Глава 3. Немного об акафистах

Церковное слово «акафист» Оля уже слышала от коллеги. У главного бухгалтера Ирины по-черному пил сын. Как ни старалась она «держать марку», шило в мешке не утаишь: Серёжа то и дело мучил мать тревожными звонками в рабочее время, постоянно попадал в милицию за пьяное хулиганство и как-то даже заявился в контору совершенно «никакой» - денег у матери стребовать на продолжение кутежа…

Оля, как и другие сотрудники, делала вид, что не догадывается об Иринином горе. От постоянного беспокойства – как та ни старалась следить за собой, сколько ни отдавала денег на массажиста, косметолога, парикмахера – взгляд её выражал усталость и озабоченность очень характерные, какие видят в зеркале матери и жены алкоголиков. Сначала их взгляд говорит: «Без меня он пропадёт», потом, когда напасть прогрессирует, и уже сложно скрывать от окружающих этот невыносимый стыд – «да вообще всё на мне держится». А еще позже этот одинаковый у всех дочерей, жен, матерей алкоголиков взгляд говорит обреченно: «Я уже смирилась с тем, что мне придется его хоронить».
Ирина была из тех, на которых «всё держалось». С мужем она развелась, когда Серёжику было десять, по той же причине – пил и матерился как сапожник. А через пяток годков горе такое – сынок попробовал «эту дрянь». К сожалению – понравилось, со всеми вытекающими. И к девятнадцати у Серёжика уже была личная карточка в специализированном медицинском учреждении, а также в районном опорном пункте – как распространенное побочное явление заболевания под названием «хронический алкоголизм».

А как-то с полгода назад бастион видимого благополучия главбуха рухнул. На стадии перехода от «без меня он пропадёт» к «всё держится на мне» Ирина сдалась – ей было слишком тяжело без поддержки. Тем более, на работе уже давно именно на ней всё и держалось: только что ушёл госконтроль, который на их рекламное агентство натравили «знающие люди» по наводке недовольного клиента. Ирина выдержала проверку с блеском, отделавшись сравнительно небольшим штрафом за несоблюдение какой-то формальной ерунды. К её работе оказалось крайне сложно придраться. По этому поводу коллеги решили добавить в кофе немного коньячку: до конца рабочего дня еще далеко, выветрится, и можно будет спокойно садиться за руль. А сейчас все, особенно Ирина, заслужили эту возможность немного расслабиться. Коньяк достал из своего загашника, регулярно обновляемого экспонатами из дьюти-фри, сам господин директор: ещё бы не повод! Когда все с душистым кофе разошлись по своим кабинетам, и Ирина с Ольгой и молоденькой Светочкой остались в своем кабинете одни, Ирина сделала большой глоток из своей чашки и вдруг как будто задохнулась. Её лицо покраснело, напряглось, и она отвернулась, прикрывая рукой глаза, делая вид, что просто ей мешает солнце. Трюк оказался совершенно неуместным: окна были плотно закрыты рольшторами.
 
Сознаваться в таком неблагополучии в доме было так стыдно, но держать свою тайну в себе ухоженная, успешная Ирина была не в силах. Видимо, проверка  здорово подорвала её, поэтому слёзы хлынули через край вместе с причитаниями о том, что «я для него всегда самое лучшее, а он, вот, «бутылкой заболел».
В общем, Ирина чего только не делала, чтобы от этой болезни сына вылечить. Последнее, о чем она и поведала коллегам, был таинственный акафист Божией Матери ради Её иконы Неупиваемая чаша.
 
- Вот никогда церковь не понимала. Я-то в Бога верю, но не религиозна, - говорила Ирина, смахивая слёзы с густо накрашенных водостойкой тушью ресниц. Она уже давно такой тушью пользовалась: нервы сдавали частенько. – Соседка дала книжку, сказала, помогает. Ну, я не знаю, села я вчера читать этот акафист, чуть осилила, как будто вагон разгружала. Даже не села - легла. Лёжа в кровати его читала, сил нет уже ни на что. Все думала, когда же он закончится-то... Не поняла ничего, устала страшно, но надо же было дочитать.  Соседка сказала, сорок дней читать – ну его, наверно, не буду. Всё равно напился сегодня, ну хоть бы какой знак был, что хоть чуть-чуть это чтение помогает.  Если у кого вдруг нарисуется хороший кодировщик, свистните мне, девочки, а?

И Ирина снова мощно глотнула из чашки. Ложки коньяку в горячем кофе было вполне достаточно для издёрганной женщины, чтобы слегка ей расслабиться и переключиться. Через минуту она уже рассказывала какой-то залихватский анекдот. Нужно было срочно восстановить имидж победительницы,  что ей было весьма несложно сделать, перейдя от анекдота к воспоминаниям о прошедшей проверке и переживаниям, которые постфактум казались почти смешными. Вспоминая суровых инспекторов и наделяя их комичными чертами, хохотал уже весь кабинет.
В тот день Ольга унесла домой в памяти всё, что угодно кроме, разумеется, церковного слова «акафист».

А вспомнилось оно именно сейчас, когда она держала в руках тоненькую книжечку с иконой на первой сторонке обложки. И уж неизвестно: акафист, не акафист (который, к слову, Ирина читала-таки целых сорок дней) – но какое-то чудо произошло, и вот Серёжик на красной Мазде маму с работы забирает. Три месяца уже не пьёт и, похоже, всё серьёзно у него с этим делом. Какие-то глаза другие у парня стали, а был же чёрный от водки совсем, и на старика похож в свои двадцать восемь. Да и с Ириной что-то происходить стало. Вроде бы – подтянутая, ухоженная, как и раньше, но как будто проще, теплее стала. Оля ещё подумала, было: «что-то уже не втягиваются плечи машинально, когда Ира в кабинет входит», такое раньше случалось, уж как-то Ирина словно с ног сбивала всех своей деловитостью, такие флюиды от нее исходили, сногсшибательные. Так что… почему бы не акафист?

Все иконы, которые Оля видела раньше, представляли собой портреты, на которых ей, как человеку, не чуждому изобразительного искусства, была заметна передача внутреннего состояния изображенных на них людей посредством взора, наклона головы. Практически все лица на иконах имели общую черту: умиротворение, которое Ольге было привычнее называть отрешенностью. Но на иконе Петра и Февронии она отметила вот что: лица и руки двух святых были устремлены… вверх, к Богу, и друг на друга. Ольге очень понравилось единодушие, показанное иконописцем, и вздохнулось: бывает ли такое в жизни?

Оля пролистала книжонку: бегло просмотрела сплошной текст мелким кеглем, других изображений святых не было – жаль, так хотелось бы рассмотреть их лица. А на предпоследней странице Олин взгляд остановился на слове: «Житие». С него-то она и решила начать: нужно же как-то понять, что за люди это были, тем более, в тексте акафиста то и дело мелькало слово «чудотворцы».