Француз. Часть III. Глава II

                Часть III Глава II

     Сегодня суббота, выходной, вечером в парке полно народу. На летней эстраде выступает ВИА семидесятых. Два мужичка, постарше нас, довольно мелодично выводят «В свой вагон вошла она…».
     Следом за ними будут танцы, программу я знаю. Танцы для тех, кому за пятьдесят.
     Удивительное это зрелище – танцы шестидесяти и семидесятилетних стариков под энергичную музыку…
     Не хочется никого обижать, скоро сам стану таким, но картина эта не для слабонервных. Однажды по приглашению знакомой я участвовал в таком мероприятии. Оно мне здорово напомнило сцену из рассказа Гоголя «Страшная месть». Помните, как там у него: «пустилось приплясывать девяностолетнее и столетнее старьё».      
     Вспоминать молодость – это одно, а молодиться под старость – совсем другое.
     Ходит тут у нас по городу одна блондинка лет семидесяти, весёлая такая. Одевается в лёгкую батиковую рубашку с расстёгнутым воротом и со спущенным плечиком, и юбка у неё всегда выше колен. Смотрит озорно, стараясь перехватить ваш взгляд да ещё подмигнуть. Но встречные прохожие почему-то взгляд свой отводят и норовят побыстрее ретироваться. Хорошо она нам с Ирваном по пути не попалась.
     Есть у меня и парочка друзей, которые молодятся до сих пор. Да и сам я, чего греха таить, не миновал сей участи. Лет пять назад и я голодал по два раза в неделю, и на тренировки ходил почти каждый день, пока сэнсэй не заметил этого моего рвения и не запретил голодать. Как там, у Козьмы Пруткова:
     «Упорство всё превозмогает… порой упорство превозмогает и рассудок…».
     Сэнсэй понял, что делаю это я не для спортивных результатов, а совсем по другим причинам. Вместо похвалы он взял да и отстранил меня на время от занятий.
     — Не надо делать культа даже из тренировок, – предупредил он меня, – особенно на старости лет, – и прибавил строго, – жизнь не обманешь, она всё расставит по своим местам…
     Я потом, когда «выздоровел», только поблагодарил его за это…
     Так что танцевать с Ирваном на летнюю эстраду мы не идём и приглашать на танцы молодух, которым за пятьдесят, не собираемся. Побродив по парку и послушав музыку, мы возвращаемся домой.
     Дома он опять начинает звонить жене. Видать, насмотрелся на дам бальзаковского возраста. Недавно я узнал, что бальзаковский возраст – это всего лишь немного за тридцать. С такими бы мы потанцевали и даже с удовольствием…
     На другом конце провода, во Франции, всё то же самое и всё по-прежнему, или, говоря словами Черномырдина:
     «Как всегда».
     — Может, матери лучше позвонишь? – советую я, – она передаст жене, что у тебя всё нормально.
     — Наверное, ты прав, – пожимает плечами Ирван, – как это я не подумал об этом сразу…
     Он пишет мне цифры телефона матери, я их диктую, и он набирает их на моём телефоне.
     Слышится первый гудок, он тут же обрывается и за ним следует щелчок соединения.
     Мама есть мама, французская она или русская. Она всегда на месте и всегда переживает за своего сына. Она любит его и волнуется за него, сколько бы ему не было лет. И даже, если он уже стал дедом, это не играет роли. Для наших мам, мы дети до конца их дней.   
     Ирван что-то говорит ей быстро-быстро, я толком не понимаю.
     «Аллёр да аллёр», – но знакомые слова всё же попадаются.
     Я слышу слово Брянск, и потом уточнение по буквам: «б», «эр», «и», «а», «эн», «эс»…
     — «Эс», как «эс», – уточняет он, – и ещё «ка» .
     Я знаю, во французском языке имеются две буквы «эс», одна, как наша «эс», и другая «эs», как доллар. Наша читается, как «сэ», а их как «эс». 
    Потом я слышу ещё: «ля пляс дё Партизан» (площадь Партизан) и «Ля герр льван диси» (война далеко отсюда). Ирван успокаивает свою маму.
     Поговорив, минут пять, он, радостный, отдаёт мне трубку обратно.
     — Что, хвастался? – уточняю я, – говорил, что хорошо устроился?
     — Есть маленько, – смеётся француз, – это я маме рассказывал, где и у кого живу. Она в Гугле найдёт ваш Брянск и площадь Партизан тоже. Хотя ей уже 75 стукнуло, она у меня продвинутая старушка. Машину водит и по магазинам сама бегает…
     Я её на счёт войны успокаивал, – прибавляет он, – сказал, что война далеко отсюда. А то наша пресса по-иному всё трактует. 
     — Когда вернёшься, расскажи им, что видел на самом деле, – уже в который раз повторяю я, – не постесняйся…
     — Обязательно, – улыбается француз.
     Но вот и ещё один день заканчивается. Пора ложиться спать.
     — У меня сегодня настроение хорошее, – говорит Ирван, – долго теперь не усну.
     — А тебе что, на работу завтра? Лежи себе и в потолок смотри, – говорю я, – только не забывай, с утра на рыбалку, и подниму тебя я рано.
     — Завтра я поймаю самую крупную рыбу, – смеётся француз.
     — Посмотрим, кто это сделает, – говорю я и иду заводить будильник на шесть ноль-ноль. Я это делаю для перестраховки. На рыбалку я встаю всегда по внутреннему звонку. Он во мне звенит всегда минут на десять раньше, чем настоящий будильник. Это повелось с детства. Уже тогда я был заядлым рыболовом…

     http://www.proza.ru/2015/09/28/881