Промысел 2 9 5

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602

Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/09/24/896

Аделаида Бартон, представительница земной цивилизации, запихнула в допотопный террариум последнюю змею.

«Ты, обладающая беспримерной властью, спрашиваешь о ней! Я не понимаю вопроса».

Наше племя много старше здешних, память выведена нестираемой чертой, кровавым следом власти. Современные же властители живы тем, что вынуждены соблюдать закон».

«Есть разница между законом и властью, женщина».

«Знаю, повелитель. Бывают хранители закона и любители власти. Закон без власти смешон и бессилен, власть без закона глупа и жестока».

«Почему глупа?»

«Разве повелитель не убедился только что? Давнишнее слово, нелепый пустяк вывел тебя из состояния призрачного покоя. Теперь ты станешь думать: где моё лукавство, каковы мои цели, хотя ни лукавства, ни целей нет. Я – волей прихоти вброшенная песчинка. Ни к чему вмешиваться в бег охотника, но попала меж пальцев и стёрла ногу».

«Ты не станешь вредить мне, женщина?»

«Вредить больше, чем ты навредил себе, нельзя. Обещаю только, что не буду помнить зла пожилому человеку, некогда назвавшему меня дочерью».

«Было бы слово пустым, если б ни чрезвычайные возможности. Противостоящая укусу горной змеи может позволить глумиться над кем угодно. Только твоя правда не менее жестока, и отторгнуть зло не получится».

«Я соблюдаю закон, повелитель. Имею власть, законом данную и законом ограниченную. Она больше власти, которую ты хотел бы иметь. Трудно так жить и не сорваться.

Представь жердь через пропасть. Подвижная перекладина бежит поперёк. Ноги стоят на противоположных концах. Достаточно в угоду правилу пренебречь властью, например: оставить преступления безнаказанными или увлечься правом силы, свалишься».

« Получается, женщина, закон тебя не тяготит, и власть - вынужденное бремя? Лучше быть травой, ты сказала. Выросший из невесть кем брошенного семени стебель беззащитен и защищён одновременно».

«Блудить словами можно до бесконечности. Ты, я заметила, в совершенстве владеешь сладкозвучным искусством. Тогда скажи: что даёт твоя власть. Чем ты, премудрый Котти, пользуешься, а другие нет?

Вот гляжу кругом: серое закоптелое жилище; полная паразитов постель; свежая пища не всякий день; одежда добротная, но трёт и давит, потому что грязна и неумело надета бездарным служителем; нет родных, ведь любовь - помеха власти; окружают готовые предать сподвижники. Связывает вас, кроме страха разоблачения, та же призрачная жажда.

Сильный охотник с женой мастерицей живёт лучше, веселей, спокойней. Ты мечтаешь, чтобы плоды труда мастерицы и охотника отдавались тебе. Возможно, усилия некогда приведут к желанной цели, но не тебе пользоваться, жизни не хватит.

Зачем тебе власть, повелитель? Что, кроме непокоя и страха утраты, принёс твой путь?»

На земле говорят: «Правда – открытость фактам. Искренность – вера в позиционирование себя». Повелитель тайнознатцев разыскренничался, запел в любимую дуду, поражая, как ему казалось, собеседницу проницательностью и умением сказать то, чего от него ждут.

«Если единственная дочь, - только случайная песчинка, зачем ответ? - Назвавшийся Котти смотрел просто, без затей и намёка на противоборство. – Наверняка твои соплеменники, женщина, знают разгадку тайны. Не все, конечно, иначе мир остановился бы в движении».

«Почему должен остановиться мир?»
Котти начал загибать пальцы.

«Власть человека ограничена только Создателем, ведь созданию, чтобы сровняться, следует дорасти. Отступничество – суть ковыряние дыр, занятие подростка. Если все люди поймут, что попытки тщетны, теперешний несовершенный мир за ненадобностью перестанет быть. Что говорят у вас, Женщина?»

«В нашем племени есть придание: один из верных, именем Самуил, умел слышать и отвечать Предвечному Отцу».

Ида глядела. Повелитель тайнознатцев не так уж слаб. Хелсконтроль движка даже аффекта при потрясении не зафиксировал. И, тем не менее, стали понятны слова о жестокости земной правды.

Сейчас программист 1788 подтвердит догадку, возможно, укажет путь, до конца дней станет молиться о гиблой душе колдуна! А дальше?
«По вере вашей да будет вам».
* [Евангелие от Матфея глава 9, стих 29]

Некогда сказал спаситель, которого Котти не захочет знать. Ответ был готов, и женщина не промолчала.

«итак, поставь над нами повелителя, - просили Самуила не до конца отвернувшиеся от Предвечного люди, - чтобы он судил нас, как у прочих народов.

И не понравилось слово Самуилу, когда они сказали: дай нам повелителя,
чтобы он судил нас. И говорил Самуил к Держащему Власть.

И был Ответ Самуилу: послушай голоса народа во всём,
что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли,
но отвергли Меня, чтоб Я не был их Вождём;

как они поступали с того дня, в который Я дал Закон,
и до сего дня, оставляли Меня и служили духам похоти, так поступают они с тобою;

итак, послушай голоса их; только представь им и объяви им права властелина,который будет возвышаться над ними».
* [Первая книга Царств глава 8, стихи 5-9]

Женщина умолкла. Дальше, как понял хозяин круга, должно сказать про мастерицу и охотника.

«Ты права, Аделаида. Нам далеко до единственного племени, соблюдающего закон. Наши праведники непоколебимы, хоть и добавляют мешка собратьям»

«Ты, мастер вить слова, отмахиваешься праведниками от комаров, будто хозяйка бельём. – сказала Ида. – Мне же интересно, зачем тебе власть?»

«Пользоваться, женщина».
Ответил мудрец с видом, исключающим непонимание. Так делают земные алкоголики, любители прихватить чужое, прилюбодеи.

Ида как-то почувствовала неловкость дальнейших расспросов. Грибок человекоугодничества коснулся и её тренированной души.

«Отдохни Ройт, забудь о грустном. Пусть твои опасения растворяться в соке гнева горных змей, а твои недруги станут мудрыми, как носители сока, кроткими, будто плывущие над головой облака».

Щель оказалась узкой, не имела просвета наверху, вела не понятно куда. Тонд велел жене протиснуться. Следом пошли девочки, Лайп, охотник.

Стены раздвигались, круглым становился отшлифованный свод, ноги ступали ниже и ниже. Наконец, точно знак пробуждения, возникла полоска неба наверху, и за поворотом глубоко меж отвесных скал раскрылась зелёная долина, тысячу раз виденное и хоженое место.

Становая тропа вилась у подошвы противоположного склона, по дну резвился звонкий, сверкающий мириадами брызг ручей.

И Тонд познал ужас во плоти. Охотник в переделках бывал, из очередной выскочил, но такого чувствовать не доводилось.

Или время растянулось, или восприятие возросло по ширине, только сын мастера Мойи увидел, словно в замедленной съёмке: идущая первой сестра с размаху толкнула Гайт, другая, чтобы поправить положение, схватила женщину брата за пояс, получила подножку, легла на оказавшийся ненадёжным куст.

Лайп обеими руками безотчётно вцепилась в чью-то одежду и волосы, дёрнула назад, поскользнулась, опрокинула женщин, увлекаемая силой раската, пропала за гранью.

Тонд безотчётно шагнул вслед, грудью, коленями, лицом вспорол обжёгший воздух и неожиданно мягко ткнулся носом в траву.

 Тишина устоялась. Песня воды ограничила безмолвие. Человек не смел дохнуть, шевельнуться, помыслить.

Тяжёлая рука легла на затылок, скользнула по спине. Здесь ждут, чтобы провести дальше, решил Тонд, повернул голову, глянул. Первый охотник приречья стоял рядом и был потрясён не меньше, чем Мойи.

Одним толчком предводитель ватажки поднялся на ноги. Женщины лежали в живописных позах. Меж вросших в отвесный склон сучьев раскидистого дерева висела лодка.

Упавшая первой Гайт сидела на корточках, вертела головой, хлопала веками, точно листами слоящегося дерева.

«Умница! Глазастик! - Тонд шагнул, рухнул на колени, ладонями стиснул голову жены, губами нашёл глаза. Слёз не было, только ласковая до звона дрожь ресниц. - Кто ударил тебя, ты видела? Я глядел со спины, не обратил внимания».

Гайт качнулась назад, стержнем взора упёрлась в лицо напротив.
«Новую беду зовёшь, охотник? Я возражаю. Пусть прошлое останется наверху».

Женщина оставалась собой. Взгляд Вейта соединял двоих и держал дистанцию. Намерения казаться лучше, чем есть, не было. Только выполнялось впитанное с первым вздохом правило: безоговорочно простить, если беда миновала.

Почему-то простить попытки убить жену муж не мог. Острый спазм закупорил горло, раскалённая пятерня стиснула сердце.

Доминировало желание распластать по камням носителя горя. А под ладонями, повинуясь ударам крови, пружинили маленькие ушки, волосы вились меж пальцев, пульсировала мягкая жизнь.

Обрамлённое свежей зеленью лицо было до неправдоподобности родным и настоящим. Строгая складка лежала меж бровей, лучики-морщинки у глаз означали крайнюю усталость, губы звали ответить.

И наитием Тонд догадался, что следует распластать, поднял женщину, как сидела, шагнул в сторону.

Высокая трава скрыла двоих. Возражение отвалилось, точно сухой лист. Пальцы ног упёрлись для восхитительной атаки, оставшаяся в руках сила защитила спину Гайт от прикосновений прошлогодних стеблей.

И с каждым толчком, с каждым пожатием стенок влагалища Тонд чувствовал: гнев плавится. Неизбывная ненависть округляется каплей, превращается в яркую искру, обретает непостижимость любви.

«Милая, ты напугалась?»
Кин поднял Лайп, посадил на колени, точно ребёнка.
«Не успела, охотник, и не понимаю, как оказались тут».

«Я, знаешь ли, сам не понимаю. Мы собирались разбить стоянку, жена ушла поискать грибов, я положил мешок, обернулся!»
Первое, что в голову пришло, рассказал старшей матери родоначальник.

На самом деле глупый монитор щёлкнул в неподходящую минуту. Долго не поддающееся решению уравнение раскрылось потрясающей простотой алгоритма, следовало привести выражение к стандартному виду, потом найти корни.

Ида сообщила, что не может быть рядом, а Тонд и компания, свалившись с пятисотметровой высоты, требовали адаптации.

Детей пришлось скапсулировать, самому явиться, точно посланник неба, туда, где свершилось чудесное избавление.

«Надо ополоснуться и попить. Вы так долго обходились без воды».
Охотник глянул, примерился, где бы спуститься к ручью.

Краска ударила в лицо. Повинные и победные девочки брошенками лежали у ног.

Чудно складывается, на самом деле. Сильные красивые женщины – никому ненужные преступницы. Отметил Кин и запросил детализацию, увидел: толкнула старшая сестра. Кайн пыталась удержать.

Кто из двоих толкнул, знает только Гайт. Лишь дочь Вейта обернулась и видела. Тонд при желании вспомнит, кого пустил вперёд.

Сами сёстры объяты страхом поровну. Сделавшая боится разоблачения, невиновная – подозрений.

Лайп перехватила взгляд, высвободилась, подошла, коснулась размётанных по плечам волос.
«Идёмте. Без толку лежать, а вода возьмёт усталость и обиду».

Поток, чуть шире полёта стрелы, мерно катился к югу. Ясная влага бликами отзывалась на ласку дня. Было шумно и мелко.

Женщины размотали полотно, пятясь, полезли в спешащую прохладу. Полоскали одежду, хватали губами звон ускользающих струй, не скрывали слёз и восторженных криков.

«ВАУ-ВЫУ-ВАЭ-ВУО!»
Ударившая в спину звуковая волна заставила обернуться. Голый, доступный летающим ножам Тонд у кромки закрывал собой жену, а ниже по течению от чёрных лоснящихся гидрокостюмов вскипала и без того бурливая вода.

Дикий визг нападающих не остановил. После случая у Третьего Рукава шапки уплотнили так, что изобретённый людьми звук стал менее травматичным. Только нежданно справа возникла шеренга воинов.

Ловкие и умелые охотники ступали по мелкой воде, отмахивали блестящую смерть набитыми проникающей травой кожаными щитами так, что лезвиям не удавалось вернуться.

Камни в мешочках, смертоносное оружие горных людей, ложились без промаха, послушные зову нити из сока упругого дерева возвращались без ошибки.

Тонд с Кином тоже не только воду вспахивали. Благо, речное дно поставляло снаряды в избытке. Пришлось выставить поле, растворить скутера.

«Муж велит вернуться. Я должна оставить тебя, Ройт».
«Ты не выйдешь отсюда, женщина».
«Выйду, повелитель, не беспокойся обо мне».

Ида откинула полог, завернувшись в грязный войлок, обесцветилась.

Кин решил, что охотники на противоположном берегу - световые образы, но вгляделся и узнал бывших весной на Сером Плато людей Пойста.

Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/10/02/674