Артём дезертир

     Последний  запоминающийся  эпизод  из  жизни  Артёма  был  в  сентябре  сорок  первого  года.
     В  первые  же  месяцы  войны  всех  мужчин  призывного  возраста  забрали  в армию. Остались только  старики, инвалиды,  да парни  до  восемнадцати  лет.  А  в  основном  женщины  и  дети.
   Село  затихло.  Полевые  работы  шли  уже  не  с  той  интенсивностью  и  задором,  как  прежде,  но  всё - таки  зерновые все  убрали.  Часть скосили  комбайном  «Коммунар», который так  и остался после  этого стоять  на  краю  поля,  потому  что  нечем  было  его  отбуксировать в  МТС, да и  не  до того  было уже.  За  три  года  он  сильно  заржавел и  частично был  разобран  мальчишками,  которые  охотились  в основном  за подшипниками.   Основную  массу  хлебов  скосили  жатками  на  конной  тяге,  связали  в  снопы  и  заскирдовали,  чтобы  осенью  обмолотить.
    Природа и та притихла,  только  по  ночам  собаки  выли  в  селе.
По  вечерам,  подоив  коров  и  управившись  по  хозяйству,  женщины  собирались  группами  и  обсуждали  последние  новости. 
   Как-то  в  сентябре  село  быстро  облетел  слух,  что  пришёл  Артём  на  побывку с  фронта  и  не  раненый  даже.    Вечером  все  женщины,  у  кого  мужчины  были  на  фронте,  а были  почти  у  всех  по одному, а  то  и  по  три  человека  из семьи,  собрались  на  Заречье  возле  дома  Артёма.  Каждая    из  них  пришла с  хрупкой  надеждой:   « А  вдруг  Артём  встречал  моего  (моих)».  Погода стояла   сухая,  но  прохладная.
     Артём  вышел  из избы  подвыпивший  и  с  гармошкой.  Одет он был  в  офицерскую  форму. Суконная  гимнастёрка,  суконные галифе  и  офицерская  фуражка,  а  на  ногах  хромовые  сапоги.
 Бабы  зашептались: « Одет-то  с иголочки, во всё  офицерское  и гармошка  откуда-то».  Начались  расспросы.  Как  там  на  фронте?  Где  сейчас  немец?  Не  встречал  ли  кого  из  наших?   Конечно,  никого  он  из  односельчан  не  встречал.  По  его  словам выходило,  что  он чуть  ли  не  командир  роты,  что гармошку  ему  подарил  командир полка  за  хорошую  службу  и  отпустил  на  побывку  домой.  Женщины   слушали,  переглядывались  и,  зная  хорошо  Артёма, не  верили  ни  одному  его  слову.
 Послушав  разглагольствования  «фронтовика»,  женщины  попросили  его  сыграть  что-нибудь  на  гармошке.  Спели  под  её  аккомпанемент  несколько  грустных  песен  и  разошлись   по  домам.
    
— Нет,  бабы,  что  вы  мне  ни  говорите,  а  я  не  верю  Артёму,- заговорила  Алёна,  когда  они  перешли  мостик  через речку.- Врёт  он  всё.  Ну,  какой  из  него  офицер,  командир?  Он  же  расписывается  еле - еле.

— Это  ты, верно  говоришь, Алёна,-  отозвалась  Гулина  Прасковья.- Он  может  каким-нибудь  деньщиком  был, обокрал  своего  начальника  да  и  сбежал.   Кто же  в  такое  суровое  время   солдат  на  побывку  отпускает.

— Точно  говорите,  бабы,- поддержала  их  Силаева.- Сбежал он.  Да  и  одёжа- то  на нём  не  солдатская.

— Офицерская.  Это  я  точно  знаю,-  подтвердила  Гулина. А  она  знала  об  офицерской одежде  не  понаслышке.  Муж-то  у  неё  был кадровый  офицер. Старший  лейтенант. 

— Я  вот  только  никак  в  толк  не  возьму,- с  сомнением  сказала  Манечка  Кирсанова.- Если  он  дезертировал, как вы говорите,  то  почему  он так  открыто и  безбоязненно  ведёт  себя?

— А  может  он  надеется,  что   немец скоро придёт  сюда  к  нам.  На  это,  наверное,  и  рассчитывал.  Вон  слышите  как  круглосуточно  громыхает  всё  ближе  и  ближе…- Угрюмо  с  неприязнью  высказала  своё  мнение  Илюточкина,  у  которой  уже  муж  и  сын  где-то  там  сражались  в  этом  громыхающем  аду,  а  второго  сына  тоже  скоро  должны  призвать.

     А  на  другой  день,  когда  багровое  солнце  уже  клонилось  к  западному  горизонту,  откуда глухо  и  непрерывно  доносились  раскаты  канонады,  в  село  прибыл  старший  лейтенант  с  пятью  солдатами.  Пока он  расспрашивал  в  правлении  колхоза,  как  найти  дом  Артёма,  тому уже  деревенский телеграф  донёс  эту  новость. Артём  схватил  гармошку,  одежду  и  рванул  из дома  за  огороды  в кустарник.   Бежать в  лес,  до  которого  два  километра,  да  по  открытой  местности,  он видимо  не  решился.  Думал  до  темноты  отсидеться  в  кустах.  Но  офицер был опытный,  а  может  быть,  кто-то  ему  показал,  куда побежал  Артём,  поэтому  солдаты  быстро  нашли  и  задержали  его.

Оказалось, что наши  женщины  были  правы  в  своих  догадках.  Артём  был  назначен  вестовым  к  командиру  роты  стрелкового  полка.  Пробыв  около  месяца   вестовым,  Артём, не  долго думая,  обокрал  своего  командира,  переоделся  в  его  новый  комплект  одежды  и,  прихватив его гармошку,  довольный  дезертировал.  Полк  их в  боях ещё  не был.  Их  только  формировали  и  обучали.   На  вопросы  женщин: «Что  же  ему  теперь  будет  за это?»
 Офицер  ответил:

— Военный  трибунал.  Либо  расстрел,  либо  тюрьма.

Артёма  увели.  И больше  о  нём   не  было ни  слуху,  ни  духу,  как  говорят.  Так и сгинул.  Да  и время  было  такое – очень  тяжёлое,  немец  пёр  к  Москве,  некогда было  возиться  с дезертирами.
 
     И  осталась  Наталья, жена  Артёма,  одна  с  тремя  детьми.  Три  сына у них было.  Старшему – Николаю,  исполнилось    четырнадцать  лет, среднему – Михаилу  десять, а младшему  Алексею – четыре. Но  вынесла  она эту  нагрузку – вырастить  одной троих  детей.  Тем  более, что  в  войну  и сразу после войны  практически  все были в одних условиях – в  бедности  и  разорении.
 А  потом потихоньку  все обзавелись  хозяйством,  и  жизнь  вошла в  мирное,  привычное  русло.  Старший  сын  Артёма – Николай,  окончив  семь  классов, после  войны  уехал  в   Брянск  к родственникам  и поступил  там  работать  на  завод,  обучившись профессии  токаря. Трудился  добросовестно  и умело,  токарь  из  него  получился  хороший.  В  самом  начале  шестидесятых,  когда  был  Карибский  кризис,  их завод  выполнял срочные военные  заказы.   После окончания  кризиса многих  работников  завода наградили орденами  и  медалями,  а Николаю было  присвоено звание «Герой  Социалистического  труда».  Вот вам наглядный пример  правильности  лозунга: «Сын  за отца  не  отвечает». 
 
     Средний сын – Михаил  окончил  семь классов,  работал  в  колхозе,  а  потом  уехал  в  Донбасс.   

     Младший – Алексей  окончил десять классов, отслужил  в армии,  вернулся  в село,  женился  и уехал  к  старшему  брату  в  Брянск.

     И  никто  их  никогда  не  попрекнул  поступком  отца,  ни  власти,  ни,  тем  более,  односельчане.  Ни  слова,  ни  намёка не  было  по  этому  поводу.  В  общем – то  для их  семьи  это  было горе.   Кто  же  в  горе  попрекает?