Правда или вымысел -2 часть

Федор Тютчев
(1803–1873)

ОГОНЬ И ПЕПЕЛ

Начало XIX века, Москва, тихий Армянский переулок. Отделанная искусственным мрамором зала большого господского дома, спальня с кроватью под шелковым пологом, кафельные печи с медными отдушниками, окна до потолка, хрустальные люстры, наборный паркет, маленькие и теплые жилые комнаты второго этажа...Ничего необычного, так живут все состоятельные дворянские семьи, обосновавшиеся в Москве.

  Хозяин дома, отставной гвардейский поручик Иван Тютчев, оставил армию, не дослужившись до высоких чинов, — ему была милее спокойная, уютная домашняя безвестность. Хозяйка, племянница родовитой и богатой графини Анны Васильевны Остерман, иногда бывает чересчур нервна, но муж этого не замечает — он до сих пор влюблен в свою жену. Счастлив тот, кто, венчавшись по любви, взял невесту с хорошим приданым — тетка подарила ей свой дом. Его продали после смерти графини, вскоре был куплен особняк в Армянском переулке.
В детской играют двое сыновей. Из деревни пришел обоз с битой птицей, мясом и яйцами — что-то останется в доме, большую часть продадут. У господ Тютчевых несколько имений, одно из них неподалеку — под Москвой. Всего они владеют более чем двумя тысячами крепостных душ: с таким состоянием можно позаботиться о карьере сыновей.
Гулко бьют напольные часы, хозяин поднимает голову от бумаг и костяных счетов, улыбается жене: «Душенька, не пора ли обедать?..» Она откладывает вышивание, расцветает улыбкой ему навстречу и на глазах хорошеет. Разве можно поверить, что благополучие этих милых людей замешено на преступлениях? Впрочем, о них уже никто и не помнит — кроме нескольких древних мужичков, доживающих свой век в тютчевском селе Овстуг.
Портреты отца и матери отставного поручика Тютчева висят себе на выгоревших обоях в Овстуге. Их намалевал крепостной живописец: господин в парике с косицей искоса смотрит на даму напротив с высокой прической — вот и все, что осталось от Николая и Пелагеи Тютчевых, и если они и в жизни были так же скучны, как на холсте, то им можно посочувствовать. Теперь здесь мирно течет исключительно приличная жизнь, и Иван Николаевич Тютчев только посмеется, услышав, что его отец разбойничал на большой дороге.
Гвардии капитан Николай Тютчев был лихим молодцом. Гвардейская выправка, красивый мундир, хорошо подвешенный язык — да вот, пожалуй, и все. Сто шестьдесят душ для столичного дворянина не состояние. Родители дали ему неплохое образование, и начальство определило капитана перемерять помещичьи владения. Это было выгодным делом: землемер мог убавить земли, а мог и прибавить, облагодетельствованные дворяне одаривали его чем могли: кто — дорогим перстнем, кто — толстым кошельком. Подмосковное село Троицкое, что в Теплом Стане, тогда принадлежало тридцатилетней вдове Дарье Николаевне Салтыковой, женщине пылкой, дородной, овдовевшей в двадцать пять лет и истомившейся без мужчины. Молодой гвардеец мерил ее угодья и вскоре очутился в постели вдовы. Потом он съехал со двора и велел передать барыне, что женится на другой. Николай Тютчев посватался к соседке Дарьи Салтыковой — бесприданнице Пелагее Панютиной. Он знал, что бывшая подруга под горячую руку может и прибить, и исчез из Теплого Стана, словно поднятый охотником заяц. Гвардии капитан не понимал, в какую скверную историю угодил.
К этому времени Дарья Салтыкова замучила уже несколько десятков крепостных девок. Их жгли утюгом, пороли, обваривали кипятком; не выдержавших мук хоронили в ближнем лесочке. Николая Тютчева и его невесту Дарья Салтыкова решила взорвать.
Дворовым было велено купить серы и пороха, подложить под застреху московского дома Панютиных и поджечь. Но в последнюю минуту мужики забоялись. Крепостные были биты батогами, а барыня приказала перехватить сани Тютчевых на пути из Москвы и порешить жениха и невесту дубинками. Но капитан откуда-то вызнал о готовящемся нападении и попросил у московских властей охрану. До Овстуга они добрались благополучно, а там Дарья Салтыкова была имуже не страшна. Вскоре она попала под суд, Теплый Стан отошел ее детям. А Николай Тютчев взялся поднимать свое хозяйство, да так споро, что скоро разбогател.
Говорили, он вчинял соседям иски и отсуживал у них имения. Старые крестьяне помнили и другое: по ночам из барского дома выезжали всадники в темных плащах да личинах и грабили на большой дороге купеческие обозы. Так — кляузами и кистенем — Николай Тютчев составил большое состояние. Теплый Стан он в конце концов у Салтыковых перекупил. Теперь его деньги проживало большое, души друг в друге не чаявшее семейство сына. В детской играл младший сын Ивана Николаевича Тютчева, Федор, будущий поэт, внук удачливого разбойника. Проходили годы. Федор Тютчев заканчивает Московский университет и определяется на дипломатическую службу. Теперь его не скоро увидят в Москве: он уезжает в Германию, в Мюнхен. Отец и мать ждут его писем, отправляют сыну деньги и гадают, как он живет на чужбине. Дом в Армянском переулке опустел: старший сын в армии, младший, Федор, служит при русской миссии в Баварии. Он недавно женился, но, судя по письмам, в его семье не все ладно. Бьют старые часы, скрипит рассыхающийся паркет, старушка вышивает, старик щелкает костяшками счетов, выгадывая лишние сто рублей — Феденька опять просит денег. Оба пытаются понять, что происходит в далеком Мюнхене.
...Младший секретарь русской миссии, коллежский асессор (этот чин соответствовал майорскому) Тютчев считается одним из самых приятных людей в Мюнхене. Он невысок, чуть сутуловат и ни в чем не походит на лощеных денди, которых полным-полно и среди дипломатов, и при дворе баварского короля. Зато Федор Тютчев галантен и совершенно очарователен. Настолько, что это кажется волшебством: он, словно гамельнский крысолов, привораживает и прекрасных женщин, и иностранных дипломатов, и даже собственное начальство.
Летним днем 1835 года его жена Элеонора, урожденная графиня фон Ботмер, вдова русского дипломата, вышедшая за Тютчева по страстной любви и стечению обстоятельств (их первая дочь родилась через три месяца после брака), нервно мерила шагами мюнхенскую гостиную и ломала руки. Это было дурной, не подходившей даме из общества привычкой, но Элеонора Тютчева ничего не могла с собой поделать: она чувствовала, что ее жизнь рушится, и мечтала о смерти. Ради мужа она бросила все. Трое ее детей от первого брака живут в Петербурге без матери — это ли не жертва?
Она родила Федору Ивановичу трех дочерей, платила долги, хлопотала за него перед начальством. А он не только ей изменял — это еще ничего, разве можно обвинять мотылька в том, что он опускается на цветочки? — нет, муж совершил самое страшное. Теперь его сердце принадлежит другой... И госпожа Тютчева схватила лежавший в ящичке бюро кинжальчик. Ее муж в это время сидел в одной из мюнхенских гостиных, и около него по обыкновению толпились знакомые. Некоторые из них сравнивали красноречие Федора Ивановича с рассыпающимися жемчужинами: умно, блестяще, неповторимо... Но мало ли на свете златоустов? Соотечественники уже знали, что он замечательный поэт, но ведь женщины любят не за это. Может быть, дело было в его способности влюбляться сразу, всем сердцем, наплевав на условности, но почему же его прощали те, кого он любил и оставил? Невысокий господин, удобно расположившийся на диванчике в гостиной неаполитанского поверенного в делах, наверняка обладает каким-то чудесным даром...