Мезозой или что?

      
Небось, хватает любителей чистого неба, ярко-лучистого солнца. И летнего леса, щедрого на подаренья.
Вот и я тоже  -  не промах.  Непрочь походить по долгомошным ельням в пору ягодного столованья.
Утром ранним обычно посещал березовую рощу, сосновый бор, а чаще бодрящий ельник, где всегда учуешь здоровый, сильный запах свежей смолки на стволах. В такой час Лермонтовское вдохновение тебе не упустить  -  как раз восторженно оценить. Ведь Михаил Юрьевич, нет, не чужд, как признавался,  неспешным лесным прогулкам:
      
Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо качает головой.

Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он…

Нет слов, до чего приятственны российские зеленые леса.
Между тем всякие пильщики из года в год не отстают, усердно достают наши вековые боры и чистые доры.
Ну, а мы-то, которые не древорубы завзятые? Неуж наша любовь к чистому небу, ярко-лучистоиу солнышку, летнему столованью в черничниках, брусничниках, земляничных угодьях избыла себя до полного равнодушия к природе? Всё-таки о душевной наполненности каждого русского человека вести речь не поспешу. Обобщать  -  дело тонкое.
Но сам себя как-никак понимаю и не собираюсь скрывать: до недавних пор очень любил в свободный час выбраться из столичного толпотворенья и хоть ненадолго заглянуть в зеленую зону города.
Летом, что ли?
Это обязательно. И не только в зеленую зону, но по выходным даже и куда подале. В те же самые богатые малохоженные черничники и брусничники.
А если уж всё выкладывать про собственные прочувствованные ощущенья касательно русского леса, то больше всего по душе мне, когда вижу заботу о его благоденствии.
По октябрю, например,  непрочь был выбраться из города в молодой лес подмосковного заказника. Уж что-что, однако жадную тягу к движению, бодрую силу шага вполне прочувствуешь, наведываясь в кварталы елей и сосен.
Как сейчас вижу: вдоль покатого проселка, уходящего вниз, к маленькой речушке,  -  череда лип. Стоят голые черные. Что-то рановато они осыпались, листья обронили поспешно,  будто по приказу. Дождливая декада уходящего тепла их поторопила?
Предположение, не исключено, верное. Сгодится оно и для понимания природной аномалии, и для моего сочувствия прозрачному липняку, застывшему в печали.
Сейчас уже ушел сентябрь с его прохладительно-мятными шафрановыми зорями. Стал набирать силу мой любимый   -  в туманных акварельных красках  -   октябрь.
В начале месяца багрецом вспыхнула арония, черноплодная рябина. Нынче горят ее листья, а соседки поодаль  -  осинки  -  отсвечивают стройными стволиками.  То нежно-зеленая желтизна бросится вглаза, то серебристая просинь   -  пятнами на влажной коре.
Крепко держит крону остролистная арония.  Холодает день ото дня сильнее, но багреца у нее не убавляется.
Поселилась она под широченным пологом, под мощными ветками тополя. Высоко в небо вознесся он, и нет ему никакого дела до низенькой черноплодки.
Она к гордецу нежной голубкой голубится. Пламенеющим  головным платочком прислоняется. Он от нее не вот тебе в восторге  -  знай пирамидальной  вершиной устремляется в  пустынную высь.
Ну, а я, идущий по влажной дорожке, воробьенышем трепыхаюсь в тумане. Словно вот довелось поплескаться в мокром вязком  песке.
Поутру молочная изморось приползла на городские окраины из притихших овражин близких речушек  -  Соминки, Сосенки. Впереди, на краю березовой полоски, клён стоит;  так ведь  эта влажная воздушная взвесь кисельным туманом всю-то его ярко-желтую крону притушила-затуманила. И он осторожным тетеревом тетерится, вздрагивает, роняя капли  с просторных резных листьев.
Везде пролезли белые лапы млека. В заборные и подзаборные проемы. Во дворы небольшого  подмосковного  поселения,  где  пустые  качели  детских   площадок поскрипывают сиротливо. В незастекленные провалы окон на стройке.
Глядел  на кисельное молоко, на холодное текучее марево. Нагляделся, сам стал затуманиваться  -  голова словно пошла кругом. В глазах сплошное пенное колыханье. В ушах тягучее пришептыванье: а не сесть ли тебе, добрый человек, да на пенек? Не подремать ли часок-другой под шуршливое шелестенье падающего кленового убора?
Остановился, смежил веки  -  вздохи тумана явственно слышны. Не похожи они на шум морского прибоя. А если с чем и можно их сравнить, то с тяжелой мерной поступью неведомого колосса. Какого-нибудь доисторического бронтозавра.
Вот уж от чьих  шагов  придет  в  колыханье  воздух, а сама земля  -  в нервное трепетанье!
Динозавры, гуляющие в лесу по осени,  -  обычные туманы. И страшны они лишь автомобилистам. Но коль скоро пожелалось кое-кому смежить веки  и послушать могучие вздохи,  пусть не обессудит, если почудится: рядом расхаживает огромное чудо-юдо с белыми лапами.
В полдень вышел я к оживленной автодороге.
Бегут по шоссе легковушки, громыхают грузовики. Горьковатый выхлоп машин довольно сильно ощущается в прохладном воздухе.
А потом…то ли костры палых листьев заполыхали в садах на ближних дачах, то ли строители многоэтажек начали подогревать черный вар для кровель. Но только резким дыханием горящей смолы стал отдавать октябрьский туман.
Вышел за деревню, в поле у шоссе. И всё разъяснилось: среди разворошенных картофельных гряд  -  люди.
Идет уборка урожая, картофель собирют в мешки. Запалили костры. И жгут разбитые ящики, старые железнодорожные шпалы, чтобы постоять возле огня, погреться.  Смолье дымит, трещит.
Подул ветер, развеял туман, выглянуло солнце.
Когда ветер утихомирился, дымы костров встали вертикальными столбами  -  сизые и толстые. Ровно дубы. Будто они стояли здесь сто лет.
Тихо  светло  и   безветрено  теперь  будет   до   самого   вечера.  А   поутру 
снова  может навалиться влажная белолапая изморось. Так ведь  -  октябрь. Картофельная страда.
Приходит новый день, и я  уезжаю на север, подальше. В леса, ковром лежащие на холмах Клинско-Дмитровской гряды.
Живу поблизости от молодых еловых посадок. Как учили меня хозяева подмосковных заказников, костры в новом лесу не жгу, зеленые игольчатые деревца не трогаю, а сухостоем попользоваться случается. Он годится для растопки печки в моей домушке.
Когда одним днем набросал в топку полешек, когда пошло от нее уютное тепло, когда подошел к окну и глянул на изредившийся бор, то вдруг понял: напрочь лето ушло, и надобно пока что отложить мечты о брусничниках.
По всему Подмосковью  -  простор динозаврам. Тяжела их мерная поступь, ан все же нет по таковскому поводу ни страха, ни печали.  Одно лишь радостное ожидание  -  скоро случится белое подаренье,  явится пуховый плат… выпадет первый  снег.
         
*     *      * 
      
О Сибири всегда хватало разговоров.
Приехал знакомый, принялся рассказывать сибирские байки, развлекать нас историями о житье-бытье на БАМе. Ну, и что не послушать? Сплошь и рядом интересные же вещи!
Строилась знаменитая Байкало-Амурская магистраль долго, с перерывами  -  почитай полвека. Рельсы то укладывали, то по насущной нужде разбирали. Колготы всякой на многокилометровом полотне наблюдалось в избытке. Событий там происходило…
Когда тянули рельсовую дорогу от реки Лена к расположенной восточнее Тынде, столице бамовской  -  там располагалась основная база одного из участков,  - то хлебнули в достатке лиха. Столько неумолчно-быстрых стремнин приходилось преодолевать! Так натрудились проектировщики трассы и мостовики…
Очень тяжело давались им таежные километры. Бурные своенравные водотоки вволю помудровали над изыскателями-первопроходцами. Над монтировщиками пути, а заодно и над возводимыми сооружениями. Бывало  -  даже сносили опоры мостов, если не досмотришь за внезапным снеготаяньем.
Глядишь, стоят «быки» на все сто устойчивые. Хоть возьми и предъяви их какой-нибудь строительной приемной комиссии. Ан и ничего не стоит вдруг  обмишуриться.
Сибирские  реки в пору сброса талых  вод, в  ураганное    половодье, становятся на диво бурливыми.   И  -  как одна  -  непокорными. По весне идет поток равнинного происхождения, а летом, в жару, иной раз так ударит с гор… остается лишь подивиться на мощь ледяной воды.
Строителям, что ни стремнина, обязательно решай трудноразрешимые задачи.
Рассказывал знакомец  -  бамовцы друг с другом делятся опытом и все при этом считают, что их сооружение, их река имеют исключительную особенность. В шутку ли, всерьез ли, но кое-кто из первопроходцев  возьмет и скажет:
-  Хватает всяких трудностей. А почему? Потому что Сибирь могучая.  Здесь  раньше  был простор динозаврам. Они ворочались  так, что земля тряслась. От них и сохранилась  могучая повадка. Хоть у рек, хоть у гор.
По окончании рассказа осторожно замечаю:
-  Если насчет мамонтов, то бродили большими стадами. Это уж точнее точного.
На что получаю серьезный ответ:
-  В Сибири хватало  первопроходцев…  И мамонтов. И динозавров.
Вот так поговоришь с людьми, что смело идут в дальние края, осваивают новые земли, открывают кладовые Сибири… Приходит догадка продолжить беседу. И что  -  если о близком, о продуманном  - тогда?  Как раз многое можно поведать, однако  лучше Лермонтова не скажешь:

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,  -
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога…

Понимаешь, что славит поэт земную природу, ее красоту и несомненную благотворность для умножения жизненных сил человека.
Превосходная метафора, не правда ли?
      
*      *      *      

На Кавказе я бывал за свою жизнь не один раз и не два. 
Именно что, со счета собьешься. Бывало ездил мальчишкой,    когда родители брали с собой во время отпуска.
Потом случались командировки то газетные, то журнальные. Всякие.
Впечатлений  -  море. Впрочем, кто уезжал от кавказских гор без глубоких впечатлений, без воспоминаний о теплых  морских водах и самшитовых рощах? Не забудешь великолепных садовых груш и яблок.  Будут стоять перед глазами   чайные плантации и бамбук дендрариев, заснеженные вершины    и синева горных озер.
Кто что видел… тот затем  живописал тамошние прелести   в устных рассказах. Природа ведь настолько роскошная для  глаз среднерусского равнинного проживателя   -   не выразить обычными словами.   
На горы я поднимался и в пещеры спускался. Видел   окаменелые следы динозавров на сланцевых плитах. И скалу,   к которой по преданию когда-то приковали Прометея. Легенды, легенды.
Как-то раздобыл книжку грузинских сказок. Очень завлекательны волшебные истории о дэвах и о прекрасном герое  Амиране. Но думал ли я, что когда-нибудь увижу динозавра среди гор Кавказа? Нет, и в голову такое не приходило. До поры до времени.
Есть  вблизи Главного Кавказского хребта небольшое местечко.   Там я провел однажды чуть не полный месяц. Вид на горы замечателный. Захочешь не только пройтись по улочкам   городка, но и забрести куда-нибудь подальше.
Было утро, я шел долиной местной реки-невелички.   Смотрю   -  есть проход из долины в какое-то село, а оттуда  уже в горное поднятие.
Когда поднялся на него, с вершины уж очень хорошо смотрелся Главный Кавказский хребет с белыми шапками на каменистых остроконечиях.
Когда видишь эту вздыбленную земную твердь, поневоле вспомнишь Лермонтовские стихи. Разве случайно поведал о   величии здешних вершин? Молодой поэт писал стихи романтические и в то же время настолько правдивые  -  действительно сильно волнуют тебя  мощь утесов, дикая   красота гор, где гранитная чернота дополняется снежной ослепительной белизной.
Вспоминал я, как он живописал горные вершины.
      
Спеша на север издалека,
Из теплых и чужих сторон,
Тебе, Казбек, о страж востока,
Принес я, странник, свой поклон.
      
Чалмою белою от века
Твой лоб наморщенный увит.
И гордый ропот человека
Твой гордый мир не возмутит.
      
Сияло солнце. Глянул я из-под руки на одну из вершин. Честно говоря, не был  каким-то особенным романтиком, однако увидел динозавра, что поднимал каменную голову к небу.
И поразил меня вид  исполина до такой степени, хоть сочиняй  обязательный стих. Если не о горе Шат, как Лермонтов… если не о горе Казбек, то как раз об этом гранитном великане, что напоминает о глубокой старине.
      
В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле,
Старинная башня стояла,
Чернея на черной скале.
      
Многое узнал поэт Лермонтов от этой башни. А я   -  пусть не романтик  -  увидел и узнал от каменного динозавра многое о древней нашей Земле. И всей душой полюбил ее, древнюю.  За то, что многими тысячелетиями она остается молодой и дает жизнь новым поколениям людей.