12. 2. Сахалинский период

(продолжение)

10.

Однажды, между парами уроков, прихожу домой. Открываю дверь, смотрю за столом сидят преподаватель английского языка кореец Ким и один из командиров роты, на столе перед ними банка с какими-то серенькими комочками в красном корейском соусе. "Угощайся" - говорит Ким. Я спрашиваю: "А что это такое?" "Угадай", - говорит он. Я взял в руки литровую банку, но как не разглядывал, не мог определить, что в ней находится. Я уже знал, что Корейцы едят собачатину, что она у них считается деликатесом. Неужели, думаю, меня решили угостить собачатиной? Между тем гости мои продолжали трапезу, по очереди накалывая вилками комочки в банке и отправляя их в рот. Видя, что это они проделывают с удовольствием и даже с некоторым наслаждением, я тоже решил попробовать. Взял в рот серый с перцем и другими снадобьями комочек и начал жевать.

Это оказалось туго разжевываемое, но вкусное, со специфическим ароматом, какое-то, ещё никогда не еденное мной, мясо. "Вкусно?" - спросил кореец, когда я прожевал и проглотил кусочек и добавил" "То-то же". Только, когда банка была опорожнена, друзья мне сказали, что зато было. Оказалось, что мы ели обыкновенных морских улиток, которых кишит на мелководье, которых можно с ведро набрать за полчаса.

Морские улитки, в отличие от речных, довольно крупные. Отдельные экземпляры попадаются величиной с кулак. Улиток собирают на мелководье и варят тут же в морской воде. Как только вода станет горячей, улитки вылезают из раковин. У сверенных улиток отрезают головы, заливают обезглавленных улиток корейским соусом и блюдо готово к употреблению. По вкусу оно напоминает мясо осьминога, но мягче и нежнее.

После командир роты, который был у меня с Кимом, рассказывал мне, что ему приходилось быть у Кима на корейском празднике (они дружили) и есть там блюдо из собачатины и что ему она понравилась, было очень вкусно. Считается, что собачатина это национальное корейское блюдо, которое готовят по праздникам и в особо торжественных случаях. Можно было иногда видеть, как корейцы ловят бездомных собак или покупают собаку. Гостям некорейского происхождения не говорят срезу, что они ели блюдо из собачьего мяса. Только после того как узнают, что блюдо понравилось и было всё вкусным раскрывают секрет. Некоторые идут в гости специально попробовать собачатины.

После русские, по численности, корейцы занимают на Сахалине второе место. Про быт можно рассказывать очень много интересного и самобытного. В основном корейцы проживали в сельской местности. Много трудилось в рыболовецких колхозах, в сельском хозяйстве, на угольных шахтах, на целлюлозно-бумажных комбинатах - словом их можно было видеть всюду. Правда, интеллигенции из корейской нации было видно мало, но где бы корейцы не работали в трудолюбии и мастерстве им не было равных, по крайней мере, упрекнуть было не за что.

Были конечно исключения из правил (как и у любого народа) - это забулдыг и проститутки и т.п. элементы, но в единичных случаях. Поражало меня знания, умение и достижения в сельском хозяйстве, любовь к земле. Бывало, только стает снег, а они уже в огороде. Едешь на поезде мимо деревень и всегда видишь корейцев копошащихся на грядках. У них всегда самый первый редис щавель, салат, первые огурцы и помидоры. И всё это крупное, в хорошем виде. Естественно, у них и прибыль была приличной. В самой бедной корейской семье если не машина, то мотоцикл с коляской обязательно был. У них на неделю, а то и две всегда всё поспевало раньше чем у русских сельчан.

Я удивился когда впервые увидел на базаре у корейцев помидоры, которые про себя назвал "бычье сердце" - огромные, как два кулака приложенные друг к другу и красные, аж багровые. Таких я даже не Украине не встречал. Никогда не мог подумать, что не Сахалине можно выращивать такие помидоры и другие овощи. И не мудрено, ибо каждый куст помидоре они покрывают, особенно ранней весной, специально изготовленным колпаком из этиленовой плёнки. Они бесплатно берутся очищать общественные туалеты (уборные), чтобы использовать органику для удобрений своих участков. В то время, как одни из семьи трудятся дома не своем земельном участке, другие где-нибудь работают на производстве, а третьи торгуют не рынке. Все при деле, все врем заняты. Не зря так быстро, в течение десятка лет после войны, корейцы стали самыми богатыми из живущих на Сахалине людей.

11.

Когда я только приехал, в Невельске современных домов и зданий было ещё совсем мело, не больше двух десятков. В основном город был таким, каким достался нам от японцев после войны. Это были настоящие трущобы с деревянными фанзами - гадючниками, как их прозвали в народе. Они были насквозь провонявшими чамчой и сушеной рыбой. Кильдымы изобиловали при тонами с проститутками, в них роились бичи (прощелыгами и алкашами), случайно забредшими на огонёк, изрядно подвыпившими моряками, где они за бутылку водки находили приют и где вечно обирали или обыгрывали в карты. В кильдымах день и ночь лилось вино рекой, процветал разврат, драки и скандалы.

К моему приезду в городе была заасфальтирована лишь одна центральная улица Ленина. Кругом была грязь, огромные лужи на улицах. Можно было видеть валяющегося в такой луже пьяного человека и никому не было до него деле - всё было как бы в порядке вещей. Перед моим приездом был разгромлен один из подпольных кильдимов-барделей - где были красивые девчата, привезённые с материка, не старше двадцати пяти лет. Управляла и руководила всеми делами хозяйка квартиры. Рассказывали, что все стены и пол в доме были в коврах, при аресте у хозяйки кабака были изъяты драгоценности не большую сумму и много денег, а на суде она была вся в мехах и в золоте.

Рассказывали, что когда были ещё старые деньги, рыбаки получали заработанные во время путины деньги чемоданами. Бывали конечно грабежи и даже убийстве. Многие моряки, получив деньги, тут же направлялись всей командой в ресторан (оставшиеся ещё от японцев), закупали его, так сказать, оккупировали на несколько дней и не уходили из ресторана, пока не пропивали все деньги до копейки. Затем несколько дней бичевали (жили без денег, как придётся) пока не отправлялись в моря на новую путину. Так с купеческим размахом могут сорить деньгами пожалуй только в России. На легкую добычу, как пчёлы не мёд, слетались с материка всякие проходимцы, проститутки, артистки и пр.

Рассказывали, что за чемодан денег некоторые молодые и даже известные артистки, приезжающие на Сахалин на гастроли, соглашались танцевать совершенно голыми на столе между бутылок и тарелок с закуской или петь. Обычно эти кильдимы-гадючники тек плотно лепились друг к другу, что оставался лишь узкий проход между ними. Видимо так сложилось традиционно с тем, чтобы не так продувало, особенно зимой. Фанзы были построены давно, деревянные, холодные, легко продуваемые сахалинскими вьюгами, сколько не топи всё холодно. Топят не Сахалине углем. Пока топишь, вроде жарко, через чес - хоть снова топи - холодно. Часто случались пожары. Зимой бывает, при сильном снегопаде с ветром, фанзы очень заметает так, что утром люди вынуждены выбираться из них через крышу. За ночь бывает снега нападает, да ещё наметает с сопок такие сугробы, что одни трубы дымоходные торчат из под снега. Дверь открыть, чтобы выйти из дома невозможно. Вернее выйти не возможно, хоть на Сахалине все наружные двери открываются во внутрь дома, чтобы можно было прорыть снег, в случае чего, из дома.

Такого обильного и густого снегопада, как здесь, я еще нигде не видел.

Белея стена из мелкого снега-пороши стоит перед глазами. Видимость практически становится нулевой, не более десяти метров. Снегоочистители, бульдозеры не успевают очистить улицы от заносов. После такие снегопадов часто случаются сходы снежных лавин с сопок, сметающие всё на своём пути, порой целые улицы, не обходится, в таких случаях, без человеческие жертв.

12.

С каждым днем я узнавал о Сахалине всё больше. Всё было для меня ново, необычно интересным. Я много фотографировал, не зная, что всё то что я заснял, скоро станет историей, канет в вечность.

Незаметно быстро учебный год подходил к своему финалу. Вот уже за кончилась весенне-летняя сессия у заочников. Появились много новых друзей, появились и враги (скорее недруги). Заочники - народ в основном серьёзный, солидный, многоопытный. Многие уже в возрасте, немного старше меня, много лет проплававшие по морям-океанам, так сказать, бывалые морские в волки, отлично знающие своё дело. Многие из них уже занимают соответствующие посты и должности: начальников судовых и береговых радиостанций и даже работающие в аппарате управлений рыбфлоте, сахалинрыбпроме, тралового флота и рыбколхозов. Все они, и убеленные сединами, и ещё совсем молодые, пришли учиться в нашу мореходку не просто так, от нечего делать, и своей прихоти, а с тем, чтобы получить необходимые знания, чтобы легче, более грамотно осваивать новую технику, поступающую па рыбный флот. Я с пониманием относился к заочникам - сам учился в вечернем институте, знаю, что это такое и как это тяжело, тем более, если человек уже в годах и имеет семью. Я знал, что заочники требует к себе чуткого, доброжелательного отношения. Знал, что если им не помогать, не поддерживать морально, не относиться к ним по человечески, без мелочных придирок, то от безысходности, у них могут "опуститься" руки и многие будут вынуждены бросить учёбу, по причине верной неуспеваемости.

Что им собственно нужно - самое основное, что понадобится в повседневной работе. Каждый из них лучше знает, что ему, каких знаний не хватает для повышения своего профессионализма. Нельзя было подходить с одной меркой к сорока-пятидесятилетним и к совсем молодым, только что отслужившим в армии. Я никогда не забывал, что моей главной задачей является передать курсантам необходимые знания, вызвать у них интерес к изучаемому предмету. Не только к заочникам, но и к курсантам дневного обучения я всегда относился с уважением и доброжелательностью.

Я часто задумывался и пытался дать ответ на один вопрос - о разных взаимоотношениях, неприятных историях иногда встречающихся преподавателями и учениками, иногда заканчивающихся трагически. Дело в том, что ещё в Ленинграде, когда я оформлял договор на работу на Сахалине в Мореходном училище, я узнал странную истории, которая меня откровенно и мягко говоря поколебала и покорёжила. Мне прочитали письмо, в котором преподаватель, завербовавшийся туда раньше меня и проработавший всего один год, описывал ужасные условия своего проживания. Он писал о плохих отношениях у него с курсантами, что не в его силах ничего сделать, что курсанты его не слушаются, относятся к нему враждебно, издеваются над ним на уроках. Дело дошло до того, что его избили и на танцплощадке, якобы приревновав к девушке и он попел в больницу. В заключении сообщил, что в такой атмосфере он больше работать не может и просил расторгнуть с ним договор. Как потом оказалось, я приехал на его место, вел его предметы и в тех же группах, в которых преподавал он. После таких заявлений, естественно у меня возникло сомнение, а правильно ли я поступаю, что еду в такой ад. Не придется ли и мне через год оттуда позорно бежать?  Может, пока не поздно, ретироваться подобру-поздорову? Черт его знает, как там не самом деле обстоит дело. Если могут избивать преподавателя, то и убить недолго. Зная свой характер, я, откровенно говоря, некоторое время был в нерешительности. Но дело было сделано, договор был подписан, будь что будет, была не была.

И вот прошел учебный год и оказывается, что не так страшен чёрт, как его малюют. Курсанты быстро разобрались кто есть кто. И за всё время в мой адресе не было ни одной угрозы. Но это не потому, что я шёл у них на поводу, ублажал их прихоти, завышал им оценки. Совсем не потому. Я старался быть, прежде всего, честным перед собой и перед ними искренним, открытым, добропорядочным, ни при каких обстоятельствах не быть мстительным, не допускать подлости ни по отношению курсантов, ни по отношению к другим преподавателям и сотрудникам. Не опускался до склок, сплетены, был строг в опенке знаний, но избегал мелочных придирок. Был принципиален, не любил подхалимаж в любой форме, был прост и доступен я общении, но пресекал панибратство, не терпел и пресекал наглость, хамство. Возмущался тупостью, но зная, что это не зависит от человеке, старался по возможности как можно больше деть ему знаний. У меня не было любимчиков, для меня, при оценке знаний, были все равны и одинаковы, все должны были быть уверены, что они получат то, что заслужили за данный, конкретный материал. Правда, иногда для поднятия духа, чтобы вселить в человека уверенность, поверить в себя, в свои силы, возможности я завышал опенки по текущему материалу и это девало свои результаты.
На экзаменах же поблажек никому не девал, причём заранее, в течение года всех отстающие об этом предупреждал. Был и конечно же такие, которые уже успели, где-то приобрести амбиции не по возрасту. Обычно это дети больших "шишек" из горкомов, обкомов, управлений и т.п. или из приблатнённых, но последние быстро менялись при виде справедливого, а не предвзятое отношение, одинаковое ко всем.

13.

В первый год своей работы преподавателем у меня произошло два инцидента. Один на заочном отделении, другой - не дневном. На заочном отделении в зимнюю сессию, так сказать, при первом знакомстве. По правилам, перед сессией заочники должны присылать для проверки и получения оценки контрольные работы и курсовые проекты по тем предметам, по которым предполагают выходить не сессию. Но, как правило, они не могут ещё самостоятельно разобраться в материале и выполнить контрольные, а тем более курсовые проекты. Поэтому мы, понимая это, не считаясь со временем шли заочникам не встречу - разрешили сначала прослушать обзорные лекции не соответствующие темы и по "горячим" следам выполнить контрольные и лабораторные работы, курсовые проекты.

Надо сказать, что девяносто пять процентов знаний и продвижения в учёбе заочникам даются во время сессий. Кто приезжает не все сессии, тот быстрей переходит с курса не курс и заканчивает училище. С кем мне приходилось беседовать семи признавались, что дома им некогда заниматься учёбой, да и трудно самим разбираться в материале, чтобы успешно выполнить контрольную работу по одной теме. Получается только лишняя трата дефицитного времени в семенных делах.

Но стоит им прослушать лекции как срезу становится всё понятно и за сорок (за сессию) дней они делают все то, что не сделали бы и за несколько месяцев, а может и лет самостоятельной учёбы. Конечно же на преподавателей, во время сессий, нагрузка ложится неимоверно большая, не грани умопомешательства. После дневных занятий это, как минимум, четыре чеса, занятия вечером с заочниками по четыре-шесть часов в день. Кроме того проверка контрольных и лабораторных работ, курсовых проектов, поступающие в это время десятками каждый день, по резным предметам. Пришёл ко мне на проверку курсовой проект по радиопередающим устройствам. Я его проверил вместе с другими и вынужден был поставить "неудовлетворительно", т.е. двойку ещё ничего не зная о том, кто его написал. Вдруг, меня вызывает начальник заочного отделения Полковникова - жена начальнике училища, к стати сказать, и говорит: "Не может быть, чтобы такой-то (она назвала фамилию, я её уже не помню) написал курсовой на двойку. У него по всем предметам одни пятёрки. Дело приобретало скандальный характер, дошло и до начальника радиотехнического отделения А. Нестеренко. Я понял, что здесь что-то не ладное, так как на меня стали грубо давить, начался всесторонний нажим. Я также понял, что если я с первого раза не выдержу уступлю, то, как преподаватель, я буду конченный человек раз и навсегда.

Я решил быть принципиальным до конца, был уверен, что прав в оценке проекта ибо он изобиловал массой грубейшие ошибок и в расчёте и в обосновании выбора ламп, схемных решений, типе модуляции и других принципиально важных моментов. Как, помнится, для передатчика с мощностью в пять киловатт в выходном каскаде была выбрана лампа с водяным охлаждением, что является грубейшей ошибкой. Лампы с водяным охлаждением очень громоздки и дорогие. Обычно они используются в сверх мощных передатчиках. Чувствовалось сразу, что человек писавший курсовой не имеет ни малейшего представления о передатчиках. И действительно оказалось, что это человек из управленческого аппарата Сахалинрыбпрома. Для меня стало ясно почему у него по всем предметам одни пятёрки и каким обрезом он умудрился за два годе пройти четырёхгодичную программу - судя по всему, ему давали "зелёную дорогу". Собралась цикловая комиссия, не которой я изложил свои доводы и аргументы, указал на все грубые ошибки, на все крупны прорехи в знаниях, не только теории радиопередающих устройству, но и по другим предметам так или иначе связанными с передатчиками, без знания которых проект не может быть оценён положительно. Цикловая комиссия вынужден была согласиться с моими доводами. Через некоторое время мы узнали, что наш "отличник" забрел свои документы и перешёл в Холмское мореходное (торговое) училище.

Этот случай, в самом начале моей преподавательской деятельности, сильно поднял мой авторитет среди курсантов дневного и заочного отделений и среди преподавателей училище. Качество преподавания и оценки знаний резко возросло.

14.

На дневном отделении инцидент произошёл с курсантом - сыном крупного аппаратчике, о чем я узнал несколько позже. На экзамене по электротехнике этот курсант не смог толком ответить ни на один вопросу, когда я ему тактично предложил прийти сдавать в следующий раз, он вступил со мной в пререкание, нагрубил мне и даже оскорбил. Мне большого напряжения стоило не ответить ему грубостью, а спокойно ещё раз предложить ему подготовиться как следует. Он ушёл хлопнув изо всех сил дверью.

На дневном отделении можно было (пока шла экзаменационная сессия) до трёх раз делать попытку, даже с другой группой, сдать экзамен. Многие так и делали и ничего зазорного здесь не было. При желании каждый мог доказать, что на первом экзамене ему просто не повезло с билетом или подвело волнение. На оскорбления я особо не реагировал - что не бывает сгоряча у молодого человеке, лишь бы знал предмет в достаточной мере. Но ни во второй, ни в третий раз он не пришел на экзамен, уехал домой в г. Холмск к отцу - секретарю горкома - жаловаться, что дескать, я отношусь к нему предвзято строго, предосудительно.

Так случилось, что с его отцом мне пришлось ехать с Холмска в одном автобусе. Свободных мест в автобусе уже не было, пришлось ехать стоя в проходе. Несколько курсантов, возвращались из увольнения домой обратно в училище. Они сидели и весело о чём-то разговаривали. Вдруг стоявший рядом мужчина стал в грубой, оскорбительной форме отчитывать их, а затем согнал одного с места и спокойно уселся, как будто так и нужно делать. Я ещё тогда не знал, что это отец злополучного курсанта. Я ещё подумал - а с виду не скажешь, что хам, вроде культурный должен быть и высказал ему своё мнение о нем, попытался объяснить, что курсанты тоже люди и имеют права, как и у него, то он может только попросить уступить место, но не сгонять в грубой форме.

В этот же день меня вызвали (пригласили) в наш городской комитет партии в кабинет второго секретаря. Я ещё подумал, странно - я ведь не член партии, интересно, по какому поводу пригласили. В кабинете секретаря я вновь увидел человека, с которым ехал утром в автобусе, а затем из разговора, понял, что это отец курсанта, получившего двойку на экзамене. Оказалось, что этот грубиян и нахал является секретарём Холмского горкома партии. Мне стадо ясно, откуда грубость и высокомерие у курсанта - сына отца грубияна. Если вовремя таких не остановит, они (такие люди) делают себе карьеру не знаниями или способностями, а с помощью локтей и глотки.

Сначала меня попросили рассказать всё об экзамене, почему один из курсантов получил неудовлетворительную опенку. Когда я закончил рассказывать, секретарь сказал: "Знакомьтесь - это отец вашего курсанта". Я сказал, что мы уже знакомы и рассказал всё - как и при какие обстоятельствах мы познакомились. Договорились, что будет создана комиссия из трёх человек во главе с начальником радиотехнического отделения А. Нестеренко и проведён экзамен только по утверждённым билетам, без дополнительных вопросов. Экзамен для одного человека решено было проводить в кабинете начальника РТО. Во время экзамена, выбрав минутку, когда кроме меня из комиссии в кабинете никого не оказалось (вышли покурить), курсант подал мне лист бумаги, на котором было написано: "Николаи Николаевич, извините меня за грубость. Я ничего не знаю" и подпись. Пока я читал, курсант тихонько вышел. Зашёл Нестеренко: "А где (он назвал фамилию курсанта)?" Я ответил, что он ушёл, раздумывая, как же поступить. Мне искренне было жаль парня. Теперь я понял, что он не пропадёт в жизни, для него ещё не всё потеряно. Я был уверен, что он все понял правильно.

Жалость была для меня плохим помощником, для вранья нужны были доказательстве: хоть какие-то знания, решения, рисунки и т.п.  Поэтому мне ничего не оставалось как передать Председателю комиссии лист, который оставил курсант с его подписью, а по существу с распиской в своём незнании предмета. Больше этого курсанта никто в училище не видел, он уехал с отцом домой.

15.

В конце мая, когда закончилась весенняя сессия у заочников и стало значительно больше свободного времени, я решил съездить в г.Чехов посмотреть, известную всем сахалинцам достопримечательность природы - горное озеро и познакомиться с городом названным именем знаменитого писателя. В Чехове я случайно встретил одного из заочников. Втроём - он, его супруга и я - мы провели целый день на природе, среди сопок на горной речушке. Ловили рыбу, загорал и, закусывал и чем бог послал. Я сделал на память, несколько фотоснимков. Мне так понравился отдых на природе, что я пообещал приехать к ним в гости в следующий выходной. Но в следующий выходной произошло вот что. Когда я сел в поезд, названный в народе "дымовая бочка", из-за того, что паровоз сильно дымил, следовавший через г. Холмск до г. Чехов, то увидел там другого заочника, который пригласил меня к себе в гости в Холмск. Он рассказал мне, что у его супруги имеются несколько незамужние сестёр и все красавицы как на подбор. И я решил, что ничего страшного не произойдёт если проведу время в Холмске, авось кто из сестёр мне придётся по душе.
Так я познакомился со своей будущей супругой Любой Гончаровой.

Я стал ездить на выходные дни в Холмск на свидание к Любе. В апреле следующего (шестьдесят восьмого) года у нас родился сын, названный Александром, а в декабре мы зарегистрировали наш брак. Дело в том, что у меня не был официально расторгнут брак с первой женой. Для этого мне пришлось ждать окончания учебного годе (второго), поехать в первый свой отпуск в Ленинград и там, в судебном порядке, взять развод. Что оказалось не таким простым делом. Итак, прошло чуть больше полутора лет, прежде чем наша любовь оформилась браком.

До начала шестьдесят девятого года в Невельском Мореходном училище работал преподавателем черчения ленинградец Воротников - художник по образованию. Он организовал в училище кружок рисования, в котором занималось до пятнадцати курсантов. О худ. кружке я узнал через несколько недель после моего приезда на Сахалин и стал принимать активное участие в его работе.

Надо сказать, то в те годы в училище царила какая-то приподнятость, творческое рвение и инициативе во всех отношениях. Функционировало несколько различных кружков и секций: спортивных и творческих. Часто проводились различные семинары, викторины, конкурсы и соревнования по различным видам спорта на первенство училища, города и даже района, между отделениями училища. Но наиболее тщательно готовились к конкурсному смотру художественной самодеятельности на каждом из трёх отделений.

На весь Сахалин славился хор нашего училища. Часто проводились различные мероприятия и среди преподавателей, и сотрудников училища. Это соревнования по шахматам, волейболу, баскетболу, по стрельбе, лыжные и другие. Словом, жизнь в училище била ключом.

На Новый год, по традиции, проводились выставки - конкурсы на лучшую стенгазету среди групп по отделениям и по училищу. Наша отделенческая (РТО) стенгазета на протяжении всего периода моего пребывания в Моручилище, как правило, была лучшей, а я был бессменным её художественным редактором. Среди наших курсантов (как и вообще среди людей любого большого коллектива) было много одаренных в той или иной области человек. Наша задача, как педагогов, была в том, чтобы предоставить им возможность свободно раскрыться и осознать свои дарования, почувствовать тягу к любимому делу. Признаться мне самому редко когда приходилось браться за кисть при оформлении стенгазет на отделении, в основном всё делали курсанты сами.

Каждую газету мы, собравшись вместе, обсуждал и прежде чем приступали к работе. Тут же делались эскизы различных вариантов, компоновали, дискутировали. Когда принимался окончательный вариант, приступали к сбору материала. Каждый отвечал за своё направление. Чаще газеты выпускали приуроченные к какому-либо событию, празднику, а в конце года лучшие газеты выдвигались на конкурс. Как я уже сказал, самым престижным, самым значительным явлением в жизни училища были, проводимые каждым отделением, конкурсные вечера - своего рода, кодовые отчёты, смотры художественной самодеятельности. Занявшие призовые места курсанты награждались почётными грамотами дипломами, ценными подарками, дополнительными отпусками домой и т.д., а лучшие группы, курсы - телевизорами, проигрывателями, радиоприёмниками. Желающие участвовать в художественной самодеятельности не нужно было искать - они приходили и записывались в кружки по своему выбору, к чему лежала душа.

Интересно отметить, что в спортивных соревнованиях обычно на первом месте было судомеханическое отделение, а в художественной самодеятельности впереди, почти всегда, было наше радиотехническое отделение. Исключения были, но редко. На конкурсе-смотре художественной самодеятельности каждое отделение должно было, как бы отчитаться перед командованием училища, гостями, приглашенными из различных предприятий и организаций города о проделанной работе в течение года, показать каких успехов отделение достигло в творчестве. В начале подавался рапорт в виде альбома красочно оформленного, в котором было изложено о все значительные событиях и успехи, достигнутых отделением в пройденном году.

В нашем училище проводились и другие мероприятия, как например, соревнования на лучшую ленинскую комнату (красный уголок). Проводились, и к ним тщательно готовились на каждом курсе, "голубые огоньки". Как правило, голубые огоньки проводились в столовой вечером в субботу. Приглашались заранее гости - знакомые девушки и друзья. Обстановке была совершенно свободная. Из взрослых (преподавателей и сотрудников,) на огоньке имел право присутствовать только классный руководитель данной группы и еще мог зайти посмотреть дежурный по училищу, его заместитель.

Такие вечера всегда проходили хорошо, было весело, никто не скучал, запоминались не долго. Танцевали, пели песни и даже читали свои стихи -  вели себя расковано. Столики были накрыты скатертями с приборами на четверых. На столах чашки для чая, торт, конфеты, печенье, бутылки с лимонадом, фрукты. Спиртного не было, но почему-то почти все при этом были навеселе. Было много выдумки, фантазии, юмора, смеха. Для поддержания порядка, выделялись специально курсанты из группы, поэтому огоньки проходили организованно без эксцессов.

16.

В заключение своего первого года работы в Невельском Мореходном училище, я должен был отправиться с выпускными группами во Владивосток в качестве руководителя преддипломной морской практики на судах рыбфлота. Я уже не помню, как добирался до Владивостока, но хорошо помню, что прибыл туда дня на два раньше двух групп выпускников радиотехнического отделения с тем, чтобы обеспечить им место в гостинице и решить другие организационные вопросы. Помнится, прибыл уже под вечер. Естественно, не зная город, нечего было и думать в этот день что-либо решать. Всё кругом уже было либо закрыто, либо закрывалось. Закрывался и гастроном где я решил, глядя на ночь, что-нибудь купить перекусить. Нужно было думать о ночлеге - где переночевать. С этим вопросом я обратился к одной женщине, которая дала мне адресе и объяснила, как найти.

Предусмотрительно запасшись бутылкой водки, кольцом колбасы, батоном и прочим закусом, я отправился по указанному адресу. Чем ближе я подходил к указанному месту, тем больше меня мучили сомнения, стоит ли продолжать путь, брала оторопь. В то время это была почти окраина города. Я шёл среди разбросанных в беспорядке, как мне показалось одно, двухэтажных зданий барачного типа. Кругом начиналось строительство нового района. Всюду были кучи глины, перемешанной с камнями, строительный мусор, котлованы. В голову вмельтешилась мысль: самое подходящее и поэтическое место для разбоя и убийства. На улицах ни души и быстро темнеет.
Наконец, я благополучно добрался до места. Мне открыла дверь женщина лет тридцати пяти-сорока на вид, но, как потом оказалось, ей не было ещё и тридцати. Как только я вошёл, в нос ударило крутым перегаром, табачным дымом, потом и мочой - специфическим запахом кильдимов, притонов. Поняв, куда я попал, первым делом мне за хотелось уйти, извинившись, что напрасно потревожил, но было слишком поздно, рискованно остаться ночевать на улице, что было ещё хуже. Будь, что будет, решил остаться. Вся надежда была на бутылку водки, авось останусь цел, взять у меня особо нечего, в кармане осталось денег немного.

Как я и предполагал, я попал в семью пьяниц. Одной бутылки на троих явно было недостаточно. Женщина взяла с меня деньги за ночлег вперед и тут же ушла, где-то "доставать" ещё бутылку. Сказав, что сильно устал с дороги и хочу спать, я выпил стопку и немного перекусив, улёгся на отведённую мне кровать в малюсеньком закутке, рядом с кухней, чему хозяева были только рады и отговаривать даже не подумали. Кровать была узкой металлической с тоненьким матрасом, таким, что пружины впивались в рёбра. Постельное бельё старое, застиранное. Больше всего я боялся клопов, но к счастью, их не оказалось. Не прошло и двадцати минут, хозяйка вернулась с бутылкой самогона. Я пытался уснуть, но шум и перебранка не давали это сделать. Наконец, я всё-таки уснул.

Под утро, сквозь сон, моё ухо уловило чуть слышный шорох возле моей кровати. Открыл глаза и вижу, хозяйку держащую одной рукой мои брюки, а второй, шарящей в карманах. Наши глаза встретились. И тут она, как ни в чём не бывало, заулыбалась. "Доброе утро, как спалось?" - спросила она и продолжала, - вот ваши брюки упали, а я решила их повесить на спинку".

Всё сказанное ею, было заранее придумано и, если бы я не видел её руку, засунутую в карман моих брюк, можно было поверить в искренность её слов. Тут же одевшись, я ушёл не попрощавшись.

17.

Все дни июля и начала августа, когда я был во Владивостоке, стоял тропическая духота, как в парилке, а я, как назло, взял с собой одни нейлоновые рубашки и ходил в них всё время, как мокрая курица - пот лил градом, спасу не было. Нам (двум группам курсантов) дали места в гостинице на противоположном, от центральной чести города, берегу залива "Золотой рог". Когда добирался вечером в гостиницу, то первым делом скидывал с себя всё до плавок и бежал в умывальную комнату мыться под краном, обливаясь с головы до ног. На несколько минут становилось легче дышать, а затем снова все тело покрывалось липким потом.

Месяц командировки мне показался верностью. Было потрачено много сил и энергии в беготне по различным заведениям, рыболовным судам, в хлопотах, в телефонных звонках. Просветы наступали в выходные дни, когда "Дальрыба" замирала. В дни отдыха удавалось отводить душу на великолепном, но уже достаточно грязном Владивостокском пляже. Побывал и на известной барахоловке, славившейся в то время тем, что там можно было приобрести японские вещи. Там я купи себе носки японские, изумительной красоты и красивейшие синтетические плавки, прослужившие мне верой и правдой чуть ли не двадцать лет, в которых я выделялся из среды купающихся на любом пляже, где бы ни был.

Надо сказать, что с привезённым на Сахалин из Ленинграда фотоаппаратом я почти не расставался. Вот и теперь я сделал несколько снимков уже на пляже и в самом городе. Сам город в то время мне не показался, видимо и из-за жары и духоты и, кроме того, так как он расположен на сопках, то не смотрится, как большой город и мало зелени, нет цельности. В старой части города много чище и культурнее, а чуть в сторону - грязь, неустроенность.

С горем пополам, распределил своих подопечных по разным судам и рыболовным траулерам типа РТ, и на большие морозильные траулеры типа БМТ - кому как повезло. Куда все стремились попасть (на плавбазу) - попали всего несколько человек и то, удалось пристроить с "трудом". Позвонил начальнику училища в Невельск и доложил, что все курсанты распределены по судам и получил добро на окончание командировки. Так закончился первый мой учебный год в качестве преподавателя. Это был для меня самый напряженный и трудный год в десятилетней моей педагогической деятельности.

18.

Для себя я заранее уже решил, что в этом году не поеду в отпуск в Ленинград или еще куда, а наняться куда-нибудь подзаработать. Поездка в Ленинград была связана с определёнными расходами, что не входило в мои планы. Наоборот, хотелось больше заработать. Думалось, что скоро потребуются деньги на кооператив и не хотелось попасть впросак. Кто знал тогда, что дело с кооперативом затянется на долгие девять лет.

Таким образом, примерно через неделю после приезда из Владивостока, мне подвернулся случай отправиться в качестве радиста-акустика на рыболовном траулере типа СРТ в г. Находку, где он должен был стать в док для ремонта. Переход в Находку прошел для меня спокойно. Кроме прямых обязанностей, в Находке мне приходилось ежедневно ходить в портовое отделение связи за почтой, как служебной для капитана, тек и за письмами и газетами для команды. Зарплата начислялась по штатному расписанию при ремонте.

Все свободное время я проводил с пользой: исколесил пешком, а где на транспорте весь город вдоль и поперёк, облазил все окрестные сопки и даже посидел в центральном ресторане. Сам город мне, откровенно говоря, не понравился - уж больно он растянут и разбросан между сопками. На память сделал несколько фотоснимков с видом на город с сопок.

Всё это время наш траулер стоял возле одного из пирсов в гавани. Перед тем как ставят корабль в док, необходимо избавиться от всех горюче смазочных материалов и почистить танки – цистерны, где находится горючее. С этой целью нам предстояло выйти ночью в открытое море. Там весь оставшийся мазут и солярку откачали прямо в море, а затем пропаривали горячим паром и промыли морской водой, затем высушили. Пока механики и трюмные занимались этим делом остальные, кому делать было нечего, занялись ловлей кальмаров на японские специальные крючки.

Ловля кальмар осуществляется в ночное время. Если воду освещать - они плывут к свету. Для этого по одному борту были зажжены и направлены в воду специальные огни. Специально для ловли кальмар японцы сконструировали крючки. Они состоят из красного пластмассового стержня по форме напоминающего небольшую рыбку, не конце которого с одной стороны, по всей окружности, острые крючья, а на другом конце стержня - кольцо за которое крепится леска или капроновый тросик. Каждый такой крючок может свинчиваться с другим таким крючком и тем самим один человек может ловить сразу не несколько крючков.

В последнее время и у нас ловля кальмаров поставлена на конвейер. Забрасывается длинный тросик с сотней, а то и больше, такие крючков и потихонечку, в зависимости от количества кальмар в косяке, выбирают на барабан, а кальмары снимают с крючков. Дело в том, что на свету движущийся красный стержень крючка похож на сайру, за которой обычно охотятся кальмары. Они набрасываются на свою жертву и попадают (зацепляются) за незаметные в воде крючья.

Погода была, что называется, сентябрьской - хоть и сухая, но ветреная. Ветер дул сильный и довольно холодный. Всего на судне было три японские крючка, поэтому одновременно могли ловить три человека, но одни уходили, а погревшись приходили другие. Мне всё это было в новинку, интересно и я не уходил, не смотря на сильный, холодный ветер, с палубы. Сначала я ловил на один крючок, затем на два. Такая рыбалка бывает не часто - не успеешь бросить крючок за борт, пару раз дернуть, как кальмар оказывается на крючке. Когда поднимаешь и бросаешь его на палубу он фыркает чернильной жидкостью, поэтому к концу ловли вся палуба стала синей. На три крючка мы наловили целый огромный алюминиевый бак не более чем за час. Потом всей командой ели жаренными и варенными, и соседей угощали дня три, если не больше. Один такой крючок мне подарили моряки на память. Он и до сих пор хранится у меня. В то время японский крючок ценился на вес золота (у нас были большой редкостью). Сами делали примитивные.

19.

В конце сентября из отпуска прибыл штатный специалист, которого я замещал. Оказалось, что это один из моих учеников-заочников. Вскоре я получил телеграмму из училище, в которой предлагалось прибыть в училище -курсанты прибыли с картошки.

На прощание, мой теперь уже начальник, решил угостить меня в ресторане. Отказываться было бесполезно и я согласился, при условии, что каждый платит за себя. За организацию этого дела взялся он сам. Мы договорились, что я подойду к восемнадцати часам к ресторану (он назвал ресторан, находящийся в центре города - самый шикарный и дорогой), где он меня встретит. Я было заколебался, узнав в какой ресторан он меня приглашает, но потом подумал - не так часто приходится бывать в них. Гулять так гулять, тем более я дополнительно заработал к отпускным. Оказалось, что он пригласил провести вечер в ресторане двух девушек, заказал стол накрыть в центре зала и заказал столько всего, что и в десятерном нам бы не справиться было.

Деваться было некуда, дело сделано, только подумалось, а хватит ли денег рассчитаться. Всё шло хорошо - пили, закусывали, танцевали, болтали и шутили. Уже потеряли счет тостам. Время летело незаметно и тут наши дамы решили выйти в туалетную комнату. Ничего не поделаешь, дело житейское. Ушли, да так и не вернулись, чего следовало ожидать от случайных встречных. Когда мы расплачивались, официант нас пожурил: "Здесь таких, хоть пруд пруди. Бывает и хуже, вы легко ещё отделались". Хоть я и возражал, но справедливости ради за дам оплату в ресторане взял на себя мой напарник. Оказывается всё это он устроил ради меня - чтоб запомнилось на всю жизнь -как он сказал. Главное, что весело провели прощальный вечер.

(продолжение следует)