Единственное различие

В помещении жарко и сухо. Над головами хрипло визжит пропеллер вентилятора, хлюпая лопастями о клейкую ленту, облепленную трупами насекомых. Душно, как и на улице. Пыльное сухое лето ложится на кожу несмываемым слоем. Слоем темного неровного загара и ленивого настроения. Рядом оглушительно жужжит фен, это раздражает. Вой полицейской сирены за открытым окном раздражает. Тебя просто бесит происходящее вокруг.
Шоколадные локоны один за другим неслышно падают к ногам, собираясь в уродливые бесформенные комки на полу. Ты не видишь. Стараешься не смотреть, с силой зажмурив глаза. Но едва уловимое ощущение летящих к подошвам волос будто касается каждого нервного окончания. От кончика носа до подушечек пальцев волнами нарастает напряжение. Ты задерживаешь дыхание, когда полная парикмахерша наклоняется подровнять концы теперь ощутимо легких волос. Её полная грудь почти утыкается в твое лицо. Морщишься от подкатывающего волнами отвращения. От неё несет сигаретами и дешевым растворимым кофе из соседней забегаловки. Ты стараешься не паниковать. Кулаки сжимаются до белых полумесяцев на ладонях.

Успокаивает лишь одно – никто в этом помещении не знает тебя. И того, что под твоей кожей скользко, под самую кору головного, забрался секрет, о котором они не услышат.

Никто не узнает.

Запомни, единственное различие между тобой и всеми этими людьми – это глаза. Их безмятежность и мелочность: кучи ненужных вещей, отражающихся во взгляде, тебе несвойственны.

Они листают глянец. Ты смотришь в небо.

Они покупают новую одежду. Ты выбрасываешь вещи в бак за магазином.

Они - муравьи в безвкусной, терпкой серой жизни, похожей на просроченный сыр.

Вздыхаешь и открываешь глаза. Не личность. Не человек. Ты – убийца.
Фен затихает, когда в душную комнатку втискивается новая порция людей. Слышишь голос маленького ребенка и хруст чипсов в противно шуршащей упаковке. Девушки с накладными ресницами болтают о прическах, несут несусветную чушь. Вокруг словно оживает пчелиный улей. Улицы наполняются грохотом грузовиков и, испускающими последний вздох, легковушками. Возле распахнутого настежь окна чиркает зажигалка. Звук до боли знакомо разрезает сложившуюся суматоху вокруг. Оставляет незаконченный рваный надрез. Ты вжимаешься в кресло.

Время несется назад, будто в обратной перемотке: локоны возвращаются на место и ножницы хрустят в руках у полной женщины. Ты упускаешь мелочи вроде странно дергающегося мужчины в кресле за спиной и маленького красного пятна на своей ноге. А они важны. Теперь, как никогда раньше, для тебя важна каждая мелочь.

Смотришь в зеркало, разглядывая новую стрижку до плеч и тяжелую челку. Наблюдаешь, как твои и без того темные волосы густо смазывают черной краской и заворачивают в полиэтилен. Ты спрашиваешь себя, было ли всё на самом деле? Ты заглядываешь в свои серые глаза с надеждой на отрицательный ответ. Но вместо этого отражение холодно улыбается.

Было.

У всякой истории есть начало. Твоё – в дверях маленькой захламленной кухни. Ты, не в силах пошевелиться, с тяжелой стопкой грязных тарелок и бутылками из-под дешевого пива в руках стоишь в дверном проеме. Пьяный отец с недельной щетиной и красными, от постоянных пьянок, глазами учит жизни твоего старшего брата. Даже если тот ни в чем не провинился. Громко. Резко. Нанося удары за ударами. Он наступает.

Как, впрочем, и каждый вечер.

Тебе без двух недель восемнадцать и до изнеможения охота разбить эту груду бутылок о голову своего пьяницы-отца. Но ты держишься. Время еще не пришло.

Родители не хотели твоего рождения. Не хотели третьего ребенка в семью, еле сводящую концы с концами. Поэтому имя у тебя мальчишечье - Сэмми, над которым смеялись дети во дворе, принимая за еще одного мальчишку из грязной семьи Уолтеров. Из семьи, от которой у всех вас осталась только фамилия. Из семьи, которую можно разобрать на черные и серые куски.

Мальчишки смеялись до тех пор, как двое твоих старших братьев не растолковали им что да как. А потом загремели в камеру на пятнадцать суток. И ты, честное слово, не понимаешь, в чем же была необходимость.

Пока что ты - малышка Сэмми, которая молчит на вопросы о самочувствии и не умеет заводить друзей. Сэмми, которая носит старую мужскую одежду и не стрижет волосы. Сэмми, которая плохо учится в школе и никак не поймет свою мать – законченную эгоистку и отвратительную художницу. Ты не понимаешь её работ – кучи краски и ни одного конкретного сюжета. Размазанных линий и отсутствия идейной канвы. И она говорит:

- Это особенный стиль.

Она говорит:

- Во многих вещах людям не нужен смысл.

Здесь ты и находишь, что твоя жизнь – отборная куча дерьма. В голове остаются лишь обломки памяти. Маленькие детали твоей биографии. Детали, вроде разбитой тарелки с хлопьями на завтрак. Твоей любимой, которую дарила мама на один из отстойных семейных праздников, где все ужасно играют в выдуманную счастливую семью, и кто-то в середине акта точно забудет слова. Ты не понимаешь её разговоров о книгах и работах Ван Гога. Тебе, откровенно говоря, плевать. И ты не понимаешь, когда она говорит:

- Однажды ты поймешь и не будешь осуждать меня.

А потом она собирает вещи и бежит на ночной поезд без прощальной записки и поцелуев. Ты не понимаешь и тогда, когда Бэн говорит, что ей нужно быть ближе к искусству. Говорит, что это совсем ненадолго, и сам в это не верит.

Твоя мать – застрявший в средневековье, бесконечно мечтающий человек. Ни разу не спросив о твоих увлечениях, она может часами повторять одно и то же о красоте вашего покосившегося потолка и ободранных обоев.

Ты не слушаешь.

Она любит ходить босиком, никогда не поливает засохшие в горшках цветы. Она не знает, чего хочет и замыкается в себе после очередной непроданной картины. После ссор с отцом. После громких криков.

Ты плюешь на всё и поливаешь уже мертвые фиалки.
Ты знаешь: им уже не помочь.

Как и твоим родителям, которые не были счастливы в браке ни минуты.

Ты не видишь свою мать пять лет с того дня. Но каждый день видишь ублюдка-отца, который никем не работает, пьет по пятницам так же, как и каждый день.

Тебя зовут Сэмюэль Уолтер и ты ненавидишь этого человека каждой клеточкой своего тела.

Отца зовут Пол. Он кричит, срывая голос, без разбора круша посуду. Что-то булькает о шлюхе-жене и неблагодарных детях. Он машет кулаками и даже один раз попадает в цель – из губы Бэна сочится кровь. Твой брат продолжает отвечать на удары, но долго ему не протянуть. Ты молча стоишь в проходе, совершенно сбитая с толку.
Бэну двадцать, у него есть девушка Робин и работа заправщиком. Бросив школу в пятнадцать, чтобы обеспечивать семью, он выбрал свой путь. И ты не осуждаешь его. Не презираешь. Тебе просто немножко наплевать.
Тебе наплевать на то, как он отчаянно хватался даже за самую ужасную работу. На его ежедневные ссоры с отцом. На драки в барах.

Тебе плевать даже на то, что его драгоценная Робин давно спит с барыгой по имени Стэн. Ведь у него есть деньги и золотые зубы. Тут всё просто.

Бэну просто уже никогда не выбраться из огромной навозной ямы – замкнутого бесконечными кукурузными полями городка на самом краю гребаного света. Пиво по пятницам. Работа сутки-двое. Уйма свободного времени и неприкрытая ненависть.

Последнее у вас, видимо, наследственное.

Но для ненависти еще останется время, а сейчас тебя не интересуют деньги и золотые зубы. Ты скопила достаточно для мечты всей своей жизни. Бумажек хватит на жизнь в другом мире. Хватит на то, чтобы бежать, не останавливаясь. Но не хватит на низкий старт.

Ставишь посуду на стол, рискуя быть замеченной. Бэн всё еще проворно уворачивается от ударов. На кухне стоит затхлый запах грязных тряпок и недельного молока. Из наполненной доверху пепельницы сыплются окурки. Прожжённый стол не починить, можно только его выбросить. Когда-нибудь потом. Ты смотришь на паутину под потолком и старую тусклую лампу, свет от которой достает только до двух углов комнаты.
Стараешься не дышать.

Бесшумно.

Не осязаемо.

Уже восемь, а значит, скоро с работы вернется Питер. Он прикажет своей младшей сестренке закрыться в комнате и не обращать внимания. Питер, всё-таки, ваш старший брат. В свои двадцать пять он мог бы преподавать в университете. Завести девушку. Не такую, как Робин, конечно. Они были бы счастливы в большом шумном городе. С тысячами улочек и магазинов. В пластиковом вакууме.

Твой брат похож на игрушечного Кена. Без наследственных каштановых локонов. Без серых глаз. С угловатыми скулами и длинными пальцами. У Питера светлые волосы и широкая улыбка - он вовсе не похож на Уолтеров: легкий и спокойный, без тени наследственной ненависти. Без темных кругов под глазами. Без единого шрама.

Пластиковый мальчик. Питер давно знает правду. Все давно знают, но ваша мать сбежала, как бегут с тонущего корабля крысы. Поэтому немая правда никому не нужна. Вместо этого всем Уолтерам незаменимо нужен голубоглазый Питер.

У Питера всё под контролем.

Всегда, но не сейчас, когда отец продолжает свою ежедневную процедуру воспитания. Бэн сгибается пополам, и тени от грязной лампы бегут по багровой щеке. Выбор есть всегда, главное вовремя его принимать. Секундная стрелка делает два полных оборота, прежде, чем необходимость решать надавливает на живот. Узел затягивается.

Так или иначе – следующий ход твой.

Отчасти ты понимаешь эту шлюху Робин. Робин с короткими темными волосами и загадочным выражением лица. Робин в коротких платьях и на высоких каблуках. Робин без прошлого и будущего. Доступную и безликую Робин. Ты думаешь: «Как же ей легко». И не ошибаешься.

Она, возможно, любит свою жизнь, ероша волосы твоего брата и пьяно улыбаясь. Она не блюет в общественных туалетах и не спит с наркоманами. Знает себе цену, отчего многие готовы её платить.

Именно от дешевой Робин ты узнаешь о Стэне. О довольно опасном и достаточно богатом дилере целого штата. О Стэне, который спит с девушкой твоего брата. И ей это нравится.

Тебе плевать. Ты не завидуешь. У тебя тоже были парни. Их, конечно, нельзя было назвать бойфрендами. Переспав пару раз, они теряли к тебе интерес. Исчезали бесследно, чему тебе еще стоит научиться. Для них ты маленький костлявый парнишка Сэмми.

Сэмми не читает книжек, не смотрит телек с семьей по вторникам. Сэмми не ходит в платьях и не улыбается, когда шутка особенно смешная. Просто бледная, тонкая, грубая. Сэм. После ночи с тобой их можно было смело назвать пидорами. Так и происходило. Невысокий угловатый Сэмми. Иногда ты и правда считала себя жертвой отсутствия контрацепции. Но лица стираются, а прощать ублюдков малышка Сэмми так и не научилась.

Кухня трещит по швам. Ты тенью пробираешься к выходу из этого седьмого пекла, но входная дверь слишком громко хлопает. Из груди вырывается вздох.

Конечно, теперь всё насмарку.

Конечно ты замечена.

Тупица.

И здесь самое время закрыть голову руками и не открывать глаза.

- Вот ты где, мелкая мерзавка, - слышишь хриплый голос где-то в области лба и со всей силы зажмуриваешь глаза, - Расскажи папочке, какого хрена в этом доме такой бардак? Я тебя спрашиваю!

В глазах темнеет от подзатыльника, но ты стараешься держаться на ногах. Запомни: в драке, падение – это самое худшее, что только можно себе представить. Сэм представляет, поэтому не произносит ни слова.

- Отойди.

Звон металла в голосе. Теплые руки толкают тебя в плечи.

- Сэмми, шагай к себе в комнату, - Питер встает между тобой и потенциальной угрозой.

Больше ты не слышишь ни слова. Ты буквально взлетаешь вверх по лестнице. Впервые в жизни выход виден так очевидно. Пути назад нет.

Ты делаешь первый шаг.

Стэнли Даймор неплохо умеет вертеться. Многие считают, что ему нечего бояться с такой-то кучей денег и головорезами с автоматами на каждой двери. Стэн не глуп. Он умеет считать деньги и собирать долги. Как в компьютерных играх. На это уходит всего два выстрела: один – в потолок, второй – в голову. Чистый бизнес.

Стэн не из тех торчков, которые ничего не видят, кроме порошка и иголок. Он много чего замечает. Трясущиеся руки. Волос на пиджаке. Складки на рубашке. Он умеет завязывать галстуки и каждую субботу ужинает с мамой и младшей сестрой.

Стэн немного играет на гитаре и ходит в бары. Не с какой-то определенной целью, а просто. Просто наблюдать жизнь. В людях, улыбающихся незнакомцам. В девушках, кладущих руку тебе на коленку после пяти минут знакомства. В толпе на танцполе. Так он и встретил Робин. Смеющуюся, болтливую, достаточно умную, чтобы казаться глупой, Робин. Интрижную кошку Робин.
Он многое знал и готов был простить. Только бы продолжать смотреть на её живую красоту.

Ты взбираешься на второй этаж и вместо своей комнаты открываешь чужую. Дверь, с легким скрипом, но всё же поддается. Комната – зеркальное отражение твоей. Сероватые простыни, небольшой шкаф и письменный стол. Бэн будет слишком занят, чтобы обнаружить пропажу. Времени мало, поэтому ты просто сбрасываешь стопки вещей с полок – одна за одной мужские футболки летят на пол. Всё не то. Штаны, свитера, кроссовки. Начинаешь паниковать. Лгунья Робин. Кошка Робин. Ты в отчаянии сбрасываешь последнюю полку, и, словно спасение, к ногам падает сгусток блестящей ткани. На потолок и стены скачут десятки бликов. Ты улыбаешься искренне.

Глупая Робин.

Легкая Робин.

На один вечер ты можешь стать кем-то другим. Если получится, то и на всю жизнь. Можешь примерить тысячи масок. Разных. Красивых и уродливых. Добрых и злых. Можешь забыть о своем истинном лице. О своей судьбе. Будто проходишь пробы для съемок нового блокбастера из тех, что показывают по телеку, с многомиллионным бюджетом. С незатейливой главной героиней. Малышка Сэмми всегда мечтала стать такой: яркой и горячей, словно пролетающая мимо планеты звезда.

Она будто снова стоит у зеркала, примеряя наряд за нарядом. Платья разноцветными пятнами лежат на кровати рядом с тобой. Где-то внизу диктор громко комментирует бейсбольный матч. Ты слышишь голоса Бэна и Питера, их друзей и звон бутылок. Робин смеется и густо красит ресницы, разглядывая свое отражение.

- Возможно, я люблю его, - ты не понимаешь, кого она имеет ввиду, но всё равно киваешь, - Может, мы однажды, ну ты понимаешь, поженимся и.. - белоснежные зубы показываются из-за красных губ, - будем счастливы. Я ведь ему нравлюсь?

В её глазах светится откровенная надежда. Робин пристально смотрит на тебя в отражении. По стенам пляшут разноцветные блики. Она, возможно, была бы счастлива. Но не с твоим Братом. Не со Стэном. Ни с кем-либо еще. Робин ничья и общая одновременно. Худые ноги, белая кожа, длинные ресницы. Ты приторно улыбаешься в ответ:

- Не выдумывай. Он просто с тобой спит.

Платье Робин оказалось в пору. Черное и липкое, оно пахло ей – свободой и пропуском на любую вечеринку. Еле прикрывающее задницу, с огромным вырезом. Сэм сделала глубокий вдох и поправила длинные каштановые волосы. Стоит добавить черную подводку и туфли на каблуке. Таком, чтобы доставать до верхнего кухонного шкафчика ладонью. Как Питер.

Из кухни доносится ругань твоего отца. Пару лет назад его, возможно, и хотелось пожалеть. Но теперь ты убегаешь в ночь с одной целью – вернуться и уничтожить свое прошлое. Раз и навсегда. Ты действительно жалеешь, что не отчаялась на это раньше.

То, что тебе нужно, есть только у одного доступного тебе человека в целом городке. Робин, смеясь, часто рассказывала неуклюжей малышке Сэмми о парнях, которые заходят в бар по вечерам. В паре кварталов отсюда с подносом в руках она успевала узнать больше, чем другие без него. По средам и пятницам Стэнли ждет, пока закончится её смена и провожает в свой черный BMW. Всегда за шестым столиком. Всегда с тремя охранниками. Всегда в идеальном костюме от Бриони.

Только представь: у Стэнли есть всё, о чем можно только мечтать.

И сейчас он смотрит именно на тебя, пожирая глазами. Машет рукой и приказывает одному из охранников пропустить к нему за столик. Темные волосы заплетены в аккуратные косички от лба до шеи. Идеально белая рубашка и солнцезащитные очки в помещении. Сомнений нет: глотаешь свой коктейль и отходишь от барной стойки. Ради своей мечты ты готова на все, даже на самые решительные шаги.

- Эй, детка, - у Стэна неприятный голос, металлический с привкусом железной стружки, - Не стой там одна, присядь ко мне, - он хлопает рукой по подушкам рядом с собой.

Все скажут: «Абсурд». Скажут: «Фу, шлюха».
Отчасти будут правы, ты понимаешь.

Но, когда это единственный шанс, пути назад нет. Отступаться не в твоих правилах. Запомни: два глубоких вдоха не спасают от волнения. Если только ты не вдыхаешь пару вертикальных полосок.

- Как зовут? – Даймор передает тебе косяк.

Мозг лихорадочно работает. Делаешь затяжку: горячий дым обжигает горло. Как тебя зовут? Сегодня ты актриса и обязана блестяще сыграть свою роль. Для этого ты выпрямишь спину и положишь ладонь ему на колено. Улыбнешься и посмотришь прямо в глаза. Это твой герой. А своего героя прежде нужно прочувствовать до деталей.

Нужно стереть Сэмюэль Уолтерс. Малышку Сэмми. Сэм. Ты представляешь, что в той семье – не твоей, уже чужой, незнакомой – было три мальчика, три брата. Питер, Бэн и малыш Сэмми. Они счастливы.

Уолтерсы всегда были счастливы с прекрасным садом и идиотскими стрижками. С хорошими оценками. С голубой кровью. Назад не повернуть.
Ты никогда не была частью их мира.

Чужое платье.

Чужая обувь.

Чужие слова.

Ты больше не Сэмми. Сейчас и здесь находится кто-то другой. Музыка оглушает, официантки беспорядочно блуждают по залу.

- Так как тебя зовут? – он все еще смотрит.

Мнешься. Поднимаешь глаза и говоришь то, что сказал бы кто-то другой:

- Робин.

Он не удивляется. Стэн берет тебя за талию и притягивает ближе, бормоча чужое имя.

Не тебя.

Не твое тело.

Робин.

- Может, уйдем отсюда? – он проводит кончиком носа по твоей шее.

Сегодня ты Робин с её кошачьими повадками и темной подводкой. Робин бы действовала, так что ты отменно играешь роль.

- Как тебе угодно, - стреляешь глазами и хлопаешь густо накрашенными ресницами.

Система работает. Стэнли крепко держит тебя за руку, когда вы выходите из машины. Когда поднимаетесь по дорожке к огромному коттеджу далеко от твоего района. Когда открывающаяся дверь выпускает наружу тяжелые басы и блики разноцветных ламп, множество голосов.

- Прошу прощения за эту небольшую вечеринку, - он мурлычет, как толстый сиамский кот, - Пойдем со мной.

Ты представляешь, как Робин улыбается, сжимает его ладонь и со смешком следует за ним по винтовой лестнице. Она, конечно же, бывала здесь раньше. Следом за ступенями длинный коридор ведет вглубь дома. Пять спален, столовая, тренажерный зал, бассейн и смотровая площадка. В его комнате стеклянная восточная стена и камин. Конечно, ты поворачиваешь в правильном направлении и аккуратно переступаешь небольшой порожек, стуча каблуками о камень.

Робин любит подолгу смотреть в огонь и его дорогие рубашки. Робин невзначай проводит ладонью по его плечу.

Тебе кажется, что, будь это всё понарошку в каком-нибудь зале с непреклонным жюри, роль была бы твоей. Но кастинг слишком важен.
Стэн поправляет твои волосы, смотрит в глаза. На секунду всё кажется сном: он берет тебя за руки и целует в губы. С силой. Настойчиво. Тебе не нравится.
Но ты – промежуточная особь. Сейчас уже не малышка Сэмми. Ты кто-то другой.

Робин нравилось.

Его губы на твоей шее. Мокро. Липко.
Если она кошка, то он больше похож на сторожевого пса с ужасными золотыми зубами.
Руки сжимают твои запястья до боли.
До фиолетовых разводов.

Тебе вдруг хочется рассмеяться ему в лицо. Настолько жалко и глупо это выглядит. Он расстегивает платье Робин. Засовывает язык ей в рот. Путается руками в её волосах.

Но ты не она.

Можешь даже не стараться.
Ты - никто, примеряющая различные маски.
Ты - промежуточная форма.
Вид без названия.

Почти не чувствуешь его стонов и жжения в глазах. Питер говорил:

«Взрослые девочки не плачут».

Значит, и ты не будешь.

Ты думаешь, что Питер бы вписался в идеальную семью Уолтерсов. С хорошими физическими данными и полным средним образованием. Без девушки-шлюхи и судимости. Ты думаешь, что можешь всё исправить.
Питер держался. Значит, ты тоже сможешь.

Существует единственное различие между тобой и глупышкой Робин. Она не прекращала говорить даже тогда, когда темы заканчивались. Ты только слушала, изредка кивая и думая о чем-то своём. Люди вокруг уже успели натворить кучу ошибок, свернуть со своего пути, ступая в неверном направлении. Ты только начинаешь идти.

Музыка давно не играет, и за окнами зажегся голубой рассвет. Бесшумно поднимаешься с кровати. Стэн спит, сжимая рукой подушку. Платье сломанным пятном валяется на полу, липкая ткань укутывает тело в кокон. Рядом его пиджак – черный, всё такой же идеально сшитый. От него пахнет дорогим одеколоном – твоей первой личной победой. Накидываешь на плечи и на носочках шагаешь по ворсистому ковру.

У тебя есть всего одна возможность взять то, зачем пришла.
Зеркальный шкаф возле кровати.
Третья полка снизу.

Робин смеялась и называла барыгу дураком. Ей никак не понять: зачем ему в комнате оружие? Пистолеты и автоматы в собственном доме. В доме с тремя уровнями защиты и круглосуточной охраной. Ты улыбалась и пожимала плечами ей в ответ.

За идеально отглаженными рубашками рука задела что-то холодное. В животе завязался узел. Сжимаешь пальцы на тяжелом пистолете и суешь в карман пиджака. Даже под угрозой смерти пальцы не разжать.

Быстро и бесшумно, как делала сотни раз, пробираешься к выходу из комнаты. Окна в пол и белоснежный ковер остаются позади. Невыносимые туфли на высоком каблуке остаются в стороне. В кармане будто тикает бомба. Чуть-чуть и ты не жилец.
Остается только бежать.

Жизнь в обратной перемотке. Узкий коридор, винтовая лестница, входная дверь. В прихожей кучи пустых бутылок, дамских сумочек и обуви. Выбираешь первые попавшиеся ботинки. Мужские вещи всегда были к лицу малышке Сэмми.

Пол Уолтерс никогда не был лучшим игроком бейсбольной команды. Если твоя мать застряла в эпохе импрессионизма, то он, очевидно, остался в потерянных восьмидесятых. Скверный характер и красные белки глаз. Его не интересуют твои успехи в школе и, уж тем более, увлечения. Всё, что занимает твоего отца, находится в зеленоватой стеклянной бутылке. Не более того.

Его жена спала с Чедом Пенни. Вашим чудным соседом Чедом. Чедом с прекрасным садом и лиловыми занавесками на окнах. Пластиковым Чедом с белоснежной улыбкой и дорогим внедорожником. Пол это знал. Он кричал и крушил мебель. Хлопал дверьми, уходя в очередной бар на несколько суток. Но тебе плевать.

Питер был бы идеальным учеником Гарварда, игроком в бейсбол и парнем в университете. Он был бы гением и спортсменом. С умной и красивой платиновой блондинкой за руку. На дорогой машине с откидным верхом. В пластиковом мире. Широко улыбающийся Питер.

Твой отец сидит за столом, похожий на груду прогнившей картошки. Сухой, худой и без единого волоска на голове. Он жует куриные ножки и противно причмокивает. Облизывает пальцы с присущим хлюпаньем. Подходишь ближе. Так, чтобы тусклая лампа освещала твое лицо достаточно. Даже не поднимая головы, он на секунду замирает. Отрывается от этого тошнотворного занятия.

- Чего приперлась, мелкая сука? – тебя начинает мутить.

В кармане жжется черная сталь. Пальцы немеют, сжимая оружие, словно последнее спасение.

- На тебя посмотреть, - ледяное дуло прижимается к его лбу.

Ты щелкаешь затвором. Перегибаешься через стол, вымазывая волосы в кисло-сладкий соус. Плевать. Главное, что тебя, наконец, замечают.

- Думаешь, хватит силенок? – он поднимает взгляд от костей в тарелке, - Кишка тонка. Кто ты такая? Да кто ты вообще такая? Мелкая шлюшка, - ты закрываешь глаза, - Как твоя паршивая мать. Свалила подальше от вас, от неблагодарных тварей и…

С силой жмешь на курок, будто с первого раза может не получиться. Выстрел оглушает, и его голова откидывается назад. Резко. Кровь не брызгает в разные стороны, и тебе не хочется плакать. Не хочется корить себя. Не себя. Не малышку Сэмми.

Робин.

Единственное различие между живым и мертвым человеком – это взгляд. Серые глаза смотрят затуманено, не на тебя. Куда-то, где нет этой кухни, дома, страны, планеты.

Аккуратно вытираешь оружие рукавом дорогого пиджака и кладешь в карман. Бриони будто создан для хранения улик. Пиджак изящно ложится на спинку шатающегося стула на противоположной стороне стола. Обходишь красно-соленую лужу. Кровь смешалась с запахом сигарет.

Стараешься не смотреть.

Не ты.

Робин.

Конечно, это могла сделать только она. Не малышка Сэмми – неуклюжая серая мышь в мальчишечьей одежде. Всегда тихая и молчаливая. Всегда испуганная. Нет, определенно, только лучшая девушка твоего брата.
Снимаешь с крючка у входной двери джинсовую куртку Питера и накидываешь поверх черного футляра Робин. Рукава придется закатить, но времени возвращаться к себе уже нет. В последний раз оглядываешь гостиную, где в углу пустует кресло с грудой пивных бутылок. Проводишь рукой по диванной обивке, в которой остались дыры от сигарет. Одна из подушек давно продавилась и перестала походить на остальные три. Расстегиваешь змейку в наволочке из старого плюша и достаешь черный пакет – четыре года ожидания. В нем – охапка зеленых бумажек. Тупицы. Никто и не думал догадаться.

Бросаешь подушку на пол, открываешь дверь и бежишь. Ты больше не малышка Сэмми – с растрепанными волосами, потекшей тушью и в чужих ботинках. Ты не Сэм – с кровавой мечтой и пистолетом в ладони. Ты никто. Маски слетают одна за одной.

Помни, самое главное в том, чтобы уйти навсегда – это никогда не оборачиваться.

Волосы ровными краями приятно холодят кожу. Чужие ботинки. Чужая куртка. Чужое платье. Опускаешь глаза и заходишь в забитый до отказа автобус. Суешь водителю мятую купюру и протискиваешься вглубь. На дальнее сидение у окна.

- Куда мы едем? - замечаешь серую толстовку и потрепанные джинсы.

Рядом садится невысокий парень. Смуглая кожа и зеленые глаза. Короткие темные волосы.

- Я не знаю.

Смотрит внимательно, останавливаясь на коротком вечернем платье. Только сейчас ты замечаешь, что у парня, кроме скейта, больше ничего нет.
В окно, ни на секунду не сдаваясь, бьется жирная муха. Салон до отказа наполнен людьми и кажется, что воздух вот-вот закончится. Пути назад нет. Ты поднимаешь взгляд и теперь смотришь прямо ему в глаза.

- В общем, это не важно. Всё равно куда движем, лишь бы подальше отсюда, – парень улыбается и разваливается в кресле, - Как тебя зовут?

Небрежно.

Будто бы между делом.

- Робин.

Ты вспоминаешь свою мать, бредящую свободой и искусством. Мечтающую бесследно исчезнуть, начать жизнь заново. Переиграть неудавшиеся дубли.
Автобус с оглушительным ревом заводится, и картонные домики плывут перед глазами. Всё будет хорошо.

Теперь ты понимаешь.