Вера

Я сижу над террасой храма, посвященного мне, и смотрю на море Эллады. Отсюда едва видно тонкие гребни волн, разбивающиеся о берег. Но слева, ближе к северу, холодно светит единственная звезда, упрямо пробивая синеву раннего вечера. Крохотной точкой ее можно видеть даже днем. Звезда меня тревожит больше, чем морские волны.

Люди склонны идеализировать все то, чем гордятся. Возьмем для примера известное предание, в которое верят жители этой страны. По их мнению, реки состоят из меда, а берега из круассанов, облака же – сладкая вата. Они считают, что сначала был Океан. Предки поклонялись ему как божеству, но потом, когда потонуло слишком много народу, этот культ закончился. Но в лоне океана плавали мелкие частицы и складывались в крупные, и выделялись там скопления – выдающиеся и не очень, затем из этой каши сформировалась пена, а в пене зародилась новая жизнь. И вышли на берег великие и могучие демиурги.

Понимаете, смертные рождаются своим путем, и они рады бы признать, что боги появляются точно так же. Со скидкой на божественность, конечно, без всяких там физических процессов – из моря синего или первичного эфира.

Чушь это. Да, я не рождена мужчиной и женщиной, но кто из богов рожден-то? Все, глядишь, сплошь сыновья неба, земли и космических спор, а то вообще таких страшных чудовищ, что диву даешься. Между прочим, первый человек на планете тоже по вполне понятным причинам появился уже готовым. А я – результат опыта, дитя вечности. Можете считать, что я вышла из винной бочки, где чудотворец Дионис забыл свои старые носки. Не верите? Мы живы благодаря вере человека. Каждый встающий на колени там, в городе, прибавляет моим братьям уверенности в себе. А мне не поклоняются, это незачем делать. В меня верят без лести.
Где-то меня зовут Венера, Иштар и даже Лакшми, есть еще много трудно произносимых имен, но это значит только то, что боги нынче вынуждены работать в три смены и на четыре стороны. Здесь, в Элладе меня знают как Афродиту, но и это имя не настоящее.

Родилась я веселой и бесшабашной, как весенняя лужайка. Как стайка птичек на ветру, как горячий уголек на ковре. Дионис в молодости был тоже другим, не таким толстым, обвисшим и грубым. Мы, боги Эллады, увидели мир все вместе, и не в первый раз – мы уже многократно появлялись на свет еще до того, как первые из местных жителей начали сооружать примитивные храмы и выписывать неловкие фигуры своих небесных покровителей.

А звезда горит высоко, в чистом небе, и непогода ее не застилает. Вчера, увидев ее свет в небе, я пошла узнать будущее.

Но сначала я должна сказать о другом предсказании, много-много лет назад. Когда напилась нектара из рук бога в венке из хмеля, чей живот – пивная бочка, и мне начали открываться странные вещи. Во сне я путешествовала за границы мира. И показалось мне, словно безглазая и черная сущность отгрызает по кусочку от нашего мира, насыщая собственное вечно голодное брюхо.

- Кто ты такой? – спросила я беззвучно.
- Зови меня демоном, - был ответ. – Так меня будут звать на твоей родине. Демон Максвелла. Я подталкиваю вселенную к торжеству энтропии. Я делаю так, чтобы звезды истощались и гасли, чтобы горящее дерево превращалось в золу без возможности обратного пути. И все теплое остынет к концу времен. Где остывает раньше, там я появляюсь.
- И чтобы гибли люди?
- Смерть – тоже часть грандиозного плана вселенной, моя дорогая, маленькая и живая девочка с Земли. Вы же теряете… вы забываете, уходите, оставляете за спиной вещи. Все умирает, а я убираю умершее.
- Но это ужасно. Это нужно прекратить, - сказала я во сне.
Где-то на краю погасло чужое солнце. Его время истекло, и демон делает свою работу. Он смеется над моими словами.
- Невозможно прекратить дышать. Я есть сам мир. Я важнейшая функция времени, и когда время придет, все погибнет. Эллада ваша несчастная, боги Олимпа, планеты и галактики, все они вернутся в изначальный прах. Ничего не останется, кроме пустоты и меня, и мне придется съесть самого себя. Но до этого – еще до-о-олго. Вкушай жизнь, пока она живет, девочка с Земли!

Когда я осталась одна, то долго пребывала в смятении. Остановить время невозможно. Даже вечность – это просто обозначение для того, что исчезнет позже всего остального. Значит, космический посланец несет глубокий смысл. Жизнь противостоит смерти, но от этого смерть не становится абсолютным злом -да это не зло вовсе, а даже благо. И если нам всем предстоит исчезнуть, то что можно сделать?

Красота Афродиты бесспорна, она есть сама сила жизни. У Зевса воплощение мощи, у Афины - мудрость. Но этого недостаточно, нужна еще вера. Когда мне грустно, с неба всегда идет мелкий дождь, и настроение у смертных падает. Мне был кто-то нужен, и я пошла в замок Афины. Она говорит ужасные вещи, но мне уже не страшно.

- Вот город, - показывает она, - который будет носить мое имя, даже когда другие божества придут на наши места. Бессмертие в камне.
Она касается меня ладонью, и силой Паллады вижу я, как первый человек выходит на эти скалы и провозглашает их своим владением. Как многие другие утверждаются здесь, чтобы быть вскоре сброшенными в море, и наконец, жалкий поселок обретает границы. Растет в годах и веках. Сейчас он уже стал большим, полным суеты и поклонения, торговли и науки. Но время на том не исчерпывается – город растет еще больше, превышая всякое воображение, становится столицей огромной страны. И рука Афины покидает мое плечо.
Меня избавляют от видения конца времен.

Годы назад я повстречала человека, с которым мы говорили о бессмертии и вере. Гость в нашей стране, он привез с собой смертельную силу и искры в волосах. Мне стало интересно, я попыталась опутать его чарами, чтобы заставить рассказать о себе побольше. Это не сработало, и мой интерес возгорелся с новой силой.
- Меня тут не ждут, - заявил он с улыбкой. – Все, чего я хочу, это немного расширить кругозор о стране меда и молока.
Немного разговора, немного заблуждений… Несколько часов солнечного пути по небу, зреющие догадки и падающие листья.

- Кто ты есть? - спросила я напрямик, когда заблуждения наконец себя исчерпали.
- Меня зовут Руамоко, - сказал пришелец, подняв вверх согнутые в локтях руки. Огненный вихрь запылал между ними, молнией поднимаясь из волос – и опал в ту же секунду.
- Ты один из нас, - поняла я. Он улыбнулся. Когда мы шли по городу, люди оглядывались, подозревая нечто неподвластное уму. Смертные не могут видеть меня, кроме особых времен, но даже тогда с трудом – такова божественная красота. Но на моего спутника смотрели равнодушно.

Руамоко рассказал, что прибыл из далекой земли И-Ка-На-Мауи, где служит богом огня и землетрясений. Я не поняла половины из сказанного, но про вулканы-то все ясно, во мне тоже полно скрытого пламени, перед которым ни одно живое существо устоять не может! Даже Руамоко, с глазами разрушения – ах, эта вторая сторона света! Впрочем, мы с ним мило поболтали.

- Боги, - говорил Руамоко, - всего лишь выдумка человека. Нет человека – нет его богов. Но мы живы! Пусть хоть одна запись, одна память, мы живы, и теряем только свою силу. Потом люди объяснят тряску земли с точки зрения своих атеистических выдумок, и кем я стану? Но я выживу.
- Пока нас помнят, мы есть, - подвела я итог.
- А пока нас почитают, у нас есть сила, - добавил он, кивая головой. – Бессмертие в подземном огне.
- Быть может, мы еще переживем тепловую гибель вселенной…
Руамоко поежился…
- Иметь подданных… Когда я сдавал экзамен на бога, то занимался такой темой, что можно извергать лаву днями и ночами, сокрушать берега, а люди горят, но все равно тебя боготворят. Принимал старина Тонгариро, уж я-то ему показал практику.
- Покажешь мне?
- Не-а, в меня тут не верят. Ваш Вулкан… Гефест главнее. Да и ты сама – красота есть понятие общемировое.
Поскольку я известна во многих местах под разными именами, я охотно согласилась. Моя сила в любом случае останется со мной, пока люди будут почитать красоту.

Не имя важно, а наша сила, понимаете? Я и Афродита, и Венера, я Лада, Фрейя и еще множество других, охватывающих мир. Только эти мои воплощения – как бы не я сама, а разные мои уровни. Тысячи лет назад, смутно вспоминаю, я была богом забытого народа, который жил на территории современной Эллады. Они тоже почитали красоту, и хотя воплощение их красоты выглядело как трехметровый идол красного дерева, мелочи ничего не меняют. Я была этим трехметровым и наслаждалась властью, пока племена не исчезли в пыли истории и даже имена их богов были закляты навсегда.

А если когда-нибудь падет Эллада, я перейду в тени душистых и раздражающих благовоний и стану милостиво принимать дары от говорящих на ином языке. Ничто не вечно. Если и там забудут имя, пойду еще дальше, дальше…

Но что делать, к примеру, Гефесту-Вулкану? До поры велика его мощь, пока простолюдины падают на колени при виде молнии. Однажды народ перестанет верить в молнию и гром, подведя их в рамки простых объяснений. Гнев небес превратится в обычное явление природы, и придется нашему кузнецу уйти в дальние джунгли к племенам, все еще поклоняющимся огню и грому. Когда демон сотрет их в порошок – придет бессилие и мрак. Если в мире будет хоть одна глиняная табличка, хоть один высеченный текст в разрушенном храме, называющие имя Гефеста, пока хоть один человек будет в состоянии понять забытое слово, то он – пусть мелкий, жалкий – не умрет. Я знала божков, имена которых не сохранились нигде. Их больше нет.

И вчера появилась какая-то звезда к северу, тревожно… как никогда не было раньше, тревожно. Почему-то кажется, что мудрые должны идти на ее свет, а мы, глупцы, будем только глазеть безмолвно.

На улице тоже все задрали головы и галдят, но шум невеселый. Мудрейшие в тупике. А правда ли, что это знак рождения великого правителя, как говорит слепой прорицатель на рыночной площади? Возможно, он сказал, только не у нас, а слишком далеко, в земле солнечных пальм и пахучих деревьев.

На ночь я приняла предсказательный напиток. Старый Дионис растолстел, раздался за годы, которые прошли с нашей прошлой встречи. Он много пьет. Ложась спать, я пожалела винодела. Сон был непонятный. Трое путников в белых одеждах подносили дары мальчику, сидящему на простой, обитой кожей табуретке. Он с любопытством рассматривал стариков и болтал ногами, а над его головой сияла голубоватая звезда, сверкала ярче любой свечи.
- Мама? Это ты? – спросил он, повернув голову в мою сторону. – Нет, ты другая.
- Я тебя не знаю, - вежливо сказала я.
- Меня еще никто не знает, - засмеялся он, показывая на троих коленопреклоненных, ничего не замечающих стариков.
- Ты тоже бог? – догадалась я.
Мальчишка пожал плечами, глядя теперь вверх, прямо на звезду, и не щуря глаз.
- Еще нет, - наконец ответил он, - Не там, где вы. Где моя мать? Тебе нельзя здесь находиться. Уходи.

Я проснулась внезапно, не досмотрев сон до конца и чувствуя себя совершенно невыспавшейся. За окном уже взошло утреннее солнце. Далеко на севере бушуют громы и молнии, привнося священный ужас в сердца смертных. Беднягу Зевса во сне на его Олимпе опять мучают титаны, которых он сковал и разбросал по всему свету. Мир жесток. Даже больше, он безумен. Гефест молотит по наковальне, под которую отец богов в давние времена затолкал Тифона. Бедный зверь весь сотрясается от ударов по хребту.
Зевс – сиди спокойно, никто твою власть не оспаривает… пока.

Но Афина в большой тревоге – правильно, все горе происходит от ума. Выслушав мои видения, она не сказала мне о своих догадках, но заметила, что время истекает.
- Остались считанные века, Афродита, - объяснила она.

Но как? Конечно, она смогла вычислить точку зенита этой звезды, получить образы, пыль, пустыню, рождение человека. Это я и видела во сне. Я глупа, хорошо, признаю, я ничего в этом не понимаю. Просто уходить не хочется. Это земли моей молодости, и хотя меня будут помнить в других странах, под другими именами, я готова заплатить цену, стать даже самой смертной, если надо, затеряться среди людей, но никому не добиться моего подчинения. Пусть все на свете божества Эллады отправятся в забвение, пусть хоть сам Зевс провалится, но я не уйду!

(2014)