Глава 1. Кружева и жемчужины

      Год 1795.
      Волны белоснежных алансонских кружев, переливающегося шёлка шине [1] и серебряной парчи струились по полу, занимая внушительную часть спальни — комнаты со стенами, обитыми нежно-розовым жаккардом [2].

      Фарфоровое изваяние — дивной красоты невеста. Небольшую округлую грудь её подчёркивало глубокое декольте. Талию стягивали пластинки китового уса и, казалось, её обладательница не дышит. Тонкие руки закрывали митенки — чистейший ажур, а тёмные локоны были забраны в пучок, куда прикреплялся шлейф-фата, отделанный жемчугом и длиною уходящий в бесконечность.

      — О! — восклицала Урсула через каждую минуту. Вот уже час, как она, ползая по полу, колдовала над платьем. — Сеньорита Эстелла, вы красавица!

      — Угу…

      — Да вот не пойму я, чего ж вы такая грустная? У вас же свадьба как-никак, а не похороны!

      — Угу…

      Пожав плечами, Урсула замолкла, а лицо Эстеллы не выражало эмоций. Чёрные омуты глаз — бездны мрака. В них — печать обречённой покорности. Детская округлость щёк уступила место хрупкой худощавости. Лицо восемнадцатилетней невесты заострилось, и кожа выглядела полупрозрачной.

      В комнату ввалилась Берта — сильно располневшая, одетая в атласное золотое платье, она напоминала подушку в праздничной наволочке. В руках женщина держала коробочку красного бархата.

      — Ах, какое великолепное зрелище! Здравствуй, дорогая, ты восхитительна!

      — Ну вот, готово! — закончив расправлять платье, Урсула встала с колен. — Ох, и умучилась я с вами! Но вы божественны, сеньорита! У вас самое роскошное подвенечное платье во всём вице-королевстве!

      — Великий день сегодня! — слёзно вздохнула Берта. — И не думала я, что с этой адской жизнью доживу до свадьбы моей дорогой Эстельиты. А я тебе ведь принесла подарочек, — Берта открыла коробочку. Внутри — брошь, фиалка из аметистов.

      — Это фамильная драгоценность, — объяснила она. — Передается по женской линии первой невесте в семье. Её носила ещё моя прапрабабушка.

      Она подошла, дабы приколоть брошь к усыпанному жемчугом корсажу невесты. Но Эстелла отвернулась.

      — Не стоит, бабушка.

      — Как это «не стоит»? Вещица эта счастье приносит. Когда я замуж выходила за моего дорогого Алсидеса, я надевала эту брошь, и мой брак был счастливым. И маменька моя тоже надевала эту брошь на свадьбу и была счастлива в браке с отцом. Эта вещь — символ любви. В день моей свадебки я парила в облаках! — Берта мечтательно прикрыла глаза.

      — Бабушка, не настаивайте, я не надену, — заупрямилась Эстелла. — Подарите эту штуку Мисолине в день её свадьбы.

      Берта надула губы, как маленький обиженный пекинес.

      — О, я понимаю, ты волнуешься, дорогая. Любая невеста трепещет перед венчанием. Это естественно.

      — Нет, бабушка, вы ошибаетесь. Мои волнения давно умерли и похоронены. Я мертва и ничего не чувствую.

      — Чего это ты мелешь, девочка? Вот уж вздор! — в сердцах Берта постучала коробочкой о ладонь. — Тебе годков-то всего восемнадцать, а ты брюзжишь, как старуха.

      — Восемнадцать, тридцать или восемьдесят лет — не важно. Для меня всё в прошлом, — повела обнажённым плечиком Эстелла. — Когда я была маленькой, я услышала от мамы слова, что после венчания с папой, её жизнь закончилась. Я любила папу и не понимала, почему мама так говорит, но сейчас поняла. Мне восемнадцать, и моя жизнь закончена. Теперь я знаю, как страдала мама, не испытав настоящей любви. А я испытала, и это гораздо, гораздо хуже, — всю эту тираду Эстелла произнесла, храня каменное выражение на лице.

      — Зря вы так, — Урсула складывала разбросанные шпильки в коробочку. — Какая могёт быть любовь, ежели вы — сеньорита благородных кровей? Вы должны выполнять свой долг, хранить честь да репутацию, а не мечтать о глупостях. Вам, считай, повезло. Жених достался отменный: молодой, симпатичный, с хорошей репутацией да с деньгами. И человек неплохой. Иным не везёт так. Некоторых вон отдают за старых да похотливых уродов, из которых песок сыпется, а они всё женятся да женятся. А вы ещё жалуетесь. Прям как ваша матушка. Та всегда всем недовольна. Чего бы не происходило, она найдёт к чему придраться.

      — Маурисио — замечательный человек, дорогая, — подтвердила Берта. — А ты им пренебрегаешь. Всё это приворотное колдовство натворило, страшная вещь. Но я пойду к знахарке, пускай травок мне даст всяческих. Буду поить тебя ими, чтобы приворот, который на тебя наслали, прекратил своё действие.

      — Я ненавижу Маурисио! — выплюнула Эстелла, дрожа от ярости и бессилия, — бабушка опять за своё. — И плевала я на его добродетели! Не надо мне говорить, что любовь не важна, или что она придёт со временем. Это ложь! Я уже испытала любовь. Любовь настоящую, ту, которую вы считаете приворотом. Хотя вы говорили, что вышли замуж за дедушку по любви. Выходит, вы сами себе лжёте.

      — Бедная моя внучка совсем невменяема. Вот что значит связаться с колдуном! — покачала головой Берта.

      А Урсула хмыкнула.

      — Знаете, сеньорита, любовь приходит да уходит, а надёжность остаётся на века. Не надобно гнаться за любовью, от ней нет проку, беды только. Поглядите на Либертад. Гонит от себя всех, подходящих ей по статусу женихов, дурёха. Принца ей подавай! Это потому что сирота она и наставить её на путь истинный некому. Давно бы уж вышла замуж, родила детишек, так нет — сидит в девках. А всё потому что приспичило ей. Любовь у ней, видите ли. А эту любовь можно ещё с полсотни лет прождать да так и не дождаться. Вот и вы туда же.

      — У Либертад всё будет хорошо, — Эстелла мрачно разглядывала своё отражение в зеркале. — Дядя Эстебан любит её. Им мешают предрассудки, но любовь победит. Главное, что они есть друг у друга, — и замолчала, на мгновение прикрыв глаза.

      Точно услышав, как её обсуждают, в комнату влетела Либертад:

      — Вы прекрасны, сеньорита? Вам тут принесли от шляпника.

      — А это букет, наверное, — за Эстеллу ответила Берта. — Положи-ка там. И разве тебя стучаться не учили?

      — Простите, мадам, я торопилась, — Либертад водрузила небольшую картонку на тумбу. — Экипаж уже подан. Все собрались в гостиной. Сеньор Арсиеро ждёт сеньориту, чтобы ехать в церковь.

      — Спасибо, Либертад. Я готова, — выдавила Эстелла. — Но я хочу минуточку побыть одна.

      — Идёмте, подождём нашу невесту внизу. И я всё ж-таки оставлю брошь, вдруг ты передумаешь, — Берта плюхнула коробочку с фамильным украшением на кровать и откланялась. За ней вышла и Урсула. Но Либертад не двинулась с места.

      — Что, Либертад? Я же попросила оставить меня одну, — нотки недовольства прозвучали в голосе Эстеллы.

      — Я ухожу, сеньорита. Но я хотела вам кой-чего сказать. Я хочу пожелать… нет, не счастья. Нынче это глупо. Я желаю вам удачи.

      — Спасибо, Либертад. Она мне понадобится.

      — Знаете, а ведь ещё не поздно.

      — Не поздно для чего?

      — Не поздно передумать. За счастье надо бороться! Я всегда вами восхищалась, сеньорита. Вашей смелостью и упорством, но вы меня удивили и огорчили.

      — За счастье борются, когда оно есть, Либертад. Твоё счастье с тобой, и ты борись за него, правда. А моего… моего счастья больше нет. Я была готова идти против всего мира, вырвать мою любовь из лап тех, кому она мешала. Но всё кончено. Больше не за что бороться.

      — Можно побороться за себя, — не сдавалась Либертад.

      — А смысл?

      — Чтобы не стать овцой, которая идёт на поводу у пастуха. Из церкви убежать не поздно и в последнюю секундочку. Пока вы не венчаны, вы свободны, — и Либертад вышла.

      Эстелла осталась одна. Под тяжестью платья она еле двигалась. Красивое платье. И дорогое. А белые жемчужины на корсаже аккурат под её настроение — приносят несчастье и слёзы. Всю жизнь она обречена плакать, существуя между землёй и небесами. Люди страдают, любят, ненавидят, причиняют друг другу боль, смеются или плачут, а её души больше нет. Она потеряла себя. Не может жить, лишь существует. Заточить саму себя в монастыре ей не позволили: Роксана бушевала, Арсиеро уговаривал, только Мисолина радовалась. А теперь ей предлагают чужой дом и незнакомого мужчину в супруги. Но большая ли разница: жить в монастырской благочестивой пустоте или в браке, где всё фальшивое? Картонный брак, картонные чувства.

      Как Эстелла не сдерживалась, слёзы покатились по щекам, грозя испортить лицо «счастливой невесты». Да, красавицей же она будет, с красным носом войдя в церковь!

      Едва шевелясь в своём наряде, Эстелла вынула из шкатулки ключик и открыла верхний ящик туалетного столика. Извлекла нечто, завёрнутое в паньюэло — кусок алого шёлка, хранящий запах кожи его владельца. Это оказался золотой медальон с кулоном в форме цветка монарды [3]. Булавкой Эстелла подцепила крышечку, и медальон раскрылся. Внутри лежало кольцо, сплетённое из чёрных волос. Прижав его к губам, Эстелла расплакалась. Горько, обречённо, навзрыд.

      — Прости, — шепнула она кольцу. — Прости меня, слышишь? Я люблю тебя и буду любить до последнего вздоха. Я не могу без тебя… не могу дышать, не могу жить. Это слишком больно. Ты мне нужен… Ты всегда будешь в моём сердце, всегда-всегда-всегда…

      Вновь поцеловав кольцо, Эстелла закрыла его в медальон. Сняв митенку, намотала цепочку с украшением себе на руку. Надела перчатку. Промокнула слёзы кружевным платком. Бросила взгляд на аметистовую фиалку-брошь, оставленную Бертой на кровати. Взяла с тумбы картонку, присланную шляпником.

      И вскоре драпированный каллами и запряжённый белыми конями экипаж унёс юную невесту и Арсиеро, её посажёного отца, к храму Святой Аны. Прижавшись лбом к окну, Эстелла закрыла глаза. Из-под длинных ресниц покатились слёзы — россыпи сверкающих алмазов.

--------------------------
      Ожидая венчания, гости толпились у церкви. Одни уже заняли скамьи наоса, другие предпочитали дышать воздухом на улице. У алтаря стоял жених — темноволосый и смуглый мужчина с крупным ртом. Одетый в глубоко-синий фрак с оторочкой цвета серебра, жаккардовый жилет и бархатные кюлоты, он имел вид напыщенный и окидывал всех снисходительным взглядом.

      Неподалёку разгуливало семейство де Пенья Брага: Амарилис, красивая своей надменностью; её супруг Норберто — мужчина с проседью в светлых волосах — и Сантана, затянутая в голубой наряд подружки невесты. Берта, Эстебан и Хорхелина приветствовали гостей поклонами и рукопожатиями. Пять негритянок развешивали на церковных воротах серебряные и золотые колокольчики, ложки, цепочки и другие металлические предметы — на счастье молодым.

      Роксана вполголоса отчитывала девочку в розовом и мальчика в костюмчике цвета абрикоса за беготню у церкви. Расправившись с детьми и заставив их умолкнуть, она, волоча за собой шлейф тёмно-изумрудного платья, вышла за ограду и всмотрелась вдаль. Сегодня у Эстеллы свадьба. А через две недели и у Мисолины. Они уедут, и дворец опустеет. В свои тридцать семь, Роксана (по меркам времени) считалась солидной женщиной, матерью и вдовой, умудрившейся выйти замуж снова. Почти двадцать лет пролетело, а Роксана всё слышала голос мятежной девочки Ро, что умела любить и ненавидеть, смеяться и плакать. Но теперь в сердце её — мрак. И ненависть. И желание растоптать чужое счастье, вкушая триумф мести, упиваясь статусом хозяйки жизни, повелительницы вверенных ей судеб, властвующей королевы. Свадьба с Бласом разрушила её мечты. А смерть Рубена нанесла рану, от которой нет лекарства.

      И время бессильно. Она делила ложе с Арсиеро, но не знал он, каково это — наступать себе на горло, храня репутацию и статус. А дочери из бесполезных крикливых существ мало-помалу превратились в очаровательных девушек, соперничая с ней, Роксаной, в красоте. Но после замужества ни от Эстеллы, ни от Мисолины ничего не останется. Они залезут в её шкуру, испытают то же, что и она. Роксана смотрела в горизонт, карауля экипаж. И сегодня, навеянные свадебным настроением, перед глазами её мелькали картины прошлого…

      Юная и свежая, некогда стояла она у входа в церковь, и, отдавая дань моде, утопала в волнах нежно-розового атласа. Блас в парике и сорочке с жабо переминался с ноги на ногу у алтаря. Дважды он запутался каблуком в чулке и едва не упал, пока Роксана под руку с Лусиано шла к нему, презирая всех: отца, который уступил шантажисту; Ламберто, что влип в историю; Бласа — его она будет терпеть всю жизнь.

      Берта с Гортензией на руках и Алсидес расположились сбоку от алтаря, и Роксана мечтала вцепиться в их самодовольные физиономии. Вот она и Блас опустились на колени на низенькую лавочку. Вот она монотонно клянётся этому незнакомому мужчине в любви и верности. Вот он надевает ей кольцо. Хорошо, лицо скрыто вуалью — никто не видит слёз. А после — бал, пир, столичный оркестр… Всё пролетело сном. И она, девочка, не знающая жизни, любви и мужской ласки, оказалась замужней дамой.

      Брачной ночи Роксана не боялась, не зная о её существовании. С отцом не принято было говорить о таких вещах. С братом — тоже. Мама давно лежала в могиле, а гувернанток Роксане нанимали не для того, чтобы она беседовала с ними на запретные темы. Поэтому когда Блас, помявшись у порога, зашёл впервые в их спальню, Роксана испытала недоумение и раздражение. А когда он заявил, что спать они должны вместе, так и вовсе ужас. Она кричала, рыдала и рвала на себе волосы, и первую неделю новоиспечённый муж ночевал в гостевой комнате. Пока не встряла Берта. В грубой форме она разъяснила невестке, как та обязана ублажать её сыночка. Столько мерзостей Роксана и вообразить не могла, но Берта угрожала опозорить её, как женщину, не исполняющую супружеский долг.

      От страха и неведения Роксана уступила, однажды впустив Бласа в комнату. Это было омерзительно до судорог, но к великому её счастью, он оказался неопытным любовником. И остаток ночи она просидела в ванной, глуша приступы рвоты.

      Роксана вздохнула, отгоняя наваждение. Не время для этого. Сегодня свадьба Эстеллы. Она пойдёт к алтарю, плача, как двадцать лет назад её мать. И ночью испытает то же, что испытывала её мать. И это чудесно! Злясь на весь мир, Роксана жаждала боли и крови, но добраться до истинных обидчиков не могла. А кто-то должен заплатить за её горе, искупить вину. Она не святая мученица и не намерена страдать одна. Пусть страдают все! Она не просила ни Эстеллу, ни Мисолину появляться на свет. От них нет толку, одни проблемы. И они обязаны принести пользу, компенсировав затраченные нервы, годы и деньги на наряды, гувернанток и чёртову школу. Они выйдут замуж: одна станет маркизой, вторая графиней. То, что Эстеллу месяц назад силой вытащили из монастыря, где она хотела принять постриг, а Мисолина рыдает, как бесноватая, Роксану не волновало. Плевать. Она делила мир на себя и других. Она — главная, прочие существуют для взаимодействия с ней: одни обслуживают, вторые развлекают, третьи приносят выгоду.

      Цок-цок-цок — застучали копыта по булыжникам мостовой. Подъехал экипаж невесты. Расправив плечи, Роксана вошла в церковь и села в первый ряд.

      Зазвучал орган. Кусая губы, в дверь влетела девочка в розовом платье — её Роксана недавно распекала за беготню. Держа в ручках корзинку, она пошла вперёд, бросая лепестки роз и лилий. Жених приосанился — Арсиеро и Эстелла появились на ковровой дорожке. Гости, как по команде, обернулись и… у Роксаны челюсть отпала. Эстелла, утопающая в тумане белоснежного шёлка, кружев и жемчуга, держала в руках чёрные розы.

      Роксана вся кипела от негодования, когда невеста и посажёный отец двинулась к алтарю. Лицо Эстеллы скрывала длинная фата. Три девочки в таких же розовых платьицах, как у малышки, рассыпающей лепестки, несли шлейф.

      Роксана сжала кулаки. Ну она ей устроит! Идиотка! Глупая, никчёмная дура, способная лишь позорить, позорить и позорить семью. Выходит замуж с чёрным букетом. Устроила публичный траур. Она, Роксана, себе такого не позволяла. Она тоже не хотела выходить за Бласа, но вышла же. И не устраивала клоунаду на свадьбе. Даже когда Рубен умер, она не допустила подобного. А всё из-за проклятого пастуха. Гореть ему в аду!

      А гости переглядывались и перешёптывались, и Роксана спиной это слышала:

      — Смотрите, у невесты чёрный букет, — голос Беренисе Дельгадо Роксана узнала бы из тысячи, ведь эта женщина — сестра Рубена. Они могли бы породниться, а судьба-злодейка распорядилась иначе.

      — Подчеркнула, что она в трауре. Несчастную корчит, — добавил тонкий голосок лучшей подружки Беренисе — Констансы Марвилья, женщины ростом со шкаф.

      — А помните что было три месяца назад на центральной площади? Весь город это видел! — поцокала щупленькая Аполлинария Веласкес-Гретто — бывший казначей Комитета Нравственности, которую Роксана за глаза величала «побирушкой», ибо та клянчила деньги на нужды Комитета и церкви, пока её не поймали на мошенничестве.

      — Влюбиться в разбойника, в Дьявола и кричать об этом во всеуслышание! А теперь они хотят сбагрить её приличному жениху, — не утихала Беренисе. — Бедный маркиз! Какой скандал! На его месте я бы отменила свадьбу немедленно! Эта девчонка и в грош не ставит правила приличия.

      За звуками органа Арсиеро сплетен не услышал и невозмутимо подвёл Эстеллу к жениху.

      — Теперь, Ваше Сиятельство, о ней должны заботиться вы. Это ваша обязанность до конца жизни, — сказал он.

      Жених кивнул, и Арсиеро сел возле Роксаны.

      — Что это такое? — спросила она шёпотом.

      — О чём вы, дорогая?

      — О букете.

      — Ну… я не знаю, — попытался съехать с темы Арсиеро. — Эстельита так захотела.

      — Почему вы ей позволили? Почему не отобрали и не выбросили этот букет?

      — Но это её свадьба. Она захотела экстравагантный букет, что здесь страшного?

      — Какой позор на мою голову! — Роксана захлопнула веер так, что он хрустнул. — Она захотела экстравагантный букет! Как же! Знаю я, чего она хотела. Подчеркнула, как она несчастна. Жалейте её все, бедняжку! Дрянь неблагодарная! Сколько сил я потратила, и всё бесполезно! Это влияние безмозглой старухи, я уверена. Давно бы выгнать её из нашего дома! Не удивлюсь, если окажется, что это она развратила мою дочь. Ведь двадцать лет твердит, что выходила замуж по любви. И вот, добилась. Весь город болтает, что моя дочь — неприличная женщина. Когда мы выйдем на улицу, я их обеих убью — и бабку, и внучку!

      — Ну что вы, дорогая, успокойтесь. Мы же в церкви. Нельзя ругаться в божьей обители, это грех. Да и свадьба сегодня, праздник, не нужно ни с кем ссориться!

      Роксана фыркнула, оставаясь при своём мнении. Эстелла меж тем отдала букет Сантане — одной из трёх подруг-свидетельниц в голубых платьях. Пройдя вперёд, она встала коленями на низенькую скамейку. Жених примостился рядом. И церемония началась.

ПРИМЕЧАНИЯ:
-------------------------
[1] Шёлк шине — разновидность лёгкой шёлковой ткани особой выделки. Использовалась в парадных и подвенечных платьях.

[2] Жаккард — плотная ткань с крупным узором. Помимо шитья одежды, использовалась для обивки стен, взамен обоев.

[3] Монарда или бергамот — травянистый многолетник, с ярко-красными цветками. Родина его — Южная Америка и восток Северной Америки. В Центральной Европе выращивают в садах.