О трусости

Я бы давно уже спился, если б не был таким большим трусом. Это же очень просто. Сперва выпивать по стопочке на ночь после тяжелого безответственного дня, а затем, привыкнув, опрокидывать уже и с утра, для здоровья. И потом каждый день и каждую ночь облегчать свои надуманные страдания, обвиняя в них каждого, кроме себя. Обличая всех, на себя не глядя. Но страшно. Страшно закончить, как папаша: лёжа на продавленном диване сникнуть от лопнувшего в голове сосуда, не дочитав главу дешёвенького детектива.

Я бы давно уже сторчался, если бы не был таким большим трусом. Это же очень просто. Сперва употреблять лёгкие эйфоретики для расширения сознания: с ними легче пишется, думается, решаются задачи и проблемы. И потом перейти на тяжёлые вещи, ведь ощущения сильнее, а писать и думать и вовсе тогда уже не надо; дел и проблем не существует и подавно. Но страшно. Страшно закончить в толчке, на радостях, в день рождения друга, переборщить с раствором и вкатить в себя столько, чтобы успеть подумать «заебись» и не успеть понять, что ты кому-то испортил праздник, а кому-то, может быть, жизнь.

Я бы давно уже сел за решётку, если бы не был таким большим трусом. Это же очень просто. Сперва послушаться старших товарищей и сбегать на рынок продать старенькую икону. Потом долбануть по башке пьяного, что возвращается тёмной ночью домой из клуба. Затем однажды выломать хлипкую деревянную дверь в квартире у старушки – она в это время окучивает картошку – и забрать две цепочки и серьги. В конце концов, однажды прийти к родителям терпилы с ножом (на всякий случай) и сказать «ваш сын должен». Но страшно. Страшно, что барыга на рынке сливает ментам. Что парень после клуба окажется мастером спорта по миксфайту и в стиле пьяной обезьяны с вертушки вгонит мой нос мне же в затылок. Что родители терпилы тупо позвонят в полицию и уже в тюрьме терпилой сделают меня.

Я бы давно уже стал неплохим станочником или электриком, если бы не был таким большим трусом. Это же очень просто. Сперва устроиться на работу стажером и плеваться на низкую зарплату и дедовщину, но совершенствоваться в своём ремесле. За период с двадцати лет до сейчас наверняка удалось бы получить какой-никакой разряд, наработать базу клиентов для шабашек, понять, как выносить заготовки с предприятия и как приписывать больше часов в табель, чтобы выкроить лишнюю тыщу под расчет. Но страшно. Страшно быть пойманным на проходных и вылететь по статье. Ещё страшнее стать как эти тысячи зомби, что встают исключительно в одно и то же время, идут по одному и тому же маршруту в один и тот же ранний час и возвращаются после сверхурочных изученным маршрутом. Друг за другом. След в след.

Когда-нибудь я бы мог сказать, что я хороший отец и муж, если бы не был таким большим трусом. Это же очень просто. Быть покладистым и не агрессивным, не перечить, приносить зарплату домой, не пить, не изменять, заниматься с ребёнком, изредка готовить и мыть посуду, стукать пальцем о палец, вбивать по всему дому гвозди. Но страшно. Страшно, что однажды мне скажут «мало денег», что гвозди заколочены не в то место и не в то время. Что в свои шестнадцать ребёнок заявит «надо было лучше воспитывать», а жена признается, что последние десять лет терпела меня только ради совместно нажитого.

Я мог бы написать прямо противоположный текст, если бы не был таким большим трусом. Это же было так просто. Согласиться три года назад на стажировку в столице, взять пару серьёзных рекомендаций и попробовать свои силы в одном из федеральных изданий. Скорее всего, на позиции разносчика кофе, курьера, дай бог, если в качестве новостника. Но это же так страшно. Страшно объявить всем, что ты едешь в Москву и не осилить даже график варки кофе и маршрут разноски писем по большому офису. Страшно наделать кучу орфографических и стилистических ошибок, забыть про перевёрнутую пирамиду и в первый рабочий день написать худший в своей жизни текст. Получить такой разнос в прокуренном кабинете редактора, после которого пропиваешь последние деньги на обратный билет и едешь домой на попутках. Страшно вернуться и не найти сил начать всё с начала, а стать сторчавшимся пьяницей и работать электриком до конца дней своих.

К этому времени я мог бы стать уже кем-то. Мог бы, если бы не был таким большим трусом.

Автор: Гена Грязнов