Лотерея

    Лотерея разыгрывается два раза в неделю, выигрыш помельче – ежедневно.
Одно время победители срывали банк почти каждую неделю, но потом там, наверху, ужесточили правила: увеличили количество цифр и усложнили комбинацию. С тех пор новоиспечённые миллионеры не появлялись неделями, а то и месяцами, но накал страстей от этого нисколько не снижался и даже наоборот – желающих разом решить все свои проблемы меньше не становилось.
Вечером, накануне очередного розыгрыша, они, как мухи, облепив киоск, где продавались счастливые билеты, заполняли бланки, полагаясь на интуицию, одним им ведомую систему или просто наудачу. В ожидании розыгрыша курили, пили пиво, смотрели футбол, сидя в кафешках, или просто торчали на улице и, кто угрюмо, а кто с надеждой, обменивались друг с другом мечтами, сомнениями и обидами на жизнь.
Большинство киосков, где продавались лотерейные билеты, находились в кварталах бедноты. Здесь они были на каждом углу, иногда на расстоянии нескольких десятков метров друг от друга. В спальных районах специальных лотерейных киосков не было вовсе, но билеты продавались и здесь, как дополнение к кофе и бренди в открытых кафе. Покупали шанс на удачу в этих кафе завсегдатаи, для них это было не более, чем развлечением. Один из них, старый вор лет семидесяти, приезжал каждый день, как будто специально для того, чтобы заполнить бланки на очередной розыгрыш. На самом же деле у него были здесь совсем другие дела, которые он проворачивал и решал прямо за столиком кафе, потягивая дорогой бренди, тонизирующий напиток и рассеянно соря деньгами. Его собеседники из местных и приезжих время от времени менялись, и говорили они не спеша и как будто ни о чём. Если бы кто-то стал специально прислушиваться к их разговорам, то скорее всего счел бы их скучными или странными, но сути их уж точно бы не понял. Речь у вора и его собеседников была изысканной, ни одного грубого слова, и сам он походил на аристократа в манере, в одежде, в речах. Говорят, что происходил он из старинного рода шейхов. Он и был похож на шейха, только соответствующей одежды не хватало. А так – благородные седины и лицом восточный аристократ. В полиции на него хранился целый архив, но доказать там ничего не могли. Его боялись все, и свои, и чужие, этого генерала из преступного мира, безропотно платили ему за покой. Он обставил всё дело так, что богатым в посёлке даже не нужно было тратиться на сигнализацию: достаточно было нескольких молодых ребят из семьи шейха в убогой сторожке на въезде или даже беззубого старика из той же большой семьи. Всем было выгодно и только сыщики из отдела по борьбе с организованной преступностью, ни с кем счетов не делавшие, время от времени бесцеремонно беспокоили шейха. А сам он никогда не повышал голоса, всегда был со всеми подчёркнуто вежлив, держался с достоинством. Полиция постоянно следила за ним, и на выезде из поселка его машину иногда останавливал полицейский патруль и сыщики, которые обыскивали салон и багажник. Вор воспринимал это как некую данность, держался с достоинством, подчёркнуто серьёзно, но в его глазах и уголках губ при этом таилась насмешка превосходства. Каждый раз его отпускали ни с чем, иногда извинялись, но чаще полицейские не могли скрыть досаду, ничего не находя. У вора была своя игра, возможно не одна, как и у тех, с кем он разговаривал в неброском кафе. Обитатели дорогих спальных районов в лото и другие азартные игры тоже не играли. У них свои дела, приносящие более надёжный и, главное, стабильный доход. Снисходительно смотрели на ажиотаж бедноты и владельцы лавок и кафе, где собирались игроки. Среди хозяев случайных людей не было. Все они владели своими лавками и кафе десятилетиями, а то и из поколения в поколение. Тихо расширялись или открывали новые закусочные, лавки, магазины. Случайных людей, вздумавших открыть свою закусочную, быстро выпихивали, оставляя с долгами, чтобы навсегда отбить охоту соваться с суконной рожей в калашный ряд. А игроки были публикой разношёрстной: рабочие из тех же закусочных, продавщицы, живущие на пособие безработные, существующие на пособие по старости нищие старики, гастарбайтеры, просто неудачники... Почему-то все они верили в удачу, несмотря ни на что, надеялись, что когда-нибудь вдруг оторвут от жизни лакомый кусок и эту удачу им принесёт лотерея.
Утром после розыгрыша наступало похмелье. Рабочие возвращались на тяжёлую и не любимую работу, продавщицы через силу смотрели на покупателей, безработные пили пиво и мечтали о нескольких десятках тысяч, даже не миллионах шекелей, которые позволят им хотя бы вздохнуть ненадолго, освободившись от нищеты и неопределённости.
Собираясь на рынок,старики катили к автобусной остановке свои тележки.
На рынке они хватали все, что было дёшево, наполняя свои тележки доверху, как будто собрались поесть в последний раз в своей жизни.
Лавочники покрикивали на пьяниц, нанятых в качестве грузчиков и уборщиков «по-чёрному».
Одна пожилая дама с библейским лицом, по виду бывшая учительница французского языка, узнав, что ничего не выиграла, начала возмущаться: «Как же так?! Я заплатила пятьдесят шекелей и совсем ничего?!»
Продавец лотереи внимательно посмотрел на неё и ничего не сказал.
 Завсегдатаи пятачка, где стоял ларёк лото, приуныли.
Было обычное утро после розыгрыша. Те, у кого время было в избытке, каждый раз решали философский вопрос: «Что наша жизнь – бессмысленный набор случайностей или во всем есть какой-то тайный смысл?» Если бы кому-то из них удалось выиграть, то для него все сразу бы наполнились смыслом и стало на свои места. А так они все только надеялись, что этот смысл есть.
Однажды победителей не было больше месяца, и ставки выросли до исторического максимума, чуть ли не в сто миллионов.
Но вот, наконец, эту историческую планку взял пятидесятилетний эфиоп, от которого незадолго до этого ушла жена, потому что он был беден и не хотел работать.

– Я привык работать на себя, – С достоинством заявлял он. - В Эфиопии я был садовником. И здесь ни на кого работать не буду!
Эфиоп был верен своему слову и жил на пособие.
Человек этот был неприхотлив, довольствовался пивом и хлебом.
Когда он взял самый крупный приз в истории страны, завсегдатаи игры в лото пришли к убеждению, что никакой логики в жизни нет. Как и справедливости.
Верхом несправедливости они считали выигрыш эфиопа. Ведь они играют постоянно, тратят кучу совсем не лишних денег на игру, а этот…
В глазах завсегдатаев этот баловень удачи был насмешкой судьбы.
Пришёл, играючи заполнил один ряд цифр и,  на тебе! Где Бог?! Разве он распорядится этими деньгами так, как они?
Эфиоп честно признался, что пока не знает, что делать с обрушившимся на него состоянием. Но главное ведь не в этом. Главное, что Бог его любит. Он дал ему эту чудесную страну и фантастический выигрыш в лотерею.
Правда ему холодно здесь, но как можно не любить эту страну?! Улыбка у победителя  была открытой и счастливой, как у ребёнка. Ему было хорошо, и он этого не скрывал.