V Шутка Отца Морей. 8. Спокойное время

       ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.

       Часть 5.
            ШУТКА ОТЦА МОРЕЙ.
       Глава 8.
            СПОКОЙНОЕ ВРЕМЯ.

    Мир полон контрастов, но что делать? Я уже видел такое: одновременно и горе, и радость, когда в одни и те же дни оплакивают погибших и торжествуют победу. Всё это вызывает противоречивые чувства, но такова жизнь.
   Город Врата Сна восстанавливался на глазах. Это город волшебников, и каковы бы они ни были, вернуть недавно разрушенным зданиям прежний вид им было под силу. Я хотел поинтересоваться у Златы, мастерицы в этом деле, что за заклинания для этого используются на Запретной Гавани, но вспомнил, что она меня недолюбливает.   
    Проанализировал свои чувства и понял, что я её вообще терпеть не могу. И не стал спрашивать.
   Долину у прОклятого замка привели в порядок, похоронили кости и расчистили дорогу через рощу. Проверили развалины на предмет запрещённых вещей и книг. Сам Милло присутствовал при этом. Тогда я понял, что он не шутил, когда говорил, что лично следит за тем, чтобы не было на Винэе людей, использующих Запретную магию.
   - Ты же, вроде, не можешь никого убивать, - напомнил я.
   - В этом случае я просто доношу куда следует, - холодно ответил Милло. – Выполняю свои обязанности. Пока я был заколдован, распустились тут некоторые без меня.
   - Караул! – испугался я. – Но как же Аарн? Вроде, вы подружились. Ты донесёшь на него?
   - Нет.
   - Нет?
   - Я же Покровитель. Я покровительствую Аарну. Он хороший. Не дам его в обиду, не бойся. Имею право.
   Ну, раз имеет, тогда всё отлично. 
   Таен быстро оправился. Очень быстро на мой взгляд. Он говорил, что прекрасно себя чувствует. И нет нужды валяться, если вокруг столько дел. Годы преодоления врождённых недугов сделали своё дело: он привык побеждать боль, слабость и неуклюжесть, и теперь, когда Таен впервые в жизни ощутил себя здоровым, ему всё было нипочём, всё легко. Он был переполнен благодарностью к Аринар и Милло, к Аарну, Лесику и ко мне тоже, и, вообще, ко всем нам, несмотря на то, что это он ведь у нас главный герой, и ему все должны быть благодарны. Я всё яснее видел в Познавшем Всё того светлого мальчика, фантазёра и сказочника, полного планов и идей, того Таена, которого мои дед и бабушка хотели взять в свой дом, которого я сейчас мог бы называть братом.
   - Не верю своему счастью. Не знаю, что мне делать теперь, когда всё так хорошо и не надо ни о чём беспокоиться. Не привык к такому, - признался он мне.
   - Мы тебя научим, - серьёзно пообещал я ему.
   Здесь, на Запретной Гавани, у Таена, на самом деле, нашлись занятия. Он навещал знакомых, писал письма и ездил в городок за холмом. Пока ещё не на двухколёсе. Потом ему в голову пришла идея попросить себе в собственность домик на сваях на любых условиях и даже за любую цену в рассрочку. Домик, двор и сад ему были отданы в дар за заслуги. Ему бы охотно отдали вообще всю Запретную Гавань, с территориальными водами, воздушным пространством и подземными недрами, исключая, разве, центральную часть. Таен смеялся и мечтал о возвращении в Някку и Поштойту.
   - Дом – это хорошо и надёжно, так сказано в разных трактатах. Должен ведь Канеке иметь место, где остановиться, когда приедет погостить в эти края, - объяснил Таен. Но было понятно, что теперь он и сам не прочь в будущем побывать здесь. Никаких обид не желал больше помнить этот удивительный человек, ни на кого не таил никакого зла. После свершившегося с ним чуда, он ждал от жизни только хорошего. Как в детстве. И я подумал: а как раньше ему удавалось это, мальчику, подслушавшему свой приговор? Потрясающей воли человек, этот Таен. Он, волнуясь, чуть растягивал слова, скорее, по привычке, чем по иной причине. Не слишком ловко владел правой рукой, как и предупреждал Милло, но это его ничуть не расстраивало. Ещё в детстве, яростно, безосновательно и безнадёжно утверждавший, он правша, наш друг теперь всё старался делать только ею. И имел основания надеяться, что тренировки помогут ему ничем не отличаться от всех прочих правшей. Аринар одобрительно кивала и улыбалась.
   Рыжую собаку, оказавшуюся представительницей какой-то местной знаменитой породы, Таен нарёк Псиной. На досуге он учил ее приносить палку, давать лапу, сидеть и лежать по команде. И ласково называл Псю. Канеке заходился восторгом и сообщал каждому встречному-поперечному:
   - У нас теперь есть собака! Настоящая собака! Поедет с нами в Някку.   
   Когда стало понятно, что Таен действительно поправляется, Эйсиль и Ная попросили отпустить с ними Канеке, Рики, Лалу, Тилле, Вилли и Рысика на несколько дней в гости в «Птичью рощу». Получив разрешение, дети благополучно отбыли вниз по Вилюйке. Отдых у хороших людей, в сельской местности пойдёт им на пользу после всех испытаний.
   Милло и Аринар всё ещё были с нами. Лёка и Боба удивлялись этому факту, а Петрик - нет. Он говорил, что Покровителям нравится быть в компании людей, хоть Милло ни за что не признается в этом. Они купили в порту билеты и тоже отправились вниз по Виляйке. А зачем? Кто их знает.
   Отправились они вместе с Лесиком Везликом, вдруг объявившим, что он возвращается домой, и Покровители помогут ему в этом. Вы помните: Глаз Моря, священные развалины, портал, благословение Покровителей… Значит, в Текр на Навине можно попасть тем же манером. У Лесика жена должна вот-вот родить, внуки в гостях, и много-много важных дел. Недосуг ждать, пока мы доберёмся до Някки. В общем, в эти дни мы попрощались с папой Аарна.
   Милло и Аринар вернулись вместе с флотом Запретной Гавани, с теми кораблями, что от стен Фиквы должны были прибыть во Врата Сна. Конечно, экипажи и пассажиры уже знали, что в гавани столицы они увидят флот стран Запределья. Покровители со смехом рассказывали, как произошла дружественная встреча. Моряки и волшебники делились впечатлениями. Особенно по поводу фейерверка: их коллега Аффр из Сароссе мастер устраивать огненные представления.   
   С возвращением во Врата Сна чернокрылых, начались некоторые сложности. Именно сейчас велись переговоры и составлялись бумаги. Петрик был весь в делах. Боба тем более. Кажется, я уже упоминал о том, что не все были довольны переменами. К моему большому удивлению, Бобе удавалось легко гасить конфликты, убеждать, улаживать и организовывать всё, что нужно. Я не очень вникал. У меня были дела поинтереснее. Точнее, одно дело – Ната. Было замечательно бродить вдвоём по прекрасным местам, болтать обо всём… Мы словно вернулись в беззаботную юность.
   Братья Корки были где угодно, только не с нами. За то время, что мы провели во Вратах Сна, они успели побывать в каких-то дремучих деревнях и даже на территории Покровителей. Всё в погоне за сказками и легендами. Оба были в экстазе и не реагировали ни на что, если это не начиналось со слов: «Жили-были в давние времена…» Аарн? О! Он везде был с Корками. Вы ведь помните, он такой же любитель старинных сказаний. Эти трое давно уже успели заразить своей страстью дядю Макса, капитана «Северянина», и он устроил себе отпуск, болтался повсюду с этой неразлучной троицей.
   Мадинка, сестра Кохи и Хрота, отчаянно завидовала братьям. Ей тоже хотелось в дремучие места и на территорию Покровителей. Но, поскольку она была королевной, ей некуда было деваться. Приходилось торчать во Вратах Сна и участвовать в переговорах.
   - Ничего, - утешал её Чудилка. – Мы приедем сюда как-нибудь потом. Тогда будем делать то, что нам хочется.
   Пока не вернулись волшебники, эти двое чувствовали себя свободно, тоже гуляли и отдыхали, поначалу даже составляли компанию увлечённым сказками родственникам, но потом взялись за дела.
   Понятно, что Стоян, государь Някки, и Леон, правитель Акети, были главными лицами на всех этих малоинтересных мероприятиях. Что я могу сказать? Меня, в отличие от Кануты даже, ни на какие переговоры не звали.
    Моё положение было непонятным. Король - батюшка вёл себя по отношению ко мне ровно. Мне даже не влетело за кувшин со снотворным отваром. Мне ничего не было сказано про то, что я слепым бродил один по Някке и позволил себя похитить, а Петрик был вынужден отправиться меня разыскивать. Канеке немного пожурили за то, что он замкнул акваторию, но его подвиг, когда он спас корабли, искупил всё. Но тут были хоть какие-то эмоции. По отношению ко мне – ничего такого.
   - Где сегодня были вы с Натой, Миче?
   - Всё нормально, Миче?
   - Как спал, Миче?
   - Что это там виднеется, ты не знаешь, Миче?
   - Забавные эти плакаты. Я набрал себе целую пачку на память. Не хочешь посмотреть, Миче?
   - Мы уходим по делам, не скучайте без нас. Ты ведь развлечёшь Нату, Миче?
    - Ты заметил, Миче, что здесь жило и живёт множество анчу? И теперь понятно, что Парубер и его люди не сгинули в море, а нашли здесь вторую родину. Красивый этот Стеклянный дом, правда, Миче?
   - Расскажи ещё раз, что ты знаешь о Пагах, Миче.
   - Неплохой климат здесь, ты не находишь, Миче?
   - Лучшие сувениры здесь – книжонки с прославлениями Моро. Возьму с собой, покажу жене. Посмеёмся вместе. А ты что повезёшь домой, Миче?
   - Магия впечатлила меня во время боя, Миче. Никогда не думал, что увижу нечто подобное. Может, я был не совсем прав, когда не слишком хорошо отзывался об этом искусстве. Но всё-таки, на нашем берегу не стоит злоупотреблять колдовством, как ты считаешь?
   - Канеке сказал, что постарается снять все чары с наших вод. Думаешь, Миче, ему это удастся?
   - Отличный денёк сегодня, Миче, не так ли? Жаль, твоя мама не видит этих красот.
   - Которая? – только и спросил я.
   - Право слово, не знаю. Обе, наверное, - пошутил король.
   Я не рискнул пошутить по поводу того, что у меня нынче в мамах и Вранна тоже, и она как раз знает все эти красоты наперечёт.
   Ничего не значащие фразы, незначительные поручения, повторяющиеся из раза в раз рассказы…
   Я не мог отделаться от ощущения, что ко мне относятся, как к окончательно спятившему и вызывающему жалость члену семьи. Лучше бы меня ругали, лучше бы мне досталось за все мои настоящие и выдуманные грехи.
   После того, как Милло пригласил наших сказочников на территорию Покровителей, стало совсем невыносимо. Близился отъезд домой. Переговоры подходили к концу, большинство бумаг было подписано. Грусть навалилась на меня, как перина, не давая нормально дышать.
   Боба сказал мне, что он с девушками своего племени отправляется в недра Цветной горы за их мужчинами. Я думал, речь идёт о путешествии на кораблях. Но нет. Аринар провела окрепших великанш известным ей проходом. Очевидно, тем самым, забытым, что ближе всех к Дэйте. Я немного растерялся от того, что всё совершилось так быстро, что Боба не попрощался, бросил тут Петрика с его переговорами и с не всегда довольными колдунами, не рассказал о своих дальнейших планах. Это сделал Лёка.
   - Они торопятся, потому что не понять, что успел предпринять Моро. Не навредил ли он великанам? Ты помнишь – Учитель выдал ему все тайны. К тому же, есть Остюк, ворюга проклятый. Кто знает, не отправился ли он прямиком в пещеры награбить себе ещё чего-нибудь. Боба считает, что мужчин стоит переправить на этот континент. Здесь для них спокойнее и климат целительный. Опять же, зимпура пурпурная.
   - Боба всё-таки хочет, чтобы все они жили здесь? Не в Вершинной Надцате? И, пока слабы и не способны сильно возражать, привыкли к здешнему образу жизни, – догадался я.
   - Это кажется наиболее разумным. Но решать, конечно, будут все вместе. Мы ещё успеем услышать об этом своими ушами. Они надеются вернуться до нашего отъезда.
    Это действительно случилось до нашего отъезда. На некоторое время слабых и нездоровых великанов приютили хозяева Золотых холмов. С ними оставались их жёны, а Боба с Варой вернулись к нам. Тут начались новые переговоры. О том, где могли бы жить их соплеменники, если решат остаться на этом берегу, и о том, что они всегда будут иметь право посетить свои родные места и разрушенные храмы в Някке, в Вершинной Надцате. О том, что ни на одном из континентов великаны не будут подвергаться опасности. Это было немного смешно, потому что какая такая опасность может ждать этаких верзил от маленьких людей вроде нас. На нашем и на этом берегу далеко не каждый человек волшебник, из соплеменников же Бобы – каждый. Это тоже было учтено при подписании бумаг. Чтобы обычные люди не пострадали от великанов. Возможно, не все они добряки вроде Бобы. Сам он был очень счастлив, что воссоединился со своей Варой, что встретился со своими друзьями, что всё для них хорошо складывается. Что он нежданно-негаданно нашёл потомков своих братьев.
   - И ещё, - шепнул он мне, - когда Вара окончательно окрепнет, и всё как-то устроится, можно будет подумать о ребёночке.
   Я посмотрел на любимую женщину Бобы. Она поправилась, похорошела, выглядела здоровой и, конечно, больше не ходила в ужасной белой хламиде, а надела красивое платье и бусы – это уж как положено. Спору нет, великанам разумней оставаться на этом континенте, где всё приспособлено для жизни таких, как они. И что уж там, будем откровенны: вряд ли возникнут споры из-за земель. Вершинная Надцата давно уже область Някки, и там живут другие люди. Одно дело приходить поклониться старым святыням и родным местам, а другое – претендовать на то, что нынче имеет других хозяев. Боба в очередной раз доказал, что он мудр и истинный лидер.
   - Кого вы встретили там, в Цветной горе? Остюка? Плора и Атту?
   - Остюка, - смеясь ответил Боба. – Бедняга, все его начинания заканчиваются ничем, одно везение, что телепортироваться умеет.
   А я подумал: вот жалость, все дорогие великаншам вещи остались в пещере Красной Розы. Их никак не добыть, а если и добыть, то пользоваться нельзя – вы ведь помните, что под холмами остался громострел, тот самый, который чернокрылые норовили использовать против Петрика, Бобы и Лёки. Я тревожно взглянул на нашего художника, занятого очередным этюдом, и завёл речи о том, что теперь ведь конец Золотым холмам, если, к примеру, корпус громострела будет чуть повреждён или он лежит на боку в то время, как обязан стоять на колёсах. Я начал было говорить о ручьях, протекающих по прекрасной долине, впадающих в озёра, в Вилюйку ли другие реки, о травах, которые поедают олени, а люди, тот же Торон Мухоклюйка, охотятся на оленей. На птиц, клюющих семена заражённых цветов. Я ужаснулся тому, что внуки Торона будут пробовать мёд, собранный с этих соцветий. И дышать отравленным воздухом.
   - Миче, - суетливо прервал меня Лёка, - а природа-то хороша! – и показал кисточкой на этюд.
   - Да, хороша, но теперь ей придёт конец. Два корабля с оружием, отправляемым в Някку, уничтожены, но то, что в пещере Красной Розы… И существует ещё завод. Как бы мы ни старались… 
   - Теперь это дела заморышей, правда, Миче? Они всё решат, всё сделают, всё уничтожат сами, теперь это не наши дела, тем более, что погода у них, в основном неплохая, климат чудесный, - жалобно проговорил Малёк и вытер вспотевший лоб.
   Я взглянул дико, не понимая, что это Лёку каждый раз так перекашивает, едва речь заходит о громостреле.
   - Это так, - осторожно продолжил я, - но может найтись человек… Или люди… Скажем, те же Атта и Плор… И мы уже говорили об этом… Малёчек, не заболел ли ты? Бледный какой-то. Нельзя столько торчать у мольберта.
   - Милло! – громко позвал Лёка Мале, и в его голосе отчётливо слышалась паника. Он пожаловался выскочившему из избушки на сваях Покровителю: - Вот именно, что мы уже говорили об этом. Сколько можно? Лучше поболтать, например, о погоде, верно?
   - Пойдём, Миче, - вздохнул Милло и потянул меня прочь от Лёки и его мольберта. – Не трогай ты этих творческих чудиков. Этих художников. Ну их. Вот скажи мне: что ты думаешь о сохранности пейзажей в музеях? Нужен особый климат, не так ли?
   До меня стало доходить: да у них же сговор. У этих троих: у Лёки, Аринар и Милло. Как только речь заходит о громостреле и, главное, о его уничтожении, так они стараются отвлечь меня, переключить моё внимание на что-то другое. Да, так. И их переклинило на погоде с пейзажами. Не сразу можно найти тему для нового разговора. Но могли бы всё-таки проявить оригинальность, что-то придумать на досуге. То, что они в панике хватаются за первое, что пришло в голову, говорит… О чём говорит?
   А Лёка, помнится, в растрёпанных чувствах болтался по стране, совершенно один посещал храмы и расписывал в них колонны, и имел при этом в кармане перстень Шутка Отца Морей. И нёс какую-то ахинею, когда передавал его мне, пользуясь моментом, когда не слышат родственники, занятые спором Красавчика с Мадинкой и Петриком. А потом радостно и фальшиво сообщил им, что, дескать, объяснил Миче всё, что должен был. Заморочил мне голову рассказами, как славно будет защищать меня сохранённый Канутой артефакт, а между тем что-то я не понял, почему бабушка Ольга хвалила меня за отвагу, смотрела с восторгом и гордостью и едва ли не кланялась. Бабушка Ольга! А кузены, кузины и прочие причастные ко всему, тарахтели и проявляли невозможную болтливость и глупость. Не для того ли, чтобы скрыть смущение и неловкость? И быстро разошлись в тот вечер. А потом, бывало, что избегали меня или как будто не знали, как себя вести со мной… Дядя Ник Анык, изобретатель, имел беседу с Лёкой по поводу Шутки Отца Морей, а тот был расстроен и сердился… И таскал с собой в том же кармане томик моих стихов. И почему, когда из Дырчи дошли вести, кому предназначен перстень, жители Верпты… 
   - Миче! – повысил голос Милло и ухватил меня за плечо. – Ты о чём думаешь?
   - Думаю я о сохранности Лёки Мале в условиях вечной мерзлоты.
   - Чего? – моргнул воспитанник родителей Радо.
   - Это я об искусстве. О прекрасном и вечном в природе, - туманно пояснил я. И отметил про себя, что Милло, побывавший в низовьях Вилюйки, вдали от территории Покровителей, выглядит на редкость хреново, просто как после семисотлетнего сна, и всё время почёсывается при этом.

   *
   Торон Мухоклюйка встретился со своей семьёй и теперь договаривался о покупке пасеки недалеко от «Птичьей рощи». Он действительно хотел полностью переменить свой образ жизни, что очень радовало его жену и дочек. Его учеников называли надеждой магии Запретной Гавани. Пока они по молодости лет весело балбесничали, отмечая возвращение, но уже им были сделаны предложения из разных учреждений, и они знай себе, выбирали, куда лучше устроиться.
   Типографии печатали те рассказы Гапа Секретуса, которые до сих пор люди переписывали от руки. Прочитав первый тоненький сборник, дядя Иванко сказал:
   - Узнаю Таена из Поштойты. Только ему в голову такое может прийти. Кстати, Миче, ты обещал написать что-нибудь о пиратах, ядовитых светильниках и о путешествии на «Комарике». Как оно? Подвигается?
   - Нет. Тише, пожалуйста, - нервно зашептал я, оглядываясь на папу и надеясь, что дядя Иванко не заметил, что я соврал.
   Я думал, нашему королю не понравятся некоторые смелые высказывания Гапа Секретуса. Но нет. Он весело смеялся, вытирая слёзы, и называл Таена остроумным. Я подумал: почему он справедлив и лоялен ко всем, кроме своих сыновей? Что происходит? Отчего в моей жизни, благодаря собственной семье, всё поставлено с ног на голову?   
   В южных областях выкапывали из земли и из-под старого хлама вещи цветные и весёлые, покупали яркие наряды, вешали разноцветные шторы. Теперь все вокруг могли хохотать, веселиться, острить, шуметь совершенно открыто. Детский смех радовал людей: всё, больше никаких налогов. Лагеря для неудачников распускали – насильно оторванных от семей мальчиков и девочек возвращали домой. Разбирались с неправедными судьями. Часто случались и крайне печальные истории. Например, родные родители требовали возвращения им их детей, отданных в приёмные семьи. А те, попавшие туда малышами, и знавшие лишь одну маму и одного папу, понятное дело, воспринимали это, как страшную трагедию. И людям, воспитавшим их, было несладко. Каждый случай требовал тщательного изучения и особого подхода. И далеко не всегда дело решалось в пользу родной семьи, и мне казалось, что это правильно. Как-то само собой вышло, что этим занялись Вранна с Олеттом. Им предстояло этим заниматься и дальше. Таена радовало, что они загружены работой по самые уши: это должно было скрасить разлуку с воспитанником, которого они привыкли считать сыном. Нет, они не ехали с ним, полные ответственности перед своей страной. Но в будущем они навестят его и нас непременно.
   Иногда Олетт или Вранна, сделав страшные глаза, вызывали нас с Натой в сад, откуда мы, оглядываясь и спеша, шли помогать им. Помощь наша была несущественной: ведь нужно было во всё как следует вникать, а для этого следовало планировать остаться надолго, но, вроде, и мы приносили какую-то пользу. Олетт и Вранна привели в Стеклянный дом ещё двух гостей: родителей Рысика. То-то было радости! После нашего отъезда они собирались отправиться за младшим сыном, которого, хвала Эе, никто не успел взять в свой дом. Затем воссоединившаяся семья поедет в родной город Агишу на востоке, к новой, хорошей жизни. Стекольный завод должен был быть возвращён отцу Рысика в ближайшее время.
   Иногда Петрик звал меня из-под лестницы неузнаваемым шёпотом. Это значило, что я должен был идти с ним и помогать ему. Понимаете ли, мало ему Мадинки. Или ему хотелось, чтобы наши две пары, а ещё Леон с Канутой и Лёка отправились к каким-нибудь важным лицам на ужин. Часто мы встречались там с папой Стояном. Тогда приходилось лицемерно демонстрировать непринуждённые родственные отношения. Если же не встречались, были у нас и музыка, и танцы, и весёлое распевание позорных песен не совсем трезвыми голосами. Вы помните, эти песни, по большей части, как раз о нас.
   Добыв нам инструменты, хозяева и другие люди, просили Петрика исполнить ту музыку, которую они слышали во время большого тарарама. Ту, что как бы уравновесила и привела в порядок потревоженные силы устройства мира. Удивляло разнообразие пожеланий.
   - Пожалуйста, тот весёлый танец, - говорили Чудилке, вручая скрипку.
   - Ту спокойную, плавную мелодию.
   - Тот бодрый, боевой марш.
   - Ту колыбельную, просим.
   - Эту деревенскую, народную мелодию.
   - Эту изящную музыку для тех, кто понимает.
   - Это из моего детства песня.
   - Что вы! Эта музыка написана две недели назад. Мной лично. Я её ещё только жене играл.
   - Это о море.
   - О полях.
   - О любви.
   - О победе.
   - Об отдыхе.
   - О борьбе и разных достижениях.
   - Это колыбельная, говорю вам!
   - Ничего не понимаю, - вздыхал Петрик, задумчиво уставясь на скрипку. – Ладно, начнём, пожалуй, с чего-нибудь.
   Под конец вечера все радостно голосили песню про Чудилку с припевом: «Тарарам, тарарам, не ходите больше к нам!» Эти глубокомысленные слова приводят в умиление, правда?
   Петрика спросили, не желает ли он какой награды за заслуги в борьбе с тарарамом.
   - Да, - сказал он, - желаю. Я желаю, чтобы ваша главная река звалась Виляйкой. И прекратились все споры на этот счёт.
   - Это нарушает традиции, - возмутился Боба. – Река должна зваться Аринари, как город в низовьях.
   - Не ожидал такого от тебя, - обиделся Лёка. – Река должна зваться Вилюйкой. Так красивей.
   - Будет Виляйкой. Названия давал Отец Морей, когда ещё никакого города не стояло. Пожалуйста, можете в третий раз переименовать город, - отрезал Петрик. Он «включил королевича», и попробуй-ка возрази.
   Зато так был решён самый яростный на Мидар спор и прекратились демонстрации. А также драки – на улицах, на заседаниях правительства и на территории Покровителей даже. Против победителя тарарама идти было нельзя, и, кстати, он ведь тоже потомок Отца Морей.
   Королевич и королевна Някки завоевали сердца обитателей Запретной Гавани. Не меньшей любовью пользовались и Боба с Варой. Леона и Кануту особенно чествовали представители племени Отца Морей. Орумо и Нодо защищали их интересы. Эти двое немного заискивали передо мной, но с другими членами компании держались с достоинством.
   Петрик, подобно мне, пребывал в недоумении. Отец вёл себя с ним также ровно, как со мной, но Чудилка больше не имел к нему доверия, ждал подвоха. Как и я.
   - Возможно, мы ошибаемся?
   - Было бы хорошо ошибиться.
   - Я бы не рассчитывал.
   - Да уж. Это точно.
   Я вконец извёлся от неизвестности. И отправился искать Лёкиного папу… Я рассказывал, чем занимался в эти дни наш Лёка? Думаю, вы и сами догадались. Он оголтело писал картины, делал наброски и зарисовки, сбегал от нас со словами: «Отстаньте, из-за вас я пропущу нужное освещение!», - и всё. Больше его ничего не интересовало вплоть до наступления темноты. Тогда он составлял нам компанию, если не падал с ног, устав от стояния за мольбертом. Я видел нечто незнакомое в его манере письма, нечто сказочное и волшебное, если можно так выразиться. Наверное, это начался новый период в творчестве Лёки Мале.
   Так значит, я нашёл его папу.
   - Дядя Иванко, - обратился я к нему, подкараулив одного в пустой аллее, – вы всегда очень хорошо ко мне относились. Что происходит? Что ждёт нас с Петриком? Можете вы ответить?
   - Видишь ли, Миче, - ответил он мне, - Стоян ради старой дружбы попросил меня не поднимать эту тему. Мне кажется, он немного растерян без своей Стаси, они ведь всегда во всём вместе. А может, ему хочется всё спокойно обдумать, иметь для этого время. Я не могу ответить на твой вопрос. Но ты ведь предсказатель. Что говорят гадательные прибамбасы?
   - Говорят они, что всё очень плохо, дядя Иванко. Говорят о разлуке. О большом разочаровании. О печали. О том, что те, кому я ещё хочу верить, этого не заслуживают. От них мне приходится ждать удара.
   - Я даже не спрашиваю тебя, мальчик, кто это. Но я на твоей стороне, ты ведь знаешь. Просто старая дружба не забывается, и, если мне предложено небольшое затишье, пусть оно будет. Ты ведь простишь меня?
   - Я не хочу, чтобы из-за меня были скандалы и ссоры. Не хочу, чтобы рушилась ваша дружба.
   - Но ты, Миче, торчишь здесь вместо того, чтобы навестить друзей в том имении или отправиться вместе с Корками и Аарном в экспедицию. Чего ради? Создаётся впечатление, что ты овца. Такая покорная овечка, которая тихо ждёт, когда её прирежут.
   Пришлось возразить:
   - Я собака. Такая дружелюбная, любвеобильная, преданная собака, которая надеется, что её погладят. Привычка к подчинению. Тёмная сторона души.
   Я боялся, что станут заметны слёзы, подступившие к глазам, поэтому быстро зашагал прочь.
   Но вернулся.
   Дядя Иванко знает о Шутке Отца Морей. Я стал расспрашивать его, а он, как я и ожидал, удивился:
   - Разве Лёка тебе не сказал?
   - О чём?
   - Эх, - притворно-радостно воскликнул Лёкин папа, - благодать-то какая! Погода – лучше не надо!
   - Дядя Иванко!
   - Что, мой мальчик? – голос его дрогнул.
   - Пожалуйста, будьте честным.
   - Нет, Миче, не буду, раз Лёка не посчитал нужным… Я тоже не буду.
   Теперь уже он развернулся и быстро ушёл от меня.
   Вот так.
   Мне стало страшно.
   На пару минут.
   Помните: жители Верпты шептались и едва ли не оплакивали меня всвязи с Шуткой Отца Морей…
   Но погода и впрямь была восхитительной, пейзаж красив, а карты говорили о будущем ударе со стороны тех, кому хотелось бы верить. Значит, будущее какое-то есть у меня? Значит, мои друзья от чего-то меня уберегли?
   От чего-то, связанного с громострелом.

   *
   Действительно, чего ради я здесь торчу, словно привязанный к дому на сваях? Хотелось бы мне посмотреть на Золотые холмы и другие места, а я ни шагу не делаю за пределы окрестностей Врат Сна. Жду решения. Зачем?
   Ради Петрика, ответил я себе. Ему тоже очень нелегко.
   Погостив несколько дней в «Птичьей роще», вернулись дети. Мы, молодёжь, встречали их на пристани, и ради такого дела Лёка оторвался от мольберта, правда, водил карандашом по листу в блокноте, пока речное пассажирское судёнышко двигалось к нам. Мы с Петриком страшно жалели, что у нас нет с собой фотоаппаратов. Их тут ни за какие деньги невозможно достать. Как у нас двухколёсов. Ребята махали руками и что-то кричали издалека. С ними приехали Стана и Любушка с дочками. Наблюдая встречу Орумо с женой, я прямо диву давался в очередной раз: что такая прекрасная, пылкая женщина нашла в этом деловом хмыре? За что она его любит?
  - Ох, Миче, - смеялась Ната. – Все женщины, которых зовут как твоих двоюродных сестёр, кажутся тебе замечательными.
   - Наверное, ты права. Немножко кажутся.
   - Главное, чтобы ему не казались замечательными все женщины с именем Ната, - съязвила Мадина Корк.
   Это она зря. Моя Ната для меня лучше всех других женщин с какими бы там ни было именами. Я так и сказал.

   *
   Когда дети уезжали, мы не брали с Рики слова не сообщать Лале о том, что она и Таен брат и сестра. Наверное, надеялись, что он скажет, и Лала как-то привыкнет уже к этому. Но нет. Рики ответил, что без разрешения ни за что бы не осмелился проявить самостоятельность в этом вопросе. Перед закатом закончились галдёж, суета и обмен впечатлениями, и дети принялись думать, чем бы заняться вечером, а Таен как раз вошёл в дом из сада и принёс большую корзину фруктов. Чудилка поступил так, как часто поступают в таких случаях мужчины: доверил решение важного семейного вопроса жене. Вы сами разве поступаете не так?
   - Кисонька, - приступила Мадинка, - тут, видишь ли, пришло время по-настоящему познакомить тебя с Таеном.
   Он поставил корзину и отступил в дверной проём:
   - Нет… Но… Право не знаю, время ли… - невразумительно залопотал он.
   - Таен? А что Таен? Мы с ним уже знакомы, - засмеялась Лала.
   - Он хороший человек.
   Таен попятился ещё дальше.
   - Согласна. Хороший.
   - Он твой брат, - закончила Мадинка. И добавила, чтобы сомнений не осталось: - Родной. У вас одна мать и один отец. Фамилия Таена – Паг. Ты разве не слышала того, что все говорят?
   - Э-э-э… - произнесла Лала. – Его фамилия Секретус. Или нет. Секретик. Ну да. А что говорят? Я не слышала. Не знаю. С чего вы взяли? Ерунда какая-то.
   - Я говорил, что не надо, - проворчал Таен из коридора.
   Я всё понял. Девочке невозможно было не услышать в этих местах фамилию Паг. Её поизносили на каждом углу. Петрик, оберегая воспитанницу, заботясь, чтобы раньше времени, во всех этих передрягах, она не услышала и не поняла неправильно, воспользовался Отрицанием Имени. Он всегда им пользуется, хотя это и не очень хорошо с точки зрения морали.
   - Чудилище!! – зверски сказал я и сделал страшное лицо.
   Он протянул руку к золотому колоску, что Лала всегда носит на шее, раскрыл его, как книжицу, провёл пальцами по тонкому узору настройки внутри и закрыл. И ничего мне не ответил. Отрицание Имени больше не действовало на девочку. Глаза её стали круглыми и удивлёнными, она отшатнулась к окну и судорожно сжала золотой колосок.
   - Но вы говорили… Нет. Я думала, что это маленькие дети! Другие дети моих родителей. Те, про которых говорили все ваши гадания!
   - Лала…
   - Подождите, я всё поняла. Я вспомнила, что слышала. Ладно. Я знала, что они плохие люди, мои родители. Но Таен! Какой же он ребёнок?
   - Таен родился у очень и очень молодых людей. Твоя мать сама ещё была девочкой. На год или два постарше тебя.
   Подал голос наш с Петриком папа:
   - Лала, в чём дело? Тебе не нравится Таен?
   - Нравится, не нравится! Какая разница, если вы говорите, что он всё равно мой брат? - Лала уже не выглядела растерянной, а как раз наоборот: воинственной и сердитой. – Вот слушайте. Никакой Таен ни при чём. У меня уже есть брат. Старший и самый лучший. Так-то.
   Сказав это, Лала подошла к Петрику и, взяв его за руку, заглянула в глаза.
   Что-то не понравилось мне в этой сцене. Может, взгляд нашего с Петриком отца? Он не особо жалует приблудных родственников. Родную племянницу Марику, например, отказался признать наотрез. Лалу он, конечно, полюбил всей душой, заботится о ней, но вот она претендует не на скромное место воспитанницы, а на нечто большее… Да ещё Таен впридачу… От них не отвертеться: о том, что Паги родичи Охти и Корков все знают. Рысик заходился восторгом встретив родню: Кохи, Мадинку и Хрота, но он  мальчик из семьи Корков, потомок Длинного Когтя, родного их дядшки. Рысика сейчас называет сыном другой человек. С Пагами всё сложнее. Я зажмурил глаза. Очень замучили меня эти семейные дела.
   - Так что же тебе мешает иметь двух старших братьев?– хмыкнул Эйсиль. – Я бы радовался.
   - А вообще, да, - дошло до Лалы. – Ну да. Почему бы нет? На самом деле, трёх, включая Миче. Ой, чёрт возьми! Я дико рада!
  Со счастливым визгом девчоночка устремилась в коридор, и там повисла на шее у Таена.
  - Мне же повезло, как никому просто! – пищала она на всю округу.
   Мы обменялись с Петриком, Аарном и Лёкой понимающими взглядами. Нам ещё припомнят это Лалино счастье.
   О её и Таена родителях, сбежавших неизвестно куда Плоре и Атте Паг, никто не хотел вспоминать и думать. Хотя, если бы они попались, их с восторгом упекли бы за решётку.

ПРОДОЛЖЕНИЕ:  http://www.proza.ru/2015/09/29/1375


Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".