Леопольд

- Да-а, - Иван Николаевич вздохнул и осторожно отпил дымящийся кофе, - вот так живешь-живешь и вдруг – все, бац! А ведь мы с ним почти ровесники. Я всего на пару годков моложе Константина Петровича… Да-а… Нельзя сказать, что мы дружили, но приятелями были хорошими. Да-а… - и старик снова вздохнул. - А вы, что, действительно его единственный родственник?
Роман пожал плечами:
- Дед Костя… простите, Константин Петрович был закоренелым холостяком…
При этих словах в потухших глазах Иван Николаевича блеснул огонек, но его взгляд тут же принял прежнее скорбно-торжественное выражение, но Роман решил не акцентировать на это внимания и продолжил: 
- У Константина Петровича имелась единственная племянница. Они с мужем погибли – разбились на машине. Я их единственный сын. Одна из ветвей родового древа. Не знаю, которая из них, в принципе – я один остался. Так что… Наверное, есть еще какие-то дальние родственник то ли во Франции, то ли в Швейцарии. Должны быть. Но они еще тогда, сразу после революции, уехали. Мне мама что-то рассказывала,  но я не знаю, точнее – не помню. Давно это было, - и Роман тоже вздохнул. - Да они, ни дед, ни мама, с этими родственниками никогда и не общались. Думаю, что они – дед, отец и мать – и эти родственники, скорее всего, о существовании друг друга и не подозревали. Да и я, грешен, с дедом в последнее время не слишком дружил…
- Мы пытались с вами связаться… - осторожно сообщил Николай Иванович.
- Я почти два года отсутствовал: дальние командировки. Сначала одна, потом другая… Нехоженая тундра, из связи только лай собачьих упряжек. Сейчас в отпуске.
- Геолог? – уважительно поинтересовался Иван Николаевич.
- Какой там геолог! – рассмеялся Роман. – Геологи ездят на вездеходах, с рациями, на вертолетах… А я – обычный журналист. Яранги, нарты, пурга и прочие экзотические радости.
- Н-да-а, - протянул Иван Николаевич, причем Роман не понял, посочувствовал старик этой романтике или позавидовал. А потом неожиданно старик сказал:   
- Не знаю, почему, но он просил, чтобы его похоронили именно в той глуши – практически в лесу, среди этих руин...
- В Сарайке? – удивленно поднял брови Роман.
- Да. Но мы не выполнили этой Костиной просьбы.  Решили, что так будет по правилам, по православному, более богоугодно, что ли. Ведь, не какой-то там он самоубийца, разбойник. Или мы сделали неправильно?
- Да нет… - успокоил его Роман. – Он, правда, иногда что-то говорил про родовую память, про «предков гробы», генетический код и так далее… Я в этой Сарайке всего раза два-три был. Так что я бы тоже его похоронил как обычно. Спасибо вам.
- Да что уж там… Ну, мне пора. Не буду вас задерживать. Жить будете здесь? Квартира хорошая, небольшая, но в центре.
- У меня есть квартира, а здесь… Посмотрим.
- Ну да, ну да… - Иван Николаевич покружил по квартире и остановился возле письменного стола. – Да, старый дурак, совсем забыл! Вот… - он достал из кармана бумажку.
- «Рома, наверное, я уже не успею поговорить с тобой: похоже, сейчас подкрался очередной инфаркт. Езжай в Сарайку. Там, в доме, найди…» - Роман вопросительно посмотрел на Ивана Николаевича. - А потом каракули…  Нет, здесь есть еще: «Не бойся Леопольда». И опять каракули… Это что?
- Это все, что он успел написать, - вздохнул Иван Николаевич. – Записка лежала у него прямо на столе, под рукой. Таня его так и обнаружила. Испугалась страшно. Понятное дело – молодая еще. Сразу мне позвонила, ну потом я уже сам начал...
- Таня – это кто?
- А! Это – студентка, помогает… помогала Косте по дому. Хорошая девочка.
- Ясно. А Леопольд?
- Понятия не имею. Я думал, что кто-то из ваших общих знакомых…
- Хм… Ну, я бы еще понял, если бы я почему-то боялся какого-то Леопольда, но тут дед предупреждает, чтобы я не боялся. Странно… Если тебя предупреждают не бояться, лучше поостеречься. Ну, ладно, разберемся. Еще раз спасибо, Иван Николаевич.
- Роман Андреевич… - замялся старик, - знаете ли, я хотел бы оставить себе что-нибудь на память о Константине Петровиче… Какую-нибудь книгу…
- Да, конечно. Возьмите, что хотите, - Роман задумчиво вертел в руках листок.
- Если можно, я бы хотел взять альбом Гастона Форшона…
- Да-да, возьмите.
- А где можно взять?
- О! Этого я не знаю. Видите, сколько книг? Поищите, я в библиотеке еще не разбирался. Поищите.
- Да как-то неудобно… Но, если вдруг найдете, имейте меня в виду. Очень хотелось бы этот альбомчик иметь… Ну, не хочу вас задерживать… - и с таким же скорбно-торжественным или торжественно-скорбным выражением на лице Иван Николаевич раскланялся.
Роман проводил посетителя до двери, еще раз повертел в руках предсмертное послание деда и задумчиво прошелся вдоль стеллажей. «Да уж, с этим сокровищем что-то нужно будет решать… - он тоскливо обвел взглядом ряды фолиантов, погладил корешки книг, тускло блестевшие золотом. – Да, такие книги библиотеке не подаришь. Такой щедрости никто не поймет…» К книгам он относился с должным пиететом, но без собирательского фанатизма. Книга есть книга - источник знания, и только. И ни в коем случае не источник дохода. В свое время дед тоже попробовал приобщить внука к букинистке, но вскоре плюнул: Ромка наотрез отказался «превращаться в книжного червя». Нет, книги он любил, но не настолько же… Хотя… Кто знает, если бы тогда дед настоял…
Возможно, размышления Романа переросли бы в ностальгию, но в домофоне позвонили. Топтавшийся у двери прибывший, добродушный толстячок средних лет заискивающе, улыбался, представился «коллегой Константина Петровича» и попросил аудиенции. Роман вздохнул и разрешил.
Даже вполне искренние соболезнования в исполнении Тимофея Матвеевича лучились благодушным оптимизмом, словно успокаивало: «Все там будем и все под Богом ходим». От кофе он отказался, но, посмотрев на часы, разрешил себя рюмку коньяку: «Режим, однако», - доверительно сообщил он Роману. Потом сразу честно предупредил, что является  Константину Петровичу только «коллегой по бизнесу», что они оба, мягко говоря, и в известном смысле конкурировали. Но в правовом поле – и по закону, и по понятиям. И, опять-таки честно, восхитился библиотекой, в которую его «коллега» допускал редко.   
- Ну, это я видел… «История» Карамзина… «История русской словесности» Полевого... – расхаживал вдоль стеллажей Тимофей Матвеевич. – О! Знаменитая «Военная энциклопедия»! Все восемнадцать томов! «История» Соловьева 1893 года! Отличная сохранность! Господи! Да вы – миллионер, батенька! Надеюсь, все это застраховано?
- Застраховано, застраховано. Наверное. Может быть, - «батенька» неуверенно пожал плечами. – Но под охраной. Это – точно.
- Это хорошо, - одобрил Тимофей Матвеевич, и Роман не понял, дедов «коллега» одобрил осмотрительность владельца библиотеки или вероятного отсутствия страховки.
- Если вы вдруг захотите библиотеку продать, я вам помогу найти продавцов, - неожиданно предложил библиофил и тяжело вздохнул. - Купил бы сам, но не потяну. Вот Константину Петровичу все доставалось легко. С его профессорским окладом и пенсией это было несложно. Он легко доставал раритеты, покупал их, продавал, менял. Да и потом в то время книги стоили копейки, а некоторые он буквально спасал из огня. Он четко знал, когда и где тупоголовые чиновники библиотекарей собирались чистить библиотечные фонды, то есть устраивать аутодафе списанным книгам. Н-да… Так как мое предложение?
- Время терпит, - неопределенно сообщил Роман.
- Конечно, конечно! Будете жить здесь, в этой квартире? – поинтересовался библиофил.
«Да уж, квартирный вопрос испортил не только просто москвичей, и испортил их окончательно. За последний час уже второй человек интересуется перспективами дедовой квартиры», - мысленно усмехнулся Роман, но вслух так же неопределенно проинформировал:
- Время покажет.
- Да-да, - согласился Тимофей Матвеевич. - Сначала с этим добром нужно основательно разобраться… В такой библиотеке нужно иметь библиотекаря.
Роман понял, что сейчас толстячок ему с радостью предложат собственные услуги библиотекаря, и уже был готов вежливо отказать. Но обошлось. Как бы поняв ход мысли Романа, Тимофей Матвеевич сказал:
- Я бы с удовольствием порылся в вашей библиотеке, но я не историк в общепринятом смысле, я – архитектор, точнее – историк архитектуры. Трезини, Растрелли, Виолле-ле-Дюк, Казаков… Вот такие гении зодчества меня и интересуют. Кстати, у Константина Петровича есть… простите, был забавный альбом… Альбом Форшона, французского архитектора конца восемнадцатого века Гастона Форшона. Такой большой, красивый с цветными литографиями. Вот этот альбом я бы купил. За большие деньги. Всю жизнь мечтал его иметь. Коллекционирование, знаете ли, это своего рода помешательство, даже безумство. Н-да… Так что имейте в виду, если вдруг найдете Форшона, я – к вашим услугам.
- Да-да, - пообещал Роман, а потом вдруг ляпнул:
- Вы знаете, я в детстве любил рассматривать альбом… альбом Леопольда Кириллова. Да, именно – Леопольда Кириллова. Тоже литографии, цветные такие картинки… Такое смешное имя – Леопольд. Знаете его?
Зачем он назвал фамилию Кириллова, тем более имя «Леопольд», этого Роман даже и сам не понял, просто интуитивно, по наитию. Но библиофил обрадовался:
- Как же, как же! Очень даже занимательный альбомчик, - похвалил Тимофей Матвеевич. Потом он как-то тоскливо посмотрел на бутылку коньяку, сослался на «режим», вручил визитку и откланялся.
Роман хмыкнул, повертел в руке визитку, в которой скромно значилось: «Алмазов. Антиквариат. Букинистика», заключенное в роскошном вензеле, и контактный телефон. Кто же ты такой, Тимофей Матвеевич? Роман хмыкнул еще раз и поехал к деду, на кладбище.

«Ну вот, дед, помнишь, как ты мне в детстве любил загадывать загадки, и пока я не разгадаю, не давал конфету? – Ромка топтался вокруг свежего могильного холмика. – Теперь загадал очередную. И не детскую, и не одну. Можно сказать, задачу одновременно с несколькими неизвестными. Даже – с множеством неизвестными… Например, кто такой Леопольд, которого не следует бояться? Почему? И почему я должен ехать в эту Сарайку? Кто этот Гастон Форшон? Что это за «альбом»? Почему им интересуются совершенно разные люди – начиная с добропорядочного Ивана Николаевича до Тимофея Матвеевича, откровенного прохиндея? Алмазов… А почему не Бриллиантов, Изумрудов или Рубинов? А почему не Алмастов, от «алмасты» - снежного человек на Кавказе? Антиквар… У деда антиквариат имеется… имелось, посмотреть есть на что, но Алмазов на него даже не поглядел. Да и никакого Леопольда Кириллова в природе не существовало, как и его «альбомчика». Ведь это имя я просто придумал. И Тимофей Матвеевич принял его за реального человека. И даже на «Леопольда» не среагировал. Или среагировал? Или он просто алкаш? «Режимный» алкаш? Ишь, как уставился на бутылку. Сколько вопросов… Или за месяц столько всякого разного произошло? Ну что, теперь какое-то время нужно будет просто посмотреть, что произойдет дальше».
Пока ничего не происходило, только разве что кто-то за его спиной вежливо кашлянул. От неожиданности Роман вздрогнул и оглянулся.
- Извините, я – Таня, помощник Константина Петровича. Мои соболезнования, Роман Андреевич. Я узнала, что вы ужу в городе, приходила отдать ключи от квартиры, но мне тетя Паша – соседка – сказала, что вы только что уехали на кладбище. Я подумала, что еще застану вас здесь. Да и цветы нужно было заменить.   
 Невысокая, не худая, не пухленькая, не красавица, не поганка, молоденькая и симпатичная, и совершенно не похожая на матрону-домработницу, в остальном  – обычная. Роман поздоровался, мысленно отметив ладную  фигурку «помощник», поблагодарил за соболезнование и помощь. Вместе навели порядок на могиле, обменялись общими ничего не значащимися фразами. А потом Роман подумал, что, поскольку Татьяна первой увидела тело деда, она могла увидеть его записку и сумела бы понять ее смысл. Но записку она не видела, ей не до того было.
- Леопольд? Какой Леопольд? – удивилась она. – Это как кота, что ли?
- Какой такой кот? – в свою очередь удивился Роман. – А, из мультика… Понятно… - и он решил, что по возрасту ей еще меньше лет, чем она выглядит, а про другого Леопольда, Леопольда-которого-не-нужно-боятся, она не знала.
Но про деревеньку Сарайку она была в курсе: Константин Петрович один раз возил ее туда. Незадолго до кончины. Полуразбитая деревня, полуразрушенный особняк, заросли бурьяна и старое заброшенное кладбище… Константинович хотел войти в особняк, но она ему категорически запретила: мало ли, что там может неожиданно сорваться на головы. На этом тогда их экскурсия и завершилась.
- Странно, - задумчиво произнес Роман, - еще пару лет назад деревенька еще была жива…
- Нет, конечно, там кто-то и сейчас живет, но только старики, - начала оправдываться Татьяна, - С одним из них, Митрофановичем, Константин Петровичем возле магазина даже разговаривал.
- Ну вот, там даже магазин есть, - Роман чуть было не обиделся за деревеньку.
Начал накрапывать дождик, теплый, летний, но мокрый, и Роман предложил девушке подвезти ее домой.
- Да мне до общежития недалеко, - запротестовала та, но дождь припустил, и она согласилась.
Оказалось, что до общежитие не так уж и близко, поэтому пока ехали, она рассказала, что ей двадцать два, что учится на истфаке университета, что ей предложили стать помощницей по рекомендации самого Константина Петровича, что работать у него ей нравилось, и ее особо не загружали: полы, пыль протереть и в компьютере по необходимости  работать. Вот работать с компьютером старик не умел, да и не любил.
По ходу дела они незаметно перешли на «ты», и Роман спросил:
- Ты в дедовых книгах разобралась?
- Конечно, у Константина Петровича все было в идеальном порядке, все книги лежали на своих полках, все карточки на месте.
- Тогда ты, наверное, знаешь, где искать альбом Гастона Форшона?
- Конечно. Даже два альбома.
- Даже два? Зачем?
- Ну… У коллекционеров свои причуды… Константин Петрович говорил, что таких альбомов Форшона сделали всего пять экземпляров. У Константина Петровича раньше был один, но он мечтал найти все. А недавно купил второй. Долго разглядывал, а потом очень обрадовался, сказал, что отпала необходимость собирать остальные. Сказал: «Теперь мы богаты!».
- «Мы» богаты? – поднял брови Роман.
- Ну, да…
- Дед, что клад нашел? Или знает, где его искать?
- Не знаю. Об этом он ничего не говорил.
- А которого из этих двух альбомов он больше обрадовался? – ненавязчиво произнес Роман.
- Не знаю. Как по мне, так оба одинаковые. Ну, я бы сказала – разной степени сохранности. Да я их и не разглядывала.
Помолчали. Роман о чем-то напряженно думал, а она искоса на него поглядывала.
- Послушай, - неожиданно он прервал затянувшееся молчание, - ты деду хорошо помогала, теперь нужно что-то решать с библиотекой. Хотя бы выяснить ее примерную реальную стоимость. Сколько тебе платил дед? Хорошо, я буду платить больше. Кроме того, зачем тебе платить за общагу? Живи в квартире деда. Не боишься? Ну и хорошо.
- Но… Я хорошо знаю Константина Петровича… Знала… А тебя совершенно не знаю.
- Познакомимся, - пообещал Роман. – Я, конечно, немного моложе Константина Петровича, но обижать не буду, приставать не стану. Я – положительный.
- Да, Константин Петрович был прав, - рассмеялась Татьяна.
- Что там еще с Константином Петровичем? - подозрительно посмотрел он на девушку.
- Хочешь дословно? Он сказал: «Мужику тридцать лет, а все еще остается балаболом и оболтусом».
- Ну-у, балабол – это моя работа и, так сказать, уже профессиональная деформации личности. Это, конечно, диагноз, не лечится, но неопасно. А оболтус… Дед всегда был максималистом.
- Нет, он о тебе хорошо отзывался.
- Надо же. И какие еще он оставил отзывы?
- Ну-у-у, - задумалась Татьяна, - Например, что ему повезло с внуком, что тому бы жену хорошую… - девушка поняла, что сболтнула лишнего и отвернулась.
- Я же говорю – максималист, - рассмеялся Роман. А если серьезно, то я просто элементарно не потяну две квартиры – уборка и тому подобное. Мне придется хотя бы сдавать дедову квартиру. А кому все это богатство можно доверить? Кроме тебя некому.
- Угу, хочешь меня сделать сторожем…
- А почему бы и нет? И сторожем, и секретарем, и ассистентом… И не за бесплатно же. И потом, разве тебе не интересно, что имел в виду дед, сказав: «Теперь мы богаты»? А вдруг там клад? «Мы» - это ведь он и на тебя рассчитывал. Разве не хочешь найти клад и стать богатой невестой?
Она неопределенно пожала плечами:
- Я-то причем?
- Возьму в долю, - пообещал Роман.
- Клад это – дешевая авантюра… - начала она. - Но…
- Не перебивай! Не думаю, что авантюра не из дешевых… Ну, и потом, почему бы и нет? – удивился он. – Ну, ладно, ладно, сам обойдусь… Не хочешь – не надо. Правда, без тебя мне будет трудно разобраться с этими альбомам Форшона... С этими книгами…
- Ты не любишь книги? – удивилась Татьяна. – Ведь ты журналист.
- Ну-у… Журналист все-таки скорее писатель, а не читатель. Да и потом – я столько не прочитаю.
- А такие книги и необязательно читать. Если, конечно, не хочешь свихнуться. Их как и марки или монеты не нужно использовать по прямому назначению, их нужно собирать.
- Ладно, проехали. Не хочешь помочь – не надо, сам как-нибудь разберусь. Со временем. Ну, а пока мне хотелось бы выяснить, кто этот загадочный Леопольд, и хотя бы поглядеть ему в глаза. И… съездить в Сарайку. Зачем дед хотел меня туда отправить? Еще Алмазов… Но это тип может подождать. Может, ты все-таки согласишься?
- Все это очень неожиданно…
- Смерть всегда неожиданна.
- Я не об этом, я о твоем предложения.
- А что, собственно говоря, изменится? Как училась, так и будешь учиться, как занималась с книгами деда, так и будешь заниматься, как убиралась в квартире, так и будешь убираться. Только будешь свои уроки учить не в общаговской коммуналке, а в тишине и спать будешь не в студенческом бедламе, а в нормальной квартирке с чистой ванной и туалетом. Ну?
- Подумать можно?
- Думай, только недолго. У меня отпуск не безразмерный.
Они уже давно сидели возле общежития, дождь закончился, и Роман демонстративно закурил, приоткрыв дверку. Наверное, Татьяна решил, что пора выходить из машины, и она сдалась:
- Я согласна.
- Ну, и славно, - облегченно вздохнул Роман. – Вот аванс за работу и за помощь на похоронах. Забирай обратно свои ключи. Могу помочь перевести вещи.
Девушка отказалась от помощи, но не от денег, а потом вдруг спросила:
- Я все время стеснялась узнать у Константина Петровича, почему у деревни вдруг такое странное название – Сарайка?
Он мог ожидать любого вопроса, но не про топонимику, и рассмеялся:
- Потому что «сарай» по-татарски – дворец. Понимаешь, фамилия деда была Исаев. Его далеким предком был не тот Исаев, который Штирлиц, а который Иса-мурза, некий татарский князек, где-то примерно в конце XVIII веке перешедший в российское подданство. Ему подарили деревеньку, кто-то из его наследников потом построил помпезную усадьбу – ты ее и видела. Ну, наш народ на язык остер, в обиходе дом-дворец переосмыслил название, и деревеньку стали называть Сарайкой. Такая вот история с географией или этнографии с топонимикой… А я вижу, ты начинаешь интересоваться, проникаться духом нашего проекта.
- Скорее, проникаюсь духом твоего авантюризма.
- Но и это уже внушает осторожный оптимизм и… и даже радует и вдохновляет.
На том они и расстались.
«Поладим, - усмехнулся Роман, глядя, как она побежала собирать вещи. – Вот и пристроил квартиру. Пусть девчонка порадуется».
Пока ехал, просчитывал свои возможные дальнейшие действия. Редакционный отпуск довольно долгий, но полностью тратить его на трущобы под названием «Сарайка» не хотелось бы. В мире имелось много более занимательных мест типа Хургады, Бали или пресловутых Канаров.  После Заполярья хотелось погреться на солнышке. Но в Сарайку все же придется съездить.
Наконец он добрался до квартиры. До своей квартиры. Не до помпезной сталинки как у деда, с лепниной на высоченном потолке, забитую антиквариатом, а в бывшую родительскую, обычную хрущовку, собственноручно организованную не без легкого шарма аскетического холостяцкого минимализма. И она его, действительно, устраивала. Пусть в профессорских хоромах  обживается хорошенькая студенточка.
Только он решил состряпать нехитрый ужин, и уже приступил к его приготовлении, зазвонил телефон. Пообщаться решил редактор.
- Меня нет, - сообщил Роман трубке, но телефон продолжал трезвонить, пришлось ответить. – Извини, не слышал – шум прибоя, шелест пальм, цикады трещат, макаки верещат и все такое прочее. И нам на Канарах нравится…
- Макакам нравится? Это хорошо, - нехорошо произнес редактор. Степан Кузьмич очень своеобразно реагировал на шутки. - Не страдаешь отсутствием информационного голода? Ну и это тоже хорошо. Есть тема… Я знаю, знаю, что ты отписался... Так вот, есть тема, не скажу, что срочная и горячая, даже не любопытная, но не банальная, а скорее – забавная.
- Не говори загадками и не томи – очень хочу есть.
- Ко мне приходили уфологи…
- Достаточно. Я тебя понял. Я к уфологам отношусь с большим подозрением. Слушать их не хочу, не могу, и писать не буду.   
- Ты же уже писал про уфологах...
- Да чего я только не писал! Я, например, в последний раз писал про быте оленеводов и рыбаков, про добрых   оленях и преданных хаски, про доблести местного погранотряда, про… много чего в последний раз я написал. За последние полгода ты мне две месячных командировки устроил! Ты уже трижды можешь присваивать мне почетные звания – полярника, оленевода и каюра! А вот про уфологах писал только один раз, очень давно и неправду. Был такой грех. Честное слово. Но торжественно клянусь – больше одурманивать сознание бедных обывателей не буду и не стану.
- Хаски говоришь? – обрадовался чему-то Степан Кузьмич. – Хаски это хорошо, это не канарские макаки какие-нибудь, хаски это в тему. Наши уфологи рассказывали не про НЛО, а про собаку. Про какую-то странную собаку. А поскольку ты с собаками задружил, займись этой псиной - разберись, отвлекись, развейся… Ишь ты – хаски! Тебе и флаг в руки.
- Да я целых два месяца в суровых условиях Крайнего Севера в одной упряжке с этими хаски колесил по тундре! Спал в обнимку с ними, ел в одной миске с ними! Я теперь собак ненавижу! – Роман начал распаляться, но потом резко успокоился. – Кстати, я в отпуске.
- Какой такой отпуск? Я тебе заявление еще не подписывал. Вот напишешь про собачку. Говорящую. И свободен, катись на все четыре стороны. Пойми, ну некого сейчас заставить – все уже в отпусках. Ну, не стану же я напрягать зеленых девчушек? Любая из них, конечно, с радостью – тема-то какая! Но они такое напишут! Короче, выручай! А потом – на свои Канары, в Урюпинск, в тундру, к макакам. Куда хочешь. Все, завтра в двенадцать ноль-ноль я тебя жду.
Роман начал было канючить и жаловаться на общий упадок физических, нравственных и творческих сил, но телефон редактора нагло отключился, а потом совсем уж по-хамски стал недоступен.
Отпуск был испорчен. Роман поужинал, пошатался по квартире, посмотрел футбол и лег спать. И снились ему говорящие хаски, радостно вилявшие хвостами, зеленые уфологи, заговорщицки подмигивавшие рожками-антеннами на головах, и еще всяческая разная ерунда.

После просмотра «разной всяческой ерунды» утром Роман проснулся от телефонного звонка. Звонила Татьяна, его «сторож, секретарь и ассистент» по совместительству. Голос звучал загадочно. После приветствия она лаконично произнесла одно слово:
- Приходи, - и на этом их диалог завершился.
Это «Приходи» звучало многообещающе, было произнесено внушительным тоном, и могло означать все, что угодно: от соблазнительного «Я соскучилась» и до тревожного «В квартире пожар». Первый вариант он отмел сразу, о последнем решил не думать, но оставалось еще много промежуточных вариаций.
Дальнейшее оказалось не менее интересным. Впустив в квартиру, Татьяна подозрительно оглядела Романа и, скрестив руки на груди, усевшись на диване.
- Ну? – сощурившись, поинтересовалась девушка.
- И? – Роман решил присоединиться к игре с блиц-вопросами.
- И зачем? – она, видимо, решила усложнить задачу.
- Куда? – Роман решил не поддаваться.
Она сдалась первой.
- Куда-куда, в квартиру! Ты зачем приходил сюда ночью?
Сначала он растерялся и оторопел, потом опешил и ошалел, после чего офонарел и офигел. Можно было бы продолжить, чтобы окончательно перейти на жаргон: площадный, блатной, медицинский – любой, но он сдержался.
- Я? Приходил? Сюда? Ночью? – драматически изрек Роман. А завершил коротко и уже совершенно банально: - Зачем?
Его растерянный и огорошенный вид несколько успокоил девушку.
- А это что? – она ткнула на валявшийся на столе клочок бумажки. – Откуда это взялось? Вечерам этого не было.
- «Приезжай в Сарайку», - Роман хмыкнул и бросил бумажку на стол. – Танюша, я к девушкам в дом прихожу не как тать, а с шампанским и цветами. Ты же не думаешь, что я пришел к тебе ночью, просто написать эту чушь и тупо ушел? И тебе не стыдно?
- Тогда кто это написал? – растерялась она. – Ведь сигнализация не сработала. Я и подумала…
- А может, твой приятель пошутил? Ты никому не говорила, что переехала? Код ни кому не говорила?
- У меня приятелей нет, а девчонки вчера уехали, я их еще не видела… И причем здесь я и Сарайка?
- Да, действительно, забавно, - Роман снова покрутил в руках бумажку. – Бумажка – потертая, рваная, почерк – корявый, неровный… Паренек, наверное, крепко вчера набрался, когда писал это послание…
- У меня нет никакого паренька!
- Да понял, я понял… Про паренька я пошутил. Но кто-то же это написал.
- Я работала допоздна. Когда ложилась спать, на столе никакой бумажки  не было… И никого не было. Правда, напротив дома сидела собака, странная собака. И пялилась прямо на мое окно.
- Ну? Обычный бродячий пес… - Роман все еще разглядывал записку.
- На бродячего пса он был непохож. Громадный… глаза умные… И смотрел прямо на меня. Долго смотрел.
- Угу, а ты на него. Сидит пес никого не трогает, тут какая-то девушка уставилась. Думает, ну, сейчас косточку бросят… Ан нет, девушка на него просто пялится и пялится… Какая собака? Черная? С фосфорными глазами?
- Прекрати! Собака Баскервилей была черным догом, а эта… - она задумалась, - а это большая, лохматая, наверное, серая.
- Ха! Я понял! Это мой Рырка заскучал и пришел ко мне в гости.
- Что еще за Рырка?
- Пес по имени Рырка, по-чукотски – морж. Мы с ним за два месяца крепко сдружились… Хороший пес, умный, наверное, и писать умеет. За сутки он со своими ребятами в упряжке может двести верст пробежать. Нужно будет посчитать сколько дней он ко мне бежал… Но он бы позвонил, позвал  в Рыркайний – поселочек есть такой – он там родился. А зачем псу бежать, чтобы позвать  именно в Сарайку… Зачем? – Роман пожал плечами и задумался.
- Шутки шутишь, - отмахнулась Татьяна.
- Балабол, - вздохнув, согласился Роман. – А если серьезно… Первую записку написал дед, написал мне, а в этой, второй записке, чужой почерк, и не факт, что  мне адресовано. А если тебе? А если дедушка написал? Сквозь дверь пришел? Ему-то зачем греметь замками. Пришел старик сквозь дверь, решил тебя не будить, не пугать, оставил записку…
- Да ну тебя! – она поежилась.
- А тут еще собака… Может дед уже перевоплотился, реинкарнировался? – не унимался Роман, а потом вдруг спросил: - А что это за у тебя такой  телеграфный стиль – «Приезжай»?
- Не хотела будить твою жену…
- Ха! Если уж ты от деда такие подробности знаешь, что я «балабол и оболтус», то должна знать, что я разведен, у меня ребенок, жена уже замужем, живут в Австрии. Я свободен. А поскольку, мой телефон не услышать не возможно, ты просто хотела узнать, есть ли у меня кто-нибудь. Про паренька, я понял…   
- Ладно, хватит! Тоже мне Шерлок Холмс! Оставили эту тему, - оборвала Татьяна. – И про собаку забудь. Бог с ней с собакой, а ты пока подумай о записке – откуда-то она взялась? – Девушка опять нервно передернула плечами. – Давай лучше про книги. Я вчера посмотрела цены, составила небольшой список…
- Интересно, интересно… Оглашай.
- Итак… «История нашествия Наполеона на Россию» - два тома, четыреста двадцать тысяч рублей…
- Сколько?!
- Четыреста двадцать тысяч… - она удивленно посмотрела на него. – Это книги. Далее, «Бояре Романовы» - триста двадцать тысяч рублей; пятнадцать томов «Всеобщей истории» Вебера – миллион девяносто две тысячи…  Достаточно? Список возьмешь?
- И это все у нас есть в наличие?
- Вот здесь и во-о-он там. И не только это. «История» Карамзина – четыреста тысяч, «История инквизиции» три тома под редакцией Лозинского – четыреста пятьдесят тысяч.
- Стоп! Четыре тома «Истории» Карамзина четыреста тысяч, а три тома «История инквизиции» - четыреста тысяч? 
- Ну да, - опять удивилась Татьяна. – И это далеко не все. «Военная история»...
- Достаточно. Впечатляет.
- Это средние цены.
- В каких параметрах?
- Нужно узнавать, договариваться, торговаться…
- Возьмешься?
- Это входит в мои должностные обязанности, - то ли спросила, то ли проинформировала Татьяна.
- Разберемся, - на всякий случай сказал Роман. – Все, я уехал по делам. Кстати, я тебе забыл отдать и свои ключи от дедовой квартиры. На, возьми. А то понапридумаешь себе всякого разного…
- Да ладно! На татя ты вроде бы не похож. И шампанского с цветами не принес…
- Да, кстати. Переезд не мешало бы обмыть. А? Так что до вечера.
«И все-таки, кто же так подшутил над бедной студенточкой? – думал Роман по дороге в редакцию. – Или надо мной? Или это не шутки? Собака – это просто собака или как-то связана с запиской? Почему Танька посчитала, что пес связан с запиской или это случайное совпадение? И причем здесь все-таки Сарайка? И почему в записке уже не упоминается загадочный Леопольд? Его уже нужно опасаться? Или уже просто дрожать от страха? Или я уже элементарно не боюсь?»
Эти новые головоломки затмили и очевидный и неподдельный интерес Тимофея Матвеевича вкупе с Иваном Николаевичем к «альбомчику» Гастона Форшона, и его, Романа, собственный интерес к этому пресловутому антиквариату. Честно говоря, после неожиданного звонка Татьяны он даже забыл про альбом. Тем более, после того, как она огорошила его стоимостью библиотеки деда. Конечно, он знал, что дед не в домино стучит во дворе, и книги для него не просто блажь. Конечно, он знал, что дед не бедствует, но реального материального денежного эквивалента стоимости хобби деда он не мог и представить. Нельзя сказать, что это открытие его безмерно осчастливило и окрылило. Свалившееся на голову богатство уже начинало доставать дополнительные хлопоты, пусть приятные, но все же внезапные. Но все-таки и одновременно предоставляло и  новые симпатичные возможности.
Занятый такими мыслями, Роман опоздал в редакцию. Он честно извинился. Но, по видимому, Степану Кузьмичу  этого было мало, он хотел, чтобы Роман стал каяться во всех грехах, посыпать голову пеплом, заламывал руки. Не дождался. Роман хмуро уселся у самого краешка громадного редакторского стола, всем видом демонстрируя дефицит полезного времени. Редактор обиделся и решил тонко поиздеваться.
- Это и есть наш знатный оленевод, китобой и знаток заполярных собак, этих… как их… хаски, - представил он Романа двух очкариков, девчонке и пареньку чуть постарше Татьяны. - У них, у чукчей, время – понятие относительное, полгода зима, кромешная темень, остальные полгода лето, солнышко сутками светит… У них, чукчей время только по звездам и рассчитывают … Вот и сейчас опоздал…
- Моя не чукча, однако. Моя – анкалын, помор. А чаучу… - прервал шефа Роман, пренебрежительно пожав плечами, - чаучу – оленевод.   
- Я же говорю – знаток, - похвастался редактор.
- У вас и бубен есть? – восторженно пискнула очкастая уфологша.
- Конечно. И пайгын тоже.
- Как интересно! А что это?
Редактор заподозрил неладное и занервничал: сейчас коллега  может запросто забрести в интимные дебри этнографии. Поэтому попытался перевести разговор в изначально заданную плоскость темы. Получилось довольно неуклюже.
- В свое время наш Роман Андреевич уже поднимал вопрос внеземных цивилизаций, - доверительно сообщил редактор. – Разумеется, в региональном масштабе.
Роман Андреевич какое-то время недобро разглядывал Степана Кузьмича и, наконец, сказал:
- Каюсь. Публично каюсь.
Услышав слово покаяния, редактор с подозрением уставился на коллегу, но ситуацию попробовал разрулить уфолог, попытавшийся уточнить, как в рамках уфологии и феномена аномального явления можно связать собаководство с рыбным промыслом.
- Собаки любят рыбу, - со знанием дела глубокомысленно сообщил Роман.
После этого Степан Кузьмич вспомнил, что у него срочная работа, скомкал содержательную беседу и быстренько спровадил всю компанию в ближайшую кафешку или ресторан. Брать интервью или пообщаться об аномальных явлениях, кинологии с этнографией, что угодно, где угодно и о чем угодно – лишь бы подальше из редакции.
Роман угостил своих гостей – Юлю с Юрой – обедом, и пока приносили еду, для затравки рассказал пару баек про Крайний Север.
- А что такое… пай… пай… - вдруг вспомнила любознательная исследовательница неопознанных летающих объектов. 
- Я потом тебе расскажу, - занервничал Юра.
- Пайгын это – гарпун, - усмехнулся Роман. – Я же анкалын – помор. Как же без пайгына?
И парень облегченно рассмеялся.
- Ладно, теперь давайте о деле, - предложил Роман и вдруг пожаловался: - Достал меня редактор, в отпуск не пускает, а я не люблю, когда нагружают мою совесть. Так что там с собакой?
- За городом есть деревня, - начал Юра, - Сарайка называются...
- Как? – поперхнулся Роман.
- Да, Сарайка. Дурацкое название, согласен. Возли деревни – старое имение, там еще недавно был интернат, теперь имение заброшено. А возле имения старая часовня или колокольня…
- Часовня, - ляпнул Роман.
- Ты что, знаешь это место? – с ревностью спросил Юра.
- В имениях строили часовни, а в деревнях – колокольни при церквях, - выкрутился Роман.
- Логично, - согласился парень. – Так вот, недавно местные начали по ночам слышать колокольный звон. Пошли посмотреть – часовня пустая, колокола в ней давно нет, а звон отчетливо слышится. Ниоткуда.
- Брр! – сказала Юля, впервые открыв рот после начала трапезы. Вероятно, мысленно заучивало слово «пайгын» и ела салат.
Юра, тоже решив, что уже произвел достаточное впечатление, тоже приналег на салат.
«Что же это такое? – размышлял Роман, ковыряя вилкой в тарелке. – Собака, Сарайка… Не слишком ли много совпадений? Кто у нас по списку? Если сейчас Юля скажет, что ее отчество – Леопольдовна, а Юра сообщит, что он балдеет от искусства художника Гастона Форшона, а тем более – Леопольда Кириллова – это уже будет чересчур, а пока...»
- Хорошо, вернемся к нашей собаки. Значит, колокол бьет, народ коллективно глючит, а песик? Что, тоже ведет себя неадекватно?
- Собака фосфоресцирует, - сообщил Юра.
- Ну-у, кто-то подшутил, покрасил псину, - пожал плечами Роман, а сам подумал: «Нет, Танькина собака была без боевой раскраски».
- Да ты не представляешь, это даже не собака Баскервилей, - вдруг ожила Юля. – Точнее, это – чупакабра Баскервилей. Наша собака это… Собака Баскервилей – это долговязый дистрофик, по сравнению с нашей.
«Но Танька говорила, что ее пес тоже не долговязый дистрофик» - ухмыльнулся Роман.
- Ты чего ухмыляешься? Ты нам не веришь?
- Почему же? – искренне удивился Роман. – Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам...
- Шекспир. «Гамлет», - улыбнулась Юля.
 - Молодец, - похвалил Роман. – Вы филологи?
- Историки. Будущие, - уточнила Юля.
- Прекрасно, - еще раз похвалил Роман. – Так вот, в жизни существует множество чудес. Но в то же время я, как журналист, не должен тупо верить несерьезными слухами.
И Роман разъяснил молодым историкам-уфологам, как нужно правильно проверять информацию, поделился, тайнами репортерского мастерства, предостерег от штампов типа «стояла жуткая тишина», «душераздирающий рык», потом его понесло, и он рассказал пару примеров из опыта, в том числе и из собственного неудачного давнего прошлого общения с уфологами. И закончил без особого энтузиазма:
- А что мы имеем в настоящее время? Колокольный звон из пустой часовни? Я в той часовне спрячу магнитофон, и ночь напролет вся деревня будет слушать органную музыку. Вы сами-то слышали? Нет. Собака? Что мы знаем только то, что пес большой и фосфоресцирующий. Порода собаки, цвет, шерсть, адекватность и тому подобное? Вы ее даже не видели. Кто ее видел, при каких условиях? Вот если бы столетняя жительница Сарайки Арина Родионовна вдруг вспомнила новый вариант про Змея Горыныча и исполнила его на древнеславянском языке и эти ее мемуары записали на магнитофоне… 
- Есть фотография… - обескуражено сообщил Юра.
- Арины Родионовны или Змея Горыныча? - заинтересовался Роман.
- Собаки…
- Да? И ты молчишь?
- Не у нас, у Ивана Семеновича, это учитель из Сарайки. Он нам снимок показывал. Но скопировать не разрешил. Древний старик, но забавный. Много интересного про Сарайку рассказывал.
- Про клад рассказывали… начала Юля, но Юра так на нее посмотрел, что девчонка закашлялась.
- Вот про клады не нужно. У нас и без клада уже перебор – и НЛО, и собака, и колокола… Полный набор чудес.
- «A Saucerful of Secrets», - Пробормотала Юля.
- Да, «Блюдце, полное тайн», - удивленно согласился Роман. – Любишь «Пинк Флойд»?
- Да…
- Уважаю. Так, - Роман посмотрел на часы, - сегодня я занят, а завтра, часов в десять поедем.
- Куда? – удивилась Юля.
- Куда-куда, знакомиться с сарайскими аборигенами и с вашим песиком, провести рекогносцировку, чтобы выяснить диспозицию и выяснить, как живут, чем промышляют местные.
- А может мы сами? – Юля с Юрой переглянулись.
- Не беспокойтесь, на авторство и гонорар я не претендую, всевозможные уфологические авантюры  меня уже давно не интересуют. Просто спонсорская помощь, так сказать, - а потом Роман неожиданно брякнул Юле:
- Слушай, тебя по батюшке не Леопольдовной зовут?
- Не-е-ет… - проблеяла Юля и даже обиделась: - Какая-такая Леопольдовна? Васильевна я… А что?
- Очень похожа на дочь моих приятелей. Давно это была… 
Потом Юра с Юлей в глубокой задумчивости доели обед, и распрощались с Романом. Тот допил кофе и отправился за обещанным шампанским. В раздумьях о том, какое шампанское Татьяна может предпочитать, или стоит взять коньяку, та напомнила о себя сама.
- Приходи, - как и прежне многозначительно пригласила она. – Срочно. Если, конечно, не хочешь, чтобы меня забрали в милицию, заковали в кандалы и сослали в Сибирь в ссылку, на Нерчинскую каторгу. Товарищ, ты декабрист? Пойдешь за мной в Нерчинск?
- Да бывал я там. Паскудное место… Лучше вы к нам. Что, все так серьезно?
- Ну-у… Более или менее. Приходи.
- Иду. Еду. Даже – лечу.
Он все-таки сначала купил шампанское. А потом подумал и взял еще и коньяк.
Дверь открыла Татьяна. Без кандалов и даже без наручников. Но в обществе пожилого капитана полиции.
- Я ваш участковый – Федор Сергеевич, - вздохнул капитан, отставляя кружку с чаем. – Как видите, ваша подруга на свободе, жива и здорова. Как видите, слухи бессердечия наших органов внутренних дел сильно преувеличены. Просто сработала сигнализация…
- Кто-то пытался открыть дверь, - по интонации Татьяны Роман понял, что ей уже надоело в сотый раз объяснять ситуацию. Поэтому свои приключения изложила конспективно: - Услышала, что в замке ковыряются, сначала подумала, что это ты, но потом поняла – меня обворовывают, а, может быть, и грабят. Он или они, тоже сообразили, что сработала сигнализация и смылись. За сигнализацию, кстати, оплачено до конца года. Потом примчалась охрана, довольно оперативно, потом подъехала полиция, пришел Федор Сергеевич, все начали настойчиво интересоваться – кто я, почему я здесь и зачем. Я позвонила тебе. Пили чай. Говорили о погоде и росте бытовой преступности. Стать тайным осведомителем не предлагали. Все.
- Ну, девушку, то есть Таню, я пару раз здесь встречал, - опять вздохнул участковый, - да и соседка Прасковья подтвердила, что это никакая не домушница. Так что все обошлось… Ребята уже начали злоумышленниками заниматься. Ох уж эти квартирные кражи…  Но я вам скажу – это не местная шпана и не профессионалы, это кто-то из залетных гопников. Квартира-то известная, и вся шантропа знает, что она напичкана датчиками, а профессионал сначала бы все разузнал, убедился, что хозяев нет, аккуратненько обезвредил сигнализацию, а потом уж… Правда, они что-то там пытались отрезать… Да и потом – никто не знал, что квартира уже занята… Решили, что и сигнализация отключена… В любом случае – грубо сработано… Так что… А квартирка знатная, ишь сколько добра… Покупать не собираетесь? – и, посчитав этот вопрос риторическим, участковый вдруг предложил:
- Вам бы собаку завести… Если не испугает злодея, то хотя бы доложит кому следует. Громко, звонко и внятно.
- Про собак не надо, - передернуло Татьяну. - Лучше я сама в случае чего буду лаять.
- Почему так? – удивился полицейский.
- Она собак боится, - пояснил Роман, - а команд типа «охранять», «лежать» не любит.
- Тогда, дочка, тебе, чтоб избавиться от этой фобии, и, правда, нужно самой лаять. Чтобы воров отпугивать. Громко, звонко и внятно.
Танька решила обидеться, потом передумала, а озадаченный участковый раскланялся.
- Ну что, каторжанка? Будем обмывать переезд или начнем снимать стресс? – Роман достал бутылки.
- Что хочешь, - она устало отмахнулась. – Пойду, приготовлю закуску.

Ночью его разбудил настойчивый шепот.
- Рома, Рома, проснись. Иди, посмотри, посмотри. Он здесь...
- Кто? Дед? – Роман медленно просыпался.
- Какой дед?! Пес…
- Фу ты, а мне дед приснился… - он дополз до окна и задумчиво уставился на пса, сидящего прямо перед их окном на проезжей части. – Да уж, это не Рырка. Рырка, конечно, тоже не пудель, но это настоящий зверь.
Собака, действительно, выглядела довольно внушительно. Даже в предрассветном сумраке белой ночи ее было хорошо видно. Грязно-белого цвета и лохматая, покрытая длинной шерстью, но ухоженная, не похожая на бездомную и тем более не безродную. 
- Рома, ты видишь, он прямо на нас уставился? Вот так же точно он и на меня смотрел.
- Да вижу, вижу…  - он задумчиво разглядывал пса. – Оденься, не смущай песика. Нужно ему колбаски кинуть. Хотя, такую зверюгу колбаской не накормишь, такая и палочку сервилата слопает и не сморгнет. Не пойму, какой он породы. Это не кавказец, и не чау-чау. Хотя, я не специалист по собакам. Разве что в хаски уже разбираюсь…
- Сейчас ты опять начнешь рассказывать про своего Рырку, - усмехнулась Татьяна. – Раз он такой умный, пусть объяснит, что ему надо.
- Ревнуешь? – Роман ловко бросил псу приличный кусок колбасы, который подкатился прямо под самые лапы собаки. – Нет, это хороший пес, но не Рырка. Смотри, он даже не повернулся к колбасе! Смотри, он отвернулся и уже уходит. Гордо, не спеша, вальяжно. Что же ему было нужно?
- Рома… - Татьяна молча ткала на стол. – Там…
Роман медленно повернулся.
- Это то, о чем я подумал? Что – опять?
- Угу…
На столе лежала бумажка. Роман мог бы поклясться, что до этого стол был пуст: он лично вынес посуду на кухню. Они еще поспорили по этому поводу. Татьяна сказала, что завтра сама помоет посуду, а Роман пояснил, что у него и в мыслях не было – мыть посуду, не барское это дело. Но стол должен быть чистым. И вот эта бумажка.
 - Надо же – уже на «вы»: «Приезжайте в Сарайку». А может, он нас обоих имеет в виду? А может… - Роман задумался, теребя бумажку.
- Почему ты на меня так смотришь? – вдруг вспыхнула Татьяна. – Неужели ты думаешь?..
- Спокойно, гражданка, где вы сегодня были с… - он прикинул, - с того момента, когда я нахально вырубился и до того момента, когда ты беспардонно меня растолкала? Есть ли у вас на этот период алиби?
- Ну, в туалет выходила… Потом глянула в окно, а он там, - Татьяна вздрогнула. – Дурак! Я только сейчас записку увидела. А вдруг это ты написал? Когда бегал собачку колбаской кормить, а?
- Тебе не кажется, что мы эту коллективную шизофрению  уже начинаем принимать как реальность, как данность? – Роман опять разглядывал писульку.
 - Я бы даже сказала – реальность, данную в ощущениях, - подсказала Татьяна.
- Бумага та же, почерк тот же, записка псиной не пахнет… - он даже понюхал послание. – Н-да… Это уже становится не смешно.  С этим, в конце концов, нужно заканчивать. Сегодня я наконец поеду в эту Сарайку, - и он кратко и красноречиво обрисовал ситуацию, в которую его, мягкого и безотказного, втянул бессовестный и наглый Степан Кузьмич.
Татьяна терпеливо его выслушала и высказала вполне резонное умозаключение:
- Про странную собаку из Сарайки рассказывают уфологи, странная собака появляется здесь всякий раз, когда мы обнаруживаем записку с приглашением в Сарайку… Рома, тебе не кажется, что все это как-то связано между собой? Твои чокнутые уфологи – собака – Сарайка… Мы, не совсем нормальные – собака – Сарайка… Может быть это одна и та же собака?
- Да-да. Одна собака – фосфоресцирующий монстр, вторая – домашняя, старая заблудившаяся псина, страдающая склерозом. Однако, все – возможно. А вот Сарайка – одна. Но уж слишком все просто. Вот увижу эту Сарайку, потом будем решать… Хотя, не понимаю, зачем мне нужно в Сарайку? Карпов в местном пруду половить? Так пруд давно высох, а карасей еще в Гражданскую съели… Пока меня, например, больше интересует Гастон Форшон. Чем приятелей деда заинтересовал этот альбом, изданный мизерным тиражом всего в пяти экземпляров? Почему только один из пяти, один из двух дедовских экземпляров? Чем он примечателен? Что это за субъект - Леопольд, которого я не только не «не боюсь», а начинаю заочно тихо ненавидеть?  Или, например, почему даже участковый готов принять участие в судьбе дедовой квартиры? Может, плюнуть на нее, продать к чертовой бабушке? Уеду куда-нибудь в Певек или вообще куда подальше, на остров Врангеля, к примеру. Куплю ярангу подешевле, нарту, потяг ездовых собак… Поедешь со мной? Если поедешь со мной, куплю ярангу побольше, подороже и двое нарт, два потяга.
- Типа «мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним»? - засмеялась Татьяна.
- Обижаешь – на собаках…
- Пусть на собаках. И будем мы с тобой мчаться по кругу вокруг яранги на нартах, со своими собачьими упряжками. А если надоест и собаки завоют от тоски, начнем мчаться вокруг твоего острова Врангеля… Красота!
- Н-да… Ничего ты не понимаешь… Красота это Север! Но мне сначала нужно в Сарайку добраться. Не хочешь в Певек, поедем со мной в Сарайку, а? А то мне неохота с этими уфологами общаться. Какие-то они смурные.
- Я, наверное, не поеду, - Татьяна потянулась.
- Куда – на остров или в Сарайку?
- Никуда, - рассмеялась она. – Коньяк, по-моему, был не совсем свежим. Лучше начну разбирать архив Константина Петровича. 
- Кстати, дай мне посмотреть этих Форшонов.
- На втором стеллаже, справа, на верхней полке, лежат горизонтально, - не глядя, пояснила Татьяна.
- Ну, ты даешь! – восхитился Роман.
- А то! У нас с Константином Петровичем все было в идеальном порядке. Это тебе не посуду убирать.
Роман достал два не толстых, но широкоформатных альбома в голубых сафьяновых переплетах с кожаными корешками и уголками. Сафьян потускнел, кожа слегка потерлась, зато тисненое заглавия блестело золотом как новое.
- «Экзерсисы зодческие, сочиненные и изобретенный мэтром Гастоном Форшоном, живописцем и зодчим его светлости графа Жюля Берсье,  или уроки и образцы измышления и применения партикулярных строений, огородов и других рукоделий»… Господи! - Роман перевел дух. – Неужели нельзя было просто написать: «Справочник дачника»? Тут еще: «гравировано… отпечатано…» и так далее. Дата – тысяча восемьсот двадцатый год. Красивые гравюры, ничего не скажешь… Ну, и на который из двух альбомов дед глаз положил?
Все оказалось элементарно просто. Каждая из книг была снабжена экслибрисом деда, пронумерована, данные дублированы в картотеке.
- Вот видишь, этот альбом Константин Петрович купил еще в тысяча девятьсот девяностом году, а этот – полгода назад. Значит, он радовался именно этому альбому.
- Молодец! Я бы без тебя не справился. Придется тебе жалование прибавить. Немного. Ну, и чем этот экземпляр деду приглянулся? До такой степени, что дед решил: «Мы – богаты»? – Роман медленно полистал альбомы.
- Не знаю.
- Типа: «Малыш, найди десять отличий»?
- Не знаю. Может, достаточно одного отличия.
- А дальше?
Ей уже надоело отвечать: «Не знаю» и просто пожала плечами.
- Ладно, спи. А я пока посмотрю альбомы.
Альбомы, и правда, были красивыми: гравюры тонко, с мелкими подробностями изображали интерьеры и экстерьеры зданий, романтические роскошные пейзажи, парковые ландшафты, планы построек, эспланады и аллеи. «Живописец и зодчий его светлости» не зря ел графский хлеб.
Роман увлекся картинками. Уже окончательно наступило раннее утро,  защебетали птицы, загромыхали трамваи, кто-то под окнами, матерясь, воспитывал капризный автомобиль, а Роман все еще не нашел ни одного отличия в изображениях обоих альбомов. Потом утро внезапно перешло в созревшее утро, и он понял, что может не успеть на встречу с уфологами. Дважды опаздывать в течение суток было неприлично, и он заторопился. Хлебнул горячий кофе, доел колбасу, которой побрезговал пес – колбаса как колбаса. Заглянул в спальню, поправил на спящей Татьяне скомканную простынь, вздохнул с сожалением и поехал.
Роман торопился напрасно. В десять уфологи не появились. Он сделал скидку на студенческую безалаберность и пошатался вокруг автомобиля. Через полчаса выкурил пару сигарет, выпил кофе и позвонил сначала Юре, а потом и Юле. Оба номера не просто не желали с ним общаться, а были тупо выключены. А Степан Кузьмич ответил. Он терпеливо выслушал коллегу, посочувствовал необязательности молодежи и благосклонно отпустил в отпуск на все стороны.
- Надеюсь, ты не застращал их своими байками?
- Надеюсь.
- Странные ребята, ну да Бог с ними! По-моему, нам обоим не очень-то и хотелось, - миролюбиво заключил он. – Мне просто нельзя было не среагировать на сигнал общественности, а тебе во время отпуска не хотелось возиться с очередными сумасшедшими. Тема, конечно, забавная, но уже не из горячих. Так что спокойно поезжай на свои Канары. Или куда еще подальше. Отдыхай. Привет макакам! Только про макак не пиши. А то мне твои китобои с оленеводами и хаски с пограничниками уже снятся. Все!
«Ну, и что это было? Проверка связи? Кто проверяет – Юля с Юрой или Кузьмич? Или неизвестный гость, так жаждущий пообщаться со мной в Сарайке?  – сам себя спросил Роман и сам себе и ответил: - Не сходи с ума! Юля с Юрой позорно сбежали, Таньке просто лень съездить, а в Сарайку я все же поеду!»
Полсотни километров не расстояние, полчаса не время, но последний раз в Сарайку он приезжал лет десять назад. Изменилось многое. Татьяна была неправа.
- «Надо же! Полуразбитая деревня… полуразрушенный особняк… заросли бурьяна, - проворчал Роман, вспомнив про девушку и сидя на пригорке, и оглядывая окрестности деревни. – Не город, конечно, но жить можно.  Ишь, какие домики, не избушки, а домища! Нужно подумать, она в княжеских хоромах жила, и все ее поместья и деревеньки были каждая краше другой. Кстати, как там имение? Может, имения уже и нет?»
Но сначала Роман заехал в магазин. Купив пачку сигарет, и показав редакционное удостоверение, он легко склонил пожилую продавщицу Оксану к сплетничанию и даже ябедничанию. В магазине посетителей не было, продавщица оказалось словоохотливой и речистой, и уже скоро он знал почти все подробности жизни местных обывателей. Получалось, что, по классификации Оксаны, население Сарайки делилось на три неравноценных части. Первая, «старожилы», в количестве семи человек состояла из местных стариков. Вторые, «дачники», были тоже пенсионерами, но жили в Сарайке только в теплое время года вместе с горластой оравой внуков. Количество «дачников» сосчитать было невозможно – они постоянно мигрировали: одни уезжали, другие приезжали, и было их «несть числа».  «Олигархи» жили в больших домах, не в поместьях, но в добротных особняках, обособленно и уединенно. В магазин не ходили, и как заподозрила Оксана, даже с соседями не общались.
По долгу репортерской службы, но ненавязчиво и, даже интеллигентно,  Роман поинтересовался местными достопримечательностями. Но продавщица оказалась не здешней, из соседнего села, и  краеведением не интересовалась.
- На околице есть древняя заброшенная усадьба, в ней когда-то была школа… Может эта достопримечательность тебя интересует? Хотя тебе лучше поговорить с Семеновичем, он все знает.
- С учителем? Говорят, он древний старик… Кажется, его зовут Леопольдом… Леопольдом Семеновичем, – со смешанным чувством сомнения и надежды уточнил Роман.
- С учителем, Иваном Семеновичем… Каким-таким Леопольдом? Да какой же он древний?! – Оксана даже обиделась. – Да он такой…
Но тут в магазин ворвалась ватага детворы, Оксана отвлеклась на разборчивых посетителей, а Роман так и ушел, не узнав, «каким-таким» стариком является Иван Семенович.
Зато быстро узнал особняк, «родовое гнездо», так сказать. Дом утопал в чаще давно заброшенного фруктового сада и густых зарослях крапивы. Из-за верхушек виднелась каменная часовенка. Где-то там за ней должно быть кладбище. Сам дом двухэтажный, с мезонином, но небольшой – смотрелся компактным, каким-то уютным и даже домашним. Правда, почти весь первый этаж занимал зал для балов. Предок, скорее всего, был заядлым танцором. Или повесой.
Зал был поменьше баскетбольного поля, но это не помешало разметить площадку синей масляной краской толстыми неровными линиями. Вот эти жирные линии, прочерченные по дорогому паркету Романа и возмутили. Помнится, что он еще тогда указал на это безобразие деду, но тот отнесся к этому спокойно.
Благодать, тишина… Но что-то его начало беспокоить. Не это пролетарское хамство, обезобразившее паркет, не эта угрожающе провисшая дранка на потолке, не слои штукатурки и побелки всех цветов или лохмотья поблекших обоев – появилось чувство, что он это уже видел. Но не тогда, когда нетерпеливо гарцевал вокруг деда во время последнего приезда в Сарайку: тогда ему было не до экскурсии – в городе его ожидали... А чувство беспокойства нарастало. Вот этот арочный проем на балкон с сорванными дверями, скорее даже не на балкон, а на веранду… Вон и облупленная балюстрада… А за дверью должен открываться пруд… Вот он – пруд, точнее то, что от него осталось. По густой, сочной траве угадывается и ручей. Стоп! Это он, действительно, угадал или знал! Но не из глубин полузабытья подсознания родовой памяти, а из альбома Форшона. Один из рисунков альбома с изображением «партикулярного строения», который ему сегодня утром приглянулся, и даже показался похожим на нечто уже недавно виденное. Если он прав, то «найти десять отличий» можно будет без труда. А возможно, даже одно, единственное. Но зачем? Неужели дед и правда знал, что здесь зарыт какой-то клад, а потом узнал, где он хранится? А узнал по литографии Форшона. Вот тебе и «десять отличий»!
- Ну, и чего сидим, кого ждем? – хмыкнул Роман. – Поехали искать отличия…
- Интересуетесь старинными памятниками, любопытный дачник или новый хозяин? – прозвучал сзади хрипловатый голос и Роман резко оглянулся.
Высокий крепкий старик внимательно разглядывал Романа и смотрелся довольно хмуро.
- Интересуюсь… - неопределенно сознался Роман.
- Тут небезопасно, - предостерег старик, - штукатурка может на голову свалиться, пол провалиться и вообще... – И он широким жестом саперной лопаточкой продемонстрировал возможные неприятности, ожидающие праздношатающихся бездельников.
- Я осторожно, - миролюбиво пообещал Роман, но все-таки осторожно начал выбираться к выходу.
- Да смотри пока, - милостиво разрешил старик и, увидев, что его артикул штыковой атаки с лопаткой произвел должное впечатление, успокоил: - У меня здесь за домом грядка с травами, вот с лопаткой и упражняюсь. Но скоро и моя грядка, и этот дом, и этот сад на снос пойдут. А жаль…
- Как это – на слом? – насторожился Роман.
- Как-как… Как все у нас делается… Говорят, этот участок кто-то из городских собираются купить. Вот я и поинтересовался, чем ты тут занимаешься. Ты-то сам, видать, тоже не местный?
Роман намек понял, и как ни хотелось ему лишний раз размахивать удостоверением, пришлось знакомиться.
- Николай Семенович. Учитель. Бывший, - представился старик, хмуро повертев корочку. – Не люблю я вашего брата… Только и знаете, что все вынюхивать, писать про сплошную чернуху, желтуху и прочую порнуху… И ходят, и ходят…
Роман не стал ни оправдывать и живописать свои подвиги в оленеводстве или китобойном промысле, он просто мрачно посмотрел на местную знаменитость и скромно пожал плечами. Но разговор мог стать интересным, поэтому он все-таки решил выяснить, кто из его коллег посмел обидеть старика.
- Да два малолетних ботана, - пожаловался учитель. – Я тоже по профессии ботаник, но чтобы так…
- А что так? – заинтересовался Роман.
- Пришли, понимаешь, два очкарика – мальчик и девочка. Мы, мол, журналисты-стажеры, расскажите что-нибудь о деревне. Я им говорю, что последний раз «Мурзилку» и всякие разные сказки читал лет тридцать назад. Внукам. Ботаны обиделись. Ну, чтоб они не ревели, я им и поведал про разные страсти.
- Детишек, случайно, звали не Юлей и Юрой? - усмехнулся Роман.
- А шут их знает – запамятовал… Девчушка светленькая, пацаненок – черненький. Что, из твоей конторы?
- Конкуренты, - вздохнул Роман. – Представляю, что вы им рассказали… Пусть потешатся.
- Нет, что ты! Я им не стал рассказывать про Курочку Рябу – зачем обижать детвору? Они же уже не сосунки? Я им рассказал об утопленнице из пруда, про ходячих мертвецов с нашего старого кладбища, про слухи о кладе, про монстра, про колокольный звон… Много чего порассказал…
- Ну, об утопленнице и другие байки я и сам слышал, а вот про монстра…
- А-а-а, заинтересовался?
- Да как сказать, - хмыкнул Роман. – Снежный человек уже состарился, зеленые человечки улетели к себе домой, чупакабра надежно затаилась в народной памяти… А монстр… Новый Чикотило что ли?
- Какой Чикотило? Собака…
- Собака-монстр? – честно удивился Роман. - Мало ли бродячих собак…
- Собак-то много, но такая только одна. По крайней мере – у нас, - уточнил Николай Семенович. – Я порылся в интернете, знаешь, какие собаки-призраки бывают?
- Не верю я в призраки, - начал подзадоривать Роман учителя.
- Ага! Типа: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», - старик все-таки повелся и начал распаляться. 
- «Письмо к ученому соседу», рассказ Антона Павловича Чехова, том не помню, - вздохнул Роман, тоже рискнувший блеснуть эрудицией.   
- Ладно, я вижу – ты человек образованный, но не будем состязаться в ученостью и сорить цитатами, -слегка успокоился учитель. – Вернемся к нашим… собакам. Любишь, не любишь, но факты не перестают существовать, даже если их игнорировать…
- Ну, и где факты? – не слишком вежливо оборвал Роман учителя, который вместо того, чтобы «не сорить цитатами», продолжал сыпать тривиальными истинами. На мгновение он даже заподозрил, что юная уфологша Юля и есть той внучкой Николая Семеновича, которой ботаник читал «Мурзилку» и заставлял зубрить цитаты.
Между тем учитель наконец-то отложил саперную лопатку, порылся в сумке, достал довольно приличный планшетник и после небольших манипуляций ткнул Роману:
- На, смотри. Я этого еще никому не показывал.
Сумерки, околица деревни, одинокие светящиеся оконца уже засыпающих редких домиков… Издалека быстрой рысью приближается темная фигура странного животного – то ли лошади, то ли коровы. Но это не парнокопытное, это большая, судя по домишкам – даже громадная собака. Приблизилась, глянула в сторону объектива, на мгновение притормозила и поскакала дальше.
- Притормози и останови, - по голосу старика Роман понял, что тот гордится произведенному впечатлению.
Конечно, это был не фосфор. Густая шерсть собаки серого цвета просто вспыхивала мелкими неяркими электрическими искорками. В движении это было четко видно, а в стопкадре эффект флуоресценция смотрелся менее блекло.
- Да, это не дог Баскервилей, не лабрадор лондонской студии Лед Зеппелин, не легендарная американская собака Банджи, не мой Рырка... Что ж это за порода? - взглянул на старика Роман.
- Я не знаю, кто такой Рырка, но вопросом аналогичных феноменов интересовался. Моя собака, - старик хмыкнул и поправился, - наша собака… Так вот, она, сам видишь, какая-то беспородная. Громадная, черно-белоя, покрытая длинной шерстью. Кудлатая, лохматая до безобразия. Видишь, ее челка почти сливается с бородой. Я даже не представляю, как она передвигается без поводыря. Еще и ко всему прочему шерсть кокетливо свернута в оригинальные шнуры. Как у негроидов. Что скажешь?
Роман задумчиво сказал:
- Забавно.
- Это я и сам понял, что забавно, - махнул рукой учитель.
- Грозы не было?
- Нет.
- Откуда он бежал и куда?
- Всякий раз откуда-то со стороны часовни в сторону леса. В одно и то же время, когда почти стемнеет. Я два раза наблюдал за его променадом, а в третий раз заснял красавца.
- А кто-нибудь еще кроме вас видел?
- Не знаю, разве что кто-нибудь у магазина. Я осторожно поспрашивал. Но все молчат. Может, что только твои очкарики видели. Говорят, что не так давно, они в этом районе якобы гуляли, монстра увидели, испугались, убежали. И все.
- Veni, vidi, vici… - все так же задумчиво Роман разглядывал картинку на планшетнике.
- Угу, пришел, увидел, победил, - кивнул старик. - Только наоборот – увидели, испугались, убежали.
- Никого не съел, не покусал, не облаял?
- Нет.
- Странное время и место для прогулки – ночью, за полсотни километров… - мысль Романа вильнула. - Может, они местные дачники?
- Я всех в округе знаю. Эти чужие. Может у них там брачные игры, - старик задумался, а потом вдруг вспомнил: - Они больше кладом интересовались.
- Да, кстати о кладе, - насторожился Роман. – Что за клад?
- Тоже интересуешься? – усмехнулся Николай Семенович.
- Ни в коей мере, из кладоискательского возраста я уже вырос, - соврал Роман и для убедительности посмотрел на часы. – Да и  опаздываю. Меня домой ждут к обеду. Интересно, конечно… Но разве что в двух словах. 
- Ну, если в двух словах… - слегка обиделся учитель. – Старики говорили, что в имении спрятаны сокровища.
- Я много историй про сокровища слышал, но в глаза ни разу ни одного клада не видел, - беззаботно вздохнул  Роман, направляясь к выходу. – Да и никто не видел. А если кто-то и видел, то уже давно нашел.
- Вряд ли кто нашел, - возразил учитель. – Потому что до сих пор ищут. Как себя помню, все имение перекопали. По нескольку раз, поколение за поколением, старые и малые. Вот и твой молодняк уже заинтересовался… Очередное поколение… Но скоро все это закончится – сад срубят, все остальное – дом, часовню, постройки, кладбище – все под нож пойдет. И мой аптекарский огород тоже. Говорят, что в городе документы уже готовят.
Они вышли на заросшую лужайку, которая, возможно, когда-то походила на ухоженный газон.
- Вот и Митрофанович уже перестал траву скашивать… - учитель чертыхнулся, запутавшись ногами в густой траве.
- Митрофаныч? – спросил Роман, думая о чем-то своем.
- Старик из местных, - учитель, наконец, выпутался из зарослей вьюнка. – Раньше школьным сторожем был, потом перебрался в одну соседнюю деревню, потом в другую, сеном промышляет по всей округе.
- Местный бомж, одним словом, - подытожил трудовую биографию Митрофаныча Роман.
- Почему сразу – бомж? – удивился учитель. – Он не бомж. Если клеить ярлыки, то он, скорее, бич – бывший интеллигентный человек. Очень даже высокообразованный, интеллигентный и благообразный старичок… Я бы даже сказал – старомодный в хорошем смысле. Ну, мне туда, - сообщил он, махнув в неопределенном направлении. – Да, еще… Не нужно пока писать про собаку.
- Да я и не собирался, - успокоил его Роман.
- Ну, и отлично, - на том они и расстались.

Еще тогда в деревне, когда он сообщил учителю, что его «ждут к обеду домой», ему где-то глубоко в мозгах резануло это слово – «домой». С чего бы это? В настоящем доме его никто не ждал, обед нужно было еще приготовить, в пустом холодильнике шаром покати. Но с другой стороны, ведь и дедова квартира – теперь тоже его дом. Или дача. Или библиотека. Или музей. Или кунсткамера. В любом случае – его собственность. С неожиданно возникшей квартиранткой. Когда же это он успел привыкнуть к девчонке? Или даже уже сродниться? Врожденной влюбчивостью он особо не выделялся, дружеской привязанностью, в общем-то, не отличался – девчонка как девчонка, ничего особого. И надо же – «домой», «ждут»! Вот и обед устроен не в комнате, а на кухне, по-простому, по-домашнему. А хорошо все-таки, что тебя ждут дома.
А обед был шикарным. Роман собирался рассказать о результатах своей экспедиции в Сарайку, о таинственной собаке, о кладе, но Татьяна предложила сначала поесть, да и у нее, мол, имеется интересная информация. Выглядела задумчивой, немногословной и какой-то зажатой. Наконец это ему надоело, он отложил вилку и поставил вопрос ребром:
- Загадочная моя, не сыпанула ли ты мне какого-нибудь зелья для аппетита?
- Ты не балабол, ты дурак! – Татьяна встала и уткнулась в окно.
Тогда он начал с другого бока:
- Что случилось? Нас снова пригласили в Сарайку? Так я уже там был – ничего особенно… Что-то связано с той интересной информацией, которой ты собиралась поделиться? У тебя возник информационный кризис?
- Можно сказать и так, - она снова уселась. – Я должна вернуться в общагу. Уйти от тебя. Нет, я буду продолжать помогать тебе, но жить с тобой не буду. Понимаешь?
- Та-а-ак, - его вилка зависла на полпути. – Я понимаю… Я, конечно, немного постарше тебя. Возраст и все такое… Но зачем же тебе уходить? Я вполне могу вернуться к себе.
- Так не получится, - вздохнула она. – Я так не хочу.
- Господи! Да что же ты хочешь? Ты хочешь за меня замуж? Так и скажи. Ведь это запросто! После такого обеда… А-а-а! Ты меня накормила до отвала сознательно, я бы даже сказал, умышленно. Во-первых, чтобы обольстить этими яствами. Я в восторге от твоих кулинарных способностей, и я не то, что замуж тебя возьму, я тебя заберу или украду замуж. Во-вторых, ты это сделала со злым умыслом: чтобы я стал плохо соображать. Ты достигла своей коварной цели – я отупел.
- Если это предложение, то довольно своеобразное, - печально улыбнулась Татьяна. – Я не против. Но мы не можем пожениться. Мы с тобой – родственники.
Его вилка так и осталась на полпути до цели. Потом он все же прожевал кусок ароматной свинины.
- Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, - сказал он. - Где-то совсем недавно я это уже слышал, а еще раньше читал… Ты хочешь сказать, что мой женоненавистник-дедушка то ли случайно, то ли по слабости старческой памяти нашел тебя не в листьях капусты, а между листами одного из своих пыльных фолиантов? Не разочаровывай меня в добродетели аскетизма.
- Красиво, но чересчур витиевато. Все значительно проще. Иди за большой стол, сейчас покажу, - и Татьяна разложила перед ним большой лист ватмана. – Эту генеалогическую таблицу я нашла среди бумаг Константина Петровича. Он мне ее никогда не показывал.
Роман углубился в россыпь разноцветных кружков, линий, фамилий и дат. Пару минут он сосредоточенно изучал лист, а потом проворчал:
- Похоже на схему кладбища… Может, пояснишь? Только не начинай с праотеческих колен из священного писания.
- Да все просто! Вот он ты, вот она я.
- Ты смотри! Точно рядышком! – восхитился Роман. – Так ты Иванова? Татьяна Васильевна Иванова? Очень приятно. Познакомились. Моего каюра звали Омрын, по фамилии Иванов… Не наш родственник? Я ведь твою фамилию даже не спросил… В квартиру впустил, в постель затащил, замуж позвал, а фамилию не спросил. Это судьба. Так ты, значит, по женской линии пошла…
- Ну, ты тоже, как видишь. А то, что ты Ильиных, я знала…
- Да, Ильиных мы будем, барыня, Ильиных. Ондреев сын. Типа – Андреевич.
- Тоже хорошая типичная русская фамилия, из сибиряков. С другой стороны: Ильиных – Илья – Ильяс - Ильясов…
- Но ведь не Ильясов, а Ильиных! Хотя… Поскребешь русского, найдешь татарина. Так что… А это – Игорь, сын… Так, значит, дедова ветвь Исаевых – прямая как стрела и ведет аж… Надо же – в восемнадцатый век! Твой прямой предок – Николай. Помню, помню деда Колю. Из трех братьев он самый младший был. А вот все его родственники, в том числе и ты, потерялись…
- Я Константина Петровича тоже раньше не знала, и о его существовании даже не подозревала, да и наши про него ничего не говорили…
- Вот видишь, а дед Костя помнил о твоем существовании. Ты же не думаешь, что он просто так тебя взял себе в помощники?
- Да он ни одного намека не подал!
- Но один раз все же прокололся. Помнишь, он сказал «Мы богаты»? Все-таки, он тогда тебя имел в виду. Так, ну, тут всякие разные мелкие тупиковые ответвления… - Роман снова начал разглядывать таблицу. - Получается, мы с тобой прямые наследники деда… - Роман задумался.
- И тебя, действительно, не смущает, что мы родственники? – снова помрачнела Татьяна.
- Абсолютно… Ты посмотри, в какой мы с тобой степени родства. В шестой или седьмой? Вот-вот. Седьмая вода на киселе… Монархи с родными сестрами венчаться не гнушались. А тут… Кроме того, ничто не скрепляет брачные узы прочнее, чем родственные связи и общее дело.  Меня другое интересует: некрасиво брать деньги с родственников, то есть с меня… Тебе не кажется? Так что вопрос о твоем жаловании… - он не успел закончить крамольную мысль – в его голову полетела подушка. Но он увернулся и продолжил: - С другой стороны, старость нужно уважать. Бабушка, я тебе пенсион положу. Значится так: минус жалование от тебя мне, плюс пенсион от меня тебе – сплошная прибыль.
- Какой пенсион? – обалдело посмотрела на него Татьяна.
- Скромный. Сама понимаешь – не богатеи, чай… Да ты на свою гинеко… тьфу, генеалогию внимательно посмотри! Ты же мне бабка! Не соображу, в каком колене или в какой степени родства. Такое случается. Здравствуй, бабушка!         
- А-а-а! – завыла Танька. – Рома! Я чувствовала, знала, что что-то не так! Не может, чтобы все было хорошо! Что-то должно было случиться! Как же это так получилась?
- Не знаю, ты же у нас историк. А для меня сия тайна, то бишь,  генеалогия – велика есть… Генеалогия штука непредсказуемая. Не бойся, - рассмеялся Роман, - мы же никому не скажем? Иди сюда.
Когда Роман успокоил девушку, он, наконец, рассказал о своей экскурсии в Сарайку, а потом спросил:
 - Слушая, дед ничего не говорил, почему он хочет, чтобы его похоронили в Сарайке?
- Нет. О смерти он вообще ничего не говорил. Думаешь, это как-то связано с имением?
- По правилам кладбище могут ликвидируют через пятьдесят лет после последнего погребения. Обычно срок увеличивают, но при форс-мажорной ситуации типа необходимости срочной застройки, могилы тупо срывают… Вот мне и кажется, что дед хотел застолбить место.
- Зачем? Нам бы просто не разрешили его там похоронить.
- Значит, этот участок еще ничейный. Значит, нужно спешить. Появится владелец – плакали наши сокровища. Завтра выясню, кто собирается купить участок.
- Ты все-таки веришь, что клад существует?
- Я даже знаю, где он спрятан, - небрежно бросил Роман.
- Да-а-а, - протянула Татьяна. – Ты не балабол, ты хвастун.
- Ну, ладно, – я не знаю, где он спрятан, но я знаю, где его нужно искать. Разницу понимаешь? Где эти альбомчики?
Сначала он тщательно изучил альбомы Гастона Форшона. Разложив их на столе, он больше двух часов разглядывал оба экземпляра. Лист за листом. Потом остановился на страницах, изображавших «партикулярное строения», внешне очень похожее на особнячок сарайского поместья. В своем выборе он не сомневался, просто еще раз хотел убедиться в своей правоте. Особняк был не просто «очень похож», а практически идентичен: небольшой, двухэтажный, с мезонином, большой зал для балов. Вот и проем на веранду, и сама веранда… Пруд Форшон не изобразил, пруд или просто не поместился на развороте альбома, или его вполне мог «изобрести» и кто-то из предков Исаевых. И дом, и французское название Мон-Пале, то есть «Мой Дворец», как назвал свое творение Форшон, очень понравились новому хозяину имения и вполне соответствовал настроению ностальгирующего татарского мурзы. Со временем татарское «минем сарай» упростилось до «сарай», а потом и до уменьшительного «Сарайка». Роман вздохнул: осталось «найти десять отличий».
Он внимательно сличил рисунки из обеих альбомов, поэтажные чертежи и схемы, по которым «прошел» буквально шаг за шагом, «заглянул» во все помещения, все коридоры, лестницы, закоулки… Он изучил размеры и подписи, элементы интерьеров, надеясь увидеть хотя бы одно отличие… Когда еще через пару часов он с маниакальном упрямством начал изучать завитки вычурной каллиграфии, он понял, что начинает сходить с ума – тихо, безмятежно и самозабвенно. Роман испугался, плюнул и решил заканчивать этот идиотский сеанс мазохизма,  выпил большую рюмку водки и закурил.
«Чего же такого судьбоносного увидел дед в альбоме? - размышлял Роман. – Чего такого занимательного, что я просмотрел? Где же спрятано это богатство? Интересно, он через лупу рассматривал, или просто надел очки, или очки и лупу? Жаль, Танька уже спит…» И он пошел искать лупу. Долго искал, тихо матерился по поводу «идеального» порядка в квартире. Нашел лупу, которая оказалась там, где она и должна была быть и, опустив лампу пониже, в очередной раз приступил к виртуальному путешествию по лабиринтам дома. Когда Роман почти сдался, он нашел, что искал. Он мысленно нехорошо обругал французского «живописца и зодчего», заодно и сарайского предка-затейника, еще раз убедился, что не обманулся, сладко потянулся и понял, что уже утро. Это подтвердила и Татьяна:
- Ты что, еще не ложился? – сонным голосом поинтересовалась она.
Нет, он не стал напыщенно изрекать уже затертую сакраментальную фразу «Мы – богаты», он скромно кивнул и небрежно бросил:
- Я, конечно, мог бы нудно и долго рассказывать об этом своем героическом мозговом штурме, пока кто-то дрых без задних ног, но я скажу просто: «Вот она, дверь», - и он ткнул пальцем в страницу злополучного альбома.
- Что за дверь? В каморке папы Карло? - рассмеялась Татьяна.
- Какая начитанная молодежь пошла! – обиделся Роман. – Бабушка, а, может тебе про Буратино читал сам Алексей Толстой или даже Карло Коллоди собственной персоной?
Теперь обиделась она:
- Если ты будешь называть меня «бабушкой», я не выйду за тебя замуж! Вот! Рассказывай про каморку…
И он рассказал – вкратце. Когда он с лупой разглядывал поэтажные планы этажей, он нечаянно сдвинул настольную лампу. Во втором экземпляре альбома, в том, который понравился деду, имелась одна особенность. В боковом свете лампы на чертеже большой комнаты мезонина вполне четко виднелась вдавленная черта. Как будто кто-то ногтем отчертил линию. Что это – обозначение порога, подпола, скамейки, подиума, стены? По крайней мере, это «нечто» являлось одним из «десяти отличий» двух альбомов. А может быть, и единственным. По масштабу Роман рассчитал размеры этого «нечто». Получилось четыре метра длинны на сорок сантиметров… Чего? Высоты, глубины или ширины? Высота ступеньки? Зачем нужна ступенька перед тупиковой стеной? Потайной люк во входе в подполье? Зачем нужен такой длинный и, главное, узкий вход?        Скамейка? Не слишком ли чести обычной скамейке? Подиум для ценных безделушек? Неужели настолько ценных, чтобы их место специально обозначать на плане? Стена?
- Вот я и остановился на стене, - подытожил для Татьяны свои изыскания Роман.
- По-моему, дверь даже в каморке лучше, чем стена. Глухая стена хуже, это как-то безнадежно, - вздохнула Татьяна.
- Ничего ты не понимаешь!
- Хорошо, не обижайся… Собачка не приходила?
- Заскучала? Нет, я проверял.
- Ладно, я – кофе, в ванную, а потом съезжу в деканат.
- Вызывают? Двоек нахваталась?
- Во-первых, сейчас каникулы; во-вторых, двоек у меня нет; в-третьих, просто попросили приехать. А ты пока поспи, - разрешила Татьяна.
- Посплю, посплю… Потом мне нужно будет съездить, кое-что выяснить.
Она вышла на кухню, выскочила обратно и уставилась на него.
- Там… - она безвольно махнула рукой.
«Вечером оба приезжайте в Сарайку», - гласило записка.
- Ну, вот видишь, а ты вся извелась, затосковала: «Где Шарик? Где наш песик?», - проворчал Роман. – «Приезжайте»… Надо же… А где «пожалуйста»? Морду ему набить, что ли?

Поспать ему не пришлось. Пока успокаивал Таньку, пока выяснилось, что она уже опаздывает, пока она суматошно собиралась, пока он с интересом наблюдал на это броуновское движение, он понял, что вздремнуть сегодня, по крайней мере – сейчас, ему не придется. Он отвез Татьяну по назначению, а сам направился в центр, чтобы «кое-что выяснить».
Покружив по коридорам власти, где-то ненавязчиво демонстрируя редакционное удостоверение, где-то путем мелкого взяточничества в виде шоколадок, а где-то и грубой лестью он получил массу разнообразной информации – как полезной, так и бесполезной. Например, он узнал: что деревня Сарайка, ранее считавшаяся «неперспективной», теперь постепенно становится популярным дачным населенным пунктом с перспективой стать одним из рекреационных центров; что в связи с этим здание бывшей школы, ранее считавшееся памятником истории, утратило свой статус и переведено в число аварийных; что весь этот земельный участок площадью два с половиной гектара выставлен на торги; что в тендере принимают несколько уважаемых человек; что наибольшие перспективы выиграть тендер имеет некто Тимофей Матвеевич Алмазов – предприниматель, коллекционер, благотворитель, меценат и, вообще, человек почитаемый, а в целом – благодетель рода человеческого.
Увидев имя «благодетеля» в числе претендентов на тендер, Роман почему-то даже не удивился – он как-то сразу не приглянулся Алмазову. Как говорится, ничего личного, но чисто интуитивно чувствовал, подозревал в нем какую-то неискренность и фальшь.
«Ну, хочешь ты приобрести имение в Сарайке – пожалуйста! – подытоживал Роман результаты полученных сведений. - Возможно, ты даже хочешь найти чужие сокровища – ну, это мы посмотрим. А вероломно добиваться злополучного альбома – это уж слишком! Может, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат? – вспомнив знаменитый вопрос Остапа Бендера про «ключ от квартиры», Роман спохватился: - А нет ли связи между визитом Алмазова и попытки проникновения в квартиру? А что? А вдруг?» 
И Роман позвонил своему однокласснику Сереге – следователю местного отдела полиции. Тот оказался на месте, но, услышав, что приятеля интересует как продвигается дело о попытке взлома квартиры его умершего дедушки, начал канючить про тайны следствия и всякую подобную чушь. Кстати, выяснилось, что «чушью», по мнению следака,  оказался и сам фактом попытки взлома.
- Ты представляешь, сколько за сутки  фиксируется таких взломов? А сколько не фиксируется? Ты представляешь, какое количество единиц личного состава полиции потребуется, чтобы все это фиксировать, регистрировать, реагировать и, в конце концов, просто сдавать в архив? У тебя же ничего не украли? Вот если бы…
Роман ужаснулся масштабам полицейской бюрократии, в общем, и обиделся за преступную халатность и головотяпство  в его частном скромном деле. Попутно пространно намекнул, что знает, кого можно было бы подозревать в преступлении – букинистическую мафию. Намекнул просто так, чтобы поддержать разговор, но реакция Сереги была неожиданной:
- Сам догадался или кто подсказал? – помолчав, спросил следак. – Хорошо, жди меня в машине. Я сейчас подойду, - и уже в автомобиле продолжил лекцию: - Понимаешь, круг всех этих букинистов, антикваров и прочих коллекционеров не так уж широк, и смерть любого из них настораживает, а тем более – бесхозность квартиры. Тем более такой квартиры. Она начинает вызывать нездоровый интерес, в том числе, и в порядке профилактики правонарушений. Но – и только. Вот если бы, не дай Бог… Вот тогда бы были задействованы соседи, родственники, знакомые, коллеги, злодеи, отсидевшие по аналогичным преступлениям, осведомители, информаторы и так далее, и так далее… Но с твоей квартирой получилось немного интересней… 
- Что, и меня заподозрил? – усмехнулся Роман. – Спасибо, что уделил вниманию моей потенциально криминальной персоне, но мне жаль, что осложнил жизнь гигантской  работы наших общих внутренних органов.
- Не хохми… Тем более – у тебя алиби, - отмахнулся Серега. – Ты же в то время пас оленей…
- Убивал тюленей, - поправил Роман. – Извини, Большой Брат промахнулся…
- Хорошо, - вздохнул Серега, - вернемся к нашим тюленям… Ситуацией с твоей квартирой усложнилась еще и тем, что там в округе нет камер слежения, но твой участковый Федя… уже известный тебе капитан Федор Сергеевич Ивлиев… просортировал всю местную босоту, провел с ними беседу, их активисты сообщили, что накануне попытки взлома возле дома терся некто Губа – Губин Николай Алексеевич, мелкий воришка, отсидевший два года. Проверили – у него алиби: он с напарником был в командировке, документы в порядке. Информаторы участкового могли ошибиться.
- А кто его отправил в командировку? - заинтересовался Роман.
- Во-о-от! – засмеялся Серега. – Я подозревал, что ты заинтересуешься. Это - Тимофей Матвеевич Алмазов, владелец нескольких антикварных и букинистических магазинов, коллекционер…
- …благотворитель, меценат и прочая, и прочая, - задумчиво завершил Роман.
- Да. Занятная личность. Понятное дело, все эти коллекционеры ходят по краю правового поля… Я не имею в виду Константина Петровича, царство ему небесное, - следак увидел, что Роман вопросительно поднял левую бровь, - но факт остается фактом, статистика, так сказать. Что же касается Алмазова… Все понимают – мошенник, но схватить за жабры невозможно. Твой интерес к нему – чисто профессиональный или что-то личное?
- Предлагал посодействовать продать библиотеку деда, и он мне не понравился, - Роман вспомнил реакцию Алмазова на «занимательный альбомчик» несуществующего Леопольда Кириллова. – Какой-то он двуличный.
- Как и положено торгашу, - вздохнул Серега. – Ты с ним поосторожней. Ну, если что – звони.
Поосторожней – значит, поосторожней, и Роман направился объезжать окрестные букинистические лавки. Конечно, проще всего было, позвонить Алмазову, по любому случаю договориться о встрече и потом еще раз посмотреть ему в глаза. Но Роман хотел, чтобы встреча случилась как бы спонтанной: бродил себе некий бездельник по местным магазинам и случайно забрел в букинистику. Тем более, что такой экскурсии способствовала погода: с самого утра короткие дожди перемежались с яркой солнечной погодой. Согласно справочнику таких магазинчиков было восемь, и уже в третьем, заскочив от дождя, он нос к носу столкнулся с Тимофеем Матвеевичем, собственной персоной. Тот был явно озадачен.
- Не ожидал увидеть вас в своей лачуге, - задумчиво посмотрел Алмазов после приветствия.
- Дождь, - отряхиваясь, пояснил Роман. – Да и потом, знаете, – я тоже иногда почитываю. Правда, последнее время все недосуг: то из отпуска выхватывают, то пришлось в Сарайку съездить, то дедову библиотеку пересматривал…
- В Сарайку? – удивился Алмазов.
- Понимаете, оказывается, дед хотел, чтобы его там похоронили, но… Вот я и поехал, чтобы хотя бы посмотреть на эту Сарайку.
- Наверное, Константин Петрович для себя и конкретное место определил? – осторожно спросил букинист.
- Где-то возле часовни, точнее не знаю.
- Н-да-а, - протяжно вздохнул Алмазов, - воля усопшего – закон. Но вы же не собираетесь перезахоранивать усопшего? – он вдруг встрепенулся.
- Я еще не решил, - доверительно сообщил Роман и тут же переключил внимание букиниста. – Да, кстати, я нашел альбом Форшона, так что при случае я его вам презентую… В память о деде…
- Премного благодарен! Царский подарок! – тут же обрадовался Алмазов. – Если не возражаете, я к вам в ближайшее время загляну.
- Всенепременно. Только не сегодня: сегодня мне нужно съездить в Сарайку.
- В Сарайку? – снова удивился Алмазов. На этот раз настороженно.
- В нее, в нее, – тяжело вздохнул Роман. – Кое-что уточнить нужно…
«Надо же! Он всю жизнь мечтал иметь Форшона!  Большие деньги предлагал! – усмехался про себя Роман, идя по улице. – А сам из благодарности даже рюмки водки не предложил…» 
Рюмки водки не предложила и Татьяна. Во-первых, он бы и отказался – у него были другие планы, во-вторых, девушка выглядела как-то уж слишком сумрачно-задумчиво.
- Что, опять двойка? Или родителей к директору вызывают? Ладно уж, я вместо них схожу… - подбодрил ее Роман.
- Понимаешь… Иван Николаевич, наш завкафедры…
- Знаю – хороший старик. Что, руки распускает? Это бывает…
- Нет, он попросил, чтобы я подарила ему альбом Форшона. Мне он типа без надобности, а все предстоящие зачеты и экзамены он мне гарантирует.
 - Постель не предлагал? – засмеялся Роман.
- Ты что?! – ужаснулась Танька.
- Я же говорю – великодушнейший и благовоспитаннейший  старичок, - согласился Роман. – Подаришь ему альбом. Потом. Если захочет. Даже два. Нет, один я Алмазову пообещал.
- Как Алмазову? – вскинулась Татьяна.
- Что – еще один знакомый старичок? - осведомился Роман. – Так я его тоже знаю. Не скажу, что он воплощение великодушия, но…
- Ты знаешь, кто это? – перебила девушка.
- Ну… библиофил, меценат и прочая…
- Это один из наших родственников. Очень дальних. Я же тебе генеалогию показывала!
- А, мемориал наших родственников? Так я посмотрел только наши с тобой кровнородственные связи. Очень обрадовался, что нашел свою ба…
- Прекрати! Ты же обещал не называть меня бабушкой!
- Хорошо, хорошо, не буду… Так что там с Алмазовым? Покажи мне, пожалуйста, эту свою простынь с причинно-наследственными связями. Я, конечно, понимаю, что все мы произошли от Адама и Евы, что все мы их дальние потомки, и все мы братья и сестры, но не настолько же… Концентрация наших родственников на одном квадратном метре меня как-то смущает и даже настораживает. Конкретно тебя, естественно, это не касается.
- Спасибо, - она разложила на столе «простынь», а он тяжело вздохнул. – Я буду излагать кратко и эти квадратики и кружочки буду комментировать, поскольку я про них много чего еще нашла. Итак, родоначальником Алмазовых считается Алмас-мурза брат нашего общего предка Исай-мурзы. После присоединения Крыма, как ты знаешь, Исай стал российским помещиком Исаевым, а Алмас бежал сначала в Турцию, а потом во Францию, где стал Аламасом. Его сын Антуан воевал в России в составе наполеоновской армии. Вернулся во Францию. Его внук, Жак в свою очередь воевал во время Крымской войны в составе французских войск. Был ранен, попал в наш плен и остался в России, став Яковом Антоновичем Алмазовым. После революции часть его родни бежала во Францию, другая затерялась на просторах России, и с Исаевыми они никогда не пересекались.
- Значит, интерес Тимофея Матвеевича Алмазова к наследству нашего деда, Татьяны Васильевны Ивановой и Романа Андреевича Ильиных, чисто платонический? – Роман разглядывал «простынь».
- Абсолютно платонический. Уж если меня ты считаешь седьмой водой на киселе, то твой Алмазов… Даже не знаю, какой…
- Ну что ж, пазл почти сложился… - Роман тяжело вздохнул. – За исключением пары фрагментов.
- Какой пазл?
- Наша авантюра с сокровищем. Первый вопрос связан с собакой. Даже забавно. Ведь собачка была? Была. И ты ее видела, и мы ее видели. Приглашения в Сарайку были? Были. Послания ниоткуда и ни от кого. Мистика какая-то. Мистика надоела. Мистика хорошо – почитать книгу, посмотреть фильм. Но не на моей кухне, без моего согласия. Я съездил в Сарайку? Съездил. Ну и что? Зачем я ездил? Второй вопрос связан с… опять же с собакой. Со второй собакой. Опять же мистика, но я об этом пока не хочу и говорить – пока не увижу этого красавца своими глазами. Третий вопрос – who is Леопольд? Тебе не кажется, что он хочет видеть нас двоих? Вместе? Если так, то мы его сегодня должны узреть. Так что, сегодня поедем.  И наконец – клад. По-моему, он и есть отгадкой всего остального. Сегодня мы его заберем. Так что Алмазову альбом Форшона уже будет не нужен. Собирайся, уже темнеет.
- Ха! – только и сказала Татьяна. И пошла собираться. 

Роман поставил машину на лужайке, с трех сторон закрытой густым кустарником. Он приметил ее прошлый раз и еще тогда подумал, что лучшего места для наблюдательного пункта не найти. С пригорка хорошо просматривалась почти вся деревня, ее околицу с редкими уже уснувшими домиками и собаками можно и не обходить и незаметно по ложбине добраться до школы, а там – запущенный древний сад, сквозь заросли которого вряд ли кто сунется.   
А они сунулись. Со всеми Танькиными сопутствующими комментариями. Ночь была белая, но безлунная, небо закрывали облаками, и в сумерках идти пришлось медленно и долго. Только в зале Роман разрешил девушке передохнуть.
- И куда дальше? – шепотом спросила Татьяна, отдышавшись и привыкнув к темноте.
- Я же тебе рассказывал – в мезонин. Только осторожно по ступенькам, я их на прочность не успел проверить.
Дошли благополучно. Ступеньки предательски поскрипывали, но не настолько, чтобы поднять всю округу.
- Коморка папы Карло была в чуланчике, а ты меня на чердак притащил… Жуть какая! - пробормотала Татьяна.
- Много ты понимаешь в былой роскоши барских имений, - шикнул на нее Роман. - Это – биллиардная, здесь наш предок изволил шары гонять, а там – библиотека. Там он обогащал свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество.
- Эка загнул! – шепотом восхитилась Татьяна.
- Это не я загнул, Танюша, это товарищ Ленин изрек. Владимир Ильич. Хотя… ваше поколение его уже и не помнит. Пошли, подержишь рулетку. Мне нужно кое-что уточнить…
Результатом он оказался явно доволен, даже руки потер и задумался, разглядывая цветные лохмотья обоев.
- Ну – и? – с нетерпением затеребила его Татьяна.
- Как же ее открыть? – он ощупал стенку. – Слишком большое место для сундучка с бриллиантами... Не топором же ее рубить? Прочная, однако. Да у меня и топора нет…
- Буратино помог нос… - подсказала Татьяна.
Он внимательно посмотрел на нее:
- Думаешь, нужно попробовать? Тихо! По-моему, внизу кто-то ходит… И даже подозреваю, кто…
- Кто?
- Сейчас проверю. Оставайся здесь.
- Я боюсь. Я с тобой.
- Хорошо. Только иди очень медленно и вдоль стены, а не опирайся на перила – ступеньки скрипеть будут меньше, а может, и вообще не заскрипят… Ты смотри, не боятся – даже фонарик включили.
Луч света пометался где-то в глубине и успокоился, ступеньки не скрипели, а Роман с Татьяной довольно быстро добрались до площадки второго этажа. К тому же звуки слышались еще далеко, в вестибюле. По голосам гостей было двое. Один что-то скороговоркой убеждал, второй немногословно возражал. Наконец, оба добрались до бального зала.
- …А вдруг? Ты всего полчаса потратишь, а потом всю жизнь будешь жалеть. Всего полчаса! – тараторил первый.
- Через полчаса мы должны быть очень далеко. Матвеевич сказал – в часовне, значит, будем рыть в часовне. Но потом, - пробубнил второй.
- Да там уже все давно перелопатили! – не унимался первый. – Давай хоть подоконники проверим. Я читал, что…
- Хватит болтать! – рявкнул второй. – Помогай поливать.
- Плохо, - задумчиво сообщил Роман, принюхиваясь. - Чувствуешь запах бензина? Они решили сжечь дом, заодно и нас…
- Зачем сжигать дом?! – возмутилась Татьяна.
- А ты не спрашиваешь, зачем сжигать нас? – и он шикнул на нее.
- Стой! – свет вдруг погас и послышался приглушенный голос второго гостя. – Слышишь, там кто-то есть?
- Крысы, наверное, - тоже негромко предположил первый, - или коты.
- Ага, и все вместе топают как лошади… - засомневался второй. – Сходи, посмотри.
Татьяна впилась Роману в руку.
- Тихо, тихо, это не по нашу душу, - прошептал Роман. – Там кто-то еще притопал. Слышишь? Действительно, как лошади…
Возникла пауза, что-то где-то загремело, а потом послышался смех первого гостя:
- А! Смотри, тут кикимора с лешим возникли. Нет, на кикимору она не похоже. Эта симпатичнее. Правда, в очках. Русалка что ли? Губа, ты не знаешь, русалки очки носят?
- Губа… Надо же… - хмыкнул Роман.
- Ты его знаешь? – удивилась Татьяна.
- Ты его тоже знаешь. Заочно. Он пытался взломать твою квартиру.
- Сволочь… - вздохнула Татьяна. – Здорово тогда напугал…
- Кто там еще у тебя? – между тем заинтересовался «сволочь».
- Да тут русалка и… Я сначала думал, что с ней еще и леший, а это оказался какой-то хмырь. Но тоже в очках.
- Тащи их сюда. Вместе с очками.
- Не хотелось, но придется вмешаться… Сиди здесь! – приказал Роман и начал потихоньку спускаться.
Фонарик снова включился, и в луче света возникли юные уфологи или будущие историки, или настырные кладоискатели – Юля и Юра, которых пинками подгонял долговязый паренек. Второго, который назывался Губой, было не различить, на фоне света он смотрелся темным большим силуэтом. Луч фонарика слепил вошедших, и Роман оставался в тени.
- Ну, и кто вы? – поинтересовался Губа.
- Мы… мы гуляли… - Юра прокашлялся.
- Я вижу, что вы не рыбачили. Я спрашиваю – кто вы?
- Мы – историки… - снова прокашлялся Юра.
- Будущие… - звонко и гордо добавила Юля.
Губа неожиданно почему-то обрадовался:
- Смотри, Длинный, еще одни кладоискатели! Коллеги! – а потом вдруг помрачнел: - Черт! Что же теперь с ними делать? Отпускать нельзя, они нас видели, убивать не хотелось бы…
- Мы никому не скажем… - пообещал Юра.
- Ага, ты еще скажи: «Честное пионерское, что мы так больше не будем делать». Детский сад! Где ты их взял?
- Сам сказал привести! – огрызнулся Длинный. – Слушай… Может, мы их слегка прибьем, потом подпалим дом? Сгорят – посчитают, что это пьяные бомжи подожгли дом и сами сгорели.  Выберутся – будем считать, что им повезло, а они, действительно, никому не скажут… 
Неизвестно, одобрил бы эту идею Губа, но Роман все-таки решил вмешаться и легализоваться.
- Полиция! – рявкнул он, решительно опускаясь по лестнице. - Всем оставаться на местах! Гражданин Губин, вы арестованы.
Юля с Юрой дружно ойкнули, Длинный еще ничего не успел сообразить и просто открыл рот, «Гражданин Губин» дернулся и неожиданно выхватил пистолет.
Роман тоже растерялся. Где-то далеко, за деревней, на пригорке, на лужайке стоял его автомобиль. В бардачке лежал пистолет, а рядом разрешение на ношение этого самого пистолета. Разрешение – бог с ним, а вот пистолет… Правда, он был без патронов и давно не чищенный, но все-таки…
- Николай Алексеевич, не дури. Ношение оружие, угроза сотруднику полиции, попытка убийства… Я уже не говорю о попытке взлома и поджога… Тебе мало твоих двух лет колонии?
Губа все же решил, что двухлетнего срока ему недостаточен, и пистолет не опускал.
- Ты кто? – тупо поинтересовался он.
- Неужели не понятно? – удивился Роман. – Я руковожу операцией по незаконной и преступной деятельности с целью получения материальных ценностей. Может, вам с Длинным помочь найти эти ценности? Как будем делить – по-честному или по-братски?
Губа не успел ответить, сзади послышался скрип половиц, и дребезжащим от волнения голосом Татьяна отрапортовала:
- Товарищ майор, все готово – дом окружен, группа захвата на месте!
- Господи, сколько же вас… - простонал Губа и направил пистолет на Татьяну.
- Лейтенант, - сердито оглянулся на нее Роман, - не спешите, они сдадутся. Правда, Губин? А это наши внештатные сотрудники, - он кивнул в сторону обалдевших уфологов.
- Товарищ майор, СОБР готов к операции! Снайперы на позициях! – не унималась Татьяна.
…Когда позже он спросил у нее, какого черта она полезла, куда не следует, она ответила, что просто боялась за него, и решила ему подыграть.
- И потом меня на подвиг вдохновила твоя пламенная патетическая речь – что-то там об операции по незаконной и преступной… Как ты там еще рассказывал?
- … о преступной деятельности с целью получения материальных ценностей, - проворчал Роман. – Я бы еще минут пять мог трепаться ни о чем…
- Круто! – одобрила Татьяна.
- Тебе-то зачем нужно было под пули лезть? – спросил тогда Роман.
- А у него ствол так бесцельно гулял, что он бы даже в потолок не попал – просто в небо, - беззаботно ответила она.
- Круто! – одобрил он. – Я на его манипуляции с мушкой не обратил внимания…
…Но это было после, а пока ситуация развивалась неожиданно по какому-то сюрреалистическому сценарию. Когда Татьяна истерично начала настаивать на продолжении боевой операции и к переходу ее сразу в фазу физической ликвидации преступников, Роман понял, что она слегка заигралась. Нужно было срочно прекращать балаган, иначе она могла, не дай бог, вызвать огонь на себя.
Но тут из вестибюля послышался тяжелый мерный топот. Давеча Губа всуе помянул лошадей, но это было не лошадиное треньканье, типа «цок-цок». Как бегают белые медведи, Роману слышать приходилось: возможно, и тяжело, но тяжесть медвежьей туши скрадывал хруст снежного наста, а сейчас…  Все обернулись в сторону вестибюля и замерли, Татьяна даже перестала отдавать приказы воображаемым собровцам, а Губа наконец опустил пистолет, и выключил свой фонарик. Но не для того, чтобы под покровом ночи смыться. Света хватало. И без того полумрак помещения освещался мелкими точечными всполохами. Как будто тысячи маленьких гномиков с энтузиазмом, но хаотично, принялись работать со своими маленькими электросварочными аппаратиками. Свечение стало ярче, шаги приблизились, и в зале появилась собака.
Собственно говоря, собака была обычной, разве что не по росту очень крупная и заросшая до безобразия. Оригинальность этому зверю создавала именно серого цвета шерсть, свита из жгутиков с мелкими проблесками.
«Бедняга запутался на елочной гирлянде и не знает, как от нее избавиться», - подумал Роман. Но липким, противным холодком по спине все-таки потянуло. Что же касается остальных присутствующих, то Татьяна рукой впилась в плечо Романа, Юля попыталась упасть в обморок, Юра попытался ее поймать, и пока они оба барахтались в объятьях, Губа с Длинным, как по команде, оба начали медленно отступать к балюстраде веранды. После этого, снова словно по команде, выпрыгнули наружу, причем было слышно, что кто-то из них приземлился не совсем удачно. Ни на кого не обращая внимания, собака, не спеша, подошла к перилам, заглянула на улицу и элегантно выпрыгнула наружу. Роман освободился от Танькиной руки и осторожно подошел к перилам – ни-ко-го.
- Что это было? – почему-то шепотом спросила Татьяна.
- Собачка, - хмыкнул Роман.
- Я видела. Но это не наша собачка! – обиделась девушка. – Наша была почти нашей домашней, мы с ней уже сроднились, а эта… а эта как клоун с дешевой дискотеки.
- И это не мой Рырка… - сообщил Роман. – Но собачка была… А теперь ее нету… И наши злодеи сбежали… Ладно, разберемся… Что с этими будем делать?
Тут начали подавать признаки жизни и Юля с Юрой.      
- Так вы сыщик! – восторженно пискнула Юля из темного угла.
- Она – сыщик, - указал Роман на Татьяну, - а я – капитан, китобой, я – анкагын… сейчас, сейчас… да, именно так - анкагынэгнытылын, - он все-таки произнес это по-чукотски. – То есть человек, добывающий морских животных.
- А как же майор? - удивилась уфологша. – Вы же сказали майор…
- Я – капитан третьего ранга, то есть – майор.
Татьяна, с интересом послушав-послушав их интересный  диалог, строго поинтересовалась:
- Это кто?
- Это Юля, а это Юлин жених Юра, я тебе рассказывал.
- Он мне не жених! – почему-то обиделась Юля.
- Значит, будет. Трудности сближают, - пообещал Роман. – И что вы тут делаете?
- Хотели собачку посмотреть…
- Ну да, ну да, странники со Пскова пришли собачку говорящую посмотреть… Посмотрели?
- Булгаков, «Собачье сердце»… - встрепенулся Юра.
- Булгаков, Булгаков, - согласился Роман. - Я спрашиваю, посмотрели?
- Да…
- Селфи сделали?
- Не успели… А что это за собака?
- Мухтар, наш розыскной пес… Жаль, что не успели с ним сфотографироваться. А вот то, что вы помешали полицейской спецоперации – это очень плохо. Машина есть? Вот это хорошо… Ну-ка, марш домой! Вы нас не видели и мы вас тоже. А то придется отвечать по всей строгости закона.
- Ты с ними не слишком круто? – спросила Татьяна, когда Юля с Юрой испарились. – Девочка не свихнется?
- Нет! – отрезал Роман. – По-моему, они с рождения такие. Они меня уже достали! Юннаты-кинологи! Ты думаешь, их собачка заинтересовала? Странники-кладоискатели!
- А как ты назвал себя – анкагын…?
- Я тебе потом напишу и заставлю запомнить, - проворчал Роман.  – «Группа захвата на месте…», «снайперы на позициях…». Где ты этого нахваталась?

- Слушай, - начала Татьяна, когда они сидели на полу в библиотеке. Причем он медитировал на узоре над обрывком обоев, а она пыталась ему не мешать, - слушай, а тебе не кажется, что эти обе собаки как-то связаны между собой?
- Да-да, конечно, связаны. Только не причинно-следственными, а причинно-наследственными связями. Как мы с тобой. Только тот пес, перед окнами, нагло таращился на нас, а эта сверкающая псина даже не глянула в нашу сторону. Ее больше интересовали Губа и Длинный. Но их страшных воплей мы не слышали, их раскромсанных тел мы не видели… Разве что пес их куда-нибудь перетащил и втихомолку сожрал... Не мешай думать! Я ее все-таки взломаю! – и он, ткнув в сторону стены, закурил очередную сигарету. – Ты же видишь – я весь в процессе. Мои мозги уже не только шуршат, они уже скрипят. Я знаю, что он там, а как его достать – не понимаю.
Она все-таки решила помешать его мысленному процессу и даже попыталась принять участие, но успела только сказать:
- Да ну тебя!
И в этот момент за углом послышалось покашливание. Старик был невысок, но крепок, бородат, но аккуратно причесан и выглядел благообразно.
- Что, не выходит каменный цветок? – хитро усмехнулся старик.
- Здрасте… - старик возник в мансарде так неслышно, что от неожиданности Роман только и смог вскочить и поздороваться. Но потом сообразил поинтересоваться: - Вы кто?
- А я вас знаю, - Татьяна тоже поднялась на ноги, - вы – Митрофаныч, вы разговаривали с Константином Петровичем возле магазина в Сарайке…
- А, местный старожил, бывший школьный сторож, вы содержали в порядке сад, - почему-то обрадовался Роман. – А потом вы перебрались куда-то в соседнюю деревню, занимаетесь сенокосами…
- Ну да, ну да – и жнец, как говорится, и швец, и на гуде игрец. И все это про меня, - хохотнул старик. – Хотя, можно было бы, и сказать, что я – старожил. Но я не сторожил или караулил, а охранял, стерег. Я не сторож, я страж. Это, видите ли, немного разные амплуа.
- Извините, - Роман, в словесной эквилибристике был натренирован, но перед стариком немного растерялся, но был готов перед ним раскланяться, а может быть и расшаркаться. Дед оказался, может быть, и бывшим интеллигентным человеком, но с первых слов – очень даже высокообразованным. Поэтому Роман продолжил очень уважительно и велеречиво: - Уважаемый, вы определили свой социальный или профессиональный, или статус как «страж». Страж – чего?
Танька незаметно ткнула его в спину. Но это «незаметно» оказалось только незаметно для Митрофаныча.
- Красиво излагаешь, - усмехнулся старик, - разумно спрашиваешь, строго, прямо. Константин Петрович мне говаривал, что тебе можно доверять, хотя ты немного … 
- …балабол, - усмехнулся Роман.
- Ну, зачем же так? – неожиданно встрепенулся Митрофаныч. – Можно сказать по-другому – трепач или лучше – балагур. Ты же этим и занимаешься – балагуришь. Работа такая… Ну, я слегка заигрался с фразеологией… Я вот о чем… Я зачем вас пригласил? Записки не читали?
- Пригласил?! Не читали?! – возмутился Роман.
- Разве Константин Петрович не говорил? - удивился Митрофаныч.
- Ой! Собачка! – ойкнула Татьяна.
Возникла общая пауза. Первой ее нарушила Татьяна.
- Ни о чем такого он мне не говорил. Его документы я не разбирала. Ждала Романа, - быстро отрапортовала она. –  Насколько я знаю, Роман потом видел записку, но Константин Петрович писал ее перед самой смерти, ну, и понятно – болезнь, ну, а потом – его почерк… Но – как?.. Собака?..
- Собака… собака… - проворчал Митрофаныч. – Про собаку потом. Вам сказали – ехать в Сарайку вместе с Танюшкой, не бояться Леопольда? Я бы вас нашел… Не поехали…  А ты, Рома, начал в сыщика играть, кладоискателя…
- Стоп, стоп! – наконец-то начал адекватно реагировать на происходящее Роман. – Кто такой Леопольд? Которого я должен не бояться? Кто вы, собственно говоря, такой?
- Да Леопольд я, Леопольд, - отмахнулся старик.
- Ха! – резко выдохнул Роман, ругнулся и извинился: – Извините…
Танька ругаться не стала, а просто глупо захихикала:
- Как кот, что ли?
- Почему сразу кот? Причем здесь кот? – обиделся старик. – Кот… кот… Я – Леопольд Митрофанович…
- Откуда вдруг – Леопольд? – Роман продолжал тупить.
- Леопольд – это мое имя – была барская прихоть. Если хотите – придурь. Пережиток классового сознания. Леопольд, как в свое время мне объяснил барин – небесный заступник многодетных семей и приемных родителей. Наука ономастика, однако… Потом происхождение… Вот мне и угораздило связаться со всеми вами – Исаевыми, Ильиных, Ивановыми и прочая, и прочая… На свою голову... Но теперь – хватит, время истекло…
- Та-а-ак, - медленно и не совсем уверено продолжал соображать Роман, – подождите, подождите… Давайте по порядку… Хорошо, допустим, вы – Леопольд Митрофанович.  Но причем здесь «барская прихоть», причем вы и все наши фамилии? Фамилии всех этих «наших» Исаевых, Ильиных, Ивановых и, как вы сказали, «прочая»?
Снова возникла неловкая пауза, во время которой странный старик, назвавшийся Леопольдом Митрофановичем, задумчиво подошел к окну, поглядел в полумрак ночи, а может быть и уже утра, блуждающим взглядом покружил по стене, так интересующей Романа, повернулся к молчавшему Роману, и сказал:   
- Начнем с этого «допустим»… Меня зовут не «допустим», а действительно, Леопольдом Митрофановичем. Паспорт я не могу предъявить… Точнее, паспорт, который я мог бы тебе показать, тебя не устроит. Поэтому и не будем заморачиваться. Теперь, про «барскую прихоть»… Ты, дочка, присядь. Так вот, в свое время я был дворовым мальчонкой крепостных Арсения Исаевича Исаева, сына крымского Иса-мурзы, перешедшего в российское подданство…
- Стоп, стоп, - категорически запротестовал Роман, - что значит «был дворовым сына Иса-Мурзы»? Когда это было?
- Не перебивай! – отмахнулся старик. – Я об этом и рассказываю. Так вот, поскольку я в малолетстве остался сиротой, Арсений Исаевич взял меня в дом и дал вольную, а потом обучил, воспитал и дал образование, и я стал при нем чем-то наподобие секретарем… Не перебивай! Так вот, после преждевременной моей смерти я, питая искреннюю   свою преданность благодетелю, не захотел оставить его, а потом и его потомков, и продолжал охранять эту усадьбу и все членов ее фамилии…
- Типа – домовой? – неожиданно спокойно и даже деловито уточнила Татьяна.
- Ну, можно сказать и так. Хотя таких охранителей называют по-разному: брауни, убыр, бындур, чур и так далее, но суть одна – добрый дух дома, семейства…
- Чур – это когда словами «Чур, меня!» просят о защите? – продолжала настырничать упрямая Танька.
- Умная барышня, - похвалил домовой, - Константин Петрович не зря тебя нашел. Но все-таки пока не перебивай, погоди немного.
«Барышня» засмущалась, Роман и не думал перебивать странного старика, лихорадочно соображая, во что он опять вляпался, и что с этим теперь делать, а подозрительная личность, назвавшаяся бывшим секретарем некоего барина Арсения Исаевича Исаева, а ныне домовой Леопольд Митрофанович продолжил.
- Так вот, из Исаевых остался только Константин Петрович. Вот я его и охранял. Да и вас заодно. Вы-то ему - седьмая вода на киселе, но, все же, какие никакой родственники... Я не собираюсь скакать белкою по вашим геральдическим древам, не буду углубляться и в генеалогические дебри.  Вы и сами разберетесь. Уже разобрались? Молодцы! – домовой увидел, что Танька утвердительно затрясла головой. – Так что квартиру Константин Петрович отписал своему племяннику, то есть Роману, а тебя, Татьяна, - сокровище. Хотите, владейте сообща. У вас, по-моему, хорошо получается, - домовой подмигнул Татьяне. – По крайней мере, Константин Петрович именно так хотел. А спешка… Особняк скоро пойдет на слом, и все может пропасть. Да и устал я стеречь… Вот я вас и тормошил. Всяческие тати, разбойники и воры зарятся на имение. Вишь, как сегодня вы вовремя успели?
- Да уж… - согласился Роман.
- Душевно скакали, - одобрил старик. – Не первые, но будем надеяться, что последние.
- Послушайте… Леопольд Митрофанович… - Роман решил принять правила игры и даже поучаствовать в ней.  – Послушайте, а Алмазов…
- Тимоха что ли? – усмехнулся домовой. - Проходимец. И весь его род из проходимцев. А, кроме того, он к Исаевым отношение имеет такое же, как вы к турецкому султану или как к Папе Римскому. Так что, можешь смело дарить ему все оба альбома Форшона. У него один есть, но ищет все пять штук. Теперь у него будет три, пусть порадуется. Пусть ищет свое Мон-Пале… И потом, перестань «выкать», чай не баре… А то еще перейдем на «сударь», «да-с», «вы-с»… Я просто Митрофаныч или просто – дед. Усек?
- Усек… - обреченно вздохнул Роман.
- А можно я буду вас называть Леопольдом? – вклинилась в беседу Танька.
- Леопольдом? – удивился домовой. – Как кота?
- Почему – кота? Просто Леопольдом…
- Ну, если на «ты», то можно, - великодушно разрешил Митрофаныч.
Пока Роман слушал этот диалог, он вдруг понял, что странный старик или «просто дед» и в самом деле  является самым что ни наесть настоящим домовым. А почему бы и нет? Сам же недавно цитировал Вильяма нашего Шекспира: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». А еще раньше с фанатизмом и даже с остервенением занимался виртуальными проблемами пришельцев с их неопознанными летающими объектами. Но пришельцы, они Бог знает где, а здесь местный аутентичный домовой. И этот дед в курсе всех событий и не только их с Танькой, а и Константина Петровича,  знает Алмазова, и не только «Тимоху», а всех его предков, в курсе тайны пяти альбомов Форшона, Сарайку помнит еще в те времена, когда она называлась Мон-Пале… Пес под окном… Монстр в особняке… Леопольд… Леопольд…
- Слушай, Митрофаныч, и все-таки, а как быть с собачкой? Ты обещал рассказать. Потом, – вдруг вспомнил он.
- Да! – оживилась Татьяна. Она поняла, что их брифинг уже перешел в стадию пресс-конференции, и ей тоже разрешили принять участие. Хотя бы в таком усеченном варианте. 
- Дался вам этот цирк с собачкой, - проворчал домовой. – Забирайте свое сокровище и дайте мне спокойно уйти.
- Но вы… ты… Леопольд, ты же обещал…
И домовой, вероятно нечуждый женских чар, смягчился:
- Хорошо. Дочка, и какую собачку ты хочешь поглядеть? Пуделька, мопсика или болонку? А то еще в свое время были левретки в моде. Но этих не рекомендую: они просто твари дрожащие, неврастенички.
- Пуделька… - растерялась Танька.
Митрофаныч укоризненно покачал головой и, молча, вышел. Роман с Татьяной переглянулись, но тут за порогом послышались быстрые мелкие шажки, похожие на легкий цокот коготков, и в комнате появился средних размеров кудрявый пудель абрикосового окраса.
Танька ойкнула, Роман хмыкнул, а абрикос сделал круг по комнате и уселся перед девушкой.
- Рома, его погладить можно? – почему-то шепотом спросила Танька.
- Ну-у-у, - протянул тот, - если это не фантом, то, наверное, можно. Попробуй.
Но пес уже самостоятельно подскочил к ней и бесцеремонно ткнулся мордой ей в коленки.
- Ой! – снова завизжала Танька. – У него нос холодный и мокрый! Но какой забавный песик!
- Значит, песик здоровый… - флегматично констатировал Роман. – Нужно было попросить что-нибудь посущественней. Хаски, например…
Но пудель уже успел лизнуть ее в подбородок, крутнулся на задних лапах и ускакал из комнаты. Роман задумчиво почесал затылок.
- Рома, мы не сошли с ума? – так же задумчиво спросила Татьяна.
Он не успел ответить: в комнату вошел Митрофаныч. Выглядел победоносно, но немного смущенно.
- Ну как, удостоверились, что я не обычный жулик или не индийский факир? – спросил он, поправляя слегка разлохмаченную бороду.
- Митрофаныч… А тот сверкающий пес… это тоже ты? 
- Который «клоун с дешевой дискотеки»? По-моему, барышня так пса назвала. Ну, я… - нахмурился домовой. - И эта «такая громадная, белая, покрытая длинной шерстью, лохматая до безобразия» это тоже я.
- А что это за порода? – улыбнулся Роман.
- Комондор… - неохотно пояснил Митрофаныч.
- Командор?
- Через «о»: ко-мон-дор… венгерская овчарка. Он покрупнее будет кавказской овчарки и тибетского мастиффа. 
- Откуда здесь ко-мон-дор? – откровенно удивился Роман.
- Предок Исаевых еще в Крыму разводил. Не только из Венгрии, из Тибета, из Китая привозили.
- Покажешь?
- Клоун не акробат. Старость нужно уважать, - проворчал домовой.
- Леопольд, а та, в городе, возле окна, это тоже ты? - осторожно поинтересовалась Танька и предусмотрительно покраснела.
- Охальники… - погрозил домовой, - Нагишом под окнами торчать, песика смущать. Стыдоба…
- Спасибо, что столбы не пометил, - вдруг обиделся Роман.
- Да хотел было, но прирожденный такт и благоприобретенное воспитание не позволили, - хохотнул домовой. – Ну, а если серьезно – стар я уже стал по городам и весям бегать пешком, а на четырех лапах сподручнее. Бешеной собаке семь верст не крюк, вот и пришлось скакать. Из уважения к  роду Исаевых. Все, хватит ерундой заниматься! Уже светает.
В период белых ночей «светает» - понятие относительное. И между «вечереет» и «светает» границу четко определить невозможно, но часы показывали половину пятого, и в любом случае нужно было торопиться. Роман взглянул на злополучную таинственную стену.
- Не знаю, как к ней подступиться. И ни одной зацепки не вижу, а ломать не хотелось бы, - вздохнул он. – В чем загвоздка?
- Ломать не строить, - нравоучительным тоном произнес банальную истину домовой. – Поглядите на противоположную стену… - и когда Роман с Татьяной, обернувшись, начали изучать ободранную поверхность противоположной стены, он позвал: - Ну, ваши милости, принимайте!
Оглянувшись, Татьяна охнула, а Роман озадаченно уставился на домового, а потом просто спросил:
- И как это понимать?
Ободранной стены с лоскутами разномастных обоев больше не существовало. Практически всю ее поверхность занимал стеллаж, заполненный книгами. Книги тускло поблескивавшим золотом корешков, мощные полки матово отсвечивали воском. Небольшой пакет, упакованный восковой бумагой завершал композицию.
Довольный произведенным впечатлением, домовой улыбался.
- Ты молодец, что нашел стеллаж, но открыть не смог бы. Никто не смог бы, разве что взорвать дом со всеми потрохами. Стеллаж заговоренный.
- Танька, не лезь! – схватил Роман девушку за руку.
- Не бойся, - обиженно запыхтел домовой. – Я снял заговор. Иначе, зачем бы я с вами возился?
- Митрофаныч, а это не мираж? Ведь знаешь, как говорят: «Если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим», - при этих словах Роман вспомнил начитанных Юлю и Юру.
- Успокойся, это – объективная реальность или реальная действительность, называй как хочешь, - глубокомысленно изрек домовой.
Может быть, философская беседа и продолжалась бы дальше, но Татьяна уже приступила практики изучать объективную реальность, данную в ощущениях на практике .
- Вольтер… Еще Вольтер… И там тоже… Господи, все первые издания! Прижизненные! – поскуливала она, перебирая книги. - Руссо… Тоже самое… Гольбах… Юм… Монтескье… Леопольд, это же настоящее сокровище!
- Ну, там еще Карл Линней с его «Системами природы» и «Философии ботаники». Мендель, Бекетов… - начал комментировать Леопольд. - Слушай, Танюша, если позволишь – ты ведь теперь хозяйка – я бы хотел вот эти книги подарить Николаю Семеновичу, вашему соседу по особняку… И стеллаж. Доски мореного дуба ему в хозяйстве пригодятся.
- А, ботаник! – вспомнил Роман, - Хозяйка, ты не возражаешь?
- Да, конечно, пожалуйста… - казалось, Татьяна почти полностью отрешилась от реальности и поглаживала свои «сокровища».
- Ну, а там французская беллетристика… Там Жюль Верн, Луи Буссенар, тоже прижизненные, Конан Дойль... Ну и так далее. Но этим молодежь интересовалась… Пушкин, Тургенев… Эту библиотеку несколько поколений Исаевы собирали. Во время революции я и внук Константина Петровича закрыли библиотеку. В то время она громадные деньги стоила, а сейчас ей цены нет. Сами разберетесь. Все, пора!
- Леопольд, и куда ты теперь? – спросила Татьяна.
- С вами я, наконец, закончил, но есть еще несколько схожих проблем. Если помнишь, Леопольд – это небесный заступник многодетных семей и приемных родителей. Проблемы срочные. Так что поспешим.
Действительно, временная граница между ночью и днем уже определилась четко и передвинулась в сторону начала дня. А пока Роман перегонял машину к особняку, пока перетаскивал «сокровище», пока прощались, началось настоящее утро.
- Не беспокойся, ни тебя, ни автомобиль никто в упор не видит, - успокоил его домовой. – Даже гаишники. Но не забывай, что и для всех остальных участников дорожного движения ты тоже невидим. Поэтому – осторожно. Ни одна собака в деревне не гавкнула, ни один гаишник в их сторону даже не глянул.

В связи с появлением «сокровища» и увеличением объема библиотечного фонда, в одной из стен спальни пришлось кое-что освободить и перевесить, в том числе и картины. Живописью дед явно интересовался меньше чем книгами.
- Эти два этюда мы купили вместе с Константином Петровичем, - с гордостью в свое время пояснила Татьяна. – Очень хорошие работы, а достались ему очень  недорого.
Теперь к этим этюдам добавились два пейзажа Айвазовского и один Левитана, обнаруженные в пакете на полке библиотеки мезонина. Собственно говоря, к  «сокровищу» Роман отнесся с известной долей скептицизма и иронии. Интересное приключение – и только. Он, конечно, предпочел бы небольшую шкатулочку или сундучок, но не случилось…
Через пару дней Татьяна, обложенная фолиантами, устало сообщила, что уже  пересмотрела все книги и у нее «уже руки не поднимаются», он поинтересовался, сколь велико ее «сокровище»?
- На, посмотри, - она протянула листок, - это, так сказать, прейскурант, довольно условный, предварительный и усредненный. Можешь все не читать, тебе будет неинтересно, достаточно посмотреть последнюю строчку.
Когда он посмотрел на эту последнюю строчку, его сарказм улетучился и он свистнул:
- Да-а, круто. Барыня, с таким приданым вы за меня замуж теперь не пойдете… Разве что позволите записаться в вашу личную охрану. Буду иметь честь трудиться вместе с этими, как их… как назывались эти здоровенные мужики с топорами? 
- Мужиков называли рындами, а топоры бердышами или секирами…
- Нет, рында – это некрасивое слово. Рында мне не нравится. Меня устроит должность секюрити. Личного. А еще лучше – постельничий. Кажется, так когда-то называлась интимная должность особо доверенного человека, имеющего доступ к телу царской особы?
- Та-а-ак… Как ты сказал: тебя больше устроит должность секюрити? Тебя больше устроит не брать меня замуж? Тебя больше устроит просто всего лишь иметь интимный доступ к телу? Та-а-ак… - и Танька начала заводиться.
Он послушал-послушал, в очередной раз умилился эквилибристике женской логики и пошел к телевизору: начинался футбол. Надо же: рында… бердыш… секира… Постельничий – звучит значительно лучше. В конце первого тайма Танька подкралась сзади, потерлась о его  макушке и поинтересовалась:
- Ты все еще хочешь позвать меня замуж?
- Угу, - согласился он.
- Я тоже согласна замуж. Ну, а пока, до свадьбы, ты меня устраиваешь в должности интимного постельничего. Имеющего к доступу тела. Типа врио – временно исполняющего обязанности. 
Футбол закончился без него. После матча он вдруг спросил:
- Зная твою нашу с дедом пунктуальность, даже стесняюсь спросить, ты с бумажками разобралась, с этими экслибрисами, карточками, прочей бухгалтерии?
- Обижаешь, - Танька, и правда, обиделась. – Это ты двое суток дрых, а я все книги расписала задним числом по разным датам, разными почерками. У нас с Константином Петровичем…
- Знаю, знаю, мошенники вы с Константином Петровичем…
- Библиофилы, - поправила его Танька. – И потом, понимаешь, это – фамильные ценности, реликвии.
- Ладно, какой из альбомов кому отдадим? Давай, я Алмазову подарю «правильный» альбом? Согласна? Ну и отлично. Пусть развлекается. А второй – торжественно вручи своему профессору. Присовокупи пару книжонок и намекни на красный диплом. А если не поскупишься и презентуешь что-нибудь стоящее, то сможешь вообще на лекции не ходить. Поняла?
- Я подумаю, - вздохнула Татьяна.
 Где-то через неделю, жарким дождливым утром  привезли стеллаж – новенький, ароматно пахнущий дубовыми досками. Когда стеллаж установили, когда  рабочие ушли и порядок в квартире был восстановлен, раздался дверной звонок.
- Кого там еще принесло, - проворчала Татьяна, убирая с мокрого лба прядь волос.
- Таня, это я, тетя Паша. У тебя под дверью странный подарок, - взволнованным голосом сообщила соседка.
На ее обширной груде прятался маленький шерстяной рыжий комочек.
- Это кто? – удивилась Татьяна.
- Это тебе подарок. То ли щенок, то ли котенок. Я пока не разглядывала.
- Мне?
- Тебе, тебе, у него на шее даже записка имеется. Гляди – «Татьяне. Его зовут Лео».
На голос вышел Роман.
- Это абрикосовый пуделек, кобелек, - усмехнулся он. – Обидели пса, назвали котенком.
- Вот! Знающего человека сразу видно, - начала тараторить тетя Паша. – Собачка, это хорошо… Но что интересно: собралась я в магазин, выхожу на площадку, а навстречу не спеша поднимается пес. Большой, серый. Я сначала испугалась, думала волк… Но откуда у нас волку взяться? А у него в зубах висит вот это чудо. Ну, как кошки котят носят. Бережно так несет… Положил перед твоим порогом, поглядел на меня, а глаза у пса такие умные-умные. Я бы даже не удивилась, если бы он поздоровался. Но не поздоровался, развернулся и также не спеша ушел. Вот. Ну, а я к тебе.
Между тем Лео, потоптавшись на дрожащих лапках, сделал лужицу, и тете Паша снова засобиралась в магазин.
- Ну, развлекайтесь, убирайтесь, кормите, воспитывайте. Собачки, зверушки, они ж как дети, - расчувствовалась сентиментальная тетя Паша. – Но не забывайте, что и своих детишек не мешало бы завести.
- Н-да, Леопольд Митрофанович, удивил так удивил напоследок, - покачал головой Роман, когда соседка ушла. – Танюша, надо было просить что-нибудь более серьезное. Хаски, например. Хотя… хотя и пудель пойдет. Подрастет, подстрижешь, будет настоящим львом, царем зверей. Надо же – Лео!