Военное детство
Из воспоминаний Глушковой Клавдии Ефимовны
О Боже! Не дай Бог вам пережить то, что пережили мы, дети Великой Отечественной войны.
Мне было 11 лет, когда в нашу деревню Малое Рыбино (мы тогда говорили «Малая Рыбина или Малая Рыбинка») Мценского района пришли немцы. В деревне располагалось чуть больше двух десятков домов. Сама деревня находилась недалеко от большака, то есть дороги, ведущей от Мценска к Болхову. В 1941 году в деревне оставалось несколько стариков, женщины и дети.
Всё население деревни жило в землянках, а немцы хозяйничали в наших хатах. Линия фронта в 1941-1942 годах проходила по рекам Оке и Зуше. После ожесточённых боёв к нам в деревню привозили убитых немцев и хоронили их на краю деревни.
Зима 1941-1942 годов была лютая: морозы свыше 30 градусов, много снега. Чтобы добраться до колодца с водой, рыли в снегу туннели. Мы, женщины и подростки, по приказу немцев расчищали большак от снега.
Надо отдать немцам должное: были они аккуратными. У многих жителей не имелось туалетов, так они понастроили нужники чуть ли не возле каждого дома, где жили. Понаделали лавочек для отдыха.
У моей мамы была корова, она стояла в хлеву. К счастью, немцы не зарезали её, а у других скотину – коров, свиней – пускали под нож. В определённое время, когда мама шла доить корову к скотному двору, подходил один и тот же немец с бидоном для молока. Пока мама доила корову, мы, дети, вылезали из землянки и приближались к немцу. Он нам давал по конфетке на палочке. А назывались эти конфеты «бум-бум». Надо признать, что этот немец нам ничем не пугал, а, наоборот, улыбался и проявлял доброжелательность. Не все немцы были фашистами. Находились среди них и люди с человеческими сердцами.
Три раза в сутки солдаты местного гарнизона с котелками и кружками в руках выстраивались в очередь возле походной кухни, где готовили чаще всего гороховый суп, причём из цельных стручков, и гречневую кашу с тушёнкой. Наши деревенские голодные дети с консервными банками в руках (вместо ручек прикрепляли проволоку) выстраивались в свою очередь сзади немецких солдат. Их никто не прогонял, а повар, хитро улыбаясь, давал пищу и детям.
В соседнем саду, рядом с нашим домом, немцы соорудили баню. В погожие дни там всегда была тёплая вода. Однажды вместе с подругой Настей, проследив за немцами (они почти все куда-то уехали на мотоциклах и машинах), мы решили помыться в бане. И такое удовольствие получили во время мытья, что забыли про время. Хорошо ещё, что дверь изнутри закрывалась. Брызгаясь водой, мы смеялись и визжали и вдруг за дверью услышали голоса немцев – и тут мы обмерли от страха. Напялив на себя платья, с мокрыми волосами, мы отодвинули щеколду и ужами прошмыгнули мимо немцев. Вслед нам нёсся громкий смех и весёлые выкрики солдат. С тех пор мы боялись показываться на глаза немцам.
В середине июля 1943 года в деревню тайно проникли наши советские солдаты-разведчики и предупредили жителей: «Завтра прячьтесь по подвалам и не смейте носа высовывать наружу, пока не прекратится бомбёжка. Будем вас освобождать».
И правда, на следующий день началась бомбёжка нашей деревни. Били «Катюши». Немцы страсть как боялись «Катюш». В одно мгновение они все исчезли из деревни, побросав и военную технику, и одежду. Лишь на следующее утро они вернулись, забрали вещи и ушли.
После бомбёжки, видимо, не зря приходили разведчики, особого урона деревня не понесла, лишь сгорел один дом, а так все дома остались целы.
А на следующий день пришли наши. Один солдат снял сапоги, в ручье постирал портянки, повесил их на забор сушиться, а сам лёг на копну сена и заснул. Его товарищи покинули деревню и вышли в поле, засеянное рожью. А над деревней появился немецкий самолёт. Строча из пулемёта, он покружился над деревней и над полем, потом улетел. А наши полегли мёртвыми: и тот, что лежал на сене, и те, кто были на ржаном поле. Позже их всех прикопали местные жители.
Потом нам сообщили, что соседнюю деревню Дубовую уже освободили, и все жители деревни Малая Рыбина решили уйти на время боёв в Дубовую. На просторном поле, что между Малой Рыбиной и Дубовой, они встретили советских пехотинцев. Крики радости, восторга… Но недолго мы радовались. В небе появились немецкие самолёты, а людям негде от них укрыться. Место ровное, сверху все люди - и солдаты, и мирные жители – виды немцам как на ладони. Что же тут началось! Кромешный ад. Все бегут неведомо куда, крик, плач, визг… Вокруг свистят шальные пули. Я, как и все, от испуга голову потеряла, бегу не зная куда, что-то в страхе кричу, а над головой самолёты круги нарезают… Вдруг меня кто-то за руку схватил и силой утянул в окоп, прикрытый зелёной плащ-палаткой. Это был советский офицер. Так я живой осталась. А возле ручья шёл страшный бой между нашими и немцами. Бог сберёг всех жителей Малой Рыбины. Никто не погиб.
В Дубовой мы пробыли недолго, всего лишь несколько дней, и вернулись в Малую Рыбинку, когда дошли слухи, что немцы отступили.
Сколько горя, боли и слёз принесла война! Вспоминать страшно. Даже не могу сказать, когда было тяжелей: во время воёв или когда стали восстанавливать разрушенное хозяйство. Сколько их, людей – и советских солдат, и немцев – осталось лежать на месте боёв. Поля по время войны заросли бурьяном, а там лежали непохороненные… А когда стали пахать эти поля, сколько же людей подорвалось на не разорвавшихся во время войны минах! Мальчишек посылали на ускоренные курсы минёров, и они разминировали заросшие поля, иногда ценной своей жизни.
Трактористами в основном тоже были подростки. И часто эти ещё почти мальчишки падали в обморок, когда видели на плугах останки полуразложившихся тел. А кто были эти погибшие, никто не знал. Ведь это были люди – может, немцы, может, русские, но люди. Видеть такое страшно. Бригадир, который нёс ответственность за жизнь мальчишек, привязывал их, полуголодных, верёвкой к плугу, чтобы они не свалились под лезвия.
И всё-таки немцы очень редко бросали своих убитых солдат, их хоронили, а вот наших бойцов столько лежало на полях безымянными, непогребёнными! Каково же было женщинам граблями собирать кости погибших людей! Все эти останки сваливали в большие ямы, которые стали общими братскими могилами. А кто погибал в лесах, болотах – все они ушли в вечность.
Мальчишки, рождённые после войны, ходившие в лес по весне за патронами, спотыкались о кости людей, каски, о металлические коробки от немецких противогазов.
Слава Богу, что 70 лет мы живём без войны. Дай Бог мир всем людям на земле!
ГИМН ДЕТЯМ ВОЙНЫ
Беркаева Дарья, 10 лет
Детство горькое, босоногое,
И от слёз оно солёное,
Припорошено гарью, дымом,
Ещё голодом нестерпимым.
Запах пороха, запах крови,
Грохот танков вражьей своры,
И всполохи в небе огненном
От бомбёжек немцев-воронов.
Земля к небу поднималась,
Сердце детское сжималось
И от страха, и от боли:
Не увидеть солнца боле.
Мать учила нас молиться
И просила всех крепиться,
Веру в лучшее внушала,
Больше всех за нас страдала.
Наши деды, наши папы –
Все советские солдаты.
Уж они-то точно знали,
Что победа будет с нами!
Наш народ – непобедимый!
Наш народ – трудолюбивый!
Мы на мир на всей планете,
Будьте счастливы, все дети!
ДВА ГЕРОЯ
Моим родителям-фронтовикам
Оглянись, сынок, назад:
За тобой крыльцо родное.
На крыльце, как на парад,
Локоть к локтю – два героя…
Звёзд геройских у них нет,
Орденов они не носят.
Выдающихся побед
С них никто теперь не спросит.
Выправка уже не та,
Седина, печаль во взоре…
Тут и жизни маята,
Тут и фронта боль и горе.
То твои отец и мать.
Им война дана судьбою.
Нам давно пора признать:
Кто прошёл войну – герои.
Тяжки были дни войны.
Жизни смерть была подруга.
И спасение страны –
Павших и живых заслуга.
Здесь останови свой взгляд:
Видишь ли родные лица,
Звёздочки внутри оград?
Им ты должен поклониться.
23.01. 15 г.
МЕМОРИАЛ В ДОЛИНЕ СМЕРТИ
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче – гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы –
Все судьбы в единую слиты…
В. Высоцкий.
Там нет ни автотрасс, ни судоходных рек;
Верстах в пятидесяти ближняя железная дорога.
То лапотная Русь. Орловщина. Здесь человек
Зимою вяз в снегу, а летом грязь месил от самого порога.
Но сколько раз, и кем земля сия воспета!
Мы чтим знакомые нам с детства имена.
Рассказами Тургенева, романсами Апухтина и Фета,
Как сыновьями, гордится эта сторона.
Здесь с давних пор селились русские дворяне.
Оазисы имений их доселе привлекают взор:
Сады средь липовых аллей, церквушка на кургане
Или её развалины – разбойничьих времён немой укор.
В моём родном краю, в долине меж холмами
Бояре Шеншины устроили прудов каскад.
Среди кустов сирени и жасмина над прудами
Стоял их двухэтажный дом, цвёл яблоневый сад.
Невдалеке от этого поместья
Другой дворянский дом – жил генерал Лавров.
В Балканскую войну Лавров убит, и на родимом месте
Он по традиции нашёл свой вечный кров…
Под Плевной доброй славою себя покрыли орловчане.
Как и вся Русь, сочувствуя славянам, на смерть шли.
Болгары радостно встречали тех «дядо Иване»,
Что на концах штыков свободу им несли.
Прошёл тот век. И смутных лет минула череда…
Под мудрым руководством русла изменяли реки,
И комсомольцы возводили города –
Теперь мы знаем, что всё это исполняли зеки.
Но кто бы вслух об этом вам сказал тогда?!
Теперь твердят, что времена были такие…
Да, времена такие были, потому пришла беда,
Сравнимая в нашествием Батыя.
Похоронив героя Плевны средь берёз в деревне родовой,
Никак не думали соратники его, что тут,
В краю спокойного безмолвия когда-то грянет бой,
И реки крови в древнюю Оку стекут.
А в сорок первом Болхов, Мценск, Орёл – уже немецкий тыл.
Громя всё на пути, пронёсся ураган,
И дальше, на Москву, теряя постепенно пыл;
Но лишь под Тулой был отбит Гудериан.
И линия окопов протянулась вдоль Оки.
Враг крепкую здесь создал оборону.
Но «Сталин дал приказ» - советские полки,
Дивизии, бригады и штрафные батальоны
В сорок втором три месяца, в снегу по пояс,
Продолжив натиск под Москвой, шли в наступленье…
Об этом мемуаров не ищите: время не такое.
Да и о чём писать? Атаки местного значенья.
Атаки непрерывные успеха не имели.
Всё то, что двигалось, фашисты уложили в снег.
Сначала снег краснел, но зимние метели
Всё заметали; ночью волки довершали их успех.
К весне, когда побоище грозило разложеньем,
Согнали жителей соседних деревень.
Им приказали трупы передать сожженью,
Останки хоронить там, где настигала смерти тень…
В семидесятые кто-то из советских полководцев
Вдруг притчу вспомнил, что войны набат
До тех пор в наших душах раздаётся,
Пока не погребён последний сгинувший солдат.
И было решено соорудить мемориал
На месте тех боёв, где кровь лилась рекой.
Но… Там же похоронен царский генерал!
В ЦК признали, что он тоже был герой.
И генерала тоже возвели на пьедестал.
За ним на склоне вдоль берёзовой опушки
Колхозный тракторист траншеи прокопал,
Останки безымянные сложили – и берёз верхушки
От залпов вздрогнули… Под гимн засыпали могилы.
А через год земля осела и травою заросла.
Десятки плит гранитных на могиле уложили;
На плитах – золотом о тех, кого здесь смерть нашла.
Там нет имён, фамилий не найдёте никаких:
Полки, дивизии, бригады – много номеров.
И так как предводителей советских не было средь них,
В последний бой ведёт их царский генерал Лавров…
Однажды я сюда участника войны, отца, привёз.
Он по рядам прошёл, спросил: «А где же имена?»
Ответом нам был шелест выросших берёз,
И мы, не чокаясь, по первой выпили до дна.
Свидетельство о публикации №215092601202