Богом уготованное место

   Уже в ХХ-ом главным показателем развитости государства стал информационный ресурс. И в этом плане наша страна отнюдь не третьего мира. Надо, однако, положа руку на сердце, признать, что информационные накопления любого государства следует поделить на достоверные и недостоверные; проверенные и непроверенные.
   Какую-то часть информации мы легко можем признать достоверной. Не проверяя. Ну, например. В эпоху Брежнева Л.И. было принято НАПРАВЛЯТЬ деятелей искусства. Собирает Генсек кинематографистов и пеняет им: нет, мол, у нас фильма о нефтяниках. В следующий раз он не находит среди отснятых лент строителей. И так это надоело им, кинематографистам, что в очередной раз перед началом деловой встречи с Генсеком сговариваются – что бы там он им не поставил в упрёк, скажем -  есть уже такой  фильм. Так и сделали.
 - Да? - доверчиво удивился он – не видел.
Я не навязываю сюжет о современном фермере. Ни к чему набивать оскомину.  Это – история одной семьи. Она может рассматриваться в различных ракурсах и дробиться из одной на многие, обрастая неожиданными подробностями.  Подробности мне  неизвестны. Только  эпизоды, сложившиеся вдруг в отрезок прожитой уже жизни. Но и эту её часть  можно поделить на достоверную и дорисованную моей воспалённой фантазией с позиций собственного житейского опыта. Кто-то дополнит этот скупой на краски холст, пропустив через свою систему чувств, сделав его ещё более достоверным. Может быть.
  Демократия в России – это отказ государства решать проблемы своего народа. Поделили бизнес на крупный, средний, малый и ищи, россиянин, куда поставить ногу, чтобы хоть как-то выжить.
  В результате треть страны покрылась рынками. ЖУТКИМИ, которые, не извиняясь, можно назвать говёшниками. По санитарной составляющей.
  За прилавки встал люд местный, игнорирующий нормы санитарии, приезжий – не слыхивавший о них ВООБЩЕ.  А по-прежнему хочется домашней сметаны, творога…
   Он примостился между двумя киосками, глядя на которые рождается желание спалить их в ближайшую  же ночь. Дотла. Даже не поинтересовавшись предлагаемым в них ассортиментом.
 - Вот они, какие теперь фермеры!
Бьюсь об заклад, эта восторженная мысль посетила каждого, увидевшего его и пожелавшего сразу стать его клиентом. Кряжистый, добротно и опрятно одетый, в белейших, накрахмаленных нарукавниках и фартуке.
  Недалеко припаркована его белая чистейшая ГАЗ-ель. А продукция – выше всяких похвал. На такой продукт грех не подсесть.
  Мы оказались с Толей почти соседями – я из ПГТ, он из деревни тринадцатью километрами дальше по нашей трассе от города, куда мы стремимся на работу по утрам около шести. Когда транспорт не останавливается в пробке, я добегаю к Толе до начала работы. Успеваем перекинуться парой-тройкой фраз, из которых воображение набрасывает эскиз крепкого фермерского хозяйства с усадьбой и хозпостройками. Где по ночам, охраняя подворья, нарушают тишину громадные псы. Оттого Толе приходится подрёмывать урывками между визитами постоянных клиентов. Однажды он даже проспал три банки сметаны. Сначала искал, где клиенты оставили деньги, потом, не найдя, удивлялся, почему ушли только три, а не все…
  Когда наступала зима, тронутые сединой виски Толи, добеливал иней. Как-то в ГАЗ-ели он грелся не один.
 - Это Галка - соседка, вожу её с товаром. Наши коровы в одном стаде…
Галке, похоже, в кабине было жарко в сбившемся платке и расстёгнутом пальто.
  В декабре Толик предложил говядины – привёз на продажу двух бычков. Предупредил, что туши уже поделены между клиентами, но и то, что осталось, костями не назовёшь. В ГАЗ-ели сноровисто орудовала хозяйка.
 - Интересно, жена это или мать? – Этот вопрос назойливо крутился в оперативке, пока не прозвучала из уст женщины фраза, убедившая меня – это жена.
  Тогда до какой же степени она вымотана своим хозяйством, где сил берёт физических, так износившись до времени и всё ещё находя желание шутить и улыбаться.
  Ещё через время встретила я Толю грустным – прегрустным. Он пояснил – остались они с пятнадцатилетним сыном вдвоём на хозяйстве. Жена уж две недели в городе у больной сестры… 
 Но как-то неубедительно прозвучал мотив отсутствия. Скорее, увидела супруга выпорхнувшую из кабинки растрёпанную Галку…
  Ещё некоторое время спустя, наши дороги разошлись, а через два года пересеклись снова. Теперь Толя ездил в город через новый южный мост туда, где я уже не работала, а я была уже на своих колёсах. 
  Договорились, что  наведаю их деревеньку и заберу молочное сама.
 - У нас одна центральная улица. Как доедете до СЕЛЬПО, дальше две двухэтажки. Слева наша. Рядом машину мою увидите…
  Сначала по обе стороны шоссе сменялся настолько дивный пейзаж, что приходилось останавливаться и делать снимки. Потом отрадно было то, что асфальт продолжался и после поворота в деревню, мусорки прибранные у обочины… 
  Но, когда перед глазами появилась ЦЕНТРАЛЬНАЯ по всем приметам улица, стало понятно – есть богом приготовленные места, где за какие-то прегрешения десятилетиями страдают  люди.
  Нет, это не были коттеджи в два яруса – постройки послевоенных времён из щепы и сухой штукатурки. С тех самых пор и не ремонтировавшиеся ни разу.
  Перед этими развалюхами растут мальвы, резвятся дети...
  Толя предложил войти. Шаг через порог, и сразу ясно – творца белых нарукавников и фартуков здесь давно нет, так же давно здесь не мыты полы и потому странно смотрятся на обувной полке толины начищенные туфли и лежащие рядом вверх подошвами женские босоножки – приплюснутые от долгой лёжки и невостребованности.
  Прихожая находилась в состоянии давно начатого ремонта – оборваны обои, наклеена потолочная плитка, но не от центра комнаты, а справа налево, и поэтому  левый край, не кратный раппорту рисунка, остался недоклееным – надо бы ободрать и сделать от центра заново…
 - То лень было, то некогда. А теперь и не для кого…  - Перехватив мой взгляд констатировал Толя, вынося сметану с творогом.
  Как хорошо, что я не сделала ещё одного шага и не увидела кухни. Толик отдал мне товар и освободившейся рукой взъерошил волосы на макушке.
Я вдруг заметила, что они из родного пепельного перекрашены в рыжий цвет и контрастируют с его синими глазами, как у озорного деревенского мальчишки, которому по-прежнему здесь хорошо, невзирая на то, что главного, что  ещё совсем недавно существовало под этой крышей, непоправимо нет.