За рыбой

                ЗА РЫБОЙ



Деревню Сахюрте проскочили не останавливаясь, проехали до парома. На берегу Байкала скопилось большое количество машин, всем хотелось перебраться на остров Ольхон, но паром брал всего по восемь легковых машин, а если появлялся грузовик, то он занимал место сразу двух-трёх легковушек. Паром ходил только в светлое время, и если кто-то не успел перебраться во время, оставался ночевать прямо здесь, с надеждой утром перебраться в первых рядах. Мы подъехали прямо к загружающемуся парому, вызвав протесты в очереди. Петька Соболь не обращая внимание на шиканье крикнул капитану:
– Эй, рулевой, выгляни на минутку!
Из рубки выглянуло молодое весёлое лицо капитана. На его лице стала расползаться непроизвольная улыбка.
– Дядя Петя. Ты, какими богами сюда?
– Здорово  Вася, мужик совсем стал, а давно – ли под стол пешком бегал?
Петька был приятелем отца Васьки, с которым дружил ещё с молодых лет, а Васька вырос считай на глазах. Тем более, что сын друга иногда жил у Соболя, когда учился в училище.
– Тебе на остров надо? – спросил Васька.
– Пока нет, хотя… ты не знаешь где Ванька Сиг?
– Так дома должен быть. Часа два назад я его перевозил  с острова. На рыбалке несколько дней был.
– Не знаешь, у него рыба есть?
–Ты же знаешь Ваньку, у него сейчас есть, а через пять минут уже всё раздал или обменял на водку.
– Когда последним рейсом пойдёшь? – спросил Петька.
– Часа через три.
-  Меня подожди, не уходи, а я сейчас к Ваньке сгоняю, попробую его на рыбалку соблазнить.
- Попробуй. Я подожду, сколько смогу, но долго не задерживайся.

Деревня Сахюрте, или, как его все называют МРС (Маломорская рыболовецкая станция), стоит на самом берегу Байкала. Здесь находилась рыболовецкая база, где работали здешние мужики. Местное население – это буряты, которые живут  на берегу озера с давних времён, да в нынешнее время есть и пришлые люди, которые смогли прижиться с местным населением. Буряты – народ своеобразный, если ты смог угодить им, они тебе во сто крат больше добра сделают, но если что-то не так, то берегись, а лучше уезжай, жизни не будет.
В советские времена здесь всё оживлялось  только в туристический сезон. На краю деревни примостила турбаза, куда везли отдыхающих на автобусах из Иркутска. Сервис на турбазе был практически такой же как и в палатке на берегу какого-нибудь залива, только что была столовая, в которой питались туристы. Жили туристы  в небольших деревянных  домиках да ещё была пара двухэтажных бараков, типа общежития. Туалет и умывальники – во дворе. Привлекала людей первозданная природа и климат. В МРС дождей практически не было.  Утром солнце и ветерок, в обед небольшие облака, ветер усиливался, а к вечеру наносило огромные чёрные тучи, где-то над большим Байкалом сверкали молнии, казалось вот ещё немного и смоет всё с берега, но утром опять светило солнце, которое обжигало многих неосторожных отдыхающих, и всё повторялось. Тёплый Мухорский залив с его небольшими мелкими песчаными бухтами прогревались основательно и привлекали много желающих жить в палатках прямо на берегу. Всё лето разноголосый люд  ютился в небольших бухтах, которые создавали своеобразный климат, прятали от ветра, создавали особый уют. Заливов было много, названий особо не выдумывали, называли Радость первая, Радость вторая, и так далее, но самой первой деревни была бухта Базарка, в которой раз в неделю причаливался Метеор, достаточное большое судно на подводных крыльях, которое шло из Иркутска в Северобайкальск, высаживая редких туристов, а на обратном пути забирая их.
По утрам к берегу подходили моторные лодки, местные рыбаки меняли свежевыловленного омуля на водку, редко отдавали за деньги. При этом практически не торговались, могли кинуть пару-тройку лишних рыбин за просто так. Когда рыбаку с почерневшим от загара и ветров лицом говорили: - Спасибо, - то он просто отмахивался и степенно отплывал.
Странное дело: в таких стихийных поселениях проживало по нескольку сотен людей, но все уживались между собой мирно, никогда не случалось никаких споров и ссор, хотя подвыпившие люди слонялись повсюду. Но у них на лице  была пьяненькая улыбка и желание поговорить. Но это было давно в незабвенные советские времена, а теперь всё переменилось. Построили два магазинчика в самой деревне, которые работали круглосуточно, в некоторых удалённых заливах стояли металлические вагончики, приспособленные под торговые точки. Водку в них  не продавали, как в деревенских магазинах, но пива и других прохлаждающих напитков было полно. Чипсы, разные «хрустяшки», «марсы» со «сникерсами» и прочая привозная гастрономия громоздилась по полкам.
Над заливами кружились мотодельтапланы, по воде скользили водные мотоциклы, грациозно прохаживались перед отдыхающими разные парусные суда разных размеров, от небольших лодок до небольших яхт с каютами. Для многих всё  было словно из другого мира, будто картины  какого-либо сериала проплывали перед глазами. На небольшом удалении от берега перед самым склоном горы ровным рядом стояли светло- синие коробки туалетов и мусорных баков. Всё это потом увозилось по окончании сезона, иначе осенние ветры, особенно Сарма раскидывала эти сооружения по всей чаше залива, разбивая их о камни, катая их словно фантики от конфет. Был случай когда Сарма подхватила брусовый домик собранный на санях и зашвырнула его на вершину сопки, наполовину разрушив.
В прошлые времена в заливе стояло много красивых двух-трёх местных палаток, рядом ютились «москвичи», «жигули», редко «волги», теперь же стояли армейские большие палатки на десяток отдыхающих и более. Приезжали большим компаниями, потому и везли вещи грузовиками, а сами ехали на дорогих иномарках.
Многое поменялось на заливах  Малого моря, только остались такими же наглыми чайки, которые наводили ревизию во всём брошенном без присмотра хотя бы ненадолго, да доброжелательная обстановка во всём большом лагере абсолютно разных и незнакомых людей. Сила Байкала – великая сила. Рядом с таким величием из сознания вылетают все недобрые помыслы, остаётся только добро да спокойствие. Так же, как и в прошлые времена к берегу причаливали рыбаки и продавали свежевыловленного омуля и сига. Теперь они брали только деньги, но как и прежде не очень торговались, накидывали лишнюю рыбину, снисходительно улыбались и уплывали на своих видавших виды стареньких лодках под рёв таких же стареньких «вихрей».
– Возьмём водки, иначе и здороваться не станет, - сказал Петька остановившись у магазина.
Мы вошли вместе в небольшой рубленный домик, стоявший у самого края дороги. Небольшой магазинчик ничем не отличался от других деревенских магазинов, разве, что ассортиментом. Здесь было абсолютно всё то, что можно встретить в городе, даже очень дорогие горячительные напитки, которые в деревнях обычно не жалуют. Здесь при наличии денег и  желании блеснуть перед кем-нибудь скупалось и это.
– Дядя Петя! Здравствуйте! – прозвенел радостный девичий голос, - давно вы у нас?
– Машуня, ты что- ли? Не узнал? – сказал Петька, приглядываясь.
– Я.
– Ишь, какая стала, не узнать. Просто невеста.
– Ладно вам,- раскраснелась девушка.
– Давно торгуешь здесь?
– Месяц только. Заходите к нам, мама рада будет.
– Отец дома?
– На рыбалке, как и многие?
– Здоровье не подводит?
– Ничего, хорошо, только выпивает много. Ничего не поделаешь, сезон сейчас.
На лице у Машуни светилась добрая детская улыбка, чем ещё более украшала тонкие восточные черты смеси русской и бурятской крови.
Мы купили всё что нужно и поехали к Ваньке.
–Тебя все здесь знают? – спросил я Петьку?
– Местные все, так я сколько лет сюда ездил на автобусе. Многих выручал, возил куда надо. посылки в город родственникам доставлял, люди и привыкли, будто я свой, местный.

Петька Соболь работал водителем автобуса в автобазе «Турист». Эта автобаза обслуживала все туристические и экскурсионные маршруты Иркутска. Работы было много в течение всего года, но с наступлением лета  её было столько, что и выходные приходилось выбивать с руганью. В МРС ездили с удовольствием. Маршрут далёкий, но уезжали на две недели, обслуживали группы туристов, саму турбазу и жили тоже на турбазе в выделенном для этого вагончике. По надобности ездили в Еланцы или в Хужир, что на Ольхоне, но находилось  время и отдохнуть. И омулем можно было побаловаться и прикупить себе домой.
Характер у Петьки не простой. Он всегда добродушный, весёлый, мог взорваться по какой – либо причине. Не любил подлости и лжи и никогда не терпел этого. Говорил в глаза любому, не взирая на должности сразу напрямик. В коллективе к нему относились по-разному. Кому- то нравился, кто-то терпеть его не мог , но водитель автобуса – это всегда своеобразная личность, со своими «тараканами» в голове (профессия такая), на всех не угодишь. Автобус водил Петька мастерски, когда надо было то  мог и скорости - прибавить, но если   понимал, что это к добру не приведёт - то никто не мог его заставить сделать это. В технике Соболь тоже разбирался мастерски, потому и автобус его надолго в ремонте не задерживался. А иначе и нельзя, дорога бывает дальняя, а салоне люди, вот старались работать достойно. Такого уровня водителей в автобазе было много.
Мы остановились посреди деревни, у одного обыкновенного небольшого домика с голубым палисадником. Невысокая широкая калитка, давно сбитая из тонких досок, слегка провисла, но тоже была покрашена и выглядела свежо. Ворот во двор не было, вместо них на небольших столбах висел убирающийся пролёт из таких же сок, как и на калитке. Несмотря на свою ветхость и невзрачность, домик был ухожен. Маленькие окна красовались ставнями,  любовно выкрашенными разными цветами. Все недостатки дома прятались под яркие цвета красок и узоров. Во дворе был выстелен тротуар из свежих досок. В пристроенной просторной веранде стоял стол с табуретками, железная кровать, заправленная байковым одеялом. На столе стояла початая бутылка водки, пара свежих огурцов в чашке, старая солонка с крупной солью и в другой чашке крупными кусками лежал порезанный малосольный сиг. Сиг – рыба царская, особенно местного малосольного посола. Многие пытались посолить рыбу так, но не выходило. Не тот вкус. Мало кто знал, что секрет засолки был в крупной соли, которой пользовались рыбаки.
Хозяин обернувшись молча смотрел на нас, не выражая ни каких эмоций. Петька достал бутылку и молча поставил на стол.
– Петька, ты что ли? – сказал Ванька, – не узнал сразу.
– Здорово, Вань!
– Здорово Петро, давно не виделись. Присаживайся. А это кто? – спросил он, кивая на меня.
– Друг из Тайшета.
– Это где ж такой Тайшет? – хозяин сделал вид, что пытается вспомнить знает он или нет такое название.
–  У нас в области, здесь рядом, две монтировки по карте.
– Так чего тогда стоишь, раз земляк, бери табуретку и к столу, – кивнул он мне.
Я тоже поставил бутылку на стол и присел.
– А ты говоришь две монтировки по карте? Видишь свой, – заулыбался  Ванька.
Ванька Сиг был выше среднего роста, с длинными руками, мешавшими ему постоянно, чёрными от солнечного загара. Загоревшее лицо худое со впавшими щеками, небритыми уже больше недели выглядели плачевно, если бы не искрившиеся задорным блеском глаза. Мужик, как мужик, только худой слишком.
– За рыбой приехал? – спросил Ванька сразу без раздумий.
– Взял бы немного, – согласился Петька.
– Почему немного? Это когда ты брал немного? – усмехнулся Ванька.
– Чего тогда спрашиваешь? – улыбнулся Петька.
– Дай, думаю спрошу, может не угадаю, – продолжал хозяин.
– Угадал?
– Я то угадал, а вот ты какого чёрта не наливаешь? – вдруг разозлился Ванька, – припёрся и не наливаешь! Чего тогда пришёл?
Петька быстро разлил по стаканам водку.
– Стаканы хоть бы сполоснул! – буркнул Соболь, – пятилетку тут стоят.
– Хрен ли мне станет, а тебе надо, так иди и споласкивай , бочка с водой во дворе.
Мы выпили водки, и Ванька подал мне кусок рыбы. Ладный такой кусок с белым просвечивающим мясом, с капающим с него постным маслом. Когда я откусил кусочек, Ванька спросил:
– Хорош сиг?
От такого вкуса я не мог выговорить ни слова, молча смотрел на хозяина и откусывал ещё и ещё. Вкус я и не пытаюсь описать, не смогу. Даже после стольких лет я помню его, потому что не ел вкусней рыбы.
Ванька с Петькой смотрели на меня молча и переглядывались. Наконец Соболь сказал:
– Он, наверное, язык проглотил.
– Вишь он какой сиг, язык отнимает, – поддакнул Сиг.
– Вкуснятина, – пробормотал я.
– То – то и оно, это сиг килограммовый, ещё до полутора килограммов вкусный, а если больше, то такого вкуса не добьёшься. Не бери себе крупную рыбу, на вид хороша, а на вкус - не особо.
По всему Малому морю и Ольхону славился Ванька, как рыбак. Рыбаками были почитай все местные жители, да только тех, которые в самые неуловные времена добывали рыбу в достатке - было совсем немного. И то – некоторые уже и в море не выходили по ветхости своей, другие спились окончательно и слонялись неприкаянные по берегу в поисках рюмки или выпрашивали выпить у отдыхающих прямо у парома, обещая содействовать перевозу без очереди. Ванька в море ходил и  рыбу ловил в достатке. Не то чтобы он знал какие-то приметы или заклинания, просто, как говорится «нутром чувствовал» где есть рыба. Многие пытались подсмотреть за Сигом, узнать чем удачу подманивает, только всё зря. К жене подсылов направляли, до без толку, Ванька ловил, как ловил ни от кого не таясь, в напарники брал любого, кто готов был работать. Пропивал, конечно, немало но и отдавал деньги жене, которая уже устала воевать с пьянками мужа и смотрела на это сквозь пальцы, всё равно не слушался. Но при случае сама заказывала сети из города, какие-то запчасти, о которых слышала в мужниных разговорах. Ничего не поделаешь, дочек надо учить, а Иркутск – город дорогой. Поначалу пыталась вытаскивать деньги у пьяного мужа из карманов, но потом надоели скандалы и оправдывания, и она нашла верный ключик, открывавший Ванькину душу. Она напоминала о дочках, которым всегда что-нибудь было нужно, тогда Ванька выворачивал карманы и отдавал всё до копейки. Для детей всё без остатка. Дочки выросли, поступили в институты в городе, с этим забот только прибавилось, хорошо хоть небалованные были, лишнего не просили. После очередной пьянки, когда все деньги были отданы жене, Ванька утром с головной болью пытался наскрести хотя бы на похмелье. Жена никогда не отказывала на это дело денег, знала, что сейчас похмелится и уедет на промысел. А если не дать, то Ваньке взаймы даст любой под рыбу, а тот как начнёт отдавать, и вообще ничего не увидишь. Так и жили. За сезон удавалось скопить немного денег, да к осени заготовить рыбы для себя и на подарки. Зимой Ванька с пьянками прекращал, занимался домом, ремонтировал что-то понемногу, стучал во дворе. А зима на Байкале наступает в январе, когда лёд сковывает могучее озеро. А с марта, когда начинался подлёдный лов омуля, всё начиналось по новому.
Мы выпили бутылку и тогда Ванька сказал:
– Рыбу я всю раздал, а с рыбалкой не получится, мотор у меня навернулся, так на берегу и бросил. Сети уже два дня не проверял, рыба пропадёт, а делать нечего.
– И достать запчасть нельзя? – с надеждой спросил Петька.
– Заказал в Иркутск, а когда привезут, не знаю.
Какое - то время они говорили, спорили, едва не ругались, потом обнимались и снова начинали спорить. Вдруг Ванька сказал:
– А что если на вёслах сходить сети проверить? Пропадёт рыба, да и сети может унести.
– Давай поедем,- ухватился за идею Петька.
– Чего сидим? Поехали! – Сиг поднялся из-за стола.

Дорога на Ольхон проходила через магазин, в котором мы уже были и через паром. Проехали прямо к припаромку и стали ждать. Паром – судно, похожее на большой катер, но палуба у него была сквозная, машины заехали, стали в ряд, а потом в том же порядке и съехали на другом берегу. капитан, знакомый Петьки, а ещё больше знакомый Сига, увидев нас стал приветствовать нас сигналом. На пароме мы оказались первыми, никто не стал возмущаться, видя, что здесь не так всё просто.
Вскоре мы  были на острове. Дорога от переправы сразу шла в гору, на вершине которой стоял священный камень. Знающие и местные люди никогда не проезжают мимо него, не остановившись и не отдав должное уважение хозяину Байкала. Если было что выпить, обязательно выпивали немного, при этом отливая несколько капель прямо на камень, если не было водки, бросали монеты, клали просто сигарету или бросали пуговицы. Всё годилось, главное было не то, что ты положил, а то как ты это сделал, с какими мыслями пришёл, что попросил.
Мы выпили понемногу водки, побрызгав на камень, положили сигаретку, и я бросил несколько монет. Потом сели в машину и поехали на место, где была Ванькина лодка со сломанным мотором.
– Не боишься, что лодку утащат? – спросил Соболь.
– Нет. Кто её возьмёт? Местные все знают, что лодка моя, а чужим, кто приехал отдыхать, приключения на свою задницу ни к чему. Народ здесь серьёзный, острове не спрячешься, а с острова не выпустят. Да я попросил присмотреть отдыхающих, там молодая пара в палатке уже неделю живёт, больше никого нет. Место для отдыха неподходящее, ветер постоянно, да и море там холодное, купаться не будешь.
После подъёма был пологий длинный спуск, который заканчивался долиной имевшей небольшой склон к морю. С правой стороны на возвышенности по самой кромке горизонта редким строем стояли низкие лиственницы, словно редкая изгородь, а перед ней узкой лентой тянулись какие-то развалины.
 – Это старые развалины - крепость, что ли была здесь, – сказал Петька, увидев мой заинтересованный взгляд.
– Сейчас здесь овец пасут, там за бугром деревенька бурятская есть, – добавил Сиг.
Развалины были низкими и невзрачными, что внимания особого не привлекали, тем более, что до них было довольно далеко и ничего вразумительного не разглядеть. Я долго всматривался туда, надеясь хоть что-то необычное увидеть, но тщетно. Машина повернула к морю, удаляясь от «древностей» ещё дальше.
Берег, на котором мы остановились, был достаточно высокий, просто так к воде спуститься нельзя было, размытая волнами и дождями почва, словно ножом отрезана сверху до самого низа, до самой песчаной полосы, которая была небольшой границей с вечно ворчащим Байкалом. Даже в те редкие минуты, когда волны успокаиваются, всё равно изредка раздаются всхлипывания воды, словно какие-то запоздалые жалобы. 
На берегу лежали дрова, что было редкостью на берегу и богатством, на двух пластмассовых ящиках из-под пива лежала доска, служившая скамейкой, на вбитых в землю кольях лежала столешница от старого стола,  которая здесь была роскошью. Больше абсолютно ничего не было на редкой траве, разве, что кострище радом со столом и несколько больших валунов. Лодка стояла внизу на песчаной косе, мотор находился под самым берегом.
Ванька пошёл вдоль берега и вдруг исчез, потом проявился уже у самой воды.
– Спрыгнул, что ли? – спросил Петька.
– Нет, там спуск есть. иди-ка сюда, помоги мне.
Вскоре они с Петькой принесли пластмассовое ведёрко с рыбой и котелки с разным бутором. В ведре, наполовину заполненном, лежал свежий сиг. Увидев мой удивлённый взгляд, Ванька засмеялся:
– Это на всякий случай. Там у меня есть хитрый холодильник, три-четыре  дня можно хранить, под берегом яма вырыта. Омуль и сиг храниться, а хариус нет. Хариус слишком нежная рыба, не хранится, – повторил он. – Сейчас «сагудай» замастрячим, а то сидеть на берегу и закусывать консервами – не по-людски.
Ванька разрезал рыбу большими кусками и складывал в котелок, потом обильно посыпал крупной солью и снова перемешал. Несколько секунд молча смотрел на рыбу, размышляя, добавил ещё соли и накрыл алюминиевой крышкой, на крышку положил большой камень и придавил.
– Часы есть? – спросил он меня,- засекай сорок минут, потом скажешь.
Он стал чистить крупные головки репчатого лука, изредка смахивая слёзы.
– Может помочь чего?
– Петьку подгони, а то горло пересохло, промочить уже пора.
Через вырубленный в высоком берегу пологий спуск, я сбежал к воде и пошёл к Петьке, который старательно с песком мыл  чашки, ложки, вилки, всегда лежавшие в багажнике машины вот для такого случая. Мы вместе быстро справились и пошли назад. Вытащив из багажника старенькой «пятёрки» снедь, купленную в магазине, и водку, мы расположились за столом.
Ванька Сиг сидел спиной к морю, смотрел куда-то вдаль и молча курил. Всё это время, пока мы собирали на стол, он даже не шевельнулся. Только когда Петька разлил водку по стаканам, он бросил окурок в кострище, встал, потянулся и бодрым голосом, словно решив, что-то очень важное, громко сказал:
– Ну, наконец-то, сдохнуть можно, пока вы соберётесь!
Через сорок минут Ванька взял рыбу вместе с котелком и пошёл на берег промывать её.  Слив воду, неторопливо подошёл, взял нарезанный лук, насыпал в рыбу и полил подсолнечным маслом. Затем тщательно перемешал рукой всё и снова накрыл  крышкой.
– Наливай, чего смотришь?
Взял стакан, пробормотал что-то непонятное, потом снял крышку и выдохнул:
– Готово!
Рыба оказалось действительно очень вкусная. Поначалу мне показалось, что это потому что на природе, но уже гораздо позже я проделывал такое же со свежей селёдкой и получалось очень даже недурственно.
Вечер просидели у костра, на берегу было достаточно холодно. Спать Ванька с Петькой легли в машине, а я поставил себе одноместную палатку. Всю ночь бушевал ветер, моя палатка едва выдержала это испытание. Но в ней было гораздо теплей, чем под открытым небом.
К утру ветер стих. Мы недолго потягивались, попили чаю и пошли спускать лодку. Первым сел на вёсла Петька. Ветер хоть и утих, но волны ещё старательно катили к берегу. кое-как отчалив, мы под прикрытием берега прошли до конца мыса, а там стало легче, волны поднимали нас, но не прибивали к берегу. Мы попеременно менялись на вёслах, и старенькая «казанка» всё дальше удалялась в море, ныряя в водяные ямы и выскакивая наверх. В море волнение то усиливалось, то уменьшалось, а мы всё дальше уходили от берега. Уже стали неясными очертания берегов, увеличилась береговая линия.
– Скоро уже? – не выдержал Петька.
Не то чтобы мы очень устали, просто неизвестность хуже усталости.
– Скоро уже будем на месте, – сказал Ванька, проверяя свои приметы.  Наконец он сказал:
– Смотрите, здесь где-то плавает бутылка пластиковая, она белая, заметная. Мы ещё минут десять кружились по воде, пока отыскалась бутылка. Только рыбак может отыскать по каким-то приметам в нескольких километрах от берега пластиковую бутылку, к которой привязан повод от сети.
– Ты сиди на вёслах, держи лодку, чтобы не крутилась, – сказал Ванька мне. – А ты? –кивнул он Петьке, –  будешь помогать мне выбирать сеть.
Тонкий белый шнур бесконечно долго тянулся из воды, а сети всё не было. наконец появилась и сеть. Невзрачная, небольшая по высоте, но с крупной ячеёй, она легко скользила и сразу раскладывалась поплавками в одну сторону, грузилами в другую. Первая рыбина показалась нескоро, на ней пошли по одной по две сразу. Ванька с Петькой выбирали рыбу и кидали её в специальный ящик. Кроме сига другой рыбы не было.
– Здесь только сиг водится? – наивно спросил я, не являясь знатоком рыбалки.
– Эта сеть ставится только на сига, – вдруг дружелюбно ответил Ванька. – Стень (высота сети) меньше двух метров, глубина постановки сорок метров и глубже.
– А почему стень небольшая? Рыба может просто переплывать её на такой глубине.
– Сиг по дну рыщет, вот и попадается. Надо повадки рыбьи знать, тогда ловить будешь.
Ванька стал рассказывать какие-то тонкости в ловле этой вкуснейшей рыбы, словно читал лекцию. Знатокам это наверное было бы очень полезно, но я только удивлялся, как много знает этот невзрачный внешне человек. Истинный мастер своего дела.
А сеть всё не кончалась.
– Сколько метров сеть?
– А сколько свяжешь сетей вместе. У меня две сети по триста метров, бывают и километровые.
– Ты хоть бы посмотрел, как рыба идёт из глубины, а то сидишь и главного не видишь,- сказал мне Петька.
Из тёмно синей глубины моря поднималась лунная дорожка. Свет, проникая в глубины моря, сначала отражался от чешуи, вызывая необычное голубоватое свечение, которое медленно поднималось вверх вместе с сетью. По мере приближения свечение принимало очертания больших рыбин, а за ними шли другие огоньки.
Я был поражён зрелищем, просто не ожидал такого.
– Нравится? – спросил Ванька.
– Не то слово,- сказал я, – расскажу кому – не поверят.
– Сига ловить – это не окуней на удочку дёргать, это надо посмотреть. Расскажешь мужикам на работе, как сиг ловится, рыбаки – то есть на работе.
– Рыбаков полно, правда, я не любитель.
– Вот и расскажешь.
– Это, конечно, и привру ещё сколько.
– Ну, это как водится, – рассмеялся Ванька.
Проверив пару сетей, мы поставили их на место и направились к берегу. на половине пути, Ванька стал вытаскивать ещё одну сеть. Это была сеть на омуля. Высотой стени, которая была в несколько раз выше первой сети. Отличалась она и глубиной постановки, омуля ловили с глубины пятнадцать метров. Сеть простояла долго без проверки и часть рыба пропала. Если омуль был ещё живой, то крупный хариус  застыл и побелел. Омуля кидали в отдельный ящик, а хариуса швыряли чайкам, вдруг появившимся возле лодки.
Петька с Ванькой беззлобно переругивались, а я смотрел на Сига и думал, что вот это и есть смысл жизни этого человека, и ничего другого ему не надо.  Непонятно нам, детям какой – то ни было цивилизации, как так можно жить? А им наоборот оказаться в городе, среди спешащей толпы – непомерный труд, от которого они устают моментально. Могут блудить в переулках, разыскивая нужный адрес, а  на море по каким-то приметам  выходить безошибочно в нужную точку. Попробуй, найди привязанную пластиковую бутылку в нескольких километрах от берега. Эту  бутылку и в пяти метрах едва можно различить среди волн.
На волнах стали появляться белые шапки пены, которые не предвещали ничего хорошего. Но до берега оставалось недалеко и я налёг на вёсла.
– Правильно, прибавь немного, а то может прихватить ветром и оттащить от берега. На моторе просто справиться, а вёслами - попотеть надо.
Мы благополучно добрались до берега. выгрузили улов, затащили лодку подальше от воды, волны стали выше и проскакивали всё дальше.
Домой собрались ехать ближе к вечеру. Как же можно было ехать, если водка ещё не кончилась. Снова сделали «сагудай», жарили омуля на рожне и просто отдыхали. 
Ветер, немного побушевав, вдруг стих, только волны ещё долго шумели, чем-то недовольные. Байкал едва шевелился, словно засыпая после трудной работы. Вода меняла цвета, как калейдоскоп. То бирюзовая, то зеленоватая, вдруг темнела до черноты, а то вдруг опять светлела.   Белячки на макушках волн добавляли красок и таинственности. Оторвать взгляд невозможно.
– Сколько не глядишь, а всё равно как в первый раз, привыкнуть невозможно,- сказал Ванька. – Манит Байкал, зовёт. Кто хоть раз побывал здесь, не может забыть и желает вернуться.
– Я знаю. Не в первый раз здесь, правда, в Мухорском заливе отдыхали, но тут что-то другое.
– Здесь море холодное, и по ночам холодно, много не позагораешь. А на заливах хорошо.
Как-то незаметно подошёл вечер. Спохватившись, мы поняли, что опаздываем на паром. Бегом, скидав вещи и рыбу в машину, мы понеслись к переправе, надеясь всё же успеть на последний паром.  Нам осталось ещё спуститься к парому, а он уже метров на пятьдесят отчалил от берега. Петька стал  сигналить, а Ванька выскочил из машины и стал махать руками.  Паром прогудел нам и стал разворачиваться к берегу.
Угостив Ваську – капитана парома рыбой и водкой, мои спутники пошли в рубку.  Паром медленно одолевал «Малые ольхонские ворота» приближаясь к берегу. Вода стала чёрной, небо кое-где едва просвечивалось сквозь тучи, над заливами в районе Сармы сверкали редкие зарницы, в отсвете которых проглядывалось, как тучи пьют воду из Байкала.  И монотонно постукивал мотор парома.
 Едва мы подъехали к дому, как тут же стали подъезжать другие машины, в которых были любители свежей рыбки. Некоторые не стеснялись взять побольше, а заплатить поменьше, а Ванька и не взвешивал, отдавал «на глазок». Привезли и запчасть к мотору, на радостях Сиг одарил «благодетеля» несколькими большими рыбинами. Он уже больше не обращал на нас внимания, словно и не был вместе с нами эти последние сутки.
– Приезжай ещё, расскажешь, чего там наврал своим мужикам! – крикнул он мне уже со двора и скрылся на веранде в окружении новых знакомых.
Я просто махнул ему рукой.
– Поехали, – сказал Петька.