Барнаул - столица мира глава 11. Суббота

"Тайна Глушако". Иллюстрация Ю. М. Эсауленко.




Глава 11 СУББОТА




Утро


Пит проснулся. В незашторенное окно кизеревского номера било летнее солнце. В номере никого не было. Пит первым делом посмотрел на часы, стрелки показывали 11-15.


— Здравствуйте! — сказало радио.
— Здравствуйте, — сказал Пит.
— Вы слушаете передачу "Вечерний Барнаул"...


Пит зажмурился, тряхнул головой, открыл глаза. Комнату заливал яркий солнечный свет. "Кто-то из нас двоих явно ненормальный", решил Пит и еще раз посмотрел на часы, стрелки показывали 11-18. "Елки деревянные!" — воскликнул Пит мысленно, соскочил с кровати и принялся торопливо одеваться. "Опоздал! Проспал! Совещание, наверное, давно идет, а я сплю. Почему никто не разбудил? — Эта мысль остановила его. — Стоп! А почему, действительно, меня не разбудили?" Он огляделся в поисках ответа на свой вопрос и увидел в гостиной на столе большой лист бумаги. Пит подошел и прочитал:


"Сегодня совещания не будет. Напиши отчет, оставь на столе и отдыхай. Коля".


"Ага-а. — Пит еще раз пробежал глазами по строчкам. — Непонятно. — Он сел на диван. В диване негромко звянькнуло. Пит резко встал, приподнял сиденье. В ящике дивана томилась груда пустых бутылок. Пит закрыл диван и опять сел. — Не понимаю я чего-то, — подумал он. — Такие события заворачиваются, а они — отдыхай. Какой может быть отдых? Самое время по свежим следам идти!"


Пит поднялся и заходил по номеру. "Тут что-то не так, — рассуждал он. — Русские, похоже, специально тормозят дело, замять пытаются, оттягивают время. Не выйдет!"


Пит позвонил Григорьеву. Григорьева на месте не оказалось, он выехал в КПЗ для снятия каких-то срочных показаний. Пит позвонил в отдел Кизереву. Того тоже не было. Кизерева куда-то вызвали. Тогда Пит позвонил самому Федорцову. Генерал был на месте. Он поздоровался с Питом и поинтересовался, читал ли агент оставленную для него записку? Если да, то пусть делает все, как в ней написано. На вопрос Пита, почему отменено совещание, Федорцов ответил, что пока не до этого, разбираются с ночным сторожем, все заняты, некому совещаться, так что перерыв на сегодня.


Пит положил трубку. "Значит, не до него им сейчас. Значит, их больше интересует уголовник сторож, нежели те, которые гостили в номере до него. Ладно. Тогда стоит заняться своими делами. Надо срочно придумать нечто. Срочно. Нечто такое, что выбило бы всех из колеи. Все мои действия вполне традиционны, — подумал Пит. — КГБ их просчитывает в элементе. Мне бы отчебучить эдакую штуку... Дурдом... Стоп! А если прикинуться психом? Тогда что получится? Я попадаю туда, КГБ начинает... Пока не знаю что, но как раз это и есть самое интересное. А затем, в самом их логове... Стоп! Когда, говорил Краб, заступает на дежурство Гвоздецкий, и придет Ряхоносцев? Надо вспомнить. Ага, в субботу утром Гвоздецкий заступает... Или в ночь с пятницы на субботу, на сутки? А, дьявол, как же я не уточнил! Ну ладно, не так страшно. Значит, сегодня, где-то в середине ночи, ближе к утру, мне надо устроить маленький спектакль, и тем самым я приведу в замешательство КГБ. Ага... А пока у меня масса свободного времени. А что делает человек и на Западе, и в России, когда у него уйма свободного времени? Он его убивает — пьет пиво. Вот и я иду пить пиво".




Глушако


Глушако осторожно выглянул из-за угла дома, обозрел свой родной двор. Ряхоносцева не видно, отстал наверное. Все-таки встреча, которой Кирьян Политаевич так не хотел, так избегал, состоялась.


А дело в том, что Кирьяну Политаевичу захотелось зайти в магазин подписных изданий. Он остановился у витрины, читая объявления, и вдруг услышал: "Кирьян! Кирька Глушако, погоди!" Кирьян Политаевич сразу узнал голос Ряхоносцева, вздрогнул, холодея, развернулся и, не оборачиваясь, делая вид, что не его эти вопли касаются, чуть ли не бегом бросился за ближайший угол. Нырнул в чужой двор, скрываясь за палисадниками и косыми горбами подвальных выходов, побежал к своему дому. Бабульки, сидевшие на лавочках, свернув вооруженные очками головы набок, поджав губы, пристально глядели ему вслед и видели в нем отнюдь не работника аппарата Министерства внутренних дел.


Ряхоносцева во дворе не было, но он мог в любой момент обрушиться с тыла, и Глушако рванул к своему подъезду. На крыльце он притормозил, распахнул дверь, оглянулся — пока никого — и, игнорируя лифт, прыгая через две ступеньки, взбежал на девятый этаж. У двери родной квартиры он остановился, пытаясь успокоить расходившееся сердце.


— Кирька! Глушако! — огласили подъезд Ряхоносцевские восклицания.


Глушако достал ключи, бесшумно открыл дверь, юркнул в квартиру. Припав ухом к двери, прислушался. Лифт гудел на весь подъезд.


"В конце концов, можно не открывать, — подумал Кирьян Политаевич. — Нет дома никого. Примерещился я ему".


Но тут на кухне раздались шаги и в коридор вышла жена.
— Что случилось, Киря? — спросила она. — Ты от кого убегал?


"А-а-а! — мысленно возопил Кирьян Политаевич. — Ну кто тебя просил так рано приходить домой?! Ну кто тебя просит так громко разговаривать?! Услышит ведь!" Но ничего этого он не сказал, а только глаза его ещё больше округлились — гул в подъезде смолк, кабина лифта остановилась.


Жена удивленно посмотрела и, ничего не понимая, продолжила:
— Ряхоносцев приходил, Воробьев приходил, тебя спрашивали, интересовались, когда приедешь.


Кирьян Политаевич чуть не застонал, слыша визг открывающихся лифтовых дверей.


— Я сказала, что тебя нет, — продолжала жена. — И я не понимаю, что происходит! Как долго ты не будешь приезжать? Ты ведь с понедельника дома!
— Понимаешь, — понизив голос, заговорил Кирьян Политаевич, — они все барахла мне поназаказывали, всякую ерунду, а багаж-то еще не весь пришел, я тележку забыл на вокзале в Ганновере, сегодня пока дозвонился до консульства, пока...


В этот момент за дверью раздались шаги, и оглушительно ударил дверной звонок.


Кирьян Политаевич обмяк, но тут же поборол слабость. Решив, будь что будет, открыл дверь.


— Кирюха! Родной! Сколько зим и прочих сезонов?! — сияющий Ряхоносцев ввалился в тесную прихожую, сразу заполнив собой весь объем квартиры. Он начал восторженно рассказывать, как громко он вопил на весь Ленинский проспект ушедшему с головой в научные размышления Кирюхе; как потерял его след на углу, и что все думали, что Кирюха ни фига сюда не вернется, попросив там политического убежища; но коли вернулся, стало быть, из двух зол выбрал самое большее, и быть посему — сегодня праздник; по причине этого, жена, мужа твово забирают! Забирается твой муж и не надо сопротивляться; все будет очень пристойно. Официальные торжества по поводу возвращения отгремят потом, а сейчас должна произойти торжественная дружеская встреча вернувшегося в родные застенки наивного историка с истомившимися от ожидания друзьями.


С последними словами Ряхоносцев на глазах у не успевшей опомниться жены за локоть вытянул Глушако из квартиры и увлек к лифту.


— Подожди. Мы куда? Не тяни, подожди, рукав оторвешь. Куда мы? — Кирьян Политаевич начал упираться.
— Мы, Киря... — Ряхоносцев окинул Глушако взглядом шталмейстера на королевском балу. — Мы, Кирюха, едем сейчас в замечательное место.
— Что за место? — слабо отбрыкнулся Глушако.
— "Павильон свиноводства". — Ряхоносцев втолкнул Кирьяна Политаевича в лифт.


На улице Ряхоносцев остановил проезжавшие мимо "жигули" и что-то проорал в изрыгающее музыку нутро автомобиля, затем распахнул заднюю дверь и впихнул Глушако на заднее сиденье, сам же сел на переднее.


Быстро выехали на Ленинский проспект. Музыка в салоне ревела на болевом пределе, но водитель чувствовал себя комфортно, на пассажиров ему было наплевать. Глушако опустил стекло, высунулся в окошко и постучал по стеклу передней двери Ряхоносцеву. Тот высунулся:
— Что тебе надо, Киря, говори.
— Вениамин Тихонович, я это...
— Кирюха, говори громче, музыка ревет, ничего не слышно, — прокричал Ряхоносцев.
— Вениамин Тихонович... — И тут Глушако придумал великолепный повод для побега. — Я пописать хочу. Нельзя ли остановиться?
— Что ты говоришь? Не слышу!
— Писать хочу! — заорал Глушако во всю мощь легких.
— А-а-а! Пошел ты, Кирюха, на ... — проорал в ответ Ряхоносцев.


Оба даже как-то и не подумали, что их высокоинтеллектуальный диалог слышит весь Ленинский проспект.




"Павильон свиноводства"


Поиски пивбара завели Пита Виллиса в район Барнаула, который отсутствовал на картах Центра. Судя по тому, что все вокруг было утыкано частью добротными, а частью убогими, покосившимися домиками — это был старый город. Шагах в десяти от Пита грязно-коричневой грудой кирпича сутулился закопченный двухэтажный дом с кособоким козырьком над входными дверьми, с большой белой вывеской "Аптека". На дверях аптеки белел клочок бумаги, на котором небрежно от руки кто-то написал: "Учет". За аптекой, из глубины захламленного сумрачного двора, похожий на струю пара из трубы паровоза, весь укутанный белым пухом, торчал гигантский древний тополь.


Пит миновал аптеку, и взгляду его открылась высокая, поросшая буйным кустарником гора. На вершине горы под безоблачным голубым небом раскаленно светились четыре ярко-красные буквы. "Вэ-Дэ-Нэ-Хэ", — прочитал Пит. От букв вниз по крутому склону спускалась широкая зигзагообразная лестница. Пит насчитал девять пролетов метров по 10-12 каждый. Пролеты заканчивались крытыми площадками со скамейками, очевидно, местами отдыха для немощных.


Пит огляделся. Вокруг не было ни души. Невыносимое солнце прожаривало пустынные улицы, где-то поблизости дзянькал невидимый трамвай. "Так, ну а где же глаза лейтенанта Кизерева? — подумал Пит. — Глупо думать, что русские сняли наблюдение. Работать они умеют". Взгляд Пита вернулся к буквам. Что-то в них было странное, не от мира сего. Буквы притягивали, как магнит, заставляя смотреть на себя. Пит не знал такого слова — ВэДэНэХэ. "Может быть, это какое-нибудь заклинание или боевой клич типа известного "Ура", — подумал Пит. Он посмотрел на часы — времени до начала "спектакля" оставалось достаточно, и он подумал, что ничего не потеряет, если поднимется по этой лестнице и посмотрит, что там скрывается за непонятным словом из одних согласных.


Пит перешел мост через неширокую речушку и через несколько минут уже поднимался, шагая через ступеньку, в гору.


Вдруг внизу кто-то закричал:
— Мужчина! А, мужчина! Вы куда это направились? Кто за вас билет покупать будет?! Мужчина! Вы что, не слышите? Мужчина!


Пит остановился. Внизу, у подножия лестницы, какая-то старушка махала ему рукой.
— Я вам говорю, вам, — закричала она, увидев, что Пит остановился. — Взрослый человек, а хуже ребенка, прямо, я не знаю!..


"Опять билеты!" — раздраженно подумал Пит, вспоминая автобусное приключение.
— Я из КГБ! — крикнул он старушке и устремился вверх по лестничным маршам.
— Ах ты, бесстыдник! Ах ты, выжига! Ах ты, бессовестный! — понеслось снизу.


Пит, не оглядываясь, взлетел к четырем красным буквам. На самом верху он не удержался от соблазна и посмотрел вниз. Старушка уже преодолела два пролета и, невнятно восклицая, грозила ему кулаком. "Странная страна", — подумал Пит.


Прямо от верхней ступени тянулась вдаль широкая асфальтированная аллея, по обе ее стороны стояли металлические щиты-плакаты. Вправо из-под ног убегала более скромная дорожка; она как бы пряталась в тени старой раскидистой черемухи и показалась Питу более привлекательной. Пит зашагал по ней, всматриваясь в невысокие, разномастные, закрытые на амбарные замки павильоны, пытаясь определить их назначение.


Солнце истово пекло, в неподвижном воздухе витали странные смешанные запахи. Вдруг откуда-то налетел маленький приплясывающий вихрь и нагло швырнул Питу в лицо облако тополиного пуха. Пит закашлял, прикрывая лицо руками. Вихрь покружился вокруг, швырнул под ноги несколько конфетных фантиков и исчез так же, как и появился, неожиданно.


Внезапно стало сумрачно и тихо, и на землю рухнул ливень. Пит моментально промок до нитки, а ливень, не думая ослабевать, продолжал неистовствовать. Вода свинцовой дробью сыпалась с неба. Пит побежал. Дорожка под его ногами плавно повернула, выводя к какому-то павильону с большой открытой верандой. Не раздумывая, Пит вбежал под навес на веранду. На веранде за столиками-стойками расположились группками люди, перед ними стояли кружки с пивом, пустые собирала пьяная женщина неопределенного возраста, одетая в грязно-белый халат. В самом павильоне за столиками тоже сидели люди и тоже пили пиво.


"Чудесно! — подумал Пит. — Пиво попьем, дождик переждем". Он вошел в павильон.


Бармен за прилавком скучал. Пит купил две кружки пива и вернулся на веранду, немало удивляясь отсутствию того, что наблюдалось повсюду у пивных ларьков — очереди. На веранде он нашел незанятый стол-стойку, за которым и пристроился.


Вокруг павильона серой непроглядной стеной бушевал ливень. Пит посмотрел вверх и оторопел. Крыши у веранды не было, брусья-перекладины образовывали решетку, в одну ячейку которой без особых затруднений можно было бы пропустить пятерых связанных пучком Питов Виллисов, но почему-то не попадало ни одной капли. Практически, веранда стояла под открытым небом. Пит видел, как косые потоки дождя устремляются вниз, но на веранде было сухо! Пит ничего не понимал. Он в полной растерянности отхлебнул пива и вдруг через стойку от себя увидел Глушако в компании с тремя парнями. Перед ними стояло много кружек пива, лежала какая-то закуска. Крупного сложения парень в синей клетчатой рубашке с коротким рукавом, джинсах и плетенках на босу ногу спрашивал Глушако:
— Киря, так как там наши дискеты? Привез или нет?
— Вениамин Тихонович, так сказать, дискеты ваши... — начал отвечать Глушако.
— Кирьян, а струны не привез? Ноты для лютни не попадались? Или все бабки пробухал? — перебил Глушако давно небритый парень в серо-зеленом пиджаке и синих вельветовых брюках.


Глушако сразу же повернулся к нему:
— Иорин, ты у нас традиционно ненормальный!.. Раньше надо было заказывать, раньше. Поздно твое письмо пришло, в апреле, а мне в июне уже домой уезжать.
— Подожди, Костя, не влезай, — сказал здоровяк в плетенках. — Кирюх, ты мне скажи...
— Да что вы со своим барахлом докопались?! — вмешался третий, раньше молчавший и куривший папиросу парень, одетый в тесные белые брюки и яркую оранжевую рубашку. — Кирьян Политаевич, ты расскажи-ка нам, как милитаристы проклятые живут? Что нового у наших классовых врагов на Реппербане?


Глушако сразу оживился:
— Да как они живут? Так сказать, богатеют с каждым днем, но скоро они загниют окончательно, и вот тут-то мы их...
— Как собак недорезанных, — вставил здоровяк в плетенках.
— Естественно, — сказал Глушако. — Вот, однажды, иду я по Гамбургу...
— По Реппербану?..
— Нет, не по ней, по другой. Как ее?.. Длинное такое название, мне говорили, да вылетело из головы.
— По Хербертштрассе?
— Ага, по ней. Иду я, так сказать, иду себе... Полный карман денег... А навстречу мне баба...


Пит слушал, через плечо поглядывая на компанию, потягивая пиво и размышляя о том, что никому в этой стране верить нельзя: Федорцов наврал о вызове Глушако в Москву, Глушако безбожно врет о Гамбурге...


— Ладно, мужики, — говорил между тем Глушако, — я вам потом еще о Гамбурге расскажу. Расскажите-ка вы, как у вас дела, что нового?
— Что нового? — переспросил парень в белых брюках. Он сделал плавный жест рукой, как бы представляя веранду вниманию публики. — "Павильон свиноводства" признан лучшей пивной в этом сезоне. Мы здесь почти каждый день собираемся. Ты обратил внимание — очереди нет?


Пит, закуривая, усмехнулся. Он тоже обратил на это внимание.


Вдруг из серой стены дождя возник человек и вошел на веранду. Пит посмотрел в его сторону и забыл о сигарете. Это был Глушако!!! Точная, до малейших деталей, копия.


Двойник остановился, огляделся и окликнул оживленно беседующего с приятелями Кирьяна Политаевича:
— Але-о, дядя! Так сказать, ку-ку!


Кирьян Политаевич оторвался от кружки, поднял голову, лицо его расплылось в нетрезвой улыбке.
— Ну, вот и все, — сказал он.
— Что вот и все? — спросил небритый парень в серо-зеленом пиджаке.


Кирьян Политаевич не услышал вопроса. Все трое повернули головы в ту сторону, куда он смотрел, переглянулись между собой, ничего не понимая, пожали плечами.


— Кирьян, что ты там увидел? Что там тебя так заинтересовало? — спросил здоровяк.


Пит чуть не уронил кружку на пол, поняв, что двойника никто не видит. "Опять у меня начинается бред! — в отчаянии подумал он. — Что со мной происходит?!"


Кирьян Политаевич встрепенулся, поправил очки, пригладил чубчик на лбу:
— Я сейчас, я быстро... Мочевой переполнен... Я на секунду за угол... — Он резво протопал мимо Пита, обхватил двойника за плечи и увлек в серую пелену дождя.


— Сегодня наш город смоет до основания, — сказал здоровяк.


Все трое засмеялись и принялись что-то обсуждать.


Пит, убедившись, что на него никто не обращает внимания, затушил сигарету, поднял ворот рубашки и направился к выходу. Он, как в бездну, шагнул в водяную стену перед собой, успел сделать еще несколько шагов вдоль стены павильона и сразу же и оглох, и ослеп, и чуть не захлебнулся, угодив под водосточную трубу. Пит отбежал от павильона и заозирался, пытаясь хоть что-то разглядеть вокруг.


"Куда они могли пойти?" — спросил себя Пит и понял, что надо искать туалет: нормальный человек с переполненным мочевым пузырем перво-наперво побежит в туалет. Где у них здесь туалет? Пит, скользя по раскисшей глине, с трудом удерживаясь на ногах, заметался, не зная, в какую сторону броситься с поисками.


Серая водяная мгла ревела вокруг. "Павильон свиноводства" размытым пятном едва проступал сквозь нее, указывая единственно верный путь к спасению от стихии.
В вышине полыхнула молния, тотчас ударил гром, и новые потоки воды небо опрокинуло на землю. Что может произойти с человеком, если природа сошла с ума? Человек может заблудиться, пропасть, сгинуть...


Пит зло сплюнул и побрел к павильону. Справа из стены дождя выплыли какие-то заросли, и вдруг Пит явственно услышал голоса. Разговаривали двое:
— Нет-нет-нет, с меня достаточно.
— Так ты же сам выбирал!
— Ну и что?! Это когда было? Сто лет назад?


Пит приблизился к зарослям и раздвинул ветки. Спиной к нему, широко расставив ноги, мочились оба Кирьяна Политаевича.


— Так что ты предлагаешь? — спросил один из них.
— Побудь за меня. Поработай здесь... Ничего трудного нет, так себе, группа психов... А я съезжу, отдохну... Нестерпимо за кордон хочется...
— Ты полагаешь, там будет отдых?
— Знаешь, дядя, так сказать, ку-ку... Сам разберусь... Ты, кстати, Ряхоносцеву дискеты привез?
— Привез. И не только дискеты, и не только Ряхоносцеву.
— Тогда я предлагаю разойтись прямо сейчас...


Оба Кирьяна Политаевича синхронно втянули животы, застегивая брюки. Пит развернулся и побежал к "Павильону свиноводства". Он вбежал на веранду и юркнул за свою стойку. И следом на веранде появился Глушако. Он подошел к своим друзьям, весь как-то неузнаваемо преобразился, словно внутри него зажгли сто лампочек, отхлебнул сразу полкружки пива и радостно заявил:
— Ну и гадость вы пьете, мои дорогие. Едем ко мне, я для вас привез целую гору кое-чего покачественнее.
— А дискеты? — спросил здоровяк.
— Как и заказывал — блок айбиэмовских. Едем ко мне, по-быстрому допиваем пиво — и вперед.


Они разом осушили кружки и двинулись к выходу.


И тут же прекратился ливень. Отмытые деревья заблестели яркой зеленью листвы; окружающий мир, будто заново родившись, засиял свежими сочными красками.


Пит, чтобы Глушако его не узнал, склонился над кружкой, выждал минуту, давая компании отойти подальше, выпил свое пиво и вышел сам.


Глушако — какой из двух? — и трое его спутников, что-то друг другу рассказывая, шли по прямой центральной аллее к главному выходу. Садилось солнце, и на его фоне четыре мужские фигуры казались абсолютно черными; над ними, высоко в вечернем небе, пылала спектральными цветами трехкратная радуга, а внизу, под горой, словно на дне гигантской чаши, расстилался отмытый до синевы город.


Пит остановился. Багровое заходящее солнце бросало на влажный асфальт зловещие отсветы. Четыре черные фигуры спускались по аллее, и чем ниже они спускались, тем длиннее становились отбрасываемые ими тени.


Четверо спускались. Пит заворожено смотрел на их тени, которые, словно живые, тянулись к его ногам, смотрел и чувствовал, как волосы шевелятся у него на голове.


Вдруг сзади кто-то закричал:
— Вот-он ты где, окаянный! Нашла я все-таки тебя! Ишь, шельмец, уйти удумал!


Пит вздрогнул и оглянулся. К нему ковыляла, размахивая зажатой в руке веткой, в мокром насквозь платье, с растрепанными, слипшимися на лице волосами старуха.
— А-га-га, проклятый!!! — вскричала она.


Пит поморщился, как от зубной боли, и, свернув на знакомую боковую аллею, быстро по ней зашагал. Теперь он знал, что скрывается за таинственным словом из четырех букв.