Глава 9. Роза красная, роза белая

     По пояс свесившись с балкона гостиницы «Маска», Данте смотрел вдаль. Вид открывался на центральную мостовую, и он часами разглядывал проносящиеся мимо экипажи, элегантных мужчин с тростями и дам в красивых платьях и с крошечными зонтиками. Появлялись и бедно одетые люди: служанки в передниках, сапожники, посыльные. Для Данте, который не видел в жизни ничего, кроме зелёных пастбищ да облаков, это был новый, неизведанный мир.

      Прошло три дня с момента, как он поселился в «Маске». В первый день после ухода из «Лас Бестиас» Данте шарахался по Верхнему городу, не зная, куда деваться. У юноши с собой были деньги — золото и серебро, заработанное нелёгким трудом погонщика скота, — и он решил снять комнату в доме гостиничного типа. Обойдя несколько таких домов, он остановился на этом. Наряду с меблированными комнатами, что сдавались для любовных утех, в «Маске» имелись номера и для длительного проживания. Здесь не было клопов и тараканов, а также соседей с детьми, чему Данте — категоричный ненавистник шума и воплей — был рад безмерно.

      Апартаменты с балконом, широкой кроватью, софой, комодом, низеньким столиком и зеркальным шкафом располагались в конце коридора третьего этажа. Данте отродясь не жил в просторной спальне: ни в «Ла Пиранье», где в его комнатке умещались только кровать да стул, ни в доме Гаспара, где он задевал головой косяки.

      Хозяин гостиницы сеньор Нестор — добродушный, смешливый мужчина, поначалу воспротивился заселению Янгус в комнату, но уступил, когда Данте поклялся, что его птица не долбит дыры в стенах и не портит мебель. Юноша заплатил за месяц пять эскудо, что было весьма разумной ценой за столь прекрасную комнату, и вселился. Он смастерил Янгус жёрдочку — длинную ветку жакаранды, приделанную к двум ножкам. На неё Данте повесил поилку и крючок для фруктов. Алмазу тоже нашлось местечко — в конюшне при гостинице.

      Съездив накануне на охоту, Данте поймал двух редкомастных лошадей и продал их перекупщикам за хорошую цену. Он не бедствовал, но в груди зияла дыра. На балконе он стоял уже битый час. Янгус была сегодня необычайно оживлена: лазила по перилам, махала крыльями, взлетала Данте на голову и теребила его шевелюру.

      Кроме боли одиночества, сердце юноши когтями ягуара царапала любовная тоска. Данте засыпал Эстеллу письмами с просьбой о свидании. А вчера вечером караулил у храма Святой Аны, в открытую маяча перед её носом. Но Эстелла сделала вид, что не заметила. На его послания она отвечала категоричным отказом. Это убивало Данте, доводило до ярости и отчаяния. Ну почему всё так сложно? Есть на свете люди, которые живут, не зная бед, а у него, что ни день, то проблемы. Семья Гаспара его отвергла, Эстелле он не нужен. А он с каждым часом влюблялся в девушку всё сильнее.

      Сжав в кулаке пергамент, где было выведено слово «Нет» — ответ Эстеллы на новую мольбу о встрече, — Данте прижался к нему губами. Подняв глаза к небу, он заставил слёзы вкатиться обратно. Древние часы со скрипучим маятником пробили восемь — время мессы. От гостиницы до церкви было идти пешком минут десять. На Алмазе он бы доехал за две минуты, но привлекать внимание редкой красотой лошади Данте не хотел. Заперев дверь на ключ и сопровождаемый Янгус, он покинул «Маску» и бегом побежал по аллее.

      У храма Святой Аны народу собралось немерено. Данте успел к началу, но ни Эстеллы, ни её семьи не увидел. Он слился с толпой, незаметно положив на паперть красную розу, сорванную на городской клумбе. Прозвенел колокол. Прихожане ввалились в церковь, а Данте спрятался за цветущее дерево жакаранды, плюхнулся на землю и стал ждать.

-------------------------------
      Во дворце алькальда день начался с неожиданности. Приняв ванну с лепестками красной орхидеи и надев лазурное платье, Эстелла пол-утра стояла у зеркала, втыкая в причёску черепаховую пейнету [1]. Гребень не желал держаться вертикально, и она вся изозлилась, как вдруг дом разрезали крики. Бросив пейнету на туалетный столик, девушка рванула вниз.

      Ещё издали она услыхала голос Хорхелины. Едва успев вернуться из Палестины, та закатила истерику. Эстелла спустилась на пару ступенек и замерла. Ближе подходить не рискнула — от воплей дрожали потолок и стены.

      — Вы не можете так поступать со мной, Роксана! Вы должны принять меры! — голосила оранжевая, как морковь, Хорхелина.

      — Будьте любезны не орать на весь дом, — холодно отбрила Роксана. — Ведёте себя, как торговка на базаре. Не понимаю, что случилось ужасного?

      — Ах, вы не понимаете?! — причёска Хорхелины растрепалась, напоминая отцветший одуванчик. — Я, значит, приезжаю домой, счастливая, красивая, чувствую себя помолодевшей на пятьдесят лет, — Эстелла еле сдержала смешок. — Думаю, что мой дорогой муженёк меня ждёт, что он меня обнимет, поцелует. Я ведь так по нему скучала! Захожу в спальню и что я вижу? Мой муж, мой дорогой Эстебан целуется с горничной! В губы! С грязной прислугой! Променять меня, меня — богиню, на эту подстилку!!!

      — Может воды, сестрёнка? — предложил маячивший рядом Арсиеро.

      — Воды? Не надо мне вашей воды! — рыкнула Хорхелина. — Я требую, чтобы вы немедленно выгнали эту девку!!! Она должна уйти сию же секунду!!! — Хорхелина перешла на визг. — Или я за себя не отвечаю!!!

      — Пойду-ка я переговорю с Эстебаном, — безэмоционально сказал Арсиеро. — Хочу услышать внятное объяснение, а не вопли. Позвольте, дорогая сестра, — Арсиеро удалился в кабинет, прикрыв дверь.

      — Ты… ты… её выгонишь, поняла меня? — прохрипела Хорхелина Роксане в лицо. Та вздёрнула брови.

      — Не смейте мне тыкать — это раз! И два — не смейте мне указывать, что я должна делать в собственном доме. Вы тут не хозяйка, всего лишь гостья, так что ведите себя соответственно.

      — Я сестра Арсиеро! И если ты забыла, то я напомню, что именно мой брат спас твою семейку от банкротства! Скажи спасибо, что живёшь в этом доме, ведь твой бывший свёкр пустил всех по миру! Так что выгони горничную или пожалеешь!

      — Теперь я точно её не выгоню, — глаза Роксаны превратились в две узкие щёлки.

      — Тогда я скажу Арсиеро, что ты убийца!

      — ЧТО?

      — У меня есть не только уши и глаза, но и мозги, и я умею сложить одно с другим. Ты убила своего первого мужа, ослабив ему подпругу. Ты сделала это намеренно, чтобы остаться вдовой, а потом выйти замуж за моего брата. Его как раз собирались избрать в алькальды. Ты захотела стать графиней и первой дамой! Однажды я слышала твою беседу со старухой Бертой. Она, конечно, карга, но не дура. Она знает, где собака зарыта. Ты убила отца своих дочерей! Если ты не выгонишь горничную, я расскажу об этом всем.

      Эстелла закрыла ладонью рот, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Её мать убила отца… Быть не может!

      — Заткнись! Не смей нести эту чушь! — сжала зубы Роксана. — Ты со мной не справишься. Я раздавлю тебя как жука! Не смей меня шантажировать, мерзавка, я тебя не боюсь! — и Роксана пошла на Хорхелину грудью. Та попятилась, споткнулась о ковёр и упала. — Значит, ты считаешь меня убийцей? Прекрасно! Тогда я могу убить и тебя!

      Хорхелина сглотнула, отползая в угол, но Роксана наступила каблуком на подол её платья.

      — Я тебя убью! Уничтожу, размажу о стену! Ты не знаешь, с кем связалась. Всё, ты меня довела, милочка. Готовься, скоро тебя вынесут вперёд ногами, — пнув Хорхелину, Роксана отошла от неё. — И да, Либертад останется. Мне глубоко безразлична судьба этой служанки, но ты, дорогуша, совершила ошибку. В этом доме хозяйка я! И только я здесь командую, усекла?

      Хорхелина боязливо кивнула, глотая слёзы.

      — Вот и отлично! Значит, мы всё уладили. Иди к себе, дорогуша, и приведи себя в порядок, ты похожа на кухарку, — Роксана развернулась и ушла прочь.

      Не чувствуя ног, Эстелла еле добрела до комнаты. Плюхнулась на пол. Разум её не хотел воспринимать новую информацию. Хорхелина обвинила маму в убийстве папы. И мама не отрицала, а начала угрожать убить и Хорхелину. Мама — убийца… Этого не может быть… Мама, конечно, строгая, своенравная, но чтобы убить… Наверняка Хорхелина это специально выдумала. Но почему же мама не отпиралась?

      Несколько часов Эстелла рыдала и к завтраку не спустилась. Да и состоялся ли он? Внизу теперь скандал нешуточный. Мама заткнула Хорхелину, но Эстебану с Либертад явно досталось.

      Но голод дал о себе знать и, утерев слёзы, Эстелла отправилась в кухню. Никого там не застала — в доме царила тишина, словно все вымерли. Взяв яблоко, Эстелла сунула его в рот и вышла на улицу через чёрный ход.

      Ходила по городу она до сумерек, глазея на прохожих, вспоминая маму и Хорхелину, и плакала. Думала и о Данте. Был бы он рядом! Утешил, обнял бы, как в детстве. Её самый близкий друг… Последние дни Данте осаждал Эстеллу письмами, и нервы её были натянуты, как струны испанской гитары. Вчера она ответила лишь коротенькое «нет», хоть сердце разрывалось от тоски и страха. А теперь ещё и мама…

      Эстелла не заметила, как добрела до церкви. Месса давно закончилась, и дома её, верно, хватились. Но Эстелла не желала туда возвращаться. Она прошла впритык к храму и вдруг… остановилась. На паперти лежала красная роза. Девушка огляделась, убедилась, что вблизи нет людей, и ринулась к цветку. Кроваво-красный бутон благоухал так, что кружилась голова. К шипам была прицеплена записка с одним словом: «Пожалуйста». Эта робкая мольба окончательно выбила Эстеллу из колеи. В детстве они с Данте договорились оставлять на паперти розу в знак возможности или невозможности встретиться. Он ждёт её сейчас. И она пойдёт!

      И Эстелла бросилась вперёд. По дороге наткнулась на кусты с белыми розами. Сорвала цветок и помчалась дальше.

-------------------------
      Данте дождался окончания мессы, но Эстеллу так и не увидел. Роза осталась на паперти, а юноша побрёл прочь, пиная камушки. Возвращаться в «Маску» он не хотел, и ноги привели его в Нижний город, к реке — излюбленному местечку. Ощущая себя разбитым, больным, Данте сел на землю и уткнулся лицом в колени.

      Находился в такой позе он, пока шею не заломило. Тогда Данте закутался в пала, провёл ладонью по траве, и та осветилась пурпуром. Как давно он не использовал магию! Но зачем она ему? Что с ней, что без неё, он один на свете. Данте лёг на спину и уставился на звёзды, висящие низко над головой. Янгус примостилась на дерево, издавая гортанное бурчание. Мало-помалу юноша погрузился в дремоту, но вдруг почувствовал невесомое щекотание, будто на лицо села бабочка. Уловил приятный аромат. Распахнул глаза. Рядом сидела Эстелла и водила бутоном розы по его губам.

      Данте резко сел. Эстелла застенчиво улыбнулась, ответив на его горящий взгляд.

      — Эсте…

      — Привет. Не думала, что ты помнишь наш сигнал с розами.

      — Да… помню…

      — Тогда это тебе! — весело сказала Эстелла, протягивая Данте белую розу.

      Данте схватил цветок, зацепив руку Эстеллы, и покраснел. Пришла. Она пришла!

      А Эстелла не сводила с него глаз. И на душе стало так легко, так хорошо! Данте же боялся, что она сбежит, разочаруется в нём, как Каролина, Клементе и Гаспар. От воспоминаний в груди кольнуло. Данте схватился одной рукой за траву, второй прижимая к себе розу, и вперился в горизонт.

      — Что с тобой? — спросила Эстелла.

      — Ничего.

      — Ты же хотел со мной поговорить, столько записок написал, а сейчас молчишь.

      — Да…

      — Вот я пришла. Что ты хотел сказать?

      — Не знаю…

      — Данте, ты странный. И что ты делаешь тут ночью? Разве тебя не ждут дома? Ты же живёшь далеко отсюда.

      — Теперь я живу в Верхнем городе, в гостинице.

      — Почему? — искренне удивилась Эстелла.

      Данте закусил губы, но слёзы брызнули против воли.

      — Данте, — Эстелла погладила его по плечу, — у тебя что-то случилось?

      Он нервно кивнул.

      — Да… они… они… меня прогнали…

      — Кто?

      — Моя семья. Они сказали, что я им неродной… что взяли меня из жалости… и я ушёл, — пробормотал Данте.

      — Но ты говорил, что они хорошие люди.

      — Да, хорошие, только я им не нужен.

      Вынув кружевной платок, Эстелла аккуратно вытерла слёзы со щёк Данте. И он схватил её за руку.

      — Только не уходи, пожалуйста… Хоть ты не бросай меня…

      — Я не уйду, никуда не уйду, — Эстелла притянула к себе его голову.

      Мало-помалу Данте успокоился, тычась носом Эстелле в шею и вдыхая аромат вишни и красной орхидеи.

      — Почему ты не приходила?

      — Боялась.

      — Боялась? Меня?

      — Нет, себя… того, что чувствую.

      — А что ты чувствуешь? — выдохнул он одними губами.

      — Это сложно объяснить. Почему ты хочешь это знать?

      — Потому что я тоже это чувствую…

      Синие глаза, где смешались лёд и пламя, боль и нежность, сверкали в темноте. Взгляд Данте, изучив лицо Эстеллы, остановился на губах. И сердечко у девушки ёкнуло. Но сегодня она не испытывала страха или желания убежать. Разлука пошла на пользу.

      Данте приблизился, коснулся её щеки губами, легонько, совсем чуть-чуть. И отпрянул, ожидая брани, криков и оплеух. Но Эстелла не шелохнулась. Закрыв глаза и чуть приоткрыв рот, ждала она продолжения. Осмелев, Данте нежно поцеловал её в обе щеки, спустился на подбородок и снова отстранился, не веря, что Эстелла позволяет такие выходки.

      А она вся трепетала. Ну чего он медлит? Ясно же, что она не убежит. Вздохнув от нетерпения, Эстелла запустила пальцы Данте в волосы, давая понять, что хочет большего. И в мозгу у Данте что-то щёлкнуло, полетели красные птички. Прижав Эстеллу к себе, он накрыл губами её губы.

      Ласковые, страстные, такие желанные поцелуи были гораздо слаще любой смелой фантазии. Они продолжались долго, и Эстелла опьянела, превратилась в безвольную тряпичную куклу.

      Данте уловил это её состояние. Его Эстелла с ним, такая искренняя, милая. Сейчас он может сделать с ней что хочет. Но он не воспользуется моментом. Никогда не причинит ей боль, не обидит её. Никого не любит он так, как эту девочку, чьи робкие ласки несравнимы с ласками шлюх из «Фламинго». Пропади они все пропадом! Ему нужна только Эстелла. Он любит её с двенадцати лет!

      Почувствовав, что девушку знобит, Данте шепнул ей в рот:

      — Эсте, ты замёрзла?

      — Не знаю…

      Молча он закутал её в свой плащ. Долго они сидели в объятиях, прижимаясь щеками и губами другу к другу. И безграничное счастье окатывало с головы до ног, как морская волна.

      — Боже мой, что происходит? Весь мир перевернулся! Мы сошли с ума, — пролепетала Эстелла.

      — Мне так хорошо с тобой, Эсте!

      — И мне… такое ощущение, будто я пьяная. Я ничего не соображаю, — рассмеялась Эстелла.

      Утопая в тёплых объятиях и кутаясь в широкий плащ, Данте и Эстелла не заметили, как пролетело время. Отломив от белой и красной роз ножки, Данте закрепил бутоны у Эстеллы в волосах. Она смеялась, забыв обо всём. Прижималась к Данте, ощущая любимый с детства запах мяты, чувствуя, как бьются два сердца. Мир умер, остались они вдвоём.

      Но постепенно разум вернулся в затуманенную голову Данте. На небе светила луна — круглая, аппетитная, как поджаристый пирог. Сейчас не меньше одиннадцати часов, и Эстелле явно влетит за позднюю прогулку. Расставаться с девушкой Данте не хотел, но и понимал: это чревато.

      — Эсте, а как ты здесь оказалась? Я ждал тебя у церкви, когда положил розу, но так и не увидел.

      — Я не была на мессе.

      — А как ты нашла розу? Тебя не хватятся дома?

      — Хватятся. Думаю, уже хватились, но мне всё равно. Я не хочу возвращаться домой. Я сбежала оттуда утром и гуляла по улицам. Вечером пошла к церкви и увидела розу. И пришла сюда.

      — Ты одна бродила весь день по улицам? — встревожился Данте, гладя Эстеллу по растрёпанным волосам. — Как же так? Эсте, у тебя что-то случилось?

      — Угу…

      — Не расскажешь?

      — Конечно, расскажу, — она горько вздохнула. — Кому я ещё могу довериться, кроме тебя? Я… я услышала такое… Помнишь, в детстве я тебе говорила, что мой папа умер, упав с лошади?

      — Да.

      — Так вот, Хорхелина, сестра моего отчима, и бабушка считают, что это мама его убила, что она намеренно испортила ему седло.

      Данте молча сжимал пальцами плечи Эстеллы, пока она сбивчиво тараторила:

      — Я случайно это услышала. Хорхелина шантажировала маму, а та ей пригрозила смертью. Она не отрицала, понимаешь? Данте, мне страшно! Вдруг это правда? Я испугалась и убежала из дома. Они, наверное, меня ищут, но я не хочу туда идти. Я не знаю что думать, я за целый день столько надумала. Хорхелина способна и наврать, но она сказала, что бабушка тоже думает, что это мама… — Эстелла обняла Данте за талию. Как хорошо, что он есть и она может ему довериться. Она не одна.

      — Знаешь что, — ответил Данте через паузу, — я думаю, если бы твоя мама была виновата, она повела бы себя иначе. Раз она проигнорировала обвинения, то решила взять шантажистку на испуг. Человек, который виноват, так себя не ведёт. Она бы струсила, стала юлить, доказывая свою невиновность, и уступила бы шантажу. Я не знаю твою маму, но она вела себя, как невиновный человек. А если она блефовала, будучи виноватой, тогда она монстр. Но ведь монстр не воспитал бы такое чудо, как ты. А поговори с бабушкой! Вдруг ты всё неправильно поняла?

      — Да-а… — задумчиво протянула Эстелла, — ты прав. Как хорошо, что я тебе рассказала. Мне стало легче! Я поговорю с бабушкой и всё выясню. Только вот… я смертельно не хочу идти домой.

      — Ты устала?

      — Угу.

      — Бедная моя девочка… Ты, наверное, голодная?

      — Если честно, то да, — Эстелла покраснела, зарываясь лицом в грудь Данте. — Я даже не завтракала.

      — Вот что, пойдём-ка со мной. В гостинице, где я живу, есть отличный трактир. Там кормят очень вкусно. Мы поужинаем, ты согреешься, а потом я довезу тебя до дома.

      — Данте, ну я не знаю, — растерялась Эстелла. — Я и денег с собой не взяла.

      — Ты меня обидеть хочешь? — Данте сердито встряхнул головой. — За ужин платить буду я! Пойдём.

      Эстелла не стала спорить. Организм безотлагательно требовал сытной еды и тёплой постельки. Что её ждёт дома — неизвестно. Будет не лишним поужинать.

      Данте свистнул, подзывая Янгус. Слетев с дерева, птица уселась ему на плечо. Обнимая Эстеллу и кутая её в плащ, Данте повёл её к мосту. Эстелла едва перебирала ногами, так устала. Янгус же, ревниво булькая, тянула хозяина за волосы.

      Спустя четверть часа юноша и девушка уже сидели в трактире. Уютное заведение с камином и деревянной мебелью понравилось Эстелле. Да и столик они заказали в отдельном кабинете за перегородкой. На ужин были морепродукты. Эстелла лопала рыбу и мидии, слегка клюя носом. А у Данте аппетита не было — он не притронулся к еде. Опьянев от любви, только пялился на уплетающую за обе щёки Эстеллу.

      — Данте, что с тобой? Почему ты ничего не ешь? — удивилась она. — Всё так вкусно, с ума сойти!

      — Я не хочу.

      — Ты какой-то странный.

      — Вовсе нет. Просто мне нравится на тебя смотреть.

      Щёки Эстелла заалели.

      — Ну съешь хоть что-нибудь, а то я чувствую себя неловко.

      Чтобы сделать Эстелле приятно, Данте через силу проглотил мороженое, хотя сладкое не жаловал.

      — Мне пора, Данте, — грустно сказала Эстелла, когда с ужином было покончено. — Жутко не хочется, но надо домой.

      — Я довезу тебя на Алмазе. Ты устала, пешком не дойдёшь.

      — Угу.

      Положив на столик под салфетку несколько серебряных монет, Данте набросил на Эстеллу свой плащ. У выхода из кабинета он не удержался, прижал девушку спиной к стене и покрыл её поцелуями.

      — Данте, не надо, это слишком… слишком быстро, — пролепетала Эстелла, когда губы его спустились на её шею.

      — А зачем медлить? По-твоему это быстро? Мы знакомы с двенадцати лет!

      — Но мы были детьми.

      — Всё равно то была не дружба, мы просто не понимали, — Данте чуть потянул корсаж Эстеллы вниз, обнажая её плечи. Она трепетала, разрываясь между страхом и желанием. Боже, что она творит? Как стыдно! Совсем с ума сошла!

      — Данте, умоляю, остановись…

      — Тебе не нравится?

      — Мы зашли слишком далеко, перестань…

      Данте зарылся лицом в её волосы.

      — Что ты со мной делаешь, Эсте? Я тебя люблю, так люблю, — шепнул он.

      Счастье, невероятное, горячее, долгожданное разлилось по телу девушки. Данте её любит! Любит!

      В ответ расцеловав юношу в обе щёки, она шепнула:

      — И я… — и спрятала пылающее лицо на его груди.

      А Данте пронзали молнии желания и блаженства. Эстелла его любит! За эту робкую фразу он отдал бы всё, только бы услышать её вновь.

      — Мы ведь больше не расстанемся, правда? — он крепко прижал девушку к себе.

      — Ни за что!

      Покинув трактир, Данте вывел из конюшни Алмаза, и скоро влюблённые остановились у белоснежного дворца алькальда. Эстелла вернула плащ. Данте обратил внимание, что она изменилась в лице.

      — Что с тобой, Эсте?

      — Я боюсь возвращаться домой. Мама, наверное, меня разорвёт на кусочки.

      — Успокойся, пожалуйста, — обнял Данте дрожащую девушку. — Я бы так хотел помочь, но не знаю чем.

      — Ты уже мне помог, Данте. Теперь я знаю: у меня есть ты. Но умоляю, отпусти меня сейчас. Кто-нибудь может увидеть нас в окно, например, моя сестра. А она такая гадина! Данте, я должна идти.

      Он разомкнул объятия.

      — Когда мы увидимся?

      Эстелла чуть не разревелась.

      — Данте, не спрашивай об этом. Клянусь, я не знаю! Я оставлю розу на паперти.

      — Ты ведь запомнила, где я живу?

      — Угу.

      — Если разминёмся, передай мне записку или розу через хозяина «Маски». Его зовут сеньор Нестор. Он добрый человек. А я пришлю к тебе Янгус завтра вечером, чтобы узнать новости.

      — Да, хорошо. А теперь я пойду.

      Эстелла побежала к дому не оглядываясь. Закусив губы, Данте смотрел ей вслед. Если бы только он мог ей помочь, защитить от скандалов и печали, но тут и волшебство бессильно.

ПРИМЕЧАНИЯ:
----------------------------------------
[1] Пейнета — гребень, который носили женщины в Испании и странах Латинской Америки. Изготавливалась из слоновой кости или черепахового панциря. Размер исторической пейнеты — обязательная высота в 20 сантиметров. Цвет — чёрный или коричневый (для замужних женщин), белый или кремовый (для незамужних). Носили её строго по центру головы — никаких «налево», особенно для замужних, не допускалось даже в такой мелочи, как закалывание гребня. В Испании на пейнету прикалывали мантилью, а Латинской Америке, в частности в Аргентине, чаще их носили раздельно друг от друга и пейнетой просто украшали причёску.