..Он передёрнул затвор "ТТ" и пальнул в воздух. Выстрел  раскатисто прогремел над сонным ущельем.
И вдруг из раскидистых ветвей стланика донеслось:
-- Эй, прекращайте стрелять, слышите? Это - свои.
-- Это кого к нам черти принесли? – Прохрипел сипло с недосыпу Кузьма. – А, ну, выходь! Покажься! Мы чёт тя не знам?
-- Выхожу.
Из-за кустов стланика показался невысокий человек в зелёной "энцефалитке", одетой поверх грубой вязки свитера с высоким и крепким воротом. На нём также была  тёмная вязаная шапочка, и зелёные, грубого брезента штаны, заходившие в высокие резиновые сапоги. Он шёл к Сергею и Кузьме и по-детски невинно улыбался.
-- Извините, что приходится вас беспокоить, но так нужно, для вашей же, безопасности. – Сказал тот человек, подойдя к ним ближе.
-- Вы,… вы собственно, кто такой? И как,… как,  вы здесь вообще, оказались?! – Удивлению Сергея не было предела. – Так вдруг не возможно? Вы геофизики? Вы тоже здесь работаете?
-- Долго объясняться не стану. – Человек по-хозяйски принялся за рюкзаки Сергея и Кузьмы. – Тяжеленные. Лучше будет оставить. Налегке дойдём быстрее.
-- Не понял? – Влез  в разговор, проснувшийся окончательно Кузьма. – Ты чёй-то  за наши шмутки брёшьси? Ты чё, дядя, чёта попутал? – Кузьма вальяжной походкой подошёл к незнакомцу. – Те чёта надо, ась?
-- Эй, в самом-то деле, – осадил Кузьму и незнакомца Сергей, –  вы, уж постарайтесь, объясните, в чём  дело?
-- Сергей Вадимович, времени у нас мало, дорогой вы наш. А вы, Эдуард Георгиевич, сильно не переживайте за свой бутор. Ваши вещи в такой ситуации не так и важны. Нам нужно срочно покинуть сии места. Очень срочно!
Ширшов  на миг опешил. Незнакомый тип знал их имена.
-- Прям так и срочно? Ишь, ты.– Прищурил один глаз Кузьма, тоже удивлённый осведомлённостью незнакомца  насчёт своего имени и отчества.
-- Да, кто вы такой?! Постойте-ка,… постойте… мы ведь с вами… встречались? – Сергей с интересом всматривался в невысокого человека в "энцефалитке". – Вы мне определённо знакомы. Не припомню, где я вас уже видел?
-- Виделись, вы правы. Первый раз у кассы морвокзала в Петропавловске, где мы с вами брали билеты, второй - у двери вашей каюты, я искал номер… тринадцать. Кстати, он оказался на другой палубе. Вот так, а сейчас давайте уже, пойдём. – Улыбался во всю широту рта незнакомец.
-- Вы?! Как?! Позвольте, а… та грязная бородища, а те… битые очки?! Не может быть?! – Ошалело глядел на него Сергей.
-- Может, может. Вы посчитали меня за падшую личность, ну, да, бог с ним, мне нужно было таким казаться. Я на вас не в обиде. Всё у-хо-дим! – Подытожила незнакомая личность.
-- Стоп! – Опять осадил его Сергей. –  Мне без этих вещей и проб никак нельзя. Почему? Почему нам надо уходить отсюда? 
-- Да, потому что здесь сейчас случится такое! – Закричал и замахал руками незнакомец. - Ущелье полностью рухнет на днище ручья! Ей богу, нам нужно поскорее уносить ноги. Мне не до шуток, поймите вы.
-- Хтой-то рухнет?! -  Изумился Кузьма, и попёр на незнакомого типа буром. – Ты чё порешь, сказочник? Ты чё, бичара, огребстись желаешь, в натуре?  - Кузьма дёрнулся на непрошенного гостя всем телом. –  С какого перепоя тя притаранило сюдыть, цирик недоношенный? Я тея, склезень,  ща угандошу. Отпилюлю за всю мазуту.  А ну, пшёл. Пшёл отсюда! 
Из стланика вышло ещё четверо, солидного роста и немного грустного вида товарищей. Кузьма в миг осёкся, и застыл на месте. Ему стало немного жутковато.
--  Не беспокойтесь, эти люди со мной. Давайте, пойдем уже. А ребята нам я,… думаю, помогут.
-- Во-во, пусть вещички наши и поднесут. А, чё, ребятишки здоровенькие, не нам чета! – Обрадовался Кузьма. – Слышь, ты, пусть помогут?
-- Нет, они понесут нечто другое. Идите сюда, ребятки. Вот ведь, ничего у меня с ними не получается...
…Ребята, оказались очень натренированными. Они резво двинули с места и в один миг лишили чувств Сергея и Кузьму, те даже и подумать ничего не успели, как в глазах у них потемнело…

…Сергей пришёл в себя не сразу. Ныла челюсть и трещала голова. Он сел на мягкий лежак и огляделся. Это была комнатка, напоминавшая чем-то каюту, только без иллюминатора. Вместо него на стене висела большая цветная фотография тропического пляжа. Он встал и подошёл к небольшой двери. Она оказалась закрытой. Он постучал в дверь. Тишина. Повторил, но уже сильнее. Без изменений. Он принялся бить в дверь ногой. За дверью послышались шаги. Мягко щёлкнул замок, и она отворилась. Перед ним стоял крепкий верзила с непробиваемой нижней челюстью, одетый в тёмно-серый хэбэшный костюм, военного кроя.
-- Чего изволим? – Невозмутимым тоном полюбопытствовал верзила.
-- Эй, давай, веди меня к своему начальнику или кто тут у вас всем заправляет, это не дело, нужно разобраться. Так нельзя, слышишь? Давай, пошли, мне нужно с ним переговорить.
-- Одну минуту.
Верзила легко втолкнул Сергея обратно в комнатку и опять закрыл дверь на замок.
-- Да, вы что, с ума посходили  все? Вы чего творите, мужики?
И Сергей стал вновь колотить по двери ногами. Через некоторое время замок снова мягко щёлкнул, и дверь отворилась, на Сергея смотрел тот самый незнакомый человек, забравший их из ущелья.
-- Не вежливо, товарищи, совсем не вежливо. – Потирал нывшую челюсть Сергей.
-- Ну, уж, как умеем. Извините, не извиняюсь. Нужно было слушаться меня. – И незнакомец бодро вошёл к Сергею. – Моя фамилия  - Суматохин. Зовут - Аркадий Ильич.
-- Не очень-то и приятно, Аркадий Ильич. Вы чего натворили-то? И, что теперь нам прикажете делать? – Сергей грозно и обидчиво озирал Суматохина.
-- Ну, во-первых, для начала, давайте-ка, оставьте свой командирско-геройский тон. Не та ситуация. – Перешёл на колючий тон Аркадий Ильич.
-- Это, вы мне, что,… угрожаете?! – Усмехнулся Сергей. – Да, вы что тут, перепились до чертей, и вам уже закон не закон, указ не указ?! Вообще, где это я?  Кончайте мне тут зубы заговаривать! Где мой человек?
-- Успокойтесь, Ширшов. Не выходите из себя, не поможет. – Суматохин холодно посматривал на Сергея. – Скажите спасибо, что я вам жизнь спас.
-- Да, ну? Не может быть? – Покачал головой Сергей. – Спаситель.
-- Ладно, будет нам припираться. Сейчас пойдём к нашему научному руководителю с ним и потолкуете. Это, кстати, была его идея.
-- Поглядите, как у них тут всё строго, надо же. – Сергей осматривал не весёлым взглядом глухую комнатушку.
-- Мы… люди военные, можно итак сказать. Я, да будет вам известно, майор специального подразделения стратегической разведки. Мой руководитель в звании подполковника. Для обычных родов войск наши звёздочки на погонах увеличивайте на одну. Так-то вот, товарищ Ширшов.
Сергей немного опешил и во все глаза посмотрел на новоиспечённого майора, загадочного спецподразделения. Суматохин слегка рассмеялся, заметив полную растерянность Сергея.
-- Мне не зачем вас обманывать, Ширшов. Так всё и есть. Вы находитесь на нашей научной станции. Учтите - станция сверхсекретная. Постойте, разве такая вот обстановка вокруг, вас не насторожила?
-- Да, уж, вопросов возникло много. Ё-моё, а ведь я так и подумал… А, вы не шутите?
-- Идёмте. Вас уже ждут…

…Сергей и Суматохин шли по сводчатым коридорам из идеально чистого бетона, мимо множества закрытых дверей. Коридоры тускло освещались, и в них было сухо и тепло, повсюду чувствовалась свежесть. Эти загадочные проходы пересекались друг с другом и разбегались в разных направлениях, на неведомые расстояния. Сергей сильно тому удивлялся, однако спросить не решался. И вот Суматохин уверенно и без шума открыл перед Сергеем массивную металлическую дверь.
-- Входите. Мы уже пришли. – Он пригласил Ширшова войти.
Сергей вошёл в просторный светлый зал. Это чем-то напомнило ему кают-компанию на корабле. В зале стояли столы, возле них были расставлены удобные кресла. На одной из стен висел больших размеров белый экран. Здесь запросто смогло бы разместиться до сорока человек, и не меньше.
-- Здравствуйте!
Ширшов вздрогнул. К нему с приветствием обратилась неведомая женщина. Она стояла позади Сергея. Он медленно развернулся, и… чуть не лишился дара речи. На него смотрели большие тёмно-карие глаза.
-- Ни…нель? – Едва слышно проговорил обезоруженный Сергей.
-- Узнали...
-- Вас трудно… забыть. – Слегка поперхнулся Ширшов.
-- Да-да, и я о вас помнила, Сергей. Ну, что же, давайте  познакомимся теперь официально - Шубина Нинель Яковлевна. Руководитель  проекта научной станции АЛЬФА, подполковник Военно-Воздушных Сил Советского союза.
-- ВВС?! – Сергей недоверчиво открыл рот.
-- Да, сильно не удивляйтесь тому, что слышите. Наш научный проект ведут ВВС совместно с ВМФ, и спецподразделение - стратегическая разведка - СР. Хотя, всё это лишь, аббревиатура, и скорее наше прикрытие.
-- Послушайте, вы мне не снитесь? Это… не дурной сон? – Сергей поедал глазами Суматохина и подполковника Шубину.
-- Отчего же сразу и дурной? – Ответила ему полуулыбкой Нинель.
-- Увидеть такое, в этих забытых богом местах, в этих горах? Извините меня, это либо сон, либо… я сошёл с ума? И потом, такая ваша откровенность?
-- Переживаете? – Подключился к беседе Суматохин. – Мы с вами достаточно откровенны, это верно. Однако нам волноваться не о чем. Мы ничего не теряем, теперь.
-- Аркадий Ильич, оставьте нас наедине. – Женщина перевела взгляд своих тёмных глаз на Суматохина. -  Помните? Сроки. Сегодня надо обязательно продолжить работы с Дельтой. Пора бы уже закончить подготовку.
Суматохин понимающе покачал головой и без лишних слов покинул Сергея и Нинель.
-- Дисциплина. – Сергей кивнул головой в сторону ушедшего.
-- Вот, такие тут у нас дела, Сергей.
-- Подождите! – Сергея будто тряхнуло. – А  люди?! Нинель, что с людьми?! Мой отряд, наш лагерь на Талом?!
-- Успокойтесь. Я всё расскажу. Присаживайтесь, к чему стоять? Выпьете? Не отказывайтесь, есть хороший коньяк, французский.
Сергей сел в кресло, голова не поспевала за стремительно развивавшимися событиями, она раскалывалась уже на части.
-- Я  налью, вам будет кстати.
И Нинель быстро удалилась, и… также стремительно возникла вновь, с бокалом, наполовину наполненным коньяком. Сергей осторожно взял бокал в руку и пригубил спиртное.
-- Начну с того, почему вы здесь…


…1988 год. СССР. Москва. Весна…

…Нинель находилась в гостиничном номере, и не спеша, пролистывала европейские журналы мод. Она откусывала не большие кусочки сочного яблока и не торопилась подниматься из тёплой постели. За окном был полдень, но это её совсем не волновало...
…Щёлкнул замок входной двери и на пороге её номера появился  пожилой мужчина в длинном кожаном плаще, не согбенный, а с прямой осанкой и приятными чертами лица. Он широкими шагами проследовал в ту часть номера, где нежилась молодая женщина.
-- Нина! Ты ещё в постели? – Покачал головой мужчина.
-- Да, а что-то случилось? Мы куда-то спешим? – Не отрываясь от прочтения журналов отозвалась Нинель. - У нас сегодня по расписанию выходные.
Мужчина глубоко вздохнул и присел к ней на кровать.
--  Вставай. Лениться не получится. Наши выходные отменяются.
Она слегка насторожилась.
-- Толя, дорогой, что-то произошло?
-- Произошло. – Опять тяжело вздохнул мужчина. -  Гады…
Нинель быстро поднялась и принялась приводить себя в порядок.
-- Погорелов? Ты был снова у него? Они тебя опять вызывали?
-- Да. Погорелов. И вся его компания. Я вчера не стал ничего говорить тебе, вот сегодня они приняли окончательное решение. Ниночка, родная, они нас предали. Позорно сдали. А он, - и супруг Нинель поднял глаза к верху, -  не усомнившись, подписал приговор. Смертный приговор.
-- Не понимаю? – Она уже была почти одета. – Подожди я в ванную.
Не задерживаясь надолго в ванной, Нинель через пару минут вернулась к мужу.
-- Не понимаю? Так поступить они не могут. Это же преступление перед… всей наукой, перед нашей страной, в конце концов. Пусть я говорю нелепости, но ведь это же так.  Как можно быть такими глупцами?
-- Предатели так и поступают, Ниночка. Предатели. 
-- Какой кошмар. – Нинель обдумывала слова мужа. - Это же вся твоя жизнь, дорогой? Они не понимают, что творят? Ты же самый лучший, ты же… самый великий во всей этой, прикормленной ими науке.   
-- Ах, оставь, Ниночка, оставь. Причём здесь я? Я старый и безвольный человек. Они вытирают об меня свои сапоги уже не первый год. Они даже не слушают меня. Ничего не хотят. Да, такой тупости я ещё не встречал на своём веку. – Горько ответствовал ей супруг.
-- Я пойду к Погорелову. – Нинель была решительна в тот момент и готовая ко всёму. – Нет, я дойду до самого! И года не прошло, как этот тип влез на такую должность и уже решает, уже уничтожает, что создавалось десятилетиями! Погорелов. Какой подонок. – Сокрушалась красивая женщина.
Супруг на мгновение засмотрелся на свою очаровательную жену и ласково ей улыбнулся.
-- Вот именно. Подонок. Поэтому, там больше делать нечего. Нужно срочно уезжать обратно. Это - Страна Советов, пока дело раскрутится, пройдёт несколько дней, а может и недель, у нас есть время, Ниночка.
-- Мы… не сдаёмся? Ты… уверен? И мы сможем выстоять? – Она всматривалась в глубокие глаза супруга.
-- Хвала Всевышнему, есть ещё умные люди и на нашей земле. Нам помогут исчезнуть в неизвестном направлении уже сегодня, уже сейчас. Я многое предвижу, Нина, и… даже знаю. Для меня этот приговор, не такая уж и новость. Это им приговор! Они ещё не ведают, что ждёт их впереди! Не ведают! Предавать легко, а жить с этим будет, ох, как трудно, даже таким людям, как генерал-полковник Погорелов.  Мне хотелось плюнуть ему в лицо, еле сдержался. Так негодно поступать для мужчины, а… ударить его по лицу, я не решился. Мне всегда не хватает решительности.  Не думал, что мне будет так тяжко, не думал…


…1988 год. Секретная научная станция…

…Женщина смотрела на Ширшова. Он же допил свой коньяк и очень внимательно слушал её.
-- Мы покинули столицу тайно, у моего мужа много верных друзей. Вот только его сердце. Оно не выдержало. Алексей Викентьевич в дороге внезапно умер. Мне пришлось хоронить своего мужа тайно. Он мне многого не успел рассказать, но, видимо, предчувствуя недоброе, отдал загодя распоряжение всему научному персоналу,  на случай непредвиденной ситуации, в котором назначил меня руководителем проекта "Легион". Наши подчинённые всё поняли. И они верят мне, как верили и ему. А… потом я случайно увидела вас на борту теплохода. Суматохин быстро навёл о вас  справки, уже на второй день. И, я решила, что помогу вам, Сергей Вадимович.
-- Поможете, мне?! Но, позвольте же узанть, в чём? – Не скрывал своего изумления Сергей.
-- Покончить с этой замызганной жизнью. Дать вам возможность жить другой, совершенно иной жизнью, и никогда не вспоминать о, всей нашей мерзости. Нет, увольте, так жить нельзя.
-- Простите, это какое-то странное желание. – И Сергей слегка насторожился.
-- Наверное. – Нинель стояла в сильной задумчивости, словно забыв на миг о Ширшове.
-- А что произошло с вами дальше? – Неуверенно спросил он.
-- Дальше? Ах, да. Дальше. Мы вновь приступили к своей работе. К работе, никому уже не нужной, там в Москве. Нашу станцию и весь проект решили уничтожить. Почему, отчего, даже и не спрашивайте, ответ получится мучительно долгим. Мой муж правильно сказал – предатели. Три баллистические ракеты были выпущены по нам с подводных ракетоносцев в Атлантике. Начинка - вакуумные заряды огромной разрушительной мощности. У них всё было рассчитано. Сейсмические станции указали бы на очередное землетрясение, что не новость для сих мест. А, мне стало жаль вас, Сергей, и всех ваших спутников. Вы становились жертвами по нашей вине. И я решила вас спасти…
-- И  где же они? Что с ними? Они… в порядке? – Сергей поднялся на ноги.
-- Вас доставили на станцию АЛЬФА. Остальные ваши люди сейчас находятся на станции ОМЕГА.
--  Здесь две станции?!
-- Три. Ещё есть станция  ЗВЕЗДА.
-- И все они под землёй?! – Сглотнул слюну Сергей.
-- А, вы весьма догадливы. В недрах, как у вас говорят. В недрах. – Сверкнула на него глазами Нинель.
-- Я смогу увидеть своих? – Он сделал несколько робких шагов к женщине.
-- Кузьмичева? Да, хоть прямо сейчас, с другими сложнее.
-- Мне нужно знать, что все они живы.
--  Не верите? Пожалуйста. Взгляните. 
В зале в ту же секунду погас свет и заработал невидимый кинопроектор. На белом экране появилось чёрно-белое изображение. Сергей узнал перепуганную Марину Ласкину, входившую в небольшой бокс. Она присела на одинокий лежак и огляделась. Марина была одета в отличие от Сергея в белый просторный балахон. Она сушила полотенцем свои мокрые волосы. К ней подошла женщина в белом халате и принялась что-то вкрадчиво объяснять. Марина внимательно слушала и кивала головой. Женщина улыбнулась и ушла. Марина прилегла на свой лежак и, взяв со столика стоявшего рядом книгу, принялась перелистывать страницы. Затем появилось изображение Брагина. Он выглядел подстать Марине, чисто отмыт и в таком же белом просторном балахоне. Михалыч угрюмо осматривал свой бокс и всё время покачивал головой. Чуть погодя экран погас. Включился свет. А Сергея точно подбросило на месте.
-- Погодите! Стойте, а где же Витька? Обозников?! – Он во все глаза смотрел на Нинель.
-- Вашего молодого сотрудника  в лагере не оказалось. – Открыто смотрела на Сергея Нинель.
-- Что значит, не оказалось?  Куда он мог подеваться?! Говорите!
-- Не надо кричать. – Она резко оборвала Ширшова. – Вы не на базаре. Сдерживайте себя, хотя бы в моём присутствии.
-- Да, но…
-- Ваш друг, ночью выяснял отношения с этой милой девушкой. Отчего после покинул в отчаянье лагерь. Он очень быстро удалился, но куда, мы не знаем. Может быть, он ушёл к вам. Если это так, тогда он погиб…
-- Погиб?… – Сергей широко раскрыл рот и задохнулся, в горле встал не продавливаемый ком.
-- Вероятность самая большая.
-- Погиб…
Нинель вздохнула и продолжила разговор с притихшим и осунувшимся вмиг Сергеем.
-- Что можно сказать ещё? Нам помогли, и мы со спутника наведения немного отклонили полёт боеголовок. Прямого попадания в наши станции не случилось, но много чего изменилось по всей ближней округе. Взгляните на это. - И Нинель разложила перед ним стопку фотографий местного гористого ландшафта.
-- Узнаёте? – Она показывала указательным пальцем на фото. – Это ручей Талый. Вот здесь был ваш основной лагерь. Видите? В том месте одни сплошные завалы. Эти глыбищи на десятки тонн. А, вот, - она отыскала нужную фотографию, -  и ручей Тройка. Взгляните, и здесь один сплошной курумник…
Сергей отрешённо перебирал на столе фотографии.  Он всё ещё не мог прийти в себя.
-- Витька. Витька. – Он кусал зубами свою ладонь. - Когда я смогу выйти отсюда? – Ширшов окинул Нинель холодным взором. – Я должен поскорее выбраться. Благодарю за всё, но мне нужно искать Обозникова. Нам всем нужно возвращаться обратно, там у нас много своих дел. – Сбиваясь и невпопад забормотал Сергей.
-- Постойте, вы разве не догадываетесь, что это не возможно? Вас спасли сотрудники самого секретного объекта в стране, объекта которого никогда не существовало и не существует ни для кого. О том, что здесь происходит, знают лишь несколько человек, там. И, то, не всё, и… не в подробностях, а лишь частично, а обо всём…  не знает вообще никто. – Нинель взяла Ширшова за руку и усадила в ближайшее кресло.
-- Я прекрасно всё понимаю, но ведь у нас у всех есть близкие люди? И мы обязаны вернуться к ним живыми. Слышите, обязаны! Ещё раз, спасибо вам огромное, за спасение и помощь. Клянусь, никто о вашем существовании здесь не узнает. Я обстоятельно поговорю с моими людьми…
-- Не говорите ерунды, Сергей! Вы живете теперь благодаря нам. Просто сейчас вы знаете, что живы и не можете смириться с тем положением вещей, которое вас ждёт. Однако сделать так придётся. Мы вас для того и спасали, в конце концов.
-- Как это? Позвольте, позвольте, вы не можете запереть нас тут, не имеете такого права! – Он вновь стал говорить громко и резко.
-- Имею. Я не имела права спасать вас, однако спасла. Не терзайтесь. Вы остались  живы и принимайте своё спасение, как нашу  услугу, за которую придётся всё-таки расплачиваться.
-- Не понимаю? Чем мы должны расплачиваться? – Сергей неотрывно следил глазами за красивой женщиной.
-- Своей жизнью. Да, не пугайтесь вы так, я имела ввиду, вашей прежней жизнью. Вы умерли для всех, кто сейчас там, снаружи станции АЛЬФА. – Уверенно и не сомневаясь ни на йоту в своих словах, говорила Нинель.
-- Так нельзя. Я, не согласен! Это не по-людски, слышите?! Вы разве не понимаете – это же мука! - осознавать то, что, твои близкие считают тебя погибшим! Думать о том, как им тяжело в такие минуты, и… это же будет длиться для них всегда?! Делайте со мной, что хотите, только я не буду вашим заложником. – И Ширшов снова вскочил с кресла. -  Ещё чего!
-- Вам понравится. – Улыбалась Нинель. - Мы проводим любопытные опыты. И потом, у вас появится шанс вернуться обратно. Мне кажется, это будет возможно, со временем…
…В помещение не слышно вошли двое, спортивного вида молодца, в тёмных, схожих с армейскими, костюмах.
-- Проводите нашего гостя к себе. – Распорядилась, как бы, между прочим, Нинель Яковлевна. – Отдыхайте, Сергей Вадимович, и не думайте о своей, теперь уже прошлой жизни…

…Сергея просто трясло от всех увещеваний этой симпатичной стервозной бабёнки. Он не находил себе места, когда ему предложили культурно пройти в свой бокс. Ему, казалось, он вышел за грань отчаянья, от мыслей о нелепой смерти Виктора Обозникова. Сергей совершенно не мог смириться со своим вынужденным бездействием. Он винил во всём лишь себя одного, и потому не находил себе места от резавшей его на куски совести.

…Нинель Яковлевна недолго оставалась одна. В дверном проёме возник определённо чем-то довольный Суматохин.
-- Не помешаю? – Осведомил ещё с порога он.
Она, молча, кивнула ему головой, и он тут же вошёл.
-- Ваш  гость ушёл? – Суматохин посматривал по сторонам.
-- Да. Ему уже пора. – Она пристально поглядела на светившегося счастьем своего подчиненного. -  Вы уже всех обошли, Аркадий Ильич? Отчёты подготовлены?
-- Обязательно. Все наши люди на своих местах. Связь со всеми объектами стабильная. Взрывы не причинили ущерба нашим энергоустановкам. Реакторы работают в нормальном режиме, сбоев не наблюдалось. – Дальше Суматохин продолжал торжественным тоном. -  Нинель Яковлевна, отныне мы для них мертвы. Нас не существует! – Он воодушевлённо этому радовался. -  Невероятно!  Наша гибель, стала нашей самой большой удачей. Мы вольны работать на себя, для себя и ни на кого более. Свершилось!
-- Рано радуетесь, Аркадий Ильич. Рано. Мы далеко ещё не кукловоды. Пока ещё за верёвочки  держат нас, и мы, похоже, лишь сменили хозяев. – Было видно, что Нинель не разделяла радостей Суматохина.
-- Ничего. Ничего, там посмотрим. У меня много всяких идей на этот счёт.
-- Не вздумайте, Суматохин! Приказы здесь отдаю я. Ваши идеи оставьте при себе. Мы работаем в прежнем режиме, и по текущей программе. Всё!
Суматохин едва сдержался, чтобы не возразить ей в резкой форме. Он быстро унял свой пыл, и даже смог улыбнуться.
Нинель перелистывала принесённые Суматохиным в объёмной кожаной папке бумаги. Аркадий Ильич тёр пальцем по полированному столу и размышлял. Заметив, что Нинель не на шутку увлеклась чтением отчётов, он решил вновь привлечь её внимание к своей персоне:
-- А… что, прикажете делать с Ширшовым? Может быть,… поиграем? 
-- Поиграем. - Тихо отозвалась Нинель. Затем, повернулась к Суматохину лицом и добавила. -  Для души.
-- И-и,… что ждёт его, Нина? Мм-м?
-- Не смейте называть меня,  Нина. – Нинель зло взглянула на опешившего Суматохина.
-- Право, это… выскочило само по себе. Простите. – Жадными глазами глядел на волнующе-красивую женщину Суматохин. – Не обижайтесь, я… лишь хочу быть к вам… ближе.
-- Не нужно. Ничего не нужно. Держитесь от меня лучше подальше. – Нинель резко захлопнула папку с бумагами, взяла её в руку и, развернувшись, уверенной походкой направилась к двери.
-- Запомните, Аркадий Ильич, - бросила она на ходу, -  его ждёт долгая и счастливая,… очень счастливая жизнь…

…Ночной сон прервался мгновенно. Сергея быстро подняли с постели и сделали забор крови. Затем увели, под конвоем, на прохождение других медицинских анализов. Он не успевал соображать, а его уже переводили из одного лабораторного бокса в другой. Его просвечивали, эхолотировали, рассматривали изнутри и снаружи, сделали кардиограмму,  пару уколов внутривенно, заставляли глотать, чуть ли не горстями, разноцветные таблетки...
…Спустя несколько часов, затерзанный таким навязчивым обращением, с ноющей болью в голове, он, разбитый и уставший, сидел у себя. Даже думать желания не было, хотелось почему-то обо всём поскорее забыть, забыться…
…И тут дверь неслышно отошла, и к нему робко вошёл… Кузьмичёв - Кузьма.
-- Вадимыч?! Привет! А, то я! – Кузьма затряс ему руку в жарком приветствии. – Жив?! И мне хоть бы чё! – Смеялся уже Кузьма.
-- Кузьма?! Ты, как до меня добрался? Ну, не ожидал, чертяка, не ожидал. – Сергей очень обрадовался и в ответ затряс всего Кузьму, за худые плечи.
-- Как? Как? Привели. Входите, говорят. Я и вхожу. Ёбтать, Вадимыч, чё за тюряга-то? Куда мы попались? Ты-то хоть знаешь? – Посыпался из Кузьма вопрос за вопросом. – Погляжу – и конвойные, не конвойные, народ совсем не по форме одет. Опять же, все в белых халатах выписывают. – Он ударил в свои ладони. -  Мочу уже трижды брали! Все вены поистыкали на хрен шприцами! Зато хавчик у них – отменный! - и знаешь вкусно, не бурда. – Кузьма пружинистой походкой прохаживался по жилому боксу Ширшова. - Колоссально! Я смотрю, здесь всё для людей! Во, видел, чё курим - "Филипп Моррис" – штатовские! Я такие смолил, когда в загранку ходил. Красота! Чё себе мыслишь, а? Где мы оказались-то, Вадимыч? Ты мужик головастый, растолкуй? 
-- Не думаю. Сижу и не думаю. – Сергей смотрел на неунывающего Кузьму, и на сердце у него немного отлегло от дум. -  Будь, что будет. Тебе хорошо? Вот и ты, сиди и не думай. Хавчик хавашь, за ушами трещит? Вот и хавай, себе на здоровье. Может, отъешься.
-- Не, брось, такой разговор лепить. Надо ж разобраться, кто они такие. Тот мужик, падла, навёл жлобов. Морду нам набили? Набили. Не понятно куда припёрли? Припёрли. И главное молчат. Не, не дело. Тебе то, хоть что-нибудь, сказали, ты ж у меня начальник, голова? – Кузьма вопросительно поглядывал на Сергея. 
-- Похоже, влипли мы, Эдуард… Георгиевич, и очень серьёзно так,… влипли.
-- Бля, я так и думал! Ну, не в говно, так в жидкий стул! Ну, и… что это за хрень? Центр подготовки… космонавтов? – Кузьма окидывал взглядом тесноватый бокс Ширшова.
-- Вполне возможно. Вот, запустят тебя Эдик к Марсу, и полетишь ты родимый, к той планете, один одинешенек. И будешь дрочить там, в скафандре, всю оставшуюся жизнь. А может, и не долетишь…
-- А, чё так-то? Задрочусь что ли, до смерти? – Ошалело и очень по-серьёзному смотрел Кузьма на Сергея.
-- А кто ж его знает. Ты будешь в том полёте первым. Первопроходцем. Мало ли.
-- А-а, ты как же? – И испуганный взгляд Кузьмы быстро забегал по Ширшову.
-- Я? Я полечу на Луну. – Деловым тоном продолжал Сергей. -  Меня уже предупредили.
-- Не заливай, Вадимыч. Я чё, придурок, что ли? Какой Марс? Какая Луна? – Кузьма часто заморгал глазами, и поманил рукой Сергея подойти  ближе к нему. – Я думаю, полетим… на Венеру.
Сергей непонимающе глядел на Кузьму, а тот хитро подмигнул ему, и… они громко расхохотались…
…Уняв неожиданный, и такой нужный смех, Кузьма вновь обратился к уже явно повеселевшему Сергею.
-- Ну, а серьёзно, Сергей Вадимович,… вояки? Их вотчина?
--  Тут сам чёрт  не разберёт, Эдик. Вроде бы и вояки, только живут они не по-военному, и всё тут скорее… научно-экспериментальное. Эдакий, секретный блок "во глубине сибирских руд". Такой, что сидеть нам тут, до скончания дней.
-- Они нас того, как думаешь, не спишут в расход? – Запереживал Кузьма.
-- Не думаю. Зачем тогда  притащили сюда? Не поленились же.
-- Слышь, может на нас, какую дрянь, испытать хотят? Тогда боюсь, загнёмся мы тут конкретно, и не благородно – в своей блевотине и дрисне. И не узнаем, с чего такой капец нам шелудивый приключился.
-- Посмотрим. Покуда, не переживай так сильно. И жри поменьше, а то мечешь, поди, всё, без разбора?
--  Да, ладно, наговоришь щас. Во, слышь, а где наши-то? Ты как мыслишь?
-- Они тоже здесь.
-- Во, бля! Значит, всех в нору затащили…
-- Видел краем глаза Марину и Брагина. Живы. Здоровы. Не далеко от нас квартируют.
-- Чё творят. Чё творят-то! Взяли, похватали неповинных людей. Засадили, как каторжан, в казематы. – Кузьма подошёл к стене и ударил в неё кулаком. – Монолит, будь здоров. Нет, ну не гады ли, а?! Не, Вадимыч, я им чё нибудь устрою. Я им заверну чего-нибудь. Не вынесу. Им чё обезьян, для опытов не хватает? Эй, козлы! Мы не макаки, мы – люди! – Закричал истошным голосом Кузьма, задрав голову к потолку.
-- В том то и дело, у нас приматы не водятся. Холодно. А ты смотри, до самовыражаешься, повышибают зубы. Чем хавчик жевать станешь? – Усмехнулся Сергей, глядя на петушившегося худосочного Кузьмичёва. – Сиди, да помалкивай, не то огребёшься по своей репе.
Кузьма немного приутих. Угрюмый вид и мрачный тон Сергея возымели действие. Эдуард Георгиевич сел на металлический стул и с минуту помолчал.
-- Слышь, а… Витёк Обозников?
Сергей тяжело вздохнул и качнул отрицательно головой.
-- Во, как! Он чё, на свободе?!
-- Можно итак сказать.
-- Вадимыч, и ты молчишь?! Слушай, так он ведь, сообщит, о нас! Конечно! Ого, не всё потеряно! – Воспрял духом Кузьма. -  Витёк скорый на ноги, он живо подымет всю экспедицию в Северном. Ничего себе, люди из Петропавловска пропали! Да, как так?! Да, Калачева первым за яйца подвесят, если он нас искать не станет. Там глядишь, и вертушки подтянут на поиски. Вот увидишь, я тебе говорю. Ха-ха-ха, расконопатят тут всё, будь здоров! Витёк – человек, Вадимыч! Точно-точно, так и будет!
-- Да-да.  И вертушки подтянутся, и Витёк поднимет всех…
И тут же часть стены, служившая дверью, не слышно отошла. За Кузьмой пришли. Он уходил от Сергея ободренный, и с надеждой  на скорое высвобождение.
-- Вадимыч, всё так и будет, я тебе говорю. Переживём и это. Витек нас спасёт, ей богу. Витёк спасёт…

…Скорее всего, уже было утро. Сергей открыл глаза и встрепенулся. Рядом с ним стояла Нинель Шубина. На ней был шикарный брючный костюм тёмно-коричневого цвета. Умопомрачительная укладка волос, цвета  крыла ворона, говорила, что над сегодняшним образом  красавицы, трудился мастер с большой буквы. Яркая красота Нинель затмила Сергею глаза.  Он немного опешил, соображая, как же себя повести. Нинель улыбнулась и тепло посмотрела на растерявшегося было Ширшова.
-- Я полагала, что вы просыпаетесь рано. Ну, да ничего. Прошла неделя со дня нашей первой официальной встречи, Сергей Вадимович.
-- Ужели, так быстро?
-- Как обычно. Так вот, я пришла к вам сама. Этот мой визит говорит уже о многом. Вы всю неделю мужественно и стойко подвергали себя нашим экзекуциям. На сегодня все необходимые тесты и подтверждающие анализы вами сданы. Это всё говорит о том, что вы решили с нами сотрудничать, не правда ли? - И тёмно-карие глаза вопросительно упёрлись в него.
-- Нинель Яковлевна, мне неловко так лежать перед вами. Отвернитесь, я попробую хотя бы одеться. – Сергей неловко чувствовал себя в такой ситуации.
-- Я скоро уйду, лежите. Мне это не мешает.
-- Понятно. Вы – хозяйка моего положения, и потому так бесцеремонны.
-- Не уходите от ответа, Сергей Вадимович.
-- Простите, но мне неизвестно, ни о каком  нашем сотрудничестве.
Сергей стремительно поднялся и без тени стеснения принялся одеваться в присутствии Нинель, с интересом наблюдавшей за его действиями.
-- Да. Вы верны себе. Делаете всё так, как считаете нужным. Похвально. Однако могут возникнуть проблемы.
-- Я проблем не страшусь. Привык с ними справляться. – Заправляя, рубаху в рабочие штаны отозвался Сергей. – Кстати, почему все мои товарищи одеты в ваши белые пижамы, а я нет? Не хватило?
-- Вам не нужно.
-- Большое спасибо. Эти мои вещи мне особенно до/роги. – Издевательским тоном продолжал Ширшов. – Если вас не смущает мой пропотевший рабочий прикид, валяйте.
--  Не ершитесь. Сергей, вы же умный человек, и вы всё поняли. Чувствуйте себя просто нашим гостем. С нами нужно дружить. А бельё вам поменяют, ваше выстирают и вернут. Знаете, я вам не враг, напротив, я искренне хочу вам помочь, в вашей ситуации.
-- В моей ситуации? Занятненько, знаете ли, то, что я согласился на ваши глупые тесты, и поедание странных таблеток, ни о чём ещё не говорит. Мне нужно было прийти в себя. Мне нужно было… время.
-- Время? – Нинель с интересом взглянула на уже одетого Ширшова.
-- Слушайте, а к чему эти горсти таблеток? – Ширшов подошёл к Нинель совсем близко. - Я не почувствовал от них ни вреда ни пользы?
-- Они нейтральны. Это наши индикаторы. Так  мы проникаем в микромолекулы организма.
-- Серьёзно? – В который раз Сергей выглядел сильно удивлённым. – Уже существуют такие таблетки?
-- У нас работают очень серьёзные, и самые выдающиеся люди по многим научным направлениям. На меньшее, мы не соглашаемся. Я не лгала вам, когда говорила, что мы сверхсекретный проект.
Ширшов с заинтересованным видом прошёлся по своему жилищу, обдумывая слова Шубиной. Она продолжила:
-- Вы упомянули мимолётом о времени. И, что вы знаете об этой величине?
-- Хм. Время? – Почесал затылок Ширшов. -  Время. Вам интересно, что я об этом думаю? Ну, тогда… оно не постоянно. Оно движется. Оно… неуловимо. Загадываете мне загадки?
Нинель лукаво улыбнулась.
-- Ваши ощущения совпадают с общепринятыми. А, вы хотите… узнать всю правду о времени?
-- Не знаю. Мои проблемы гораздо проще. Я не виделся несколько дней с Кузьмичёвым, и не знаю, как себя чувствуют Марина и Брагин. Мне хотелось бы их всех повидать. И потом, у меня время завтрака, а я ещё не привёл себя в порядок.
-- Сергей. Давайте уже окончательно перейдём, на - ты. Значительность и важность отталкивают людей, а это не хорошо. Итак - приведёшь себя в порядок. Отзавтракаешь, и… сразу приходи к нам. Тебе помогут меня найти.
-- Спасибо, что… разрешаешь заглянуть в уборную, и попить чайку.
-- Не дури, и…  уясни для себя сейчас главное -  ты больше не отвечаешь за своих людей. Они свободны от твоего кичливого покровительства. Марина - умная девочка, и… мы работаем с ней. Она даже и не подозревает, что ожидает её впереди. Скажу лишь одно, её будущая жизнь затмит собой, вне всяких сомнений, предыдущую. А, твой Кузьмичёв рассказал нам много интересных фактов из своей биографии, и нам он стал, ты знаешь, занятен. Может, что и получится из этого. Брагин? Ну, куда ему от нас деться. Бывший интеллигентный человек – звучит не гордо. Он наш потенциальный клиент. Не глуп. Начитан. Честен.
В этот момент в бокс Сергея вкатилась тележка с завтраком.
-- Ну, что же, договорим позже. Ты хорошо выглядишь, Серёжа. – И Нинель, сверкнув необычайно красивыми глазами, вышла.
Сергей покачал головой и произнёс: «…Лихо работаете, товарищ… Шубина. Убедительно. Один ноль. Вы мне уже нравитесь. Очень нравитесь. Поживем, увидим, чем вы сможете меня ещё удивить». 

…Сергея долго вели пустынными коридорами. Когда он уже хотел, было разговориться с конвоировавшим его охранником, они пришли.  Охранник нажал на кнопку в стене, и часть той самой стены, очертаниями схожая с дверью, без шума отъехала в сторону, и Ширшов оказался в просторном боксе, где вовсю кипела работа. Три человека над чем-то склонились у круглого стола, справа от него. Ещё четверо обсуждали  что-то слева, размахивая руками, и тыча друг другу в лицо, нарисованными на бумаге графиками. Нинель же сидела на стуле спиной к нему и курила. Она слушала Суматохина, который стоял от неё по левую руку, и показывал пальцем на большой экран монитора. Там с трепетом  проносились разноцветные волны. Безумство тех красок напоминало множество ярких радуг. Весь бокс было уставлен неизвестной аппаратурой с множеством тумблеров, топорно-военного образца. Стены, словно гирляндами, были обвешаны кабелями разных мастей. Прозрачная перегородка делила бокс на две части. Там, за перегородкой не было никого, и там было пусто. Нинель повернулась к Сергею лицом и поднялась со стула.
-- Вот и наш… Сергей.
Суматохин обтер о свой халат правую руку и протянул ему для приветствия.
-- Проходите. Не стесняйтесь. – Пригласил он его пройти к монитору. – А, мы уже ждём вас.
-- Сергей, Аркадий Ильич, очень хочет с тобой поработать. Я думаю, и тебе будет интересно. И ты сразу изменишься. Ты поймёшь, что не так всё просто, как нам порой кажется, а, возможно, и наоборот.
-- Право же, Сергей Вадимович, не отказывайтесь. Это дело добровольное, но я вам рекомендую поработать со мной. Я вам гарантирую необычайно захватывающее зрелище.
-- Это так для меня важно? – Подозрительно посматривал на учёных Сергей.
--  Да, вы никак боитесь? – Состроил на лице глупое удивление Суматохин. – От вас никак не ожидал.
Нинель загадочно улыбалась и покачивала головой.
-- Ну, хорошо. Давайте, поработаем. Надеюсь только, никакой медицины?
-- Никакой. Я абсолютно безвредный тип. Идёмте. Вон, туда, за перегородку. – Суматохин пригласил Сергея пройти в пустующую часть того бокса.
Они прошли. Нинель осталась следить за монитором. Суматохин со знанием дела принялся включать тумблеры вмонтированные в саму стену. И пол, посреди этой части бокса разверзся, и оттуда наверх, было явлено… кресло, чем-то напоминавшее стоматологическое, только с большой сферой в изголовье.
-- Смелее в него погружайтесь. – Похлопал по плечу Сергея Суматохин. – Смелее. Да, и снимите свою рубашку. Так. Голову водрузите в сферу. Хорошо. Не волнуйтесь. Не потейте. Я лишь прикреплю на вас, кой-какие датчики. Отлично. Оденьте на глаза вот это. – И учёный протянул Сергею чёрную плотную повязку. – Вам удобно? Замечательно. Секундочку, я… включаюсь…
…Перед глазами Сергея была тряпичная темнота чёрной повязки. Странная сфера плохо пропускала в себя звуки. Он почувствовал в ней для себя некую отрешённость от окружающих его людей и вещей. Всё это как-то ушло, пред ним словно бы открылась сама пустота. Он слышал лишь далёкий голос Суматохина. Аркадий Ильич сухо интересовался  разным из жизни Сергея, начиная с  родителей, и заканчивая подробностями интимных отношений с девушками. Ширшов не отвечал, так как не находил в том надобности, однако глубоко в нём, ответы на те вопросы  возникали, да ещё и в подробностях. А голос Суматохина становился всё тише, всё глуше, и Сергей ощущал уже, что проваливается в сладкую дремоту, и вдруг… яркая вспышка белого света ослепила ему глаза……………………………………………………………

…Сергей тянул руку к симпатичной рыжей лисе. Она была ручной и всегда покладистой, но не сегодня. Лиса сильно нервничала и скалила свои остренькие клыки. Однако шестилетнего Серёжу Ширшова это не смущало. Дед Миша строгим голосом предупредил Серёжу:
-- Серёжка, не лезь к Лизке. Она сегодня не в духе. Погляди, как ведёт себя.
Сергей посмотрел на деда и продолжил тянуться к зверю, чтобы погладить её по голове.
-- Она хорошая. Я её люблю. – Приговаривал Сергей. – Лиза. Лиза.
…Его рука по-прежнему тянулась к мордочке нервничавшего животного. И вдруг непонятно на что озлобившийся лесной житель приготовился к нападению. Сергей знал, что сейчас лиса набросится, и… он побежит. Она догонит его и вопьётся острыми клыками глубоко в ногу. И будут ручьём слёзы, и будет больница, и будут уколы от бешенства. И,… дед пристрелит Лизу…
…Однако нет, ничего из того, о чём он знал, не произошло. Напротив, лиса понемногу успокоилась и позволила себя погладить.
-- Деда, Лиза хорошая. Она меня любит. – Радостно крикнул своему деду Сергей………………

…Словно бы из тумана, Сергей вышел из подъезда пятиэтажки и наткнулся на двух крепких и незнакомых парней.
-- Во, пацан!  Ты кто такой? – Толкнул его в грудь патлатый парень, в широких клёшах.
Сергей опешил и заморгал глазами.
-- Не, Колян, этот шкентель  не наш. Факт. – Окинув  Сергея с ног до головы заключил второй.
-- Ну, и кто ты? С какой школы? Чего тебе тут надо, а? – Начал докапываться до него патлатый.
-- Из тридцать третьей. Из восьмого "Б". – Почему-то подробно залепетал перепуганный Сергей.
-- А чё такой, шибздик? Из восьмого? Видал, какой заморыш. А Рябых Витька, "Рябу", знаешь? Ну, который, у вас там "шишку" держит?
-- Ну, знаю, конечно. Он в десятом учится.
-- Мы с ним тут разговор помнится, держали, и решили, что всех из тридцать третьей месить будем, если отловим на своей территории. Вот здесь вокруг, вот это всё, и там дальше за ква/рталом, наша территория. Это сорок восьмая школа, чувак! – И Патлатый больно кулаком толкнул Сергея в плечо.
Сергей стоял перед ними затравленным, взъерошенным мальчишкой и молчал.
 -- Ты чё не просёк, где щас шнуркуешь? А ну говори, к кому тут ходишь? – Начал напирать на Сергея уже и второй парень.
-- К  Татарниковой Владе. Она заболела. Меня просила к ней сходить классная.
-- Да, по-фигу! Он  был у Влады?! Молодец, шибздик, не дрейфишь. Но мы тебя словили, и значит, бить будем, по-любому. Своему "Рябе" потом пожалуешься! – Патлатый парень противно хихикнул и сжал свои ладони в крепкие кулаки… 
…Сергей уже знал, что сейчас его снесут с ног и начнут больно избивать ногами. Разобьют нос, глаза заплывут синяками и будет утрачена  половина переднего зуба. Однако, он почему-то в краткое мгновение осознал, что хорошо знаком… с боксом, и… даже имеет первый разряд… 
…Патлатый получил от него сильный боковой в печень, и тихо охнув, осел, и сразу обмяк. От удара второго Сергей с легкостью увернулся, и ответил тому выверенным и сильным апперкотом. Парень откинулся назад и плашмя рухнул на асфальт. С детской площадки к нему бежали ещё четверо. Он не суетился и  методично раскладывал на землю одного за другим. Они поднимались, он укладывал их снова, и…………………
 
…И, словно в тумане, Сергей вошёл в зал бракосочетаний, ведя под руку свою ненаглядную невесту. Он расписывался,  в тот час со своей перовой любовью – Ритой. Риткой Беловой! Он всегда знал и помнил, что она бросила его и ушла к другому, после их первого, робкого поцелуя и всего-то лишь двух встреч, но… Сергей расписывался именно с ней! Ритка стала его законной женой. Они целовались, кружились в танце.  Играла музыка. Приглашённые на торжество пили шампанское, и дарили цветы. Затем, содрогался от веселья видавший виды ресторан. Свадьба гуляла до самой поздней ночи. Потом была первая брачная ночь. Сумасшедшая любовь. Рождение ребёнка………………………
…И всё куда-то замелькало, побежало, закувыркалось, пока не поглотилось извечной тьмою….

…Сергей услышал плач. Плакали навзрыд,… страшно,… горько, и по-настоящему. Перед ним возникло незнакомое кладбище. Свежая могила. Люди. Много людей. В могилу опускали гроб. Рядом, упав на колени, плакала его мать. Отец пытался поднять маму с земли, и… тоже плакал. Они приехали издалека, хоронить… его – Сергея Ширшова?! На надгробной плите он разглядел свою  фотографию, и даты: рождения и смерти, последняя  -  11.06.1988г. Сергей пытался закричать, но не мог. Он пытался вырваться из чего-то, но не хватало сил, и… сердце ёкнуло от внезапного падения в пустоту…………………………………………

…И то была Вера. Его Вера. Вера Ширшова! Её целовал бородатенький мужчинка в очках. Она шла с ним под руку, и… они смеялись. Они прошли мимо него вдоль по набережной, незнакомой ему набережной, в незнакомом городе. Он пытался закричать: «…Верка! Ты что?! Ты мне, изменяешь?! Да, я тебя… и…………………………………..

…И Сергей ушёл с головой в… воду. Ощущения были такие, что он уходил в глубину и тонул, выпуская из лёгких пузыри воздуха, хватая ртом холодную воду. Он на миг захлебнулся и, кажется, умер, и… с его глаз осторожно сняли повязку. По глазам резанул свет, и стало больно. Голова была освобождена от сферы. Суматохин отсутствовал. Возле Сергея сновал невысокий человек с тёмной седоватой бородкой. Ширшов отчего-то не смог чётко разглядеть его и запомнить…
-- Ничему и никому не верьте. Вас обманывают. Они страшные люди. Всегда слушайте себя самого, – негромко, вполголоса говорил незнакомый сотрудник станции Ширшову. Сергей не заметил, чтобы тот открывал при этом свой рот, но говорил явно он. –  Не доверяйте Нинель. Она не та, за кого себя выдаёт. Постарайтесь отказаться от её предложения. Иначе вы погубите себя. Запомните ваша жизнь - в ваших руках.
Сергей хотел, что-то спросить, но сотрудника окликнул голос Суматохина:
-- Павел Львович, как там наш гость?
-- Приходит в себя. – Отозвался странный сотрудник и удалился подальше от Сергея…

-- Ну-с? И что расскажите? – С живым интересом следил за ним  довольный собой Суматохин.
Они сидели втроём за столом и обедали. Обед подали в отдельный, наполненный яркими звуками моря бокс, куда Сергея привела Нинель. Сергей медленно жевал и думал.
-- Всего не пересказать. Это всё, мои сны?
-- Да, вы что? Нет же! Нет! – Пыхнул Суматохин. – Всё по-настоящему! Бог мой, он ничего не понял!
Сергей притих и вытаращился на учёного.
-- Сергей, Аркадия Ильича порой трудно понять. Успокойся, он всегда так реагирует, если, что-то происходит не так, как ему хотелось бы. –  Сказала бархатным голосом  Нинель. – Нет, ты… не спал, понимаешь? Ты был там. Не смотри так, это был по-настоящему ты. Всё происходило с тобой,  и то была твоя ушедшая реальность.
Сергей перестал обедать. Он не понимал ничего и пытался, хоть как-то, обосновать слова Нинель и Суматохина.
-- Не ищи ответы в себе. Ты ничего там не найдёшь. Тебе не верится. В это трудно поверить, но…  ты вновь переживал своё прошлоё. Да, там было всё по-другому, ни так, как ты помнишь. Аркадий Ильич немного поиграл с тобой, вернее подыграл тебе, твоим воспоминаниям, и прошлое изменилось. Опять же, пока лишь в твоём сознании.
-- Постойте? Вы разыгрываете меня? Я схожу с ума? Ведь, это сон?! Сон?!– Сергей отстранился от стола и испуганно смотрел то на Суматохина, то на Нинель, не в силах представить себе того, о чём говорили ему они.
-- Молодой человек, вы, что же полагаете, мы здесь всё время работаем, света белого не видим, чтобы придумывать сны? – Почему-то обиженно воззрился на Ширшова Суматохин. – Он нам не верит, Нинель Яковлевна. Смотрите-ка, полный в данном вопросе профан, но сколь сильны в нём его заблуждения – такого не может быть! – и точка! Как он верит  своим убеждениям, и не хочет ими поступиться! Нет уж, разговаривайте с ним сами. Он, а не мы, смотрит на нас, как на идиотов. – Аркадий Ильич поднялся от стола и скоро вышел из бокса, что-то бурча себе под нос.
-- Не управляемый тип. – Усмехнулась Нинель. Она ласково дотронулась до ладони Сергея и погладила её. – Дай мне свою руку. – Она сжала его ладонь меж своих. - Ты, сейчас успокоишься и спокойно пообедаешь. Обед у нас вкусный, так что кушай на здоровье. Тебе нужно быть в форме, тебе сегодня ещё понадобятся силы.
Сергей и вправду успокаивался. Затем взялся за столовые приборы и принялся доедать свой остывший обед…

…Сергей шёл вслед за Нинель. Она вошла в неизвестный ему доселе бокс и включила свет. Это был, видимо, один из её рабочих кабинетов. Большой стол с уютными кожаными креслами, приставленными к нему, несколько "горящих" мониторов слева от стола, стены увешанные панорамами с красивыми видами природы и больше ничего лишнего.
-- Располагайся. У меня в этот час начинается сеанс связи, так что подожди.
Сергей уселся в просторное и мягкое кресло. Тихо зазвучала музыка, что-то из классики, воздушное и очень ему знакомое. Нинель одела на голову небольшие наушники с микрофоном и опустилась в кресло. Она смотрела в сторону мониторов. Сергей сидел и гадал – почему эта женщина позволяет ему так много узнать?
Один из экранов начал ловить "картинку", но рамка постоянно съезжала, и изображение не стабилизировалось. Однако Нинель начала переговоры, отвернувшись от экрана. Сергею ничего не было слышно, до слуха  доносились сухие фразы. «…Нет. Нет. Хорошо. Нет». Нинель сняла наушники и откинулась на спинку кресла.
-- Всё. Теперь всё. – Сказав это, она закрыла глаза и горько рассмеялась.
У Сергея неожиданно вырвалось:
-- Тебе,… не хорошо?
-- Да. Серёжа, мне сейчас очень нехорошо. Спутники подтвердили Москве, что мы уничтожены. Снимки погибших станций находятся у Погорелова. Он направляется сейчас в Кремль с секретным докладом. Оттуда Вашингтону подтвердят, что нас больше нет. Вот так.
-- То есть, как -  «…Вашингтону подтвердят»? – Спросил непонимающе Сергей.
-- Легко и просто. От всего чистого сердца.
-- Прости, Нина… - Сергей осёкся.
-- Это ничего, я хочу, чтобы ты звал меня – Нина. Потому что я и есть, его Нина. – Последняя фраза прозвучала очень и очень тихо. Сергей даже не разобрал, о чём она говорила.
-- Скажи мне, чем вы здесь занимаетесь? Почему, вас уничтожают? Отчего вы, не выпускаете нас?
-- Ты не поверил ничему из того, что тебе продемонстрировал Суматохин. Ты отверг наши объяснения. И то, о чём я сейчас расскажу тебе, ты, вероятнее всего, не воспримешь нужным образом. Словам не верят.
-- Тебе я поверю. Ты не можешь мне врать, я вижу,… нет-нет, ты не умеешь этого делать.
-- Ошибаешься, я умею всё! Однако с тобой, как ни с кем, я хочу быть откровенна. Я устала, Серёжа! Мой муж понадеялся на меня, а… я уже устала. И может быть мои тебе откровения от усталости?
Она поднялась с кресла. Чёрные волосы упали на плечи. Высокая. Стройная и красивая. Нина подошла к Сергею и положила свои руки ему на плечи. Он захлебнулся запахом её духов и сладостью от нежданного поцелуя…

…Где-то там, была глубокая ночь. На небе гроздьями горели звёзды. В далёких городах спали люди, а Нина, лежа головой на плече Сергея,  рассказывала ему, как ждала его долгие годы, что Шубин любил её, но мужем  никогда не был, и Сергей у неё первый мужчина, и она счастлива, оттого, что это случилось с ней, и случилось… в порыве неудержимой страсти. Она была обыкновенной женщиной, и Сергей целовал Нину, и она умирала в его объятиях…
…Устав от безудержной и страстной любви, на краткое время, насытившись друг другом, Сергей и Нина обнявшись, уселись на её просторной и мягкой постели.
--  Сережа, я сейчас спрошу у тебя, а ты мне ответишь.
-- Разумеется, отвечу.
-- Ты,… знаешь будущее? Своё… будущее?
-- Не понимаю?
-- Суматохин сегодня показал тебе и будущее. Краткий миг.  Ты увидел его?
-- Мои похороны, и… Вера?! – Сергей вскочил с кровати и заходил раздетым в спальне Нины.
--  Так, ты видел?
-- И это мне не приснилось?! Нина, неужели такое возможно?! – Сергей схватил Нину за плечи и смотрел ей прямо в глаза. – Нина, кто же вы такие?
-- Не тряси меня. Ты что? Мне же больно, Ширшов. Мы люди, успокойся.
Сергей отпустил её и повалился на спину.
-- Рассказывай, ну же, иначе я сойду с ума, ты слышишь?
Она встала, и, укрывшись простыней, сходила на кухню. Быстро вернулась  оттуда, с наполненными вином бокалами. Свой Сергей выпил с жадностью, не чуть не смакуя. Нина же напротив пила медленно и протяжно, наблюдая за Сергеем. Он находился в столь сильном  нетерпении, что ей стало смешно и жалко его, но она сдержала смех и тихо продолжила:
-- Слушай и молчи. Я понимаю это невероятно, но ты выслушай, и поверь уже мне. Начну с того, что нас всех окружает, и как ни странно это - время. Мы купаемся в нём и даже не задумываемся, что же это такое. За океаном начали давно работать с ним. У нас только присматривались. Шубин одним из первых в Союзе выдвинул свою теорию на этот счёт. Её заметили и  предложили начать работы. Мы сильно отставали от них, но они, в конце концов, достигли предела и остановились. Невероятно, но они просто… выдохлись. Алексей Викентьевич сделал прорыв и достиг их вершин, а дальше… дальше, была пустота. Идеи кончились и у него, и всё остановилось. Однако Шубиным была уже проделана огромная работа. Он отыскал место на северо-востоке с уникальными геофизическими показателями в земной коре и основал  научную лабораторию. В конце шестидесятых, именно здесь, началось строительство трёх секретных станций лабораторий. Если смотреть на них сверху, то все они образуют треугольник, вершинами углов которого и являются. На Альфе ведутся работы по исследованию возможностей нашего разума. На Омеге изучаются пласты временных потоков. На Звезде – все известные и неизвестные пространственные категории. В середине семидесятых Шубин впервые смог проникнуть в прошлое. И это не ложь, это истинная правда, как и то, что я сейчас нахожусь перед тобой.  После этого всё и началось. Американцы назвали свой основной секретный проект "Феникс", наш и по сей день проходит под кодом "Легион". Теперь, о нашей работе. Мы сумели проникнуть в гиперпространство и создать в нём тоннели – тоннели времени. Именно в этих лабораториях удалось впервые переместиться в прошлое и увидеть своими глазами будущее. Мы, как и американцы не были гуманны, отнюдь. Всё строилось заключёнными, причём приговорёнными к смертной казни или с очень большими сроками. Первопроходцев во времени набирали прямо на улицах городов. Люди исчезали бесследно, и большинство оказывалось у нас. Первые опыты с перемещениями заканчивались часто трагически. Да, и не смотри так на меня. Мы обязаны были идти в ногу с нашим противником, который тоже не был деликатен, и в Штатах люди исчезали тысячами, и гибли в ходе экспериментов. Это плата человечества за величайшее открытие нашего мироустройства. Но все эти пустые перемещения ничего ровным счётом не давали. Ни мы, ни они в силу многих причин не могли повлиять на мир прошлого, и оттого настоящее оставалось незыблемым. И вот тут, Шубин случайно обратил внимание на одну книжонку, вышедшую очень скромным тиражом в МГУ. То была работа по психологии, автором её являлся некто Суматохин А.И.  Мой супруг прочитал монографию и решил срочно разыскать её автора. Однако настоящей независимой психологии в СССР не существовало. Автор научной статьи был признан умалишённым. Его оперативно упекли в  психушку. Алексей Викентьевич нашёл нужное ему учреждение, однако интересующий его пациент умер, лет уж, как двадцать назад. И Алексей  отправился за ним в прошлое. Так с нами стал работать человек, который умер в 1958 году.
Сергей слушал Нину, затаив дыхание, но  она неожиданно взяла паузу, решив пойти под душ.
-- Ты пока, приходи в себя, а я освежусь.
Она ускользнула от него и принялась нежиться под упругими струями воды. Озадаченный её рассказом Сергей подошёл к душевой.
-- А зачем вам понадобился, психолог  Суматохин?
-- Тебе не терпится услышать продолжение. Представляю, как тебе интересно. Ты заинтригован. Ты весь поглощен услышанным сейчас? -  Дразнила она из душевой нетерпение Сергея.
-- У тебя не дюжий талант рассказчика, ты умеешь заинтриговать.
-- Не стой там и не мучься. Входи. Здесь открыто.  Тогда и посмотрим, чего ты желаешь?
 И Ширшов вошёл. Вид обнажённого мокрого тела Нины подкосил сразу ноги. Рассказ был отложен на потом. Тёплый душ опьянил обоих, и увёл в ждущую их тепла постель…
-- Я завтра возьму выходной. К чёрту работу. Надо отдыхать. – Размышляла вслух, целуя Сергея, Нина.  – К чёрту всё. Я хочу провести с тобой весь день, и всю следующую ночь. Я для всех – за-бо-ле-ла. Пусть Суматохин на один день займётся всеми вопросами.
-- Вот мы и вернулись к нему, моя дорогая. Тебе не сильно-то и хочется рассказывать об этом человеке? – Сергей гладил Нину ладонью по бархатной щеке.
-- Не знаю. Он понимает своё превосходство надо мной, над всем персоналом лаборатории. Мне, кажется, он порой смеётся над  нами, издевается.  Лишь Шубин мог поставить его всегда на место. Он очень боялся Алексея. Я позволю себе открыть тебе одну  крамольную истину, которую осознал лишь Шубин -  время это бесконечное движение разума! Лишь разум может устанавливать понятия настоящего, прошлого и будущего. И поэтому время, разум и пространство -  это, ну, скажем так, одно и тоже. Заметь, и Альберт Эйнштейн подводил всех к тому, что чувство времени является лишь формой нашего восприятия. Однако, то были лишь его рассуждения.
-- И причём же тут ваш Суматохин?
-- Он не наш. Он свой собственный. Аркадий Ильич человек, ты только не пугайся, невероятного разума, проще говоря, странного построения своих мыслеформ. Отличного от иных людей. Понимаешь наши мысли  - это предметы, неосязаемые вещи. И, не улыбайся, всё это так. Все наши познания о природе бытия, в которой мы и имеем место быть,  губит окружающий нас трёхмерный мир. И мы воспринимаем всё вокруг только таким – трёхмерным. Нужно научиться осознавать мир по иному, и тогда.… Понимаешь, наши мысли излучают, как и всё в природе, колебания и создают незримые плывущие формы-образы. Суматохин вырабатывает самые мощные колебания мыслеформ, и эти его колебания, и образы воздействуют на окружающее пространство на не обозримом расстоянии. Колоссально. И Шубин сделал ещё один прорыв, на основе уникальных возможностей разума Суматохина. Он смог пробиться сквозь тысячелетия назад, когда как раньше, пределом было лишь тридцать-сорок лет! Начались новые эксперименты. Удачи сменялись очередными провалами. Испытуемых отправляли уже на тысячи лет в прошлое. И они были там! Они видели тот древний мир! Многих из них оставляли в том далеке, поддерживая с ними постоянную связь, и этим тоже занимался… Суматохин.
-- Невероятно! Нина, но,… это же,… это самая настоящая фантастика? Машина… времени? Скажи, так вы работаете с машиной времени? Она существует?
-- Нет. Оставь эту глупую идею фантастам. Пусть они продолжают ей морочить головы и отвлекать  внимание людей от нас. Мы работаем с человеческим разумом.
-- Прошлое? А будущее, вы были в будущем?
-- Мы там и живём. Да-да, чтобы выжить здесь, нам приходиться постоянно быть на шаг впереди, и обгонять время наших врагов. Но сильно не обольщайся. Далёкое будущее для нас оказалось закрытым, мы не можем пока прорваться дальше… 2012 года. Мы словно бы входим в том самом  году,… в  пустоту.
 -- Пустоту?! – Сергей прожигал глазами Нину. - Как, и… что, там… ничего нет?!
-- Нет.
-- Ядерная война?
-- Не думаю. Просто мир, видимо, станет иным, не таким, каким мы воспринимаем его сейчас. Однако есть и другое мнение – кто-то умышленно поставил нам заслон и притормозил нас. Есть прошлое, и есть настоящее, и это – ваше, забавляйтесь с ним, пробуйте свои силы здесь, а будущее не троньте. Возможно, итак.
-- Ущипни меня. Мне, кажется, я по-прежнему сплю.
Вместо этого Нина горячо поцеловала долгим поцелуем Сергея в губы.
-- Ну, как? И это тоже - твой сон?
-- Я не верю. Глупо, но… не верю. Скажи, а… Иисус из Назарета, он… был?
-- Пришибленный жизнью, чуткий советский атеист. Ты мне до сих пор не веришь. Сомневаешься. Проверяешь. Сергей Ширшов, вы, что же боитесь божьей кары? Вы же советский человек, не опускайтесь до такого позора. Верьте в человека, в его силы, в его знания. – И Нина, покачав головой, рассмеялась.
Сергей смутился и опустил свои глаза.
-- Даже, если я и отвечу тебе, ты не перестанешь сомневаться, вот в чём всё дело. Однако я говорю тебе – да! Ну, и… что теперь?
-- Нина, я… верю… твоим… словам. – Сергей судорожно сглотнул слюну и взглянул ей прямо в глаза, в которых утонул, захлёбываясь её девичьей красотой…

…Суматохин был не в духе. Всё валилось из рук. Дела не шли. Он скандалил то в одной лаборатории, то в другой, называя всех –  полными тупицами и дармоедами. Сотрудники шарахались от него в разные стороны. День не задался. Уже многим позже обеденного часа в лабораторный отсек пришла Нина. Суматохин заметил её в "лаборатории дальней связи" и помчался туда. Нина разговаривала с одним из подчинённых. Суматохин влетел туда и, оттолкнув сотрудника лаборатории, предстал пред ней.
-- Нинель Яковлевна! Я ничего не пойму. Мы работаем или нет?! Сегодняшний день пропал полностью. – Он заметил яркий блеск в её глазах и лучезарную улыбку, и его это покоробило. -Ваша болезнь, пошла лишь вам на пользу. "Дельта" стоит. Я не могу начинать без вашего Ширшова. Это вы приказали дать ему на сегодня отбой? – Суматохин весь кипел не шуточным гневом.
-- Да, это моё распоряжение. – Спокойно ответила ему Нина. - Ему нужно дать время прийти к нам самому, без нашего нажима.
-- Да, какая в том разница! – Буквально выкрикнул Суматохин.
-- Большая. В конце концов, так решила я. – Сказала, как отрезала Нина.
-- Чушь. Поток может сильно измениться, ещё несколько дней терпит, а потом внедрение может и не пойти. И потом, он сам теряет себя, стремительно уходит из жизни. А я уже всё подготовил для перемещения…
Нина будто и не слышала Суматохина.
-- Мне доложили у нас сплошные сбои в работе. Многие объекты вне зоны уверенного приёма. Мы потеряли контроль над ситуацией по проекту "Орион". Куда-то запропастились наши наблюдатели. Это так? Что с вами происходит, Аркадий Ильич?
-- Уже успели. Ну, людьё. Ну,… – Выругался про себя с досады Суматохин. – Извините, Нинель Яковлевна, я предполагаю, там ничего страшного не случилось. Обычные проблемы с межпоточной связью. Мне сейчас нужно завершить работу с "Дельтой", а затем, я займусь и теми проблемами. Скажу вам честно - я отстранил сегодня всех от "Ориона". Они ничего не смогут решить, тем более сделать. Мне самому придётся там всё перелопачивать. И, я во всём досконально разберусь, вы меня знаете.
-- Разберитесь, Аркадий Ильич, "Орион" и "Дельта" звенья одной цепи. Мы не должны упустить такой шанс. А, объект Ширшов, он стоит здесь, в некотором роде, особняком. Мы не можем внедрять его в проблемную ситуацию. Ведь, это мой объект, и мне решать его судьбу. И потом, мы же с вами договаривались, у Ширшова там будет обычная жизнь.
-- Ширшов. Ширшов. Ширшов! Мне это стало надоедать. Для чего он нам? Не пойму? – Суматохин бросал подозрительные взгляды на Нину. - Самый обычный человек, если не учитывать того, что у Сергея Вадимовича слишком замаранная аура! Пойдёмте, я покажу вам её снимки. Вам ведь известно, что он в стадии разрушения. В нём нет почти уже жизни. И, на что мы надеемся? Смерть будет искать его повсюду. Она везде отыщет его следы.
-- Я знаю, знаю все его проблемы, и потому он должен просто жить. Жить там, где ему будет хорошо. – Нина сурово глядела на Суматохина.
-- Боюсь, с ним этого не случится. Он потянет за собой своё разрушение.
-- Не потянет. И вы займётесь этим вопросом. Здесь и там, ни одно и тоже, и… вам это известно не хуже меня.
-- Хорошо. – Суматохин невысоко поднял свои руки вверх. – Да-да, я попробую. А, как же "Дельта"? Он будет в их числе? Мне готовить его?
-- Он будет там, но,… как запасной вариант, на самый крайний случай. Вы же всё знаете. И не испытывайте моего терпения. Идите и работайте.
-- Нинель Яковлевна, вы обманули меня, сказав, что поиграем с ним? – Суматохин высматривал, что-то в лице Нины.
-- Мы и играем, уже играем…

…Сергей следил глазами за Ниной. Они находились  у неё. Она расхаживала в раздумье по комнате. Сергей ловил себя на мысли, что эта женщина волновала его всё больше и больше. Однако он не мог ни спросить у Нины о странном предупреждении одного из  сотрудников станции.
-- Нина. - Сергей мягко подошёл к ней и обнял за плечи. -  Я согласен на все твои условия, но у меня есть одна неприятная новость для тебя.
-- Вот удивительно, ты в чём-то нас подозреваешь?
-- И тому есть повод.
Она отпрянула от него и решительно посмотрела ему в глаза.
-- В чём? Говори, я не солгала тебе ни разу…
-- Меня предупредили, чтобы я не доверял вам. Вы не те, за кого себя выдаёте…
…Нина смолчала. Она оставила Сергея одного и ушла в большой зал своего бокса. Сергей молча посмотрел ей в след и опустился на тахту. Он понял, что теперь она на него обиделась по-настоящему. И Сергей, в который уже раз, погрузился в свои безрадостные мысли........

…Он вздрогнул и резко поднял голову, когда его тронули за плечо………………………….

…1994 год. Париж. Осень…

-- Рене, да ты никак уснул? – И то был Жерар. – Говорю, говорю тебе, а ты не отвечаешь.  Извини, пришлось даже растолкать тебя, дружище. Ты в порядке?
-- Не тот запал! – Прыснул смехом Поль. – Все пороховницы поизносились! Бедная Изабель, что ждёт её с таким стариком? Ведь она ещё так молода. Небось, кувыркались с ней опять до самого утра? – Не стесняясь окружающих, продолжал громко судачить Поль.
-- Уймись, ты, жертва сексуальных расстройств. - Цыкнул на него Рене. – Мне, что-то не здоровится сегодня. Голова прямо не своя.
Был обычный воскресный день, и они своей компанией попивали вино в одном из уютном заведений, старого Парижа, стараясь отвлечься от суеты будней.
-- Да, брось, дружище, вид у тебя нормальный. Сознайся - заездила старого жеребца молоденькая наездница? – И Поль вновь от души рассмеялся.
-- Иди ты к чёрту, Поль! – Огрызнулся Рене.
-- Шутки с ним сегодня не проходят, Поль. – Улыбнулся Жерар. – Может нам стоит всё-таки проветрится?
И тут неожиданно зазвонила трубка Поля. Он, посмеиваясь, поднёс её к уху.
-- Да, это я. Кто вы?  Хорошо… Мы обязательно встретимся. – Поль сразу стал серьёзным и на мгновение призадумался.
-- Твоя работа? – Удивился перемене настроения приятеля Жерар.
-- Да, это моя работа. – Буркнул чем-то озадаченный Поль.
-- Да, ну? Жерар, какая может быть сегодня работа? Видишь, как наш дружище, Поль запереживал? Я думаю это, Анна-Люсия держит руку на пульсе его штанов? Напрасно ты дружище, носишь с собой трубу. – Усмехнулся Рене, глядя на озадаченного товарища.
-- Да, говорю вам работа. Моя…  сумасшедшая… работа.
– Вообще, мне не совсем понятно, у всех выходные, а на твоей работёнке кипят будни? Хотя, большому бизнесу не ведом отдых и прозябание. Ты ведь у нас акула бизнеса? – Тут уже принялся смеяться вместе с Рене и Жерар. – Твоему шефу нужно, наверное, срочно кофе заварить, а секретарша внезапно заболела!
-- Нет, Рене, он ещё пока маленькая такая пиранья, но кровожадная.
-- Не троньте работу! – Пыхнул Поль. – У нас тяжёлые времена. Нас давят со всех сторон, но мы не сдаёмся.  Мы трудимся, не покладая рук, и… всё, не злите меня, идёмте уже в город. Хватит просиживать свои штаны. – Подытожил, спохватившись Поль. – Мне нужно кое с кем ещё будет встретиться. Это не надолго…
…На свежем воздухе и разговоры сменились. Обсуждали погоду и прошедшее лето. Настроение вернулось и к Полю, как вдруг какой-то незнакомый тип, с интеллигентной бородкой на лице, ухватил за плечо Рене:
-- Мсье, извините. Мсье, подождите, можно с вами поговорить?
-- Позвольте, кто вы, мсье? – Вскипел Рене. – Вы мне не знакомы, и нам не о чем с вами разговаривать…
…Поль решил срочно вмешаться в эту перепалку, незнакомый тип явно был иностранцем…
…Разобравшись с недоразумением и, оставив Рене с подозрительным русским, Поль и Жерар дальше направились вдвоём.
-- Какой странный тип. – Недоумевал, криво усмехаясь Жерар. – Чем это наш Рене может помочь, его жене? Какая чушь? Может этот русский… псих? Они там все нынче с ума посходили. Мы не зря оставили с ним Рене?
-- Рене сам изволил с ним остаться и поговорить. Вообще-то, наш приятель парень крепенький, и, если что, с этим… хлюпиком, справится.   Что же мне так не по-себе, а? –  И Поль оглянулся в сторону оставшегося позади них Рене.
-- Давай вернёмся? И у меня нехорошие предчувствия, дружище.
--  А-а, ерунда. Рене разберётся. – Поль взглянул на свои часы. -  О, мне уже пора. Ты, вот что,  иди, подожди меня у фонтанов, а я полетел на важную деловую встречу. Я не долго, вот увидишь…
…Поль сел на заднее сиденье машины. Она стояла припаркованной в одном из тихих переулков.
-- Опаздываете. – Произнёс неизвестный. Этот тип говорил с небольшим акцентом, и был одет во всё чёрное. Крупные солнцезащитные очки скрывали половину его лица. – Это по вашей части. – Он передал Полю большой конверт. -  Прочитайте. Это вас заинтересует.
-- И,… кто же вы? Может, выпьем по чашечке кофе? Тут неподалёку его талантливо готовят.
-- Мы же договорились - я передаю вам интересующие  вас и вашу фирму сведения, а вы меня ни о чём не спрашиваете. Меня вообще, не существует.
Поль хотел, было ещё спросить, но к машине подошёл характерной наружности человек, и открыл дверцу с его стороны, тем самым, предлагая ему покинуть салон авто……….




…1988 год. Секретная научная станция Альфа…

…Нина была в плохом настроении. Аркадий Ильич непонимающе смотрел на своего руководителя.
-- Чертовщина. Ему слышатся голоса. Его предупреждают об опасности. С ума сойти!
-- Вы это о ком, Нинель Яковлевна? – Робко поинтересовался у неё Суматохин.
-- И о вас тоже, Аркадий Ильич. – Нина зло глянула на учёного. - Вы стали часто работать в одиночку. Давно не ведёте записи сеансов с наблюдателями. Хотя, наша инструкция строго запрещает ведение работ без внешнего контроля, и вы это отлично знаете. – Нина говорила с ним на повышенных тонах.
-- Вы мне… не доверяете? Подозреваете? – Он нервно рассмеялся. – Ну, дела. У нас с Алексеем Викентьевичем было полное доверие друг к другу. Я и при нём работал по большей части один. Я, в конце концов, ищу новые формы временных переходов, и не могу работать под чьим-либо присмотром. 
-- Вы часто выходите во временной поток? Отвечайте. Не молчите.
-- В чём вы меня подозреваете? – Выпучил свои пегие, бегающие глаза Суматохин.
-- Пока ни в чём. Я требую от вас соблюдения и выполнения инструкции. Вы покидали станцию?
-- Не понимаю? Я вас не понимаю, что значит - покидал станцию? – Таращил глаза Суматохин.
-- Вы меня правильно понимаете. Я с недавних пор не доверяю вам, Аркадий Ильич. Вы уже полностью тянете всё одеяло на себя. Вы нарушаете установленные Шубиным законы перемещений. Вы попросту наплевали на них. Вы мелькаете в разных потоках, в разных временных пластах. Мне докладывали об этом и не единожды. Вас стало очень много. Отчего так происходит, Аркадий Ильич?
Суматохин прямо и, не моргая, смотрел на Нинель, словно вдруг почувствовав своё превосходство и могущество над обыкновенной женщиной, и далеко ни блистательным учёным, каким был он.
-- Так надо, Нинель Яковлевна. Так надо. – Он лишь усмехнулся и гордо покинул  её кабинет…

…Аркадий Ильич потирал свои руки. Ширшов стоял напротив него, в большом и совершенно пустом помещении, с высоченными сводами.
-- Ну-с, Сергей Вадимович, вы знаете иностранные языки?
-- Признаться нет, как-то не углублялся в их познание. А, зачем вам это?
-- Мы вас научим, и прямо сейчас.
Ширшов улыбнулся.
-- Да-да, вы и не заметите, как овладеете, к примеру,… французским.
-- Было бы не плохо, но я  сомневаюсь.
-- Не сомневайся.
Услышал Сергей позади себя голос Нины. Она неслышно вошла к ним в странную лабораторию, и уже подходила совсем близко.
-- Я слышала, вы с Кузьмичёвым собрались лететь в космос?
Ой, как стало Сергею неудобно и стыдно, но он не преминул тут же и возмутиться.
-- Вы прослушиваете все наши разговоры?!
-- А то вы не знали? – Вмешался в разговор Суматохин. – Здесь всё-таки не ваш частный угол, а в каком-то смысле, секретное заведение.
-- Вы полетите туда, вернее, вам так будет думаться, потому как ощущения, от вашего перемещения будут, уж поверьте мне, космическими. – Нина строго смотрела на Суматохина и напротив, улыбалась Сергею.
-- А как же французский язык, он-то мне к чему?
-- Ты, Серёжа, побываешь сегодня… в Париже. Аркадий Ильич очень хочет показать тебе столицу Франции. – Нина продавливала насквозь своим взглядом Суматохина.
-- Вы сегодня не смешно шутите, ребята.
-- Сергей, я не шучу. – Нина была  в тот момент очень собрана и даже сердита на Сергея. – Мы получили вчера результаты сканирования и расшифровки твоего кода жизни.
Сергей вновь непонимающе глядел то на Нину, то на Суматохина. Суматохин в такт словам Нины, утвердительно кивал своей головой.
-- Тебе будет не просто это услышать, но, понимаешь, ты… обязан был погибнуть. Умереть.
-- Как это – обязан? –  Тяжело задышал Ширшов. – Почему это – обязан?! – Ему стало нечем дышать.
-- Твой жизненный код, он… почти,… скажем так, разрушен. В нём внезапно включилась последняя фаза – фаза смерти. Преждевременной смерти. Ты должен был бы прожить долго, но почему-то это не сработало в тебе. Ты, скорее всего, проигнорировал предупреждение, которое к тебе шло. Ты не прислушался к тому внутреннему голосу судьбы. К голосу, если хочешь, своего  сердца.
-- Да, Сергей Вадимович, Нинель Яковлевна права. У вас в жизни был критический момент – критическая фаза вашего состояния, но вы не заметили этого, и… пошли дальше. Вам следовало поменять что-то в своей прежней жизни. Вы, вероятно, того сделать не захотели или же даже, не задумывались над этим. И теперь вы должны, по всему… умереть. Уйти в небытие. Ваша смерть теперь неотвратима, если вы… останетесь Ширшовым.
Сергей понимал сейчас, что эти люди не шутят, что они говорят сейчас ему пронзительную правду. Он хотел, было бурно протестовать, но в горле у него происходило лишь глухое бульканье.
-- Да, так и будет. – Подтвердила слова Суматохина Нина. - Ты можешь споткнуться и упасть виском об угол стола. На тебя может свалиться сверху какой-нибудь предмет, и… всё. Сергей Ширшов живёт в этот момент лишь по воле случая.
-- Это… приговор? – Наконец выдавил из себя Сергей. – Вы не сильно ошибаетесь на счёт меня?
-- Мы научились кое в чём разбираться. – Суматохин подошёл к Сергею вплотную. - Нинель Яковлевна считает, что для вас не всё ещё потеряно. Я попытаюсь вместе с ней вам помочь. А для начала, посетим Париж. Так, забавы ради. – И Суматохин неуловимым движением коснулся рукой шеи Ширшова.
Сергей почувствовал, как его ущипнули совместно с негромким хлопком воздуха, и он на мгновение стал обездвижен.
-- Всё хорошо, Серёжа, всё хорошо. – Успокаивала его Нина. - Этот препарат позволит увеличить восприимчивость твоего мозга в тысячу раз.
-- Пройдёмте. – Суматохин повёл его к серой стене. – А чтобы ваш мозг не взорвался. Мы поместим вас в специальное укрытие.
Сергей коснулся стены спиной и почувствовал, как утонул в ней. Она была настолько мягка и податлива, что он буквально провалился в её тягучую глубину.
-- Это специальный каучук, и полимеры… полимеры. Не волнуйтесь, и не напрягайтесь. Здесь вокруг всё такое,  словно бы живое. Вы под хорошей защитой, не сомневайтесь в нас…
…И Сергей полностью утонул в студенистой стене. Стены для него, как таковой больше не существовало. Он находился внутри непонятной, обтекающей всё его тело, пульсирующей массы, и не мог сомкнуть своих глаз, они были у него по-прежнему широко раскрыты. Сергей уже получал через них информацию, которую приготовил для него Суматохин.  Яркие короткие вспышки и различные незнакомые символы стремительно влетали к нему, меняя внутри все прежние ощущения и чувства. Он постепенно заполнялся чем-то новым, незнакомым ему, и тут он увидел, как пред ним возникло из пустоты пространства туманом чёрное пятно. Оно стремительно росло размерами, и это уже было не пятно, а настоящий жуткий вход куда-то в неизвестное. Вся высоченная огромная лаборатория стала этим загадочным вместилищем-входом. И Сергей догадался, ему нужно проследовать именно туда. И, он, не совсем ловко преодолевая студенистую кашу стены, тронулся с места, и… вошёл в расплывчатую черноту, ухватившую и потащившую его в себя. И это был полёт. Полёт, как в самой настоящей невесомости, когда нет ощущений тела и извечного земного притяжения…
…Он летел теперь бесконечным чёрным тоннелем, мерцающим неизвестными огнями, словно далёкими звёздами, и не мог дышать, из-за боязни нарушить своё непередаваемое состояние блаженства…………………………………………………

-- Тише. – Услышал Сергей знакомый голос, звучавший немного не так. – Сергей Вадимович, ваше имя теперь, Рене. Привыкайте.
И Сергей чуть не рухнул, споткнувшись, на Суматохина. Они стояли посреди большого зала, в длинных стеллажах, на которых лежали всевозможного вида и вкуса продукты.
-- Это магазин. Очень большой магазин, в котором всё-всё есть. Не пугайтесь и не волнуйтесь. Это всё уже милая Франция. Мы в предместье Парижа. – Вводил шёпотом в курс дела Ширшова Суматохин. – Только ничего не бойтесь. Вы прекрасно говорите по-французски. Я сейчас разговариваю с вами на этом языке. Вы же понимаете меня? Попробуйте мне сейчас ответить…
-- Да. – Неуверенным голосом начал Сергей. –  Да, я вас понимаю. Мы в Париже?!
-- Тише, вы!  Не привлекайте к нам внимания. Всё хорошо…
…По большому залу бродило множество людей, кативших впереди себя металлические тележки, в которых уже лежали пакеты, банки, бутылки, фрукты и много чего ещё. У Сергея закружилась голова.
-- Я, правда, говорю по-французски?  – Недоверчиво спрашивал он у Суматохина. – Обалдеть…
-- А, то. – Негромко отвечал ему учёный. – Даже лучше меня. Прямо обидно. Знаю столько языков в совершенстве, а с французским не заладилось. Идёмте выбирать себе продукты. Мы должны сегодня угостить Нинель Яковлевну чем-нибудь изысканным. 
-- Мы можем взять их с собой туда, к себе?
-- Конечно. Хотя, она против пустой траты валюты. Ладно, хватит уже стоять, идёмте.
Сергей ходил меж тех стеллажей с натурально отпавшей челюстью. Он не обратил внимания на то, что был одет, согласно времени года, и в обычную европейскую одежду мужчины средних лет. Суматохин по-деловому слаживал упаковки с продуктами к себе в тележку, и посмеивался над поражённым, до глубины души, здешним изобилием съестного, несчастным Ширшовым. Это был совершенно другой мир. Мир похожий на сказку. Сергей ни разу в жизни не испытывал ничего подобного. Он не знал до этого, что так можно жить, и такое можно есть…
…Суматохин вновь широко улыбнулся, когда заметил, как к Ширшову направилась девушка, работник магазина, долгое время до этого наблюдавшая за поведением его подопечного. Это была натуральная длинноногая блондинка в красивой фирменной одежде магазина. Она мило улыбнулась Сергею и спросила.
-- Мсье, интересуется чем-то таким, чего у нас нет? 
Сергей обратил внимание на шикарную блондинку и покачал невнятно головой.
-- Вы, ведь ещё ничего не выбрали, могу я вам чем-нибудь помочь, мсье? Может быть подсказать?
Сергей неуклюже молчал, нервно посматривая по сторонам.
-- Я старший менеджер этого зала, и мне странно, что вы ничего не смогли выбрать. Мсье, вас не устраивает наш ассортимент?
-- Здравствуйте, мадмуазель. – Спас Сергея от расспросов вовремя появившийся Суматохин. – О, у вас очень красивое имя, Изабель. – Прочитал Аркадий Ильич  имя девушки, выведенное на её карточке. - Прошу вас не переживайте, у вас просто замечательный отдел. Мой приятель, он в силу своей работы, долго отсутствовал в цивилизованном обществе.
-- О, как интересно. – Изумилась милашка Изабель.
-- Рене, пять лет провёл в Папуа-Новая Гвинея. Изучал первобытные племена. Жил вместе с ними в джунглях. Он просто отвык от  разнообразия  нашей жизни,  и ему это даже, немного дико. Представляете? Это всё ему -  дико! – Окинул рукой пространство Аркадий Ильич.
-- Вот это, да! – Воскликнула Изабель. – Неужели запросто можно жить, с дикарями в настоящих джунглях?
-- Как видите. Рене - этнографический географ, исследователь. Это его работа, а дикие племена, знаете, его стихия.
Сергей полагал, что выглядит слишком нелепо, но не вмешиваться в разговор Суматохина не решался.
-- И, чем же, мсье Рене питался, живя у дикарей? – Поинтересовалась любопытная Изабель.
Сергей незаметно возвёл свои глаза к потолку.
-- Питался? Ах, да, он питался в основном… картошкой. – Спохватился Суматохин.
-- О, ля-ля. Одной картошкой? – Удивилась девушка и внимательно посмотрела на Ширшова.
-- Нет, отчего же одной картошкой, и… мясо, и… рыба, и… колбаса у нас ес… - Сергей не договорил. Аркадий Ильич слегка толкнул его локтем.
-- В основном картошкой, её там растёт очень много, и они уплетают её за милую душу. Извините, мадмуазель, мы уже торопимся, если у вас есть желание, вы можете послушать доклад Рене Вивьеса на научном совете. Он состоится буквально через два дня, адрес мы вам скажем.
-- Боюсь, у меня не получится, но мне было бы очень интересно, послушать мсье Рене Вивьеса. – Изабель внимательным взглядом изучала смелого этнографа…
…Они вышли из огромного здания магазина и направились с полными пакетами продуктов к автостоянке. Суматохин уверенной походкой подошёл к неизвестной Ширшову марке авто, и смело, без тени сомнений, открыл её появившимися у него в руках ключами.
-- Она ваша?! – вновь поразился происходящему Сергей.
-- А чья же ещё? Разумеется наша. Садитесь, поедем теперь и в столицу…
…Они ехали летними парижскими улицами. За лобовым стеклом простирался самый настоящий Париж. Светило солнце и оттого было радостно и беззаботно. Однако Сергей сидел угрюмым и озадаченным, всматриваясь с тоской в красивую и незнакомую жизнь за стеклом.
-- Рене, а как вам эта милашка Изабель? – Как бы между делом поинтересовался у него Аркадий Ильич. 
-- Что? – Не понял вопроса Сергей.
-- Рене. Вас зовут - Рене. Привыкните.
-- А-а, вы ко мне. Француженка? Очень даже… приятная, милая девушка. Невероятно…
-- Хм-м, и я  так же думаю. – Усмехнулся отчего-то Суматохин. – Очень даже приятная...
-- Скажите, Аркадий Ильич, мы вот так вот, запросто вторгаемся куда угодно, а со стороны это кому-нибудь заметно? Кто-нибудь может обратить внимание на наше внезапное  появление?
-- Лучше сказать перемещение. Нет. Знаете, это, как моргнуть глазами – раз и мы для всех… уже идём рядом, или же стоим, где-нибудь, как сейчас, на светофоре. Никто даже не обращает внимания. Люди так устроены, в повседневной жизни они не верят в чудеса. Поэтому нам просто появляться и исчезать.
-- Это и, правда, чудеса. Непостижимые чудеса…
-- Называйте, как вам будет угодно. Только знайте это всё титанический труд нашего разума. Это и есть, его самая величайшая игра…………………………….
 
…Сергей и не заметил, как они и каким образом вернулись на станцию. Он был полностью опустошён и обессилен. Всё оказалось для него сущей правдой и реальностью. И все сомнения бесследно ушли, канули в небытие…
…Они ужинали опять втроём, пробуя настоящие французские деликатесы. Пили отменного качества вино. Ширшов всё это время молчал. Он ничего ни анализировал и не думал, голова была – пустыней, и думать уже было просто… не о чем. Нина изредка посматривала на Сергея, беседуя с Суматохиным, у них тоже отчего-то не клеился разговор, и они временами подолгу молчали. Затем Сергей, вскользь попрощавшись, торопливо ушёл к себе. Нина провожала его долгим, печальным взглядом. Он даже не взглянул на неё. Двое из охраны сопроводили его до места.   
-- Нинель Яковлевна, - оборвал задумчивость Нины Суматохин, - почему вы решили вытащить из бездны этого Ширшова? Ведь это совсем не наше дело. Он не такая и важная персона. Подумайте, мы вмешиваемся сейчас… в чужие дела. Это… плохо. Мы с вами, увы,… не боги.
-- Я понимаю вас. Когда-то один человек, спас меня от неминуемой гибели. Я осталась жива. Я живу. И чем дольше я живу, понимаю, какое это счастье иметь жизнь.
-- А не кажется вам, что вы…
Нина бросила резкий взгляд на Суматохина.
-- Не кажется. И никогда не казалось.
-- Да-да. Но вы, однако, ещё сегодня встретитесь с ним?
-- Мне это ни к чему, у меня, знаете ли, много других не менее важных дел. – Медленно выговаривая слова, ответила Нина.
-- Просто, я решил… больше не тянуть, и уже завтра навсегда расстаться с Ширшовым.
-- Завтра? – Заметно забеспокоилась она. – Так… скоро?
-- Тянуть не имеет больше смысла. Он итак висит на волоске. Прямо с раннего утра и начну.
-- Хорошо. Завтра, так завтра. – И Нина вдруг стала бледной, и выглядела слишком расстроенной.
-- У него однозначно будет интересная жизнь и очень, - Суматохин издевательски взглянул на Нину, -  очень  красивая невеста. У этой мадмуазель, знаете ли, такое воздушное имя – Изабель…
…Нина засуетилась поправлять себе причёску и поспешила встать из-за стола.
-- Работайте, Аркадий Ильич. Я вас не смею больше задерживать. Имейте в виду, они не должны ни коим образом заподозрить  наше вмешательство, будьте осторожны и предельно внимательны.
-- Я тружусь и день, и ночь над этим. Всё будет хорошо, я вам это обещаю…

…ХХХ. ХХХ. ХХХ…

…Это лицо, и эти глаза теперь наяву смотрели на него. И он тихо проговорил:
-- Ты? Откуда я знаю тебя? Ты постоянно приходишь ко мне во сне…
-- Ты всё вспомнишь. – Устало вздохнула Нина, и отошла от него.
Он продолжал лежать на высокой кушетке, укрытый колючим шерстяным пледом.
-- Постой, а  кто такой Ширшов? Мне сказали, что я - Сергей Ширшов? – Продолжал спрашивать он.
-- Возможно, хотя я и не уверена, что ты, это именно он. – Устало отвечала Нина, отвернувшись от него в сторону.
-- Кто ты? Почему  я знаю тебя? – Не отступал он от неё с вопросами.
-- А, кто ты? – Она опять смотрела прямо на него.
-- Не знаю. Я вижу сейчас тебя, и… больше ничего не знаю.
-- Меня зовут Нинель. Ты называл меня Нина. И мы, кажется, хорошо знаем друг друга.
-- Хорошо. А, зачем здесь я? Что мне нужно вспомнить?
-- Ты уже вспоминаешь, меня например, или вот ещё… Аркадия Ильича. – Возле Нины, словно бы из-под земли объявился неприятной наружности мужчина.
-- Полно, вам играть в забывчивость, Сергей Вадимович. Пора приходить в себя и возращаться. – Пролепетал неприятный ему человек.
-- А, я тоже вас знаю? Нет,… не вспомню, кто вы? – Отвечал он зло поглядывающему на него человеку по имени Аркадий Ильич.
-- Нинель Яковлевна, давайте я перевезу Сергея Вадимовича в его прежние и хорошо ему знакомые апартаменты. Тут всё не по-домашнему, как-то серо, уныло и холодно. Там он скорее всё  вспомнит, и вернётся к нам. – Предложил Нине решение проблемы памяти Ширшова Аркадий Ильич.
-- Да, мы так и поступим. – Отозвалась Нина.
-- Мои люди уже ждут. – И вездесущий Аркадий Ильич Суматохин тут же пригласил подойти к ним двоих сотрудников станции.
Ему не дали подняться, а так и покатили, лежащим, на  кушетке с колёсами. Он ни на кого не смотрел, и всю дорогу лежал с закрытыми глазами………………
-- Нинель Яковлевна, Ширшов больше ни на что негоден. – Колючим взглядом посматривал Суматохин на Нину. – Повторный опыт полного перемещения закончится теперь трагически для него. Держать его здесь? Он сойдёт окончательно с ума. Я не верю, что он сможет вернуться к себе – к Ширшову. Это… практически невозможно. Поймите меня правильно, к чему нам лишние хлопоты и проблемы? Альтруизм. Он остался там, за стенами этих лабораторий, иначе бы мы ничего не добились из того, что имеем сейчас. Люди – это лишь материал, мы должны быть выше этого и использовать его по назначению. И в том наше предназначение, для блага этих же самых людей.
-- Материал. Грубая и податливая глина. Как вы сказали – сойдёт с ума? Сойдёт с ума. – Нина упорно раздумывала над словами Аркадия Ильича. – Сойдёт с ума. Для него это могло бы стать выходом отсюда.
-- Я уже думал над этим. Он бы мог стать идеальным сумасшедшим. – Ухмыльнулся Суматохин.
-- Вполне возможно. Впрочем, я ещё буду думать, как нам поступить. Жаль. Мне очень жаль Сергея. – Неожиданно вырвалось из груди Нины…

…Они оставили его наедине с самим собою и погасили, покинув этот незнакомый бокс, ему свет.  И его обступила  блаженная темнота, и………………………………
…………………………………………………………………………………………………………….

…И, глаза открылись сами по себе и уткнулись в прежнюю густую темноту, но он вдруг ощутил, что находится сейчас в тесном замкнутом пространстве. С внешней стороны этого сдавленного пространства кто-то кашлянул два раза и произнёс:
-- Просыпайтесь, мсье Рене. Вы кажется там, заснули?
Он неподвижно лежал и собирался мыслями. Он не знал, что ему следует ответить, и… сказал первое  пришедшее на ум:
-- Ах, да. И сам того не ожидал. Извините. Фу-у, ну, и приснится же…
Он лежал на высоком столе-каталке  полностью погружённым в диагностическую трубу. Рядом мерно пищал монитор сканера. Возле него скрупулезно колдовал сотрудник лаборатории исследований мозга. Это был тот самый знакомый Маттье, его звали… Антуан Диус.
-- Вы, что же видели сны? – Учёный бегло взглянул на него. -  Не мудрено, мы  почти час с вами работали.
-- Да, конечно, что-то, знаете ли, было, мсье… Антуан.
-- Это даже хорошо. Я уже закончил. И ваш мозг, на моих ладонях. Вы, наверное, удивитесь, но… вы ничем не больны, отнюдь. Есть совсем такие, крохотные-крохотные изменения. Но, это не серьёзно, поверьте мне. Обычное дело.
-- Странно, ощущение сна, у меня совершенно реальное. Мне снились очень нелепые вещи. Такого и не навыдумываешь. Очень, очень странный сон, словно чей-то чужой. Представляете, я был втянут в какой-то научный эксперимент, а если разобраться, то и,… не я вовсе, а совсем другой человек, и даже в другой стране. Однако всё происходило настолько правдоподобно, что мне становится сейчас даже, как-то не по себе. – Он слегка поёжился от воспоминаний.
-- Бросьте, мсье. Можете уже забыть. Я немножко пошевелил ту часть вашего мозга, что отвечает обычно за наши сновидения, вот вам и результат. Тут может и не такое привидеться. – И Антуан Диус громко рассмеялся. – Вам следует хорошенько отдохнуть, Рене. Нужно провести  не большую такую релаксацию. Знаете, что, а… напейтесь-ка вы в стельку, я вам говорю, это здорово помогает. Назавтра будете свежи и бодры, и в голове приятная пустота и прохлада.
И… Рене спустился со стола на пол. Его немного пошатывало.
-- Спасибо за совет. Я воспользуюсь.
-- Пользуйтесь, и… живите в своё удовольствие.
-- И,… мне можно уже… идти? 
-- Всенепременно. Не переживайте, вы вполне здоровый человек. Проживёте до глубокой старости, однозначно, и никаких сомнений. Выкиньте все проблемы из головы и надеритесь, как следует! -  И Антуан вновь от души рассмеялся. – Подождите меня за дверью, я вас провожу…
…Рене тихо вышел из научного кабинета в коридор…
…Антуан с грустью в глазах посмотрел ему в след, и… снял трубку телефона. Немного пораздумывал, и набрал номер. В трубке сразу послышался  голос:
-- Капитан Лебёф, я вас слушаю.   
-- Это,… Антуан Диус. Капитан, это он.
-- Значит, мы оказались правы? А… вы уверены?
-- Магнитно-резонансная томография  даёт страшную картину. С его мозгом происходило что-то ужасное. Если попросту, кто-то здорово покапался в его мозгах. И вполне, возможно, что он может быть замедленным механизмом, для какого-нибудь адского взрывного устройства, о чём мы и говорили.
-- Ну, что же, придётся заняться Рене Вивьесом, вплотную. Спасибо, мсье Антуан…

…Лишь во второй половине субботнего дня, Рене Вивьес добрался до своей квартиры. Рене был ужасно расстроен и слишком бледен.  Он не мог понять, не мог никак уяснить для себя – что же всё-таки такое его жизнь -  сон или вот эта, так называемая явь. «…Что со мной происходит? Откуда это взялось во мне? Откуда оно пришло? Странные русские. Не похожий на себя самого я. Секретный подземный бункер? Другая! Совсем другая жизнь! Откуда, откуда я извлекаю всё это?! Почему оно сидит в моей голове?! Почему?!» - Рене упал на широкую кровать, зажав свою изнывавшую от не понимания голову руками: «…Напиться. Нужно здорово напиться. Сейчас же». В тишине адской болью в висках отозвался звонок телефона. Пришлось подниматься и брать трубку.
-- Да, я слушаю.
-- Милый, это я. Где ты пропадал? – Сладкий голос Изабель заставил на миг забыть обо всём.
-- А-ах, прости. Ездил к одному знакомому, по срочному делу.
-- Замечательно. У меня тоже, очень срочное дело. Давай приезжай, мне нужно с тобой посоветоваться.
-- Нет. Прости, я… не смогу. Самочувствие не из лучших. Похоже, я начинаю сильно болеть.
-- Вот ещё. Прекрати так вести себя. Я выбираю себе свадебное платье, на Руа-де-Вариньи, приезжай.
-- Как, ты уже выбираешь платье?
-- Рене, не будь занудой, я тебя жду. Всё. Приезжай…
…И девушка бросила трубку. Рене постоял немного в раздумье, и… поплёлся  к  двери.
Он подъехал на такси к роскошному салону свадебных платьев. Изабель вышла его встретить на улицу. Они тепло поцеловались и вошли в магазин. Продавцы были радушны и дружески поприветствовали красивую молодую пару. И они проследовали в зал великолепного платья...
-- Вот. Посмотри. Да, не туда, - Изабель повернула лицо Рене в нужную ей сторону, - а вот сюда. Я хочу взять это. – Она трогала руками белоснежно-воздушный, пышный свадебный наряд. – Что скажешь? Оно не дёшево.
-- Цена - вещь относительная. Вообще, так,… ничего. – Приценивался к вещи Рене.
-- Мне кажется, вашей невесте это будет хорошо. – К ним подошла симпатичная менеджер  этого зала. – Просто воздух и фантазия. Ваша невеста очарует всех. Я настоятельно рекомендую  вам именно этот наряд. В нашем отделе все платья эксклюзивные. Кстати, у нас возможны небольшие  скидки.
-- Ну же, Рене, посмотри? Мне будет в нём хорошо? – Изабель устало вздохнула и умоляюще воззрилась на него. -  Милый, это уже четвёртый магазин на сегодня, я валюсь с ног. Давай, думай же скорее.
Рене на мгновенье задумался и отчего-то вдруг повернулся назад, в сторону дверей, в которые они вошли, и увидел… Поля. Поль непонятно зачем вошёл в зал свадебного платья и поприветствовал Рене небрежным взмахом руки.
-- Смотри, Рене, кажется Поль. – Слегка удивилась тому Изабель.
-- Интересно, он то, что здесь забыл? – Взглянул с тревогой на любимую, почувствовавший недоброе Рене.
-- Привет, Изабель. Привет Рене. – Поль не был привычно бодр и весел.
-- Ты, что это дружище, уже подбираешь достойный наряд для своей старшенькой?
-- Ну-у, она ещё не до такой степени ненавидит своих родителей, у неё ещё впереди целых два класса школы. – И Поль наигранно выдавил из себя смех. После чего он сухо поинтересовался  у Изабель. – Уже выбрали или ещё в сомнениях? Неужели, Рене жмётся?
-- Нет, он думает. Я всё же считаю, мне нужно его примерить. А вы, ребята, вместе и оцените, идёт?
--  Ты, знаешь, это выход, и всем нашим сомнениям придёт конец. – Отозвался Рене.
И Изабель в хорошем настроении, в сопровождении появившейся другой служащей магазина - молоденькой девушки, поспешила в примерочную.
Поль улыбнулся, посмотрев им в след.
-- Может, выйдем, дружище? Есть важный разговор. – Произнёс загадочно Поль, не глядя на друга.
-- Зачем ты явился сюда? Опять… мои проблемы? Я решил уже всё сам. – Раздражённо ответил Рене. -  Хочешь поговорить – говори, здесь. Изабель ушла. Послушай, у меня страшно болит голова, Поль, давай быстрее, мне ещё делать покупки.
-- Рене. – Поль ухватил друга за локоть. – Нам следует выйти. – В глазах Поля появилась решимость и воля. – Я настоятельно рекомендую меня послушаться.
-- Ты что, уже сходишь с ума? – Накинулся в ответ на приятеля Рене. – Отстань. Я хочу сесть в это кресло. – И Рене, было, пошёл к месту ожидания.
-- Рене Вивьес! Вы проследуете за мной. – Сухо и резко произнёс Поль. – Я – Поль Лебёф, капитан "сюртэ" должен арестовать вас, как иностранного гражданина, который является "спящим" агентом и работает под прикрытием.
У Рене отвисла челюсть. Он чуть было не задохнулся от заявлений Поля.
--  Как,… как - "сюртэ"? Ты работаешь на спецслужбу?! Не может быть?  Да, ты не пьян ли, дружище?!
Рене с силой отнимал от себя руки Поля, которые пытались увести его на улицу.
-- Рене, не дури, слышишь? Выйдем по-хорошему. Ты уже давно под подозрением. У нас есть информация о готовящихся крупных терактах. Мы обязаны предусмотреть сегодня всё. Наши догадки насчёт тебя подтвердились. Антуан Диус вычислил тебя!
-- Диус?! Постой, ты знаешь…  Антуана?
-- Не дури! Идём. – Поль с силой рванул к себе Рене за рукав.
-- Поль, да ты право сошёл с ума! – Рене оттолкнул от себя друга.
-- Рене, ты представляешь угрозу. Я должен тебя немедленно арестовать.
Из примерочной вышла обеспокоенная Изабель. Она была  в полной растерянности.
-- Что у вас происходит, Рене?
-- Изабель, Поль… не в себе! – Рене разводил в стороны свои руки.
-- Изабель, я должен арестовать Рене. – Поль показывал рукой на Рене. - Он не тот за кого себя всё это время выдавал. Он опасен.
-- Милый, о чём он… говорит? – Изабель подошла к Рене вплотную.
-- Он не в себе, моя дорогая. Мой друг Поль чем-то  заболел. Мнит себя агентом спецслужбы…
-- Изабель, поверь мне, Рене – враг мне и тебе. Хорошо внедрённый "спящий" агент.
-- Поль, очнись, что ты несёшь? Убери сейчас же от Рене свои руки! – Возмущению Изабель не было предела. – Ты, обезумел! Да, ты, пьян!
В этот момент некоторые из посетителей салона обоснованно заволновались. Послышались отдельные реплики.
-- Что там происходит?
-- Вызовите полицию! Здесь, кажется, драка!
-- Полиция!
-- Полиция!
С двух противоположных сторон в зал вошли подозрительного вида мужчины, и принялись тут же показывать посетителям свои значки полицейских. Они сразу заметили Рене и Поля, и не спеша, направились к ним.
-- Видишь, эти все люди пришли со мной. Мы тебя арестуем в любом случае. – Настойчиво ломал руки Рене Поль. – Изабель, сообщники Рене убили Жерара Конти. Сегодня утром обнаружен его труп. – Не унимался разгорячённый Поль.
Изабель в ужасе прикрыла ладонями лицо.
-- Ты всё врёшь, негодяй! – Взревел Рене, и внезапно повалил Поля на пол. Следующим движением, он выхватил у него из-за пояса пистолет. – Это, для… меня?! Ты… меня…
-- Верни. – Крутил раздражено в разные стороны своей шеей  Поль. – Отдай пушку, дурак!
-- Всем стоять! – Громко, на весь зал выкрикнул Рене. - Я свободный человек и не позволю, чтобы меня ни с того ниссего забирали фараоны!
Полицейские остановились, не доходя до них шагов двадцать.
-- Изабель, забери у него пушку! – Поль умоляюще смотрел на девушку. – Изабель, останови его!
Рене с силой сдавил пальцами левой ладони себе виски. Резкая головная боль в тот миг буквально парализовала его разум.
-- Мм-м, мм-м! Оставьте меня в покое! – Кричал из последних своих сил Рене. - Убирайтесь прочь! Я ни в чём не виноват!
-- Отдай пушку! – Ревел в ответ Поль. – Рене, не шути, бросай ствол! Дурак, ты погубишь себя!
Изабель пыталась в тот момент заслонить собой возлюбленного. Она непонимающе размахивала руками и закрывала Рене своим телом, бегая вокруг него. Дорогое свадебное белое платье порхало из стороны в сторону. В магазине тем временем началась паника. Полицейские принялись успокаивать людей, предлагая им быстрее покинуть зал. Поль тем временем поднялся на ноги и достал  из-за спины другой ствол.
--  Изабель, послушай хотя бы ты. Родители Рене – не его родители, они такие же "спящие" агенты, как и он сам, внедрённые к нам много лет тому назад. Эти люди нами арестованы и сейчас, под глубоким гипнозом, дают показания. В Париже готовились чудовищные теракты. Они все, возможные звенья в цепи того ужаса. Рене – враг! Ты должна забрать у него пистолет!
Изабель мотала головой и продолжала закрывать собой Рене, головная боль которого превратилась в нестерпимую, адскую муку.
-- Стойте! –  Крикнул Поль своим, тронувшимся с мест полицейским. – Стойте, где стоите, у него мой ствол!
-- Поль, остановись! – По-женски тонко запричитала Изабель. – Оставь нас в покое! Я не верю тебе! Рене не тот, о ком ты говоришь! Это, ты -  предатель! Ты, предал Рене! Уходите! Я знаю его! Я люблю его! Оставьте же нас в покое! –  Девушка продолжала стоять на защите возлюбленного.
-- Изабель, ты не права. Они убили Жерара, ты слышишь?! Жерар Конти мёртв! Они задушили нашего Жерара! Я не смог защитить его. Мои люди неделю ходили за ним попятам, и… не уберегли! Рене – враг! Жестокий враг. Забери у него ствол. Я иду к вам. Изабель, забери у него ствол! – Наседал на Изабель исподлобья взиравший на них Поль.
-- Ты - подлец, Поль! Слышишь?! Подлец! Не смей трогать Рене! – Заливалась слезами Изабель.
-- Поль, не подходи! – Наконец смог заговорить с ним и Рене. Он навёл дрожащей рукой на приятеля чёрное дуло пистолета. – Ты подло,… подло врёшь. Ты предал меня. Ты играешь… Жераром! И я не верю тебе, ни единому твоему слову, не верю! Где ты был вчера? Почему не позвонил мне, не пришёл ко мне домой, один? Почему? Почему, Поль, хм,… дружище… 
-- Брось пушку, сволочь! – Зарычал по бульдожьи Поль. - Я пристрелю тебя, скотина! Бросай пушку, мразь!
-- Нет!!! – Истошно возопила Изабель, заслоняя собой Рене.
Рене, в полузабытьи, онемев от чудовищной боли и невероятной злости, нажал на курок. Грянул выстрел,… затем второй,… третий…
…Поль присел, прикрывая рукой лицо, и  тут же, машинально, нажал на спусковой крючок  в ответ, три раза. В зале повис синий дым пороховой гари…
…Белое платье внезапно налилось кровавой краской. Изабель охнула и повалилась всем телом на  Рене.
-- Изабель?! – Рене обезумел от вида красных пятен на белом платье любимой. – Изабель, что с тобой? Изабель, родная моя, ответь же мне – тебе… больно? Ты ранена, солнце моё? Изабель, детка, не умирай,… не умирай…
-- Не стрелять! – Рявкнул Поль на своих. – Не сметь! Он нужен живой! – Поль повернулся к Рене. - Не делай лишних движений! Бросай пушку, сволочь, ей нужна  помощь! Ты видишь, она ранена!  - Разорвался он в следующую секунду негодующим воплем, и невредимым двинулся  в сторону бывшего приятеля… 
…Рене, не целясь, разрядил в друга остатки своей обоймы. Поля  неистовой силой отбросило назад.  Он был ещё жив и, лежа на спине, выплёвывая изо рта тёплую кровь, неслышно шептал: -- Не… стрелять. Я приказываю,… не… стрелять. Он нужен… живой…
…Рене гладил Изабель по мёртвому лицу своими ладонями, густо окрашенными в алую кровь, и прижимал её к себе. А белоснежное, воздушное свадебное платье на глазах всех живых становилось ярко-багряным, вбирая в себя уходящую от Изабель жизнь.  Рене зарыдал во весь голос…
…Полицейские, ошалев от вида растекающейся крови, от жуткого зрелища тел убитых, разорвали тело Рене десятками выстрелов…………………………………
…………………………………………………………………………………………………………….

…Он ощутил слёзы, заливавшие ему лицо. Вокруг, разливаясь всей своей чёрнотой, бушевала непроглядная темень. Он беззвучно рыдал и был не в силах сдержать своих горючих слёз. Голова раскалывалась на части от непрекращающихся спазмов лютой боли, а в глазах продолжала стоять одна и та же картина – залитое алой кровью белоснежно-воздушное свадебное платье  мёртвой невесты...
…Он летел в безграничной  темноте, он почти умирал, умирал по-настоящему, умирал навсегда, как вдруг ударивший в изъеденные тьмою глаза свет заставил его закричать. Закричать, срывая в клочья горло, выплюнуть вместе со своим неистовым криком все пережитые муки…
-- Что?! Что с тобой?!
Он узнал это бледное лицо. Оно склонилось над ним. Тёмно-карие глаза рассматривали все его черточки, все его штришки.
-- Сергей, ты что-то видел?
-- Кто? Кто… я такой? – Язык во рту плохо слушался, всё тело колотил сильный озноб. – Где… Антуан… Диус? Почему… ты?
Она поднялась от него.
-- Потому что, это я. А ты – Сергей Ширшов. – Выдохнула  устало Нина.
-- Я - не Ширшов! Нет. Я – Рене… Вивьес. Не морочьте… мне… голову. – Он едва поднялся с жёсткой койки. Его шатало из стороны в сторону.
-- Почему ты не у себя? – Она внимательно смотрела на него. -  Кто тебя поместил сюда? Ну, же отвечай мне...
-- Ничего… не знаю. Меня долго везли. Больше… ничего… не помню. Не помню. Я - Рене Вивьес! – Он обхватил свою голову руками. – Изабель! Я погубил Изабель. Вы, слышите, она умерла на моих руках. Она была в белом… подвенечном… платье. Боже, боже… я хочу быть с ней…
-- Ты… погиб?! - Нина с упорством вглядывалась в Сергея. -  Рассказывай мне, слышишь, где ты был, что ты там видел?
-- Я знаю одно - меня больше нет…

…Суматохин оторвал свой взгляд от картинки  монитора и повернулся лицом к подошедшей  Нинель. 
-- Оставьте нас. – Сухо скомандовала  она сотрудникам, работающим рядом с Аркадием Ильичём.
Его люди незамедлительно покинули научный бокс.
 -- Как это понимать? – Она была чем-то сильно озадачена и расстроена. – Объясните, зачем? Зачем?! Да, вы во истину, я посмотрю,… негодяй. – Кипела нескрываемой ненавистью  Нинель. – Вы поступаете очень подленько, исподтишка.  Вы врёте. Всё время врёте мне! Вы изначально не дали ему ни единого шанса. Это ведь вы, приготовили для него ловушку. И вы… вы, уже давно не подчиняетесь мне!
-- Ах, Нинель Яковлевна, вы  всё о своём Ширшове.  Не понимаю. Мне помнится, мы же хотели поиграть? Вот и поиграли. Как в жизни, по-настоящему.
-- Позвольте, то были не игрушки. Не игрушки! Там были люди!  И Ширшов был одним из них.
-- Вздор! Никого я не губил. Просто, взял и придумал интересный ход – сделал его другом - сотрудника спецотдела "сюртэ". Ха-ха-ха! Не смешно? А мне, знаете ли, очень.  А вот, что там с ними случилось позже - случилось, как случилось, и в том я не замешан. Извините.   
-- Не понимаю!  Не понимаю, для чего вам это было нужно?!  Вы решили сделать мне больно? Он ведь мог просто жить и быть по-человечески счастливым. Просто жить, понимаете?
-- Я не желаю делить тебя ни с кем, Нина. –  Загадочно улыбнулся Суматохин.
-- Что вы такое… несёте, Суматохин? Возьмите-ка себя в руки! – Нинель вспыхнула краской и топнула ногой, на решительно подошедшего к ней подчинённого.
-- Да, я знаю, он тебе даже очень симпатичен. Очень. И ты, как последняя шлюха, раздвинула свои ноги, и… переспала с ним. И я знаю, ты… ждёшь от него ребёнка. – Суматохин сощурил глаза и пристальным взглядом сверлил Нинель. – Вот. Потому он и должен был получить своё. Свою долгую и счастливую жизнь, но она бывает только  в сказках. Увы, он… не попал в сказочную историю. Не получилось! Мы вытащили его. Спасли,  так сказать, от разоблачения. Однако  я заставил его прожить ту жизнь и насладиться ею в полной мере, в моей сенситивной лаборатории! Ты даже представить себе не можешь, как это всё происходило! Поток его разума, направленный мною, вошёл в "воронку времени", и всё - буквально всё! -  окрасилось в нежно-розовый цвет, в цвет его любви. Это было что-то, Нина! Твой похотливый любовничек, был-таки, страстно влюблён. Понимаешь, страстно! Но,… не в тебя, нет, не в тебя, моя девочка. Его "тонкое тело" устремилось туда, к той, которую, он так желал. И твой Ширшов был там! Был по-настоящему! Без обмана! Он всё чувствовал! И, наслаждался тем счастьем. Дышал тем воздухом вновь. Это я! Это я, смог подарить ему такую возможность! Я!
-- Какая же ты – мразь! Ты  уничтожил его будущее. Ты уже заранее знал прекрасно, что ему не суждено пройти сквозь тоннель повторно, ведь, дважды не умирают. Умирают один раз. Ты всё рассчитал, подлец, какой подлец…
-- Безусловно. Я всё знал.  Однако позволь, то была игра. Хорошо разыгранная - жизнь, как игра. И, чёрт побери, она стоила того! Ниночка! Моя девочка, забудь обо всём! Я буду твоим вечным рабом! Буду служить тебе верным псом! Будь моею! Будь всегда со мной!
…И этот лысеющий, невзрачный тип, обхватил своими ручищами красавицу Нину и повалил на пол. Она сумашедше сопротивлялась, вырывалась из-под него. Он стал рвать на ней одежду, оголяя её цветущее тело.
-- Моё! Моё! – Выкрикивал он, прикасаясь к ней своими мокрыми губами. – Никому не отдам! Никому не позволю! Моё!
Она выбивалась из сил. На громкий крик не хватало дыхания, а Суматохин проникал всё глубже под её одежды, в самые сокровенные места.
-- Не смей! Нет! – Кусалась Нина, пытаясь отбросить его от себя, но Суматохин навалился всем своим весом и шёл решительно напролом.
Вдруг Аркадия Ильича оторвало от Нины и подняло к верху, и в следующее мгновение он получил сильный удар в солнечное сплетение, и задохнулся. И тут же мощный удар коленом по  физиономии опрокинул его на пол.
-- Поднимайся. – Сергей протянул свою руку и сурово взглянул на Нинель. – Я решил поговорить с тобой, а получилось, что… кое-что услышал.
Она не могла отдышаться и лишь прикрывала ладонями свою разорванную блузку, пыталась укрыть высоко оголённые ноги, опустить к низу, задранную Суматохиным вверх до не приличия юбку.
Аркадий Ильич невразумительно замычал и принялся, излишне, подниматься на ноги. Сергей не спеша, подошёл к нему. Схватил  за грудки и съездил, что было сил, с правой, по мерзкой физиономии. Суматохин пролетел метра три по воздуху и обрушился снова на пол. Сергей склонился над ним и принялся наносить удары по расплывшемуся в крови лицу. Он бил с ожесточением, со знанием дела. Ширшов убивал его методично и постепенно - кроша ему зубы и, стирая  в плоскость рыхлый широкий нос. Тело выдающегося учёного полностью обмякло и потеряло связь с разумом.
-- Достаточно! – Повисла на Сергее Нина. – Прекрати.
-- Уйди. – Прошипел Ширшов и вновь приложился по челюсти учёного.
-- Успокойся. Серёжа, давай уйдём отсюда. Достаточно. Ты убьёшь человека…
-- Я хочу убить, этого человека. Пусть он умрёт, как в жизни, по-настоящему. – И Суматохин ещё на один шаг приблизился к своей смерти, получив новый удар.
-- Всё. Всё. Успокойся, мой родной,… мой хороший. – Нина подняла руками, склоненную над Суматохиным голову Сергея, и прижала  лицом к своей оголившейся в тот миг груди. Сергей уткнулся губами в её упругий сосок. Она не отпускала его голову от себя, и он, задохнувшись её телом, остановился.
-- Оставь, эту мразь, и… пойдём ко мне. –  Прошептала она…

…Сергей отрешённо сидел в уютном кресле, в уютных апартаментах Нины. Его глаза потухли, и напоминали сейчас тусклые стекляшки. И в нём самом словно не было души. Душа была  высосана из него вся, по капле, он был пуст внутри, и мёртвый при жизни…
…Домашний отсек Нины представлял собою пять больших комнат, в которых потрясающе веяло свежестью. В каждой из комнат были слышны далёкие звуки – в одной  звук прибоя, в другой – городских улиц, в следующих – леса, ночи и деревенского утра. Это не трогало. В гостиной негромко звучал американский джаз. Сергей немного успокаивался, ему нравилась эта музыка. Нина наскоро привела себя в порядок и переоделась…
…Она вышла к нему в строгом брючном костюме и улыбнулась. Он не ответил.
-- У тебя очень свежо. – Выдавил он из себя, когда Нина вышла на кухню. – Не простудишься?
Она вернулась к нему с бутылкой шотландского виски и двумя бокалами.
-- Вряд ли. Привыкла. Ты разве не помнишь, у нас включена ионизация, потому так и приятно себя чувствуешь.
-- У тебя тёплый пол. Всегда ходишь босиком. – Сергей монотонно говорил пустые фразы, сам не понимая зачем. Ему было всё безразлично.
-- У меня есть всё, для приятной жизни. Всё это – мой, и… наш… дом. – Последние слова она произнесла очень осторожно.
Нина наполнила бокалы. Они немного отпили и замолчали.
-- Ты… вернулся? – Спросила Нина, немного погодя.
-- Неужели, так всё и было? Я не понимаю - я ощущаю, себя другим… я чувствую, что  умер, там.
-- Суматохин - ненасытное мерзкое чудовище. Мой муж терпел эту гадину, только за колоссальные мозги, в его черепушке. Возможно, он, в своём роде, гений. Талант. Ему удалось вернуть твой разум по коридору времени в будущее той, твоей другой жизни, которое должно ещё только состояться, и которое… состоялось. И ты, боже мой, был там. И ты пережил всё это, как если бы ничего не случилось,  не выдерни я тебя оттуда во время. 
-- Значит я – Ширшов? – Тихо произнёс Сергей, исподлобья взглянув на обворожительную Нину.
-- Ты это уже знаешь. Давай, выпьем. Мне нужно поскорее прийти в себя.
Они немного выпили и опять замолчали. Она сидела напротив и  прислушивалась к музыке.
-- Сколько тебе лет? – Внезапно спросил он.
--  Извини, я вне твоего времени. –  Было заметно, что она  удивлена его вопросом.
-- Мне думается тебе далеко за тридцать.
-- Хм, ничего себе. Я и в правду так ужасно выгляжу?
-- Не то. Я хотел сказать не так. Прости,  у меня в голове страшная каша. Целое месиво всего! Смотрю на тебя, а говорю одну нелепость за другой. Глупо. Так всё глупо, но мне кажется, ты… ненавидишь это место. – Сергей обвёл глазами её изысканное пристанище.
-- Что?! – Она удивилась его словам и слегка рассмеялась. – Надо же? И, исходя из чего, ты делаешь такие заключения?
-- Иначе бы ты не тратила на меня своё время. Я не думаю, что я сильно тебе нравлюсь, тут что-то иное. Ведь я прав?
-- Дурачок. Ничего ты не помнишь, и… ничего ты не знаешь. Однако ждёшь  моих откровений.
-- Нет. Я хочу уйти отсюда, как… и ты. Вот и всё.
-- Как,… я? – Она улыбнулась и закрыла глаза. – Что ты можешь знать обо мне, Серёжа? Может, я, и… не я, вовсе? Может быть, настоящая я, уже давно истлела где-нибудь в могиле, или же… ещё  не родилась? Пытаешься понять меня и использовать? Не выйдет. Потому что, это всё - мой дом. Ведь там, за этими чёртовыми горами меня никто и нигде уже не ждёт. И не будет ждать, в отличие от тебя… 
Сергей глубоко вздохнул и закрыл своё лицо ладонями. Нина понимающе замолчала, лишь спустя минуту тихо продолжила:
-- Мой покойный муж потерял всех своих близких в войну, в блокадном Ленинграде. Они погибли от бомбёжки - его первая жена Нина и дочь Леночка. Бомба угодила прямо в  квартиру, на последнем, пятом этаже, у них не было сил раз за разом спускаться в бомбоубежище. В шестьдесят третьем Алексей Викентьевич предпринял попытку спасти своих родных. Он смог к тому моменту уже побывать во временном тоннеле, и тогда же он решил, что у него появился шанс, вытащить дорогих сердцу людей из того ада. Это был самый первый его эксперимент, и Алексей пошёл на него сам. И………………………………..

…1943 год. Январь. Ленинград…

…Шубин быстрым шагом шёл по сумрачному умирающему городу. По улицам мёртвого города мела колючая позёмка. До начала смертельного артобстрела оставалось каких-то пятнадцать минут. Он успевал. Перед ним уже была видна его родная пятиэтажка. Вокруг было непривычно пустынно, одиноко и жутко холодно. Он был одет по военному времени, в офицерскую шинель с погонами майора, для прочей солидности, и некоторой не лишней безопасности. Внезапно справа от него в соседнюю подворотню проскочили не то люди, не то тени. Один из них что-то неловко пряча, нёс в руках. И Шубин, не понимая себя самого, внезапно окликнул подозрительных типов.
-- Эй! А, ну стоять! – Честь офицера заставила  разобраться с испугавшимися его людьми.
Подозрительные граждане пустились сразу от него наутёк. И Шубин стремглав бросился за ними. Они далеко не убежали, не смогли, не хватило духу, и завалились в снег, не пробежав и двадцати шагов.
-- Чего кричишь, ирод? Чёго хошь? – Таращился на Шубина тощий мужичонка и сноровисто что-то прятал под себя. – Зачем напужал? Мы своё несём, не чужое. Проходи мимо. Давай, давай.
-- Кто такие? Почему меня испугались, а?! Воруете? Мародеры. – Наседал на него Шубин.
-- Чего орёшь-то? Чё те надо? Это наше. – Мужик прятал под себя большой тряпичный свёрток. -  Иди, куды шёл. Мы тебя не трогали.
-- Говори, что уворовали, крохоборы, ну?! – Прикрикнул на доходяг Алексей Викентьевич.
-- Думашь в погонах, можно и орать? Обзывать? Можно наглеть, да, служивый? – Поднялся на ноги второй, более крепкий и наглый. Он отряхнулся от снега и зло глядел на Шубина. – Вали отсюдова, фраерок недорезанный. – И в руке того мужичонки блеснуло лезвие.
Шубин отреагировал мгновенно, и тут же выбил у него нож ногой, а самому нападавшему свернул кулаком челюсть. Мужик завалился в снег и взвыл от боли. Другой же, испугавшись расправы и над ним, заблажил что было сил, прося себе пощады.
-- Кончай верещать, не то и тебя пришибу! – Кинулся к нему разъярённый Шубин. - Что там спрятал?! А, ну!
-- Слышь, командир, - стал заискивать ползающий на коленях мужичонка,  -  то у нас ребёнчек.
-- Ребёнок? – Шубин заподозрил неладное и ухватил доходягу за шиворот.  – Куда это вы с ним бежите? Куда его несёте?
-- А чё? Чё? Чё, её жалеть-то? Она ж, не русская! У ей батька, Яшка - композитор, окочурился вчерась. Кому она нужна теперь-тоть? Ей ведь три года, она ж одна сдохнит? Мы б её людям хорошим снесли. Они б её кудать и определили б? Не дай с голоду помереть, служивый? У тя паёк есть, а мы – нвалиды, у меня - беркулёз и одной руки нету, вона! А, у Васьки ступню отрезали ишо до войны. Нам жрать хоца!
Шубин осторожно поднял от земли неказистый тряпичный свёрток. Он был почти невесом. Алексей Викентьевич приоткрыл тряпицу, нависшую на лице ребёнка, и на него уставились два больших тёмно-карих глаза.
-- Ах, вы гниды! Вы, что твари удумали?! Я же вас прикончу сейчас на месте, по закону военного времени! Душегубы! Мрази. Скоты. – И Шубин принялся давить ногами, словно мерзких тараканов, тех двоих нелюдей.
И в этот момент громыхнул первый разрыв снаряда, затем послышался второй, и совсем уже рядом… третий. Сердце было не на месте, и он кинулся бежать к своим, с несчастным ребёнком на руках. И пред ним предстала страшная картина. На месте родной квартиры зияла пустота, и валил густой чёрный дым………………………………..


…ХХХ. ХХХ. ХХХ…

…Нина вновь замолчала. Сергей сидел в глубокой задумчивости и не смотрел на неё.
--  Так, Алексей Викентьевич спас мне жизнь. К своим он тогда не успел, они погибли прямо на его глазах. Попытки вернуться туда вновь ему не удались. И я осталась с ним. Мой спаситель дал мне новое имя, сложив его из букв имени жены и дочери. А дальше,… дальше была интересная жизнь в науке, и ради науки…
-- Значит вам под силу и такое. – Отрешённым ото всего голосом произнёс Сергей. - Вы можете всё, и даже, вершить судьбы. И вам не страшно. Вы больше ничего не боитесь.
-- Не боимся. Потому что бояться-то нечего и некого. – Прошептала ему Нина. – Да-да, некого. Мы предоставлены сами себе. Нам можно бояться только лишь самих себя. Знаешь, если очень долго смотреть в самую бездну, бездна начинает смотреть на тебя…
…Сергей долго не сводил с Нины полных вопросов глаз, но не смел, заговорить с ней. Нина лишь лёгонько, глядя на него, кивала головой и тихо вздыхала.
-- Вот так. – Наконец произнесла она. – Думай не думай, но мы сами порождаем свои тайны и свои страхи, и свято верим в них. Всё что видят наши глаза -  великий обман. Игра разума. Возможно и такое, что ничего из вот этого не существует, его просто нет. – И она показала рукой на окружавшие их сейчас стены и предметы. – И никогда не существовало. Нет ни меня, ни тебя, ни всех остальных…
-- Постой, я ничего не понимаю. – Произнёс ошеломлённый Ширшов. – Мне трудно что-либо себе представить, и… больше не мучай меня. Мне кажется, я схожу с ума, от всего этого...
Она молчала и лишь следила взглядом за Сергеем, который сидел напротив, опустив низко  свою голову, и закрыв глаза.
-- Ответь мне, - он вдруг поднял на Нину воспалённые болью глаза, - меня не покидает чувство, что мы были  с тобой… ближе, чем вот так?
-- Тебе показалось.– Резко оборвала его Нина. – В этом ты заблуждаешься. Однако, спасибо большое, за помощь. Это животное – Суматохин, он словно обезумел. – И она принялась нервно прохаживаться по комнате. - Его выходка, она ему дорого обойдётся. Ничего, посидит неделю в карцере, на воде и хлебе, станет на коленях просить у  меня прощения.
-- Подожди, подожди… Суматохин?! Дай мне вспомнить, подожди. – Сергей напрягся, и сдавил голову руками, он хотел вытащить из своей памяти что-то очень и очень важное. – Точно, Нинель, всё точно! Поль! Он же говорил мне, что я… "спящий". И ещё, что они взяли моих родных, и вышли на группу террористов. Да-да! Именно, террористов…
-- Постой, погоди, выходит этот твой знакомый, знал, кто ты есть на самом деле? – Заметно забеспокоилась Нина.
-- Да. Он знал. Скажи, кто я на самом деле?! Ведь, вы готовили меня для чего-то мерзкого? Это правда? Я просто ничего не могу вспомнить. Ничего! Ты слышишь, у меня нет моей памяти!– Сергей откинулся на спинку кресла и вновь закрыл глаза.
-- Успокойся, Серёжа. Ты был вне нашей игры. Я не хотела тебя втягивать в наши проблемы.
-- Не верю. Я не верю тебе. И  не поверю больше никогда. Как я мог тебе доверять? Ведь, это ты сама и подставила меня…
-- Ты не прав. Послушай, всё не так.
-- Я прав! Ты втянула меня в ваши авантюры…
-- Нет! Я не такая мразь, как ты обо мне думаешь! – Нина бросила пустой бокал, который по-прежнему держала в руках на пол. -  Это не авантюра, Серёжа! Я спасала тебя! Если бы ты всё знал.
-- Перестань, я не поверю твоим словам…
-- Пойми, не я такая, мир вокруг нас такой. Он другой, совсем по-другому устроен. Вы ничего не знаете о нём, а мы,… мы решили изменить этот мир. Пойми, если бы мы не начали эту игру,… он доживал бы сейчас свои последние дни.
Сергей испепеляющим взором обжигал Нину. Она почувствовала его злость и беспомощно развела руками.
-- Они изменили наш мир, и уже давно. Смешно. Эти наши гнилые системы - капитализм, социализм, лишь частицы большой игры, уводящей много миллиардные толпы от истины. Вот этим вот миром давно правят избранные. Они и самые богатые, и самые неизвестные – Тайное Мировое Правительство. Что вы все знаете об этом, жалкие человечки? Да, ничего! Ведь это они решают в нашем мире всё – где и когда начинать войны, кому здесь благоденствовать, а кому голодать и вымирать. Кому свергать своих президентов, а кому менять всю общественную систему. Телевидение, газеты, журналы, наркотики и прочая дребедень – всё, всё под ними. Они стоят на вершине этого всего, и попирают ногами этот мир. И это они уже давно завладели тоннелями времени по ту сторону океана. И наш мир стал игрушкой в тех руках. Ты даже и не догадываешься, что все мировые правительства в сговоре между собой. Они уже давно договорились о том, как нам всем жить. Ты же прекрасно всё знаешь, вспомни, только вспомни, ну, ведь и до этой страны докатились "новые времена".  А удачные эксперименты со временем Шубина  решили попросту испепелить огнём. К чему им – Великим -  иметь конкурентов?  Нас предали за какой-то, десяток-другой миллионов их зелёной валюты. И они нас… уничтожили. Да, только господа просчитались! Мы уцелели и объявили ТМП незримую войну. Нами были подготовлены два проекта - "Орион" и "Дельта". Буквально через месяц, в Париже, в часовне Сент-Шапель, состоится рукоположение  Великого Магистра - главы всей тайной власти. Там соберётся вся верхушка руководящего комитета ТМП. И это наш шанс сотворить в рядах кучки прохвостов хаос. Члены группы "Орион" должны провести серию крупных терактов в столице Франции и отвлечь тем самым внимание спецслужб от собрания сих господ. А, люди из "Дельты" в это время займутся их изничтожением.
-- Вот как? – Спросил, словно что-то вспомнил Сергей. - "Орион" и "Дельта" это и есть "спящие"? Ваши хорошо внедрённые, с хорошей легендой… агенты? И ты сделала меня одним из них……………………………...........


…1988 год. Секретная научная станция "Альфа"…

…Суматохин учтиво усадил его на своё место.
-- Надеюсь, вы хорошо выспались, Сергей Вадимович?
-- Не совсем. Подолгу не могу заснуть.
-- Понимаю. Да и к тому же, в сей час ещё слишком рано. Даже солнце ещё спит за горами. – Усмехнулся чему-то Суматохин. – Но, ничего не поделаешь, это самое лучшая позиция в текущем реальном времени.
-- Будем работать? – Ширшов вопросительно взглянул на Суматохина.
-- Будем. Вот здесь, мы над вами и потрудимся. Именно здесь всё и произойдёт. – Он обвёл руками вокруг себя, показывая, практически пустую, комнатку, где из всего стоял лишь обтекаемой формы обыкновенный металлический стул. – Вот тут и рождаются нужные мне мыслеформы, и я совмещаю их со временем, ориентирую в пространстве. Вы, как объект, входите во временную воронку, и по самому настоящему тоннелю, вы уже побывали в нём, перемещаетесь в нужную точку прошлого, настоящего или же будущего. Только для начала мне нужно вас, так сказать, Сергей Вадимович обработать. Вы пока ещё не готовый продукт, а так скажем, заготовка. Мне нужно глубже проникнуть в ваше сознание. Не волнуйтесь, это не сложная, это довольно простая процедура и она не займёт много нашего времени.
-- Но-о, разве я буду перемещаться не из той огромной лаборатории? Ну, откуда мы с вами попали в Париж? – Слегка насторожился Сергей.
-- Вы знаете, нет. Мне удобнее сегодня переместить вас отсюда. Ведь мне предстоит вводить вас в ваше новое существование, в новую среду обитания. Для таких вот самых моментов и создан мной, этот, так сказать, тихий камерный кабинет. Я сижу и спокойно думаю, здесь меня ничто не тревожит и не отвлекает, вы меня понимаете?
И Сергей понимающе покачал головой, ему теперь было всё интересно. И он пожелал пойти до конца. А, вдруг у него получится?  Нина была, конечно, права, и от этого никуда не деться – ему дышала в затылок смерть. Сергея в один момент просто-напросто взяло бы и не стало, ведь и у него порой возникали такие предчувствия. И то было страшно даже представить себе – его нет на земле! – голова отказывалась тому верить и принимать. Нет-нет - он должен… жить! А, как же иначе? Эти люди, они знают о многом, и они хотят помочь ему. Вы слышите – он должен жить! И почему бы тогда не попробовать предлагаемое ему милосердной судьбою перемещение по самой жизни, вот только в другую жизнь? Он ничего теряет. Тем более что, Нина, она ворвалась к нему, в его мир, со всей своей завораживающей красотой и не растраченной нежностью. Он безотчётно доверял её слову. Ведь Нина не может ему лгать!
-- И что мне следует делать? – Спросил уверенно Сергей у притихшего Суматохина.
-- Теперь, перейти в другой бокс…
…И Сергей привычно улёгся на просторную кушетку. Человек в стерильном закрытом обмундировании соединял его тело и голову посредством липких электродов с аппаратом накопителя данных. Суматохин подводил ближе к нему механическую руку с тонким стержнем вместо ладони, на конце которой горел малиновый огонёк. Рядом с Сергеем вспыхнул до этого мёртвый монитор.
-- Не забудьте на глаза повязку. – Заботливо предупредил Аркадий  Ильич подчинённого. – А сейчас, Сергей Вадимович выпейте. – И Суматохин предложил ему стакан с оранжевой жидкостью. –  Оранж – апельсиновый сок, очень вкусный.
-- Сок? – Недоумённо посмотрел Ширшов на учёного.
-- Так надо. – Пожал тот плечами.
Голова почувствовала кружение и щелчки, как щёлкают клавишами включения и выключения.  И тут же возникло ощущение безразличия ко всему происходящему вокруг. Сергей улыбнулся и надвинул себе на глаза повязку. Он слышал, как Суматохин разговаривал с ним и продолжал глупо улыбаться в ответ, тем жёстким, нет -  жестоким словам учёного:
-- Я должен получить полный контроль над твоим разумом Ширшов. Полный. Я поработаю с твоим бушующим мозгом. И ты будешь, выжжен из своего прошлого и настоящего. Я вложу в тебя твою новую жизнь. Ты у меня станешь совсем другим человеком. У тебя вдруг появятся непередаваемые ощущения многоформного продолжения своей жизни. И ты примешься  искать себя, но… ты уже будешь тогда вне игры.  А, пока, я говорю тебе, прощай, именно - прощай… …прощай… прощай… прощай.  – Покатилось далёкое эхо в чёрную глубину………
……………………………………………………………………………………………………………

-- Доктор, что же с ним происходит?! – Говорила женщина, всхлипывая и, видимо, утирая слёзы. – Ведь он не узнаёт ничего и никого. Он не помнит, даже себя…
…Он осторожно открыл свои глаза и увидел очень светлый кабинет. Напротив него сидел, положив руки на стол, человек в белом халате. Врач. Справа незнакомая женщина, вытиравшая платочком, катившиеся из глаз слёзы.
-- Вера Александровна, вам не следует плакать. Мы попытаемся в нём разобраться. Такое случается. Временная потеря памяти, это не ново. – Обратился врач к женщине. – Всё образуется. Мы постараемся вернуть вашему мужу всю его память.
-- Перед тем, как этому случиться, за два дня, Сергей задержался на работе. Оттуда он возвращался пешком. Сильно стемнело, и его неожиданно сбила машина. Всё так глупо случилось. Он пришёл домой, прихрамывая, все руки в ссадинах. Благо ещё, что машина двигалась  с небольшой скоростью… 
-- Так-так. Ваш муж не говорил, может, он ударился…  затылком… лицом?
-- Нет. Серёжа сказал мне, что подвернул лишь сильно ногу.
…Он не воспринимал сути чужого разговора, и ему вдруг захотелось уйти. Здесь всё было ему не знакомо, чуждо, и… даже враждебно. Он приподнялся.
-- Серёжа, присядь. – Тронула его за руку женщина. – Мы пришли на приём.
-- Мне нужно идти, меня ждут. – Он отдёрнул свою руку. -  Я не знаю вас. Где я? Что всё это значит? – Он с тревогой осматривался вокруг.
Врач показывал женщине рукой не волноваться, а сам поднялся со своего места.
-- Сергей Вадимович, вам надо успокоиться. Ваша жена и я, мы хотим помочь вам. – Доктор принялся учтиво усаживать пациента на стул. – Вы – Ширшов Сергей Вадимович. С вами, в некотором роде, произошло недоразумение. Вы ненадолго забыли, кто вы и где. Однако это поправимо, бог мой, с кем не бывает. Присаживайтесь, и понапрасну не волнуйтесь. Я помогу вам вспомнить себя.
-- Бог был на земле. Бог есть. Они видели его. И слышите, он ходил по воде, аки посуху. – Заговорил испуганным голосом Сергей. – Вы не доктор! Нет?! Вы же,… Суматохин! Аркадий Ильич, что это вы со мной сделали?!
-- Успокойтесь, Сергей Вадимович. Что это с вами? Я не знаю никакого Суматохина. – Врач, усиленно почёсывал свою бородку, и пристально всматривался в Ширшова. – Моя фамилия Корин. Я - врач. Занимаюсь вот, вашим психическим расстройством. Давайте-ка, мы с вами побеседуем, Сергей Вадимович. Вы ведь хотите выговориться, не так ли? Расскажите мне тогда - вы интересуетесь библейским писанием?
Женщина смотрела на него широко раскрытыми глазами и буквально, переживала внутри себя самый настоящий ужас.
-- Где,… Нина? – Он испуганно смотрел на присутствовавшую рядом с ним свою жену. – Вы - не Нина. Вы - другой человек. Мы не знакомы с вами! Кто вы?
Он с силой сжал свою голову руками и, внезапно, из его горла вырвался, похожий на  звериный -  вопль. Это был крик полного отчаянья и непонимания…
-- Вера Александровна, пожалуйста, выйдите! – Врач принялся уговаривать женщину выйти из  кабинета.
-- Серёжа, родной, что с тобой?! – Задыхаясь от происходившего с ним кошмара, проговорила она. – Доктор, помогите же ему! Он сходит с ума?! Понимаете, мой муж болен, помогите ему, я вас умоляю…
-- Помогу. Конечно. Конечно.  – Доктор учтиво проводил заплаканную женщину до двери. И она вышла из кабинета.
-- Сергей Вадимович. Сергей Вадимович, ну, что же вы, а? Довели несчастную супругу до истерии. Говорил я вам -  никому и ничему не верьте? Говорил. Говорил, отказаться от её предложения? Говорил. Понимаю, перед её красотой трудно устоять. Понимаю. –  И врач подошёл к нему ближе.
Однако он  не смог уловить смысла в тех  словах. А врач тем временем  впился ему в плечи своими руками и продолжал:
-- Они страшные порождения гениального Шубина, им не жаль никого. Люди для них лишь,… объекты. И вы, мой милый, погубили себя, согласившись увидеть непостижимое, того чего нет! Сейчас закройте свои глаза.  Я досчитаю до четырёх и вы,… проснётесь. – И врач принялся медленно считать. -  Один... Два... Три... Четыре!...
…И он мгновенно открыл глаза…………………………………

…Мимо него, по широкому проспекту,  нескончаемым потоком скользили машины. На большой город незаметно опускался вечер…………………….



…1994 год. Париж. Осень…

…Заморосил дождь и Рене поднял воротник своей куртки. Он пытался припомнить, как оказался здесь, но перед лицом  возникала одна и та же картина, красивое лицо с безумными глазами жены Полежаева. В ушах стоял её нестерпимый крик, и фразы на незнакомом ему языке, царапающие саму душу: «…Это же мой Серёжа! Я не хочу жить без него! Оставьте меня с ним!» Рене сильно тряхнул головой и пошёл вдоль шумного проспекта. На глаза бросилась вывеска ресторанчика, и он открыл ту дверь. И в него тут же вошёл запах печёной ванильной сдобы, и тихого домашнего уюта. Он прошёл к небольшой стойке бара, устроился на высоком стуле и закрыл глаза.
-- Добрый вечер, мсье. – Услышал он вкрадчивый голос бармена. – Что-нибудь и покрепче?
-- Валяй. – Выдохнул уставший за воскресный день Рене.
Бармен предложил ему шотландский скотч со льдом. Рене немного отпил и тут в зале, немного громче обычного заиграла музыка. Возле Рене облокотился на стойку неизвестный, и принялся разглядывать полупустой зал, а Рене продолжал сидеть лицом к бару, погрузившись в свои размышления.
-- Не рекомендую, вам напиваться. – Неожиданно сказал незнакомый человек. – Этим ничего не решить.
Рене осознал, что этот человек обращается к нему, и хотел, было повернуться в его сторону, но услышал на это строгое предупреждение.
-- На меня не нужно смотреть, Рене Вивьес. Сидите, как и сидели, и не привлекайте к нам излишнего внимания.
-- Откуда вы меня знаете?! – Удивился сверх меры Рене. – Позвольте?!
-- Пустое. Вы не такой, как все, Вивьес. Вы отличаетесь от остальных людей, и потому нельзя быть таким беспечным. Зачем вы пошли сегодня на контакт с русским? Были у него в квартире? Это неосмотрительное решение может погубить многих. Нашей жизнью порой правит самый банальный случай, вот в чём всё дело. Живите обычной жизнью. Любите Изабель, и не напивайтесь, не советую. Изабель уже ждёт вас. Будьте мужчиной и сделайте ей, наконец, предложение. Наслаждайтесь осенью в Париже, и не думайте больше ни о чём.
-- Что?! – И Рене, не вытерпев такой наглой неучтивости по отношению к себе, резко повернулся в сторону нахала и наткнулся… на пустоту. Рядом с ним никого не было. Он быстро окинул суровым взором ресторанчик, но человека, хотя бы чем-то похожего, на того типа не увидел. К Рене не спеша, подошёл не обременённый проблемами бармен.
-- Вы что-то желаете ещё, мсье?
-- Скажите, любезный, ты не видел, куда подевался мужчина, стоявший рядом со мной, вот только что?
-- Разве кто-нибудь к вам  подходил? –  Искренне удивился бармен. – Я никого не заметил, мсье.
-- Того не может быть! Как ты мог его не заметить? Он тут торчал минуты три, не меньше!
-- Простите, мсье, вам, видимо, показалось. Вы здесь, всё это время находились один. Вы хорошо себя чувствуете, мсье? – Поинтересовался учтиво бармен.
-- Что ты такое говоришь, приятель? – Хмыкнул обескураженный произошедшим Рене. – Неужели я так сильно похож на кретина? Ты, что же думаешь - не свихнулся ли я часом?! – Уже крикнул бармену в лицо разгневанный Рене. – Вы, что тут, решили поиздеваться надо  

…ХХХ. ХХХ. ХХХ…

-- Нет! Я в порядке! Оставьте меня! – Он вздрогнул всем телом и увидел, стоявшую рядом Нину.
-- Тебе нездоровится? – Её глаза  выражали сильную обеспокоенность.
-- Ты? Почему… ты? – Испуганно разглядывал Нину Сергей. – Ты. Конечно ты. Вы все мне снитесь. Где я? Почему мне так плохо? И что со мной?
-- Серёжа, так бывает. Ты должен был измениться, чтобы выжить. Мы работали над этим. Не обращай внимания, на своё состояние. Это пройдёт. Ты должен верить только мне, потому что ты только со мной, и больше ничего нет. У тебя возникло много вариантов и ощущений пространства, но это всё иллюзии, среди них постоянна лишь я, и моя реальность.
-- Зачем, я был вам нужен? Зачем, вы изменили меня? Я хочу оставаться самим собой! Слышишь, тебе не дано решать мою судьбу! Оставь  меня! Уйди…
-- Уже поздно, Сергей. Ты сам решил стать другим, ведь, у тебя закончился твой жизненный источник. Твоя жизнь стала отсчитывать часы, ведущие тебя к смерти, к твоему уничтожению. Где-то там, ты не заметил критической точки своего слома, и… ты сам оборвал нити своей жизни. Для тебя в этой реальности оставалось лишь одно – умереть, исчезнуть. Я решила обмануть твою судьбу. Мир -  пространство и время – бесконечно вариантные! Ты изменился, и ты сейчас продолжаешь жить, и ты будешь жить, вместе со мной…
-- Сколько по времени, я отсутствовал здесь? Мне ничего ровным счётом не знакомо. – Сергей осматривал бокс Нины, и раскачивал тяжёлой головой.
-- Тебя не было с нами около двух месяцев. Нам пришлось в этот период сменить нашу ось и точку отсчёта. Так уж получилось, извини. Нам иногда приходится защищать себя от вторжений непрошенных гостей…
-- Подожди, и сколько я прожил там?
-- Там? Почти… всю жизнь.
-- И который сейчас год? – Спохватился Ширшов и подозрительно взглянул на Нину.
-- Мы, и всё, что вокруг нас, сейчас в "реальности". Назови это – настоящее. И здесь нет такого понятия -  год, месяц. Мы в мысленном энергетическом потоке и можем, если того захотим оказаться в любой точке инвариантного пространства, и в любом временном потоке. Мы вне понятий и восприятий времени, Серёжа!   
-- Не-ет, я не желаю быть таким! – И Сергей направился к входной двери. - Мне нужен твой Суматохин, пусть он всё исправит. Я не человек, я… мыслящее, ущербное существо. Не-ет, так продолжаться не может…
-- Погоди! Суматохин заперт в карцере. Он сильно избит. – Нина догнала Ширшова и притянула к себе за руку. – И боюсь, он тебе не станет помогать. Этот подлец ведёт двойную игру. Да-да, ты лишь подтвердил мои подозрения. Эта гадина, он же… предал нас. Он сдал им всю нашу сеть, всех наших людей. Предатель….
И тут в небольшом круглом динамике, служившем своего рода звонком, раздался голос:
-- Внимание, к вам пришли. Аркадий Ильич Суматохин.
Нина удивлённо посмотрела на Сергея. Дверь неслышно отошла, и на пороге появился Суматохин. Нет, это был не тот избитый Ширшовым жалкий человечишка, то был вполне розовощёкий и невредимый Аркадий Ильич, лишь немногим не такой, как прежде. Нина вспыхнула краской, одним неуловимым движением выхватила откуда-то из-за своей спины пистолет и навела его на гениального учёного.
-- Подонок! Рыскаешь повсюду, продаёшь и предаёшь меня, всех нас! Я пристрелю тебя, как последнюю сволочь! Мерзость! – Нина вонзила дуло пистолета в щёку Суматохина. – Мне не нужны твои продажные мозги! Ты сдохнешь, прямо сейчас!
Ширшов шарахнулся от них в сторону. Он абсолютно ничего не мог понять и уяснить. Суматохин зашёлся дрожью и присел на свои колени.
-- Нинель Яковлевна! Я не причём! – Голосил пронырливый учёный.
-- Ты всегда причём! Ты стал, не уловим и не досягаем, на все времена. Сколько же тебя на весь этот мир? Много! Уже слишком много! Ты где уже только не побывал, и существуешь повсюду, но только не сейчас. Я уничтожу тебя, раз и навсегда!
-- Нет! Это не я! Не я! Это всё… Шубин!  Нина, это же всё Шубин! – Взмолился, хватая Нину за ноги Суматохин.
Нина на секунду отпрянула от Суматохина в полной растерянности.
-- Что ты несёшь, мразь?! Да, как ты смеешь трепать имя моего покойного мужа?!
-- Нина! – Заходился от страха Аркадий Ильич. – Послушайте, это всё придумал он! И сейчас послал меня к вам, тоже он!
-- Не может быть? Суматохин, ты же…  врёшь?! Да,  ты просто пытаешься спасти свою гнилую шкуру?
-- Да, нет же, нет! У нас возникла большая и очень не хорошая проблема. Алексей Викентьевич хочет видеть тебя, и… Ширшова. –   Сбивчиво объяснял Нине Аркадий Ильич.
-- Опусти свой пистолет, Ниночка. – В открытых дверях возник живой… Шубин. – Ненужно убивать Аркадия, он работал всегда под моим началом, и я доволен его работой.
Нина схватилась руками за голову и отступила в глубь прихожей. Для Сергея же, всё потеряло вообще всякий смысл.
-- Алексей? Ты? Так значит… ты… не… умер? Ты просто обманул меня? – Еле слышно проговорила Нина. – Ты… просто… разыграл свою смерть…
-- Играть, так  играть, Ниночка. А, это, как я погляжу, и есть твой выбор? – Шубин прошёл в прихожую и пригляделся к Ширшову. – А, ты знаешь ничего. Молодой, здоровый, и потомство будет крепким…
…Сергей во все глаза следил за происходящим и вообще мало, что соображал. Он вспомнил про того самого учёного Шубина и отметил для себя, что этот человек выглядел не таким уж и старым, как рассказывала о нём Нинель.
-- Ниночка, родная, ты женщина и многое воспринимаешь не так, как оно есть на самом деле. – Шубин приблизился к Нине. – Мне нужно было иметь себя в другом временном измерении, иначе все мои усилия пошли бы прахом. Я умер в восемьдесят восьмом, но я был жив в восьмидесятом, откуда я и вернулся к тебе. Неужели, ты мне не рада? 
-- Ты, Алексей, как обычно не предсказуем, и… оттого мне не хорошо сейчас.
Шубин дотронулся до Нины рукой. Она же продолжала отодвигаться от него.
-- Я в курсе всего. Мне известно обо всём, и в мельчайших подробностях. Так вот, наш энергетический модулятор "реального" стал сейчас моим домом. И вы, и я, и все мы вместе существуем сейчас в этом. Мы должны и обязаны благодарить гений Аркадия Ильича, а не пытаться уничтожить его, Нина. Это он подарил нам такую возможность, существовать в потоке настоящего. Да-да, Ниночка, послушай меня дальше. Я пошёл на контакт с ТМП ещё в восемьдесят восьмом, и они были поражены нашими тогдашними достижениями. Ведь мы оторвались от них. Мы ушли вперёд, и уже тогда, почти выиграли битву. Я показал им в реальности парижскую осень девяносто четвёртого года, как наши люди из "Дельты" и "Ориона" уничтожили всю верхушку ТМП. И эти,… эти… людишки, они испытали… шок! Настоящий шок! Ты бы видела их, ползающих у моих ног! Они запросили себе гарантий безопасности, в обмен на то, что  уступают нам… весь мир! Слышишь, они больше никто! И мне пришлось ради этого пойти на жертвы. Я  отдал им всю сеть "спящих" по всему миру. Однако цель достигнута. Понимаешь, отныне мы властелины вот этого самого мира! И ты у меня молодец. Ты исключительно плодотворно работала все эти годы без меня. И только благодаря твоим стараниям, всё здесь двигалось, как и при мне. Правда, наша семья в будущем несколько увеличилась, но… ты была верна… нашей идее, и, следовательно, мне - твоему мужу. – Шубин строгим холодным взором наблюдал за взволнованной Ниной.
-- Боже мой, Алексей, ты ли это? Как же ты изменился, нет,… не внешне. Что ты говоришь сейчас? Что? Неужто, ты безоговорочно веришь самому могущественному тайному сообществу?! Веришь этому прохвосту - Суматохину?! Какие же нелепости ты говоришь, какие… нелепости. Я знаю лишь одно – нас предавали, предают, и будут предавать. – Нина чувствовала какой-то подвох в словах Шубина. Она улавливала в его словах не искренность, и она видела, как ликовал всем своим существом в тот момент Аркадий Ильич Суматохин.
-- Всё, Ниночка, это больше не обсуждается! У нас неожиданно, против всех законов, возникли непредвиденные обстоятельства, в девяносто четвёртом. Прежде там было всё чисто, и мы прошли тот рубеж без каких-либо проблем. А, вот сегодня, мне понадобиться твой объект…

…1994 год. Северо-восток России. Секретная научная станция "Звезда"…

...Они шли по научному блоку станции "Звезда". Обслуживающий персонал станции был явно чем-то обеспокоен. Люди стояли в коридорах, многие даже не обращали внимания на своё руководство в лице Шубина и Нины проходивших мимо них. Ширшов шёл им во след, позади него плёлся Суматохин. Аркадий Ильич всякий раз обращался к сотрудникам, чтобы те зашли в свои боксы и не наводили лишней суеты. Таким составом все они проследовали в раскрывшуюся перед ними большую и массивную из многослойного металла дверь. За ней была одна из заброшенных лабораторий. Вся обстановка внутри была укрыта запылившимся от времени брезентом. В глубине этого помещения, вкруг круглого стола, стояли шестеро здоровенных парней, а за столом на крутящемся кресле восседал упитанный человек с нагловато-нахрапистой физиономией.
-- Вот, Ниночка, познакомься, тот самый генерал Погорелов. – Обратился Шубин к Нине.
Незнакомый мужчина проворно поднялся с кресла и нагло, вместо приветствия, притянув к себе руку Нины, поцеловал её.
-- Владимир Анатольевич. – Расплылся в улыбке Погорелов.
-- Я тебя отказываюсь понимать, Алексей? Зачем ты пристегнул к нам Погорелова? – Нина по-прежнему с недоверием смотрела на внезапно ожившего супруга.
-- Ах, да, ты ещё не знаешь. В сих развальных девяностых, начались перебои с поставками обогащённого урана. Наши реакторы могли встать. Владимир Анатольевич, сегодня контролирует весь производимый уран на просторах нашей несчастной отчизны. Так что, теперь он нам друг и соратник в борьбе. – Шубин слегка усмехнулся и с заметным пренебрежением взглянул на Погорелова. – И ему, ну, как прожить теперь, без нас? Растут дети. Жена, две любовницы, дома  в Москве и Лондоне, яхта на карибах, охота в африканской саванне! Везде нужны, эти чёртовы доллары, фунты…
Погорелов раскатисто рассмеялся.
-- Всё шутите, Алексей Викентьевич, всё шутите. А вот ваша жена, настоящая красавица. Очень рад познакомиться. Очень. – Погорелов не сводил глаз с Нины. – О, Нинель Яковлевна, я не простой генерал! Я, тот самый генерал, который решает всё! После расформирования Стратегической Разведки вы остались без должного прикрытия. Теперь я ваше прикрытие! Вспомните, как вам досаждали местные геологи. Всё! В девяносто четвёртом году, такой проблемы не стало. Зато возникла проблема с добычей в вашем районе платины. Мы и это решили. Быстро. – Погорелов продолжал нагло рассматривать Нину с ног до головы.
-- Успокойтесь, генерал, и не поедайте Нинель Яковлевну глазами. Тем более что она у меня в положении…
Нина сверкнула глазами на супруга, но смолчала. И Шубин взглянул на свою жену и лишь заулыбался.
-- А, смешного-то мало, господин, уважаемый учёный. – Обратился к нему с упрёком в голосе Погорелов. – Давайте, я прикажу моим орлам, и они выкурят его оттуда, в сей момент. И пикнуть не успеет, только пух, да перья с него полетят.
-- Отставить, генерал! Отставить. – Шубин не спеша, направился к Сергею. – Там ядерный реактор, могут быть такие последствия, ого-ого. – Он взял Сергея под  руку и повёл ото всех. – Знаете что, Сергей Вадимович, я рассчитываю лишь на вас. Вы пережили весьма интересные моменты в жизни и сейчас не в лучшей форме, но выхода нет. Теперь всё, увы, зависит, я полагаю, от вас. Прямо, как в лучших традициях Голливуда - вы тот самый герой одиночка, что решит судьбу всех. И… спасёт мир. – На лице Шубина в ту минуту возникла горькая улыбка. 
-- Мне слишком трудно, и я плохо понимаю, о чём идёт речь? – Мотал из стороны в сторону тяжёлой головой Ширшов.
-- Проглядели мы одну не хорошую вещь. Не додумали. У нас тут засел, понимаете, местный террорист, и ни где-нибудь там забаррикадировался, а в блоке управления атомным реактором этой станции. Аркадий Ильич, подойдите сюда! – Обратился Шубин уже жёстко  к Суматохину.
И Суматохин сразу поспешил к ним.
-- Что там у нас? Расскажите Сергею Вадимовичу, подробнее.
-- Ваш друг, Сергей Вадимович - Виктор Обозников, решил попить нашу кровушку. Помните такого?
Сергей принялся вспоминать, но память молчала. И он в бессилии ударил кулаками по своим ногам.
-- Э-эх, Нинель Яковлевна, Нинель Яковлевна, переусердствовали мы с вами. – Обратился Суматохин к опустившей голову, и стоявшей от них в дальнем в углу Нине. – Вот видите, Сергей Вадимович, ничегошеньки не помнит. Сожгли мы ему всю память, вместе с жизненным кодом. Будь он не ладен. Ваш объект совершенно не тот, прежний Ширшов, он -  француз - Рене Вивьес. Да-да, он к нам весь уже не вернется…
-- Аркадий Ильич, продолжайте. Сергей Вадимович постарается вспомнить. Он очень постарается.  – Надавил своим голосом на Суматохина Шубин.
Погорелов хмыкнул и, махнув рукой, пошёл к своим людям. Нина в тот момент закрыла лицо ладонями и отвернулась к стене, тихо шепча себе: «…Господи, что мы творим? Что мы творим? Господи, прости, меня если сможешь. Господи… Господи… Господи…»
А Суматохин продолжал вводить Ширшова в обстоятельства случившегося:
-- Этот сучонок, оказался не так прост. Он прихватил с собой килограммов тридцать аммонита, детонаторы, и хочет разнести всё тут в клочья. Проглядели. И это целиком моя вина, Алексей Викентьевич. Мало того, нет, чтобы бросить его подыхать на доставочной площадке, затащили на станцию, сердобольные. Вот тут он и выдал, зачем нас искал… 
-- Слышали, Сергей Вадимович? – На лице Шубина застыло выражение вопроса. – Вам… плохо? 
Сергей еле-еле стоял на ногах, его сильно пошатывало.
-- Боюсь, его мозг не выдержит таких нагрузок. – Вздохнул разочарованный Суматохин. – Ах, как же всё не во время, как не вовремя…
-- Сергей, вы меня слышите? – Шубин положил руки на плечи Ширшову.
-- Да, у меня всё уже прошло. Я помню… Обозникова… Виктора. Мы… вместе работали.
-- А?! Аркадий! Что я говорил!  Да, он …………………………………………………………………………………………………………….

-- Молодец. Сережа у нас молодец. – Приговаривала старенькая женщина в застиранном сером халате, поднося ему ко рту ложку с кашей. – Кушай, Сережа. Кашка манная с маслицем. 
Он сидел, согнувшись на скамье за столом, и монотонным маятником качался вперёд-назад, медленно пережёвывая холодную и в комках кашу. Мимо него ходили, радуясь жизни незнакомые ему субъекты, в таких же застиранных и убогих халатах. Узкие оконца в стене были зарешёчены и некоторые из тех странных субъектов по-деловому примерялись к тем решёткам, в надежде их когда-нибудь перегрызть. Он посмотрел на высокую остеклённую  дверь. Сквозь замусоленное стекло на него смотрела и плакала навзрыд молодая женщина.  Он улыбнулся ей и вывалил изо рта ложку каши, только что доставленной ему старушкой.
-- Сережа, не плюйся! – Расстроилась старушка. –  Не хорошо себя ведёшь. Доктор будет сердиться, что ты плохо ешь. И Вера Александровна будет расстраиваться. Ты видишь, она уже все глазки свои выплакала за тебя. Нужно хорошо кушать, Сережа, чтобы поскорее выздороветь. Ну, скушай ещё ложечку. Вот, молодец……………………………………………….
…………………………………………………………………………………………………………….

-- Молодец, Сергей Вадимович! – Прорвались к Сергею слова Шубина. И он решительно выпрямился, и даже постарался твёрдо стоять на ногах…
…Шубин глядел ему прямо в глаза, по-прежнему придерживая Сергея своими не дюжими руками:
-- Обозников, он… не прав. Требует в срочном порядке закрыть все наши станции. В противном случае, угрожает подрывом. Детский сад, ей богу. Это, так не умно. Я пытался объяснить ему, что такое уже просто не возможно, но, он же меня и слушать не желает. Он оказался, максималистом. А то, что он задумал опасно не только для нас. Хотя, я не верю, что Обозников пойдёт до конца, ну, а… вдруг?
-- И, вы хотите, чтобы я с ним… встретился?
-- Вы отлично меня поняли, Сергей Вадимович. Именно встретились, и уговорили бросить ту опасную затею. Мы выпустим его живым и невредимым, даже отправим в Петропавловск. Если он того пожелает, мы в силах устроить ему самые комфортные условия жизни. Объясните своему другу, что он не прав. Хорошо? А, я даю слово, что всё мной обещанное сейчас, мы выполним.
На Сергея давил тяжёлый взгляд Шубина. Он с минуту молчал, раздумывая, и  ответил для всех неожиданно громко и уверенно:
-- Идёмте. Я готов.
-- Постойте! – К ним снова направился Погорелов. -  Так не делается. Всё это чушь собачья! Послушайте, как только тот тип начнёт впускать к себе Ширшова, мои ребята ворвутся к нему, и никаких проблем уже не будет.
-- Не тот случай, Владимир Анатольевич. Нет стопроцентной гарантии, а значит, мы на такое не можем пойти. Сергей Вадимович,  решит эту проблему сам, без посторонней помощи. – Осадил генерала Суматохин.
-- Я решительно в том сомневаюсь. И потом, мне надоело торчать здесь вторые сутки! Я уже должен быть в Москве! Меня ждут, а я до сих пор с пустыми счетами.
-- Вы можете, генерал, не только счета, но и голову свою потерять, и не из-за баб, как это с вами порой случается, а на самом деле. Вы разве не понимаете? Вот тогда вам пополнение ваших счетов уж точно очень долго не понадобятся. Наберитесь терпения и ждите, мы все заинтересованы в вашем безбедном существовании, уж поверьте мне. – Бесцеремонно резал Погорелову в лицо ни кто-нибудь, а Аркадий Ильич Суматохин.
-- Терпение. Оно у меня уже кончается! Я предупреждаю вас - если, у вашего Ширшова ничего не выйдет, действовать буду я! – Разозлился на всех Погорелов. – Я вам покажу, как могут работать мои люди. И всех  дел-то, на пять минут! Ничего, ничего, ребятки, мы ещё поработаем. – Зло глянул на Сергея генерал и сплюнул себе под ноги.
Сергей пошёл к выходу, но внезапно остановился и поменял решение. Он направился к одиноко стоявшей Нине. У Шубина на щеках заходили большие желваки. Суматохин и Погорелов пристально наблюдали за всем происходящим.
Нина подняла глаза на Сергея и, не вытерпев его взгляда, отвернулась.
-- Нина, то, что говорил Шубин, это правда?
-- Я думаю, мой муж не врёт. Так всё и есть. Обозников работал неподалёку от нашей станции…
-- Не уходи от ответа, ты ведь знаешь, о чём я говорю. Мне важно услышать это от тебя.
-- Тебе не нужно знать ничего лишнего.
-- Тогда я никуда не пойду.
-- Ниночка, чего уж теперь, не томи своего рыцаря. Скажи ему то, о чём он хочет слышать. – Обратился внезапно Шубин к застывшей в оторопи Нине.
-- Сергей иди, и ни о чём не думай. – Тихо произнесла Нина.
-- Я думаю о тебе, и неспроста. – Сергей говорил с ней таким же тихим полушёпотом. - Скажи мне правду, хотя бы сейчас – ты ждёшь от меня ребёнка?
-- Ниночка, поторопись, нам нужно идти. Друг Сергея Вадимовича не намерен долго ждать. –  Вновь хлестнул Нину металлический голос Шубина.
-- Скажи правду, Нина! – Сергей был настойчив и твёрд. – Неужели тебе трудно быть честной со мной?
--  Да! Да! Да! – Нина обняла Сергея и зашептала на ухо. - Иди к Обозникову, и… делай своё дело, обо мне не вспоминай. Со мной всё будет хорошо. Понимаешь, со мной ничего не случится, и… не верь ничему, не верь…
…Они шли рука об руку с Шубиным к энергетическому блоку станции, представлявшему собой атомный миниреактор.
-- И вы не побоялись в этом подвижном вулканогенном поясе установить настоящую ядерную бомбу? – Спросил Сергей на ходу у Шубина.
-- Нет. Мы всё просчитали. Нам нужен был постоянный источник питания с максимальными возможностями. На каждой из наших станций установлен такой миниреактор, и поверьте, проблем с ними не возникало.  Мы умеем хорошо строить.
-- А, Обозников, он, что, так грозен для вас?
-- Не уверен, но сомнения присутствуют. Рисковать не приходится. Я думаю лучше всё решить миром, не правда ли?
-- Вы правы.
Шубин отвечал Сергею мимоходом не задумываясь, он думал о другом.
-- Сергей Вадимович, вы знаете, что я люблю Нину? Люблю, наверное, по большей части и порой, отцовской любовью. Она намного младше меня, я это понимаю, но не могу побороть свои чувства. – Шубин изменился в лице. Оно стало каменным и суровым.
Они продолжали уже спускаться к энергоблоку реактора, по широкой винтовой лестнице. Суматохин и Погорелов со своими людьми не слишком торопились и не могли слышать разговора Сергея с Шубиным.
-- Мы скоро будем на месте, и я хочу сказать вам – в любом случае забудьте её. Она не для вас. Я спасал Нину для себя, и ваше коварство не приемлемо.
-- Это даже странно. Мне трудно что-нибудь вспомнить, но Нина… она осталась со мной. Понимаете, она во мне. – Попытался неловко объяснить свои чувства Шубину Сергей.
-- Она постаралась. Она умная девочка. Ниночка, я допускаю, могла воспылать к вам чувствами, но это всё, как… искра – вспыхнула и погасла. Я предполагаю, да-да, моя девочка очень захотела родить ребёнка. Инстинкт матери, он бушует в ней с недавних пор. И тут вы,… удачно подвернулись.
-- Не помню я своих подворотов. И поэтому мне трудно  возражать.
-- А возражать и спорить друг с другом, мы и не станем. Вы для Нины – никто. Просто уясните это себе и всё. Мы будем жить без вас, Сергей Вадимович. Вот и всё.
Они замедлили свои шаги. Ответ Ширшова затянулся.
-- У меня будет одно условие. – Наконец заговорил Сергей и остановился, до энергоблока оставалась пара шагов. Охрана уже открывала массивные двери перед ними. – Верните меня себе. Сможете? – Сергей точно припечатал Шубина к стенке своим вопросом. – Я не полный идиот, и понимаю, доверять вам нет смысла, но я полагаю, вы человек слова и чести. Со своей стороны я постараюсь выполнить все свои обещания.
-- Сергей, это задача… не выполнима. Суматохин, он перепрограммировали ваш код жизни. Он в прямом смысле выжег,  включившуюся внезапно в вашем прежнем коде неотвратимость преждевременной смерти, а с ним и всю ту жизнь.  Но, я попытаюсь… изменить вашу теперешнюю жизнь...
-- Я бы хотел остаться… Ширшовым…

…Сквозь пуленепробиваемое оконце массивной бронированной двери Виктор Обозников увидел… живого Сергея Ширшова. Он отшатнулся от двери в полном смятении, однако быстро пришёл в себя. Видение Сергея не проходило, это был он – Сергей Ширшов, и самый настоящий, не призрак. Виктор открыл другу дверь и Ширшов медленно вошёл, оглянувшись на одиноко стоявшего Шубина, тот показывал ему руками, мол, всё будет хорошо, не волнуйтесь.
Виктор уже с порога схватил Ширшова в свои крепкие объятия.
-- Серёга! Ширшов! Живой! Я знал! Я знал, что ты жив! – Прижимал к себе Сергея Виктор. – Дай посмотрю на тебя! Шесть лет, а ты такой же! Надо же, ты жив! Я не верил, никогда не верил, что ты погиб. Живой! – Виктор был полон настоящего восторга, его глаза горели счастливым огнём. – Я нашёл тебя, Серёга! Нашёл! Ты знаешь, я всегда думал, что что-то именно такое и могло с вами произойти! Эти циклопические подземные сооружения, я всем своим нутром чувствовал, что они здесь существуют, и… вы обязательно спасётесь! Как же они тут устроились красиво! Ты только посмотри. – Виктор не умолкал ни на минуту. – Скрывались до последнего, но я нашёл! Нашёл их пристанище. Это секретная лаборатория?! Они все эти годы продержали тебя здесь? Что они делали - проводили опыты? – Виктор искал ответы на свои вопросы в уставших и безрадостных глазах Сергея. 
-- Всё намного сложнее. Я… не знаю тебя, Виктор Обозников. – Безразличным тоном ответил Виктору Ширшов. – Не знаю ничего о тебе, о нас -  кто ты, что ты. Мне не известно. И я, не разделяю твоего восторга, по поводу нашей встречи. – Сергей отвернулся от Виктора и отошёл от него.
-- Мрази! – Закричал что было сил Обозников. – Это же ты, Серёга?! Слышишь – это ты! - Виктор подошёл к нему и развернул лицом к себе. – Смотри на меня! Ты  - Ширшов! Ты должен мне верить! Мы с тобой были и останемся друзьями, слышишь?! Эти гады, работали над тобой. Я предполагал, что здесь могут  твориться странные вещи. Для того я и здесь……………………………………

-- Сволочь! – Погорелов подбежал к Шубину. – Вы слышали, Алексей Викентьевич?! Ваш, Ширшов соврал нам! Он же ничего не помнит! Скотина! Зачем он только полез туда?! И что нам теперь прикажете делать?! Что у него там,  в мозгах?! Вы знаете?!
Все разговоры внутри энергоблока прослушивались. Шубин и не повёл бровью, он даже, не обратил внимания, на панику генерала.
-- Он всё сделает, как надо. Обозников поверит только ему. У Ширшова нет другого выхода. Ему остаётся - поверить моему слову, и… я сдержу его. Я хочу в первый раз, быть честным до конца………………………………

-- Виктор, зачем тебе это нужно? – Спросил наконец-то Сергей, сильно нервничавшего Обозникова. Он опустился, опираясь спиной на стену, и присел, как и Обозников на колени.
-- Хорошо, Серёжа, хорошо. Ты посмотри, что они сделали с тобой? Ты точно машина - ни эмоций, ни блеска, ни жизни в глазах? А где Кузьма, Брагин,… Маринка? Они стали такими же? Они живы?
-- Не знаю. Никого из них не знаю. Эти люди, меня не волнуют. Хотя мне говорили,  что с ними всё в полном порядке.
-- В порядке?! С тобой тоже всё в полном порядке. Смотри - ты живой. Но ведь ты, совсем не тот Серёга?! Нет. Я не узнаю тебя. И ты не узнаёшь меня. Ты не помнишь - ни нашей прежней жизни в Петропавловске, ни нашей работы, ни, наверное, своей… Верки. Она уехала в Ленинград, лет пять назад…
-- Вера? – Всколыхнулся Сергей. – Моя Вера?! Мм-м, Вера… Полежаева. Она… была… женой Ширшова…
-- Ты вспомнил Веру? – Слегка обрадовался Виктор.
-- Нет. Я видел эту женщину … в Париже.
-- Друг, ты случайно не спятил?! Какой к чёртям, Париж?!
-- Не друг, а… дружище. Долго объяснять. Да, я думаю, и не стоит оно того. Ничего уже не надо. Ты хочешь непременно это всё разнести к чертям собачьим?
-- А что, я зря пёр на себе аммонит? – Усмехнулся криво Виктор. - Тут этого добра, у меня в рюкзаке, пятьдесят шашек. Чиркну спичку, и…
-- Чиркнешь?
Их взгляды встретились. Виктор опустил глаза.
-- Ты не знаешь всего. Вся моя жизнь пошла под откос после восемьдесят восьмого… года. И я сегодня знаю, это они сломали меня. Лишили всего. А самое страшное - у меня не осталось надежды, на высшую справедливость. И, я  начал пить. Пошло спиваться. Ушёл трудиться грузчиком, чтобы в голове стало свежо и пусто. Пил месяцами. Мало помогало.  Теперь вроде бы всё стало устраиваться – Александр Серафимович, твой бывший тесть, организовал хорошее, стоящее дело. Стали добывать твою платину, на Латыр-Ваяме. Я снова ожил, захотелось многое свершить, появился смысл, и тут… опять они. Устроили захват участка, прямо как в кино – десант, автоматы, стрельба. Решили напугать. Очень уж не желают нас видеть здесь, хозяева секретных подземелий. Хозяева жизни. Мы опять получается кому-то мешаем? Итак, всю жизнь – мы кому-то мешаем. Надоело! Надоело быть,… быдлом! Захотелось ответить! Ответить так, чтоб паскуды надолго запомнили – нельзя постоянно издеваться над людьми. Нельзя! А они ещё, твари, что-то провернули. Меня не забрал вертолёт с "Гольцового". Представляешь - не прилетел. И, я плюнул на всё, и решил – найду! Помирать буду, но… найду! И, рвану к ё… матери тут всё! И нашёл. Полудохлый, но  пришёл к ним, и… теперь господа не взыщите.
-- А может не надо этого? Они ведь тоже люди, из плоти и крови. Занимаются мудрёной наукой. Интересные эксперименты проводят. Большие умы здесь над этим всем трудятся. И деньги государство сюда не малые вкладывало. Только взгляни вокруг, столько труда сюда вложено. Ведь это всё делалось и делается во благо будущих поколений, для могущества и процветания твоей родины. Ну, кто мы с тобой такие, а? Самые обыкновенные… объекты. Проходим в этой жизни под присвоенными нам номерами. Самая обычная серая масса. Разве мы вправе что-нибудь совершить? Замахнуться вот так вот, на всех сразу? И что мы понимаем в интересах сильных мира сего? – Сергей поднялся на ноги и заговорил резко и грубо. – Оставь свою затею. Они предлагают тебе сытую и безбедную жизнь, где только пожелаешь. Они согласны заплатить тебе, и отпустить на… все четыре стороны. Вертолёт тебя уже ждёт. Они предлагают страну на выбор -  Новую Зеландию или Австралию. Ты мне веришь? Веришь?!
Виктор тоже поднялся от пола, и ошалело заулыбался.
-- Они… заплатят?! Хм-м. Значит заплатят? А, они представляют, сколько стоит Обозников Виктор Станиславович?
-- Любые деньги. Они готовы заплатить тебе любые деньги.
И Виктор метнулся к Сергею.
-- Десять миллионов баксов?! Они заплатят мне за всё, десять миллионов? Заплатят?!
Сергей видел, как в душе Обозников возликовал и полностью согласился на предложенные условия. Он сдался. Он повёлся на деньги.
-- Серёга, я верю тебе, слышишь?! Я верю! Надо же. – И он громко, с воплями восторга и радости захохотал. - Если что, ты полетишь со мной? Деньги это – класс! Сейчас такая жизнь, ты даже себе не представляешь! Рванём в Австралию? Там скоро лето наступит – жара, песок, море! – Осчастливленный Виктор направился к лежавшему на бетонном полу  взрывоопасному зелёному рюкзаку………………………...

-- Мне, кажется, дело сделано. – Бодрым голосом сообщил генералу Погорелову Суматохин. – Вот видите, генерал, Ширшов сделал свою работу на отлично.
Погорелов не понимающе пожимал плечами. В этот момент к ним, в отсек управления реактором, спустилась немного взволнованная Нина.
-- Ниночка, детка, - Шубин подошёл к своей жене и слегка приобнял за талию, - тебе здесь вредно находится. Мы уже, кажется, всё уладили.
-- Уладили? – Удивилась словам мужа Нина. – Ширшов уговорил Обозникова?
-- Я подозреваю, он уговорит.
-- Тише, вы!  – Перебил Шубина встревоженный Погорелов. –  Да, они там глотки рвут друг на
…Теперь рассмеялся Сергей - он смеялся внутренним горьким смехом, усиливавшимся каждую секунду, и, наконец, вырвавшимся из него наружу. Виктор оторвался от рюкзака и непонимающе посмотрел на Сергея.
-- Эй, что там с тобой?
-- Слушай, Обозников Виктор, и ты всему этому поверил?! – Неожиданно, сквозь смех, поинтересовался Ширшов у Виктора, уже взявшего в руки свой рюкзак.
-- Я не понял? – Виктор приостановился. – Что-то не так?
-- Ты  мне поверил? Повёлся на мои слова? – Продолжал неприятно смеяться Сергей.
-- Да, куда б они делись? Очко, поди, не железное? – Съязвил развязно Виктор.
-- Постой, значит, весь твой расчёт на то и был – срубить себе деньжат?! – И Сергей резко прекратил смеяться.
-- Если такие крутые, пусть платят за право здесь работать и жить. Хватит, натерпелись.  Я всех теперь имею! Ничего, утрутся после. Мне по-боле приходилось утираться, и ничего так  знаешь, жив.
-- Ты, где так отупел? – Стал с прищуром присматриваться к Обозникову Сергей. - Где тебе, так мозги проветрило? Ты что не понимаешь - тебе не выйти отсюда живым? Не понимаешь?! Слушай, ты всегда был таким… придурком?
 -- Стоп. Ты чего несёшь-то, Серёга?! Кто тут придурок?! Мне "бабки" нужны! Понимаешь?! "Бабки"! Ты мне тут, только что, толковал, что они согласны заплатить. Всё!  Деньги в сумку и адье!  Делайте здесь чего хотите, я ни при делах.
-- Ах, вот оно что, разбогатеть захотелось. Не получится, Витя! С ними - не получится!
-- Да, брось! Они бы тебя ко мне не прислали. Мне терять-то особо нечего. 
-- А ну, дай сюда!  -  Сергей с силой оттолкнул Виктора, вырвав у него из рук  рюкзак. Тут же  извлёк приготовленный Обозниковым боевик, с уже вставленным в детонатор дюймовым отрезком ОШ, и коробок спичек. – А, вот я сейчас, веришь, рвану!...................... 

…Нина закрыла глаза и плотно сжала губы. Шубин раскрыл рот и задохнулся. Суматохин сильно побледнел и попятился назад от динамиков, говоривших голосом Ширшова. Погорелов схватился за голову и рванул к своим.
-- Чего стоите, мать вашу?! А, ну к дверям! Стреляйте по стеклу, уроды! Разнесите же его! Разнесите!
Его люди повыхватывали разных  мастей автоматическое оружие и рванули к массивной двери преграждавшей путь к реактору. Пули  с усердием ломали стекло небольшого оконца, которое покрылось сеткой тонких трещинок, но легко выдерживало неистовый напор свинца. Всё вокруг укрылось в сизый пороховой дым………………………………………….

-- Серега, не делай этого! Опомнись! Шнур сгорит за две секунды, и… нам мандец! Не шути с этим! – Лицо Обозникова ужасно исказилось от страха.
-- Это ты пришёл сюда шутки шутить, Витя. А, я вот знал, зачем иду к тебе, сюда. Я шёл именно за этим. И мне не жаль никого и ничего. Нам за этими дверьми нет с тобой места. И не надейся, на чьё-либо благородство. Они лишены его. Ты проиграл уже тогда, когда только решил найти их. Нет, они непобедимы, поверь мне. Ты мог лишь случайно застать их врасплох и только. Они бы всё равно тебя сломали, и… уничтожили. Для этого у них есть множество методов. Они очень большие профессионалы.
-- Брось, Серёга, брось, я пожить хочу! Они отвалят "бабки". Отвалят! И мы отчалим отсюда! – Перепуганным голосом уговаривал Ширшова Обозников. – Я, ещё пожить хочу! Ты не можешь так поступить…
-- Не получится пожить. У тебя был план лишь войти сюда. Насчёт того, как можно выйти отсюда, ты не подумал. Просто отсюда нет выхода! Вернее есть, только этот вот, самый.
Сергей не сводил глаз с Виктора. Виктор переменился в лице и покрылся от судорожного страха испариной. Он вытирал рукавом катившийся с лица пот и часто дышал открытым ртом.
-- Что, страшно? Быть настоящим мужиком всегда… страшно. Спросишь, почему? Да, потому что надо отвечать за свои слова и идти всегда до конца! Ты не мужик, Витёк. И никогда им не был. Твоё дерьмо всегда тянуло тебя к земле. Нет, ты не орёл, и летать тебе не суждено. Извини за прямые слова, но ты не тот человек, который может решиться на что-нибудь серьёзное и сделать это………………………………………….

…Нина стояла возле Шубина и с замиранием сердца слушала весь разговор Сергея с Обозниковым.
-- Неужели нам суждено умереть? – Прошептала она. – Господи, я никогда не увижу… моего маленького человечка? Он… не родится? Алексей, он… не родится? – Она вцепилась в Шубина руками и начала его трясти. – Мы погибнем, да? Отвечай же мне? Ну?
--Ты всё знаешь сама. Успокойся, Нина. – Алексей Викентьевич прижал её к себе и заговорил с ней быстро, и очень тихим шёпотом. –  Все мои слова – ложь от начала и до конца. Суматохин – продал нас ТМП за долю в их мировом глобальном  бизнесе. Он предал тебя, сразу же после моих похорон. Но и они, похоже, с ним прогадали - у него свои планы, которые на данный момент могут рухнуть. Это не тот Суматохин – слегка помешанный учёный, который в восемьдесят восьмом сидит у тебя избитым в карцере. Нет, это теперь совсем иной человек. Он ныряет в потоки времени, как в воду, и ему всё нипочём. Где он только уже не наследил. Он подчистил всё - кого нужно убрал, отстранил, подкупил, уничтожил. Повсюду после него кровь, обман и смерть. Погорелов работает на него за большие деньги, выполняет всю грязную работу. Суматохин, не скупясь, даёт им возможность доставать деньги из различных временных потоков. Таким вот образом этот тип обезопасил себя со всех сторон, лишь упустил из вида этого Обозникова. У парня тоже, что-то, видимо, не в порядке с головой, раз он пришёл сюда, но это наш шанс. Суматохин сущий дьявол, и его нужно, как можно скорее уничтожить. Я сам против него ничего не могу поделать, он сильнее меня и… просто гениальнее. Теперь всё в руках твоего Ширшова.  Я постарался сделать так, чтобы у него появилось  желание освободиться от нас. Лишь бы он догадался, что мне нельзя верить. Лишь бы догадался…
-- Он… догадается. Господи, как же мне страшно. – Едва слышно выдохнула из себя  сквозь накатывавшиеся слёзы Нина.
-- Не бойся, моя девочка, ничего не бойся. Бездна? Мы уже в ней. И она уже в нас. Подумай ещё раз, что мы знаем об окружающем нас вместилище жизни? У нас есть с тобой прошлое, у нас есть… будущее. Мы уже давно существуем вне времени. Нет, это не конец… Это начало…
-- Больно. Нам будет больно? – Она сложила руки на свой живот и закрыла глаза. С её ресниц упали слезинки.
Шубин крепче прижал к себе свою Нину, словно хотел укрыть её собой от смертельной опасности.
-- Больно будет лишь на краткий миг, и всего-то.  Я уже знаю. Боль – неуловимое мгновение…

…Погорелов, недолго думая, с вывороченными от страха белками глаз и с пеной на губах, пустился бежать из блока управления установкой. Бледный, как снег Суматохин, лишь успел крикнуть ему вдогонку:
--  Куда?! Этим не спасёшься! Гнида…
И Аркадий Ильич перевёл свой безумный взгляд на Шубина.
-- Алексей Викентьевич, почему Ширшов так странно себя ведёт? Вот что, оставьте-ка свою верную жёнушку, и подойдите ко мне?! 
Шубин не двинулся с места.
-- Я же сказал вам, подойдите ко мне!
Шубин безмолвно обнимал Нину и не воспринимал слов Суматохина.
-- А-а, старый рогоносец, ты что-то успел наговорить ему, когда вы шли сюда? А, ну, ко мне, старая скотина! – Завопил, закатывая в гневе глаза, Аркадий Ильич.
-- Держите себя в руках, вы, повелитель мира! У Ширшова всё под контролем. Волноваться за него не приходится. – Спокойно отозвался, так и не соизволив повернуться к нему, Шубин.
-- Что?! - Взревел Суматохин. -  Волноваться?!  Да, я,… тебя! – И Суматохин бросился со всех ног к Шубину и Нине.
Он рванул его за плечо к себе, но тот не поддался. Суматохин в ярости отдирал Шубина от Нины и орал уже бешеным голосом:
-- Говори мне, что ты задумал?! Это всё твои заморочки?! Уничтожу! Всех вас уничтожу! Вам не придётся уже пожить! Ненавижу вас! Не-на-ви-жу!...
-- Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. – Твердил негромко Шубин, прижимая крепче к себе рыдающую Нину……………………………………

…Сергей небрежно опустил тяжёлый рюкзак на бетон пола. Усмехнулся, ещё недолго подержал в руках патрон-боевик, и затем вернул его на прежнее место. Виктор, не дыша, следил за всеми  движениями Ширшова.
-- Всё! Концерт окончен! -  Крикнул Сергей во всё горло всем, кто слушал его в блоке управления. - Слышите меня?! Он согласен выйти, за небольшую сумму в десять… миллионов… долларов. Готовьте нам деньги и вертолёт! Я лечу вместе с ним! Алексей Викентьевич, вы давали мне слово! – И Ширшов направился к двери. Он уже принялся по-хозяйски открывать её, как вдруг услышал:
-- Постой! Так не годится. Значит ты у нас герой, а я… нет? Значит, ты можешь всё, а мне ничего не дано?! И… я последнее чмо, мотающее на кулак свои сопли?
Сергей повернулся в сторону Обозникова, тот шарил руками в своём рюкзаке, и тихо ему улыбнулся.
-- А Кузьма был прав. – Сорвалось неожиданно у него с губ.
-- Что ты там шепчешь?
-- Да, так, ничего особенного. – И Сергей глубоко вздохнул. 
-- Ничего особенного? Узнаю тебя. Это и, правда, ты - Сергей Ширшов! – Смотрел на него во все глаза Обозников. – Настоящий мужик. Да? И всё ты, сука, как всегда, хочешь сделать чужими руками. А помнишь это: «… там, где злые дуют ветры, там… до смерти сантиметры…» - В руках Виктора чиркнула спичка, и заискрил бикфорд. – Ну, считай!... Раз! …И всё поглотила в себе одна яркая вспышка…
…И была… боль…. И была…. темнота пустоты…. И был… свет…. И был… первый крик…. И была… жизнь,… и………………………………...
…………………………………………………………………………………………………………….

…1988 год. Петропавловск…

…Вера сушила свои волосы большим махровым полотенцем.
-- Ширшов? Ты что офонарел? Ты на такое не способен. Не смеши меня, дурачок.
Сергей подошёл к супруге и нежно провёл ладонью по щеке.
-- Ну-у! – Игриво возмутилась она.
-- Вера, - начал, было, Сергей, и тут, словно острая и раскалённая  игла пронзила всё его сознание, так, что он еле-еле устоял на своих ногах. Ширшов покачнулся и глотнул воздуха, в глазах залетали чёрно-белые мотыльки.  Сергею даже показалось, что у него на мгновение остановилось сердце.
-- Что это с тобой, Серёжка? Не пугай меня? – Обратила внимание Вера на сильно побледневшего зашатавшегося мужа. – Тебе не хорошо отчего-то?
-- Ничего, ничего. Голова немного… закружилась. Повернулся, видимо, резко. –  Он вдруг внимательно посмотрел на свою красивую жену и произнёс. – А знаешь, ну её к чёрту, всю эту мою тему, мою работу. Никуда… я не поеду,… всё. Наработались. Нет там никакой платины, слышишь? Нет! – Сергей понемногу пришёл в себя от внезапного приступа незнакомой ему доселе боли.
-- Перестань надо мной издеваться. Собирайся лучше в дорогу, и катись на свой Латыр-Ваям. Я знаю, что этим ты только и живёшь. И тебе ничего больше не надо. Ничего тебе не интересно.
-- Нет! Нет, Верка. Нет, моя золотая, я честно тебе говорю - нет там никакой, и тем более коренной платины. И быть не может. – И его глаза вспыхнули радостным огнём. -  Нет там ничего! Я был последним идиотом, поверив в такие глупости! Твой отец прав, я транжирю бездарно народные деньги. Нет. Нет, я никуда не еду. Вера, ведь ты права. Я не так живу - работа, работа, работа! Это всё какая-то чушь! И, знаешь, поэтому и мы не так живём. Я абсолютно не вижу, что происходит вокруг. Всё! Завтра же пишу заявление на увольнение, и… ухожу из института. Я напрасно теряю там время. Мы уедем, как ты того хочешь, в Ленинград. Станем жить… пусть даже временно, в квартире твоей бабушки. Я там найду себе другую работу…
-- Серёжа, да что с тобой? Ты это серьёзно? Ты не разыгрываешь меня? – Вера отнеслась с недоверием к словам Сергея. Она видела, что муж говорил это всё, как никогда, вдохновенно, и врядли в тот момент он мог подтрунивать над ней. Однако она просто не могла поверить своим ушам и глазам, наблюдая такие перемены в настроении супруга. – А твоя работа? Ты же без неё не сможешь жить? Ты в ней весь. Она ведь смысл твоего существования…
-- Проживу, Верка, ещё как проживу! А, вот… без нашего ребёнка, я… уже не могу жить.
Сергей резко взял и поднял Веру на руки. 
-- Хватит, пора нам заняться настоящим делом. Вера, я обожаю тебя, слышишь?
-- Ты чем это собираешься заниматься? Ты меня, вообще, спрашивал?
-- И не собираюсь. Ты этого сама давно хочешь, я же знаю. Молчи, не говори ничего.  Верка, ты самое ценное, что есть у меня! – И Сергей закружил её на своих руках по всей квартире. - Мы будем с тобой рожать детей, и жить. Жить долго и счастливо, и далеко отсюда. Ведь, я не хочу потерять тебя. Не хочу больше расставаться с тобой. Я хочу, просто жить!……………………
……………………………………………………………………………………………………………. 
 
P.S.    Наши дни.

…Франция. Париж.
Два пристойных парижанина, в годах за пятьдесят каждому, сидели ранним воскресным утром в кафе, и попивали неторопливо свой кофе…
-- И что ты там вычитал интересного, Жерар? – Обратился к отложившему газету человеку его приятель. – Ну, что там можно вообще вычитать? Нет, ты скажи мне – что можно читать в наших газетах?
-- Не брюзжи, Поль. Пишут обо всём и по-разному. Кстати, вот, рассмотрел, наконец-то, фотографию будущей жены нашего президента. Симпатичная мадам, я тебе скажу, дружище. Может и тебе рискнуть, а? И жениться во второй раз, да на молоденькой? Какие же они нынче бойкие и длинноногие, Поль.
-- Ты желаешь моей скорой смерти, дружище? Анна-Люсия устроит мне быстро пышные похороны, можно не сомневаться. Послушай, дружище, что-то ты развёлся уж, как двадцать лет, а по новой, жениться, не сильно тебя и заманишь? 
-- Ну, дружище, знаешь, ты и сравнил. Я по-прежнему люблю свою бывшую. Просто мне не хватило духа покинуть мой Париж. Так уж сложилось на тот момент - она не понимала меня -  я не понимал её. Однако, мы любили друг друга. Очень сильно любили…
-- Да-да, конечно, они… любили! Ох, ох-ох! И она от большой любви к тебе нарожала своему второму уже троих.  А вот от тебя, кстати, ни одного не соизволила выдать. Форменная стерва!
-- Не оскорбляй её, Поль! Это подло. Ты не выносим.
-- Я говорю правду! И у меня в отличие от тебя есть дети и внуки! И у Рене с Изабель есть, а вот ты, так и останешься один на белом свете куковать. Нет, я, наверное, займусь твоим новым браком в плотную…
-- Иди ты к чёрту, Поль! – Фыркнул человек по имени Жерар и встал из-за столика. – Всё настроение вечно испортишь, ну, надо же.  –  Он уверенно направился к выходу из кафе.
-- И куда ты так резво поскакал? А поговорить? Погоди! – И уже Поль быстро направился догонять приятеля. – Да, погоди же, сейчас Рене подойдёт…
…К столику, который они занимали, подошла милая официантка и взяла в руки забытую повздорившими посетителями газету. На первой полосе издания была напечатана фотография очень привлекательной женщины. Заголовок над фото гласил: «…Новая жена президента Франции, бывшая фотомодель Марина Ла Скина...»……………………………
…А на экране большого и плоского TV, прикреплённом в том кафе над стойкой бара, в ту минуту показывали блок экономических новостей. Диктор увлечённо рассказывал, как один из крупнейших игроков на мировом урановом рынке - южноафриканец Edd Kosma, приобрёл крупный пакет акций алмазодобывающей компании в далёкой Австралии, и что полные активы  компании "Kosma inc" оцениваются экспертами в три миллиарда долларов США. На громоздком и широком экране возник видеоролик – солидный бизнесмен  Edd Kosma со своей супругой присутствует на одной из званых вечеринок…
…Худощавый и пожилой южноафриканский бизнесмен чем-то очень сильно напоминал Эдуарда Георгиевича Кузьмичёва………………………………………………

………….конец................
 
Август-ноябрь
2008год.