По мотивам старой сказки...

Жил-был да служил в приходе большого села Соловейкина батюшка Семён. Из города прибыл. Деятельный да живой: по приходу всё ездил, по сёлам да деревенькам. Посему за деньгой да за славой недосуг было ему гнаться. Не находил, значит, времени. И до прибытия батюшки на приход рулила тут от имени приходского совета староста Марфа Титовна. Женщина крутая и самостоятельная. Любила и привыкла она сама приходом «владети». Прозвище даже имела – Командор в юбке. Назначение настоятеля не посчитала Марфа Титовна помехой для личного воздействия на приходской руль, тем более что отец Семён диктаторских замашек никаких не выказал. И продолжала исподтишка, а то и прямо проводить свою «генеральную линию». И батюшку опекать, совсем как бы по-матерински. На людях. И то принесёт ему, и другое. Да и кланяется низко, и говорит елейным гласом.

Но вся елейность эта являлась только верхушкой айсберга. Под водой же, как и в природе водится, совсем другая существовала практика. Как сделает или скажет батюшка то, что, по мнению Титовны, не так – сразу же звонок благочинному выполняется, а то и владыке словечко при случае молвится. Неопытный-де батюшка да слишком ретивый – и то и сё он делает неправильно. Да его бы поучить надо, так благословите, отец благочинный, иль сами поучите? И так владела дама искусством влияния на церковное начальство, что последнее крепко, бывало, поучало батюшку Семёна. А где начальство смолчит, там она сама, Марфа Титовна, батюшке что надо, то и скажет.

Минуло пару лет. Надоела терпеливому отцу настоятелю Марфина опека. Не раз уже подумывал отец Семён, как бы приструнить «владычицу», а ещё лучше – перевести в разряд рядовых прихожан. Подумывать-то подумывал, а как сделать? Отец благочинный за неё горой стоит, считает столпом местного благочестия. Не заниматься же доносами и катать телеги владыке…

И тут вспомнил батюшка старую русскую сказку о болтливой старухе… Знал отец Семён, что соседка его Пелагея, по прозвищу Панюшка-Сайгон, подсматривает за ним да Командору в юбке потихоньку докладывает. Докладывает обо всём, что увидит: куда батюшка пошёл, да что сажает, да что к чему приколачивает. Дело в том, что имела Марфа Титовна свои «пунктики»: очень любила всезнающей слыть. И не только в новостях местных, но и во всевозможных областях культуры человеческой. Причём ревностно этот свой имидж поддерживала, для чего таких панюшек с десяток по селу набиралось. В общем, такой контроль сельский существовал, что «под колпаком у Мюллера» батюшка был даже на своём участке. Как будто видеонаблюдение оборудовано или датчик на калитке настоятельского участка установлен: чуть отец Семён за калитку, а Панюшка уже всё видит: «Здравствуй, батюшка! Ну, куды нонечь направился?» Чуть в огороде или у сарая начнёт делать что, сейчас Панюшка поверх забора, а то из-за занавески заметит да иногда ещё и спросит: «Что, батюшка, делаешь такое там, чего мне не видно?»

Итак, вспомнил отец Семён сказку да и решил в жизнь её провести по современному сценарию.

…Утром выглянула Панюшка из окошка, глядь, а батюшка стоит у боярышника, ветки режет да сворачивает вроде как в веники. И затеялся следующий диалог:

– Чево-то ты, батюшка, там делаешь?

– Да вот в баню веников надо наломать-нарезать.

– Ох ты, болезной, да вить шипы-то у боярошника вон какие, куды в байню-то?

– Это ты, болезная, за людЯм только глядеть и можешь, а просвещаться не хочешь. Вон в журнале про дачников написано, что париться в бане веником из боярышника как для здоровья-то пользительно! Да сейчас ещё и шиповника веников навяжу, для витаминов.

Покачала головой Панюшка, да перечить не решилась. Вздохнула: обалдел, наверно, поп. Однако пошла призадумавшись.

Прошло недели две. Глядит Панюшка: отец Семён к черёмухе лестницу приставил, рвёт что-то с дерева да в корзину и складывает.

– Чево ты там, батюшка, собираешь с черёмухи-то? Нету вить сейчас ни цвету, ни ягод.

– Дак чево? Лист наберу да насушу.

– Да куды тебе лист?

– Как куды? В журнале написано – в кашу добавлять полезно, особенно в рисовую да гречневую. Для здоровья: здоровье-то у нас с тобой неважное. У самого академика написано. Бодрит, сказано, и тонус повышает.

И опять вздохнула Панюшка: «Ох, городские, наверно, они все такие мудрёные. А то, что спятил наш поп, – это точно».

К вечеру не в настроении был отец Семён. Задумался, хотел было плюнуть на затею свою да тянуть лямку по-старому. Но, поразмыслив, ещё одну штуку всё же решил попробовать – до конца, значит, пойти. Уж очень интересной задумка ему показалась.

Давно приметил отец Семён, что по вечерам каждый почти день самолёты большие над селом пролетают: в Москву, видать, да из Москвы. Коридор тут у них, дорога, так сказать, небесная. И решил батюшка этот жизненный факт встроить в свою сказочную схему. Как подошло время самолёту лететь, надел отец Семён облачение служебное, вышел из дому и начал махать руками, прямо будто молится…

Пару дней поприветствовал отец настоятель железных птиц. Вышел из дома к нарочитому времени и на третий день. А Панюшка тут как тут. Размышляла, видать, целых два дня над новыми событиями. «Никак ты, батюшка, молисси на самолёты али чево такое делаешь?» – несколько растерянно промолвила она. Самым серьёзным образом батюшка объяснил Пелагее, что вот в этом самом самолёте, который сейчас полетит, владыка наш направляется на научный симпозиум. Позавчера-де во Францию летал, а вчера обратно. Помолчав, добавил: «А я владыку приветствую и благословения прошу. Давно уж его не видел. Вон и самолёт уже летит! Давай ты тоже благословения проси». И под пролетающим самолётом отец Семён, вскинув руки, довольно громко возгласил: «Благословите, Высокопреосвященнейший владыко, грешного иерея Симеона!» А когда самолёт стал уже удаляться, ещё громче воскликнул: «Исполла эти деспота!» Совершенно огорошенная, Панюшка робко спросила: «А сегодня куды полетел владыка, со Франции-то ведь вернулси вчерась?» – «А сегодня-на Фурляндские острова. Это надолго будет». И многозначительно покачал головой батюшка Семён.

…Подошло воскресенье. После службы, улучив момент, когда люди ещё не разошлись, поставила Марфа Титовна на стол для запивки коробку да и зовёт чётко поставленным голосом батюшку: «Оте-ец Семён, благословите подарочек вам преподнести. Вот в пакете венички для бани из шиповника, а это, в мешочке, черёмухи лист, в кашу вам добавлять. Вы ведь любите, я знаю. Примите на доброе здоровье». Люди в храме как услышали, так столбиками и встали после такой интересной информации.

Что же батюшка? А батюшка заулыбался да подозвал Панюшку. «Отнеси, – говорит, – Панюшка, ветки-то к печке. Пригодятся растоплять». И уже потише добавил: «Не видишь, спятила немножко у нас староста-то». Позеленела Марфа Титовна и, едва сдержавшись, выдавила: «Ничего, скоро на праздник владыка приедет, тогда посмотрим, кто здесь спятил». Развернулась и пошла каменным шагом.

…Разговор с владыкой состоялся раньше праздника. В его кабинете. Не удержалась Титовна, позвонила благочинному и пожаловалась. Да расписывать не стала, а только то сообщила, что при людях была оскорблена неуживчивым настоятелем. И так получилось, что после этой маленькой телефонной «тележки» отцу благочинному позвонил и сам владыка. А и спросил отца между прочим: как-де там у тебя дела в Соловейкине идут? Тот последнюю информацию и озвучил: непорядок-де.

И повелел владыка настоятеля отца Семёна и старосту Марфу Титовну к себе на приём подать. Да и самому благочинному явиться для оргвыводов. И там, у владыки, услышал отец благочинный окончание сказки.

– Что это ты, отец Семён, старосту оскорбляешь, да ещё при людях? – грозно начал владыка. – Когда будет мир на приходе? Не будет мира, я тебя в Училково отправлю, там жизнь быстро научит смирению. Слышишь?

– Да, владыко, простите, – смирялся отец Семён, – но Марфа Титовна у нас с годами немного тово… Подводить головушка стала. Бредит иногда как бы. Вот я в сердцах и не выдержал, сказал, что спятила. Простите, владыко! Простите, Марфа Титовна!

– Что-о? Я спятила? – вмиг, как огонь на сухой весенней траве, вспыхнула староста. – Владыко, да ведь он, этот отец Семён, давно сам уже умалишённый. Такой к нам и приехал.

– Да вроде бы не совсем уж такой, – пытался вставить настоятель, но горящая вовсю Марфа резко оборвала его.

– Тихо! Молчать! – отрубила она священнику и повернулась к несколько озадаченному развитием событий владыке: – Такой он и есть. Вы не знаете. Этот отец Семён, если хотите знать, в баню берёт веники с шипами да колючками, а с кашей гречневой ест листья черёмухи, ну... Или сектант, или сумасшедший.

– Что-о? – удивлённо спросил владыка.

– Да-да! Я точно знаю, – сделав большие глаза, продолжала Марфа Титовна. – Я принесла ему веников да листьев. И что вы думаете? В печку выбросил да ещё пробурчал, что я спятила.

– Владыко, вы сами видите, – наконец вставил отец Семён, – годочки превозмогают. Пора, Марфа Титовна, молодым дорогу уступать.

– Тихо! Молчать! – вновь приструнила неуёмного священника староста. – Что вы понимаете, отец Семён, в годочках? Вот владыка тоже в годах, а на симпозиумы часто летает.

– Что? – привстал владыка. – На какие симпозиумы?

– Как какие? Во Франции которые были, – решила блеснуть всезнайством Марфа Титовна, – а недавно и на Фурляндских островах. А отец Семён, между прочим, вслед вашему самолёту обзывал вас как «деспота»…

Силясь удержаться от смеха, владыка поднялся в рост: «Вон отсюда!» И когда Марфа Титовна вылетела из кабинета, присев, сказал: «Бывают же такие фурии. Не иначе на Фурляндских островах такие водятся». И тут уж не удержался от смеха…

Ноябрь 2013.